Сименон Жорж. Вор комиссара Мегрэ

   – И он терпел?
   – Он сидел сгорбившись, и только на лбу у него выступили капли пота. Он даже попытался улыбнуться и сказал: «Пойдем, Софи. Тебе нужно отоспаться, ты устала».
   В глубине зала открылась дверь, и оттуда, вытирая руки о широкий передник, вышла маленькая, очень толстая женщина.
   – Кого я вижу! Комиссар!
   И пока Мегрэ раздумывал, откуда он мог ее знать – ведь он никогда прежде не бывал в «Трианон-Лирик», – она напомнила:
   – Это было двадцать два года назад в вашем кабинете… Вы арестовали тогда типа, который украл в театральной уборной мои драгоценности. С тех пор я располнела… Как раз на эти драгоценности я и купила этот ресторан… Верно, Боб? Но что вас сюда привело?
   Боб пояснил, указывая на газету:
   – Софи умерла.
   – Наша маленькая мадам Рикен?
   – Да.
   – Попали в аварию? Держу пари, что он сам вел машину.
   – Ее убили.
   – Что он плетет, господин Мегрэ?
   – Он говорит правду.
   – Когда это случилось?
   – В среду вечером.
   – Да они же здесь ужинали.
   Лицо Розы утратило благодушие и свойственную ей сердечность.
   – Что же ты ему наговорил? – обратилась она к мужу.
   – Ответил лишь на его вопросы.
   – Бьюсь об заклад, что ты ее поносил. Послушайте, господин комиссар, Боб неплохой парень, и мы с ним хорошая пара. Но там, где дело касается женщин, не стоит его слушать. По его мнению, все они потаскухи, а мужчины – их жертвы. Например, эта бедная девочка. Посмотри на меня, Боб! Кто был прав? Ведь она пострадала, а не он.
   Роза замолчала и с вызывающим видом смотрела на них.
   – Налейте еще, Боб! – пробормотала Фернанда усталым голосом.
   И тот, чтобы скорее от нее отделаться, налил ей двойную порцию.
   – Вы ее очень любили, мадам?
   – Что вам сказать? Она воспитывалась в провинции, в Конкарно, где у ее отца часовой магазинчик. Уверена, что ее мать каждое утро ходит к мессе. Софи, приехав в Париж, попала в компанию типов, которые мнят из себя гениев только потому, что имеют отношение к кино и телевидению. Я работала в театре, а это значительно труднее. Я пела весь репертуар, но ничего из себя не строила. А молодые кретины…
   – Кого вы имеете в виду?
   – В первую очередь, конечно, Рикена, потому что он считает себя умнее всех. Когда ему удается напечатать статью в каком-нибудь журнальчике, который читают сотни две дураков, ему кажется, что он сразу же совершит переворот в кино. Он стал заботиться о девочке. Они даже поженились. Не знаю, что бы они ели, если бы их не приглашали на обед или ужин друзья или если бы мой дуралей не кормил их в кредит. Сколько он тебе должен, Боб?
   – Неважно.
   – Вы видите… А я должна гробить себя на кухне… Она ворчала, чтобы отвести душу, но это не мешало ей смотреть на мужа с неясностью.
   – Она была любовницей Карю?
   – На что она ему! С него достаточно Норы.
   – Это его жена?
   – Нет. Он бы на ней женился, да у него в Лондоне уже есть жена, которая и слышать не хочет о разводе.
   – Как Нора выглядит?
   – Вы ее не видели? Вот уж кого я не стала бы защищать… Не подумайте, что у меня против нее предубеждение, но я не понимаю, что находят в ней мужчины. Ей лет тридцать, но если смыть с нее краску, можно смело дать и сорок. Она худая. Такая худая, что можно все ребра пересчитать. Под глазами черные и зеленые тени – чтобы придать лицу таинственность, но от этого она становится похожей на колдунью.
   – Она снимается в кино?
   – За кого вы ее принимаете? Она предоставляет заниматься этим никчемным делом девчонкам. Ее мечта – выйти замуж за крупного международного продюсера, стать мадам продюсершей.
   – Ты преувеличиваешь, – вздохнул Боб.
   – Ну уж не так, как ты.
   – Нора умная, культурная, намного культурнее Карю, и без нее он бы так не преуспел.
   Время от времени Мегрэ поворачивался к Лапуэнту, который молча, не двигаясь, сидел у стойки, наверное, пораженный тем, что услышал, и атмосферой, царившей «У старого виноградаря».
   – Вы останетесь на ужин, комиссар? Я бы мог время от времени подходить к вам перекинуться словечком. Сегодня суп из ракушек. Роза не забывает, что родилась в Ла-Рошели, где ее мать торговала рыбой. У нее есть хорошие рецепты… Вы когда-нибудь ели рыбу по-фурасски?
   – Угри и камбалу, – заметил Мегрэ.
   – Вы часто бывали в тех местах?
   – В Ла-Рошели бывал часто.
   – Сейчас поставлю варить.
   – Охотно попробую.
   Когда она ушла, Мегрэ обратился к Бобу:
   – У вас с женой не совпадают мнения о людях. Если ее послушать, то Рикена надо немедленно упечь в тюрьму.
   – Думаю, вы ошиблись бы.
   – Вы подозреваете кого-нибудь?
   – Нет. Где в это время был Рикен?
   – Он уверяет, что бегал по Парижу в поисках Карю или кого-нибудь другого, кто мог бы дать ему взаймы… Погодите… Он говорил о каком-то клубе.
   – Наверное, о клубе «Зеро». Карю туда частенько заходит. Другие мои клиенты тоже. Это один из самых модных клубов. Мода меняется каждые два-три года. Не впервые Рикен нуждался в деньгах и не впервые бегал повсюду, чтобы достать несколько тысяч франков.
   – Карю он нигде не нашел.
   – Он заходил к нему в отель?
   – Полагаю, что да.
   – Значит, он был в клубе «Ангэн». Нора большая любительница рулетки. В прошлом году в Канне он оставил ее одну в казино, а когда вернулся, обнаружил, что она успела заложить свои драгоценности. Еще пива? А может, портвейна?
   – Предпочитаю пиво. А ты, Лапуэнт?
   – Мне бы портвейна, – пробормотал тот краснея.
   – Можно позвонить?
   – Телефон в глубине зала, налево. Сейчас дам вам жетоны.
   Он взял из кассы пригоршню жетонов и, не считая, протянул Мегрэ. Мегрэ подошел к телефону и набрал номер.
   – Кабинет инспекторов? Кто у телефона? Торранс? Ничего нового? Он по-прежнему в «Аисте»? Спит? Ты теперь сменишь Жанвье. Ладно, старина, спокойной ночи. Все-таки присматривай. Проснется, бог знает, что может взбрести ему в голову. Ты можешь позвонить в речную бригаду? Надо бы завтра утром направить водолазов к мосту Бир-Акем. Метрах в сорока вверх по течению должен быть пистолет, брошенный с берега. Скажи, что звонишь от моего имени.
   Он повесил трубку и набрал номер лаборатории.
   – Моэрс? Вы меня разыскивали? Нашли пулю в стене? Как? Вероятно, шесть тридцать пять? Пошлите ее Гастин-Ренетту. Возможно, завтра у нас уже будет оружие. А отпечатки? Я так и предполагал. Везде понемногу. Это меня не удивляет, там нечасто убирали. Спасибо, Моэрс. До завтра!
   Франсуа Рикен, обессиленный, спал в маленьком гостиничном номере на острове Сен-Луи, а Мегрэ собирался отведать вкусную рыбу по-фурасски в ресторане, где молодая пара часто встречалась со своей компанией.
   Выйдя из телефонной кабины, он не мог сдержать улыбки при виде, как Фернанда оживленно разговаривала с Лапуэнтом, а тот не знал, как с ней держаться.

Глава 4

   Странный это был вечер, полный взглядов украдкой, перешептываний, беспорядочных хождений в тесном зале ресторанчика «У старого виноградаря» при розовом свете ламп.
   Около входной двери в небольшой нише за двухместным столиком расположились Мегрэ и Лапуэнт.
   Гастин-Ренетт – знаменитый парижский торговец оружием, специалист по баллистике.
   – Именно здесь сидели Рикен и Софи, если они бывали вдвоем, – сказал Боб.
   Лапуэнт сидел спиной к залу и иногда, когда комиссар подавал ему знаки, что происходит что-то интересное, как можно более незаметно поворачивал голову.
   Уха была вкусной, к ней подавали сухое шарантское вино, которое редко бывает в продаже: из этого сухого и терпкого вина готовят коньяк.
   Бывший каскадер держался, как хозяин заведения, встречал клиентов у входа, как своих личных гостей. Он обменивался с ними шутками, целовал дамам руки, провожал до столиков, вручал посетителям меню.
   Почти каждый раз после этого возвращался к Мегрэ.
   – Архитектор с женой… Они приходят по пятницам, иногда с сыном-студентом, он изучает право. После архитектора пришли двое врачей с женами, тоже завсегдатаи, и заняли четырехместный столик. Одного из врачей вскоре вызвали к телефону, и после разговора он забрал из гардероба свой чемоданчик и ушел, извинившись перед спутниками.
   Скульптор Маки с аппетитом ужинал в одиночестве и вопреки правилам хорошего тона.
   В половине девятого появился темноволосый юноша болезненного вида и поздоровался с Маки за руку. Но сел он не за его столик, а устроился на диванчике, разложив перед собой какой-то текст, напечатанный на ротапринте.
   – Это Драмен… – объявил Боб. – У него привычка работать во время еды. Это его последний сценарий, который пришлось переделывать три или четыре раза.
   Большинство посетителей были знакомы между собой, по крайней мере с виду, и приветствовали друг друга легкими поклонами.
   Мегрэ обернулся и увидел Карю. И, разумеется, Нору, которую трудно было не заметить. В этот вечер она была одета не в парчовые брюки, как в прошлый раз, а в прозрачное облегающее платье, настолько, прозрачное и облегающее, что казалась обнаженной.
   На отбеленном, словно у Пьеро, лице выделялись только угольно-черные глаза и веки, покрытые переливающимися на свету блестками.
   В ее взгляде, манере держаться, во всем ее облике было что-то потустороннее: это впечатление особенно усиливалось жизненной силой и здоровьем, которые излучал всегда улыбающийся Карю.
   Пока Нора шла за Бобом к столику, Карю пожимал руки Маки, Драмену, врачу и его двум дамам.
   Когда наконец он добрался до места, Боб наклонился к нему и произнес несколько слов. Взгляд продюсера искал Мегрэ и с любопытством на нем задержался. Можно было предположить, что он встанет, чтобы пожать руку и комиссару, но он принялся изучать меню, которое ему услужливо вручили, и обсуждать его с Норой. Когда Боб подошел к Мегрэ, тот спросил:
   – Я полагал, что компания собирается за одним столиком?
   – Бывает… Но иногда каждый остается в своем углу, а потом вместе пьют кофе. Случается, сразу садятся за один стол. Клиенты чувствуют себя здесь как дома. У нас почти нет случайных посетителей, да мы в них и не заинтересованы.
   – Все уже знают о случившемся?
   – Надо думать, прочли в газетах или слышали по радио.
   – Что говорят?
   – Ничего… Им, должно быть, не по себе. Что вы возьмете после ухи? Жена советует жаркое из баранины.
   – Жаркое? Как ты смотришь, Лапуэнт? Лапуэнт кивнул.
   – И графинчик бордо?
   Сквозь занавески видны были огни бульвара и спешащие или прогуливающиеся прохожие. Иногда останавливалась, чтобы обменяться влюбленным взглядом или поцелуем, обнявшаяся парочка.
   Драмен не отрывался от рукописи, иногда доставал из кармана карандаш и делал какие-то пометки. Только его одного, казалось, не трогало присутствие полицейских. Он был одет в темный костюм, и его можно было принять за банковского служащего.
   – Карю колебался, подойти ли ему ко мне, – сказал Мегрэ Лапуэнту, рассматривая продюсера и его спутницу. – Не знаю, что там Нора ему советует взглядом, не разжимая губ, но он явно не согласен.
   Комиссар представил, как раньше Франсуа Рикен и Софи входили сюда, искали глазами друзей и ждали, пригласят их за какой-нибудь столик или им придется ужинать в углу вдвоем. Не были ли они похожи на бедных родственников?
   – Вы хотите их расспросить, шеф?
   – Не сейчас. После обеда.
   Было очень душно. Врач, которого вызывали к больному, уже вернулся, и по выражению его лица можно было догадаться, что напрасно его побеспокоили.
   Куда делась Фернанда, высокая, сильно выпившая девица, которая сидела, прилепившись к стойке бара? Должно быть, Боб ее выпроводил. Сейчас он беседовал с тремя или четырьмя клиентами, которые сидели у бара вместо нее. Все они о чем-то оживленно переговаривались.
   – Женщина-призрак поучает своего мужа, – заметил Боб.
   Действительно, она цедила что-то сквозь зубы, не сводя глаз с Мегрэ. Интересно, что она советовала Карю?
   – Он еще колеблется. Ему не терпится подойти к нам, но она его не пускает. Наверное, придется подойти самому.
   Мегрэ тяжело поднялся и стал пробираться между столиками. Чета смотрела, как он подходит. Нора – с невозмутимым видом, Карю – с явным удовлетворением.
   – Я вам не помешаю?
   Продюсер встал, вытер губы и протянул руку.
   – Вальтер Карю… А это моя жена.
   – Комиссар Мегрэ.
   – Я знаю… Извольте присесть. Могу предложить вам бокал шампанского? Моя жена пьет только шампанское, а я ей не противоречу. Жозеф! Бокал для комиссара.
   – Прошу вас, продолжайте ужинать.
   – Мне незачем говорить вам, что я догадываюсь о причине вашего появления здесь. Я узнал новость по радио, когда зашел в гостиницу принять душ и переодеться.
   – Вы были знакомы с Рикенами?
   – Довольно хорошо. Здесь мы все друг друга знаем. Он иногда работал на меня. Это означает, что я частично финансировал фильм, в котором он сотрудничал.
   – А его жена не играла какие-нибудь небольшие роли в других ваших фильмах?
   – Уже не помню. Она, скорее, была статисткой.
   – Она хотела сделать карьеру в кино?
   – Вряд ли. Впрочем, большинство девушек ее возраста мечтают увидеть себя на экране.
   – У нее был талант?
   Мегрэ показалось, что Нора слегка толкнула Карю ногой, чтобы предупредить его.
   – Признаться, этого я не знаю. Даже не помню, чтобы ей устраивали пробы.
   – А Рикен?
   – Вас интересует, талантлив ли он?
   – Что он представляет собой с профессиональной точки зрения?
   – Что бы ты ответила, Нора?
   Нора выдавила из себя ледяным тоном:
   – Ничего.
   Почувствовав неловкость, Карю поторопился объяснить:
   – Не удивляйтесь, Нора своего рода медиум. Она наделена чем-то, что позволяет ей вступать в контакт с людьми. И это весьма часто помогало мне в делах, даже на бирже.
   Ноги под столом снова пришли в движение.
   – С Рикеном контакта у нас никогда не было. Я нахожу его неглупым, способным и считаю, что он многого добьется. Вот, к примеру, Драмен. Он сидит вон там, уткнувшись в сценарий. Это серьезный парень, работает предельно собранно. Я читал у него прекрасные диалоги. Однако он никогда не станет крупным режиссером. Искры божьей, вот чего не хватает ему, а ведь это главное – и для кино, и для телевидения. Многие представят вам чистую работу, крепко сколоченный сюжет, диалоги без сучка и задоринки, но почти всегда им чего-то недостает, и результат оказывается банальным и примитивным. Нужна искра божья, понимаете? Так вот, на Рикена нельзя рассчитывать, если требуется что-то добротное. Его идеи зачастую нелепы. Сколько он предлагал мне проектов, которые меня полностью разорили бы! Но зато время от времени на него находит озарение.
   – В какой области?
   Карю с комическим видом почесал в затылке.
   – Вот ведь вопрос! Вы говорите совсем как Нора. Иногда вечером, после ужина, он выскажется с такой убежденностью, с таким пылом, что у вас не возникнет и тени сомнения – вы имеете дело с гением. С него станет назавтра объяснить вам, что все, что он наговорил вам вчера, – чепуха. Он молод. С годами все образуется.
   – В данный момент он работает на вас?
   – Не считая его критических статей – великолепных, хотя и излишне резких, он ни на кого не работает. Он полон планов, готовит несколько фильмов одновременно, но ни один не доводит до конца.
   – Он просит у вас авансы?
   Ноги под столом продолжали свое вмешательство в диалог.
   – Видите ли, господин комиссар, наша профессия особая. Мы всегда ищем новые дарования как среди актеров, так и среди режиссеров, сценаристов. Известные постановщики не оправдывают себя: все их фильмы похожи один на другой. А что касается кинозвезд – нужно находить новые лица. Таким образом, мы вынуждены делать ставку на молодых людей, подающих надежды. Безусловно, вознаграждение должно быть весьма скромным, иначе мы быстро разоримся. Тысячу франков одному, пробу другому, похвалу третьему.
   – Выходит, если вы довольно легко давали деньги Рикену, вы надеялись, что в один прекрасный день…
   – Нет, я не возлагал на него слишком больших надежд.
   – А на Софи?
   – Ее карьерой я не занимался.
   – Она мечтала стать кинозвездой?
   – Не заставляйте меня говорить больше, чем я уже сказал. Она везде бывала с мужем и в основном молчала. Думаю, она была довольно застенчивой.
   На бледных губах Норы промелькнула ироническая улыбка.
   – Моя жена придерживается иного мнения, а так как я сам больше доверяю ее суждениям, чем собственным, советую вам не слишком ко мне прислушиваться.
   – Какие отношения были между Софи и Фрэнсисом?
   – Что вы имеете виду? – Карю изобразил изумление.
   – Они производили впечатление дружной пары?
   – Их редко видели врозь, и я не помню, чтобы они ссорились в моем присутствии.
   Загадочная улыбка снова заиграла на губах Норы.
   – Может быть, она была чуточку нетерпелива, – добавил Карю.
   – В каком смысле?
   – Он верил в свою звезду, в будущее, оно казалось ему блестящим. Думаю, когда она вышла за него, то вообразила, что ее муж скоро станет знаменитостью. Знаменитостью и богачом. Но и по прошествии трех лет они с трудом сводили концы с концами.
   – У нее были любовники?
   Нора повернулась к Карю, делая вид, что с любопытством ожидает ответа.
   – Вы задаете сложный вопрос.
   – Почему бы тебе не сказать правду?
   – Моя жена имеет в виду незначительный эпизод. Однажды мы выпили… В «Рафаэле». Мы вышли из ресторана, Маки был с нами, Драмен, фотограф Юге, он работает для рекламного издательства. Кажется, Боб тоже был. В гостинице я заказал в номер шампанского и виски. Потом через комнату, в которой горели только лампы у кроватей, прошел в ванную. Софи лежала на одной из кроватей. Решив, что ей нездоровится, я наклонился над ней…
   Улыбка Норы стала еще более саркастичной.
   – Она плакала. Я с превеликим трудом смог выжать из нее несколько слов. Она призналась, что в отчаянии, что хочет умереть.
   – Ну, а в какой позе я вас застала?
   – Машинально я обнял ее, знаете, ну так, как утешают ребенка.
   – Я спрашивал, были ли у нее любовники? Я не имел в виду лично вас, – заметил Мегрэ.
   – Она, обнаженная, позировала Маки. Но я уверен, что Маки не прикоснется к жене друга…
   – Рикен был ревнив?
   – Вы хотите от меня слишком многого, комиссар. Ваше здоровье! Это зависит от того, что вы понимаете под словом «ревность». Он не хотел терять власти над ней, не хотел, чтобы другой мужчина значил для нее больше, чем он. В этом смысле он ревновал ее далее к друзьям. И вообще, он был очень самолюбив. Если я, например, приглашал Драмена к нашему столику выпить кофе, а Фрэнсиса не приглашал, он дулся на меня неделю.
   – Кажется, я понимаю.
   – Вы еще не ели десерт?
   – Почти никогда его не ем.
   – Нора тоже. Боб, что ты посоветуешь мне на десерт?
   – Блины в мараскине.^[3]
   Карю с шутовским видом указал на свой округлый живот.
   – Чуть больше или чуть меньше – какая разница! Хорошо, пусть будут блины.
   Все это время несчастный Лапуэнт погибал от скуки, повернувшись спиной к залу. Маки ковырял в зубах спичкой. Наверное, строил догадки, сядет ли комиссар и за его стол?
   Самой веселой была компания врачей, одна из женщин там время от времени пронзительно хохотала, при этом Нора каждый раз вздрагивала.
   Роза ненадолго отошла от плиты и обходила столы, вытирая руки о фартук, прежде чем поздороваться. Как и врачи, она пребывала в прекрасном расположении духа, несмотря на смерть Софи.
   – Ну, Вальтер, старый плут! Как это вышло, что мы тебя со среды не видели?
   – Мне пришлось срочно слетать во Франкфурт, чтобы встретиться с одним из компаньонов, оттуда – в Лондон.
   – А ты, малышка, летала с ним?
   – На этот раз нет. У меня была примерка.
   – Не боишься отпускать его одного?
   И, смеясь, она отошла к следующему столику. Боб на специальной подставке поджигал ликер, в котором жарились блины.
   – Теперь понятно, почему Рикен тщетно разыскивал вас ночью, – сказал он.
   – Для чего он меня разыскивал?
   – Мне об этом только что сообщил комиссар. Ему срочно потребовались две тысячи франков. В среду он приходил сюда и справлялся о вас.
   – Я улетел пятичасовым рейсом.
   – Рикен дважды возвращался. Он просил, чтобы я одолжил ему деньги, но у меня не было такой суммы. Тогда он пошел в клуб.
   – Для чего ему понадобились две тысячи франков?
   – Хозяин квартиры грозился выставить их на улицу.
   Карю повернулся к комиссару.
   – Это правда?
   – Так он мне сказал.
   – Вы его арестовали?
   – Нет. За что?
   – Не знаю. Действительно, я задал глупый вопрос.
   – Вы думаете, он был способен убить Софи?
   Под столом по-прежнему действовали ноги, но лицо Норы оставалось бесстрастным.
   – Не думаю, чтобы он был способен убить кого бы то ни было. Из какого оружия стреляли? В газете об этом не сказано. По радио тоже не упоминалось.
   – Из пистолета.
   – Мне кажется, что у Фрэнсиса не могло быть огнестрельного оружия.
   – Но оно было, – раздался ровный и уверенный голос Норы, – и ты его видел. Как-то он выпил лишнего и изображал сцену ограбления банка. Надел себе на голову чулок Софи и начал угрожать нам пистолетом, приказав всем встать к стене и поднять руки. Все в шутку послушались. Ты один испугался и спросил, заряжен ли пистолет.
   – Ты права. Теперь припоминаю. Я тогда тоже прилично выпил.
   – В конце концов он спрятал пистолет в комод.
   – Кто был у него в ту ночь? – спросил Мегрэ.
   – Вся компания. Маки, Драмен, Пошон… Драмен привел девушку, которую я видел впервые и сейчас не узнал бы.
   – Жак тоже был.
   – Да, с новенькой. Она уже в положении.
   – А кому-нибудь известно, что в прошлом году Софи была беременна?
   Нора резко повернулась к Карю. Тот с удивлением взглянул на нее.
   – Ты знала об этом?
   – Нет.
   – Она избавилась от беременности на третьем или на четвертом месяце.
   Маки кашлял в своем углу, словно хотел призвать Мегрэ к порядку. Он давно уже закончил ужин, и ему надоело ждать.
   – Мы рассказали вам все, что знали, комиссар. Если я вам понадоблюсь, заходите ко мне в контору.
   Мегрэ показалось, что Карю подмигнул, доставая визитную карточку из бумажника и протягивая ее комиссару.
   У него сложилось впечатление, что Карю о многом умолчал. По-видимому, его сковывало присутствие Норы.
   Устроившись в своем углу, Мегрэ набивал трубку, а Лапуэнт комментировал с легкой улыбкой:
   – Он еще колеблется, но скоро решится.
   Речь шла о Маки. Поскольку инспектор сидел спиной к залу и был лишен возможности разглядывать публику, он все время пристально изучал поведение скульптора – единственного человека в зале, попавшего в поле его наблюдения.
   – Сначала, когда вы сели за стол Карю, он нахмурил брови, пожал плечами. Перед ним стоял графин с красным вином. Меньше чем за пять минут он его осушил и знакбм велел официанту принести второй. Он следил за каждым вашим жестом, за каждым движением. Можно сказать, пытался прочесть по губам, о чем вы говорите. Иногда он подзывал хозяина и шепотом что-то ему сообщал. И оба смотрели в вашу сторону. Потом он взглянул на часы и привстал. Я подумал, что он уйдет, но он заказал арманьяк, который ему принесли в дегустационном стакане… Он, кажется, идет сюда!
   Лапуэнт не ошибся. Маки, видимо уязвленный тем, что Мегрэ не проявляет к нему интереса, решил сам подойти к комиссару. На мгновение его огромная фигура застыла перед полицейским.
   – Простите, – прошептал он, поднося руку к виску, изображая подобие приветствия. – Я хотел предупредить вас, что ухожу.
   Мегрэ медленными затяжками раскуривал трубку.
   – Садитесь, мосье Маки. Это ваше настоящее имя?
   Тяжело опускаясь на стул, скульптор пробурчал:
   – Разумеется, нет. Меня зовут Лекёр.^[4] С этим именем никто не принял бы меня всерьез.
   – Вы догадались, что я собираюсь с вами поговорить?
   – Конечно, я ведь тоже приятель Фрэнсиса Рикена.
   – Откуда вы узнали новость?
   – Здесь. Я не читал вечерней газеты, а радио вообще никогда не слушаю.
   – Это вас потрясло?
   – Мне жаль Фрэнсиса.
   – А Софи?
   Он не был пьян, но щеки его были красными, жесты чересчур резкими, глаза блестели.
   – Софи была шлюхой.
   Он поочередно смотрел на обоих полицейских, словно хотел помешать им возразить.
   – Что там вам нарассказал мусье Карю?
   Он иронически произнес мусье, как это делают клоуны.
   – Разумеется, он ничего не знает. А вы?
   – А что я могу знать?
   – Когда вы видели Рикена и его жену в последний раз?
   – Его – в среду.
   – Одного?
   – Да.
   – В котором часу?
   – Около половины одиннадцатого. Он поговорил со мной и подошел к Бобу. Я, закончив ужин, смаковал свой арманьяк.
   – Что он вам сказал?
   – Он спросил меня, не знаю ли я, где Карю. Нужно заметить, что я тоже изредка работаю на этого господина. Ему понадобился макет для одного паршивого фильма ужасов, ну я и сварганил нечто экзотическое.
   – Он вам заплатил?
   – Половину установленной суммы. Жду вторую.
   – Рикен объяснил, зачем ему понадобился Карю?
   – Ему нужно было два куска – у меня их не было. Я угостил его стаканчиком, и он ушел.