Скэрроу Саймон. Пророчество орла

   Деметрий сглотнул, неловко вертя в руках навощенную табличку.
   – Э… Дайте подумать. Хм, да, думаю, когда закончится текущая встреча, он сможет уделить вам чуточку времени. – Вид у него был растерянный. – Вы бы присели, а?
   Макрон выпрямился и удовлетворенно кивнул:
   – Огромное спасибо.
   Когда они с Катоном уселись на скамью рядом с другими командирами, он подмигнул ему и шепнул:
   – Теперь говорить буду я. Похоже, мой подход к дворцовым служителям – самый правильный.
   Остальные трое военных повернулись к ним и представились. Двое были седовласыми, покрытыми шрамами ветеранами со множеством наградных медальонов на портупеях, а у одного на запястье красовался еще и крученый золотой браслет. Третий, совсем молодой, наградами отмечен не был и в обществе бывалых, заслуженных вояк чувствовал себя неуверенно. Один из ветеранов указал кивком на Деметрия и сказал:
   – Хорошая работа, центурион, – ты, кстати, Макрон или Катон?
   – Макрон. Служил во Втором легионе Августа, вместе с Катоном.
   – Я Луллий Асиний. Это Хосидий Мутил. Переведены в Десятый легион, ждем подъемных. Ну а наш молодой товарищ, Флакх Соссий, дожидается первого назначения.
   Молодой командир улыбнулся, с интересом глядя на новоприбывших.
   – Второй Августа, говорите? Так вы, выходит, были в Британии. Ну, и каково там?
   Макрон ответил не сразу, словно воскрешая в памяти время, заполненное самыми ожесточенными, какие ему только удалось повидать, сражениями. Столь многих павших товарищей – славных бойцов, которых он знал годами, и тех, кого так и не успел толком узнать, так быстро они сложили головы. И врагов: жестких, смелых, с их жуткими предводителями-друидами. Так каково же там?
   – Холодно.
   – Холодно? – Соссий выглядел удивленным.
   Макрон кивнул.
   – Ага, холодно. Лучше туда не попадать. Найди себе местечко поуютнее. Вроде Сирии.
   Катон лишь покачал головой. Сколько он помнил Макрона, тот всегда говорил о Сирии как о лучшем месте службы во всей Империи. Его давней мечтой было погреть косточки где-нибудь на востоке.
   – Сирия? – Асиний рассмеялся. – Мы как раз оттуда. Обучали в Дамаске вспомогательные когорты.
   Глаза Макрона загорелись воодушевлением, он подался к собеседнику.
   – Расскажи мне об этом, о Сирии. Там и правда так хорошо, как рассказывают?
   – Ну, не знаю, что там рассказывают, но…
   Дверь кабинета прокуратора открылась, и оттуда вышел человек. Катон с Макроном тут же вскочили и вытянулись по стойке «смирно», остальные быстро последовали их примеру. Деметрий встал последним, выдержав паузу, которая должна была подчеркнуть его привилегированное положение. Вышедший мужчина был облачен в церемониальную сенаторскую тогу с широкой пурпурной каймой. Кивнув центурионам, он покинул приемную, а Деметрий тут же отправился в кабинет своего начальника.
   – Господин, центурионы Лициний Катон и Корнелий Макрон ждут приема, – доложил он.
   – Они есть в моем списке?
   – Недосмотр писца, господин. Виновный будет наказан.
   – Ладно. Пусть войдут.
   Деметрий пригласил центурионов, пропустил их мимо себя, а когда те вошли внутрь, плотно закрыл за ними дверь.
   Они обнаружили, что стоят на толстом ковре, одном из нескольких, устилавших просторное помещение. Кабинет располагался в углу здания и имел два окна, выходивших на разные стороны.
   «А окна-то застекленные!» – отметил про себя Макрон, с трудом пытаясь скрыть удивление, вызванное роскошной обстановкой рабочего места прокуратора. В дальнем конце комнаты, за огромным мраморным столом восседал прокуратор, полный мужчина с густой копной темных волос и множеством золотых перстней на коротких, толстых пальцах обеих рук. Он поднял на них глаза с нескрываемым раздражением.
   – Ну, подходите сюда. Не тяните.
   Катон с Макроном прошли вперед и встали навытяжку перед столом. Прокуратор фыркнул и откинулся в кресле, выставив напоказ обтянутый тонкой шерстью туники округлый живот.
   – Что у вас за вопрос?
   – Мы ждем нового назначения, командир, – ответил за обоих Катон.
   Прокуратор постучал по стопке восковых табличек, лежавших перед ним на столе.
   – Понятно. Ты, должно быть, центурион Лициний Катон? Уже несколько месяцев упорно добиваешься назначения в новый легион…
   – Три месяца, командир, – уточнил Катон.
   – Ага, видно, это из-за твоих бесчисленных прошений и обращений к моим писцам сложилось впечатление, будто это продолжается гораздо дольше. Но, должен сказать, я не могу принять решение по этому вопросу, пока не прояснится ваше положение.
   – Наше положение? – встрял Макрон. – Что ты имеешь в виду, командир?
   Прокуратор сцепил толстые пальцы и опустил на них подбородок.
   – Несколько дней назад я получил сведения о том, что центурион Катон был приговорен к смерти Плавтием, командующим нашими силами в Британии. Это правда?
   Катон, ощутивший холод в желудке, кивнул.
   – Так точно, командир. Но я могу объяснить.
   – Думаю, тебе лучше так и сделать.
   Катон сглотнул.
   – Наша когорта была приговорена к децимации за то, что нам не удалось выполнить приказ, в результате чего вражескому полководцу с некоторым количеством приспешников удалось ускользнуть. Но потом мы с центурионом Макроном сумели захватить его, и смертный приговор был отменен командиром Второго легиона.
   – Понятно. Но должен сказать, что, аннулируя вынесенный тебе приговор, легат Веспасиан превысил свои полномочия. Должен также добавить, что в высоких кругах бытуют еще и некоторые подозрения насчет причастности вас обоих к гибели командира вашей когорты.
   Он умолк, глядя на двоих центурионов, стоявших по стойке «смирно», изо всех сил старавшихся не позволить каким-либо чувствам отразиться на их лицах. Не смея переглянуться, те смотрели прямо перед собой. Выдержав паузу, прокуратор продолжил:
   – Насколько я понимаю, после этой истории с децимацией вы испытывали не лучшие чувства по отношению к командиру когорты.
   – А тебя это удивляет, командир? – воскликнул Макрон. – В том, что когорта понесла наказание, большинство бойцов винили именно его.
   – Большинство бойцов? – прокуратор подался вперед. – И командиров тоже?
   Макрон кивнул.
   – В таком случае вы должны понимать, что смерть центуриона Максимия вызывала соответствующие подозрения. Дело это нешуточное, и мы здесь, в военном ведомстве, приняли решение провести полное расследование. Я отправил письмо командующему Плавтию с тем, чтобы тот представил обстоятельный доклад по этому вопросу. И жду его ответа. В зависимости от итогов расследования вы будете или полностью очищены от подозрений и получите новые назначения, или же взяты под стражу и познакомитесь с удобствами императорской тюрьмы… А до той поры я бы настоятельно рекомендовал вам не пытаться покинуть город.
   Тот поднял глаза, увидел отчаяние на их лицах и, позволив себе на какой-то миг снять холодную чиновничью маску, сочувственно покачал головой.
   – Очень жаль, но я на самом деле не могу больше ничего ни сказать, ни сделать. А встречу эту допустил лишь потому, что считаю: вы должны быть в курсе происходящего. Принимая во внимание ваши послужные списки, вы вправе рассчитывать хотя бы на это.
   Макрон слегка улыбнулся.
   – Я бы сказал, на это и на нечто большее.
   – Может быть, – пожал плечами прокуратор. – Не мне судить. Но сейчас, думаю, вам лучше уйти.
   Макрон с Катоном молча смотрели на него, пока прокуратор не потянулся за пустой восковой табличкой и стилосом, явно показывая, что разговор окончен.
   Когда они вышли из кабинета, Катон медленно повернулся к Макрону, и тот увидел, что его молодой друг совершенно ошеломлен словами прокуратора. Он осунулся, худые плечи поникли.
   – Пойдем, Катон. – Макрон взял друга за руку и повел на улицу.

Глава четвертая

   Выйдя из дворца, центурионы двинулись через забитый народом Форум. Семьи, старавшиеся держаться вместе, и шумные компании молодых людей с кувшинами вина двигались по направлению к Большому цирку, чтобы занять хорошие места перед началом состязаний. С трудом протолкавшись через этот нескончаемый людской поток, они направились в таверну на ближайшем углу. Обычные утренние посетители, возницы и грузчики, работавшие в ночную смену, вымотавшиеся за ночь, а теперь еще и захмелевшие, уже начинали расходиться по домам, чтобы завалиться спать.
   Макрон жестом подозвал подавальщика.
   – Что угодно, господа? – спросил юнец, с виду большой проныра, с любопытством поглядывая на доспехи и снаряжение и явно думая, как бы содрать с центурионов побольше.
   – Кувшин самого дешевого вина. Две чаши. И побыстрее.
   – «Быстро заказали, мигом обслужили», – улыбнулся юнец. – Таков наш девиз.
   – Здорово, – буркнул Макрон, подняв на него глаза. – Только если без девизов и прочей болтовни, то получится еще быстрее.
   – Э… Да, наверное. Я сейчас.
   Прислужник умчался, а Макрон снова обернулся к другу. Тот с отсутствующим видом уставился через заполнявшую Форум толпу дальше, на сурово возвышавшийся Палатин и дворец. С того момента, как они покинули кабинет прокуратора, Катон не вымолвил ни слова. Молчал он и сейчас.
   – Веселее, парень, – промолвил Макрон, похлопав его по руке. – Вино уже заказано.
   Катон повернулся и встретился с ним взглядом.
   – У меня нет должности, почти не осталось денег, а теперь, оказывается, еще и могут казнить в самом скором времени. Ты и правда считаешь, что чаша дешевого вина способна мне помочь?
   Макрон пожал плечами.
   – Ну, хуже от нее тебе в любом случае не станет. Как ни крути, а вино – это лучший способ заставить вещи казаться лучше, чем они есть на самом деле.
   – Тебе, конечно, виднее, – пробормотал Катон. – За последние три месяца ты вылакал столько, что хватило бы свалить с ног целую армию.
   Вернувшийся прислужник со стуком поставил на деревянную столешницу перед центурионами две чаши самнитской работы, наполнил их из кувшина, после чего, с показной услужливостью поставив на стол и его, осведомился:
   – Слыхали новость?
   Макрон и Катон повернулись к нему с раздраженными физиономиями, всем видом давая понять, что лучше бы ему заткнуться да поживее от них убраться. Однако отделаться от юнца, рассчитывавшего поживиться, было не так-то просто. Прислонившись к крепкому деревянному столбу, служившему опорой для трех этажей, находившихся над таверной, он с заговорщическим видом объявил:
   – Порций вернулся в город.
   – Порций? – Макрон поднял бровь. – Кто он, на хрен, такой, этот Порций, и с какого перепугу его возвращение должно меня интересовать?
   Юнец покачал головой, явно показывая, что удивлен подобным невежеством, да еще и со стороны армейских командиров.
   – Он всего лишь лучший колесничий, когда-либо участвовавший в гонках за «синих». Общепризнанный фаворит сегодняшних состязаний: с упряжкой управляется так, словно родился с вожжами в руках. Я вам вот что скажу, – он подался к ним ближе, – сделав сегодня правильную ставку, можно сорвать хороший куш. И я готов вам в этом помочь.
   – Кончай дурить людей, – донесся ворчливый голос из-за соседнего стола, и Макрон, обернувшись, увидел смотревшего на центурионов стражника. – Пустое место этот твой Порций, на него ставить все одно, что кости бросать. Да и вообще, ежели возница на что-то годен, то ездит только за «зеленых». Поберегите свои денежки, командиры. Ставьте на Непота, он «зеленый».
   – Непот? – Служитель таверны возмущенно плюнул на пол и воззрился на стражника с той привычной враждебностью, которую всегда испытывали по отношению к своим соперникам агенты ипподромных партий. Затем отступил к своей стойке, не преминув, однако, напоследок пробормотать: – Чем ставить на этого Непота, лучше уж сразу выбросить свои деньжата в Клоаку.
   – Я слышу твое вранье! – крикнул из-за стола стражник.
   – Ох уж эти гонки, – вздохнул Катон. – Если что и погубит Империю, так это они.
   Макрон, однако, своего друга не слышал: его взгляд был прикован к стражнику. Потом он развернулся и похлопал того по плечу.
   – Привет, приятель, – с улыбкой промолвил центурион. – Эти скачки… Надеюсь, у тебя найдется добрый совет для товарища по оружию?
   – Совет? – Тот обвел взглядом зал, но, похоже, никто больше их разговор не слушал. – Да, один совет у меня найдется. Ни за что не ставьте на этого прощелыгу Порция. – Он постучал себя пальцем по носу. – Непот, командир, вот правильный выбор. Поставь на него всего несколько денариев, и тебе будет весело. Ну а сейчас прошу прощения, но я должен идти.
   Заскрежетал по напольным плитам отодвигаемый табурет: стражник нетвердо поднялся на ноги, двинулся, пошатываясь, к дверям и, едва выйдя из таверны, исчез в заполнявшей Форум толпе.
   – Сюда ему, надо думать, лучше не возвращаться, – пробормотал Катон. – Впрочем, это мелочи: мне бы его проблемы.
   Макрон повернулся к другу: ему очень хотелось чем-то его утешить, но по этой части он никогда не был силен.
   – Это просто невезенье, парень.
   – Невезение? – Катон горько рассмеялся. – Нет, куда больше, чем просто невезение. Я что имею в виду: после всего, что нам пришлось испытать, после всего, что мы сделали для командующего, этот патрицианский ублюдок добьется-таки того, чтобы со мной расправились. Вот на это ты можешь ставить любые деньги без риска. И все только ради того, чтобы сохранить незапятнанной свою репутацию поборника строгой дисциплины. Ну а императорский секретарь, ясное дело, его в этом поддержит.
   – Он может предложить помилование, – предположил Макрон.
   – Ничего такого он не предложит, – отрезал Катон. – И в любом случае: ты ни о чем не забываешь?
   – Не понял. Что ты имеешь в виду?
   – Да то, что ты тоже под угрозой. Что, если командующему приспичит объявить тебя причастным к делу о смерти центуриона Максимия?
   – Не думаю, чтобы он так поступил. Никаких свидетельств моей причастности к этому убийству у него нет – только слухи, распускаемые горсткой идиотов, почему-то не верящих, что Максимия убили враги. Нет, меня вовсе не это тревожит, я беспокоюсь о тебе.
   Он вдруг смутился, отвел глаза и непроизвольно покосился на крепко привязанный к поясу кошель.
   – Но и с тобой все, может быть, еще обойдется, а вот что меня беспокоит в первую очередь, так это тот факт, что мы вконец издержались, и если в ближайшие несколько дней не получим положенных выплат, нам придется голодать. А если не получим и до следующего месяца, то нас вышвырнут на улицу, потому как не сможем заплатить за комнату. Одно к одному, и все не радует. Верно говорю, парень?
   – Верно.
   – Стало быть, надо с этим что-то делать.
   – Что, например?
   Макрон улыбнулся и подался к нему через стол:
   – Например, воспользоваться советом и отправиться, пока не поздно, в Большой цирк.
   – Ты совсем спятил? У нас осталось несколько последних монет, а ты хочешь спустить их на скачках?
   – Спускают деньги одни дураки. А мы будем действовать наверняка.
   – Нет, ты, похоже, неисправимый оптимист. А я? Я реалист. Поставить деньги на скачках – это все равно что просто выбросить их.
   Макрон хлопнул ладонью по столу с такой силой, что подскочили чаши.
   – Да кончай ты, Катон! Просто выбросить – это одно, а воспользоваться советом и попытать счастья – совсем другое. Денег у нас все равно в обрез, но шанс выиграть есть всегда, и если повезет, мы еще некоторое время продержимся. Да и что мы рискуем потерять?
   – Да ничего, кроме здравого смысла.
   Макрон смерил его взглядом.
   – Давай хоть раз положимся на судьбу и посмотрим, что из этого выйдет.
   Катон задумался, но размышлял недолго. Макрон был прав: он уже потерял все, что имел в жизни, да почти наверняка и ее тоже. Так стоит ли переживать из-за нескольких монет? Еще неизвестно, что случится раньше: придет ответ командующего из Британии или костоломы хозяина дома начнут вышибать из него долги. Но пока он жив, надо, по крайней мере, попытаться прожить оставшиеся дни получше.
   – Ладно, уговорил. Пошли.
 
   Когда они, пройдя под огромной аркой, оказались в Большом цирке, в секторе, отведенном для военных, уже почти не оставалось свободных мест. Большая часть каменных скамей была занята преторианцами, пившими вино из кожаных мехов и делавшими ставки, но кое-где среди них виднелись и группы легионеров. То были отпускники или служаки, дожидавшиеся, как и Макрон с Катоном, нового назначения. Были и, совсем в малом количестве, отставники, уволенные по выслуге лет или по увечью и теперь жившие в свое удовольствие, получая пенсию и пользуясь всеми правами ветеранов.
   Император Клавдий прозорливо изменил план рассадки так, что теперь по обе стороны и позади от императорской ложи располагались гвардейцы; сенаторам же была выделена особая, просторная зона, где те, привольно расположившись на скамьях, потягивали подогретое вино из кубков, которые подносили им рабы. Озирая амфитеатр, Катон отметил небольшой изолированный сектор, предназначавшийся для дев-весталок, и не столь просторную, как сенаторская, но все же оставлявшую некоторый простор зону для всадников и почетных гостей. Почти все прочие скамьи были битком забиты простонародьем, а в самых задних рядах теснились иностранцы, вольноотпущенники и не связанные семейными узами женщины, многие из которых явно промышляли торговлей своей особой.
   – Нечего тебе туда таращиться, – буркнул Макрон, проследив за взглядом друга. – Они не для тебя. Во всяком случае до тех пор, пока Непот не сделает свое дело.
   Катон перевел взгляд вперед и вниз, туда, где должны были состояться скачки. Группа распорядителей направлялась на свои места, в то время как рабы завершали последние приготовления к первому заезду, посыпая песком, разглаживая и выравнивая дорожки. Жреческие помощники выкатили к центру площадки, туда, где напротив императорской ложи находился жертвенник, клетку с безукоризненно белыми козами.
   Как обычно, вокруг арены сновали бесчисленные разносчики, торговавшие закусками, подушками, чтобы подкладывать на каменные скамьи, и яркими шарфами, какие надевали сторонники той или иной партии. Тут же вертелись и служки, принимавшие ставки: каждого из них, для уверенности в сохранности денег, сопровождал громила, а то и двое. Макрон, нервно сглотнув, поднялся и двинулся к смуглому испанцу, державшему узел с восковыми табличками. За его спиной маячили двое громил могучего сложения и устрашающего, как у большинства отставных гладиаторов, вида. У каждого из них имелся подвешенный на переброшенном через плечо ремне денежный ящик, а в руке толстый деревянный посох.
   – Дай-ка догадаюсь, – промолвил принимавший ставки служитель, окидывая Макрона взглядом и оценивая его возможности. – Надо думать, ты хочешь поставить золотой на победу Порция.
   – Хм, нет, – буркнул Макрон, чувствуя, как проступила на щеках краска смущения, и тихо продолжил: – Пять денариев на Непота.
   – Пять денариев? – громко удивился служитель. – Всего-то? Заслуженный центурион наверняка может позволить себе большую ставку.
   – Да, позволить могу. Но ставлю пять.
   – На Непота? А ты слышал, что ставки один к десяти?
   – На то и рассчитываю.
   – Ну, деньги твои. Если ты уверен…
   Макрон нахмурился.
   – Ты принимаешь ставку или нет?
   – Конечно, конечно, я с радостью приму твои деньги. Один момент… господин.
   Служитель выудил табличку, взял стилос и, бормоча себе под нос, стал делать очередную запись.
   – Пять ден. На Непота… Как твое имя?
   – Центурион Макрон.
   – Макрон… Прекрасно, все записано, давай свою ставку.
   Макрон вручил ему пять серебряных монет из своего кошелька, а служитель опустил их в щель короба одного из своих охранников. Монетки глухо звякнули, упав на уже лежавшие внутри. Служитель кивнул человеку, несшему короб:
   – Ставка номер сто сорок три.
   Бывший гладиатор приподнял висевший на боку тяжелый металлический обод, нашел колышек с нужным номером и, высвободив из ячейки, вручил Макрону. Служитель ехидно улыбнулся.
   – Приятно было иметь с тобой дело, хотя сомневаюсь, что мы увидимся снова. А сейчас, если ты меня извинишь…
   Макрон сунул колышек к себе в кошель и вернулся к Катону.
   – Сколько ты поставил на Непота? – поинтересовался тот.
   – Достаточно, – беззаботно ответил Макрон и поверх голов зрителей указал на императорскую ложу. – Смотри, слуги Клавдия уже там. Должно быть, скоро сам будет.
   – Так все-таки сколько? – стоял на своем Катон.
   – Ну, пять денариев… Что-то вроде того.
   – Пять? Макрон, это же почти все, что у нас есть.
   – Это все, что у нас есть. – Макрон виновато пожал плечами. – Ну да, мы рискуем. Но ставки десять к одному.
   – Вот как? А почему ты считаешь, что это хорошо? Как я понимаю, шансов на проигрыш у нас девять из десяти.
   – Послушай, – понизил голос Макрон, – тот малый сказал, что дело верное. Мы с тобой получим пятьдесят полновесных серебряных монет.
   – Спасибо, считать я умею. Пятьдесят монет. Это если Непот выиграет.
   – Он выиграет, ты уж мне поверь. У меня на такие вещи чутье.
   Катон покачал головой и отвернулся: взгляд его снова переместился к императорской ложе.
   Слуги деловито расставляли на стоявшем рядом с императорским креслом столе закуски и вино. Даже с расстояния в полсотни шагов Катон рассмотрел аккуратно разложенные на большом плоском блюде куски дичи, глазированные чем-то, похожим на мед. От этого зрелища рот его наполнился слюной, а в животе заурчало.
   В это время в ложу, проходя через отдельный вход, начали заходить и рассаживаться приближенные императора. Горстка избранных сенаторов устроились на табуретах с подушками, расставленных по обе стороны от тронного помоста. Вошедшие следом вольноотпущенники и писцы остались стоять в задней части ложи. И наконец, все увидели пучки седых волос и золотой венец, покрывавший голову Клавдия. Толпа разразилась восторженным ревом, отдававшимся от стен Большого цирка.
   «Громче, чем шум битвы, – подумал Катон. – Гораздо громче».
   Некоторое время император стоял неподвижно, греясь в лучах почитания. Лишь голова его слегка подергивалась: это происходило непроизвольно и не поддавалось никакому контролю. Наконец Клавдий медленно поднял руку, приветствуя собравшихся, которые откликнулись на этот жест еще более оглушительным ревом. Затем рука императора упала, он взошел на помост и неуклюже опустился на сиденье. Когда рядом с ним появилась его жена, Мессалина, ликование сделалось и вовсе безумным.
   Макрон склонился к Катону и прокричал ему в ухо:
   – Судя по тому, что я слышал, здесь найдется немало тех, кто знает ее чуть ли не так же хорошо, как и ее муж.
   Он усмехнулся, тогда как Катон встревоженно огляделся, опасаясь, не подслушал ли кто это высказывание. Он прекрасно знал, что в любой толпе найдется немало желающих донести, за скромное вознаграждение, о крамольных речах дворцовым агентам. После такого доноса в дверь невоздержанного на язык человека стучались преторианцы. Его уводили, и больше его никто не видел и ничего о нем не слышал. К счастью, неосторожные слова Макрона потонули в реве толпы, так что Катон вздохнул с облегчением.
   И тут в ложу вошел еще один человек: худой, темноволосый, в простой белой тоге. Клавдий улыбнулся вошедшему и указал ему на место рядом с помостом. Катон почувствовал у своего уха сложенную чашечкой ладонь Макрона: тот указал на новоприбывшего и спросил:
   – Узнаешь, кто пожаловал?
   Катон кивнул.
   – Наш приятель, секретарь императора.
   – Как думаешь, Нарцисс знает, что мы в Риме?
   – Если еще и нет, то скоро узнает!
   – Нам это ничего хорошего не сулит. Это ведь он, ублюдок, подбил командующего на то, чтобы подвергнуть нашу когорту децимации.
   – Да уж, помню. Весть о том, что я жив, его не обрадует.
   Глядя поверх голов зрителей на Нарцисса, Катон ощутил накатившую волну страха. Мало что могло укрыться от человека, контролировавшего тайные службы Империи и располагавшего, в силу доверия к нему Клавдия, почти неограниченными возможностями. И уж конечно, узнай Нарцисс, что Катон в городе, он уж постарается – чем скорее, тем лучше – обрубить все концы, удушив его в каком-нибудь темном, забытом каземате Мамертинской тюрьмы. Правда, при всех возможностях Нарцисса оставалась некая вероятность того, что его всевидящее око пока еще не обнаружило их с Макроном.
   И в этот самый момент Нарцисс вдруг повернулся на своем сиденье и, прежде чем Катон успел среагировать, устремил взгляд поверх толпы именно туда, где сидели центурионы. Внутри у Катона похолодело: с задержкой всего на долю мгновения он распластался на скамье, уйдя с линии взгляда.
   – Дерьмо… – твердил в отчаянии Катон. – Дерьмо… дерьмо… дерьмо!
   Ничего не понимающий, но встревоженный странным поведением друга, Макрон присел на корточки рядом с ним.
   – Что с тобой?
   – Он нас засек! Нарцисс меня видел.
   – Ну не хрена же себе! Но как это возможно? Мы всего лишь пара физиономий среди тысяч людей. Он не мог…
   – А я тебе говорю, он видел меня! – вскричал Катон, чуть ли не ощущая грубую хватку преторианцев, которых Нарцисс, конечно же, пошлет его схватить. – Все может закончиться в любой момент.