Страница:
Существо обошло елочки и направилось к нам. Я прижался затылком к чешуйчатому стволу и негнущимся от холода пальцем предельно осторожно опустил рычажок предохранителя «Грача». Металл тихо щелкнул. Бульвум сердито пихнул меня в плечо. «Да пошел ты! Сам разберусь, что делать!»
Скрип снега под тяжелыми ступнями приближался. Я слышал вырывающееся из груди чудовища полухрип-полурычание. Трудно представить, что в этой звериной голове наличествует разум, но если он все-таки есть, людям придется очень несладко. В рукопашной схватке гигант запросто положит несколько тренированных бойцов, а уж если при нем окажется неземное оружие – можно целому взводу шить белые тапочки.
Пришелец был уже в трех метрах от нас. Я не шевелясь наблюдал за верзилой сквозь ветви. Только рядом с ним понимаешь, насколько он больше человека. На какой-то миг я почувствовал себя ребенком в детском саду, над которым ходят огромные великанши-воспитатели. Чудовище проходило не мимонас, а наднами. На уровне глаз проплыло мускулистое плечо, облаченное в скафандр из тонких чешуек. Массивная голова на жилистой шее поворачивалась, обозревая окрестности. Рядом с елью великан остановился, словно что-то почуяв. Я и Бульвум превратились в двух боровиков, лелеющих надежду, что грибник их не заметит. Великан повертел головой, фыркнул, как лошадь, выбросив из ноздрей облачко пара. Потом вдруг быстро куда-то пошел, оставляя в сугробах следы приблизительно пятьдесят шестого размера. Неужто не заметил? Неужто пронесло?.. Однако прежде чем облегченно вздохнуть, я увидел то, к чему он так резво устремился. Ну конечно.
Гигант обнаружил мой снегоход.
Ничего более худшего не могло приключиться – разве только если бы красноглазый обнаружил нас. Лимонный «Буран» стоял на открытом месте и сразу бросался в глаза. Какая невезуха! А я почти уверовал, что верзила пройдет мимо.
Бульвум отпустил мою фуфайку и повернул голову, следя за гигантом. На запястье, нырнувшем в рукав куртки, я заметил круглое стекло с горящими внутри иероглифическими значками. Эти часики у него отобрали сразу после разморозки, все-таки выклянчил назад… Гигант подошел к «Бурану» и, склонившись над ним, принялся что-то вынюхивать. Ну да, вокруг снегохода осталась целая россыпь следов. Они вполне читаемы, несмотря на вечерние сумерки, так что если иметь глаза и голову, то можно проследить по ним путь до нашего убежища…
Прятаться больше не имело смысла.
Отодвинув в сторону Бульвума, я быстро вышел из-за дерева и произвел четыре выстрела в затылок верзиле. «Грач» четырежды исправно дернул затвором. Грохот выстрелов раскатился по тайге. С ближних ветвей осыпался снег. Где-то, захлопав крыльями, вспорхнула птица.
Затылок красноглазого превратился в кашу. Плечи забрызгало кровью и кусочками мозга. Пришелец пошатнулся, но не упал. Втянул голову в плечи и нервно обернулся. На меня уставилась обрубленная морда, по выражению которой я понял, что умирать она пока не собирается. Разъяренные красные глаза поймали человеческий силуэт среди сугробов. Лапы толкнули тело. Чуть забуксовав на старте, зверь ринулся на меня размашистыми прыжками. Спешно отступая, я успел сделать прицельный выстрел, потушивший его левый глаз, после чего верзила сбил меня с ног.
На счастье, он не скатал меня в мясной ком, перемолов кости, а только навалился сверху, вдавливая в сугроб. Длинная пятерня попыталась достать до шеи, но я каким-то чудом сумел развернуться, и когти с хрустом пробуравили снег. Где-то надо мной клацали похожие на иглы зубы. Уцелевший глаз бешено крутился в глазнице. Можете представить, как было трудно в тот момент сохранять хладнокровие. Однако мне это удалось.
Упреждая новый удар когтями, я приставил ствол туда, где положено находиться уху, и трижды методично дернул пальцем. Одна из пуль пробила череп насквозь, и сугроб слева от меня окрасился кровью. И все же, несмотря на обилие свинца в голове, пришелец продолжал жить. Не так активно, как раньше, но по-прежнему представляя угрозу. Когти все-таки дотянулись до моей шеи, но, потеряв силу, только чиркнули по ней, оставив неопасные царапины. Пришелец возился, пытаясь то ли встать, то ли навалиться на меня покрепче. Я вогнал ему во второй глаз остаток пуль из обоймы.
Выбравшись из-под обмякшего тела, я на четвереньках дополз до снегохода и кое-что забрал из багажника. Все это время чудовище продолжало шевелиться, рычать, пытаться подняться. Я вернулся, наступил валенком на мускулистое плечо и несколько раз махнул топором. Отрубленная голова шлепнулась в сугроб. Звериное тело в чешуйчатом скафандре пронзила судорога… и верзила наконец отдал концы.
– Ну и живучий, гад! – Рукавом фуфайки я стер кровь с шеи.
Воздух возле меня вдруг затрепетал, и отсеченную голову пнул невидимый ботинок. Она лениво покатилась по снегу, оставляя кровавую дорожку, наматывая на себя белые комья. Я обернулся. Из еловых ветвей высовывалась голова Бульвума.
– Молодец, – поаплодировал я ему. Куцые хлопки онемевших от холода ладоней разнеслись по лесу. – Очень вовремя помог. Очень. Прямо вот без тебя бы не справился.
Он забулькал, что-то объясняя.
– Поговори у меня еще! – рявкнул я сердито. – Кстати, я с тобой не закончил!
Обезглавленный великан лежал, воткнувшись плечами в снег так, что создавалось полное впечатление, будто голову он не потерял, а спрятал в сугробе, как страус. На плечах у него висели какие-то бляшки с лампочками. К чему они, я не понял. Зато на поясе обнаружился мягкий пластиковый чехол, из которого высовывалась ребристая рукоять. Я отстегнул предохранительную лямку и потянул оружие из кобуры. В руки легла труба. Простая конструкция, ничего лишнего. Вот кнопка, вот индикатор заряда. И все. Бластер какой-то новой – для меня – модели. У красноглазого он наверняка умещался в ладони и служил чем-то вроде пистолета. В моих руках эта вещица сойдет за шотган – как по размерам, так и по огневой мощи. Хорошо, что пришелец забыл воспользоваться этой штуковиной, иначе бы мне не поздоровилось. Впрочем, ухудшению памяти красноглазого немало способствовали первые четыре пули, которые я всадил ему в затылок.
«Грач» я не стал выбрасывать. Патронов в нем не осталось, но еще пригодится кого пугнуть. Бластер во много раз мощнее, однако выглядит как труба от пылесоса. Трудно воспринимать всерьез угрозу таким оружием. А вот «Грач» выглядит куда более знакомо, такое оружие люди знают и относятся к нему уважительно. Я сунул пистолет за пазуху.
Бульвум тоже повозился возле убитого и даже нашел для себя сувенир, какую-то бляху, которую тут же приткнул на пояс.
– Э! – окликнул я его, указывая шотганом на находку. – Что это?
Он распрямился с независимым видом. Ах да, мы же не понимаем по-русски! Ладно, пусть мародерствует. Однако, что же делать с ним самим? Оставлять в лесу нельзя. Выписывать ему билет в один конец я передумал. Брату бы сдать – но не возвращаться же из-за этой ерунды в поселок!
– Иди-ка сюда, – кивнул я ему, доставая карту из-под фуфайки.
Над тайгой сгустилась тьма. Чтобы разглядеть обозначения, мне пришлось переместиться к включенной фаре снегохода. На призыв пришелец не отреагировал, оставшись на месте и наблюдая за мной с расстояния, пришлось повторить просьбу, повысив голос. Сработало. Хрупая снегом, он вошел в желтый свет, и я впервые как следует разглядел последнего из фергов – ни в комнате для допроса, ни когда мы прятались под елью, этого сделать не удавалось.
Лицо Бульвума разительно отличалось от безучастных рыбьих физиономий, с которыми мне прежде приходилось иметь дело. Главное отличие состояло в том, что оно выражало эмоции. В большинстве своем – чужие, незнакомые, но и это немало. Кроме того, правильные лобные морщины, мелкая сеточка вокруг глаз и взгляд, в котором светился ум, придавали ему отдаленное сходство с человеком. Хотя я мог и ошибаться. Встреча с красноглазым чертом оставила глубокий отпечаток в моем сознании: по сравнению с ним могло показаться человечным даже свиное рыло.
Я поднес карту к лицу пришельца:
– Разбираешься в земной топографии?
При виде карты он оживился. Странно посмотрел на меня, потом ухватил за ее угол и потянул из пальцев, едва не разорвав лист. Гляди-ка, знает, что такое карта. Наверняка в бункере ознакомили, когда выясняли, где он спрятал груз.
– Ну конечно, так я тебе и дал! – сказал я, отпихнув его локтем. – Не лапай. Слышишь?
Он быстро заговорил, уставившись на меня карими глазами.
– Да не понимаю я, что ты там бормочешь!
Серый палец ткнул в желто-коричневую кляксу с надписью «Улус-Тайга», безошибочно найдя ее среди других сопок. Определенно в бункере для него провели ускоренный курс топографии. Пришелец показал на себя, потом на сопку на карте, потом снова на себя. И на темную стену леса за нашими спинами.
Я запустил пальцы под ушанку и задумчиво почесал голову.
– Хочешь сказать, что направляешься к сопке?
Пришелец молчал.
– А зачем, не хочешь сказать?
Он продолжал молчать.
Выведывать у него что-либо – бессмысленная затея. Он меня не понимает. Или не хочет понимать. С какой-то стати ему понадобилось в пещеру. Зачем? Избавиться от угрызений совести перед людьми, на чью планету он привез космическую заразу? Как бы не так! Пришельцы не испытывают угрызений совести и ничего не делают ради других. Только ради себя. Только из корыстных побуждений.
Я сложил карту и убрал ее обратно под фуфайку. Бульвуму, конечно, доверять не стоит. Да и как можно доверять существу, чья раса собиралась выпустить на свободу галактического киллера? За исключением того, что ферг по доброй воле рассказал о тайнике с «желтой плесенью», он ничем не отличался от верзил, напавших на мирное человеческое поселение и вырезавших органы у похищенных людей. Но пришельцу зачем-то нужно к сопке. И мне туда нужно. Вдвоем идти сподручнее. Общая цель и общий враг превращают нас в компаньонов, хоть мне это не очень нравится. К тому же возле Улус-Тайга будет неплохо иметь под рукой проводника, знающего точное место захоронения. И хотя у меня еще оставалась неприязнь к Бульвуму, я позволил ему залезть на пассажирское сиденье «Бурана».
Так в общем неожиданно для себя я приобрел спутника. Маленького, странного, рожденного не на Земле, способного усилием мысли двигать предметы. В невероятном приключении, которое нас ожидало впереди, последний фактор сыграл немаловажную роль.
Глава 6
Скрип снега под тяжелыми ступнями приближался. Я слышал вырывающееся из груди чудовища полухрип-полурычание. Трудно представить, что в этой звериной голове наличествует разум, но если он все-таки есть, людям придется очень несладко. В рукопашной схватке гигант запросто положит несколько тренированных бойцов, а уж если при нем окажется неземное оружие – можно целому взводу шить белые тапочки.
Пришелец был уже в трех метрах от нас. Я не шевелясь наблюдал за верзилой сквозь ветви. Только рядом с ним понимаешь, насколько он больше человека. На какой-то миг я почувствовал себя ребенком в детском саду, над которым ходят огромные великанши-воспитатели. Чудовище проходило не мимонас, а наднами. На уровне глаз проплыло мускулистое плечо, облаченное в скафандр из тонких чешуек. Массивная голова на жилистой шее поворачивалась, обозревая окрестности. Рядом с елью великан остановился, словно что-то почуяв. Я и Бульвум превратились в двух боровиков, лелеющих надежду, что грибник их не заметит. Великан повертел головой, фыркнул, как лошадь, выбросив из ноздрей облачко пара. Потом вдруг быстро куда-то пошел, оставляя в сугробах следы приблизительно пятьдесят шестого размера. Неужто не заметил? Неужто пронесло?.. Однако прежде чем облегченно вздохнуть, я увидел то, к чему он так резво устремился. Ну конечно.
Гигант обнаружил мой снегоход.
Ничего более худшего не могло приключиться – разве только если бы красноглазый обнаружил нас. Лимонный «Буран» стоял на открытом месте и сразу бросался в глаза. Какая невезуха! А я почти уверовал, что верзила пройдет мимо.
Бульвум отпустил мою фуфайку и повернул голову, следя за гигантом. На запястье, нырнувшем в рукав куртки, я заметил круглое стекло с горящими внутри иероглифическими значками. Эти часики у него отобрали сразу после разморозки, все-таки выклянчил назад… Гигант подошел к «Бурану» и, склонившись над ним, принялся что-то вынюхивать. Ну да, вокруг снегохода осталась целая россыпь следов. Они вполне читаемы, несмотря на вечерние сумерки, так что если иметь глаза и голову, то можно проследить по ним путь до нашего убежища…
Прятаться больше не имело смысла.
Отодвинув в сторону Бульвума, я быстро вышел из-за дерева и произвел четыре выстрела в затылок верзиле. «Грач» четырежды исправно дернул затвором. Грохот выстрелов раскатился по тайге. С ближних ветвей осыпался снег. Где-то, захлопав крыльями, вспорхнула птица.
Затылок красноглазого превратился в кашу. Плечи забрызгало кровью и кусочками мозга. Пришелец пошатнулся, но не упал. Втянул голову в плечи и нервно обернулся. На меня уставилась обрубленная морда, по выражению которой я понял, что умирать она пока не собирается. Разъяренные красные глаза поймали человеческий силуэт среди сугробов. Лапы толкнули тело. Чуть забуксовав на старте, зверь ринулся на меня размашистыми прыжками. Спешно отступая, я успел сделать прицельный выстрел, потушивший его левый глаз, после чего верзила сбил меня с ног.
На счастье, он не скатал меня в мясной ком, перемолов кости, а только навалился сверху, вдавливая в сугроб. Длинная пятерня попыталась достать до шеи, но я каким-то чудом сумел развернуться, и когти с хрустом пробуравили снег. Где-то надо мной клацали похожие на иглы зубы. Уцелевший глаз бешено крутился в глазнице. Можете представить, как было трудно в тот момент сохранять хладнокровие. Однако мне это удалось.
Упреждая новый удар когтями, я приставил ствол туда, где положено находиться уху, и трижды методично дернул пальцем. Одна из пуль пробила череп насквозь, и сугроб слева от меня окрасился кровью. И все же, несмотря на обилие свинца в голове, пришелец продолжал жить. Не так активно, как раньше, но по-прежнему представляя угрозу. Когти все-таки дотянулись до моей шеи, но, потеряв силу, только чиркнули по ней, оставив неопасные царапины. Пришелец возился, пытаясь то ли встать, то ли навалиться на меня покрепче. Я вогнал ему во второй глаз остаток пуль из обоймы.
Выбравшись из-под обмякшего тела, я на четвереньках дополз до снегохода и кое-что забрал из багажника. Все это время чудовище продолжало шевелиться, рычать, пытаться подняться. Я вернулся, наступил валенком на мускулистое плечо и несколько раз махнул топором. Отрубленная голова шлепнулась в сугроб. Звериное тело в чешуйчатом скафандре пронзила судорога… и верзила наконец отдал концы.
– Ну и живучий, гад! – Рукавом фуфайки я стер кровь с шеи.
Воздух возле меня вдруг затрепетал, и отсеченную голову пнул невидимый ботинок. Она лениво покатилась по снегу, оставляя кровавую дорожку, наматывая на себя белые комья. Я обернулся. Из еловых ветвей высовывалась голова Бульвума.
– Молодец, – поаплодировал я ему. Куцые хлопки онемевших от холода ладоней разнеслись по лесу. – Очень вовремя помог. Очень. Прямо вот без тебя бы не справился.
Он забулькал, что-то объясняя.
– Поговори у меня еще! – рявкнул я сердито. – Кстати, я с тобой не закончил!
Обезглавленный великан лежал, воткнувшись плечами в снег так, что создавалось полное впечатление, будто голову он не потерял, а спрятал в сугробе, как страус. На плечах у него висели какие-то бляшки с лампочками. К чему они, я не понял. Зато на поясе обнаружился мягкий пластиковый чехол, из которого высовывалась ребристая рукоять. Я отстегнул предохранительную лямку и потянул оружие из кобуры. В руки легла труба. Простая конструкция, ничего лишнего. Вот кнопка, вот индикатор заряда. И все. Бластер какой-то новой – для меня – модели. У красноглазого он наверняка умещался в ладони и служил чем-то вроде пистолета. В моих руках эта вещица сойдет за шотган – как по размерам, так и по огневой мощи. Хорошо, что пришелец забыл воспользоваться этой штуковиной, иначе бы мне не поздоровилось. Впрочем, ухудшению памяти красноглазого немало способствовали первые четыре пули, которые я всадил ему в затылок.
«Грач» я не стал выбрасывать. Патронов в нем не осталось, но еще пригодится кого пугнуть. Бластер во много раз мощнее, однако выглядит как труба от пылесоса. Трудно воспринимать всерьез угрозу таким оружием. А вот «Грач» выглядит куда более знакомо, такое оружие люди знают и относятся к нему уважительно. Я сунул пистолет за пазуху.
Бульвум тоже повозился возле убитого и даже нашел для себя сувенир, какую-то бляху, которую тут же приткнул на пояс.
– Э! – окликнул я его, указывая шотганом на находку. – Что это?
Он распрямился с независимым видом. Ах да, мы же не понимаем по-русски! Ладно, пусть мародерствует. Однако, что же делать с ним самим? Оставлять в лесу нельзя. Выписывать ему билет в один конец я передумал. Брату бы сдать – но не возвращаться же из-за этой ерунды в поселок!
– Иди-ка сюда, – кивнул я ему, доставая карту из-под фуфайки.
Над тайгой сгустилась тьма. Чтобы разглядеть обозначения, мне пришлось переместиться к включенной фаре снегохода. На призыв пришелец не отреагировал, оставшись на месте и наблюдая за мной с расстояния, пришлось повторить просьбу, повысив голос. Сработало. Хрупая снегом, он вошел в желтый свет, и я впервые как следует разглядел последнего из фергов – ни в комнате для допроса, ни когда мы прятались под елью, этого сделать не удавалось.
Лицо Бульвума разительно отличалось от безучастных рыбьих физиономий, с которыми мне прежде приходилось иметь дело. Главное отличие состояло в том, что оно выражало эмоции. В большинстве своем – чужие, незнакомые, но и это немало. Кроме того, правильные лобные морщины, мелкая сеточка вокруг глаз и взгляд, в котором светился ум, придавали ему отдаленное сходство с человеком. Хотя я мог и ошибаться. Встреча с красноглазым чертом оставила глубокий отпечаток в моем сознании: по сравнению с ним могло показаться человечным даже свиное рыло.
Я поднес карту к лицу пришельца:
– Разбираешься в земной топографии?
При виде карты он оживился. Странно посмотрел на меня, потом ухватил за ее угол и потянул из пальцев, едва не разорвав лист. Гляди-ка, знает, что такое карта. Наверняка в бункере ознакомили, когда выясняли, где он спрятал груз.
– Ну конечно, так я тебе и дал! – сказал я, отпихнув его локтем. – Не лапай. Слышишь?
Он быстро заговорил, уставившись на меня карими глазами.
– Да не понимаю я, что ты там бормочешь!
Серый палец ткнул в желто-коричневую кляксу с надписью «Улус-Тайга», безошибочно найдя ее среди других сопок. Определенно в бункере для него провели ускоренный курс топографии. Пришелец показал на себя, потом на сопку на карте, потом снова на себя. И на темную стену леса за нашими спинами.
Я запустил пальцы под ушанку и задумчиво почесал голову.
– Хочешь сказать, что направляешься к сопке?
Пришелец молчал.
– А зачем, не хочешь сказать?
Он продолжал молчать.
Выведывать у него что-либо – бессмысленная затея. Он меня не понимает. Или не хочет понимать. С какой-то стати ему понадобилось в пещеру. Зачем? Избавиться от угрызений совести перед людьми, на чью планету он привез космическую заразу? Как бы не так! Пришельцы не испытывают угрызений совести и ничего не делают ради других. Только ради себя. Только из корыстных побуждений.
Я сложил карту и убрал ее обратно под фуфайку. Бульвуму, конечно, доверять не стоит. Да и как можно доверять существу, чья раса собиралась выпустить на свободу галактического киллера? За исключением того, что ферг по доброй воле рассказал о тайнике с «желтой плесенью», он ничем не отличался от верзил, напавших на мирное человеческое поселение и вырезавших органы у похищенных людей. Но пришельцу зачем-то нужно к сопке. И мне туда нужно. Вдвоем идти сподручнее. Общая цель и общий враг превращают нас в компаньонов, хоть мне это не очень нравится. К тому же возле Улус-Тайга будет неплохо иметь под рукой проводника, знающего точное место захоронения. И хотя у меня еще оставалась неприязнь к Бульвуму, я позволил ему залезть на пассажирское сиденье «Бурана».
Так в общем неожиданно для себя я приобрел спутника. Маленького, странного, рожденного не на Земле, способного усилием мысли двигать предметы. В невероятном приключении, которое нас ожидало впереди, последний фактор сыграл немаловажную роль.
Глава 6
СУЩЕСТВА И ПРЕГРАДЫ
К ночи подморозило. Сумерки превратились в темень, которую слегка развеивал выглядывавший из облаков кусочек луны. Мне невыносимо хотелось разжечь костер и согреть бока и ноги, но я гнал снегоход сквозь темную тайгу, стараясь очутиться как можно дальше от места встречи с гигантским пришельцем. Вряд ли он просто искал в лесу подснежники. Наверняка был обременен каким-нибудь заданием от своего начальства. Это значит, что вскоре его хватятся, начнут искать, а когда найдут – займутся поисками тех, кто упокоил его в сугробе. Так что придется ехать, пока есть силы и не слипаются глаза.
Сидевший позади меня Бульвум всю дорогу отчего-то дрожал. То ли мерз, то ли ему было страшно ехать на допотопном земном транспорте. Ну а чего он хотел? Это тебе не каюта бизнес-класса на звездолете. «Буран» – машина еще советских времен. Проходимость невероятная, комфорта никакого. Ревет, жрет бензин и пугает всех вокруг, но что поделать!
Тайга расступилась, и перед нами предстала замерзшая река. Не глуша мотор, я остановился на высоком берегу, достал карту. Преследование Бульвума сбило меня с курса, но очутившееся на пути русло помогло сориентироваться. Река называлась Кара-Хем. За ней лежал лес. За лесом – сопки, за сопками – поселок Ускут. От него на север вела проселочная дорога, но она нам была не нужна. Наш путь лежал дальше на восток, к хребту Тамаринская стрелка, за которым стояла Улус-Тайга.
До Ускута было порядка тридцати пяти километров. Единственное человеческое поселение на всем пути – этот поселок. Там я надеялся получить еду, тепло и кров… А что, если в Ускуте пришельцы? Не хотелось так думать. Хотелось надеяться, что пришельцев в поселке нет. Но лучше держаться настороже.
Оторвав глаза от карты, я посмотрел в долину и неожиданно увидел то, чего не заметил в первый момент. На горизонте, за распадками и сопками, небо подсвечивалось зыбким фиолетово-голубым сиянием. Трудно было сказать, что это такое. Обычно так светится большой город, скрытый за холмами, только, судя по карте, в той стороне не было никакого города, сплошная тайга. Загадка, однако.
Не люблю загадки.
– Ты как? – бросил я попутчику на заднем сиденье. – Не задубел еще?
Пришелец вопросительно глянул на меня из-под красного капюшона. Я безнадежно махнул рукой. Чтобы установить понятный для обоих язык жестов, потребуется уйма времени, которого у нас нет. Поэтому я выкрутил руль и пустил снегоход вдоль обрыва, выискивая подходящий участок для спуска.
Возле реки мы едва не утонули в огромной яме, заваленной снегом. Почувствовав, что снегоход одной стороной куда-то проваливается, я заложил крутой вираж и провел машину по самой кромке оврага. Когда мы выскочили на лед, я был весь мокрый от пота. Не хватало еще оставить «Буран» в безымянной яме – эти двести пятьдесят килограммов потом фиг вытащишь! Да еще можно лыжу сломать или пробить картер двигателя. Одним словом, едва избежали беды.
Когда мы оказались на другом берегу, поднялись по откосу и въехали в тайгу, я словно уперся в стену. Чаща была настолько плотной и густой, что ни о каком продвижении вперед нельзя было даже Думать, по крайней мере, в такой темноте. Кроме того, я чувствовал, что если немедленно не разведу костер, то отморожу либо руки, либо нос, либо то и другое.
– Все! Приехали! – устало сказал я, сворачивая на крохотную полянку, окруженную пышными елями. Подходящее место. Костер не будет виден со стороны.
Я спрыгнул со снегохода и приложил ладони к двигателю. Сквозь войлок рукавиц проникло тепло. Ка-а-аайф!! Существо на пассажирском сидении вопросительно наблюдало за странным поведением человека.
– Приехали! – повторил я. – Слезай, чурка, сейчас ужин будет.
Я наломал сухих веток, разжег костер, поставил рогульки и подвесил котелок. Когда наваленный в него снег растаял, я высыпал в кипящую воду треть кулька риса. Все это время Бульвум не слезал со снегохода, наблюдая за мной с выражением скуки на лице. Сначала я на него не реагировал, потом начал злиться. Ишь, какой барин! Мог бы потаскать валежника, не переломился бы.
Для поддержания огня требовалась еще пара охапок Я подошел к нему с наиболее наглядным образцом и стал объяснять, что это такое и где добывается. Пока я размахивал руками, указывая на ели, Бульвум смотрел на меня, как на идиота. Причем во взгляде было столько грусти, словно идиотом я был неисправимым.
– Тьфу, образина! – плюнул я с раздражением, повернулся к нему спиной и отправился сам ломать ветки. Тишину леса позади меня разорвали короткие хлопки. Я обернулся.
Бульвум аплодировал. Высовывающиеся из пуховика длинные лапы шлепались друг о дружку, в точности повторяя мой жест над трупом верзилы. С какой-то стати это чучело решило наградить меня овациями. Ишь, с характером тварь. Ох чую, намучаюсь я с ним!
За свое поведение риса он не получил. Черпая ложкой кашу из котелка, я намеренно громко охал и нахваливал варево, однако пришелец в красном пуховике к радостям желудка интереса не проявил. Может, и не ест он рис. Но я тогда не знаю, чем он питается. Святым духом, наверное. Пусть им и кормится.
После ужина меня начало клонить в сон. Я обещал себе, что посплю всего час, чтобы только сбить дремоту и снова сесть за руль, и прилег в сугробе возле костра. Бульвум остался сидеть на снегоходе, ссутулившись и глядя в темноту. Спать он не собирался. Выспался в своей криокамере на сотню лет вперед. У меня криокамеры не было, я протирал бока о лагерные нары… На этом рассуждении веки нашли друг друга, и я провалился в глубокий сон.
Меня разбудил скрип снега под чьей-то лыжей. Я дернул головой, открыл глаза, и мне в верхнюю губу уперся вороненый ствол охотничьего ружья.
– Ну, ну, не рыпайся! – произнес кто-то картаво и крикнул в сторону: – Рябой, он вроде без оружия! Ты кто, шваль?
Меня подмывало задать встречный вопрос, впрочем, хватило благоразумия промолчать. Я шевельнул глазами, оценивая обстановку, и она мне очень не понравилась. Вместо часика я продрых в сугробе всю ночь и сейчас встречал мутный рассвет. Надо мной возвышался угрюмый мужичок с редкой порослью на лице, в рыжей собачьей шапке, в полушубке и валенках. Чуть поодаль по маленькой полянке, где была разбита наша стоянка, небрежно прохаживался второй мужик с зажатым под мышкой ружьем – невысокий, деловитый, он напевал под нос старую песенку хриплым прокуренным голосом. У обоих на спине висело по вещмешку и свернутому спальнику. Из вещмешков торчали соболиные хвосты. Моего чучела было нигде не видать.
– Хороший «Буран», – буднично прохрипел Рябой, осматривая снегоход. – Тыщ за двести пятьдесят можно продать… дом хрустальный на горе для не-е…
Я попытался разогнуться, но мужичок в собачьей шапке толкнул меня стволом обратно в сугроб.
– Лежи! – грозно приказал он. – Не то башку снесу!
– Родники мои серрребрянныи! – прохрипел Рябой, проверяя ручной тормоз и крутя рукоять газа. – Зал-л-латые мои россыпи!
– Я слышал, – осторожно подал я голос, – что сезон охоты на соболя еще не открыт. А, мужики?
– Ишь, какой умный сыскался, – усмехнулся Рябой, оставляя снегоход и направляясь ко мне. – Еще есть что сказать?
– Слышь, Рябой, у него какой-то номер на фуфайке. Вот здесь, смотри… – Мужичок дернул мой воротник.
Нахмурив брови, Рябой пару секунд сводил в голове концы с концами.
– Хм, беглый зэк… дом хрустальный на горе для нее-е… ну тогда его точно не хватятся. Точнее, хватятся, но не огорчатся.
Я понял – чтобы завладеть снегоходом, меня решили не оставлять в живых. Более того, так решили с самого начала, когда эта парочка подходила к полянке, или еще раньше, когда шла по следу траков… Во я попал!
Краем глаза я оглядел затоптанный снег вокруг себя. Неприметной трубы, в обнимку с которой я укладывался в сугроб, нигде не было.
– Мужики… – начал я, тщательно подбирая каждое слово. – Вообще я офицер, выполняю специальное задание. Вы в курсе, что сейчас творится в тайге?
– В тайге сейчас зима! – заметил картавый, не сводя с меня ружья.
– В тайге нет связи с большой землей, небо захватили НЛО, а по лесу бродят космические пришельцы. Неужели вы ни на кого не наткнулись? Вам просто повезло. Если вы сейчас же меня не отпустите, причем вместе со снегоходом, то существует большая вероятность, что через трое суток вам будет не до соболей и двухсот пятидесяти тысяч. Вы будете валяться мертвыми с изъеденными язвой лицами и выпавшими зубами, потому что вас сожрет внеземной вирус, как и все в округе.
Про вирус я, конечно, малость загнул, ничего конкретного о нем неизвестно, просто надеялся придать словам драматизма.
Мое воззвание до них не дошло. Рябой презрительно скалился.
– Ты напугался, Петюня? – притворно-тонким голоском спросил он у подельника. – Я страсть как напугался!
– Я не понял, – морща неандертальский лоб сказал мужик в собачьей шапке. – О чем он?
– Я вам только что сообщил сведения государственной важности. Бумаги с печатью и личной подписью президента у меня, к сожалению, нет, но я говорю правду. Вы можете меня порешить ради паршивого снегохода, но потом припомните эти слова, да только будет поздно…
Рябой наклонился и похлопал меня по плечу.
– Не надо, мужик, – прохрипел он с фальшивой улыбкой. – Не лепи горбатого. Я все понимаю. Когда узнаешь, сколько тебе осталось, хочется потянуть время. Но мы не можем оставить тебя в живых. Чтобы ты потом в ментовке наши рожи взахлеб живописал? Не можем, пойми. А нам очень нужен этот «Буран», очень.
Его подельник взвел один курок.
Я непроизвольно отодвинулся от направленных на меня спаренных стволов, так и сяк прикидывая, как уйти из-под выстрела, как добраться до этого ублюдка с ружьем и вырвать ему кадык. Но позиция у меня была очень неудачная – лежа на снегу, ноги вялые после сна. К тому же Рябой страховал напарника и при случае мог использовать свою «горизонталку».
– Значит, просто так и порешите?
– Не просто так! – важно поднял палец Рябой. – Мы, можно сказать, благое дело совершим. Очистим тайгу от уголовного элемента. Опасного небось – иначе как бы ты снегоход упер?
Повезло же мне нарваться на таких отморозков, которым ничего не стоит прихлопнуть человека. И ведь главное – никакого риска для них. Тайга скроет все следы преступления.
– Неужели, кроме своей шкуры, вас ничто не заботит? – озлобленно бросил я.
– Шкура у нас одна, знаешь ли, – буднично произнес Рябой. – Кончай его, Петюня. И так много времени потратили. Пора уже двигать отсюда.
Прежде чем Петюня обхватил ружье покрепче, чтобы спустить курок, сбоку вдруг зычно ухнуло. По глазам резанул ослепительный свет. Рядом со мной в воздухе что-то с треском пронеслось – и Петюню швырнуло в ельник, как я успел заметить, с развороченной грудной клеткой.
Мы с Рябым дружно повернули головы в противоположную сторону.
В узком просвете между елей застыло невысокое существо в красном пуховике, из-под которого выглядывали тонкие ноги. В четырехпалых серых руках лежала блестящая трубка бластера, исчезнувшего из-под моей щеки. Из глубины капюшона глядело безносое нечеловеческое лицо, в огромных глазах отсутствовало всякое сострадание.
У Рябого подогнулись колени, а лицо стало белее снега. На левой штанине расползлось темное пятно. Вот тебе и «родники мои серебряные». Полагаю, реплика о том, что я его предупреждал, будет лишней.
– Не надо… – только и успел вымолвить он, после чего длинный палец Бульвума тронул спусковую кнопку. Из ствола вырвался яркий сноп света. Снова дохнуло раскаленным воздухом. Рябой повалился в сугроб с дымящейся дырой в животе размером с баскетбольный мяч. Ну на кой спрашивается, нужны такие пушечные выстрелы? Ни от дубленки, ни от вещмешка со спальником ничего дельного не осталось. Уцелела разве что рыжая собачья шапка, слетевшая с головы Петюни, но остальное – тю-тю!
Дерганой неровной походкой Бульвум подошел ко мне, неся бластер в опущенной руке.
– Ну, Бульвумчик, красавчик! Хвалю. Вовремя ты…
Конец бластера ткнул меня в ребра.
– Эй, поосторожнее!
Серая рука толкнула в снег. Я упал вниз лицом, а пришелец сел сверху, вдавив колено между лопаток. Горячий после выстрела ствол уперся в висок… Вот и закончилось наше партнерство. Я живо представил, как он трогает эту чуткую кнопку, служащую спуском, и сносит мне на хрен голову. Я зажмурился, ожидая выстрела, напрягся всем телом. Последовала долгая пауза…
…и ствол убрался от виска.
Через мгновение спина освободилась. Я остался лежать, медленно переваривая случившееся. Потом меня одолел смех. Я поднялся, сел в сугробе, половина лица залеплена снегом, из живота вырывается истерический хохот. Наклонив к плечу голову, Бульвум с интересом изучал нервную человеческую реакцию.
– О'кей, парень, – успокоившись, произнес я. – Отомстил мне за вчерашнее. В расчете. Разрешаешь двигаться дальше?
Он что-то неразборчиво промурмулил. Будем считать этот ответ утвердительным.
Собрав свой небогатый скарб, я мельком пробежался по вещам убитых. Обменял тюремную ушанку на роскошную шапку Петюни. Обновил запасы круп и даже разжился сырокопченой колбаской. В ошметках, оставшихся от рюкзака Рябого, обнаружились четыре сигаретные пачки «Ява Золотая». Одна из пачек была тут же распечатана и опробована. Усевшись в сугробе, я с наслаждением принялся пускать дым к пятачку неба между верхушками елей. Устроившийся на снегоходе Бульвум что-то недовольно рявкнул мне на своем тарабарском.
– Да пошел ты! Дай в себя прийти. За сегодняшнее утро к моей голове уже дважды ствол приставляли!
Он вновь что-то булькнул.
– Сам такой! – отозвался я беззлобно.
Правда, покурить всласть все равно не удалось. От обгорелых тел потянуло сладковатой вонью, быстро заполнившей полянку. Поспешно докурив, я погрузился на снегоход, и мы тронулись в путь. Бульвум за моей спиной вновь затрясся. Теперь я подумал, что не от холода он трясется. Видимо, таким образом его организм реагирует на поездку. Кого-то, бывает, тошнит в транспорте, у кого-то голова кружится. А моего неземного спутника колотит как при падучей.
А вообще непрост мой попутчик, ох как непрост! Недаром именно ему ферги доверили ответственейшее задание. Но я тоже не подарок. И мое задание не менее ответственное, чем было у него. Так что в чем-то мы похожи. А различаемся мы тем, что его цивилизация ужеканула в Лету, а моя еще только к этому готовится.
Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. С будничным днем то же самое. Когда утром тебя будит прекрасная женщина, лежащая в твоей постели, а за окном светит солнышко, то день проходит на подъеме и проблемы обходят тебя стороной… Сегодняшнее утро не заладилось с самого начала. Когда меня разбудил приставленный к носу ружейный ствол, я понял, что день пойдет наперекосяк. Так и вышло.
Сидевший позади меня Бульвум всю дорогу отчего-то дрожал. То ли мерз, то ли ему было страшно ехать на допотопном земном транспорте. Ну а чего он хотел? Это тебе не каюта бизнес-класса на звездолете. «Буран» – машина еще советских времен. Проходимость невероятная, комфорта никакого. Ревет, жрет бензин и пугает всех вокруг, но что поделать!
Тайга расступилась, и перед нами предстала замерзшая река. Не глуша мотор, я остановился на высоком берегу, достал карту. Преследование Бульвума сбило меня с курса, но очутившееся на пути русло помогло сориентироваться. Река называлась Кара-Хем. За ней лежал лес. За лесом – сопки, за сопками – поселок Ускут. От него на север вела проселочная дорога, но она нам была не нужна. Наш путь лежал дальше на восток, к хребту Тамаринская стрелка, за которым стояла Улус-Тайга.
До Ускута было порядка тридцати пяти километров. Единственное человеческое поселение на всем пути – этот поселок. Там я надеялся получить еду, тепло и кров… А что, если в Ускуте пришельцы? Не хотелось так думать. Хотелось надеяться, что пришельцев в поселке нет. Но лучше держаться настороже.
Оторвав глаза от карты, я посмотрел в долину и неожиданно увидел то, чего не заметил в первый момент. На горизонте, за распадками и сопками, небо подсвечивалось зыбким фиолетово-голубым сиянием. Трудно было сказать, что это такое. Обычно так светится большой город, скрытый за холмами, только, судя по карте, в той стороне не было никакого города, сплошная тайга. Загадка, однако.
Не люблю загадки.
– Ты как? – бросил я попутчику на заднем сиденье. – Не задубел еще?
Пришелец вопросительно глянул на меня из-под красного капюшона. Я безнадежно махнул рукой. Чтобы установить понятный для обоих язык жестов, потребуется уйма времени, которого у нас нет. Поэтому я выкрутил руль и пустил снегоход вдоль обрыва, выискивая подходящий участок для спуска.
Возле реки мы едва не утонули в огромной яме, заваленной снегом. Почувствовав, что снегоход одной стороной куда-то проваливается, я заложил крутой вираж и провел машину по самой кромке оврага. Когда мы выскочили на лед, я был весь мокрый от пота. Не хватало еще оставить «Буран» в безымянной яме – эти двести пятьдесят килограммов потом фиг вытащишь! Да еще можно лыжу сломать или пробить картер двигателя. Одним словом, едва избежали беды.
Когда мы оказались на другом берегу, поднялись по откосу и въехали в тайгу, я словно уперся в стену. Чаща была настолько плотной и густой, что ни о каком продвижении вперед нельзя было даже Думать, по крайней мере, в такой темноте. Кроме того, я чувствовал, что если немедленно не разведу костер, то отморожу либо руки, либо нос, либо то и другое.
– Все! Приехали! – устало сказал я, сворачивая на крохотную полянку, окруженную пышными елями. Подходящее место. Костер не будет виден со стороны.
Я спрыгнул со снегохода и приложил ладони к двигателю. Сквозь войлок рукавиц проникло тепло. Ка-а-аайф!! Существо на пассажирском сидении вопросительно наблюдало за странным поведением человека.
– Приехали! – повторил я. – Слезай, чурка, сейчас ужин будет.
Я наломал сухих веток, разжег костер, поставил рогульки и подвесил котелок. Когда наваленный в него снег растаял, я высыпал в кипящую воду треть кулька риса. Все это время Бульвум не слезал со снегохода, наблюдая за мной с выражением скуки на лице. Сначала я на него не реагировал, потом начал злиться. Ишь, какой барин! Мог бы потаскать валежника, не переломился бы.
Для поддержания огня требовалась еще пара охапок Я подошел к нему с наиболее наглядным образцом и стал объяснять, что это такое и где добывается. Пока я размахивал руками, указывая на ели, Бульвум смотрел на меня, как на идиота. Причем во взгляде было столько грусти, словно идиотом я был неисправимым.
– Тьфу, образина! – плюнул я с раздражением, повернулся к нему спиной и отправился сам ломать ветки. Тишину леса позади меня разорвали короткие хлопки. Я обернулся.
Бульвум аплодировал. Высовывающиеся из пуховика длинные лапы шлепались друг о дружку, в точности повторяя мой жест над трупом верзилы. С какой-то стати это чучело решило наградить меня овациями. Ишь, с характером тварь. Ох чую, намучаюсь я с ним!
За свое поведение риса он не получил. Черпая ложкой кашу из котелка, я намеренно громко охал и нахваливал варево, однако пришелец в красном пуховике к радостям желудка интереса не проявил. Может, и не ест он рис. Но я тогда не знаю, чем он питается. Святым духом, наверное. Пусть им и кормится.
После ужина меня начало клонить в сон. Я обещал себе, что посплю всего час, чтобы только сбить дремоту и снова сесть за руль, и прилег в сугробе возле костра. Бульвум остался сидеть на снегоходе, ссутулившись и глядя в темноту. Спать он не собирался. Выспался в своей криокамере на сотню лет вперед. У меня криокамеры не было, я протирал бока о лагерные нары… На этом рассуждении веки нашли друг друга, и я провалился в глубокий сон.
Меня разбудил скрип снега под чьей-то лыжей. Я дернул головой, открыл глаза, и мне в верхнюю губу уперся вороненый ствол охотничьего ружья.
– Ну, ну, не рыпайся! – произнес кто-то картаво и крикнул в сторону: – Рябой, он вроде без оружия! Ты кто, шваль?
Меня подмывало задать встречный вопрос, впрочем, хватило благоразумия промолчать. Я шевельнул глазами, оценивая обстановку, и она мне очень не понравилась. Вместо часика я продрых в сугробе всю ночь и сейчас встречал мутный рассвет. Надо мной возвышался угрюмый мужичок с редкой порослью на лице, в рыжей собачьей шапке, в полушубке и валенках. Чуть поодаль по маленькой полянке, где была разбита наша стоянка, небрежно прохаживался второй мужик с зажатым под мышкой ружьем – невысокий, деловитый, он напевал под нос старую песенку хриплым прокуренным голосом. У обоих на спине висело по вещмешку и свернутому спальнику. Из вещмешков торчали соболиные хвосты. Моего чучела было нигде не видать.
– Хороший «Буран», – буднично прохрипел Рябой, осматривая снегоход. – Тыщ за двести пятьдесят можно продать… дом хрустальный на горе для не-е…
Я попытался разогнуться, но мужичок в собачьей шапке толкнул меня стволом обратно в сугроб.
– Лежи! – грозно приказал он. – Не то башку снесу!
– Родники мои серрребрянныи! – прохрипел Рябой, проверяя ручной тормоз и крутя рукоять газа. – Зал-л-латые мои россыпи!
– Я слышал, – осторожно подал я голос, – что сезон охоты на соболя еще не открыт. А, мужики?
– Ишь, какой умный сыскался, – усмехнулся Рябой, оставляя снегоход и направляясь ко мне. – Еще есть что сказать?
– Слышь, Рябой, у него какой-то номер на фуфайке. Вот здесь, смотри… – Мужичок дернул мой воротник.
Нахмурив брови, Рябой пару секунд сводил в голове концы с концами.
– Хм, беглый зэк… дом хрустальный на горе для нее-е… ну тогда его точно не хватятся. Точнее, хватятся, но не огорчатся.
Я понял – чтобы завладеть снегоходом, меня решили не оставлять в живых. Более того, так решили с самого начала, когда эта парочка подходила к полянке, или еще раньше, когда шла по следу траков… Во я попал!
Краем глаза я оглядел затоптанный снег вокруг себя. Неприметной трубы, в обнимку с которой я укладывался в сугроб, нигде не было.
– Мужики… – начал я, тщательно подбирая каждое слово. – Вообще я офицер, выполняю специальное задание. Вы в курсе, что сейчас творится в тайге?
– В тайге сейчас зима! – заметил картавый, не сводя с меня ружья.
– В тайге нет связи с большой землей, небо захватили НЛО, а по лесу бродят космические пришельцы. Неужели вы ни на кого не наткнулись? Вам просто повезло. Если вы сейчас же меня не отпустите, причем вместе со снегоходом, то существует большая вероятность, что через трое суток вам будет не до соболей и двухсот пятидесяти тысяч. Вы будете валяться мертвыми с изъеденными язвой лицами и выпавшими зубами, потому что вас сожрет внеземной вирус, как и все в округе.
Про вирус я, конечно, малость загнул, ничего конкретного о нем неизвестно, просто надеялся придать словам драматизма.
Мое воззвание до них не дошло. Рябой презрительно скалился.
– Ты напугался, Петюня? – притворно-тонким голоском спросил он у подельника. – Я страсть как напугался!
– Я не понял, – морща неандертальский лоб сказал мужик в собачьей шапке. – О чем он?
– Я вам только что сообщил сведения государственной важности. Бумаги с печатью и личной подписью президента у меня, к сожалению, нет, но я говорю правду. Вы можете меня порешить ради паршивого снегохода, но потом припомните эти слова, да только будет поздно…
Рябой наклонился и похлопал меня по плечу.
– Не надо, мужик, – прохрипел он с фальшивой улыбкой. – Не лепи горбатого. Я все понимаю. Когда узнаешь, сколько тебе осталось, хочется потянуть время. Но мы не можем оставить тебя в живых. Чтобы ты потом в ментовке наши рожи взахлеб живописал? Не можем, пойми. А нам очень нужен этот «Буран», очень.
Его подельник взвел один курок.
Я непроизвольно отодвинулся от направленных на меня спаренных стволов, так и сяк прикидывая, как уйти из-под выстрела, как добраться до этого ублюдка с ружьем и вырвать ему кадык. Но позиция у меня была очень неудачная – лежа на снегу, ноги вялые после сна. К тому же Рябой страховал напарника и при случае мог использовать свою «горизонталку».
– Значит, просто так и порешите?
– Не просто так! – важно поднял палец Рябой. – Мы, можно сказать, благое дело совершим. Очистим тайгу от уголовного элемента. Опасного небось – иначе как бы ты снегоход упер?
Повезло же мне нарваться на таких отморозков, которым ничего не стоит прихлопнуть человека. И ведь главное – никакого риска для них. Тайга скроет все следы преступления.
– Неужели, кроме своей шкуры, вас ничто не заботит? – озлобленно бросил я.
– Шкура у нас одна, знаешь ли, – буднично произнес Рябой. – Кончай его, Петюня. И так много времени потратили. Пора уже двигать отсюда.
Прежде чем Петюня обхватил ружье покрепче, чтобы спустить курок, сбоку вдруг зычно ухнуло. По глазам резанул ослепительный свет. Рядом со мной в воздухе что-то с треском пронеслось – и Петюню швырнуло в ельник, как я успел заметить, с развороченной грудной клеткой.
Мы с Рябым дружно повернули головы в противоположную сторону.
В узком просвете между елей застыло невысокое существо в красном пуховике, из-под которого выглядывали тонкие ноги. В четырехпалых серых руках лежала блестящая трубка бластера, исчезнувшего из-под моей щеки. Из глубины капюшона глядело безносое нечеловеческое лицо, в огромных глазах отсутствовало всякое сострадание.
У Рябого подогнулись колени, а лицо стало белее снега. На левой штанине расползлось темное пятно. Вот тебе и «родники мои серебряные». Полагаю, реплика о том, что я его предупреждал, будет лишней.
– Не надо… – только и успел вымолвить он, после чего длинный палец Бульвума тронул спусковую кнопку. Из ствола вырвался яркий сноп света. Снова дохнуло раскаленным воздухом. Рябой повалился в сугроб с дымящейся дырой в животе размером с баскетбольный мяч. Ну на кой спрашивается, нужны такие пушечные выстрелы? Ни от дубленки, ни от вещмешка со спальником ничего дельного не осталось. Уцелела разве что рыжая собачья шапка, слетевшая с головы Петюни, но остальное – тю-тю!
Дерганой неровной походкой Бульвум подошел ко мне, неся бластер в опущенной руке.
– Ну, Бульвумчик, красавчик! Хвалю. Вовремя ты…
Конец бластера ткнул меня в ребра.
– Эй, поосторожнее!
Серая рука толкнула в снег. Я упал вниз лицом, а пришелец сел сверху, вдавив колено между лопаток. Горячий после выстрела ствол уперся в висок… Вот и закончилось наше партнерство. Я живо представил, как он трогает эту чуткую кнопку, служащую спуском, и сносит мне на хрен голову. Я зажмурился, ожидая выстрела, напрягся всем телом. Последовала долгая пауза…
…и ствол убрался от виска.
Через мгновение спина освободилась. Я остался лежать, медленно переваривая случившееся. Потом меня одолел смех. Я поднялся, сел в сугробе, половина лица залеплена снегом, из живота вырывается истерический хохот. Наклонив к плечу голову, Бульвум с интересом изучал нервную человеческую реакцию.
– О'кей, парень, – успокоившись, произнес я. – Отомстил мне за вчерашнее. В расчете. Разрешаешь двигаться дальше?
Он что-то неразборчиво промурмулил. Будем считать этот ответ утвердительным.
Собрав свой небогатый скарб, я мельком пробежался по вещам убитых. Обменял тюремную ушанку на роскошную шапку Петюни. Обновил запасы круп и даже разжился сырокопченой колбаской. В ошметках, оставшихся от рюкзака Рябого, обнаружились четыре сигаретные пачки «Ява Золотая». Одна из пачек была тут же распечатана и опробована. Усевшись в сугробе, я с наслаждением принялся пускать дым к пятачку неба между верхушками елей. Устроившийся на снегоходе Бульвум что-то недовольно рявкнул мне на своем тарабарском.
– Да пошел ты! Дай в себя прийти. За сегодняшнее утро к моей голове уже дважды ствол приставляли!
Он вновь что-то булькнул.
– Сам такой! – отозвался я беззлобно.
Правда, покурить всласть все равно не удалось. От обгорелых тел потянуло сладковатой вонью, быстро заполнившей полянку. Поспешно докурив, я погрузился на снегоход, и мы тронулись в путь. Бульвум за моей спиной вновь затрясся. Теперь я подумал, что не от холода он трясется. Видимо, таким образом его организм реагирует на поездку. Кого-то, бывает, тошнит в транспорте, у кого-то голова кружится. А моего неземного спутника колотит как при падучей.
А вообще непрост мой попутчик, ох как непрост! Недаром именно ему ферги доверили ответственейшее задание. Но я тоже не подарок. И мое задание не менее ответственное, чем было у него. Так что в чем-то мы похожи. А различаемся мы тем, что его цивилизация ужеканула в Лету, а моя еще только к этому готовится.
Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. С будничным днем то же самое. Когда утром тебя будит прекрасная женщина, лежащая в твоей постели, а за окном светит солнышко, то день проходит на подъеме и проблемы обходят тебя стороной… Сегодняшнее утро не заладилось с самого начала. Когда меня разбудил приставленный к носу ружейный ствол, я понял, что день пойдет наперекосяк. Так и вышло.