Шаги на лестнице. Нервный стук в дверь. Возбужденное лицо инспектора Жирара.
   — «Веселая мельница» оцеплена. Никто оттуда не выйдет. Но… Несколько минут назад туда пришел месье Дельфос и потребовал, чтобы ему выдали сына… Он отвел Адель в сторону… Да, он вышел… Я подумал, что надо выпустить его и проследить за ним… Когда я увидел, что он идет сюда, я забежал вперед… Да вот и он!.. Поднимается по лестнице…
   И в самом деле, кто-то, спотыкаясь, шел по площадке, ощупывая двери, наконец постучал.
   Мегрэ открыл сам и поклонился человеку с седыми усами, который бросил на него надменный взгляд.
   — Мой сын здесь?..
   Рене был в жалком состоянии. Отец увидел его и, щелкнув пальцами, проговорил:
   — Пошли! Домой!..
   Обстановка накалилась. Рене с ужасом оглядывал всех, цеплялся за покрывало, еще сильнее стучал зубами.
   — Минутку! — вмешался Мегрэ. — Не хотите ли присесть, месье Дельфос?
   Тот осмотрелся вокруг с легким отвращением.
   — Вы хотите поговорить со мной? А кто вы?
   — Не важно! Комиссар Дельвинь скажет вам, если будет нужно. Когда ваш сын вернулся домой, вы устроили ему взбучку?
   — Я запер его в комнате и велел ждать моего решения.
   — А каково было это решение?
   — Еще не знаю. Наверное, пошлю его за границу в какой-нибудь банк или фирму. Пора ему научиться жить.
   — Нет, месье Дельфос.
   — Что вы этим хотите сказать?
   — Я просто хочу сказать, что теперь уже поздно. Ваш сын в ночь со среды на четверг убил месье Графопулоса, чтобы ограбить его…
   Мегрэ поймал рукой трость с золотым набалдашником, которая чуть не ударила его. И крепко схватив, он повернул ее так, что владельцу пришлось отпустить ее, охнув от боли. Тогда Мегрэ спокойно рассмотрел палку и, взвесив в руке, сказал:
   — Я почти уверен, что преступление было совершено этой тростью.
   С судорожно открытым ртом Рене пытался кричать, но не мог произнести ни звука. Это был комок нервов, жалкое существо, задушенное животным страхом.
   — Надеюсь, что вы объяснитесь, — все-таки бросил ему месье Дельфос. — А вы, дорогой комиссар, поверьте, я передам моему другу прокурору…
   Мегрэ повернулся к инспектору Жирару:
   — Пойдите приведите мне Адель… Возьмите машину… Приведите также Женаро…
   — Я думаю, что,.. — начал месье Дельвинь, подойдя к Мегрэ.
   — Да! Да!.. — ответил тот, словно успокаивая ребенка.
   И он принялся ходить по комнате. Он ходил беспрерывно в течение тех семи минут, которые потребовались Для исполнения его приказания.
   Ворчание мотора. Шаги по лестнице. Протестующий голос Женаро.
   — Договаривайтесь с моим юристом… Это неслыханно!.. Я патентованный коммерсант, который… в то время когда у меня сидят пятьдесят клиентов!..
   Войдя, он нашел глазами Виктора и, казалось, хотел Расспросить его.
   Виктор был великолепен.
   — Мы влипли! — просто сказал он.
   Танцовщица, полуобнаженная, в платье, подчеркивающем ее фигуру, созерцала свое жилище, опустив плечи, словно подчиняясь судьбе.
 
 
   — Отвечайте на мой вопрос. Просил ли вас Графопулос вечером прийти к нему в его комнату?..
   — Я не пошла туда!
   — Значит, он просил вас об этом! Значит, он сказал вам, что ночует в отеле «Модерн», в комнате восемнадцать.
   Она опустила голову.
   — Шабо и Дельфос, сидевшие за столиком недалеко от вас, могли это слышать. В котором часу Дельфос пришел сюда?
   — Я спала!.. Может быть, часов в пять утра…
   — Что он сказал?
   — Он предложил мне уехать с ним… Хотел сесть на корабль и отправиться в Америку… Сказал мне, что он богат…
   — Вы отказались?..
   — Я была такая сонная… Велела ему ложиться спать…
   Но он не этого хотел… Он так нервничал, что я спросила его, не натворил ли он чего-нибудь плохого…
   — А что он ответил?..
   — Он умолял, чтобы я спрятала бумажник у себя в комнате!
   — И вы показали ему на шкаф, где уже лежал портфель…
   Она снова пожала плечами, вздохнула:
   — Тем хуже для них…
   — Вот эти самые вещи?
   Ответа не последовало. Месье Дельфос бросил на присутствующих вызывающий взгляд.
   — Любопытно было бы знать… — начал он.
   — Сейчас вы все узнаете, месье Дельфос. Прошу вас, потерпите минутку…
   Просто ему хотелось сначала набить трубку!

Глава 11
Дебютант

   — Сначала поговорим о Париже. Графопулос просит защиты у полиции, а на следующий день пытается ускользнуть от инспектора, которого к нему прикрепили.
   Помните, что я говорил вам, Дельвинь?
   Это известные истории с мафией и шпионажем… Так вот, здесь мы столкнулись со шпионажем. Графопулос богат, свободен от всяких дел. Его соблазняют приключения, как они соблазняют стольких подобных ему людей…
   Во время своих путешествий он встречает какого-то секретного агента и говорит ему о своем желании тоже вести жизнь, полную неожиданностей и тайн…
   Тайный агент! Два слова, которые заставляют мечтать так много дураков!
   Они воображают, что это ремесло состоит из… Но не важно! Графопулос не отказывается от того, что он задумал. Агент, к которому он обратился, не имеет права отклонять такое интересное предложение…
   Непосвященные не знают, что сначала нужно пройти испытание… Человек этот умный, богатый; он путешествует… Прежде всего надо узнать, обладает ли он хладнокровием, умеет ли хранить тайны…
   Ему дают первое задание: поехать в Льеж и украсть Документы в ночном кабаре…
   Это способ убедиться в том, что нервы у него в порядке. Задание фальшивое. Его просто посылают к другим агентам той же организации, которые будут судить о качествах этого человека…
   И Графопулос пугается! Он не так представлял себе шпионаж! Он думал, что будет жить в роскошных гостиницах, вести беседы с послами, что его будут приглашать ко дворам мелких европейских государств. Он не смеет отказаться. Но просит полицию присматривать за ним. Потом предупреждает своего шефа, что за ним следят…
   — Полицейский инспектор ходит за мной по пятам!
   Полагаю, что в таком случае мне не стоит ехать в Льеж…
   — Все равно поезжайте!..
   И тут он растерялся! Он пытается избежать присмотра, о котором сам же просил. Берет билет на самолет, летящий в Лондон, покупает билет на Берлин, выезжает с вокзала Гийемен…
   «Веселая мельница»! Здесь ему предстоит действовать… Он не знает, что хозяин принадлежит к этой банде, что он предупрежден, что все это только испытание и что к тому же в кабаре нет ни одного документа, который он мог бы украсть.
   За его столик садится танцовщица… Он назначает ей свидание поздно ночью в своей комнате в отеле, потому что он прежде всего любитель наслаждений… Как бывает почти всегда, риск обостряет его чувственность…
   В конце концов, он будет не один!.. В задаток он оставляет ей свой портсигар, которым она восхищается…
   Он наблюдает за присутствующими. Он ничего не знает. Или, вернее, знает одно: сейчас он должен устроить так, чтобы его заперли в помещении кабаре и он мог бы найти документы, которые у него требуют…
   Женаро, предупрежденный, с улыбкой наблюдает за ним… Виктор — он тоже в курсе дела — услужливо и иронично подает ему шампанское…
   Кто-то случайно услышал адрес, данный им Адели: отель «Модерн»… Комната восемнадцать…
   — А теперь мы должны перейти к другой истории! — Мегрэ смотрит на месье Дельфоса, и только на него.
   Вы извините меня за то, что я буду говорить о вас.
   Вы богаты. У вас состояние, жена, сын и несколько любовниц. Вы ведете веселую жизнь, не думая о том, что мальчишка, болезненный, слишком нервный, пытается, в своих ограниченных масштабах, подражать вам.
   Он видит, как вокруг него обильно тратятся деньги. Вы ему даете слишком много и вместе с тем недостаточно.
   Уже целые годы он у вас ворует и вдобавок ворует у своих дядей!
   В ваше отсутствие он катается на вашей машине. У него тоже есть любовницы. Короче, он в полном смысле этого слова выродившийся сын своего отца.
   Нет! Не протестуйте… Подождите…
   Ему нужен друг, которому он мог бы доверять… Он вовлекает в свои дела Шабо… Настает день, когда они оказываются в безвыходном положении… У них повсюду долги… И они решают унести кассу «Веселой мельницы»…
   Как раз в тот вечер, когда явился Графопулос… Дельфос и Шабо прячутся на лестнице, ведущей в подвал, когда все думают, что они ушли… Знает ли об этом Женаро?.. Это не важно, но я подозреваю, что знает!
   Он, Женаро, образец хорошего тайного агента. Он содержит кабаре. Имеет патент, как он сам только что сказал. На него работают помощники, агенты! Он чувствует себя в безопасности еще и потому, что сам является осведомителем полиции…
   И он знает, что Графопулос должен спрятаться в кабаре. Он запирает двери. Уходит с Виктором. На следующий день пошлет отчет своим начальникам о том, как вел себя Графопулос…
   Как видите, все это довольно сложно… Эту ночь можно было бы назвать ночью одураченных…
   Графопулос выпил шампанского, чтобы приободриться. Вот он остался один в «Веселой мельнице», в темноте… Теперь ему нужно найти документы, которые у него требуют…
   Но он не успел еще и шевельнуться, как открывается Дверь. Чиркнула спичка…
   Он испугался. Наверное, боялся еще заранее?.. У него не хватает смелости напасть на вошедших… Он предпочитает представиться мертвым…
   И он видит своих врагов… Двое юношей, они боятся еще больше него и убегают!..
   Никто не шевелится. Все затаили дыхание. У слушателей напряженные лица, а Мегрэ безмятежно продолжает:
   — Графопулос, оставшись один, упорно старается найти документы, которые у него требуют его новые шефы… Шабо и Дельфос, потрясенные, едят ракушки и жареную картошку, потом расстаются на улице…
   Но одно воспоминание не покидает Дельфоса… Отель «Модерн», комната восемнадцать… Эти слова, которые он услышал. Иностранец, кажется, богатый… А у Рене болезненная потребность в деньгах… Войти в гостиницу ночью — это проще пареной репы… Ключ от комнаты должен висеть на доске… А поскольку Графопулос мертв!
   Поскольку он никогда не войдет в свою комнату!..
   Дельфос идет туда. Уснувший швейцар и не думает его расспрашивать. Он поднимается наверх, шарит в чемоданчике путешественника…
   Шаги в коридоре… Дверь открывается…
   И входит сам Графопулос!.. Графопулос, который должен быть мертв!..
   Дельфос до того испугался, что, не раздумывая, изо всех сил бьет в темноте тростью, тростью с золотым набалдашником, которую он взял с собой сегодня вечером, как это часто бывало… Он растерян, почти не отвечает за свои поступки… Берет бумажник… Убегает…
   Быть может, при свете фонаря он пересчитывает содержимое бумажника… Видит, что там десятки тысяч франков, и у него возникает мысль уехать вместе с Адель, которой он всегда домогался.
   Роскошная жизнь за границей!.. Шикарная связь с женщиной!.. Как у настоящего мужчины!.. Как у его отца!..
   Но Адель спит… Адель не хочет уезжать… Дельфос прячет бумажник у нее, потому что он боится… Он не подозревает, что уже в течение долгих месяцев, вероятно, долгих лет, Женаро и Виктор хранят здесь в безопасности документы шпионской организации.
   Потому что она входит в эту организацию! Они все входят в нее!
   Дельфос взял с собой только бельгийские деньги, около двух тысяч франков, которые тоже были в бумажнике… Остальные, французские деньги наверняка могли его выдать!
   На следующий день он читает газеты. Жертва, его жертва, была обнаружена не в гостинице, а в зоологическом саду.
   Он ничего не понимает… Он весь в жару… Приходит к Шабо… Тащит его с собой… Лжет, что обокрал своего дядю, чтобы объяснить, откуда у него две тысячи франков…
   Нужно избавиться от этих денег… Он заставляет Шабо сделать это… Сам он трус… Хуже, чем трус, у него это просто патология… В глубине души он злится на своего приятеля за то, что тот не разделяет с ним его вины…
   Он хотел бы скомпрометировать его, но ничего определенного сделать для этого не смеет…
   Может быть, он и раньше на него злился?.. Зависть, ненависть — довольно сложные чувства… Шабо — чистый юноша, во всяком случае он был таким… А Рене грызут множество неясных желаний… Так объясняется эта странная дружба и то, что Дельфосу всегда было необходимо, чтобы его сопровождал Шабо.
   Даже заходил к нему домой… Он не мог оставаться один… И он впутывал Жана в свои делишки, в свои мелкие кражи у родственников, которые суд не разбирает…
   Шабо не вернулся из туалета… Шабо арестован… Дельфос не пытается его разыскивать… Он пьет… И ему нужен собутыльник… Чего он не может выносить, так это одиночества… Пьяный, он возвращается с танцовщицей к ней домой, засыпает у нее… Проснувшись на рассвете, пугается своего положения… Конечно, видит инспектора, который дежурит на улице…
   Он не смеет прикоснуться к деньгам Графопулоса, спрятанным на шкафу… Там только французские ассигнации, происхождение которых слишком легко определить… Он предпочитает обокрасть свою подружку…
   На что он надеется?.. Ни на что!.. И все, что он отныне делает, не противоречит логике вещей…
   Он смутно угадывает, что ему не удастся скрыться от правосудия… Но, с другой стороны, страх не позволяет ему сдаться…
   Спросите у комиссара Дельвиня, где полиция ищет и где она находит — девять раз из десяти! — преступников такого рода!
   В ночных кабаках… Дельфосу нужны выпивка, шум, женщины… Он входит в какое-то заведение возле вокзала… Хочет увести официантку… Когда та отказывается, он выходит на улицу в поисках проститутки… Угощает чужих людей вином… Показывает свои деньги.
   Раздает их… Он предельно возбужден…
   Когда его арестовывают, он лжет, болезненно лжет!
   Лжет безнадежно! Лжет для того, чтобы лгать, как некоторые порочные дети!
   Он готов рассказывать что угодно, выдумывает подробности… И это его самая характерная черта…
   Ему говорят, что убийца арестован… Это я!.. Его отпускают… Немного позже он узнает, что убийца признался и покончил с собой…
   Угадывает ли он ловушку?.. Чувствует, но неясно…
   Во всяком случае, что-то заставляет его уничтожить доказательства своей ответственности… Вот почему я сыграл эту комедию, которая могла бы показаться ребяческой…
   Существовало два способа вызвать Дельфоса на признание: тот, который я применил, или оставить его одного надолго в темноте, — ведь он боится ее так же, как одиночества…
   Он начал бы дрожать… Он признался бы во всем, чего от него хотели, и даже больше.
   Я уверен в его виновности с тех пор, как было доказано, что никто не украл две тысячи в шоколадном магазине… А с тех пор все его поступки только укрепляли мою уверенность…
   Это обычное дело, несмотря на его мрачность и кажущуюся сложность.
   Но я должен был разобраться еще в другом деле — деле Графопулоса… А следовательно, оставались еще и другие виновные…
   Объявление о смерти убийцы, о моей смерти, заставило их всех выдать себя…
   Дельфос приходит за компрометирующим его бумажником… Виктор приходит за…
   Мегрэ медленно обвел глазами всех присутствующих.
   — С каких пор, Адель, Женаро прячет в вашей квартире свои опасные бумаги?
   Она равнодушно пожала плечами, как женщина, которая давно уже ждет катастрофы.
   — Уже несколько лет! Это он вызвал меня из Парижа, где я умирала от голода…
   — Вы признаетесь, Женаро?
   — Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката.
   — Вы также?.. Как Виктор?..
   Месье Дельфос сидел молча, опустив голову и не спуская глаз со своей трости, той трости, которой был Убит Графопулос.
   — Мой сын не несет ответственности… — вдруг прошептал он.
   — Я знаю!
   Дельфос посмотрел на Мегрэ одновременно растерянно и смущенно:
   — Кто вам это сказал?
   — Посмотрите же в зеркало на себя и на него!
 
 
   И это было все! Три месяца спустя Мегрэ сидел у себя в Париже, на бульваре Ришар-Ленуар, и разбирал почту, которую только что принесла снизу консьержка.
   — Есть интересные письма? — спросила мадам Мегрэ, вытряхивая у окна коврик.
   — Открытка от твоей сестры, которая сообщает, что у нее скоро будет ребенок.
   — Еще!
   — Письмо из Бельгии.
   — От кого это?
   — Ничего интересного. Мой приятель, комиссар Дельвинь, посылает мне по почте трубку и сообщает о приговорах…
   Он вполголоса прочел:
   — «Женаро получил пять лет принудительных работ, Виктор три года, а девица Адель, за неимением неопровержимых доказательств, отпущена на свободу…»
   — Что это за люди? — спросила мадам Мегрэ, которая хоть и была женой комиссара уголовной полиции, тем не менее сохранила всю чистоту наивной девушки из французской деревни.
   — Не интересные! Они держали кабаре в Льеже, кабаре, в котором не было клиентов, но зато активно занимались шпионажем…
   — А девица Адель?
   — Танцовщица в этом заведении… Как все танцовщицы…
   — А ты ее знал?
   В голосе мадам Мегрэ внезапно послышалась ревность.
   — Я был у нее один раз.
   — Смотри у меня!
   — Вот теперь ты говоришь совсем как месье Дельвинь! Я был у нее, но меня сопровождали человек шесть.
   — Она хорошенькая?
   — Недурна! Мальчишки с ума по ней сходили.
   — Только мальчишки?..
   Мегрэ распечатал другой конверт с бельгийской маркой.
   — Вот как раз фотография одного из них, — сказал он.
   И протянул ей портрет молодого человека, чьи узкие плечи казались еще уже в военной форме. Он был снят на фоне пароходной трубы.
   — «…и я позволю себе послать вам фотографию моего сына, который на этой неделе покинул Анвер на борту „Элизабетвиль“, отправляющегося в Конго. Надеюсь, что суровая жизнь в колониях…»
   — А это кто?
   — Один из юнцов, влюбленных в Адель!
   — Он что-нибудь натворил?
   — Он пил портвейн в одном ночном кабачке, куда лучше бы ему никогда и ногой не ступать.
   — И он был ее любовником?
   — Никогда в жизни! Разве что однажды видел, как она одевается.
   Тут мадам Мегрэ сделала заключение:
   — Все мужчины одинаковы!
 
 
   Под кучей писем было еще извещение с черной каймой, которое Мегрэ не показал жене.
   «Сегодня в клинике Сент-Розали, в Льеже, скончался семнадцати лет от роду Рене-Жозеф-Артюр Дельфос, сподобившийся святого причастия…»
   Клиника Сент-Розали в Льеже предназначена для богатых душевнобольных.
   Внизу листка три слова:
   «Молитесь за него».
   И Мегрэ вспомнил о месье Дельфосе-отце, о его жене, его заводе, его любовницах.
   Потом вспомнил о Графопулосе, который захотел поиграть в шпионов, так как ему было скучно и он воображал, что они загадочны и обаятельны — совсем как в романах.
   Неделю спустя в кабачке на Монмартре какая-то женщина улыбнулась Мегрэ. Перед ней стояла пустая рюмка, которую владельцы заведения для виду ставили ей на стол.
   Это была Адель.
   — Клянусь вам, я даже точно не знала, что они там стряпают… Жить-то ведь надо, не так ли?..
   И, разумеется, она была готова снова начать что-нибудь «стряпать»!
   — Я получила фотографию того мальчика… Знаете…
   Он где-то служит…
   И из своей обсыпанной пудрой сумки она достала портрет. Такой же, какой получил Мегрэ! Высокий парень, еще не вполне сложившийся, который казался более худым в военной форме и впервые пытался с храбрым видом носить колониальный шлем!
   Наверное, третий экземпляр этого фото на улице Луа показывали жильцам, снимавшим комнаты в этом доме, студентке-польке и месье Богдановскому.
   — Он уже похож на мужчину, правда?.. Только бы не заболел лихорадкой!..
   Мегрэ подумал о других юношах, посещавших «Веселую мельницу», у которой теперь был другой хозяин!