— Вряд ли я имею право называться композитором, но автором песен, которые пишу для себя и сама пою, наверное, могу быть.
Пугачевой хотелось остановиться, сделать переоценку ценностей. От шлягерности она устала. А что взамен? Баллады, монологи на ином уровне откровенности? Раздумья без суеты о месте человека на земле, раздумья о жизни?
Долго искала новые песни, не похожие на прежние. Подготовила их и испугалась: «Куда это меня занесло?» Но ведь года идут — наступила зрелость, она не может не диктовать иные требования. Как сказано, «всему свое время».
Новые «Рождественские встречи» снимались на даче Пугачевой в Поворове. Алла широко распахнула ее двери:
— Заходите в мой дом — все уже начинается. Вы слышите? Музыка уже звучит.
И как увертюра к «Встречам», лилась из раскрытого рояля мелодия Игоря Крутого в авторском исполнении.
Как всегда, Алла произвела строгий отбор гостей.
— Я же отвечаю за тех, кто поет на «Рождественских встречах», — сказала она. — Не хочу давать зрителям второсортные номера. Чтобы не получилось так, как в анекдоте о Раневской: «Встречает она как-то очень плохую певицу, а та ей с восторгом: „Ой, Фаина Георгиевна, вчера была в гостях у ваших знакомых Пупкиных и целый вечер для них пела!“ — „Спасибо, — поблагодарила Раневская. — Я тоже их не люблю“.
На этот раз в гостях у Аллы побывали и завсегдатаи «Встреч», и общеизвестные звезды, и молодые, «нераскрученные» исполнители.
Николай Караченцов пел «Молитву»:
«Когда ко мне обратилась Алла Пугачева, я был слегка удивлен, — рассказал Караченцов. — Я все-таки драматический артист. И тем не менее она задала вопрос:
— Что новенькое есть у тебя? Что бы ты смог сделать на «Рождественских встречах»?
Я дал ей довольно много своих записей и поразился ее решению: песня, которою она выбрала, — совсем не праздничная, это молитва. Я спросил:
— Почему так?
Она ответила:
— Должна быть она. Нужны среди этого фейерверка и веселья песни духовные.
Работа оказалась трудная, с потом. Но я постоянно ощущал, что нахожусь в гостях в добром доме, все время под заботой, теплом и крылом Аллы. На съемках она — рядышком, болела за меня. Кстати, оператор Миша Мукасевич — отличный, очень хорошо снял меня.
И когда съемка закончилась, Алла первой начала аплодировать. Я удивился, потому что для меня эта работа — не спектакль, не концерт. И тем не менее она так завершила дело.
Мне очень жаль, что таких, как Алла, мало, точнее она одна. И второй такой, наверное, быть не может. Она и актриса, и выдающаяся певица, она же и мамка, она же и добрая хозяйка».
Все, чем мы владеем, закладывается в детстве — так говорят очень ученые люди. Хотим мы или нет, а родители продолжаются в нас. И Алла мечтала, что когда-нибудь и ее дом станет таким же гостеприимным, как две родительские комнатки ее детства. И чтобы ее гостям стало бы так же хорошо и уютно, как было ей, когда она девочкой пела с мамой ее любимые «Осенние листья».
Алла даже как-то сказала мне:
— Слова из этой маминой песни я могла бы поставить эпиграфом своей жизни: «И счастлив лишь тот, в ком сердце поет...»
Начинающей певице Наталье Власовой Пугачева поставила ее песню «На тебя обиделась». Песня — шуточная, вызывающая улыбку, и решение ее соответствующее. Пугачева отыскала для певицы что-то вроде голландской шапочки а-ля «Шоколадница» Лиотара или этикетки финского масла «Виола», усадила ее на кухне над пассеровкой огурцов, помидоров, разноцветных перцев и зеленого лука, и получился номер, по признанию исполнительницы, лучше тех немногих клипов, что у нее уже были.
«Алла Борисовна для меня — женщина, которой я подражала, крутясь в детстве перед зеркалом с расческой в руках вместо микрофона, — вспоминает Наташа. — Я делала и прически, похожие на те, что были у нее. Я представляла ее в каких-то неимоверных платьях, мне казалось, что и по дому она ходит в короне как минимум.
Но когда мы готовились к съемкам, она поинтересовалась, удобно ли работать визажистам, и Александр Шевчук сказал:
— Здесь немного темновато.
Она тут же вприпрыжку побежала по лестнице, схватила какой-то прибор и начала выставлять свет. А когда кто-то кинулся помочь ей, сказала:
— В этом доме звезд нет».
На ее даче все чувствовали себя как дома.
Александр Кальянов пел свою новую песню «Хрустнули огурчиком».
Гости устроились за большим овальным столом, уставленным закусками, хрустальными бокалами и графинчиками. Завсегдатай «Встреч» завел всех своим азартом, ему подпевают, кое-кто и в самом деле хрустит огурчиком.
«Рядом со мной сидит Саша Буйнов, — вспоминает Николай Расторгуев, — и в проигрыше толкает меня в бок:
— Давай-ка ты на стол, ты в сапогах — клево будет!
Я вскакиваю туда — все замирают, думают: «Сейчас все рухнет, вся посуда, закуски, бутылки...» Но я нахожу свободное местечко и...»
Буйнов перебивает его: «Коля ничтоже сумняшеся залезает на этот старинный, раритетный стол, стоимостью, наверное, в полмиллиона долларов, стол каких-то графов или князей, и начинает на нем своими сапожищами легко и грациозно бить чечетку! Надо было видеть тогда глаза Киркорова — они сошлись к переносице!»
Расторгуев продолжает. «Я, значит, делаю разные движения, пританцовываю, пристукиваю, и тут звучит команда:
— Стоп! Снято!
Я аккуратненько слезаю со стола, Алла подходит ко мне и говорит:
— Коля, никогда этого больше не делай. Ты понял?
— Извини, Алла. Я думал, что будет хорошо, — сказал я.
А она:
— Внимание! Снимаем второй дубль!
Я на этот раз сижу спокойно. А в окончательный вариант она включила все-таки тот дубль, где я отплясывал».
В одном из интервью Алла с улыбкой заметила:
— Сейчас многие стараются петь, как Пугачева. Может быть, мне, чтобы стать не похожей на других, запеть теперь, как Розенбаум?!
Подражать Александру Розенбауму, с которым ее связывает давнее знакомство, она не стала, а попросила его спеть на «Встречах».
— Сочту за честь! — галантно согласился он.
И они устроились на бревнышке у костра, где прозвучало розенбаумское «Кантри на завалинке», в котором певец аккомпанировал себе на топорище, а Алла подпевала ему.
Пугачеву-певицу знают все. Пугачева-жена — излюбленная тема желтой прессы. О Пугачевой-матери зрители строят догадки.
Алла вспомнила, как однажды пришла за Кристиной в детский сад, а там висит объявление: «Дорогие родители! Приходите на Новогоднюю елку. В роли Снегурочки — Кристина Орбакайте, дочка Аллы Пугачевой».
— Так я дочь на эту елку просто не пустила, — сказала она, — объяснила Кристине все, и надеюсь, что урок этот она усвоила на всю жизнь.
Кристина на эстраде ни в чем не подражает матери. И впрямь, зачем нужна кому-то вторая Пугачева?!
И на «Встречах» двухтысячного года Кристина спела «Десять вечеров» с танцевальным ансамблем задорно, весело и, главное, по-своему, — она постепенно нарабатывала стиль, не похожий на другие.
Ни одна «Рождественская встреча» не обходилась без приключений. В тот год, как назло, в декабре не выпало ни снежинки. Как тут петь Пугачевой «Белый снег», когда вокруг черным-черно? Ради шутки Филипп вывел на песчаном берегу реки пульверизатором надпись: «Все укрыто белым снегом».
В трудную минуту Алла всегда чувствовала его поддержку. Иной раз ей и не приходилось просить его о помощи. Он угадывал ее желания и в который раз оказывался в нужный момент в нужном месте. «Без солнышка нельзя пробыть, без дролечки нельзя прожить», — это Владимир Даль о любви.
«Рождественские встречи-2000» закрывал Филипп. Он пел, а все гости подпевали:
Игорь Крутой: мы оба — крутые
Не поддавайтесь хандре!
«Встречи-2001» и «Метро»
* * *
2000 год, как выяснилось, последний год XX века. Грань, конечно, условная, но дает повод задуматься: с чем приходишь в новое столетие? что оставишь в старом?Пугачевой хотелось остановиться, сделать переоценку ценностей. От шлягерности она устала. А что взамен? Баллады, монологи на ином уровне откровенности? Раздумья без суеты о месте человека на земле, раздумья о жизни?
Долго искала новые песни, не похожие на прежние. Подготовила их и испугалась: «Куда это меня занесло?» Но ведь года идут — наступила зрелость, она не может не диктовать иные требования. Как сказано, «всему свое время».
Новые «Рождественские встречи» снимались на даче Пугачевой в Поворове. Алла широко распахнула ее двери:
— Заходите в мой дом — все уже начинается. Вы слышите? Музыка уже звучит.
И как увертюра к «Встречам», лилась из раскрытого рояля мелодия Игоря Крутого в авторском исполнении.
Как всегда, Алла произвела строгий отбор гостей.
— Я же отвечаю за тех, кто поет на «Рождественских встречах», — сказала она. — Не хочу давать зрителям второсортные номера. Чтобы не получилось так, как в анекдоте о Раневской: «Встречает она как-то очень плохую певицу, а та ей с восторгом: „Ой, Фаина Георгиевна, вчера была в гостях у ваших знакомых Пупкиных и целый вечер для них пела!“ — „Спасибо, — поблагодарила Раневская. — Я тоже их не люблю“.
На этот раз в гостях у Аллы побывали и завсегдатаи «Встреч», и общеизвестные звезды, и молодые, «нераскрученные» исполнители.
Николай Караченцов пел «Молитву»:
Он сидел одиноко за дальним торцом уходящего в перспективу стола, и пел свою молитву порой с сомкнутыми губами, как бы подчеркивая, что мы слышим внутренний монолог человека. Пел с огромным драматизмом, и голос артиста звучал то полушепотом, то яростной мольбой.
Иду к тебе за истиной святою,
Чтобы узнать, чего я в жизни стою,
Кто я такой, идущий к очищенью,
И в чем, Господь, мое предназначенье.
«Когда ко мне обратилась Алла Пугачева, я был слегка удивлен, — рассказал Караченцов. — Я все-таки драматический артист. И тем не менее она задала вопрос:
— Что новенькое есть у тебя? Что бы ты смог сделать на «Рождественских встречах»?
Я дал ей довольно много своих записей и поразился ее решению: песня, которою она выбрала, — совсем не праздничная, это молитва. Я спросил:
— Почему так?
Она ответила:
— Должна быть она. Нужны среди этого фейерверка и веселья песни духовные.
Работа оказалась трудная, с потом. Но я постоянно ощущал, что нахожусь в гостях в добром доме, все время под заботой, теплом и крылом Аллы. На съемках она — рядышком, болела за меня. Кстати, оператор Миша Мукасевич — отличный, очень хорошо снял меня.
И когда съемка закончилась, Алла первой начала аплодировать. Я удивился, потому что для меня эта работа — не спектакль, не концерт. И тем не менее она так завершила дело.
Мне очень жаль, что таких, как Алла, мало, точнее она одна. И второй такой, наверное, быть не может. Она и актриса, и выдающаяся певица, она же и мамка, она же и добрая хозяйка».
Все, чем мы владеем, закладывается в детстве — так говорят очень ученые люди. Хотим мы или нет, а родители продолжаются в нас. И Алла мечтала, что когда-нибудь и ее дом станет таким же гостеприимным, как две родительские комнатки ее детства. И чтобы ее гостям стало бы так же хорошо и уютно, как было ей, когда она девочкой пела с мамой ее любимые «Осенние листья».
Алла даже как-то сказала мне:
— Слова из этой маминой песни я могла бы поставить эпиграфом своей жизни: «И счастлив лишь тот, в ком сердце поет...»
Начинающей певице Наталье Власовой Пугачева поставила ее песню «На тебя обиделась». Песня — шуточная, вызывающая улыбку, и решение ее соответствующее. Пугачева отыскала для певицы что-то вроде голландской шапочки а-ля «Шоколадница» Лиотара или этикетки финского масла «Виола», усадила ее на кухне над пассеровкой огурцов, помидоров, разноцветных перцев и зеленого лука, и получился номер, по признанию исполнительницы, лучше тех немногих клипов, что у нее уже были.
«Алла Борисовна для меня — женщина, которой я подражала, крутясь в детстве перед зеркалом с расческой в руках вместо микрофона, — вспоминает Наташа. — Я делала и прически, похожие на те, что были у нее. Я представляла ее в каких-то неимоверных платьях, мне казалось, что и по дому она ходит в короне как минимум.
Но когда мы готовились к съемкам, она поинтересовалась, удобно ли работать визажистам, и Александр Шевчук сказал:
— Здесь немного темновато.
Она тут же вприпрыжку побежала по лестнице, схватила какой-то прибор и начала выставлять свет. А когда кто-то кинулся помочь ей, сказала:
— В этом доме звезд нет».
На ее даче все чувствовали себя как дома.
Александр Кальянов пел свою новую песню «Хрустнули огурчиком».
Гости устроились за большим овальным столом, уставленным закусками, хрустальными бокалами и графинчиками. Завсегдатай «Встреч» завел всех своим азартом, ему подпевают, кое-кто и в самом деле хрустит огурчиком.
«Рядом со мной сидит Саша Буйнов, — вспоминает Николай Расторгуев, — и в проигрыше толкает меня в бок:
— Давай-ка ты на стол, ты в сапогах — клево будет!
Я вскакиваю туда — все замирают, думают: «Сейчас все рухнет, вся посуда, закуски, бутылки...» Но я нахожу свободное местечко и...»
Буйнов перебивает его: «Коля ничтоже сумняшеся залезает на этот старинный, раритетный стол, стоимостью, наверное, в полмиллиона долларов, стол каких-то графов или князей, и начинает на нем своими сапожищами легко и грациозно бить чечетку! Надо было видеть тогда глаза Киркорова — они сошлись к переносице!»
Расторгуев продолжает. «Я, значит, делаю разные движения, пританцовываю, пристукиваю, и тут звучит команда:
— Стоп! Снято!
Я аккуратненько слезаю со стола, Алла подходит ко мне и говорит:
— Коля, никогда этого больше не делай. Ты понял?
— Извини, Алла. Я думал, что будет хорошо, — сказал я.
А она:
— Внимание! Снимаем второй дубль!
Я на этот раз сижу спокойно. А в окончательный вариант она включила все-таки тот дубль, где я отплясывал».
В одном из интервью Алла с улыбкой заметила:
— Сейчас многие стараются петь, как Пугачева. Может быть, мне, чтобы стать не похожей на других, запеть теперь, как Розенбаум?!
Подражать Александру Розенбауму, с которым ее связывает давнее знакомство, она не стала, а попросила его спеть на «Встречах».
— Сочту за честь! — галантно согласился он.
И они устроились на бревнышке у костра, где прозвучало розенбаумское «Кантри на завалинке», в котором певец аккомпанировал себе на топорище, а Алла подпевала ему.
Пугачеву-певицу знают все. Пугачева-жена — излюбленная тема желтой прессы. О Пугачевой-матери зрители строят догадки.
Алла вспомнила, как однажды пришла за Кристиной в детский сад, а там висит объявление: «Дорогие родители! Приходите на Новогоднюю елку. В роли Снегурочки — Кристина Орбакайте, дочка Аллы Пугачевой».
— Так я дочь на эту елку просто не пустила, — сказала она, — объяснила Кристине все, и надеюсь, что урок этот она усвоила на всю жизнь.
Кристина на эстраде ни в чем не подражает матери. И впрямь, зачем нужна кому-то вторая Пугачева?!
И на «Встречах» двухтысячного года Кристина спела «Десять вечеров» с танцевальным ансамблем задорно, весело и, главное, по-своему, — она постепенно нарабатывала стиль, не похожий на другие.
Ни одна «Рождественская встреча» не обходилась без приключений. В тот год, как назло, в декабре не выпало ни снежинки. Как тут петь Пугачевой «Белый снег», когда вокруг черным-черно? Ради шутки Филипп вывел на песчаном берегу реки пульверизатором надпись: «Все укрыто белым снегом».
В трудную минуту Алла всегда чувствовала его поддержку. Иной раз ей и не приходилось просить его о помощи. Он угадывал ее желания и в который раз оказывался в нужный момент в нужном месте. «Без солнышка нельзя пробыть, без дролечки нельзя прожить», — это Владимир Даль о любви.
«Рождественские встречи-2000» закрывал Филипп. Он пел, а все гости подпевали:
Вот и все, пора прощаться.
Дай бог снова повстречаться
Нам еще когда-нибудь!
Не поминайте лихом нас.
Жизнь оборвется, но не сейчас...
Игорь Крутой: мы оба — крутые
Моя самая первая встреча с Пугачевой произошла, когда она приехала в Николаев на гастроли с «Веселыми ребятами». Это был пик популярности ансамбля, и Пугачева появилась в качестве его солистки. Тогда нас не представили друг другу, но я пробрался за кулисы, увидел ее в джинсах. А пела она очень хорошо, и ее выступление я запомнил, как и все песни, что тогда услышал. И я понял, что она — событие на эстраде. Что-то завораживало в ней, от нее исходил давящий и манящий эффект, хотелось слушать и слушать, как она поет и даже как разговаривает между песнями.
А в Москве меня представил ей Саша Кальянов — это, думаю, году так в девяностом. Я уже написал несколько популярных песен, Саша позвонил мне и предложил:
— Ты не хотел бы показать что-то свое Алле Пугачевой? Она об этом спрашивает.
Я подумал: что? Одну из новых? Песню на стихи Риммы Казаковой «Ты меня любишь»? Там первые строчки — «Ты меня любишь правом мужского властного, я под тобой, я над тобой распластана». Да, думаю, Пугачева сделает из такой песни гимн любви. Но она отказалась ее петь, сказала, что слышала ее у Толи Алешина и не переступает через своих друзей. Мои заверения, что Алешину я песню не давал, не помогли.
Само наше знакомство почему-то обросло всякими небылицами. Хочу их развеять. Было так. Она открыла дверь. На пороге с Кальяновым стою я. Она спрашивает:
— Крутой?
Я отвечаю:
— Крутой.
Она:
— Проходи. Мы с тобой однофамильцы. Я тоже крутая.
Первой моей песней, что она спела, оказался «Снежный мальчик».
Это случилось на «Рождественских встречах-93». Не скажу, что песня эпохальная, но ей она понравилась, и свои сольные концерты Алла начинала ею. И когда год спустя намечались мои первые творческие вечера, посвященные моему сорокалетию, я предложил ей выступить в них. Но она сказала:
— Мне нужна новая песня. Такая, ну, вот такая! — Она широко развела руки. — Я не могу даже выразить словами какая.
Но я ее понял, и появилась «Любовь, похожая на сон». Не сразу, далеко не сразу! Семнадцать раз по просьбе Аллы я переделывал музыку, и первоначальный текст ее не устроил:
— Не буду петь о несчастной любви. Хватит, сколько можно?! Хочу петь о счастливой.
И очень молодая поэтесса Валерия Горбачева написала такие стихи, которые она сразу приняла.
И вот наступают те самые юбилейные вечера, на которых Алла и собиралась спеть две моих песни. И буквально в день премьеры раздается ее звонок:
— Ты знаешь, не нужно «Снежного мальчика». Я спою только одну твою песню — «Любовь, похожая на сон». Она такая мощная, что нет смысла отвлекать от нее, рассеивать внимание. Выйду с одной, но вот как дам, так дам!
Так и получилось. Это оказалось ярким финалом всего вечера. Правда, мне, как и каждому композитору, хочется надеяться, что в том репертуаре, что я теперь сделал для нее, есть вещи и посильнее, но время покажет. Я, к сожалению, работаю с Аллой не столько, сколько хотелось бы. Закончишь с ней работу над одной песней — хочется тут же начать над другой. Сделаешь один альбом — надо готовить следующий. Потому что работать с Аллой — радость.
Я говорил: между песней, что ей приносишь, и той, с какой она выходит на публику, — огромная пропасть. И признаюсь — это счастье для композитора, что любая песня, которую она споет, становится как бы ее ребенком: столько личного она привносит в мелодию, в поэзию, в аранжировку, в истолкование музыкального и поэтического материала. Алла — полноценный соавтор. Это совершенно точно.
Она работает над песней, как лучшие западные звезды. Мне рассказывали, например, о Тине Тернер. Она снимает студию в Нью-Йорке, запишет там кусочек песни, но если почувствует, что не попала в ее характер, улетает куда-то отдыхать или ходит, работает и, как только ее осенит, в любое время дня и ночи, едет в студию — она ее всегда ждет. Тина может туда заехать и экспериментировать, сколько душе угодно.
Точно так работала Алла с «Речным трамвайчиком». Делала его в студии три месяца! Казалось бы, в песне три ноты — «Привет, привет! Пока, пока!» Так она всю ее перелопатила — и по музыке, и по поэзии. Заезжала раз пятьдесят на студию, потом уезжала. До тех пор, пока однажды не наехала и не спела то, что хотела. И это оказалось тем вариантом, который сейчас звучит и всем полюбился.
Если бы была возможность установить в студии три камеры, провести тайком съемку, уверен, получился бы учебник для любого певца и композитора, образец, как надо работать над песней.
А ведь Алла сделала в конце концов всего один дубль. Но уже в студии готовила себя к нему два или три часа. Подходила к микрофону, смотрела на стихи, щупала ноту, повизгивала, искала позицию, ничего не исполняя при этом. И все время звучала голая фонограмма. И вдруг Алла сказала:
— Сейчас включайте запись — будет тот вариант, что останется.
Однажды мы экспериментировали с тональностью, подняли ее на пол тона выше, а звукорежиссер не сумел вернуть фонограмму в прежний вид. Алла не заметила этого. Подготовила себя, как спортсмен, к последней попытке, спела на полтона выше и сказала:
— Это был мой последний рывок. Ни до, ни после я лучше спеть не смогла бы...
Я всего один раз принимал участие в «Рождественских встречах». Они прошла у Аллы на даче, и я играл там инструментальную композицию «Нежность». Могу сказать, что для меня это было волнительно. Открылась возможность познакомиться с новыми артистами, новым музыкальным материалом. Ведь Пугачева-продюсер не менее талантлива Пугачевой-исполнителя.
На мой взгляд, Алла — океан, даже не море. В океане, если шторм — так это шторм, если красота — так красота, если буря — так буря. Со всеми наворотами, со всеми переходами из огня в полымя, во всем она — сумасшедшая личность, замечательная женщина и замечательный художник.
А в Москве меня представил ей Саша Кальянов — это, думаю, году так в девяностом. Я уже написал несколько популярных песен, Саша позвонил мне и предложил:
— Ты не хотел бы показать что-то свое Алле Пугачевой? Она об этом спрашивает.
Я подумал: что? Одну из новых? Песню на стихи Риммы Казаковой «Ты меня любишь»? Там первые строчки — «Ты меня любишь правом мужского властного, я под тобой, я над тобой распластана». Да, думаю, Пугачева сделает из такой песни гимн любви. Но она отказалась ее петь, сказала, что слышала ее у Толи Алешина и не переступает через своих друзей. Мои заверения, что Алешину я песню не давал, не помогли.
Само наше знакомство почему-то обросло всякими небылицами. Хочу их развеять. Было так. Она открыла дверь. На пороге с Кальяновым стою я. Она спрашивает:
— Крутой?
Я отвечаю:
— Крутой.
Она:
— Проходи. Мы с тобой однофамильцы. Я тоже крутая.
Первой моей песней, что она спела, оказался «Снежный мальчик».
Это случилось на «Рождественских встречах-93». Не скажу, что песня эпохальная, но ей она понравилась, и свои сольные концерты Алла начинала ею. И когда год спустя намечались мои первые творческие вечера, посвященные моему сорокалетию, я предложил ей выступить в них. Но она сказала:
— Мне нужна новая песня. Такая, ну, вот такая! — Она широко развела руки. — Я не могу даже выразить словами какая.
Но я ее понял, и появилась «Любовь, похожая на сон». Не сразу, далеко не сразу! Семнадцать раз по просьбе Аллы я переделывал музыку, и первоначальный текст ее не устроил:
— Не буду петь о несчастной любви. Хватит, сколько можно?! Хочу петь о счастливой.
И очень молодая поэтесса Валерия Горбачева написала такие стихи, которые она сразу приняла.
И вот наступают те самые юбилейные вечера, на которых Алла и собиралась спеть две моих песни. И буквально в день премьеры раздается ее звонок:
— Ты знаешь, не нужно «Снежного мальчика». Я спою только одну твою песню — «Любовь, похожая на сон». Она такая мощная, что нет смысла отвлекать от нее, рассеивать внимание. Выйду с одной, но вот как дам, так дам!
Так и получилось. Это оказалось ярким финалом всего вечера. Правда, мне, как и каждому композитору, хочется надеяться, что в том репертуаре, что я теперь сделал для нее, есть вещи и посильнее, но время покажет. Я, к сожалению, работаю с Аллой не столько, сколько хотелось бы. Закончишь с ней работу над одной песней — хочется тут же начать над другой. Сделаешь один альбом — надо готовить следующий. Потому что работать с Аллой — радость.
Я говорил: между песней, что ей приносишь, и той, с какой она выходит на публику, — огромная пропасть. И признаюсь — это счастье для композитора, что любая песня, которую она споет, становится как бы ее ребенком: столько личного она привносит в мелодию, в поэзию, в аранжировку, в истолкование музыкального и поэтического материала. Алла — полноценный соавтор. Это совершенно точно.
Она работает над песней, как лучшие западные звезды. Мне рассказывали, например, о Тине Тернер. Она снимает студию в Нью-Йорке, запишет там кусочек песни, но если почувствует, что не попала в ее характер, улетает куда-то отдыхать или ходит, работает и, как только ее осенит, в любое время дня и ночи, едет в студию — она ее всегда ждет. Тина может туда заехать и экспериментировать, сколько душе угодно.
Точно так работала Алла с «Речным трамвайчиком». Делала его в студии три месяца! Казалось бы, в песне три ноты — «Привет, привет! Пока, пока!» Так она всю ее перелопатила — и по музыке, и по поэзии. Заезжала раз пятьдесят на студию, потом уезжала. До тех пор, пока однажды не наехала и не спела то, что хотела. И это оказалось тем вариантом, который сейчас звучит и всем полюбился.
Если бы была возможность установить в студии три камеры, провести тайком съемку, уверен, получился бы учебник для любого певца и композитора, образец, как надо работать над песней.
А ведь Алла сделала в конце концов всего один дубль. Но уже в студии готовила себя к нему два или три часа. Подходила к микрофону, смотрела на стихи, щупала ноту, повизгивала, искала позицию, ничего не исполняя при этом. И все время звучала голая фонограмма. И вдруг Алла сказала:
— Сейчас включайте запись — будет тот вариант, что останется.
Однажды мы экспериментировали с тональностью, подняли ее на пол тона выше, а звукорежиссер не сумел вернуть фонограмму в прежний вид. Алла не заметила этого. Подготовила себя, как спортсмен, к последней попытке, спела на полтона выше и сказала:
— Это был мой последний рывок. Ни до, ни после я лучше спеть не смогла бы...
Я всего один раз принимал участие в «Рождественских встречах». Они прошла у Аллы на даче, и я играл там инструментальную композицию «Нежность». Могу сказать, что для меня это было волнительно. Открылась возможность познакомиться с новыми артистами, новым музыкальным материалом. Ведь Пугачева-продюсер не менее талантлива Пугачевой-исполнителя.
На мой взгляд, Алла — океан, даже не море. В океане, если шторм — так это шторм, если красота — так красота, если буря — так буря. Со всеми наворотами, со всеми переходами из огня в полымя, во всем она — сумасшедшая личность, замечательная женщина и замечательный художник.
Не поддавайтесь хандре!
Я приехал к Алле продолжить наш разговор, а настроение — ниже среднего. Не могу разобрать отчего.
Был день Седьмого ноября — когда-то главный праздник страны, которой нет. С утра — черт меня дернул! — включил телевизор — по давней привычке, что ли? Вспомнил, как отец при жизни в этот день не раз участвовал в параде — ехал на машине под знаменем перед своим артиллерийским полком или, уже позже, шел на трибуну с гостевым билетом, или, в его последние годы, садился у телевизора, приведя себя в порядок, и не в тренировочном костюме, а в чистой рубашке, белоснежной и накрахмаленной. И звал всех смотреть парад — традиция, ритуал, что придавали всем в семье торжественное, праздничное настроение.
А сегодня — злобный крик с Тверской, искореженные ненавистью лица с Калужской, бывшей Октябрьской площади, шествие лимоновцев с нарукавными повязками, точь-в-точь скопированными с гитлеровских, — разве что вместо свастики серп и молот, анпиловцы грозили кому-то кулаками на площади Свердлова, которого давно отправили поделом на свалку — в закуток у Крымского моста, а площадь переименовали в Театральную. Мирные люди в этом потоке недоброй возбужденности и озлобленности заняли столь ничтожное место, что их можно и не заметить. Какой тут День примирения и согласия?! Ни того ни другого.
К тому же накануне я встречался с близким человеком, которому доверяю, чтобы обсудить проблемы, меня волнующие, — это уж сугубо личное. Мы встретились на «Мосфильме», где он работает, но близкий человек был озабочен чем-то своим, как говорится, не контачил, и разговора не получилось, и от ужина он отказался — денег нет, — а мою наличность поднял на смех: «Ты отстал от жизни! С такой суммой теперь в ресторан не ходят!»
Очевидно, все это легло одно к одному, и, видимо, не случайно меня потянуло начать с Аллой разговор со своей встречи с Марлен Дитрих. Я рассказал, как в бытность корреспондентом Гостелерадио меня послали взять у нее интервью. Звезду с мировым именем загнали репетировать в заплеванный Клуб шоферов, где-то в переулке за Казанским вокзалом. Там ее песни разучивал утесовский оркестр — Марлен приехала в Москву с концертной программой.
Как поющую актрису наши зрители ее не знали. Кроме «Свидетеля обвинения», из которого, кстати, вырезали сцену, где она пела, ни одной ее картины у нас не показывали.
— И какие же впечатления у вас остались? — поинтересовалась Алла.
— Одно, самое главное, — ответил я, — ее глаза. Они были такие грустные, будто вместили всю скорбь мира. Это особенно поражало: грустные глаза на молодом лице. А Марлен в то время исполнилось уже шестьдесят три. Когда я слушал вас в концерте Крутого, мне показалась, что у вас в глазах такая же грусть.
— Мне еще не шестьдесят три! Чего мне грустить-то?! — Алла улыбнулась. — Это просто у меня глаза такие, всегда. Они передались и Кристине. Я ей иногда говорю: «Чего ты такая грустная?» А она отвечает: «Я не грустная, у меня глазки такие».
Я вспомнил, как на прошлой неделе мы провели съемку в цирковом училище, и решил повеселить Аллу:
— Ко мне подошел старик, седой, как лунь, и сказал: «Всю жизнь проработал в цирке, вот и на старости лет не могу расстаться с манежем, работаю здесь униформистом. А Пугачеву отлично помню, она по воскресеньям подрабатывала недалеко — в клубе „Красная звезда“, теперь его в казино переделали, — вела там хоровой кружок. С нею столько связано! Я вырос на ее песнях». Представляете, тогда вам должно быть уже лет триста!
Но Алла даже не улыбнулась.
— Я такое слышала не раз. По-моему, это случается с каждым артистом. Мне иногда кажется, не выдумки ли это? — И села за рояль. — Сыграть вам, что ли? По заказу. Что желаете?
— Вот эту мелодию Крутого, она мне очень понравилась — «Ухожу, ухожу, а потом в этом каюсь».
— Нет, эту не буду. Не хочу драм. И у меня когти будут стучать — я их наклеила, пришлось надеть перчатки, но они соскальзывают и очень некрасиво, когда по клавишам стук раздается.
— Ничего! Мы тут снимали актрису Мельникову — она играла Райку в «Цирке». Ей уже девяносто. Так почти на каждом слове от вставной челюсти клацанье: цок-цок, цок-цок. Через неделю позвонила дочь и сказала: «Мама скончалась». А цоканье смогли вырезать.
— Слушайте, Глеб Анатольевич! — всплеснула Алла руками. — Вы уже в который раз рассказываете мне сегодня ужасы. Марлен Дитрих — раз, седой старик — два, эта актриса — три. Бог троицу любит, конечно, я понимаю. Но может, нам, не дожидаясь вечера, немедленно пойти выпить? Не поддавайтесь хандре. Лучше поговорим о нашей работе — у вас ведь были вопросы. Сотрите с лица постное выражение и задавайте их. Прошу вас, серьезно.
— Я вот хотел спросить, вы на каждую «Встречу» приглашаете молодых, отыскиваете их, помогаете им, благословляете...
— Да, да! И может быть, оттого, что мне в свое время никто не помогал, — поддержала разговор Алла.
Но я непроизвольно гнул свое:
— Но ведь неизбежно наступает период, когда начинаешь чувствовать возраст. А молодые захотят занять свое место, подпирать вас, их же много, много новых имен. Как вы с этим?
— Батюшки, какую теорию подкладываете! Сейчас, подопрут они меня, как же! Не на такую напали! Да не боюсь я старости. При чем тут старость?! Это удел каждого. Я не думаю о завтрашнем дне, мне сегодня должно быть хорошо. Или плохо. Но все равно — сегодня. Еще я буду думать о завтрашнем!
Что мне нравится, то я и снимаю. Кто мне нравится, кого люблю, с тем и общаюсь. Конечно, это можно объяснить как угодно, но это моя потребность. Я не могу без этого. Какая разница — человек молодой, пожилой, красивый, некрасивый. Если талантливый — пройти мимо не могу.
Мне очень нравится общаться с людьми талантливыми и интересными. Может быть, из-за того, что я почти взаперти, как в монастыре, живу и мало с кем встречаюсь. Так хоть раз в год могу себе это позволить. Предположим, влюбиться в какого-нибудь артиста и от этого самой стать более артистичной. Главное — никого не возненавидеть.
— Игорь Крутой, по-моему, очень интересно рассказал в нашей Малой студии, как вы работаете над песнями, как записываете их. Но это взгляд со стороны. А как бы вы сказали об этом? — спросил я.
И Алла не торопилась с ответом. Потом закурила.
— Тут сигарета необходима. Надо подумать, но не люблю я такие вопросы, мне все кажется, они рвутся в запретную зону, как в сугубо личную жизнь.
Ну я не знаю, беру стихи, если они соответствуют тому, что чувствую, переживаю, хотела бы пережить. Как бы накладываю их на себя, пропускаю через себя, живу ими. Появляется музыка, и в какой-то момент я забываю о том, что были стихи и музыка, со мной остается песня, которая выходит изнутри.
А если никто не может попасть в состояние души, если в стихах мысли чужие, я иногда пишу тексты сама. Я вообще не играю песню — это совсем другое. Если я песню не чувствую, если она не становится моею, я ее не пою.
— Я тут слыхал, как Андрей Макаревич сказал — мне это показалось интересным, — что в каждой музыке зашифровано содержание. Даже когда говорят «песня без слов» — это лукавство. Значит, не могли понять, какое содержание кроется в ней, о чем она. Вы согласны?
— Ой, нет, нет, не надо! Я и так вам много наговорила. А рождение песни все-таки загадка. Или рождается, или нет.
Вот говорят: «Она на месте в своем деле» или «Заняла свою нишу». А мне это, честно говоря, все равно. Я так живу. Я же не певица. Меня певицей и не называет никто, а женщиной, которая поет. Такая у меня жизнь, такие средства выражения. Причем мне наплевать, есть ли у меня голос или нет. Я могу и прохрипеть.
Сцена — средство общения с публикой. Иногда мне ей нечего сказать — я молчу. Иногда — есть что, и я говорю. Вот так.
Ну, если мне надо, я вообще а капелла спою, обойдусь без всякого аккомпанемента. Раньше я одну из песен пела, а сейчас я ее просто говорю.
И Алла прочла строчки одной из лучших своих песен на стихи Беллы Ахмадулиной:
А вообще, вы, Глеб Анатольевич, правы. Главное — вовремя смыться. Вовремя. Или стать другой. Совсем другой. Чтобы никто и не узнал. Появиться с другими песнями — сумасшедшими или манерными. От них все с ума сойдут. Спеть «Я ничего не жалею» Эдит Пиаф — давно хотела это сделать.
Да ладно, что об этом думать! Что будет — то будет. Лучше сказать: «Я тебя люблю. И тебя, и тебя, и тебя». О Господи, прости меня, грешную! — И перекрестилась.
А потом неожиданно сказала, как будто все время думала об этом:
— А когда у вас плохое настроение и кажется, что не везет, все рушится, — не падайте духом. Попробуйте внушить себе, что все наладится, утрясется, не замечать происшедшего. И если долго мучиться, что-нибудь получится, — ушла она в шутку.
Был день Седьмого ноября — когда-то главный праздник страны, которой нет. С утра — черт меня дернул! — включил телевизор — по давней привычке, что ли? Вспомнил, как отец при жизни в этот день не раз участвовал в параде — ехал на машине под знаменем перед своим артиллерийским полком или, уже позже, шел на трибуну с гостевым билетом, или, в его последние годы, садился у телевизора, приведя себя в порядок, и не в тренировочном костюме, а в чистой рубашке, белоснежной и накрахмаленной. И звал всех смотреть парад — традиция, ритуал, что придавали всем в семье торжественное, праздничное настроение.
А сегодня — злобный крик с Тверской, искореженные ненавистью лица с Калужской, бывшей Октябрьской площади, шествие лимоновцев с нарукавными повязками, точь-в-точь скопированными с гитлеровских, — разве что вместо свастики серп и молот, анпиловцы грозили кому-то кулаками на площади Свердлова, которого давно отправили поделом на свалку — в закуток у Крымского моста, а площадь переименовали в Театральную. Мирные люди в этом потоке недоброй возбужденности и озлобленности заняли столь ничтожное место, что их можно и не заметить. Какой тут День примирения и согласия?! Ни того ни другого.
К тому же накануне я встречался с близким человеком, которому доверяю, чтобы обсудить проблемы, меня волнующие, — это уж сугубо личное. Мы встретились на «Мосфильме», где он работает, но близкий человек был озабочен чем-то своим, как говорится, не контачил, и разговора не получилось, и от ужина он отказался — денег нет, — а мою наличность поднял на смех: «Ты отстал от жизни! С такой суммой теперь в ресторан не ходят!»
Очевидно, все это легло одно к одному, и, видимо, не случайно меня потянуло начать с Аллой разговор со своей встречи с Марлен Дитрих. Я рассказал, как в бытность корреспондентом Гостелерадио меня послали взять у нее интервью. Звезду с мировым именем загнали репетировать в заплеванный Клуб шоферов, где-то в переулке за Казанским вокзалом. Там ее песни разучивал утесовский оркестр — Марлен приехала в Москву с концертной программой.
Как поющую актрису наши зрители ее не знали. Кроме «Свидетеля обвинения», из которого, кстати, вырезали сцену, где она пела, ни одной ее картины у нас не показывали.
— И какие же впечатления у вас остались? — поинтересовалась Алла.
— Одно, самое главное, — ответил я, — ее глаза. Они были такие грустные, будто вместили всю скорбь мира. Это особенно поражало: грустные глаза на молодом лице. А Марлен в то время исполнилось уже шестьдесят три. Когда я слушал вас в концерте Крутого, мне показалась, что у вас в глазах такая же грусть.
— Мне еще не шестьдесят три! Чего мне грустить-то?! — Алла улыбнулась. — Это просто у меня глаза такие, всегда. Они передались и Кристине. Я ей иногда говорю: «Чего ты такая грустная?» А она отвечает: «Я не грустная, у меня глазки такие».
Я вспомнил, как на прошлой неделе мы провели съемку в цирковом училище, и решил повеселить Аллу:
— Ко мне подошел старик, седой, как лунь, и сказал: «Всю жизнь проработал в цирке, вот и на старости лет не могу расстаться с манежем, работаю здесь униформистом. А Пугачеву отлично помню, она по воскресеньям подрабатывала недалеко — в клубе „Красная звезда“, теперь его в казино переделали, — вела там хоровой кружок. С нею столько связано! Я вырос на ее песнях». Представляете, тогда вам должно быть уже лет триста!
Но Алла даже не улыбнулась.
— Я такое слышала не раз. По-моему, это случается с каждым артистом. Мне иногда кажется, не выдумки ли это? — И села за рояль. — Сыграть вам, что ли? По заказу. Что желаете?
— Вот эту мелодию Крутого, она мне очень понравилась — «Ухожу, ухожу, а потом в этом каюсь».
— Нет, эту не буду. Не хочу драм. И у меня когти будут стучать — я их наклеила, пришлось надеть перчатки, но они соскальзывают и очень некрасиво, когда по клавишам стук раздается.
— Ничего! Мы тут снимали актрису Мельникову — она играла Райку в «Цирке». Ей уже девяносто. Так почти на каждом слове от вставной челюсти клацанье: цок-цок, цок-цок. Через неделю позвонила дочь и сказала: «Мама скончалась». А цоканье смогли вырезать.
— Слушайте, Глеб Анатольевич! — всплеснула Алла руками. — Вы уже в который раз рассказываете мне сегодня ужасы. Марлен Дитрих — раз, седой старик — два, эта актриса — три. Бог троицу любит, конечно, я понимаю. Но может, нам, не дожидаясь вечера, немедленно пойти выпить? Не поддавайтесь хандре. Лучше поговорим о нашей работе — у вас ведь были вопросы. Сотрите с лица постное выражение и задавайте их. Прошу вас, серьезно.
— Я вот хотел спросить, вы на каждую «Встречу» приглашаете молодых, отыскиваете их, помогаете им, благословляете...
— Да, да! И может быть, оттого, что мне в свое время никто не помогал, — поддержала разговор Алла.
Но я непроизвольно гнул свое:
— Но ведь неизбежно наступает период, когда начинаешь чувствовать возраст. А молодые захотят занять свое место, подпирать вас, их же много, много новых имен. Как вы с этим?
— Батюшки, какую теорию подкладываете! Сейчас, подопрут они меня, как же! Не на такую напали! Да не боюсь я старости. При чем тут старость?! Это удел каждого. Я не думаю о завтрашнем дне, мне сегодня должно быть хорошо. Или плохо. Но все равно — сегодня. Еще я буду думать о завтрашнем!
Что мне нравится, то я и снимаю. Кто мне нравится, кого люблю, с тем и общаюсь. Конечно, это можно объяснить как угодно, но это моя потребность. Я не могу без этого. Какая разница — человек молодой, пожилой, красивый, некрасивый. Если талантливый — пройти мимо не могу.
Мне очень нравится общаться с людьми талантливыми и интересными. Может быть, из-за того, что я почти взаперти, как в монастыре, живу и мало с кем встречаюсь. Так хоть раз в год могу себе это позволить. Предположим, влюбиться в какого-нибудь артиста и от этого самой стать более артистичной. Главное — никого не возненавидеть.
— Игорь Крутой, по-моему, очень интересно рассказал в нашей Малой студии, как вы работаете над песнями, как записываете их. Но это взгляд со стороны. А как бы вы сказали об этом? — спросил я.
И Алла не торопилась с ответом. Потом закурила.
— Тут сигарета необходима. Надо подумать, но не люблю я такие вопросы, мне все кажется, они рвутся в запретную зону, как в сугубо личную жизнь.
Ну я не знаю, беру стихи, если они соответствуют тому, что чувствую, переживаю, хотела бы пережить. Как бы накладываю их на себя, пропускаю через себя, живу ими. Появляется музыка, и в какой-то момент я забываю о том, что были стихи и музыка, со мной остается песня, которая выходит изнутри.
А если никто не может попасть в состояние души, если в стихах мысли чужие, я иногда пишу тексты сама. Я вообще не играю песню — это совсем другое. Если я песню не чувствую, если она не становится моею, я ее не пою.
— Я тут слыхал, как Андрей Макаревич сказал — мне это показалось интересным, — что в каждой музыке зашифровано содержание. Даже когда говорят «песня без слов» — это лукавство. Значит, не могли понять, какое содержание кроется в ней, о чем она. Вы согласны?
— Ой, нет, нет, не надо! Я и так вам много наговорила. А рождение песни все-таки загадка. Или рождается, или нет.
Вот говорят: «Она на месте в своем деле» или «Заняла свою нишу». А мне это, честно говоря, все равно. Я так живу. Я же не певица. Меня певицей и не называет никто, а женщиной, которая поет. Такая у меня жизнь, такие средства выражения. Причем мне наплевать, есть ли у меня голос или нет. Я могу и прохрипеть.
Сцена — средство общения с публикой. Иногда мне ей нечего сказать — я молчу. Иногда — есть что, и я говорю. Вот так.
Ну, если мне надо, я вообще а капелла спою, обойдусь без всякого аккомпанемента. Раньше я одну из песен пела, а сейчас я ее просто говорю.
И Алла прочла строчки одной из лучших своих песен на стихи Беллы Ахмадулиной:
— Могу говорить, могу петь. Могу станцевать, если нужно будет. Вот полететь бы еще. Когда слов не хватает, музыки не хватает, ну просто бы полететь. Но не летается. Стихи не пускают. Меня часто спрашивают: «Ой, вы что, курите? Разве это пению не мешает?» — «Я же на сцене не курю, — говорю я. — А без сигарет у меня был такой писклявый голос».
Как дурно жить, как я жила вчера
В чужом пиру, где все мертвы друг другу,
И пошлости нетрезвая жара
Свистит в мозгу по замкнутому кругу.
Чудовищем ручным в чужих домах
Нести две влажных черноты в глазницах
И пребывать не сведеньем ума,
А вожделенной притчей во языцех.
А вообще, вы, Глеб Анатольевич, правы. Главное — вовремя смыться. Вовремя. Или стать другой. Совсем другой. Чтобы никто и не узнал. Появиться с другими песнями — сумасшедшими или манерными. От них все с ума сойдут. Спеть «Я ничего не жалею» Эдит Пиаф — давно хотела это сделать.
Да ладно, что об этом думать! Что будет — то будет. Лучше сказать: «Я тебя люблю. И тебя, и тебя, и тебя». О Господи, прости меня, грешную! — И перекрестилась.
А потом неожиданно сказала, как будто все время думала об этом:
— А когда у вас плохое настроение и кажется, что не везет, все рушится, — не падайте духом. Попробуйте внушить себе, что все наладится, утрясется, не замечать происшедшего. И если долго мучиться, что-нибудь получится, — ушла она в шутку.
«Встречи-2001» и «Метро»
В начале восьмидесятых годов на пластинках появилась песня «Рыжим всегда везет» — одна из многих, вполне профессиональных, особыми качествами не отмеченная и сегодня забытая. Вспомнил о ней по двум причинам: музыку написал композитор Павел Слободкин, обработавший в свое время для Пугачевой «Арлекино», а спели эту песню руководимые им «Веселые ребята» — те самые, с которыми началось триумфальное шествие Аллы и с кем она рассталась, когда почувствовала, что может выступать самостоятельно.
В песне этой идет речь о когда-то безвестной, не отмеченной красотой девчонке, что «все пела и пела — надо ж такому случиться! — и стала известной певицей». Известной настолько, что «в каждой толпе ее вмиг узнавали». Что в толпе! На планете на целой, — утверждает песня, — едва ли нашелся бы человек, который усомнился бы во внешних достоинствах певицы. «Неужто вправду рыжим всем везет всегда?» — с оттенком грусти вопрошают «Веселые ребята».
И хотя «рыжая» в песне не названа, имя Пугачевой невольно возникало у каждого. Приходилось, правда, удивляться, уж кому-кому, а «Веселым ребятам» было известно, сколько труда вкладывала Алла в каждую свою песню и насколько безосновательны все эти разговоры о случайности ее успеха, счастливом лотерейном билетике, что вдруг (!) выпал на ее долю, необъяснимом везении и т.д.
Хорошо помню Болгарию, курорт Солнечный берег, куда мы со вгиковцами приехали снимать документальный фильм «Фотографии на память» по заказу тогдашнего Балкантуриста. Это очень богатое ведомство поставило перед нами только одну задачу — показать, что в их стране создано все для отличного и совсем недорогого отдыха.
А тут — конкурс «Золотой Орфей» в огромном летнем театре, по соседству с нашим отелем, — и всю съемочную аппаратуру можно легко на руках перенести. Договорились с нашим куратором нарушить график и на денек задержаться, чтобы побывать хотя бы на открытии песенного соревнования. Знали, что будет Пугачева, музыкантов из «Веселых ребят» мы уже встретили.
В песне этой идет речь о когда-то безвестной, не отмеченной красотой девчонке, что «все пела и пела — надо ж такому случиться! — и стала известной певицей». Известной настолько, что «в каждой толпе ее вмиг узнавали». Что в толпе! На планете на целой, — утверждает песня, — едва ли нашелся бы человек, который усомнился бы во внешних достоинствах певицы. «Неужто вправду рыжим всем везет всегда?» — с оттенком грусти вопрошают «Веселые ребята».
И хотя «рыжая» в песне не названа, имя Пугачевой невольно возникало у каждого. Приходилось, правда, удивляться, уж кому-кому, а «Веселым ребятам» было известно, сколько труда вкладывала Алла в каждую свою песню и насколько безосновательны все эти разговоры о случайности ее успеха, счастливом лотерейном билетике, что вдруг (!) выпал на ее долю, необъяснимом везении и т.д.
Хорошо помню Болгарию, курорт Солнечный берег, куда мы со вгиковцами приехали снимать документальный фильм «Фотографии на память» по заказу тогдашнего Балкантуриста. Это очень богатое ведомство поставило перед нами только одну задачу — показать, что в их стране создано все для отличного и совсем недорогого отдыха.
А тут — конкурс «Золотой Орфей» в огромном летнем театре, по соседству с нашим отелем, — и всю съемочную аппаратуру можно легко на руках перенести. Договорились с нашим куратором нарушить график и на денек задержаться, чтобы побывать хотя бы на открытии песенного соревнования. Знали, что будет Пугачева, музыкантов из «Веселых ребят» мы уже встретили.