Сименон Жорж. Вор комиссара Мегрэ

   – Когда я женился, я был недостаточно богат, чтобы купить кольцо.
   Он зажег вторую сигарету. Первую он курил, глубоко затягиваясь, и только сейчас почувствовал вкус табака.
   – В итоге все меры предосторожности оказались напрасными. Теперь-то уж вы меня припрете к стенке, потому что достаточно насмотрелись на меня и знаете, что я живу в этом квартале. Даже если бы я попытался сбежать…
   На губах у него мелькнула горькая, насмешливая улыбка.
   – Ваш инспектор с машиной по-прежнему ждет вас на углу улицы Сен-Шарль?
   Мегрэ взглянул на электрические часы. Они показывали без трех минут двенадцать.
   – Уедет с минуты на минуту. Я просил его подождать полчаса и, если не вернусь, ехать обедать.
   – Но вы не успеете, не так ли?
   Мегрэ не ответил и, когда собеседник поднялся, последовал за ним. Они направились в сторону улицы Сен-Шарль, на углу которой высилось новое, современного типа здание. По переходу они пересекли бульвар и прошли еще не более тридцати метров.
   Молодой человек остановился посредине тротуара. Открытые ворота вели во двор большого здания, выходящего на бульвар Гренель.
   – Вы здесь живете?
   Молодой человек казался взволнованным.
   – Случалось вам верить человеку, если все улики были против него?
   – Случалось.
   – Что вы обо мне думаете?
   – Вы человек сложный, и я слишком мало знаю, чтобы о вас судить.
   – Вы собираетесь меня судить?
   – Вы не поняли меня. Скажем так: чтобы составить о вас мнение.
   – Я похож на подлеца?
   – Конечно, нет.
   – А на человека, способного… Впрочем, пойдемте. Лучше сразу с этим покончить.
   Он повел комиссара во двор, к левому крылу здания. На первом этаже был виден ряд дверей.
   – Они называют это квартирами, – пробормотал молодой человек и вытащил из кармана ключ.
   – Я вас очень прошу войти первым… Я войду следом, чего бы мне это ни стоило… Если я потеряю сознание…
   Он толкнул лакированную дубовую дверь, которая вела в маленькую прихожую. Справа в открытую дверь можно было разглядеть ванную комнату. Там было не убрано. На кафельном полу валялись полотенца.
   Молодой человек указал комиссару на закрытую дверь, возле которой они стояли.
   – Откройте, пожалуйста. Комиссар выполнил просьбу.
   Около дивана на пестром марокканском ковре лежала женщина, вокруг нее вились синие мухи.

Глава 2

   – У вас есть телефон?
   Мегрэ машинально задал этот нелепый вопрос, хотя видел, что на полу посреди комнаты, в метре от тела, стоит аппарат.
   – Я вас умоляю… – бормотал молодой человек, прислонившись к косяку двери.
   Чувствовалось, что он на пределе. Комиссар тоже не прочь был покинуть эту комнату – здесь стоял невыносимый запах.
   Он вытолкнул молодого человека, закрыл за собой дверь и не сразу ощутил реальность окружающего мира.
   Из школы домой возвращались дети, размахивая портфелями. Большинство окон большого здания было открыто. Из них слышались звуки включенного радио, музыка, голоса женщин, зовущих своих мужей или детей. На втором этаже в клетке прыгала канарейка, на балконах сушилось белье.
   – Вас тошнит? – спросил комиссар.
   Парень был на грани истерики, судя по конвульсивной Дрожи пальцев, по бессознательному движению губ.
   – Не торопитесь… Не надо говорить… Хотите что-нибудь выпить?
   Отрицательный жест был ответом.
   – Это ваша жена?
   Молодой человек кивнул и опустил голову.
   – Вы были там, когда это произошло?
   – Нет.
   – Когда вы видели ее в последний раз?
   – Позавчера… В среду…
   – Утром? Вечером?
   – Поздно вечером.
   Они ходили взад и вперед по большому, освещенному солнцем двору. Во всех квартирах в доме шла самая обычная жизнь. Большинство семей садились или уже сидели за столом. Слышались отдельные фразы:
   – Ты помыл руки?..
   – Осторожно, обожжешься…
   Воздух был пропитан аппетитными запахами, доносившимися из кухонь.
   – Вам известно, как она умерла?
   Молодой человек кивнул, у него опять перехватило дух.
   – Когда я возвратился…
   – Минутку… Вы ушли из дома в среду поздно вечером. Не останавливайтесь… Вам не нужно стоять на месте… Итак, в котором часу?
   – В одиннадцать.
   – Ваша жена была жива? Она была уже в халате?
   – Нет, она еще не переоделась.
   – Вы работаете по ночам?
   – Я пошел добыть где-нибудь денег, которые нам нужны были до зарезу.
   Они продолжали шагать по двору, привлекая внимание жильцов дома, которые смотрели на них через открытые окна.
   – Куда же вы пошли в поисках денег?
   – К знакомым… Повсюду ходил.
   – Вы их достали?
   – Нет.
   – Кто-нибудь из ваших знакомых видел вас?
   – Да. В ресторанчике «У старого виноградаря». У меня в кармане было еще франков тридцать, и я с ними побывал везде, где надеялся встретить приятелей.
   – Пешком?
   – Нет, на машине. Я оставил ее на углу улицы Франциска Перйого и улицы Марбеф, когда кончился бензин.
   – Что было дальше?
   – Я пошел пешком…
   – Когда вы ели в последний раз? – Мегрэ задал этот вопрос, потому что не мог не задать его: перед ним стоял измученный, изможденный человек.
   – Вчера съел в бистро два крутых яйца.
   – Пойдемте…
   – Я не хочу есть. Если вы ведете меня обедать, то сразу вам заявляю…
   Мегрэ, не слушая его, направился и повлек за собой парня в сторону бульвара Гренель к маленькому ресторану, где было несколько свободных столиков.
   – Два бифштекса с жареным картофелем! – заказал комиссар.
   Он не был голоден, но его спутнику необходимо было поесть.
   – Как вас зовут?
   – Рикен… Франсуа Рикен. Некоторые зовут меня Фрэнсис.
   – Послушайте, Рикен. Мне нужно позвонить.
   – Чтобы вызвать коллег?
   – Я должен поставить в известность комиссариат и прокуратуру. Вы мне обещаете, что никуда отсюда не уйдете?
   – Куда теперь уйдешь? – с горечью ответил Рикен. Мегрэ подошел к кассе, чтобы взять жетоны. Как он и предполагал, комиссар округа ушел обедать.
   – Вызвать его?
   – Когда он должен вернуться?
   – В два часа.
   – Передайте, что в четверть третьего я буду ждать его на улице Сен-Шарль, у ворот здания на углу бульвара Гренель. В прокуратуре он застал только мелкого чиновника.
   – На улице Сен-Шарль, по-видимому, совершено преступление. Запишите адрес. Когда появится кто-то из помощников прокурора, скажите, что в четверть третьего я буду ждать…
   Наконец он позвонил в уголовную полицию. К телефону подошел Люка.
   – Можешь приехать через час на улицу Сен-Шарль? Предупреди экспертизу… Пусть захватят с собой средства для дезинфекции.
   Он вернулся на свое место напротив Рикена, который сидел неподвижно. Похоже, что за все время, пока отсутствовал Мегрэ, он не шелохнулся.
   Ресторан был скромный. Большинство посетителей – завсегдатаи, работали они неподалеку и ели в одиночестве, просматривая, как правило, газеты. Мегрэ и его спутнику принесли бифштексы с хрустящим жареным картофелем.
   – Что будет дальше? – спросил молодой человек, машинально взяв вилку. – Вы уже всех предупредили? Скоро начнется заваруха?
   – У нас еще есть время поговорить.
   – Я ничего не знаю…
   – Так все обычно говорят в подобных случаях. Все то время, что я работаю в полиции, чаще всего я слышал именно эту фразу… А в итоге девять раз из десяти мне все-таки удавалось что-то выяснить.
   Не следовало оказывать на него давление. Когда Мегрэ поднес ко рту кусок мяса, Рикен тоже начал нарезать свой бифштекс. Он говорил, что не может есть, однако же теперь не только ел, но и пил. Через несколько минут комиссару пришлось заказать вторую бутылку.
   – И все же, вы не поймете…
   – Подождите. Я должен собраться с мыслями. Позавчера, то есть в среду, вы ушли из дома около одиннадцати часов вечера, оставив там свою жену.
   – Софи хотела пойти со мной. Я уговорил ее остаться дома. Не люблю при ней клянчить деньги.
   – Какая у вас машина?
   – «Триумф», с откидным верхом.
   – Если вам так срочно понадобились деньги, почему вы ее не продали?
   – Да за нее не дали бы и ста франков. Старая колымага, купленная по случаю. Неизвестно, сколько до меня у нее было владельцев, и она едва стояла на четырех колесах.
   – Итак, вы ушли из дома и искали друзей, которые могли бы вам одолжить деньги, но безрезультатно?
   – Те, с которыми я встречался, тоже сидели без сантима, как и я.
   – Когда вы вернулись домой?
   – В четыре утра.
   – Итак, вы вернулись домой пешком в четыре утра. Вы постучали?
   – Я открыл дверь своим ключом.
   – Вы пили?
   – Несколько рюмок. Большинство людей, которых я искал, проводят ночь в барах и кабаре.
   – Вы были пьяны?
   – Не очень.
   – Пали духом?
   – Я не знал, к кому еще обратиться.
   – У вашей жены были деньги?
   – Не больше, чем у меня… У нее в сумке оставалось, должно быть, двадцать или тридцать франков…
   – Продолжайте… Гарсон! Еще жареного картофеля, пожалуйста…
   – Когда я вошел, она лежала на полу, а когда подошел поближе – увидел страшное, – он оттолкнул тарелку и жадно выпил четвертую рюмку вина. – Извините, я предпочел бы об этом не говорить.
   – В комнате было оружие?
   Рикен молча смотрел на Мегрэ, наступил решительный момент.
   – Револьвер? Автоматический пистолет?
   – Да.
   – Автоматический пистолет?
   – Мой браунинг, калибр шесть тридцать пять, производства Эрсталь.
   – Где вы достали это оружие?
   – Я ждал этого вопроса… Конечно, вы мне не поверите…
   – Купили у оружейника?
   – Мне ни к чему было покупать пистолет. Однажды мы с друзьями сидели ночью в ресторане «Ла Виллет», много пили… А потом буянили, – он покраснел. – Особенно я. Другие подтвердят. Когда я выпью, мне кажется, что я замечательный тип. К нам присоединились какие-то незнакомые люди. Вы знаете, как это бывает в ресторанах под утро. Это происходило два года назад, зимой. На мне была куртка на меху. Софи была со мной. Она тоже пила, но, как всегда, прекрасно соображала. Назавтра, надевая днем куртку, я обнаружил в кармане пистолет. Жена сказала, что я купил его ночью, несмотря на ее запреты. Будто бы я уверял, что непременно должен убить человека, который меня ненавидит. Я повторял: «Либо я – либо он, понимаешь, старушка?»
   Мегрэ зажег трубку и глядел на своего спутника: трудно было определить, о чем он думает.
   – Продолжайте. Итак, четверг, четыре часа утра. Полагаю, никто не видел, как вы вернулись к себе?
   – Конечно.
   – И никто не видел, как снова вышли?
   – Никто.
   – Что вы сделали с оружием?
   – Откуда вы знаете, что я от него избавился?
   Комиссар пожал плечами.
   – Не понимаю, почему я это сделал. Я чувствовал, что меня обвинят.
   – Почему?
   Рикен с удивлением посмотрел на Мегрэ.
   – Ну как же, это естественно. Только у меня был ключ. Кто-то воспользовался моим оружием, которое я хранил в ящике комода. Случалось, мы с Софи спорили. Она хотела, чтобы я получил постоянное место.
   – Кто вы по профессии?
   – Если это можно назвать профессией – я журналист, но постоянного места работы не имею. Я печатаю свои статьи, чаще всего рецензии на фильмы, где удастся.
   – Вы бросили браунинг в Сену?
   – Немного ниже моста Бир-Акем… Потом я бродил, искал, где откроется первый бар… Когда я наконец нашел бар в районе Вожирар, то выпил одну за другой три рюмки рома. Если бы меня стали допрашивать, я не смог бы отвечать. Я был уверен, что запутаюсь… Теперь меня засадят в одиночку. Мысль о тюрьме, о громадных засовах на дверях… Я страдаю клаустрофобией до такой степени, что не могу ездить в метро…
   – И поэтому вы решили бежать за границу?
   – Нужно побывать в моей шкуре, чтобы понять меня. Не могу даже назвать кварталы, по которым бродил… Мне необходимо было уйти подальше от Гренель. Помню, что оказался я вдруг на Монпарнасе, потом помню белое вино на бульваре Сен-Мишель. Я надеялся выиграть время, избежать допроса в том состоянии, в котором находился. В Бельгии или в другом месте я мог бы следить за газетами, как продвигается расследование.
   Такое сочетание хитрости и наивности не могло не вызвать улыбки у Мегрэ.
   – Что вы делали на площади Республики?
   – Ничего. Я оказался там, как мог бы оказаться в любом другом месте. У меня оставалось десять франков. Я пропустил три автобуса.
   – Потому что это были закрытые машины?
   – Не знаю… Клянусь, комиссар, не знаю. Мне необходимы были деньги, чтобы купить билет на поезд. Я поднялся на площадку автобуса. Там было набито. В этой толчее я очутился за вашей спиной. В какую-то минуту вы подались назад и едва не потеряли равновесие. Я заметил, что у вас из кармана торчит бумажник. Я выхватил его, не думая, но когда поднял голову, увидел, что на меня смотрит какая-то женщина. Удивляюсь, как она сразу же не забила тревогу. Я выскочил на ходу. К счастью, автобус проезжал по очень людной улице, от которой отходили узкие и запутанные переулки. Я побежал… Потом долго шел…
   – Гарсон, два пирожных!
   Было половина второго. Через сорок пять минут правосудие приступит к делу, и квартирка на улице Сен-Шарль наполнится официальными лицами, а полицейские будут сдерживать любопытных, не позволяя им подойти ближе.
   – Что вы со мной сейчас сделаете?
   Мегрэ ответил не сразу, потому что еще не принял никакого решения.
   – Вы меня арестуете? Я понимаю, что вы не можете поступить иначе, однако же клянусь вам…
   – Ешьте! Может, кофе?
   – Зачем вы все это делаете?
   – А что особенное я делаю?
   – Заставляете меня есть, пить. Не торопите меня, а, напротив, терпеливо слушаете. Не это ли называется у вас «ловить на ласку»?
   Мегрэ улыбнулся.
   – Я только пытаюсь упорядочить некоторые факты.
   – И заставить меня говорить?
   – А я ведь не очень настаивал.
   – Сейчас я чувствую себя немного лучше… – он съел пирожное и закурил сигарету. Его лицо слегка порозовело. – Но я не в силах вернуться туда, увидеть это снова.
   – А каково мне?
   – Ну, это же ваша профессия. Кроме того, речь ведь идёт не о вашей жене.
   Бредовые идеи внезапно сменялись вполне здравыми рассуждениями, слепой страх отступал перед логическими доводами.
   – Странное вы существо.
   – Потому что я откровенен?
   – Мне бы тоже не хотелось, чтобы вы болтались, мешая всем, когда приедет прокуратура, и уж совсем ни к чему, чтобы журналисты мучили вас своими вопросами. Когда мои инспектора прибудут на улицу Сен-Шарль – кстати, они, наверное, уже ждут нас там, – я отправлю вас на набережную Орфевр.
   – В одиночную камеру?
   – В мой кабинет, где вы благоразумно подождете.
   – А потом, что будет потом?
   – Зависит от обстоятельств.
   – Что вы имеете в виду?
   – Пока я знаю меньше, чем вы. Ведь я не осмотрел тело и не видел оружия.
   Их беседа сопровождалась звоном стаканов, приглушенными голосами, суетой официантов.
   Выйдя из ресторана, оба словно заколебались. Сидя в бистро, они какое-то время были отгорожены от людей, от повседневной жизни, шума голосов, от всего привычного.
   – Вы мне верите?
   Рикен задал вопрос, не осмеливаясь взглянуть на Мегрэ.
   – Ваш вопрос преждевремен. Смотрите-ка! Мои люди уже здесь…
   Он увидел одну из машин уголовной полиции и небольшой грузовой автомобиль научно-технической экспертизы; среди людей на тротуаре Мегрэ заметил Лапуэнта. Толстяк Торранс тоже был здесь, ему-то комиссар и вверил своего спутника.
   – Отвези его на набережную Орфевр, устрой в моем кабинете, сам оставайся с ним и не удивляйся, если он заснет. Он две ночи не сомкнул глаз.
   Вскоре прибыл автобус санитарной службы города Парижа.
   Во дворе стояли в ожидании группы людей. Их с интересом рассматривали любопытные, которых оттесняли полицейские в форме.
   Помощник прокурора Древиль и следователь Камю разговаривали с комиссаром восемнадцатого округа Пиже. Все они только что поднялись из-за стола после обильного обеда и время от времени поглядывали на часы – дезинфекция затягивалась.
   Судебный медик, доктор Делапланк, сравнительно недавно работал на этом поприще, но Мегрэ уже успел проникнуться к нему симпатией. Он задал ему несколько вопросов. Ответив, Делапланк прошел в комнату для предварительного осмотра.
   – Скоро я смогу сообщить вам нечто большее. Вы говорили о пистолете калибра шесть тридцать пять, и это меня удивляет. Я бы сказал, что рана нанесена оружием большего калибра.
   – А расстояние?
   – На первый взгляд, следов опаления нет. Смерть наступила мгновенно или почти мгновенно, женщина потеряла мало крови. Кстати, кто она?
   – Жена молодого журналиста.
   Для Моэрса и специалистов научно-технической экспертизы это была обычная работа, которую они выполняли без эмоций. И все-таки один из служащих дезинфекционной бригады вскричал, войдя в комнату:
   – До чего же зловонна эта шлюха!
   В толпе стояли несколько женщин с детьми. Иные удобно расположились у своих окон и наблюдали за происходившим, обмениваясь впечатлениями.
   – Смотри! Вот он! Тот, что курит трубку.
   – Да ведь там двое курят трубку.
   – Конечно же не тот молоденький… Другой… Вот он подошел к человеку из уголовной полиции.
   Речь шла о Лурти. Обе женщины искали глазами Мегрэ. Древиль спросил у комиссара:
   – Вы знаете подробности?
   – Пострадавшая – молодая женщина двадцати двух лет, Софи Рикен, девичья фамилия Ле Галь, уроженка Конкарно, где живет и поныне ее отец-часовщик.
   – Его предупредили?
   – Нет еще… Сейчас попробую заняться этим.
   – Она замужем?
   – Да. Ее муж, Франсуа Рикен, – молодой журналист, который пытает счастье в кино.
   – Где он?
   – В моем кабинете.
   – Вы его подозреваете?
   – Пока нет. Но я убрал его отсюда, потому что он не в том состоянии, чтобы присутствовать при осмотре комнаты.
   – Где он находился в момент преступления?
   – Никто не знает, когда оно произошло.
   – А вы, доктор, не можете установить это, хотя бы приблизительно?
   – Не сейчас. Быть может, при вскрытии, если известно, в каком часу и что потерпевшая ела в последний раз.
   – А соседи?
   – Вот некоторые из них. Глазеют на нас. Их я еще не допрашивал, но не думаю, что они могут сообщить что-нибудь интересное. Как видите, в эти квартиры можно попасть, минуя комнату консьержки, которая находится при входе в дом со стороны бульвара Гренель.
   Повседневная рутина – ждут, произносят банальные фразы, а Лапуэнт ходит, как верный пес, и не сводит глаз с Мегрэ.
   Работники дезинфекционной бригады вышли из квартиры, бригадир в белой блузе сделал знак, что уже можно войти. Доктор Делапланк опустился на колени перед телом и стал осматривать его более внимательно, чем в первый раз.
   – Мне все ясно, – сказал он. – А вам, Мегрэ?
   Мегрэ увидел скрюченное тело, одетое в шелковый халат. На одной ноге осталась красная комнатная туфля без задника. Невозможно было определить, что женщина делала и даже в какой именно части комнаты находилась в тот момент, когда ее настигла пуля.
   Насколько можно было судить, лицо у нее было нестандартное и даже красивое.
   – Давайте носилки!
   Тело вынесли, и несколько минут во дворе стояло почтительное молчание. Господа из прокуратуры ушли первыми, за ними – Делапланк, и люди Моэрса могли приступить к работе.
   – Все обыскивать, шеф?
   – На всякий случай, да.
   Преступление, возможно, так и останется загадкой, а может быть, напротив, все сейчас станет ясным. Так всегда или почти всегда обстояло дело в начале любого расследования.
   Мегрэ открыл ящик комода, где были свалены невообразимые вещи: старый бинокль, пуговицы, сломанная ручка, карандаши, фотографии, солнечные очки, счета.
   Комиссар решил, что вернется сюда, когда выветрится запах формалина, а выходя обратил внимание на любопытное оформление комнаты. Пол был покрыт черным лаком, а стены и потолок выкрашены в ярко-красный цвет. Мебель была белой, и в целом это придавало всей обстановке нереальный вид, вид театральной декорации.
   – Что ты думаешь об этом, Лапуэнт? Хотел бы ты жить в такой комнате?
   – Меня мучили бы в ней кошмары.
   Они вышли. Во дворе по-прежнему болтались ротозеи, и полицейские позволили им подойти поближе.
   – Я же тебе сказала, что это он. Интересно, придет ли он снова. Говорят, он все следствие ведет сам, и очень может быть, что будет допрашивать нас всех по очереди.
   Произнесла это бесцветная блондинка с ребенком на руках и посмотрела на Мегрэ с улыбкой, заимствованной у кинозвезды.
   – Лапуэнт, оставляю тебе Лурти… Вот ключ от квартиры. Когда люди Моэрса закончат работу, запри дверь и приступай к допросу соседей. Преступление совершено не прошлой ночью, а в ночь со среды на четверг. Попытайся узнать, не слышали ли чего соседи. Потом допросите торговцев. Ящик полон счетов, в них указаны адреса магазинов. Да, чуть не забыл. Проверь, работает ли телефон. Кажется, в полдень, когда я приходил, он был отключен. Телефон работал.
   – Прежде чем вернетесь на набережную, позвоните мне. Счастливо, ребята!
   Мегрэ вышел на бульвар Гренель, спустился в метро и через полчаса уже открывал дверь своего кабинета, где его послушно дожидались Франсуа Рикен и Торранс, читавший газету.
   – Вам не хочется пить? – спросил комиссар у Рикена, снимая шляпу и одновременно распахивая окно. – Какие новости, Торранс?
   – Только что звонил какой-то журналист.
   – Удивляюсь, как они до сих пор не явились туда. Полагаю, что в пятнадцатом округе плохо поставлена информация. Теперь они непременно свалятся на голову Лапуэнта.
   Он осмотрел Рикена, задержал взгляд на его руках и сказал инспектору:
   – Отведи его, на всякий случай, в лабораторию. Пусть проведут исследование на присутствие следов пороха на руках. Тут, правда, ничего не докажешь, ведь преступление совершено почти двое суток назад, но это не избавит нас от неприятных вопросов.
   Когда они вышли, Мегрэ позвонил домой:
   – Прошу прощения, дорогая. Ну, конечно, я поел бифштекс с жареным картофелем в обществе крайне возбужденного молодого человека. Надо было бы позвонить тебе сразу, но, честно говоря, это вылетело у меня из головы. Ты на меня не сердишься?
   Он не знал, удастся ли ему попасть домой к ужину, ведь он имел дело с парнем, который в любую минуту мог что-нибудь выкинуть.
   Пока комиссару трудно было сказать о нем что-то определенное. Безусловно, парень умный, о чем свидетельствуют некоторые реплики, но вместе с тем было в нем и что-то наивное.
   Как можно судить о человеке, который измучен, издерган? Но странностей в нем много.
   Если он не убивал своей жены и действительно хотел бежать в Бельгию или куда-нибудь еще, то это объясняло его полное смятение, а не клаустрофобию, на которую он намекал.
   По-видимому, черный пол, красные стены и потолок и белая мебель – это его идея. Все это в результате создавало впечатление, что пол вот-вот разверзнется, стены разойдутся, а комод, диван, стол и стулья, словно сделанные из папье-маше, взлетят в воздух.
   А разве он сам не казался вымышленным? Мегрэ представил себе лицо прокурора или судебного следователя Камю, когда б услышали они то, что говорил молодой человек в кафе «Ла-Мот-Пике». Любопытно было бы узнать мнение о нем доктора Пардона.
   Рикен вернулся в сопровождении Торранса.
   – Ну что?
   – Результат отрицательный.
   – Да я никогда в жизни не стрелял, разве что на ярмарке. Я бы и курок-то нашел с трудом.
   – Садитесь!
   – Меня арестуют?
   – Вы у меня это спрашиваете, по крайней мере, в десятый раз… Пока есть единственный повод, чтобы вас арестовать, – кража моего бумажника, но я об этом не заявил.
   – Я же вам его вернул.
   – Верно. А теперь попытаемся привести в систему факты, о которых вы мне рассказывали, и, может быть, то, чего я еще не знаю. Ты, Торранс, иди и пригласи ко мне Жанвье.
   Жанвье вошел и устроился у края стола с карандашом в руке.
   – Итак, вы Франсуа Рикен, вам двадцать пять лет. Родились вы в Париже, на улице Коленкур. Буржуазная, почти провинциальная улица за Сакре-Кёр. Ваш отец машинист на железной дороге… Женаты вы немногим более трех лет.
   – Четыре года исполнится в июле… Семнадцатого…
   – Значит, вам было тогда двадцать один. Вашей жене?
   – Восемнадцать.
   – Ваш отец уже был вдовцом?
   – Мать умерла, когда мне было четырнадцать.
   – После ее смерти вы продолжали жить с отцом?
   – Несколько лет… В семнадцать я от него ушел.
   – Почему?
   – Мы плохо ладили.
   – По какой-то конкретной причине?
   – Нет. Мне с ним было скучно. Он считал, что я зря трачу время на чтение и учебу, и хотел, чтобы я шел работать на железную дорогу. Я отказывался.
   – Вы получили степень бакалавра?
   – Нет. Бросил занятия за два года до этого.
   – На какие средства вы жили?
   – Бывало по-разному. Продавал на улице газеты, потом работал курьером в типографии на улице Монмартр, некоторое время жил у друга.
   – Его имя, адрес?
   – Бернар Флешье. У него комната на улице Кокийер. Но сейчас я потерял его из виду.
   – Чем он занимался?
   – Развозил товары на трехколесном велосипеде.
   – Что вы делали потом?
   – Полгода работал в писчебумажном магазине. Писал рассказы и относил их в газеты. Один у меня приняли, я получил за него сто франков. Редактор, увидев меня, удивился, что я такой молодой.
   – Вы еще печатались в этой газете?
   – Нет… Я приносил туда рассказы, но их отклоняли.