Страница:
— Тише! Не так громко! Рыжий, вон там, это комиссар Дельвинь. Если уж он побеспокоился, то…
— Которая Адель? Толстая блондинка?
— Она еще не пришла!
Она как раз входила. Ее появление произвело сенсацию. На ней было широкое черное атласное манто на белой шелковой подкладке. Она прошла несколько шагов, остановилась, посмотрела вокруг, потом с небрежным видом направилась к оркестру, протянула руку хозяину.
Вспышка магния. Какой-то фотограф сделал снимок для своей газеты, и Адель пожала плечами, как будто такая популярность была ей безразлична.
— Пять портвейна, пять!
Виктор и Жозеф едва успевали подавать. Они с трудом проскальзывали между столиками.
Можно было подумать, что это праздник, но такой праздник, куда каждый пришел, чтобы посмотреть на Других.
На танцевальной площадке двигались одни лишь профессиональные танцоры.
— Тут нет ничего особенного, — говорила женщина, которую муж впервые привел в кабаре. — Не вижу здесь ничего предосудительного.
Женаро подошел к полицейским.
— Извините, господа. Я хотел спросить у вас совета.
Нужно ли, как обычно, давать эстрадные номера?.. Сейчас Адель должна была бы танцевать…
Комиссар пожал плечами, глядя в сторону.
— Я спрашиваю вас потому, что, может быть, вы не хотели бы…
Адель стояла в баре, окруженная расспрашивавшими ее журналистами.
— Итак, Дельфос украл содержимое вашей сумки. Он давно уже стал вашим любовником?
— Он даже не был моим любовником!
Видно было, что она немного смущена. Ей приходилось делать усилие, чтобы выдержать все эти устремленные на нее вопрошающие взгляды.
— Вы пили шампанское с Графопулосом. Что это, по-вашему, за человек?
— Шикарный тип! Но позвольте мне…
Она пошла в гардероб, чтобы снять манто, немного погодя подошла к Женаро:
— Мне танцевать?
Он сам не знал. Он смотрел на всю эту толпу с какой-то тревогой, словно боялся, что она захлестнет его.
— Интересно, чего они ждут?
Она закурила сигарету, облокотилась о прилавок бара, глядя вдаль и не отвечая на вопросы, которые репортеры продолжали ей задавать.
Какая-то толстая кумушка громко говорила:
— Смешно платить десять франков за стакан лимонада! Тут даже и посмотреть не на что!
Здесь было на что посмотреть, но только для тех, кто знал участников драмы. В какой-то момент швейцар в красной ливрее приподнял портьеру, и за ней показался человек лет пятидесяти, с серебристыми усами, который удивился, увидев столько народа.
Он чуть не попятился. Но его взгляд встретился со взглядом какого-то журналиста; тот узнал его и толкнул локтем своего соседа. Тогда этот человек вошел с развязным видом, стряхивая пепел с сигареты.
Он хорошо выглядел. Был одет с заметной элегантностью. Чувствовалось, что он привык жить хорошо, а также проводить ночи в кабаре и ресторанах.
Он прошел прямо к бару и обратился к Женаро:
— Вы хозяин этого кабачка?
— Да, месье.
— Я месье Дельфос! Я слышал, что мой сын вам должен?
— Виктор!
Виктор подбежал.
— Это отец месье Рене; он спрашивает, сколько тебе должен его сын.
— Подождите, я посмотрю в записной книжке…
Только месье Рене или месье Рене и его друг?.. Гм…
Сто пятьдесят и семьдесят пять… И десять, и вчера сто двадцать…
Месье Дельфос подал ему тысячу франков и сухо сказал:
— Берите все!
— Спасибо, месье! Большое спасибо! Вы не хотите чего-нибудь выпить?
Но месье Дельфос направился к выходу, ни на кого не глядя, прошел мимо комиссара, с которым не был знаком. В тот момент, когда он проходил за портьеру, он чуть не столкнулся с новым посетителем кабаре, не обратив на него внимания, и сел в свою машину.
Однако же именно в тот момент готовилось главное событие этого вечера. Вошедший был высокий, широкоплечий человек, с полным лицом, спокойными глазами.
Адель первая увидела его, может быть, потому, что все время смотрела на дверь. Она вытаращила глаза и, казалось, совсем растерялась.
Вновь пришедший направился прямо к ней, подал ей толстую руку.
— Как вы себя чувствуете с прошлого вечера?
Она попыталась улыбнуться.
— Спасибо! А вы?
Журналисты шептались, глядя на него.
— Как хочешь, а это он!
— Он не пришел бы сюда сегодня!
Словно бросая им вызов, человек вытащил из кармана пачку обыкновенного табака и начал набивать трубку.
— Кружку пива! — бросил он Виктору, проходившему с нагруженным подносом на вытянутой руке.
Виктор кивнул головой и продолжал путь. Проходя мимо двух полицейских, он быстро шепнул им:
— Это он!
Как распространилась эта новость? Во всяком случае, через минуту все взгляды были направлены на широкоплечего мужчину. Его бедро опиралось на высокий табурет бара, другая нога висела. Он пил мелкими глотками английское пиво, глядя на публику сквозь запотевшее стекло.
Женаро пришлось три раза щелкнуть пальцами, чтобы заставить джаз сыграть новую пьесу. И даже профессиональный танцор, который вел свою даму по натертому паркету, не сводил глаз с этого человека.
Комиссар Дельвинь и инспектор знаками переговаривались друг с другом. Журналисты наблюдали за ними.
— Пошли?
Оба они встали и не спеша направились к бару.
Комиссар с рыжими усами облокотился перед широкоплечим. Жерар встал сзади, готовый схватить его.
Музыка продолжалась. И несмотря на это, у всех возникло впечатление, что воцарилась необыкновенная тишина.
— Простите! Вы остановились в отеле «Модерн»?
Широкоплечий бросил на говорившего тяжелый взгляд.
— А в чем дело?
— По-моему, вы забыли заполнить формуляр.
Адель стояла в двух шагах от них, не сводя глаз с незнакомца. Женаро откупоривал бутылку шампанского.
— Если вы ничего не имеете против, я хотел бы, чтобы вы пришли заполнить его ко мне в кабинет. Тише!
Не нужно скандала…
Комиссар Дельвинь вглядывался в черты своего коллеги и напрасно старался понять, отчего они производили на него такое впечатление.
— Вы следуете за мной?
— Минутку…
Он поднес руку к карману. Инспектор Жирар подумал, что он хочет вытащить свой револьвер, и допустил неловкость: вытащил свой.
Некоторые клиенты встали с мест. Какая-то женщина в ужасе вскрикнула. Но широкоплечий хотел только вынуть мелочь, которую он положил на прилавок со словами:
— Следую за вами!
Все заметили, как они выходили. Вид револьвера испугал клиентов, иначе они, конечно, подойдя ближе, встали бы в два ряда с обеих сторон выходивших. Комиссар шел впереди. Затем широкоплечий. И наконец, Жирар, весь красный оттого, что допустил неловкий жест.
Какой-то фотограф сделал снимок: сверкнула вспышка магния. У дверей ждала машина.
— Садитесь, пожалуйста…
До полиции было всего три минуты пути. Дежурные инспекторы играли в пикет и пили пиво, заказанное в соседнем кафе.
Широкоплечий вошел как к себе домой, снял мягкую шляпу, зажег большую трубку, подходящую к его располневшему лицу.
— У вас есть документы?
Дельвинь нервничал. Что-то в этом деле ему не нравилось, но он не знал, что именно.
— Никаких документов!
— Где вы оставили свой чемодан, когда уехали из отеля «Модерн»?
Комиссар бросил острый взгляд на своего собеседника; он смутился, потому что у него создалось впечатление, что тот забавляется, как ребенок.
— Сам не знаю!
— Ваши фамилия, имя, профессия, адрес…
— Это ваш кабинет, вон там, рядом?
Там была дверь, ведущая в маленький пустой и неосвещенный кабинет.
— А в чем дело?
— Пойдемте!
Широкоплечий мужчина вошел первым, повернул выключатель и закрыл за ними дверь.
— Комиссар Мегрэ из парижской уголовной полиции, — сказал он, выпуская мелкие клубы дыма. — Ну, дорогой коллега, кажется, сегодня мы хорошо поработали. И у вас прекрасная трубка!..
Глава 7
Глава 8
— Которая Адель? Толстая блондинка?
— Она еще не пришла!
Она как раз входила. Ее появление произвело сенсацию. На ней было широкое черное атласное манто на белой шелковой подкладке. Она прошла несколько шагов, остановилась, посмотрела вокруг, потом с небрежным видом направилась к оркестру, протянула руку хозяину.
Вспышка магния. Какой-то фотограф сделал снимок для своей газеты, и Адель пожала плечами, как будто такая популярность была ей безразлична.
— Пять портвейна, пять!
Виктор и Жозеф едва успевали подавать. Они с трудом проскальзывали между столиками.
Можно было подумать, что это праздник, но такой праздник, куда каждый пришел, чтобы посмотреть на Других.
На танцевальной площадке двигались одни лишь профессиональные танцоры.
— Тут нет ничего особенного, — говорила женщина, которую муж впервые привел в кабаре. — Не вижу здесь ничего предосудительного.
Женаро подошел к полицейским.
— Извините, господа. Я хотел спросить у вас совета.
Нужно ли, как обычно, давать эстрадные номера?.. Сейчас Адель должна была бы танцевать…
Комиссар пожал плечами, глядя в сторону.
— Я спрашиваю вас потому, что, может быть, вы не хотели бы…
Адель стояла в баре, окруженная расспрашивавшими ее журналистами.
— Итак, Дельфос украл содержимое вашей сумки. Он давно уже стал вашим любовником?
— Он даже не был моим любовником!
Видно было, что она немного смущена. Ей приходилось делать усилие, чтобы выдержать все эти устремленные на нее вопрошающие взгляды.
— Вы пили шампанское с Графопулосом. Что это, по-вашему, за человек?
— Шикарный тип! Но позвольте мне…
Она пошла в гардероб, чтобы снять манто, немного погодя подошла к Женаро:
— Мне танцевать?
Он сам не знал. Он смотрел на всю эту толпу с какой-то тревогой, словно боялся, что она захлестнет его.
— Интересно, чего они ждут?
Она закурила сигарету, облокотилась о прилавок бара, глядя вдаль и не отвечая на вопросы, которые репортеры продолжали ей задавать.
Какая-то толстая кумушка громко говорила:
— Смешно платить десять франков за стакан лимонада! Тут даже и посмотреть не на что!
Здесь было на что посмотреть, но только для тех, кто знал участников драмы. В какой-то момент швейцар в красной ливрее приподнял портьеру, и за ней показался человек лет пятидесяти, с серебристыми усами, который удивился, увидев столько народа.
Он чуть не попятился. Но его взгляд встретился со взглядом какого-то журналиста; тот узнал его и толкнул локтем своего соседа. Тогда этот человек вошел с развязным видом, стряхивая пепел с сигареты.
Он хорошо выглядел. Был одет с заметной элегантностью. Чувствовалось, что он привык жить хорошо, а также проводить ночи в кабаре и ресторанах.
Он прошел прямо к бару и обратился к Женаро:
— Вы хозяин этого кабачка?
— Да, месье.
— Я месье Дельфос! Я слышал, что мой сын вам должен?
— Виктор!
Виктор подбежал.
— Это отец месье Рене; он спрашивает, сколько тебе должен его сын.
— Подождите, я посмотрю в записной книжке…
Только месье Рене или месье Рене и его друг?.. Гм…
Сто пятьдесят и семьдесят пять… И десять, и вчера сто двадцать…
Месье Дельфос подал ему тысячу франков и сухо сказал:
— Берите все!
— Спасибо, месье! Большое спасибо! Вы не хотите чего-нибудь выпить?
Но месье Дельфос направился к выходу, ни на кого не глядя, прошел мимо комиссара, с которым не был знаком. В тот момент, когда он проходил за портьеру, он чуть не столкнулся с новым посетителем кабаре, не обратив на него внимания, и сел в свою машину.
Однако же именно в тот момент готовилось главное событие этого вечера. Вошедший был высокий, широкоплечий человек, с полным лицом, спокойными глазами.
Адель первая увидела его, может быть, потому, что все время смотрела на дверь. Она вытаращила глаза и, казалось, совсем растерялась.
Вновь пришедший направился прямо к ней, подал ей толстую руку.
— Как вы себя чувствуете с прошлого вечера?
Она попыталась улыбнуться.
— Спасибо! А вы?
Журналисты шептались, глядя на него.
— Как хочешь, а это он!
— Он не пришел бы сюда сегодня!
Словно бросая им вызов, человек вытащил из кармана пачку обыкновенного табака и начал набивать трубку.
— Кружку пива! — бросил он Виктору, проходившему с нагруженным подносом на вытянутой руке.
Виктор кивнул головой и продолжал путь. Проходя мимо двух полицейских, он быстро шепнул им:
— Это он!
Как распространилась эта новость? Во всяком случае, через минуту все взгляды были направлены на широкоплечего мужчину. Его бедро опиралось на высокий табурет бара, другая нога висела. Он пил мелкими глотками английское пиво, глядя на публику сквозь запотевшее стекло.
Женаро пришлось три раза щелкнуть пальцами, чтобы заставить джаз сыграть новую пьесу. И даже профессиональный танцор, который вел свою даму по натертому паркету, не сводил глаз с этого человека.
Комиссар Дельвинь и инспектор знаками переговаривались друг с другом. Журналисты наблюдали за ними.
— Пошли?
Оба они встали и не спеша направились к бару.
Комиссар с рыжими усами облокотился перед широкоплечим. Жерар встал сзади, готовый схватить его.
Музыка продолжалась. И несмотря на это, у всех возникло впечатление, что воцарилась необыкновенная тишина.
— Простите! Вы остановились в отеле «Модерн»?
Широкоплечий бросил на говорившего тяжелый взгляд.
— А в чем дело?
— По-моему, вы забыли заполнить формуляр.
Адель стояла в двух шагах от них, не сводя глаз с незнакомца. Женаро откупоривал бутылку шампанского.
— Если вы ничего не имеете против, я хотел бы, чтобы вы пришли заполнить его ко мне в кабинет. Тише!
Не нужно скандала…
Комиссар Дельвинь вглядывался в черты своего коллеги и напрасно старался понять, отчего они производили на него такое впечатление.
— Вы следуете за мной?
— Минутку…
Он поднес руку к карману. Инспектор Жирар подумал, что он хочет вытащить свой револьвер, и допустил неловкость: вытащил свой.
Некоторые клиенты встали с мест. Какая-то женщина в ужасе вскрикнула. Но широкоплечий хотел только вынуть мелочь, которую он положил на прилавок со словами:
— Следую за вами!
Все заметили, как они выходили. Вид револьвера испугал клиентов, иначе они, конечно, подойдя ближе, встали бы в два ряда с обеих сторон выходивших. Комиссар шел впереди. Затем широкоплечий. И наконец, Жирар, весь красный оттого, что допустил неловкий жест.
Какой-то фотограф сделал снимок: сверкнула вспышка магния. У дверей ждала машина.
— Садитесь, пожалуйста…
До полиции было всего три минуты пути. Дежурные инспекторы играли в пикет и пили пиво, заказанное в соседнем кафе.
Широкоплечий вошел как к себе домой, снял мягкую шляпу, зажег большую трубку, подходящую к его располневшему лицу.
— У вас есть документы?
Дельвинь нервничал. Что-то в этом деле ему не нравилось, но он не знал, что именно.
— Никаких документов!
— Где вы оставили свой чемодан, когда уехали из отеля «Модерн»?
Комиссар бросил острый взгляд на своего собеседника; он смутился, потому что у него создалось впечатление, что тот забавляется, как ребенок.
— Сам не знаю!
— Ваши фамилия, имя, профессия, адрес…
— Это ваш кабинет, вон там, рядом?
Там была дверь, ведущая в маленький пустой и неосвещенный кабинет.
— А в чем дело?
— Пойдемте!
Широкоплечий мужчина вошел первым, повернул выключатель и закрыл за ними дверь.
— Комиссар Мегрэ из парижской уголовной полиции, — сказал он, выпуская мелкие клубы дыма. — Ну, дорогой коллега, кажется, сегодня мы хорошо поработали. И у вас прекрасная трубка!..
Глава 7
Необыкновенное путешествие
— А журналисты, по крайней мере, не прибегут? Хотите, запрем дверь на ключ? Тогда сможем хоть поговорить спокойно.
Комиссар Дельвинь смотрел на своего коллегу с тем невольным уважением, которое испытывают в провинции и особенно в Бельгии ко всему, что исходит из Парижа. А кроме того, его стесняла та оплошность, которую он только что допустил, он извинился.
— Я нисколько не собирался сопротивляться, — отрезал Мегрэ, — я решительно хотел, чтобы меня арестовали. Более того: сейчас вы меня отведете в тюрьму, и я останусь там столько времени, сколько будет необходимо. Даже ваши инспекторы должны верить в действительность моего ареста.
Тут уж удержаться было невозможно! Широкоплечий расхохотался, такая забавная физиономия была у бельгийца. Он снизу смотрел на Мегрэ, не зная, как отнестись к его предложению. Чувствовалось, что он боялся показаться смешным. И напрасно пытался понять, шутит его собеседник или нет.
Смех Мегрэ рассмешил и его.
— Ну, бросьте, бросьте! Вот еще, что выдумали! Посадить вас в тюрьму!.. Ха! Ха!..
— Клянусь вам, что я решительно этого требую!
— Ха! Ха!..
Он долго сопротивлялся. Но когда понял, что его собеседник говорит серьезно, это его поразило.
Теперь они сидели друг против друга. Их разделял стол, заваленный папками. Время от времени Мегрэ с восхищением посматривал на пенковую трубку своего коллеги.
— Вы сейчас поймете… — сказал он. — Простите, что я раньше не ввел вас в курс дела, но вы теперь увидите, что это было невозможно. Преступление совершено в среду, не так ли? Ладно. Так вот, в понедельник сижу я в своем кабинете, на набережной Орфевр, и мне приносят карточку некоего Графопулоса.
Как обычно, прежде чем принять его, я звоню в иностранный отдел, чтобы получить о нем сведения. Там ничего не знают! Графопулос только что приехал в Париж.
Когда он приходит ко мне в кабинет, он производит на меня впечатление человека, чем-то взволнованного.
Он объясняет мне, что много путешествует, у него есть основания думать, что его хотят убить, и в конце концов спрашивает меня, сколько это бы ему стоило, если бы он попросил, чтобы днем и ночью за ним наблюдал полицейский инспектор.
Это обычное дело. Я сообщаю ему тариф. Он просит, чтобы я дал ему кого-нибудь вполне компетентного, но в то же время уклончиво отвечает на мои вопросы о том, какой опасности он подвергается и кто его возможные враги.
Он дает мне свой адрес в «Гранд-отеле», и в тот же вечер я посылаю ему инспектора, о котором он просил.
На следующее утро я справляюсь о нем. Из греческого посольства мне сообщают, что это сын крупного афинского банкира, что он ездит по Европе и, как важная персона, ведет праздную жизнь. Пари держу, что вы принимаете его за авантюриста.
— Точно. Вы уверены, что…
— Подождите! Во вторник вечером инспектор, которому было поручено охранять моего Графопулоса, с изумлением сообщает мне, что наш подопечный все время старался оторваться от него по дороге. Всем известные маленькие хитрости вроде проходных дворов, пересадки из одного такси в другое. Он добавил, что Графопулос взял билет на самолет, отлетающий в Лондон в среду утром.
Признаюсь вам, перспектива слетать в Лондон на самолете мне улыбалась, и я сам решил продолжать слежку.
В среду утром Графопулос покинул «Гранд-отель», но вместо того, чтобы поехать в Бурже, заставил везти себя на Северный вокзал, где он взял билет на Берлин.
Мы путешествовали в одном спальном вагоне. Не знаю, узнал ли он меня. Во всяком случае, он со мной не заговорил.
В Льеже он вышел, и я вышел вслед за ним. Он снял комнату в гостинице «Модерн», а я выбрал соседнюю комнату.
Мы обедали в ресторане за Королевским театром.
— В «Бекасе»! — прервал его Дельвинь. — Там хорошо готовят!
— Правда, в особенности почки по-льежски! Заметьте, у меня создалось впечатление, что Графопулос впервые попал в Льеж.
Гостиницу «Модерн» ему рекомендовали на вокзале.
А в «Бекас» его направили из гостиницы. Наконец, о «Веселой мельнице» ему сказал швейцар ресторана.
— Значит, он попал туда случайно! — задумчиво заметил комиссар Дельвинь.
— Признаюсь, я ничего об этом не знаю. Я вошел в кабаре вскоре после него. Танцовщица этого заведения уже сидела за его столиком, что довольно естественно.
По правде сказать, я ужасно скучал, потому что ненавижу эти ночные кабаки. Сначала я подумал, что он уведет с собой эту женщину. Когда я увидел, что она готова уйти одна, я немного проводил ее, чтобы задать ей два-три вопроса. Она заявила, что видит этого иностранца в первый раз, что он назначил ей свидание, на которое она не пойдет, и назвала его занудой. Вот и все. Я вернулся в кабаре. Хозяин заведения как раз уходил вместе с официантом. Я подумал, что Графопулос ушел, когда я повернулся к нему спиной, и немного поискал его на ближайших улицах.
Дошел до гостиницы, чтобы проверить, не вернулся ли он. Когда я опять подошел к «Веселой мельнице», двери были закрыты и свет в зале погашен.
Словом, результат как нельзя более отрицательный.
И все же я не принял его трагически. Спросил у полицейского, открыты ли еще какие-нибудь ночные кабачки. Он назвал мне четыре или пять, и все я добросовестно посетил, но нигде не нашел моего грека.
— Удивительно! — прошептал месье Дельвинь.
— Постойте! Я мог бы явиться к вам и продолжать следствие в сотрудничестве с льежской полицией, но, имея в виду факт, что меня видели в «Веселой мельнице», я предпочел не тревожить убийцу. В общем-то возможных виновников очень мало. Я начал с обоих молодых людей, чье нервное состояние от меня не ускользнуло. Это привело меня к Адель и к золотому портсигару, принадлежавшему убитому.
Вы ускорили события. Арест Жана Шабо. Бегство Дельфоса. Очная ставка. Обо всем этом я узнал только из газет.
И оттуда же узнал, что меня разыскивают как возможного убийцу.
Вот и все! Я этим воспользовался!
— Воспользовались?
— Сначала задам вам вопрос: вы верите в виновность этих двух мальчишек?
— Откровенно говоря…
— Хорошо! Я вижу, что вы в нее не верите. И никто не верит, а убийца, конечно, чувствует, что с минуты на минуту начнут искать в другом месте. А следовательно, он принимает свои меры, и на неосторожность с его стороны рассчитывать нечего.
С другой стороны, существуют сильные подозрения относительно «широкоплечего» мужчины, как его называют в газетах.
Так вот, широкоплечий мужчина был задержан, и при довольно театральных обстоятельствах. Все думают, что истинный виновник был задержан сегодня вечером!
Нужно еще подтвердить это мнение. Завтра все узнают, что я в тюрьме Сен-Леонар и что есть надежда очень скоро заставить меня признаться.
— И вы в самом деле пойдете в тюрьму?
— А почему бы и нет?
Месье Дельвинь никак не мог привыкнуть к этой мысли.
— Разумеется, вы сможете ходить, куда вам угодно…
— Ничего подобного! Напротив, я прошу вас держать меня на самом строгом режиме!
— Ну и странные же методы у вас в Париже!
— Совсем нет! Но, как я вам уже сказал, нужно, чтобы виновный или виновные сочли себя вне опасности.
Поскольку виновный уже найден…
На этот раз комиссар с рыжими усами подскочил на стуле.
— Что вы хотите сказать? Вы же не собираетесь внушить мне, что Графопулос сам проломил себе череп дубинкой, потом заперся в плетеный сундук, чтобы оказаться в зоологическом саду?
Крупные глаза Мегрэ смотрели по-детски наивно.
— Кто знает! — И, набивая трубку, он добавил: — Пора вам отвести меня в тюрьму. А перед тем нам стоит договориться по некоторым пунктам. Вы не запишете?
Он держался очень просто. В тоне его было даже какое-то смирение. А все-таки, не подавая виду, он намечал эффективное направление следствия.
— Я слушаю…
— 1. Понедельник. Графопулос просит покровительства у парижской полиции.
2. Вторник. Он пытается избавиться от инспектора, которому поручено его охранять.
3. Среда. Он берет билет до Лондона, потом покупает билет до Берлина и выходит из поезда здесь, в Льеже.
4. По-видимому, он впервые в этом городе и вечером оказывается в «Веселой мельнице», где не делает ничего особенного.
5. В тот момент, когда я выхожу оттуда вместе с танцовщицей, в кабаре остаются четверо: Шабо и Дельфос, спрятавшиеся на лестнице, ведущей в подвал, хозяин и Виктор в зале.
6. Когда я возвращаюсь, хозяин и Виктор уходят и запирают двери. Шабо и Дельфос, по их словам, остаются на лестнице.
7. Молодые люди утверждают, что они вышли из подвала через четверть часа после закрытия кабачка и что в этот момент Графопулос был уже мертв.
8. Если это верно, то преступление могло быть совершено, пока я провожал танцовщицу. В этом случае виновными были бы Женаро и Виктор.
9. Если это не так, то преступление могло быть совершено в этот момент Дельфосом и Шабо.
10. Может быть, Шабо лжет, и тогда нет никаких доказательств того, что драма произошла в «Веселой мельнице».
11. Убийца мог сам перенести тело, но возможно, что это было осуществлено и кем-нибудь другим.
12. На следующий день у Адели был обнаружен портсигар, но она утверждает, что получила его от Дельфоса.
13. Свидетельства Женаро, танцовщицы и Виктора совпадают и противоречат показаниям Жана Шабо.
Мегрэ замолчал, несколько раз затянулся, а его собеседник тревожно посмотрел на него.
— Неслыханно! — прошептал он.
— Что неслыханно?
— Сложность этого дела, если в него вдуматься.
Мегрэ встал.
— Пойдем спать! В тюрьме Сен-Леонар хорошие постели?
— Да, ведь вы желаете быть там…
— Кстати, я хотел бы, чтобы меня поместили в камеру, соседнюю с камерой этого мальчишки. Завтра я, конечно, попрошу вас свести меня с ним.
— Может быть, привести и его друга Дельфоса?
— Это не имеет значения.
— Вы думаете, что они решительно тут ни при чем?
Судья и слышать не хочет о том, чтобы их отпустили.
А все-таки мне придется сказать ему правду насчет вас…
— Как можно позже, ладно? А что происходит вокруг?
— Конечно же журналисты! Мне придется дать им объяснения. Как мне назвать вас?
— Никакого имени! Незнакомец! У меня не обнаружили никаких документов…
Комиссар Дельвинь до сих пор не совсем успокоился. Он продолжал украдкой наблюдать за Мегрэ с тревогой, смешанной с восхищением.
— Ничего не понимаю!
— Я тоже!
— Можно подумать, что Графопулос приехал в Льеж только для того, чтобы его убили. Кстати, мне давно пора сообщить его семье. Завтра с утра пойду к греческому консулу.
Мегрэ взял свою мягкую шляпу. Он был готов идти.
— Не обращайтесь со мной слишком почтительно при журналистах, — напомнил он.
Дельвинь открыл дверь. В большом инспекторском кабинете они увидели полдюжины репортеров, окруживших человека, которого комиссар узнал.
Это был управляющий отелем «Модерн», он уже приходил сюда днем. Он пылко говорил с журналистами, которые записывали его слова. Вдруг обернулся, заметил Мегрэ и, густо покраснев от волнения, указал на него пальцем.
— Это он! Нет сомнения!
— Я знаю! Он только что признался в том, что остановился в вашем отеле.
— А также в том, что взял сундук?
Месье Дельвинь ничего не понял.
— Какой сундук?
Плетеный сундук, черт возьми! С такими слугами, которые у меня сейчас работают, я бы мог долго не заметить его исчезновения.
— В чем дело, объясните!
— Ну так вот! На каждом этаже гостиницы, в коридоре, стоит плетеный сундук для грязного белья. Как раз сейчас приехали из прачечной, и я заметил, что одного сундука не хватает: на четвертом этаже. Я спросил у горничной. По ее словам, она подумала, что его взяли в починку, потому что крышка там плохо закрывалась…
— А белье?
— Вот это-то самое странное! Белье, которое в нем было, обнаружено в сундуке третьего этажа.
— Вы уверены, что труп перенесли именно в вашем сундуке?
— Я только что был в морге, мне его показали.
Он тяжело дышал, не в силах себе представить, что эта история так близко его касается.
Но все-таки больше всех был взволнован комиссар Дельвинь, он даже не смел повернуться к Мегрэ. Он забыл о присутствии журналистов и о том, о чем они с ним договорились.
— Что вы на это скажете?
— Ничего не скажу, — невозмутимо ответил Мегрэ.
— Заметьте, — продолжал управляющий отелем «Модерн», — ведь он легко мог незаметно вынести сундук из гостиницы. Чтобы войти туда ночью, нужно позвонить, и швейцар управляет дверью, не вставая с постели. Но чтобы выйти, достаточно повернуть ручку двери.
Один из журналистов, у которого были способности к рисованию, сделал быстрый набросок с Мегрэ: он изобразил его с отвисшими щеками и с отнюдь не внушающим доверия лицом.
Месье Дельвинь провел рукой по волосам, пробормотав:
— Вернитесь на минутку в мой кабинет, ладно?
Он не знал, на чем остановить взгляд. Какой-то репортер спросил его:
— Он признался?
— Оставьте меня в покое!
А Мегрэ спокойно сказал:
— Предупреждаю вас, что я больше не буду отвечать ни на один вопрос…
— Жирар! Скажите, чтобы подали машину!
— А мне не надо подписать мое заявление? — спросил управляющий.
— Сейчас…
Царил беспорядок. Только Мегрэ невозмутимо курил трубку, оглядывая присутствующих одного за другим.
— Наручники? — спросил Жирар, возвращаясь в зал.
— Да… Нет… Проходите сюда, вы!..
Ему не терпелось поскорее очутиться в машине наедине с комиссаром.
Когда они ехали по безлюдным улицам, он почти умоляюще спросил:
— Что все это значит?
— Что?
— Да эта история с сундуком. В общем, управляющий обвиняет вас, намекая на то, что вы унесли из гостиницы плетеный сундук. Сундук, в котором нашли труп!
— Да, по-видимому, он намекал на это.
Это слово «намекал» звучало откровенной иронией после пылких утверждений управляющего.
— Это правда?
Вместо ответа Мегрэ стал рассуждать.
— Короче, сундук могли унести только или Графопулос, или я. Если его унес Графопулос, то согласитесь, что это удивительно! Человек, который несет куда-то свой собственный гроб!..
— Простите меня… Но сейчас, когда вы объявили мне, кто вы такой, я не подумал потребовать у вас… гм!.. доказательства.
Мегрэ стал рыться у себя в карманах. Скоро он протянул своему собеседнику значок, удостоверяющий его Должность комиссара.
— Да… Прошу прощения… Эта история с сундуком…
И, вдруг осмелев благодаря темноте, царившей в машине, он добавил:
— А вы знаете, даже если бы вы мне ничего не сказали, я вынужден был бы арестовать вас после недвусмысленного заявления этого человека.
— Разумеется!
— Вы ожидали этого обвинения?
— Я?.. Нет!
— И вы думаете, что Графопулос сам унес сундук?
— Пока я еще ничего не думаю!
Месье Дельвинь забился в угол и замолчал, раздраженный, с раскрасневшимися щеками. Когда они приехали в тюрьму, он быстро приступил к формальностям, требующимся при заключении арестованного, избегая смотреть Мегрэ в лицо.
На прощание он сказал только:
— Надзиратель вас отведет…
Впрочем, он тут же раскаялся в этом. Выйдя на улицу, он стал сомневаться, не слишком ли сухо обошелся со своим коллегой.
«Он сам просил меня обращаться с ним построже!
Да, но не наедине! А кроме того, это было до заявления управляющего отелем «Модерн». Он думает, что если он из Парижа, так ему дозволено смеяться над Дельвинем?
В таком случае, так ему и надо».
Жирар ждал его в кабинете, где он читал записи, продиктованные комиссаром Мегрэ.
— Дело продвигается! — с удовлетворением сказал он, когда появился его начальник.
— А! Это только кажется, что дело продвигается!
Он сказал это таким тоном, что Жирар вытаращил глаза.
— Но… этот арест… и сундук, который…
— Сундук, который… Ты еще говоришь об этом сундуке, который… соедини меня с телеграфом…
И когда это было выполнено, он продиктовал следующую телеграмму:
«Уголовная полиция. Париж.
Просьба срочно выслать подробное описание внешности и, если возможно, отпечатки пальцев комиссара Мегрэ.
Сыскная полиция, Льеж».
— Что это значит? — осмелился спросить Жирар.
Тут уж ему не поздоровилось. Комиссар Дельвинь свирепо посмотрел на него.
— Это ничего не значит, слышишь? Это значит, что мне надоели твои дурацкие вопросы!.. Это значит, я хочу, чтобы меня оставили в покое!.. Это значит…
И заметив, что гнев его смешон, он вдруг закончил одним словом:
— Дерьмо!
Потом он заперся в своем кабинете наедине с тринадцатью пунктами комиссара Мегрэ.
Комиссар Дельвинь смотрел на своего коллегу с тем невольным уважением, которое испытывают в провинции и особенно в Бельгии ко всему, что исходит из Парижа. А кроме того, его стесняла та оплошность, которую он только что допустил, он извинился.
— Я нисколько не собирался сопротивляться, — отрезал Мегрэ, — я решительно хотел, чтобы меня арестовали. Более того: сейчас вы меня отведете в тюрьму, и я останусь там столько времени, сколько будет необходимо. Даже ваши инспекторы должны верить в действительность моего ареста.
Тут уж удержаться было невозможно! Широкоплечий расхохотался, такая забавная физиономия была у бельгийца. Он снизу смотрел на Мегрэ, не зная, как отнестись к его предложению. Чувствовалось, что он боялся показаться смешным. И напрасно пытался понять, шутит его собеседник или нет.
Смех Мегрэ рассмешил и его.
— Ну, бросьте, бросьте! Вот еще, что выдумали! Посадить вас в тюрьму!.. Ха! Ха!..
— Клянусь вам, что я решительно этого требую!
— Ха! Ха!..
Он долго сопротивлялся. Но когда понял, что его собеседник говорит серьезно, это его поразило.
Теперь они сидели друг против друга. Их разделял стол, заваленный папками. Время от времени Мегрэ с восхищением посматривал на пенковую трубку своего коллеги.
— Вы сейчас поймете… — сказал он. — Простите, что я раньше не ввел вас в курс дела, но вы теперь увидите, что это было невозможно. Преступление совершено в среду, не так ли? Ладно. Так вот, в понедельник сижу я в своем кабинете, на набережной Орфевр, и мне приносят карточку некоего Графопулоса.
Как обычно, прежде чем принять его, я звоню в иностранный отдел, чтобы получить о нем сведения. Там ничего не знают! Графопулос только что приехал в Париж.
Когда он приходит ко мне в кабинет, он производит на меня впечатление человека, чем-то взволнованного.
Он объясняет мне, что много путешествует, у него есть основания думать, что его хотят убить, и в конце концов спрашивает меня, сколько это бы ему стоило, если бы он попросил, чтобы днем и ночью за ним наблюдал полицейский инспектор.
Это обычное дело. Я сообщаю ему тариф. Он просит, чтобы я дал ему кого-нибудь вполне компетентного, но в то же время уклончиво отвечает на мои вопросы о том, какой опасности он подвергается и кто его возможные враги.
Он дает мне свой адрес в «Гранд-отеле», и в тот же вечер я посылаю ему инспектора, о котором он просил.
На следующее утро я справляюсь о нем. Из греческого посольства мне сообщают, что это сын крупного афинского банкира, что он ездит по Европе и, как важная персона, ведет праздную жизнь. Пари держу, что вы принимаете его за авантюриста.
— Точно. Вы уверены, что…
— Подождите! Во вторник вечером инспектор, которому было поручено охранять моего Графопулоса, с изумлением сообщает мне, что наш подопечный все время старался оторваться от него по дороге. Всем известные маленькие хитрости вроде проходных дворов, пересадки из одного такси в другое. Он добавил, что Графопулос взял билет на самолет, отлетающий в Лондон в среду утром.
Признаюсь вам, перспектива слетать в Лондон на самолете мне улыбалась, и я сам решил продолжать слежку.
В среду утром Графопулос покинул «Гранд-отель», но вместо того, чтобы поехать в Бурже, заставил везти себя на Северный вокзал, где он взял билет на Берлин.
Мы путешествовали в одном спальном вагоне. Не знаю, узнал ли он меня. Во всяком случае, он со мной не заговорил.
В Льеже он вышел, и я вышел вслед за ним. Он снял комнату в гостинице «Модерн», а я выбрал соседнюю комнату.
Мы обедали в ресторане за Королевским театром.
— В «Бекасе»! — прервал его Дельвинь. — Там хорошо готовят!
— Правда, в особенности почки по-льежски! Заметьте, у меня создалось впечатление, что Графопулос впервые попал в Льеж.
Гостиницу «Модерн» ему рекомендовали на вокзале.
А в «Бекас» его направили из гостиницы. Наконец, о «Веселой мельнице» ему сказал швейцар ресторана.
— Значит, он попал туда случайно! — задумчиво заметил комиссар Дельвинь.
— Признаюсь, я ничего об этом не знаю. Я вошел в кабаре вскоре после него. Танцовщица этого заведения уже сидела за его столиком, что довольно естественно.
По правде сказать, я ужасно скучал, потому что ненавижу эти ночные кабаки. Сначала я подумал, что он уведет с собой эту женщину. Когда я увидел, что она готова уйти одна, я немного проводил ее, чтобы задать ей два-три вопроса. Она заявила, что видит этого иностранца в первый раз, что он назначил ей свидание, на которое она не пойдет, и назвала его занудой. Вот и все. Я вернулся в кабаре. Хозяин заведения как раз уходил вместе с официантом. Я подумал, что Графопулос ушел, когда я повернулся к нему спиной, и немного поискал его на ближайших улицах.
Дошел до гостиницы, чтобы проверить, не вернулся ли он. Когда я опять подошел к «Веселой мельнице», двери были закрыты и свет в зале погашен.
Словом, результат как нельзя более отрицательный.
И все же я не принял его трагически. Спросил у полицейского, открыты ли еще какие-нибудь ночные кабачки. Он назвал мне четыре или пять, и все я добросовестно посетил, но нигде не нашел моего грека.
— Удивительно! — прошептал месье Дельвинь.
— Постойте! Я мог бы явиться к вам и продолжать следствие в сотрудничестве с льежской полицией, но, имея в виду факт, что меня видели в «Веселой мельнице», я предпочел не тревожить убийцу. В общем-то возможных виновников очень мало. Я начал с обоих молодых людей, чье нервное состояние от меня не ускользнуло. Это привело меня к Адель и к золотому портсигару, принадлежавшему убитому.
Вы ускорили события. Арест Жана Шабо. Бегство Дельфоса. Очная ставка. Обо всем этом я узнал только из газет.
И оттуда же узнал, что меня разыскивают как возможного убийцу.
Вот и все! Я этим воспользовался!
— Воспользовались?
— Сначала задам вам вопрос: вы верите в виновность этих двух мальчишек?
— Откровенно говоря…
— Хорошо! Я вижу, что вы в нее не верите. И никто не верит, а убийца, конечно, чувствует, что с минуты на минуту начнут искать в другом месте. А следовательно, он принимает свои меры, и на неосторожность с его стороны рассчитывать нечего.
С другой стороны, существуют сильные подозрения относительно «широкоплечего» мужчины, как его называют в газетах.
Так вот, широкоплечий мужчина был задержан, и при довольно театральных обстоятельствах. Все думают, что истинный виновник был задержан сегодня вечером!
Нужно еще подтвердить это мнение. Завтра все узнают, что я в тюрьме Сен-Леонар и что есть надежда очень скоро заставить меня признаться.
— И вы в самом деле пойдете в тюрьму?
— А почему бы и нет?
Месье Дельвинь никак не мог привыкнуть к этой мысли.
— Разумеется, вы сможете ходить, куда вам угодно…
— Ничего подобного! Напротив, я прошу вас держать меня на самом строгом режиме!
— Ну и странные же методы у вас в Париже!
— Совсем нет! Но, как я вам уже сказал, нужно, чтобы виновный или виновные сочли себя вне опасности.
Поскольку виновный уже найден…
На этот раз комиссар с рыжими усами подскочил на стуле.
— Что вы хотите сказать? Вы же не собираетесь внушить мне, что Графопулос сам проломил себе череп дубинкой, потом заперся в плетеный сундук, чтобы оказаться в зоологическом саду?
Крупные глаза Мегрэ смотрели по-детски наивно.
— Кто знает! — И, набивая трубку, он добавил: — Пора вам отвести меня в тюрьму. А перед тем нам стоит договориться по некоторым пунктам. Вы не запишете?
Он держался очень просто. В тоне его было даже какое-то смирение. А все-таки, не подавая виду, он намечал эффективное направление следствия.
— Я слушаю…
— 1. Понедельник. Графопулос просит покровительства у парижской полиции.
2. Вторник. Он пытается избавиться от инспектора, которому поручено его охранять.
3. Среда. Он берет билет до Лондона, потом покупает билет до Берлина и выходит из поезда здесь, в Льеже.
4. По-видимому, он впервые в этом городе и вечером оказывается в «Веселой мельнице», где не делает ничего особенного.
5. В тот момент, когда я выхожу оттуда вместе с танцовщицей, в кабаре остаются четверо: Шабо и Дельфос, спрятавшиеся на лестнице, ведущей в подвал, хозяин и Виктор в зале.
6. Когда я возвращаюсь, хозяин и Виктор уходят и запирают двери. Шабо и Дельфос, по их словам, остаются на лестнице.
7. Молодые люди утверждают, что они вышли из подвала через четверть часа после закрытия кабачка и что в этот момент Графопулос был уже мертв.
8. Если это верно, то преступление могло быть совершено, пока я провожал танцовщицу. В этом случае виновными были бы Женаро и Виктор.
9. Если это не так, то преступление могло быть совершено в этот момент Дельфосом и Шабо.
10. Может быть, Шабо лжет, и тогда нет никаких доказательств того, что драма произошла в «Веселой мельнице».
11. Убийца мог сам перенести тело, но возможно, что это было осуществлено и кем-нибудь другим.
12. На следующий день у Адели был обнаружен портсигар, но она утверждает, что получила его от Дельфоса.
13. Свидетельства Женаро, танцовщицы и Виктора совпадают и противоречат показаниям Жана Шабо.
Мегрэ замолчал, несколько раз затянулся, а его собеседник тревожно посмотрел на него.
— Неслыханно! — прошептал он.
— Что неслыханно?
— Сложность этого дела, если в него вдуматься.
Мегрэ встал.
— Пойдем спать! В тюрьме Сен-Леонар хорошие постели?
— Да, ведь вы желаете быть там…
— Кстати, я хотел бы, чтобы меня поместили в камеру, соседнюю с камерой этого мальчишки. Завтра я, конечно, попрошу вас свести меня с ним.
— Может быть, привести и его друга Дельфоса?
— Это не имеет значения.
— Вы думаете, что они решительно тут ни при чем?
Судья и слышать не хочет о том, чтобы их отпустили.
А все-таки мне придется сказать ему правду насчет вас…
— Как можно позже, ладно? А что происходит вокруг?
— Конечно же журналисты! Мне придется дать им объяснения. Как мне назвать вас?
— Никакого имени! Незнакомец! У меня не обнаружили никаких документов…
Комиссар Дельвинь до сих пор не совсем успокоился. Он продолжал украдкой наблюдать за Мегрэ с тревогой, смешанной с восхищением.
— Ничего не понимаю!
— Я тоже!
— Можно подумать, что Графопулос приехал в Льеж только для того, чтобы его убили. Кстати, мне давно пора сообщить его семье. Завтра с утра пойду к греческому консулу.
Мегрэ взял свою мягкую шляпу. Он был готов идти.
— Не обращайтесь со мной слишком почтительно при журналистах, — напомнил он.
Дельвинь открыл дверь. В большом инспекторском кабинете они увидели полдюжины репортеров, окруживших человека, которого комиссар узнал.
Это был управляющий отелем «Модерн», он уже приходил сюда днем. Он пылко говорил с журналистами, которые записывали его слова. Вдруг обернулся, заметил Мегрэ и, густо покраснев от волнения, указал на него пальцем.
— Это он! Нет сомнения!
— Я знаю! Он только что признался в том, что остановился в вашем отеле.
— А также в том, что взял сундук?
Месье Дельвинь ничего не понял.
— Какой сундук?
Плетеный сундук, черт возьми! С такими слугами, которые у меня сейчас работают, я бы мог долго не заметить его исчезновения.
— В чем дело, объясните!
— Ну так вот! На каждом этаже гостиницы, в коридоре, стоит плетеный сундук для грязного белья. Как раз сейчас приехали из прачечной, и я заметил, что одного сундука не хватает: на четвертом этаже. Я спросил у горничной. По ее словам, она подумала, что его взяли в починку, потому что крышка там плохо закрывалась…
— А белье?
— Вот это-то самое странное! Белье, которое в нем было, обнаружено в сундуке третьего этажа.
— Вы уверены, что труп перенесли именно в вашем сундуке?
— Я только что был в морге, мне его показали.
Он тяжело дышал, не в силах себе представить, что эта история так близко его касается.
Но все-таки больше всех был взволнован комиссар Дельвинь, он даже не смел повернуться к Мегрэ. Он забыл о присутствии журналистов и о том, о чем они с ним договорились.
— Что вы на это скажете?
— Ничего не скажу, — невозмутимо ответил Мегрэ.
— Заметьте, — продолжал управляющий отелем «Модерн», — ведь он легко мог незаметно вынести сундук из гостиницы. Чтобы войти туда ночью, нужно позвонить, и швейцар управляет дверью, не вставая с постели. Но чтобы выйти, достаточно повернуть ручку двери.
Один из журналистов, у которого были способности к рисованию, сделал быстрый набросок с Мегрэ: он изобразил его с отвисшими щеками и с отнюдь не внушающим доверия лицом.
Месье Дельвинь провел рукой по волосам, пробормотав:
— Вернитесь на минутку в мой кабинет, ладно?
Он не знал, на чем остановить взгляд. Какой-то репортер спросил его:
— Он признался?
— Оставьте меня в покое!
А Мегрэ спокойно сказал:
— Предупреждаю вас, что я больше не буду отвечать ни на один вопрос…
— Жирар! Скажите, чтобы подали машину!
— А мне не надо подписать мое заявление? — спросил управляющий.
— Сейчас…
Царил беспорядок. Только Мегрэ невозмутимо курил трубку, оглядывая присутствующих одного за другим.
— Наручники? — спросил Жирар, возвращаясь в зал.
— Да… Нет… Проходите сюда, вы!..
Ему не терпелось поскорее очутиться в машине наедине с комиссаром.
Когда они ехали по безлюдным улицам, он почти умоляюще спросил:
— Что все это значит?
— Что?
— Да эта история с сундуком. В общем, управляющий обвиняет вас, намекая на то, что вы унесли из гостиницы плетеный сундук. Сундук, в котором нашли труп!
— Да, по-видимому, он намекал на это.
Это слово «намекал» звучало откровенной иронией после пылких утверждений управляющего.
— Это правда?
Вместо ответа Мегрэ стал рассуждать.
— Короче, сундук могли унести только или Графопулос, или я. Если его унес Графопулос, то согласитесь, что это удивительно! Человек, который несет куда-то свой собственный гроб!..
— Простите меня… Но сейчас, когда вы объявили мне, кто вы такой, я не подумал потребовать у вас… гм!.. доказательства.
Мегрэ стал рыться у себя в карманах. Скоро он протянул своему собеседнику значок, удостоверяющий его Должность комиссара.
— Да… Прошу прощения… Эта история с сундуком…
И, вдруг осмелев благодаря темноте, царившей в машине, он добавил:
— А вы знаете, даже если бы вы мне ничего не сказали, я вынужден был бы арестовать вас после недвусмысленного заявления этого человека.
— Разумеется!
— Вы ожидали этого обвинения?
— Я?.. Нет!
— И вы думаете, что Графопулос сам унес сундук?
— Пока я еще ничего не думаю!
Месье Дельвинь забился в угол и замолчал, раздраженный, с раскрасневшимися щеками. Когда они приехали в тюрьму, он быстро приступил к формальностям, требующимся при заключении арестованного, избегая смотреть Мегрэ в лицо.
На прощание он сказал только:
— Надзиратель вас отведет…
Впрочем, он тут же раскаялся в этом. Выйдя на улицу, он стал сомневаться, не слишком ли сухо обошелся со своим коллегой.
«Он сам просил меня обращаться с ним построже!
Да, но не наедине! А кроме того, это было до заявления управляющего отелем «Модерн». Он думает, что если он из Парижа, так ему дозволено смеяться над Дельвинем?
В таком случае, так ему и надо».
Жирар ждал его в кабинете, где он читал записи, продиктованные комиссаром Мегрэ.
— Дело продвигается! — с удовлетворением сказал он, когда появился его начальник.
— А! Это только кажется, что дело продвигается!
Он сказал это таким тоном, что Жирар вытаращил глаза.
— Но… этот арест… и сундук, который…
— Сундук, который… Ты еще говоришь об этом сундуке, который… соедини меня с телеграфом…
И когда это было выполнено, он продиктовал следующую телеграмму:
«Уголовная полиция. Париж.
Просьба срочно выслать подробное описание внешности и, если возможно, отпечатки пальцев комиссара Мегрэ.
Сыскная полиция, Льеж».
— Что это значит? — осмелился спросить Жирар.
Тут уж ему не поздоровилось. Комиссар Дельвинь свирепо посмотрел на него.
— Это ничего не значит, слышишь? Это значит, что мне надоели твои дурацкие вопросы!.. Это значит, я хочу, чтобы меня оставили в покое!.. Это значит…
И заметив, что гнев его смешон, он вдруг закончил одним словом:
— Дерьмо!
Потом он заперся в своем кабинете наедине с тринадцатью пунктами комиссара Мегрэ.
Глава 8
«У Жанны»
— Прекрати! — сказала толстая женщина, — шаловливо смеясь. — Нас увидят…
Она встала, подошла к окну, закрытому сетчатой занавеской, и спросила:
— Ты ждешь поезда на Брюссель?
Это происходило в маленьком кафе за вокзалом Гийемен. В помещении, довольно просторном, было чисто, светлые плитки пола вымыты, не жалея воды, столы тщательно отлакированы.
— Садись сюда! — прошептал мужчина, перед которым на столике стояла кружка пива.
— А ты будешь спокойно себя вести?
И женщина села, взяла его руку, которую он опустил на банкетку, и положила ее на стол.
— Ты коммивояжер?
— Почему ты так решила?
— Так… Сама не знаю… Нет! Если ты не успокоишься, я выйду на порог… Лучше скажи мне, что ты будешь пить? Пиво? Я выпью тоже.
Может быть, в этом кафе было что-то подозрительное как раз из-за царившей в нем чистоты, оно было больше похоже на частный дом, чем на публичное заведение.
Она встала, подошла к окну, закрытому сетчатой занавеской, и спросила:
— Ты ждешь поезда на Брюссель?
Это происходило в маленьком кафе за вокзалом Гийемен. В помещении, довольно просторном, было чисто, светлые плитки пола вымыты, не жалея воды, столы тщательно отлакированы.
— Садись сюда! — прошептал мужчина, перед которым на столике стояла кружка пива.
— А ты будешь спокойно себя вести?
И женщина села, взяла его руку, которую он опустил на банкетку, и положила ее на стол.
— Ты коммивояжер?
— Почему ты так решила?
— Так… Сама не знаю… Нет! Если ты не успокоишься, я выйду на порог… Лучше скажи мне, что ты будешь пить? Пиво? Я выпью тоже.
Может быть, в этом кафе было что-то подозрительное как раз из-за царившей в нем чистоты, оно было больше похоже на частный дом, чем на публичное заведение.