Страница:
Мегрэ глубоко вздохнул, переменил положение ног.
— Был момент, когда я подумал, что меня провели.
В этом даже не стыдно признаться! Уверенность Шабо, с которой он утверждает, что труп находился в «Веселой мельнице» через четверть часа после того, как кабачок закрыли…
— А ведь он его видел! — возразил комиссар Дельвинь.
— Простите! Он видел неясно, при свете спички, которая горела только несколько секунд, какое-то тело, лежащее на полу. Это Дельфос утверждает, что обнаружил труп… Один глаз был закрыт, другой открыт, говорит он… Но не забудьте, что оба они вышли из подвала, где долго стояли неподвижно, что им было страшно, что они пытались совершить свое первое ограбление…
Это ограбление состряпал Дельфос. Это он вовлек в дело своего приятеля. И он первый струхнул, когда увидел чье-то тело на полу!
Нервный, болезненный, порочный мальчишка! Другими словами, мальчишка с богатым воображением!
Он не дотронулся до тела! Не подошел к нему! Не осветил его во второй раз! Оба удрали, не открыв выдвижного ящика кассы…
Вот почему я посоветовал вам выяснить, зачем Графопулос вернулся в «Веселую мельницу» после того, как сделал вид, что уходит.
Мы имеем дело не с убийством из ревности, не с убийством с целью ограбления, не с обычным воровством. Это преступление относится к таким, которых полиции большею частью не удается раскрыть, потому что его совершили люди умные и слишком хорошо организованные!
И вот почему я просил вас арестовать меня. Все время путать карты! Заставить виновных поверить, что они ничем не рискуют, что следствие пошло по неверному пути!
И таким образом вызвать неосторожность с их стороны…
Месье Дельвинь не знал, что и подумать. Он все еще неприязненно смотрел на Мегрэ, и лицо у него было такое растерянное, что тот расхохотался и произнес с грубоватой сердечностью:
— Ну, бросьте! Не злитесь на меня!.. Я сплутовал, признаюсь! Я не сразу сказал вам все, что знаю!.. Или, вернее, умолчал только об одном: об истории с плетеным сундуком… Зато есть одна деталь, о которой вы знаете, а я нет…
— Какая?
— Быть может, сейчас она самая ценная. И я даже рассказал вам все предшествующее только для того, чтобы узнать о ней. Сундук был найден в зоологическом саду. У Графопулоса была при себе только визитная карточка без адреса. И все же уже после полудня вы были в «Веселой мельнице» и знали, что Шабо и Дельфос прятались на лестнице. От кого вы это узнали?..
Месье Дельвинь улыбнулся. Пришла его очередь торжествовать.
Вместо того чтобы ответить сразу, Дельвинь медленно зажег трубку, придавил золу указательным пальцем.
— Разумеется, у меня есть свои осведомители, — начал он и опять помедлил, даже счел необходимым перебрать какие-то бумаги. — Я полагаю, вы в Париже таким же образом организуете эти дела. В принципе, все хозяева кабаре служат мне осведомителями. За это мы закрываем глаза на некоторые мелкие несоблюдения правил…
— Так, значит, Женаро?..
— Он самый!
— Женаро сказал вам, что Графопулос провел вечер в его заведении?
— Так точно!
— Это он обнаружил пепел от сигарет на лестнице, ведущей в подвал?
— На эту деталь обратил его внимание Виктор, и Женаро просил меня прийти и самому осмотреть следы…
Мегрэ все больше хмурился по мере того, как к его коллеге возвращался оптимизм.
— Это недолго тянулось, признайтесь! — продолжал месье Дельвинь. — Шабо был арестован. И если бы не вмешался месье Дельфос, оба мальчишки были бы еще в тюрьме. Если они и не убили, что еще не доказано, они все-таки пытались ограбить заведение…
Наблюдая за своим собеседником, месье Дельвинь плохо скрыл ироническую улыбку.
— Это, кажется, вас смущает…
— То есть от этого дело не становится проще!
— От чего дело не становится проще?
— От того, что Женаро явился к вам со своей информацией.
— Признайтесь, что вы считаете его убийцей…
— Не более, чем кого-то из остальных. И, кроме того, его поведение ничего не доказывает. Пожалуй, только подтверждает, что он очень силен.
— Вы хотите остаться в тюрьме?
Мегрэ играл со своей коробкой спичек. Он не торопился отвечать. И когда заговорил, он, казалось, обращался к себе самому:
— Графопулос прибыл в Льеж, чтобы убить кого-то или чтобы убили его самого…
— Это не доказано!
Вдруг Мегрэ яростно крикнул:
— Паршивые мальчишки!..
— Кого вы имеете в виду?
— Да этих юнцов, которые все испортили! Если только…
— Если только что?..
— Ничего!
И он в бешенстве встал и начал ходить по кабинету.
Из-за того, что они оба курили трубки, дышать в нем стало просто невозможно.
— Если бы труп остался в комнате, в гостинице, где можно было бы сделать обычные заключения, то, вероятно… — начал месье Дельвинь.
Мегрэ свирепо посмотрел на него.
В сущности, оба они были в плохом настроении, и это отразилось на их отношениях. При каждом слове они готовы были обменяться «любезностями» и дошли почти до того, чтобы возложить друг на друга ответственность за неудачу следствия.
— У вас нет табака?
Мегрэ произнес это так, как будто сказал: «Вы дурак!»
Он взял кисет из рук своего коллеги и набил трубку.
— Постойте! Не кладите его, пожалуйста, к себе в карман… — и этого оказалось достаточно, чтобы наступила разрядка. Мегрэ посмотрел на кисет, потом на своего собеседника с рыжими усами и, напрасно стараясь сдержать улыбку, пожал плечами.
Месье Дельвинь тоже улыбнулся. Они понимали друг друга. И только для формы сохраняли надутый вид.
Бельгиец первый спросил смягчившимся голосом, выдававшим его растерянность:
— Что мы теперь будем делать?
— Я знаю только то, что Графопулос убит!
— В своей комнате, в гостинице!
Это была последняя попытка уколоть.
— Да, в своей комнате, в гостинице! Будь то Женаро, Виктором, Аделью или одним из мальчишек! Ни у кого из них нет алиби. Женаро и Виктор заявляют, что они расстались на углу улицы От-Совеньер и что каждый из них пошел к себе домой. Адель утверждает, что она легла спать одна! Шабо и Дельфос ели ракушки и жареную картошку…
— Вы же в это время бегали по кабачкам.
— А вы спали!
Теперь они уже говорили почти шутливым тоном.
— Единственное, что может навести нас на след, — проворчал Мегрэ, — это что Графопулос позволил запереть себя в «Веселой мельнице» с целью украсть там что-то или убить кого-то. Когда он услышал шум, то представился мертвым, не подозревая о том, что час спустя он будет мертв и в самом деле…
В дверь настойчиво постучали, она отворилась. Вошедший инспектор объявил:
— Здесь месье Шабо; он хочет что-то сказать вам.
Спрашивает, не побеспокоит ли вас…
Мегрэ и Дельвинь посмотрели друг на друга.
— Пусть войдет!
Счетовод был взволнован. Он неловко держал свою мягкую шляпу и заколебался, увидев в кабинете Мегрэ.
— Извините меня, я…
— Вы хотите что-то мне сказать?
Шабо пришел не вовремя. Сейчас им было не до любезностей.
— То есть… простите… Я хотел от всего сердца поблагодарить…
— Ваш сын дома?
— Он вернулся час тому назад… Он сказал мне…
— Что он вам сказал?
Это было нелепо и в то же время вызывало жалость.
Месье Шабо не знал, как себя держать. Ему хотелось быть любезным, но резкие вопросы сбивали его с толку, и в конце концов он забыл приготовленную речь.
Жалкую, трогательную речь, не удавшуюся по вине слушателей.
— Он сказал мне… То есть я хотел поблагодарить вас за доброту, с которой вы… В сущности, он неплохой парень… Но дурное общество и некоторая слабость характера… Он поклялся… Его мать в постели, и у ее изголовья… Обещаю вам, месье комиссар, что отныне он не… Он невиновен, это ведь правда?..
Счетовод задыхался. Но он изо всех сил старался казаться спокойным и достойным.
— Это мой единственный сын, и я хотел бы… Может быть, я был слишком слабым…
— Да, слишком, слишком слабым!
Месье Шабо совсем растерялся. Мегрэ отвернулся, потому что почувствовал, что этот сорокалетний узкоплечий человек с завитыми при помощи щипцом усами сейчас заплачет.
— Обещаю вам в будущем…
И не зная, что еще сказать, он пробормотал:
— Как вы думаете, написать мне следователю, поблагодарить его?
— Конечно! Конечно! — проворчал месье Дельвинь, подталкивая его к двери. — Это превосходная мысль!
И он поднял мягкую шляпу, которая упала на пол, сунул в руку ее владельца, медленно, спиной направлявшегося к выходу.
— Дельфос-отец и не подумает нас поблагодарить! — проговорил комиссар Дельвинь, когда дверь за Шабо закрылась. — Он, правда, каждую неделю обедает у губернатора и на «ты» с королевским прокурором… Да что там!..
В этих словах были усталость и отвращение, так же как и в движении руки, которым он собрал в кучу все бумаги, разбросанные на письменном столе.
— Что будем делать?
В этот час Адель, должно быть, еще спала в своей неубранной комнате, где царили запахи алькова и кухни.
В «Веселой мельнице» Виктор и Жозеф лениво переходили от столика к столику, вытирали мрамор, чистили зеркала белой испанской пастой…
— Месье комиссар… здесь редактор «Льежской газеты», которому вы обещали…
— Пусть подождет!
Мегрэ, нахмурившись, снова уселся в углу.
— Неоспоримо одно, — вдруг заявил месье Дельвинь, — это что Графопулос мертв!
— А ведь это идея! — отозвался Мегрэ.
Дельвинь посмотрел на него, думая, что он иронизирует.
Но Мегрэ продолжал:
— Да! Это все же лучшее, что нам остается сделать.
Сколько здесь сейчас инспекторов?
— Двое или трое. Почему вы спрашиваете?
— Этот кабинет запирается на ключ?
— Разумеется!
— Я думаю, вы больше доверяете своим инспекторам, чем тюремным надзирателям?
Месье Дельвинь все еще не понимал.
— Ну, так вот!.. Дайте мне ваш револьвер… Не бойтесь… Я сейчас выстрелю… Немного позже вы выйдете и объявите, что широкоплечий мужчина покончил с собой, а это равносильно признанию, и, значит, следствие закончено…
— Так вы хотите?..
— Осторожно… я стреляю… Главное, постарайтесь, чтобы потом меня здесь не беспокоили… В случае надобности можно выйти через это окно?..
— Что вы хотите сделать?
— У меня возникла идея… Поняли?..
И Мегрэ сел в кресло спиной к двери и выстрелил в воздух. Он даже не вынул трубки изо рта. Но это было не важно, так как из соседних кабинетов прибежали люди, а месье Дельвинь вышел к ним и неуверенно пробормотал:
— Ничего страшного… Убийца покончил с собой…
Он признался…
И месье Дельвинь вышел, заперев дверь своего кабинета на ключ, в то время как Мегрэ поглаживал голову с самым довольным видом.
— Адель… Женаро… Виктор… Дельфос и Шабо… — повторял он, словно молитву.
В общем зале репортер «Льежской газеты» что-то записывал.
— Вы говорите, он во всем признался?.. И нельзя было установить его личность?.. Прекрасно!.. Могу я позвонить от вас по телефону?.. «Ла Бурс» выходит через час…
— Подумайте! — крикнул входя торжествующий инспектор. — Трубки получены!.. Когда вы придете выбрать для себя?..
Но комиссар Дельвинь без энтузиазма подергивал усы.
— Сейчас…
— Знаете, они еще дешевле, чем я думал, — на два франка.
— В самом деле?
И он выдал свои настоящие заботы, проворчав сквозь зубы:
— Далась ему эта мафия!
Глава 10
— Был момент, когда я подумал, что меня провели.
В этом даже не стыдно признаться! Уверенность Шабо, с которой он утверждает, что труп находился в «Веселой мельнице» через четверть часа после того, как кабачок закрыли…
— А ведь он его видел! — возразил комиссар Дельвинь.
— Простите! Он видел неясно, при свете спички, которая горела только несколько секунд, какое-то тело, лежащее на полу. Это Дельфос утверждает, что обнаружил труп… Один глаз был закрыт, другой открыт, говорит он… Но не забудьте, что оба они вышли из подвала, где долго стояли неподвижно, что им было страшно, что они пытались совершить свое первое ограбление…
Это ограбление состряпал Дельфос. Это он вовлек в дело своего приятеля. И он первый струхнул, когда увидел чье-то тело на полу!
Нервный, болезненный, порочный мальчишка! Другими словами, мальчишка с богатым воображением!
Он не дотронулся до тела! Не подошел к нему! Не осветил его во второй раз! Оба удрали, не открыв выдвижного ящика кассы…
Вот почему я посоветовал вам выяснить, зачем Графопулос вернулся в «Веселую мельницу» после того, как сделал вид, что уходит.
Мы имеем дело не с убийством из ревности, не с убийством с целью ограбления, не с обычным воровством. Это преступление относится к таким, которых полиции большею частью не удается раскрыть, потому что его совершили люди умные и слишком хорошо организованные!
И вот почему я просил вас арестовать меня. Все время путать карты! Заставить виновных поверить, что они ничем не рискуют, что следствие пошло по неверному пути!
И таким образом вызвать неосторожность с их стороны…
Месье Дельвинь не знал, что и подумать. Он все еще неприязненно смотрел на Мегрэ, и лицо у него было такое растерянное, что тот расхохотался и произнес с грубоватой сердечностью:
— Ну, бросьте! Не злитесь на меня!.. Я сплутовал, признаюсь! Я не сразу сказал вам все, что знаю!.. Или, вернее, умолчал только об одном: об истории с плетеным сундуком… Зато есть одна деталь, о которой вы знаете, а я нет…
— Какая?
— Быть может, сейчас она самая ценная. И я даже рассказал вам все предшествующее только для того, чтобы узнать о ней. Сундук был найден в зоологическом саду. У Графопулоса была при себе только визитная карточка без адреса. И все же уже после полудня вы были в «Веселой мельнице» и знали, что Шабо и Дельфос прятались на лестнице. От кого вы это узнали?..
Месье Дельвинь улыбнулся. Пришла его очередь торжествовать.
Вместо того чтобы ответить сразу, Дельвинь медленно зажег трубку, придавил золу указательным пальцем.
— Разумеется, у меня есть свои осведомители, — начал он и опять помедлил, даже счел необходимым перебрать какие-то бумаги. — Я полагаю, вы в Париже таким же образом организуете эти дела. В принципе, все хозяева кабаре служат мне осведомителями. За это мы закрываем глаза на некоторые мелкие несоблюдения правил…
— Так, значит, Женаро?..
— Он самый!
— Женаро сказал вам, что Графопулос провел вечер в его заведении?
— Так точно!
— Это он обнаружил пепел от сигарет на лестнице, ведущей в подвал?
— На эту деталь обратил его внимание Виктор, и Женаро просил меня прийти и самому осмотреть следы…
Мегрэ все больше хмурился по мере того, как к его коллеге возвращался оптимизм.
— Это недолго тянулось, признайтесь! — продолжал месье Дельвинь. — Шабо был арестован. И если бы не вмешался месье Дельфос, оба мальчишки были бы еще в тюрьме. Если они и не убили, что еще не доказано, они все-таки пытались ограбить заведение…
Наблюдая за своим собеседником, месье Дельвинь плохо скрыл ироническую улыбку.
— Это, кажется, вас смущает…
— То есть от этого дело не становится проще!
— От чего дело не становится проще?
— От того, что Женаро явился к вам со своей информацией.
— Признайтесь, что вы считаете его убийцей…
— Не более, чем кого-то из остальных. И, кроме того, его поведение ничего не доказывает. Пожалуй, только подтверждает, что он очень силен.
— Вы хотите остаться в тюрьме?
Мегрэ играл со своей коробкой спичек. Он не торопился отвечать. И когда заговорил, он, казалось, обращался к себе самому:
— Графопулос прибыл в Льеж, чтобы убить кого-то или чтобы убили его самого…
— Это не доказано!
Вдруг Мегрэ яростно крикнул:
— Паршивые мальчишки!..
— Кого вы имеете в виду?
— Да этих юнцов, которые все испортили! Если только…
— Если только что?..
— Ничего!
И он в бешенстве встал и начал ходить по кабинету.
Из-за того, что они оба курили трубки, дышать в нем стало просто невозможно.
— Если бы труп остался в комнате, в гостинице, где можно было бы сделать обычные заключения, то, вероятно… — начал месье Дельвинь.
Мегрэ свирепо посмотрел на него.
В сущности, оба они были в плохом настроении, и это отразилось на их отношениях. При каждом слове они готовы были обменяться «любезностями» и дошли почти до того, чтобы возложить друг на друга ответственность за неудачу следствия.
— У вас нет табака?
Мегрэ произнес это так, как будто сказал: «Вы дурак!»
Он взял кисет из рук своего коллеги и набил трубку.
— Постойте! Не кладите его, пожалуйста, к себе в карман… — и этого оказалось достаточно, чтобы наступила разрядка. Мегрэ посмотрел на кисет, потом на своего собеседника с рыжими усами и, напрасно стараясь сдержать улыбку, пожал плечами.
Месье Дельвинь тоже улыбнулся. Они понимали друг друга. И только для формы сохраняли надутый вид.
Бельгиец первый спросил смягчившимся голосом, выдававшим его растерянность:
— Что мы теперь будем делать?
— Я знаю только то, что Графопулос убит!
— В своей комнате, в гостинице!
Это была последняя попытка уколоть.
— Да, в своей комнате, в гостинице! Будь то Женаро, Виктором, Аделью или одним из мальчишек! Ни у кого из них нет алиби. Женаро и Виктор заявляют, что они расстались на углу улицы От-Совеньер и что каждый из них пошел к себе домой. Адель утверждает, что она легла спать одна! Шабо и Дельфос ели ракушки и жареную картошку…
— Вы же в это время бегали по кабачкам.
— А вы спали!
Теперь они уже говорили почти шутливым тоном.
— Единственное, что может навести нас на след, — проворчал Мегрэ, — это что Графопулос позволил запереть себя в «Веселой мельнице» с целью украсть там что-то или убить кого-то. Когда он услышал шум, то представился мертвым, не подозревая о том, что час спустя он будет мертв и в самом деле…
В дверь настойчиво постучали, она отворилась. Вошедший инспектор объявил:
— Здесь месье Шабо; он хочет что-то сказать вам.
Спрашивает, не побеспокоит ли вас…
Мегрэ и Дельвинь посмотрели друг на друга.
— Пусть войдет!
Счетовод был взволнован. Он неловко держал свою мягкую шляпу и заколебался, увидев в кабинете Мегрэ.
— Извините меня, я…
— Вы хотите что-то мне сказать?
Шабо пришел не вовремя. Сейчас им было не до любезностей.
— То есть… простите… Я хотел от всего сердца поблагодарить…
— Ваш сын дома?
— Он вернулся час тому назад… Он сказал мне…
— Что он вам сказал?
Это было нелепо и в то же время вызывало жалость.
Месье Шабо не знал, как себя держать. Ему хотелось быть любезным, но резкие вопросы сбивали его с толку, и в конце концов он забыл приготовленную речь.
Жалкую, трогательную речь, не удавшуюся по вине слушателей.
— Он сказал мне… То есть я хотел поблагодарить вас за доброту, с которой вы… В сущности, он неплохой парень… Но дурное общество и некоторая слабость характера… Он поклялся… Его мать в постели, и у ее изголовья… Обещаю вам, месье комиссар, что отныне он не… Он невиновен, это ведь правда?..
Счетовод задыхался. Но он изо всех сил старался казаться спокойным и достойным.
— Это мой единственный сын, и я хотел бы… Может быть, я был слишком слабым…
— Да, слишком, слишком слабым!
Месье Шабо совсем растерялся. Мегрэ отвернулся, потому что почувствовал, что этот сорокалетний узкоплечий человек с завитыми при помощи щипцом усами сейчас заплачет.
— Обещаю вам в будущем…
И не зная, что еще сказать, он пробормотал:
— Как вы думаете, написать мне следователю, поблагодарить его?
— Конечно! Конечно! — проворчал месье Дельвинь, подталкивая его к двери. — Это превосходная мысль!
И он поднял мягкую шляпу, которая упала на пол, сунул в руку ее владельца, медленно, спиной направлявшегося к выходу.
— Дельфос-отец и не подумает нас поблагодарить! — проговорил комиссар Дельвинь, когда дверь за Шабо закрылась. — Он, правда, каждую неделю обедает у губернатора и на «ты» с королевским прокурором… Да что там!..
В этих словах были усталость и отвращение, так же как и в движении руки, которым он собрал в кучу все бумаги, разбросанные на письменном столе.
— Что будем делать?
В этот час Адель, должно быть, еще спала в своей неубранной комнате, где царили запахи алькова и кухни.
В «Веселой мельнице» Виктор и Жозеф лениво переходили от столика к столику, вытирали мрамор, чистили зеркала белой испанской пастой…
— Месье комиссар… здесь редактор «Льежской газеты», которому вы обещали…
— Пусть подождет!
Мегрэ, нахмурившись, снова уселся в углу.
— Неоспоримо одно, — вдруг заявил месье Дельвинь, — это что Графопулос мертв!
— А ведь это идея! — отозвался Мегрэ.
Дельвинь посмотрел на него, думая, что он иронизирует.
Но Мегрэ продолжал:
— Да! Это все же лучшее, что нам остается сделать.
Сколько здесь сейчас инспекторов?
— Двое или трое. Почему вы спрашиваете?
— Этот кабинет запирается на ключ?
— Разумеется!
— Я думаю, вы больше доверяете своим инспекторам, чем тюремным надзирателям?
Месье Дельвинь все еще не понимал.
— Ну, так вот!.. Дайте мне ваш револьвер… Не бойтесь… Я сейчас выстрелю… Немного позже вы выйдете и объявите, что широкоплечий мужчина покончил с собой, а это равносильно признанию, и, значит, следствие закончено…
— Так вы хотите?..
— Осторожно… я стреляю… Главное, постарайтесь, чтобы потом меня здесь не беспокоили… В случае надобности можно выйти через это окно?..
— Что вы хотите сделать?
— У меня возникла идея… Поняли?..
И Мегрэ сел в кресло спиной к двери и выстрелил в воздух. Он даже не вынул трубки изо рта. Но это было не важно, так как из соседних кабинетов прибежали люди, а месье Дельвинь вышел к ним и неуверенно пробормотал:
— Ничего страшного… Убийца покончил с собой…
Он признался…
И месье Дельвинь вышел, заперев дверь своего кабинета на ключ, в то время как Мегрэ поглаживал голову с самым довольным видом.
— Адель… Женаро… Виктор… Дельфос и Шабо… — повторял он, словно молитву.
В общем зале репортер «Льежской газеты» что-то записывал.
— Вы говорите, он во всем признался?.. И нельзя было установить его личность?.. Прекрасно!.. Могу я позвонить от вас по телефону?.. «Ла Бурс» выходит через час…
— Подумайте! — крикнул входя торжествующий инспектор. — Трубки получены!.. Когда вы придете выбрать для себя?..
Но комиссар Дельвинь без энтузиазма подергивал усы.
— Сейчас…
— Знаете, они еще дешевле, чем я думал, — на два франка.
— В самом деле?
И он выдал свои настоящие заботы, проворчав сквозь зубы:
— Далась ему эта мафия!
Глава 10
Двое в темноте
— Вы уверены в своих людях?
— Во всяком случае, никто не заподозрит, что они из полиции, по той простой причине, что они и в самом деле там не служат. К бару «Веселой мельницы» я прикрепил своего зятя, который живет в Спа и приехал на два дня в Льеж. За Аделью следит один служащий налогового управления. Остальные хорошо спрятаны или замаскированы.
Ночь была свежей, и из-за мелкого дождя на асфальте образовалась слякоть. Мегрэ до ворота застегнул свое тяжелое черное пальто, закутал половину лица в кашне.
Он не выходил из темноты узкой улочки, откуда можно было видеть светящуюся вывеску «Веселой мельницы».
Комиссару Дельвиню, о смерти которого газетам объявлять не пришлось, не нужно было столько предосторожностей. Он был даже без пальто и, когда пошел дождь, проворчал что-то неразборчивое.
Персонал начал приходить в половине девятого, когда двери кабаре еще были закрыты. Один за другим подходили Виктор, который пришел первым, задолго до начала работы, затем Жозеф, за ним хозяин. Он сам зажег неоновую вывеску в тот момент, когда музыканты появились со стороны улицы Пон д'Авруа.
Ровно в девять часов послышались неясные звуки Джаза, и маленький швейцар занял свое место у двери, вынимая из кармана мелкие монеты и пересчитывая их.
Несколько минут спустя в зал вошел зять Дельвиня, а вскоре вслед за ним — служащий налогового управления.
Комиссар так резюмировал стратегическую обстановку:
— Кроме этих двоих и двух полицейских, стоящих в переулке и наблюдающих за черным ходом, стоит сейчас еще один человек у двери в квартиру Адели на улице Режанс и еще двое — у дверей домов Дельфоса и Шабо. И, конечно, следят за комнатой, которую занимал Графопулос в отеле «Модерн».
Мегрэ ничего не сказал. Они осуществляли его идею.
Газеты объявили о том, что убийца грека покончил с собой, и давали понять, что следствие закончено и дело не представляет собой особого интереса.
— Теперь мы или покончим с этим делом сегодня ночью, — сказал Мегрэ своему коллеге, — или оно будет тянуться месяцами.
И он ходил, медленный и тяжелый, взад и вперед, делая короткие затяжки, сгорбив спину и отвечая только ворчанием на попытки своего коллеги завязать разговор.
Месье Дельвиню, не такому флегматичному, как он, хотелось говорить хотя бы для того, чтобы скоротать время.
— Что, по-вашему, может произойти?
Но тот только бросал на него рассеянные взгляды, которые, казалось, спрашивали: «Неужели вам обязательно нужно болтать?»
Около десяти пришла Адель; за ней следовал силуэт человека из сыскной полиции. Он прошел мимо своего начальника, бросив ему на ходу:
— Ничего…
И Мегрэ продолжал прогуливаться поблизости. Вдали виднелась улица Пон д'Авруа, ярко освещенная, с трамваями, проходившими почти каждые три минуты, и, несмотря на дождь, с медленно движущейся толпой.
Здесь было место обычной прогулки льежцев. На этой главной артерии всегда толпился народ: семьи, барышни под руку друг с другом, компании молодых людей, рассматривавших проходивших женщин, несколько франтов, двигавшихся медленными шагами и державшихся так гордо, будто они были одеты в золото.
В узеньких поперечных переулках светились вывески более или менее сомнительных кабаре, подобных «Веселой мельнице». Прижимаясь к стенам, крались какие-то тени. Иногда с освещенной улицы туда сворачивала женщина и, проникнув в темноту, останавливалась, поджидая шедшего за ней мужчину.
Короткое совещание, несколько шагов до отеля, обозначенного матовым стеклянным шаром…
— Вы в самом деле надеетесь?
Мегрэ только пожал плечами. Выражение лица его было до того безмятежным, что оно могло показаться даже глупым.
— Во всяком случае, я не думаю, чтобы Шабо пришла фантазия выйти из дома сегодня вечером, в особенности если его мать в постели!
Комиссар Дельвинь не принимал этого упрямого молчания. Он посмотрел на свою новую трубку, которая еще не была обкурена.
— Да, не забудьте напомнить мне завтра, чтобы я дал вам такую трубку. Таким образом, у вас будет сувенир из Льежа.
В «Веселую мельницу» входили два клиента.
— Это портной с улицы Ор-Шато и владелец заправочной станции, — объявил месье Дельвинь, — оба завсегдатаи. Гуляки, как здесь говорят…
В этот момент кто-то выходил, и, чтобы узнать его, нужно было смотреть очень внимательно. Это был Виктор, сменивший свою рабочую одежду на костюм и пальто. Он шел быстро. За ним сразу стал следить один из инспекторов.
— Смотри-ка, смотри!.. — тихо проговорил комиссар Дельвинь.
Мегрэ глубоко вздохнул и бросил на своего коллегу убийственный взгляд. Неужели этот бельгиец не мог помолчать хоть несколько минут?..
Руки у Мегрэ были засунуты в карманы. И не подавая виду, что за кем-то наблюдает, он замечал малейшие изменения, происходившие вокруг.
Он первым заметил Рене Дельфоса, его худую шею, его силуэт нескладного подростка. Рене неуверенно появился на улице, два раза перешел ее туда и обратно и, наконец, решительно направился к двери «Веселой мельницы».
— Смотри-ка! Смотри! — повторил месье Дельвинь.
— Да!
— Что вы хотите сказать?
— Ничего!
Если Мегрэ и не хотел ничего сказать, то он был так заинтересован, что уже не казался столь флегматичным.
Он вышел вперед, даже слегка неосторожно — газовый рожок позволял неясно различить верхнюю часть его лица. Это длилось недолго. Дельфос оставался в кабаре не больше десяти минут. Выйдя оттуда, он быстро пошел и не колеблясь направился к улице Пон д'Авруа.
Спустя несколько секунд вышел, в свою очередь, зять Дельвиня, поискал кого-то глазами. Чтобы позвать его, пришлось тихонько свистнуть.
— Ну что?
— Дельфос сел за стол танцовщицы.
— Потом?
— Они вместе пошли в туалет, дотом он вышел на улицу, она села на свое место.
— У Адели была в руках ее сумка?
— Да!.. Маленькая черная бархатная сумочка.
— Пошли!.. — сказал Мегрэ.
И он зашагал так быстро, что его спутники едва за ним поспевали.
— Что мне делать? — спросил зять.
А комиссар уже увлекал за собой месье Дельвиня.
— Разумеется, возвращайтесь туда.
На улице Пон д'Авруа они не могли увидеть молодого человека, потому что он опередил их шагов на сто, а толпа была плотная. Но когда дошли до конца улицы Режанс, они угадали силуэт, который почти бежал вдоль домов возле самых стен.
— Смотри-ка! Смотри!.. — снова не удержался месье Дельвинь.
— Да, он идет к ней! — уточнил Мегрэ. — Он ходил в «Веселую мельницу», чтобы попросить у нее ключ.
— А это значит…
Дельфос вошел в дом, закрыл за собой дверь в коридор и, должно быть, поднялся по лестнице.
— Что будем делать?
— Минутку… Где ваш инспектор?..
Тот как раз приближался, не зная, должен ли он заговорить со своим начальником или сделать вид, что не узнает его.
— Иди сюда, Жирар! Ну, что?..
— Пять минут назад кто-то вошел в дом. Я заметил свет в комнате, как будто по ней ходили с карманным фонариком…
— Пошли туда, — сказал Мегрэ.
— Войдем в комнату?
— Конечно, черт возьми!
Чтобы открыть входную дверь, общую для всех жильцов, достаточно повернуть ручку, потому что в бельгийских домах нет консьержек.
Лестница не была освещена. Из комнаты Адели не просачивалось света.
Но как только Мегрэ дотронулся до двери и она приотворилась, он услышал неясный шум, как будто на полу боролись два человека. Месье Дельвинь уже вытащил пистолет из кармана, Мегрэ машинально ощупал стену слева, нашел выключатель и повернул его.
И тут, при свете, они увидели одновременно комическое и трагическое зрелище.
Двое мужчин действительно боролись. Но свет застал их врасплох, так же как и шум, и они застыли неподвижно, не отпуская друг друга. Рука одного держала другого за горло. Седые волосы Виктора растрепались.
— Не шевелиться! — приказал месье Дельвинь. — Руки вверх!
Он закрыл за собой дверь, не выпуская из рук пистолета.
Мегрэ со вздохом облегчения снял кашне, расстегнул пальто и глубоко втянул в себя воздух, как человек, которому только что было очень жарко.
— Быстрее!.. Руки вверх!..
Рене Дельфос упал, потому что, когда он хотел встать, его правая нога застряла под ногой Виктора.
Взгляд месье Дельвиня, казалось, спрашивал совета.
Дельфос и официант кафе теперь стояли бледные, растерянные, в разорванной одежде. Из них двоих наиболее взволнован, наиболее растерян был молодой человек; он как будто не понимал, что с ним происходит.
Более того, он в изумлении смотрел на Виктора, словно вовсе не ожидал встретить его здесь. С кем же он боролся?
— Стойте смирно, ребята! — сказал наконец молчавший все это время Мегрэ. — Дверь хорошо закрыта, комиссар?
Он подошел к месье Дельвиню и тихо сказал ему несколько слов. Дельвинь подал знак в окно инспектору Жирару, чтобы тот поднялся на второй этаж, а сам вышел к нему на площадку.
— Собери столько наших людей, сколько сможешь найти вокруг «Веселой мельницы». Никого не выпускай оттуда. И наоборот, пусть туда входит, кто захочет.
И он вернулся в комнату, где белое стеганое покрывало на кровати напоминало взбитые сливки.
Виктор оставался невозмутимым. Это был типичный официант кафе, как их любят изображать карикатуристы: редкие волосы, обычно прикрывавшие лысину, а сейчас растрепанные, дряблые щеки, выпуклые слезящиеся глаза.
Он поднял плечи словно для того, чтобы уберечься от удара, и трудно было определить, за чем он следил, глядя в сторону.
— Вас арестуют не впервые, а? — с уверенностью бросил ему Мегрэ.
Он был убежден в этом. Это было видно с первого взгляда. Чувствовалось, что Виктор давно уже ждет того момента, когда очутится лицом к лицу с полицией, и что он уже привык к таким встречам.
— Не понимаю, что вы хотите сказать. Адель просила меня зайти сюда и принести ей кое-что.
— Конечно, губную помаду?
— …Я услышал шум… Кто-то вошел…
— И вы бросились на него! Другими словами, вы искали губную помаду в темноте. Внимание! Руки вверх, пожалуйста…
Оба подняли к потолку обессиленные руки. У Дельфоса они дрожали. Не смея опустить их, он вытер лицо рукавом.
— А зачем Адель послала вас?
Зубы молодого человека стучали, но он не смог произнести ни слова.
— Вы присмотрите за ними, Дельвинь?
И Мегрэ обошел комнату, где на ночном столике он заметил остатки котлеты, крошки хлеба и начатую бутылку пива. Он нагнулся, чтобы посмотреть под кроватью, пожал плечами, открыл стенной шкаф, в котором висели только платья, лежало белье и старые туфли со стоптанными каблуками.
Тут он увидел стул, стоявший возле шкафа, забрался на него, провел рукой по верху и вытащил оттуда черный кожаный портфель.
— Ну вот! — сказал он, сходя со стула. — Это губная помада, Виктор?
— Не понимаю, что вы хотите сказать!
— Словом, это то, что вы искали?
— Я никогда не видел этого портфеля.
— Тем хуже для вас! А вы, Дельфос?
— Я… я клянусь…
Он забыл, что на него наведен револьвер, бросился головой на кровать и разразился судорожными рыданиями.
— Так, значит, мой милый Виктор, вы ничего не хотите сказать? Даже почему вы боролись с этим молодым человеком?
И Мегрэ поставил на пол грязную тарелку, стакан и бутылку, стоявшие на ночном столике, положил портфель на их место, открыл его.
— Эти бумаги нас не касаются, Дельвинь! Их нужно будет передать во Второй отдел… Вот чертежи нового пулемета, изготовляемого военными заводами Гершталя… А вот это похоже на планы реконструкции укрепленного форта… Гм!.. Шифрованные письма — их должны будут изучать специалисты…
В камине на решетке потрескивали остатки догоравших брикетов.
Вдруг, когда этого меньше всего ожидали, Виктор бросился к ночному столику, схватил бумаги, пытаясь их сжечь.
Мегрэ, вероятно, предвидел это, потому что, пока комиссар Дельвинь колебался, стрелять ли ему, он ударил официанта кулаком в лицо, и тот закачался, не успев бросить документы в огонь.
Листы рассыпались по полу. Виктор двумя руками держался за левую щеку, которая сразу покраснела.
Все произошло очень быстро. Однако Дельфос чуть не воспользовался этим, чтобы сбежать. В одно мгновение он вскочил с кровати и хотел проскользнуть за спиной Дельвиня, но тот заметил это и остановил его, подставив ему ногу.
— А что теперь?.. — спросил Мегрэ.
— Я все равно ничего не скажу, — в бешенстве проворчал Виктор.
— А я у тебя что-нибудь спрашивал?
— Я не убивал Графопулоса…
— Ну и что с того?
— Вы скотина! Мой адвокат…
— Смотри-ка! У тебя уже есть адвокат?..
А комиссар Дельвинь наблюдал за мальчишкой и, следя за его взглядом, заметил, что он смотрит на верх гардероба.
— По-моему, там есть еще что-то, — сказал Дельвинь.
— Возможно, — ответил Мегрэ и снова забрался на стул.
Ему пришлось долго шарить рукой. Наконец, нащупав синий кожаный бумажник, он открыл его.
— Бумажник Графопулоса, — объявил он. — Тридцать ассигнаций по тысяче французских франков… Документы… Смотрите! Адрес на кусочке бумаги: «Веселая мельница», улица По д'Ор… И еще другим почерком: «В помещении никто не ночует».
Мегрэ больше не обращал внимания ни на кого. Он Раздумывал, разглядывал шифрованное письмо, подсчитывал какие-то знаки.
— Один… два… три… одиннадцать… двенадцать!.. Слово из двенадцати букв… То есть: Графопулос. Это в портфеле…
— Во всяком случае, никто не заподозрит, что они из полиции, по той простой причине, что они и в самом деле там не служат. К бару «Веселой мельницы» я прикрепил своего зятя, который живет в Спа и приехал на два дня в Льеж. За Аделью следит один служащий налогового управления. Остальные хорошо спрятаны или замаскированы.
Ночь была свежей, и из-за мелкого дождя на асфальте образовалась слякоть. Мегрэ до ворота застегнул свое тяжелое черное пальто, закутал половину лица в кашне.
Он не выходил из темноты узкой улочки, откуда можно было видеть светящуюся вывеску «Веселой мельницы».
Комиссару Дельвиню, о смерти которого газетам объявлять не пришлось, не нужно было столько предосторожностей. Он был даже без пальто и, когда пошел дождь, проворчал что-то неразборчивое.
Персонал начал приходить в половине девятого, когда двери кабаре еще были закрыты. Один за другим подходили Виктор, который пришел первым, задолго до начала работы, затем Жозеф, за ним хозяин. Он сам зажег неоновую вывеску в тот момент, когда музыканты появились со стороны улицы Пон д'Авруа.
Ровно в девять часов послышались неясные звуки Джаза, и маленький швейцар занял свое место у двери, вынимая из кармана мелкие монеты и пересчитывая их.
Несколько минут спустя в зал вошел зять Дельвиня, а вскоре вслед за ним — служащий налогового управления.
Комиссар так резюмировал стратегическую обстановку:
— Кроме этих двоих и двух полицейских, стоящих в переулке и наблюдающих за черным ходом, стоит сейчас еще один человек у двери в квартиру Адели на улице Режанс и еще двое — у дверей домов Дельфоса и Шабо. И, конечно, следят за комнатой, которую занимал Графопулос в отеле «Модерн».
Мегрэ ничего не сказал. Они осуществляли его идею.
Газеты объявили о том, что убийца грека покончил с собой, и давали понять, что следствие закончено и дело не представляет собой особого интереса.
— Теперь мы или покончим с этим делом сегодня ночью, — сказал Мегрэ своему коллеге, — или оно будет тянуться месяцами.
И он ходил, медленный и тяжелый, взад и вперед, делая короткие затяжки, сгорбив спину и отвечая только ворчанием на попытки своего коллеги завязать разговор.
Месье Дельвиню, не такому флегматичному, как он, хотелось говорить хотя бы для того, чтобы скоротать время.
— Что, по-вашему, может произойти?
Но тот только бросал на него рассеянные взгляды, которые, казалось, спрашивали: «Неужели вам обязательно нужно болтать?»
Около десяти пришла Адель; за ней следовал силуэт человека из сыскной полиции. Он прошел мимо своего начальника, бросив ему на ходу:
— Ничего…
И Мегрэ продолжал прогуливаться поблизости. Вдали виднелась улица Пон д'Авруа, ярко освещенная, с трамваями, проходившими почти каждые три минуты, и, несмотря на дождь, с медленно движущейся толпой.
Здесь было место обычной прогулки льежцев. На этой главной артерии всегда толпился народ: семьи, барышни под руку друг с другом, компании молодых людей, рассматривавших проходивших женщин, несколько франтов, двигавшихся медленными шагами и державшихся так гордо, будто они были одеты в золото.
В узеньких поперечных переулках светились вывески более или менее сомнительных кабаре, подобных «Веселой мельнице». Прижимаясь к стенам, крались какие-то тени. Иногда с освещенной улицы туда сворачивала женщина и, проникнув в темноту, останавливалась, поджидая шедшего за ней мужчину.
Короткое совещание, несколько шагов до отеля, обозначенного матовым стеклянным шаром…
— Вы в самом деле надеетесь?
Мегрэ только пожал плечами. Выражение лица его было до того безмятежным, что оно могло показаться даже глупым.
— Во всяком случае, я не думаю, чтобы Шабо пришла фантазия выйти из дома сегодня вечером, в особенности если его мать в постели!
Комиссар Дельвинь не принимал этого упрямого молчания. Он посмотрел на свою новую трубку, которая еще не была обкурена.
— Да, не забудьте напомнить мне завтра, чтобы я дал вам такую трубку. Таким образом, у вас будет сувенир из Льежа.
В «Веселую мельницу» входили два клиента.
— Это портной с улицы Ор-Шато и владелец заправочной станции, — объявил месье Дельвинь, — оба завсегдатаи. Гуляки, как здесь говорят…
В этот момент кто-то выходил, и, чтобы узнать его, нужно было смотреть очень внимательно. Это был Виктор, сменивший свою рабочую одежду на костюм и пальто. Он шел быстро. За ним сразу стал следить один из инспекторов.
— Смотри-ка, смотри!.. — тихо проговорил комиссар Дельвинь.
Мегрэ глубоко вздохнул и бросил на своего коллегу убийственный взгляд. Неужели этот бельгиец не мог помолчать хоть несколько минут?..
Руки у Мегрэ были засунуты в карманы. И не подавая виду, что за кем-то наблюдает, он замечал малейшие изменения, происходившие вокруг.
Он первым заметил Рене Дельфоса, его худую шею, его силуэт нескладного подростка. Рене неуверенно появился на улице, два раза перешел ее туда и обратно и, наконец, решительно направился к двери «Веселой мельницы».
— Смотри-ка! Смотри! — повторил месье Дельвинь.
— Да!
— Что вы хотите сказать?
— Ничего!
Если Мегрэ и не хотел ничего сказать, то он был так заинтересован, что уже не казался столь флегматичным.
Он вышел вперед, даже слегка неосторожно — газовый рожок позволял неясно различить верхнюю часть его лица. Это длилось недолго. Дельфос оставался в кабаре не больше десяти минут. Выйдя оттуда, он быстро пошел и не колеблясь направился к улице Пон д'Авруа.
Спустя несколько секунд вышел, в свою очередь, зять Дельвиня, поискал кого-то глазами. Чтобы позвать его, пришлось тихонько свистнуть.
— Ну что?
— Дельфос сел за стол танцовщицы.
— Потом?
— Они вместе пошли в туалет, дотом он вышел на улицу, она села на свое место.
— У Адели была в руках ее сумка?
— Да!.. Маленькая черная бархатная сумочка.
— Пошли!.. — сказал Мегрэ.
И он зашагал так быстро, что его спутники едва за ним поспевали.
— Что мне делать? — спросил зять.
А комиссар уже увлекал за собой месье Дельвиня.
— Разумеется, возвращайтесь туда.
На улице Пон д'Авруа они не могли увидеть молодого человека, потому что он опередил их шагов на сто, а толпа была плотная. Но когда дошли до конца улицы Режанс, они угадали силуэт, который почти бежал вдоль домов возле самых стен.
— Смотри-ка! Смотри!.. — снова не удержался месье Дельвинь.
— Да, он идет к ней! — уточнил Мегрэ. — Он ходил в «Веселую мельницу», чтобы попросить у нее ключ.
— А это значит…
Дельфос вошел в дом, закрыл за собой дверь в коридор и, должно быть, поднялся по лестнице.
— Что будем делать?
— Минутку… Где ваш инспектор?..
Тот как раз приближался, не зная, должен ли он заговорить со своим начальником или сделать вид, что не узнает его.
— Иди сюда, Жирар! Ну, что?..
— Пять минут назад кто-то вошел в дом. Я заметил свет в комнате, как будто по ней ходили с карманным фонариком…
— Пошли туда, — сказал Мегрэ.
— Войдем в комнату?
— Конечно, черт возьми!
Чтобы открыть входную дверь, общую для всех жильцов, достаточно повернуть ручку, потому что в бельгийских домах нет консьержек.
Лестница не была освещена. Из комнаты Адели не просачивалось света.
Но как только Мегрэ дотронулся до двери и она приотворилась, он услышал неясный шум, как будто на полу боролись два человека. Месье Дельвинь уже вытащил пистолет из кармана, Мегрэ машинально ощупал стену слева, нашел выключатель и повернул его.
И тут, при свете, они увидели одновременно комическое и трагическое зрелище.
Двое мужчин действительно боролись. Но свет застал их врасплох, так же как и шум, и они застыли неподвижно, не отпуская друг друга. Рука одного держала другого за горло. Седые волосы Виктора растрепались.
— Не шевелиться! — приказал месье Дельвинь. — Руки вверх!
Он закрыл за собой дверь, не выпуская из рук пистолета.
Мегрэ со вздохом облегчения снял кашне, расстегнул пальто и глубоко втянул в себя воздух, как человек, которому только что было очень жарко.
— Быстрее!.. Руки вверх!..
Рене Дельфос упал, потому что, когда он хотел встать, его правая нога застряла под ногой Виктора.
Взгляд месье Дельвиня, казалось, спрашивал совета.
Дельфос и официант кафе теперь стояли бледные, растерянные, в разорванной одежде. Из них двоих наиболее взволнован, наиболее растерян был молодой человек; он как будто не понимал, что с ним происходит.
Более того, он в изумлении смотрел на Виктора, словно вовсе не ожидал встретить его здесь. С кем же он боролся?
— Стойте смирно, ребята! — сказал наконец молчавший все это время Мегрэ. — Дверь хорошо закрыта, комиссар?
Он подошел к месье Дельвиню и тихо сказал ему несколько слов. Дельвинь подал знак в окно инспектору Жирару, чтобы тот поднялся на второй этаж, а сам вышел к нему на площадку.
— Собери столько наших людей, сколько сможешь найти вокруг «Веселой мельницы». Никого не выпускай оттуда. И наоборот, пусть туда входит, кто захочет.
И он вернулся в комнату, где белое стеганое покрывало на кровати напоминало взбитые сливки.
Виктор оставался невозмутимым. Это был типичный официант кафе, как их любят изображать карикатуристы: редкие волосы, обычно прикрывавшие лысину, а сейчас растрепанные, дряблые щеки, выпуклые слезящиеся глаза.
Он поднял плечи словно для того, чтобы уберечься от удара, и трудно было определить, за чем он следил, глядя в сторону.
— Вас арестуют не впервые, а? — с уверенностью бросил ему Мегрэ.
Он был убежден в этом. Это было видно с первого взгляда. Чувствовалось, что Виктор давно уже ждет того момента, когда очутится лицом к лицу с полицией, и что он уже привык к таким встречам.
— Не понимаю, что вы хотите сказать. Адель просила меня зайти сюда и принести ей кое-что.
— Конечно, губную помаду?
— …Я услышал шум… Кто-то вошел…
— И вы бросились на него! Другими словами, вы искали губную помаду в темноте. Внимание! Руки вверх, пожалуйста…
Оба подняли к потолку обессиленные руки. У Дельфоса они дрожали. Не смея опустить их, он вытер лицо рукавом.
— А зачем Адель послала вас?
Зубы молодого человека стучали, но он не смог произнести ни слова.
— Вы присмотрите за ними, Дельвинь?
И Мегрэ обошел комнату, где на ночном столике он заметил остатки котлеты, крошки хлеба и начатую бутылку пива. Он нагнулся, чтобы посмотреть под кроватью, пожал плечами, открыл стенной шкаф, в котором висели только платья, лежало белье и старые туфли со стоптанными каблуками.
Тут он увидел стул, стоявший возле шкафа, забрался на него, провел рукой по верху и вытащил оттуда черный кожаный портфель.
— Ну вот! — сказал он, сходя со стула. — Это губная помада, Виктор?
— Не понимаю, что вы хотите сказать!
— Словом, это то, что вы искали?
— Я никогда не видел этого портфеля.
— Тем хуже для вас! А вы, Дельфос?
— Я… я клянусь…
Он забыл, что на него наведен револьвер, бросился головой на кровать и разразился судорожными рыданиями.
— Так, значит, мой милый Виктор, вы ничего не хотите сказать? Даже почему вы боролись с этим молодым человеком?
И Мегрэ поставил на пол грязную тарелку, стакан и бутылку, стоявшие на ночном столике, положил портфель на их место, открыл его.
— Эти бумаги нас не касаются, Дельвинь! Их нужно будет передать во Второй отдел… Вот чертежи нового пулемета, изготовляемого военными заводами Гершталя… А вот это похоже на планы реконструкции укрепленного форта… Гм!.. Шифрованные письма — их должны будут изучать специалисты…
В камине на решетке потрескивали остатки догоравших брикетов.
Вдруг, когда этого меньше всего ожидали, Виктор бросился к ночному столику, схватил бумаги, пытаясь их сжечь.
Мегрэ, вероятно, предвидел это, потому что, пока комиссар Дельвинь колебался, стрелять ли ему, он ударил официанта кулаком в лицо, и тот закачался, не успев бросить документы в огонь.
Листы рассыпались по полу. Виктор двумя руками держался за левую щеку, которая сразу покраснела.
Все произошло очень быстро. Однако Дельфос чуть не воспользовался этим, чтобы сбежать. В одно мгновение он вскочил с кровати и хотел проскользнуть за спиной Дельвиня, но тот заметил это и остановил его, подставив ему ногу.
— А что теперь?.. — спросил Мегрэ.
— Я все равно ничего не скажу, — в бешенстве проворчал Виктор.
— А я у тебя что-нибудь спрашивал?
— Я не убивал Графопулоса…
— Ну и что с того?
— Вы скотина! Мой адвокат…
— Смотри-ка! У тебя уже есть адвокат?..
А комиссар Дельвинь наблюдал за мальчишкой и, следя за его взглядом, заметил, что он смотрит на верх гардероба.
— По-моему, там есть еще что-то, — сказал Дельвинь.
— Возможно, — ответил Мегрэ и снова забрался на стул.
Ему пришлось долго шарить рукой. Наконец, нащупав синий кожаный бумажник, он открыл его.
— Бумажник Графопулоса, — объявил он. — Тридцать ассигнаций по тысяче французских франков… Документы… Смотрите! Адрес на кусочке бумаги: «Веселая мельница», улица По д'Ор… И еще другим почерком: «В помещении никто не ночует».
Мегрэ больше не обращал внимания ни на кого. Он Раздумывал, разглядывал шифрованное письмо, подсчитывал какие-то знаки.
— Один… два… три… одиннадцать… двенадцать!.. Слово из двенадцати букв… То есть: Графопулос. Это в портфеле…