И вот вечер. По нашей неосведомленности сцена нам показалась роскошной: цветные огни, сияющий медальон «Золотой Орфей», от которого поразительным образом исходили лучи, не замершие навсегда, а (представляете?!) постоянно двигающиеся и переливающиеся! Под барабанную дробь один конкурсант сменяет другого, все из разных стран, преимущественно нашего соцлагеря, но мы ждем не их. Наконец ведущий провозглашает:
— Алла Пугачева! Советский Союз!
Люди старшего поколения меня поймут: при одном таком объявлении сердце начинало биться учащенно. И мы зааплодировали и заорали, когда увидели Аллу. Она спускалась из-под небес на специальной площадке, вроде лифта в фильме «Васса», вся воздушная, улыбающаяся, нежная принцесса в развевающемся на ветру легком балахоне. Видно — она волнуется. Зал стихает, она начинает петь и мгновенно преображается — настолько мгновенно, что вслед за булгаковскими артистами варьете хотелось воскликнуть: «Класс! Ой, класс!»
Алла тогда впервые спела песню Эмила Димитрова «Арлекино». Ее я не раз слыхал в исполнении автора, и пластинка такая у меня есть. Но без преувеличения в тот вечер произошло рождение новой песни. И новой, не виданной прежде Пугачевой.
На следующий день мы уехали в Варну, но каждый вечер следили по телевидению или по радио за «Золотым Орфеем». И как ликовали, когда узнали, что Пугачева завоевала «гран-при» фестиваля. «Арлекино» на долгие годы стал визитной карточкой певицы, а на пластинках побил все рекорды — вышел тиражом более двадцати миллионов экземпляров!
Но ведь была не только Болгария. Пугачеву увидели на Кубе, в Югославии, Финляндии, ФРГ, Италии и во Франции.
Итальянцы, строгость которых в оценке пения общеизвестна — там чуть ли не каждый второй Карузо, — писали: «Голос у нее, надо сказать, блестящий — мягкий и агрессивный, нежный и гротесковый, гибкий и необычайно послушный, допускающий самые неожиданные перепады». Им понравилось все и сразу. Они громко кричали «браво, синьора!» и нашли, что в ее песнях «есть что-то казачье, вызывающее особый восторг»; правда, высказали и предположение, что монологи Пугачевой «звучали бы, вероятно, много лучше, если бы исполнялись на инструментах более близких советской музыкальной культуре, а не на электрогитарах и синтезаторах».
Французы предложили Пугачевой самый строгий экзамен — она не помнит, когда еще держала подобный.
Выступление назначили в знаменитой «Олимпии» на бульваре Капуцинов. В зале, где испытали оглушительный успех, но и, случалось, не менее шумный провал крупнейшие звезды французской и мировой эстрады. Выступление, которому не предшествовала не то что обильная (предстояло знакомство с абсолютно не известной для страны певицей), а даже, по французским понятиям, скромная реклама.
Тут совсем недавно появился на наших экранах один из недругов Аллы, когда-то снимавший у нас фильмы, а теперь живущий во Франции.
— Что вы носитесь с Пугачевой? — вопрошал он. — Она — звезда местного значения. Кто ее знает за рубежом?! А в «Олимпии» ей организовали концерт французские коммунисты, они и восторгались ею в своей газете «Юманите»!
Неправда все это. На самом деле Алла вела нелегкий бой, в результате которого завоевала самую широкую французскую публику.
Начало концерта — никаких признаков удачи. «Ее первые песни не вызвали энтузиазма. Сидевшие рядом со мной французские журналисты перешептывались: „Диско“ — не новость, а вокально-инструментальный ансамбль, сопровождающий певицу, — не открытие, — рассказывал корреспондент ТАСС. — Понадобилось минут тридцать, пять-шесть песен-сценок, чтобы публика „Олимпии“ начала сопереживать певице».
А вот отзыв «Франс суар», типичной буржуазной газеты, как говорили у нас раньше. На следующий день после концерта в «Олимпии» она написала: «Алла Пугачева была незнакома нам, но двух часов на сцене оказалось достаточным для того, чтобы заполнить этот пробел и поднять советскую певицу до высот самых ярких звезд».
А успех ее в Соединенных Штатах, где она пела не на Брайтон-Бич для русскоязычных слушателей, а для всех американцев в крупнейших городах и залах страны.
Но у нас, как ни странно, об этом не писали. Алла в то время заметила:
— За рубежом всех настораживало: почему люди в нашей стране не радовались? Как будто они все закодированы на определенный код: не высовывайся! А высунулся — получи по башке: раз, два! Но посмотрите: все равно высовываются!
Когда мы готовили эту программу, я тоже прикидывал: какая встреча с Пугачевой в минувшем веке оказалась самой значительной? Определить не мог. Может быть, эта?
На Всесоюзной студии грамзаписи мне поручили составить как редактору пластинку ее избранных песен, что все выходили в свое время на миньонах, гибких, в сборниках рядом с другими исполнителями. Впрочем, вру — не все. Были среди них и те, что мне нравились, но худсовет их почему-то не пропустил. В частности, чарльстон «Двадцать два плюс двадцать восемь» Вячеслава Добрынина. Может быть, строгие судьи не хотели популяризировать написанное не членом их союза? Не знаю, но решил: а вдруг под шумок пройдет и запрещенное? И не ошибся. Пластинка получилась отличная.
Название ей придумал не шибко оригинальное, но казавшееся привлекательным — «Арлекино» и другие». Алла согласилась с ним. Мы долго обсуждали каждую песню, слушали варианты, выбирая лучший, сожалели, что песня «Очень хорошо» записана с небольшими искажениями на высоких, но в конце концов пришли, как говорится, к консенсусу. И тогда я спросил ее:
— Кто напишет аннотацию для конверта? Можно заказать ее видному музыковеду или композитору.
Она ответила:
— Не надо никому ничего заказывать. Я сама сделаю это.
Так не было принято. Но я уже знал, что Пугачева все делает по-своему и спорить с ней не стоит. Написала она, кстати, хорошо и кратко: «Мой главный принцип — петь только о том, на что откликается мое сердце. Эта пластинка родилась благодаря просьбам слушателей. Спасибо вам, дорогие друзья, за внимание к моей работе. Знать, что твои песни нужны людям, — огромное счастье».
Пугачева — человек, конечно, удивительный: не успокаивается и не дает успокоиться нам, зрителям. Неожиданно для всех решила провести «Рождественские встречи» 2001 года в Театре оперетты вместе с коллективом мюзикла «Метро».
Среди «метровцев» сразу возникло подозрение: а не подомнет ли примадонна наших артистов своими, не потеряем ли мы свое лицо?
«Да, „Метро“ волновалось, — подтвердил Борис Краснов. — Шли разговоры: мы, мол, самодостаточны и негоже нам работать для свиты Пугачевой. Но ничего этого не случилось. Получился потрясающий вечер, и совместная работа пошла всем на пользу. Кстати, страна узнала артистов мюзикла „Метро“ именно благодаря „Рождественским встречам, их стали приглашать на гастроли в разные города, и начался новый этап в жизни этого коллектива“.
Представления «Метро» пользовались успехом, но то, что творилось вокруг «Встреч-2001», трудно описать. Попасть на них не представлялось возможным. Если бы не знаменитая звезда оперетты Татьяна Шмыга, доставшая мне один билет, я бы их не увидел, как и тысячи других желающих, — спектакль шел всего два раза!
Алла сотворила великолепное представление — яркое, праздничное, молодое. Причем репетиции шли только три дня. Если учесть, какое число артистов участвовало в нем, то успеху, а не провалу можно только удивляться. И восхищаться им.
Журналисты не зря часто называют ее сильной женщиной. Такой им она видится, и в верности этого заключения они не сомневаются.
Но в чем ее сила? В том, что всегда живет страстями, они несут чаще не радость, а боль? В том, что каким-то десятым чувством угадывает тот момент, когда нужно решиться на важный шаг, и делает его, а сделав, не поворачивает вспять? Несмотря на страдания, ибо решительный шаг оказывается не всегда верным.
В этом ее сила? Не знаю. По-моему, здесь другое. И сила, и слабость, и извечная женская маскировка. Ах, как хочется выглядеть умеющей поступать, не зная сомнений. И чтобы никто не догадался, что ты втайне мучаешься, стесняешься своей слабости и скрываешь это стеснение.
Показ этих «Встреч» Алла провела как благотворительную акцию. Для любителей сенсаций: за участие в «Рождественских встречах» никто из артистов никогда ничего не получал. Ни гроша. Кто выдвигал финансовые требования, получал от ворот поворот еще до премьеры.
Алла обратилась к зрителям, собравшимся в зале:
— Как я рада, что вижу вас здесь. В десятый раз проходят «Рождественские встречи», в десятый раз я сама себе завидую, когда чувствую и на этой сцене, и всюду, где проходили они, атмосферу дружбы, взаимопонимания, слияния всех творческих направлений — без вражды, насилия, агрессии, без зависти. Как хочется пожелать всей стране, всему миру, чтобы такое единение сердец было везде и всюду. Я благодарю вас, пришедших в этот зал. Все средства, полученные от этих спектаклей, идут на благотворительные цели. Спасибо вам большое!
На этот раз новичков на сцене было больше обычного. Помимо артистов «Метро» — сплошь молодняка, их средний возраст двадцать три года, — впервые на сцене «Встреч» Ольга Арефьева, группа «Би-2», ансамбль «Иван Купала», группа «Хали-Гали», Витас, Децл и другие. Но построить программу только на таком, пусть и многочисленном, отряде невозможно. В ней впервые появились и те, кто, как говорят ныне, уже хорошо раскручен, и ветераны «Встреч».
— Ну, как я их отбираю? — говорит Алла. — Иногда нравится песня и ее исполнитель, иногда вижу — хорошие ребята. Почему бы их не пригласить?
Но и «ветеранов» она смогла подать по-новому. Если в предыдущих «Встречах» Александр Буйнов, который пел в тельняшке, стал образцом экспериментов с компьютером, что бесконечно множил его, выстраивал его полосатых двойников в шеренгу по закону обратной перспективы — чем дальше, тем крупнее, переодевал певца то во фрак, то в косоворотку, менял ему галстук на бабочку, раздевал по пояс, укладывал в круг, демонстрируя свои возможности, то на этот раз Буйнову пришлось вести себя по сценическим правилам: петь и плясать в окружении танцовщиц из кордебалета, не скрывавших своих симпатий. И его песня «Я у Мани на диване» имела у них не меньший успех, чем у публики.
Алле, как всегда, пришлось трудиться, не жалея сил. И поволноваться предостаточно.
Однажды, несколько лет назад, я был свидетелем эпизода почти анекдотического. Режиссер после генеральной репетиции спектакля, который она поставила, вдруг заговорила не своим голосом.
— Что с вами? — спросил я.
— Ничего, — ответила она, — я просто внутренне проговорила весь текст за каждого актера, всю пьесу от начала и до конца. Наверное, от этого и охрипла...
Не знаю, поет ли (внутренне!) Пугачева за каждого участника «Встреч» — то, что подпевает, я видел сам, — но после репетиций она начисто теряет голос, это правда. И только в день премьеры, выходя на сцену, она чудом обретает прежнюю форму.
Пугачева тогда спела несколько песен. Заканчивала она выстраданным монологом на стихи Пастернака «Свеча горела на столе». Пела так, что зал замер и не сразу после песни смог аплодировать И столько за ее исполнением стояло! «Одиночество бегуна на длинную дистанцию» — известная формула. О Пугачевой можно чуть изменить ее — «одиночество певицы на дистанции длиною в жизнь». Объяснить это трудно, да и не нужно. Общеизвестно: настоящий художник и без башни из слоновой кости обречен на одиночество. Вечный закон это или проклятие творчества? Но и Пушкин писал:
Зрители медленно разошлись. Я сидел в опустевшем, уже темном зале в углу десятого ряда, откуда смотрел спектакль. Не хотелось бежать, торопиться на троллейбус. Хотелось побыть одному.
На сцене, недавно расцвеченной всеми цветами радуги, остался только тусклый дежурный свет.
И вдруг вышла Пугачева. Уже не в концертном платье, без грима, с усталым лицом. Медленно прошла вдоль рампы и остановилась, оглядывая все, что осталось от музыкального пиршества. Долго стояла, смотрела, о чем-то думая.
Но мне она показалась одинокой и слабой. Такой я ее никогда не видел.
Шао-Бао: помог счастливый случай
Александр Маршал: этим я обязан ей
Ольга Арефьева: свежий ветер и живая вода
— Алла Пугачева! Советский Союз!
Люди старшего поколения меня поймут: при одном таком объявлении сердце начинало биться учащенно. И мы зааплодировали и заорали, когда увидели Аллу. Она спускалась из-под небес на специальной площадке, вроде лифта в фильме «Васса», вся воздушная, улыбающаяся, нежная принцесса в развевающемся на ветру легком балахоне. Видно — она волнуется. Зал стихает, она начинает петь и мгновенно преображается — настолько мгновенно, что вслед за булгаковскими артистами варьете хотелось воскликнуть: «Класс! Ой, класс!»
Алла тогда впервые спела песню Эмила Димитрова «Арлекино». Ее я не раз слыхал в исполнении автора, и пластинка такая у меня есть. Но без преувеличения в тот вечер произошло рождение новой песни. И новой, не виданной прежде Пугачевой.
На следующий день мы уехали в Варну, но каждый вечер следили по телевидению или по радио за «Золотым Орфеем». И как ликовали, когда узнали, что Пугачева завоевала «гран-при» фестиваля. «Арлекино» на долгие годы стал визитной карточкой певицы, а на пластинках побил все рекорды — вышел тиражом более двадцати миллионов экземпляров!
Но ведь была не только Болгария. Пугачеву увидели на Кубе, в Югославии, Финляндии, ФРГ, Италии и во Франции.
Итальянцы, строгость которых в оценке пения общеизвестна — там чуть ли не каждый второй Карузо, — писали: «Голос у нее, надо сказать, блестящий — мягкий и агрессивный, нежный и гротесковый, гибкий и необычайно послушный, допускающий самые неожиданные перепады». Им понравилось все и сразу. Они громко кричали «браво, синьора!» и нашли, что в ее песнях «есть что-то казачье, вызывающее особый восторг»; правда, высказали и предположение, что монологи Пугачевой «звучали бы, вероятно, много лучше, если бы исполнялись на инструментах более близких советской музыкальной культуре, а не на электрогитарах и синтезаторах».
Французы предложили Пугачевой самый строгий экзамен — она не помнит, когда еще держала подобный.
Выступление назначили в знаменитой «Олимпии» на бульваре Капуцинов. В зале, где испытали оглушительный успех, но и, случалось, не менее шумный провал крупнейшие звезды французской и мировой эстрады. Выступление, которому не предшествовала не то что обильная (предстояло знакомство с абсолютно не известной для страны певицей), а даже, по французским понятиям, скромная реклама.
Тут совсем недавно появился на наших экранах один из недругов Аллы, когда-то снимавший у нас фильмы, а теперь живущий во Франции.
— Что вы носитесь с Пугачевой? — вопрошал он. — Она — звезда местного значения. Кто ее знает за рубежом?! А в «Олимпии» ей организовали концерт французские коммунисты, они и восторгались ею в своей газете «Юманите»!
Неправда все это. На самом деле Алла вела нелегкий бой, в результате которого завоевала самую широкую французскую публику.
Начало концерта — никаких признаков удачи. «Ее первые песни не вызвали энтузиазма. Сидевшие рядом со мной французские журналисты перешептывались: „Диско“ — не новость, а вокально-инструментальный ансамбль, сопровождающий певицу, — не открытие, — рассказывал корреспондент ТАСС. — Понадобилось минут тридцать, пять-шесть песен-сценок, чтобы публика „Олимпии“ начала сопереживать певице».
А вот отзыв «Франс суар», типичной буржуазной газеты, как говорили у нас раньше. На следующий день после концерта в «Олимпии» она написала: «Алла Пугачева была незнакома нам, но двух часов на сцене оказалось достаточным для того, чтобы заполнить этот пробел и поднять советскую певицу до высот самых ярких звезд».
А успех ее в Соединенных Штатах, где она пела не на Брайтон-Бич для русскоязычных слушателей, а для всех американцев в крупнейших городах и залах страны.
Но у нас, как ни странно, об этом не писали. Алла в то время заметила:
— За рубежом всех настораживало: почему люди в нашей стране не радовались? Как будто они все закодированы на определенный код: не высовывайся! А высунулся — получи по башке: раз, два! Но посмотрите: все равно высовываются!
* * *
Итак, 2001 год — начало нового века. Хочешь не хочешь, а задумаешься: что было — это можно вспомнить, что будет — хотелось бы узнать.Когда мы готовили эту программу, я тоже прикидывал: какая встреча с Пугачевой в минувшем веке оказалась самой значительной? Определить не мог. Может быть, эта?
На Всесоюзной студии грамзаписи мне поручили составить как редактору пластинку ее избранных песен, что все выходили в свое время на миньонах, гибких, в сборниках рядом с другими исполнителями. Впрочем, вру — не все. Были среди них и те, что мне нравились, но худсовет их почему-то не пропустил. В частности, чарльстон «Двадцать два плюс двадцать восемь» Вячеслава Добрынина. Может быть, строгие судьи не хотели популяризировать написанное не членом их союза? Не знаю, но решил: а вдруг под шумок пройдет и запрещенное? И не ошибся. Пластинка получилась отличная.
Название ей придумал не шибко оригинальное, но казавшееся привлекательным — «Арлекино» и другие». Алла согласилась с ним. Мы долго обсуждали каждую песню, слушали варианты, выбирая лучший, сожалели, что песня «Очень хорошо» записана с небольшими искажениями на высоких, но в конце концов пришли, как говорится, к консенсусу. И тогда я спросил ее:
— Кто напишет аннотацию для конверта? Можно заказать ее видному музыковеду или композитору.
Она ответила:
— Не надо никому ничего заказывать. Я сама сделаю это.
Так не было принято. Но я уже знал, что Пугачева все делает по-своему и спорить с ней не стоит. Написала она, кстати, хорошо и кратко: «Мой главный принцип — петь только о том, на что откликается мое сердце. Эта пластинка родилась благодаря просьбам слушателей. Спасибо вам, дорогие друзья, за внимание к моей работе. Знать, что твои песни нужны людям, — огромное счастье».
Пугачева — человек, конечно, удивительный: не успокаивается и не дает успокоиться нам, зрителям. Неожиданно для всех решила провести «Рождественские встречи» 2001 года в Театре оперетты вместе с коллективом мюзикла «Метро».
Среди «метровцев» сразу возникло подозрение: а не подомнет ли примадонна наших артистов своими, не потеряем ли мы свое лицо?
«Да, „Метро“ волновалось, — подтвердил Борис Краснов. — Шли разговоры: мы, мол, самодостаточны и негоже нам работать для свиты Пугачевой. Но ничего этого не случилось. Получился потрясающий вечер, и совместная работа пошла всем на пользу. Кстати, страна узнала артистов мюзикла „Метро“ именно благодаря „Рождественским встречам, их стали приглашать на гастроли в разные города, и начался новый этап в жизни этого коллектива“.
Представления «Метро» пользовались успехом, но то, что творилось вокруг «Встреч-2001», трудно описать. Попасть на них не представлялось возможным. Если бы не знаменитая звезда оперетты Татьяна Шмыга, доставшая мне один билет, я бы их не увидел, как и тысячи других желающих, — спектакль шел всего два раза!
Алла сотворила великолепное представление — яркое, праздничное, молодое. Причем репетиции шли только три дня. Если учесть, какое число артистов участвовало в нем, то успеху, а не провалу можно только удивляться. И восхищаться им.
Журналисты не зря часто называют ее сильной женщиной. Такой им она видится, и в верности этого заключения они не сомневаются.
Но в чем ее сила? В том, что всегда живет страстями, они несут чаще не радость, а боль? В том, что каким-то десятым чувством угадывает тот момент, когда нужно решиться на важный шаг, и делает его, а сделав, не поворачивает вспять? Несмотря на страдания, ибо решительный шаг оказывается не всегда верным.
В этом ее сила? Не знаю. По-моему, здесь другое. И сила, и слабость, и извечная женская маскировка. Ах, как хочется выглядеть умеющей поступать, не зная сомнений. И чтобы никто не догадался, что ты втайне мучаешься, стесняешься своей слабости и скрываешь это стеснение.
Показ этих «Встреч» Алла провела как благотворительную акцию. Для любителей сенсаций: за участие в «Рождественских встречах» никто из артистов никогда ничего не получал. Ни гроша. Кто выдвигал финансовые требования, получал от ворот поворот еще до премьеры.
Алла обратилась к зрителям, собравшимся в зале:
— Как я рада, что вижу вас здесь. В десятый раз проходят «Рождественские встречи», в десятый раз я сама себе завидую, когда чувствую и на этой сцене, и всюду, где проходили они, атмосферу дружбы, взаимопонимания, слияния всех творческих направлений — без вражды, насилия, агрессии, без зависти. Как хочется пожелать всей стране, всему миру, чтобы такое единение сердец было везде и всюду. Я благодарю вас, пришедших в этот зал. Все средства, полученные от этих спектаклей, идут на благотворительные цели. Спасибо вам большое!
На этот раз новичков на сцене было больше обычного. Помимо артистов «Метро» — сплошь молодняка, их средний возраст двадцать три года, — впервые на сцене «Встреч» Ольга Арефьева, группа «Би-2», ансамбль «Иван Купала», группа «Хали-Гали», Витас, Децл и другие. Но построить программу только на таком, пусть и многочисленном, отряде невозможно. В ней впервые появились и те, кто, как говорят ныне, уже хорошо раскручен, и ветераны «Встреч».
— Ну, как я их отбираю? — говорит Алла. — Иногда нравится песня и ее исполнитель, иногда вижу — хорошие ребята. Почему бы их не пригласить?
Но и «ветеранов» она смогла подать по-новому. Если в предыдущих «Встречах» Александр Буйнов, который пел в тельняшке, стал образцом экспериментов с компьютером, что бесконечно множил его, выстраивал его полосатых двойников в шеренгу по закону обратной перспективы — чем дальше, тем крупнее, переодевал певца то во фрак, то в косоворотку, менял ему галстук на бабочку, раздевал по пояс, укладывал в круг, демонстрируя свои возможности, то на этот раз Буйнову пришлось вести себя по сценическим правилам: петь и плясать в окружении танцовщиц из кордебалета, не скрывавших своих симпатий. И его песня «Я у Мани на диване» имела у них не меньший успех, чем у публики.
Алле, как всегда, пришлось трудиться, не жалея сил. И поволноваться предостаточно.
Однажды, несколько лет назад, я был свидетелем эпизода почти анекдотического. Режиссер после генеральной репетиции спектакля, который она поставила, вдруг заговорила не своим голосом.
— Что с вами? — спросил я.
— Ничего, — ответила она, — я просто внутренне проговорила весь текст за каждого актера, всю пьесу от начала и до конца. Наверное, от этого и охрипла...
Не знаю, поет ли (внутренне!) Пугачева за каждого участника «Встреч» — то, что подпевает, я видел сам, — но после репетиций она начисто теряет голос, это правда. И только в день премьеры, выходя на сцену, она чудом обретает прежнюю форму.
Пугачева тогда спела несколько песен. Заканчивала она выстраданным монологом на стихи Пастернака «Свеча горела на столе». Пела так, что зал замер и не сразу после песни смог аплодировать И столько за ее исполнением стояло! «Одиночество бегуна на длинную дистанцию» — известная формула. О Пугачевой можно чуть изменить ее — «одиночество певицы на дистанции длиною в жизнь». Объяснить это трудно, да и не нужно. Общеизвестно: настоящий художник и без башни из слоновой кости обречен на одиночество. Вечный закон это или проклятие творчества? Но и Пушкин писал:
Но Пугачева не была бы Пугачевой, если бы она закончила программу драматическим монологом. Она выпустила на сцену Гарика Сукачева в кургузом пиджачке и фраерской фуражечке. Он кинулся к ней, запел «Не видала счастья — полюби меня», она засмеялась, крикнула публике: «Гуляют все!» Появились цыгане, гитара, непременная скрипка, все задвигалось, и зал встал, пританцовывая и аплодируя в такт...
Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум!
Зрители медленно разошлись. Я сидел в опустевшем, уже темном зале в углу десятого ряда, откуда смотрел спектакль. Не хотелось бежать, торопиться на троллейбус. Хотелось побыть одному.
На сцене, недавно расцвеченной всеми цветами радуги, остался только тусклый дежурный свет.
И вдруг вышла Пугачева. Уже не в концертном платье, без грима, с усталым лицом. Медленно прошла вдоль рампы и остановилась, оглядывая все, что осталось от музыкального пиршества. Долго стояла, смотрела, о чем-то думая.
Но мне она показалась одинокой и слабой. Такой я ее никогда не видел.
Шао-Бао: помог счастливый случай
Презентация нашего альбома, сделанного на экспорт, проходила в замечательном клубе «Метелица». Мы позвали туда много друзей, музыкантов, гостей и подумали: а почему бы не пригласить Пугачеву с Киркоровым? И наш директор Юра поехал к ним в офис на Таганку, отвез билет, но передал не в руки, а положил на стол. Мы и не думали даже, что они приедут.
Презентация проходит замечательно, весело, все поют, танцуют, пьют, закусывают, и тут появляются Алла Борисовна и Филипп Киркоров с цветами. И дружно нас поздравляют. Мы, елки-палки, растерялись: как же так, никто и не предполагал, что такое может быть!
Алла Борисовна до конца сидела на презентации, а на следующий день позвонила нам и сказала:
— Ребята, приглашаю вас участвовать в «Рождественских встречах».
Это было просто чудом. О таком мы и мечтать не могли. Но потом, конечно, обрадовались, прыгали от счастья. Ну, во-первых, потому что «Рождественские встречи» очень престижны. А во-вторых, мы же никогда с Пугачевой не работали, только слышали, какой она замечательный человек.
И вот начались репетиции. Они были неповторимыми. Следить за Пугачевой, ее работой с исполнителями — уже школа. И удовольствие. Гарик Сукачев, приехавший на третий день репетиции, сидел несколько часов с нами, смотрел все и сказал:
— Это просто праздник!
Я впервые увидел эту женщину так близко и не поющей перед зрителями, а работающей. В ней был неиссякаемый заряд энергии. Она занималась всем на сцене: и светом, и звуком, и, конечно, постановкой. Трудно понять, как ее на все хватает, как она может со всем справляться одна, быть единой в десяти лицах. Памятник при жизни надо ставить таким людям.
Наша группа занимается молодежной танцевальной музыкой. Когда мы начали репетировать с Пугачевой, сразу поняли: она не только слышит музыку, она видит ее. Это особый дар. Еще она, как приемник, воспринимает все, что исходит от артиста, — его настроение и даже желания.
Она внимательно прослушала нашу песню «Чача», которую мы собирались спеть на «Встречах», и сказала:
— У вас, Шао-Бао, все нормально, но петь будете с балетом «Тодес». Я им займусь отдельно.
И так получилось, что и дальше мы репетировали порознь и встретились с «Тодесом» уже непосредственно перед самым выступлением. Волновались, конечно, тем более что нас поставили первым номером — мы открывали программу.
Вышли на сцену, сходим по подиуму вниз вместе с «Тодесом». Мы поем, они танцуют, а за нашей спиной — карнавал, конфетти. Впечатление — бешеное. И представьте, все у нас прошло гладко. Ну разве что ножки кому-то немножко оттоптали. Но это от волнения.
За кулисами — никакой нервозности, страха, все общались охотно, улыбались, хлопали друг друга по плечу. Как одна семья.
И какой успех «Встреч» был у зрителей! На Рождество, по-моему, вся страна сидела у телевизоров и смотрела программы Аллы Борисовны. Я помню, как мама, папа и я получали наслаждение от этого зрелища. Я и думать никогда не мог, что сам выступлю там. А наша группа стала потом чуть ли не завсегдатаем «Рождественских встреч».
А на репетициях случалось немало забавного. Помню, пришел Децл на репетицию, весь заросший, нечесаный, в брюках необъятных размеров, больших кроссовках — и все разного цвета. Наши все засмеялись, а Алла Борисовна спрашивает:
— Мальчик, ты кто? Как ты сюда попал?!
Потом она начала перекличку:
— Витас здесь? — спрашивает.
Рядом поднимается парень — по-моему, никто не знал, что это Витас.
— Слушай, а ты действительно берешь эту ноту? — интересуется она.
Витас кивает.
— Ну а можешь сейчас?
Он как дал! Все легли. Это такая высокая нота — заблудиться можно!
Мы благодарны Алле Борисовне, что «Встречи» сказались на всей нашей работе. На них родилась одна из наших хитовых песен — «Хочется русского». Мы ее написали после песенного мюзикла, что поставила Пугачева. Там был эпизод народного карнавала с ложечниками, трещотками, ряжеными, и мы пели и плясали в косоворотках и сапожках. И наша песня получилась очень веселой.
Презентация проходит замечательно, весело, все поют, танцуют, пьют, закусывают, и тут появляются Алла Борисовна и Филипп Киркоров с цветами. И дружно нас поздравляют. Мы, елки-палки, растерялись: как же так, никто и не предполагал, что такое может быть!
Алла Борисовна до конца сидела на презентации, а на следующий день позвонила нам и сказала:
— Ребята, приглашаю вас участвовать в «Рождественских встречах».
Это было просто чудом. О таком мы и мечтать не могли. Но потом, конечно, обрадовались, прыгали от счастья. Ну, во-первых, потому что «Рождественские встречи» очень престижны. А во-вторых, мы же никогда с Пугачевой не работали, только слышали, какой она замечательный человек.
И вот начались репетиции. Они были неповторимыми. Следить за Пугачевой, ее работой с исполнителями — уже школа. И удовольствие. Гарик Сукачев, приехавший на третий день репетиции, сидел несколько часов с нами, смотрел все и сказал:
— Это просто праздник!
Я впервые увидел эту женщину так близко и не поющей перед зрителями, а работающей. В ней был неиссякаемый заряд энергии. Она занималась всем на сцене: и светом, и звуком, и, конечно, постановкой. Трудно понять, как ее на все хватает, как она может со всем справляться одна, быть единой в десяти лицах. Памятник при жизни надо ставить таким людям.
Наша группа занимается молодежной танцевальной музыкой. Когда мы начали репетировать с Пугачевой, сразу поняли: она не только слышит музыку, она видит ее. Это особый дар. Еще она, как приемник, воспринимает все, что исходит от артиста, — его настроение и даже желания.
Она внимательно прослушала нашу песню «Чача», которую мы собирались спеть на «Встречах», и сказала:
— У вас, Шао-Бао, все нормально, но петь будете с балетом «Тодес». Я им займусь отдельно.
И так получилось, что и дальше мы репетировали порознь и встретились с «Тодесом» уже непосредственно перед самым выступлением. Волновались, конечно, тем более что нас поставили первым номером — мы открывали программу.
Вышли на сцену, сходим по подиуму вниз вместе с «Тодесом». Мы поем, они танцуют, а за нашей спиной — карнавал, конфетти. Впечатление — бешеное. И представьте, все у нас прошло гладко. Ну разве что ножки кому-то немножко оттоптали. Но это от волнения.
За кулисами — никакой нервозности, страха, все общались охотно, улыбались, хлопали друг друга по плечу. Как одна семья.
И какой успех «Встреч» был у зрителей! На Рождество, по-моему, вся страна сидела у телевизоров и смотрела программы Аллы Борисовны. Я помню, как мама, папа и я получали наслаждение от этого зрелища. Я и думать никогда не мог, что сам выступлю там. А наша группа стала потом чуть ли не завсегдатаем «Рождественских встреч».
А на репетициях случалось немало забавного. Помню, пришел Децл на репетицию, весь заросший, нечесаный, в брюках необъятных размеров, больших кроссовках — и все разного цвета. Наши все засмеялись, а Алла Борисовна спрашивает:
— Мальчик, ты кто? Как ты сюда попал?!
Потом она начала перекличку:
— Витас здесь? — спрашивает.
Рядом поднимается парень — по-моему, никто не знал, что это Витас.
— Слушай, а ты действительно берешь эту ноту? — интересуется она.
Витас кивает.
— Ну а можешь сейчас?
Он как дал! Все легли. Это такая высокая нота — заблудиться можно!
Мы благодарны Алле Борисовне, что «Встречи» сказались на всей нашей работе. На них родилась одна из наших хитовых песен — «Хочется русского». Мы ее написали после песенного мюзикла, что поставила Пугачева. Там был эпизод народного карнавала с ложечниками, трещотками, ряжеными, и мы пели и плясали в косоворотках и сапожках. И наша песня получилась очень веселой.
Александр Маршал: этим я обязан ей
Для того чтобы попасть на Запад, нужно, чтобы нашелся человек, который захочет на тебе заработать. Нам, «Парку Горького», повезло — продюсер, послушав наши записи, решил: «А что, сейчас, когда такой интерес к Горбачеву, нужно сделать этим ребяткам компакт на английском, он пойдет, и можно будет получить неплохие денежки!»
Мы приехали в Калифорнию, сделали записи, встретили их успешно, и мы зависли в Америке на десять лет. Единственный раз, когда за эти годы мы появились в Москве, пришелся на апрель 1989-го. Мы в Лос-Анджелесе, городе-герое, где круглый год тепло, красиво и здорово. И вдруг телефонный звонок:
— Ребята, вы не хотели бы приехать в Москву и выступить на концерте, посвященном дню рождения Аллы Пугачевой? У нее небольшой юбилей.
Мы говорим:
— Хотим! Но что для этого нужно? Спеть песню?
— Да. Выберите что-нибудь из Высоцкого.
Я обрадовался. У меня в жизни с ней многое связано. С детства я ценил ее записи наравне с «Лед дзепелин» или «Дип перпл». Такое вот сочетание. А личности Высоцкого и Пугачевой для меня равновеликие по многим параметрам, и их песни я знал наизусть. Эти личности я возьму с собой в могилу, не расстанусь с ними до конца жизни. И вот тогда, после звонка из Москвы, стал думать, как соединить их. Говорю Леше Белову:
— Помнишь песню «Я несла свою беду, по весеннему по льду»? Давай ее сделаем для юбилейного концерта!
Он на дыбы:
— Как мы сделаем?! Мы же — рок, мы — ежкин тузик, мы же блин да колосс?
Я настоял на своем, мы переложили песню на две гитары, немного подправив мелодию и чуть-чуть слова. Вместо «Я несла свою беду» я пел «Ты несла...». Удалось сделать такой крутой замес.
Я думаю, тот день выступления на юбилее стал отправной точкой наших отношений. Внешне вроде бы ничего не изменилось: спели и уехали. Но она тогда спросила:
— Ну что ты там делаешь?
— Делаю то же самое, что все американцы, — отвечаю. — Плачу налоги, живу правильной жизнью. У нас в Лос-Анджелесе приличный контракт, проблем с языком нет.
— Езжай домой, в Россию.
— Зачем? Ну хорошо. Приехал, а дальше что?
Она ничего больше не сказала, но этот разговор запал мне. Я понял: в Америке мне тяжело. Повторяю, не из-за языка — с ним все в порядке. Как бы я хорошо ни пел, на самом деле я пел не свою жизнь и не жизнь своих друзей, а чужую, американскую. Я пел о проблемах, которые их касаются, а не меня. Но ведь искусство певца, по-моему, заключается прежде всего в том, что мы должны трогать струны жизни, которой сами принадлежим.
И вот четыре года назад она сама мне позвонила в Штаты:
— Ты не хотел бы выступить в «Рождественских встречах»?
Я даже сразу не понял, что происходит, как такой человек может мне звонить. Да что бы там ни было, какие угодно проблемы ни стояли бы, работать с Аллой Борисовной — счастье для любого артиста на этой земле. Вплоть до Майкла Джексона, уверен.
Я приехал. Она спросила:
— У тебя есть песня, которую ты бы хотел спеть?
Это меня подкупило. Без диктата. Говорю:
— Я захватил с собой компакт. Есть хорошая песня под гитару.
— Гитара — это хорошо, — говорит она, — а песня какая?
Я напел:
— Может быть, подойдет что-нибудь другое? — спрашиваю.
— Нет-нет, пой эту — мне она нравится. Пой ее.
Так я попал в лучшее в нашей стране шоу. Я практически знаю теперь всех наших женщин-звезд. Многие из них мне нравятся, они талантливы, артистичны, сексуальны, а петь так, как Алла Борисовна, не умеют. И голоса такого нет.
Только она может поставить себе песню театрально — не на сцене, не в концерте, а перед микрофоном, на записи. Она голосом передает всю картину действа. Не внешне, мимикой там или жестом, а только голосом. Это великое достижение,
Я пытаюсь сделать что-то подобное — ничего не получается. Не умею я, не знаю, лишен. Наверное, это дар свыше.
А так у меня все в порядке. Приехал — сразу записал одну песню, вторую, пятую, десятую. Вышла пластинка, пригласили на гастроли — не заметил, как пролетели четыре года. А тут и сольные концерты в Кремле, и поездки по странам ближнего и дальнего зарубежья. И все это благодаря человеку, которого зовут Алла Пугачева.
И вот совсем недавно, перед самыми «Рождественскими встречами» 2001 года, я спросил ее:
— Что вам дает жизненную энергию, жизненную силу?
И знаете, что она ответила? Самое неожиданное:
— Злость. Не злоба, а злость. Злость на все безобразное, что творится вокруг. Злость на себя, что не могу ничего с этим поделать, что нет сил и возможности хоть что-то изменить.
Мы и сегодня перезваниваемся. Я советуюсь с ней:
— Алла Борисовна, как вы считаете, стоит сделать что-то принципиально новое?
— Конечно! Давай споем дуэтом! — предлагает она.
— Давайте! У меня есть ломовая песня «Белый пепел»!
Но с ней не получилось. Она сказала:
— Запишем другую. Мы обязательно сделаем это!
Мы приехали в Калифорнию, сделали записи, встретили их успешно, и мы зависли в Америке на десять лет. Единственный раз, когда за эти годы мы появились в Москве, пришелся на апрель 1989-го. Мы в Лос-Анджелесе, городе-герое, где круглый год тепло, красиво и здорово. И вдруг телефонный звонок:
— Ребята, вы не хотели бы приехать в Москву и выступить на концерте, посвященном дню рождения Аллы Пугачевой? У нее небольшой юбилей.
Мы говорим:
— Хотим! Но что для этого нужно? Спеть песню?
— Да. Выберите что-нибудь из Высоцкого.
Я обрадовался. У меня в жизни с ней многое связано. С детства я ценил ее записи наравне с «Лед дзепелин» или «Дип перпл». Такое вот сочетание. А личности Высоцкого и Пугачевой для меня равновеликие по многим параметрам, и их песни я знал наизусть. Эти личности я возьму с собой в могилу, не расстанусь с ними до конца жизни. И вот тогда, после звонка из Москвы, стал думать, как соединить их. Говорю Леше Белову:
— Помнишь песню «Я несла свою беду, по весеннему по льду»? Давай ее сделаем для юбилейного концерта!
Он на дыбы:
— Как мы сделаем?! Мы же — рок, мы — ежкин тузик, мы же блин да колосс?
Я настоял на своем, мы переложили песню на две гитары, немного подправив мелодию и чуть-чуть слова. Вместо «Я несла свою беду» я пел «Ты несла...». Удалось сделать такой крутой замес.
Я думаю, тот день выступления на юбилее стал отправной точкой наших отношений. Внешне вроде бы ничего не изменилось: спели и уехали. Но она тогда спросила:
— Ну что ты там делаешь?
— Делаю то же самое, что все американцы, — отвечаю. — Плачу налоги, живу правильной жизнью. У нас в Лос-Анджелесе приличный контракт, проблем с языком нет.
— Езжай домой, в Россию.
— Зачем? Ну хорошо. Приехал, а дальше что?
Она ничего больше не сказала, но этот разговор запал мне. Я понял: в Америке мне тяжело. Повторяю, не из-за языка — с ним все в порядке. Как бы я хорошо ни пел, на самом деле я пел не свою жизнь и не жизнь своих друзей, а чужую, американскую. Я пел о проблемах, которые их касаются, а не меня. Но ведь искусство певца, по-моему, заключается прежде всего в том, что мы должны трогать струны жизни, которой сами принадлежим.
И вот четыре года назад она сама мне позвонила в Штаты:
— Ты не хотел бы выступить в «Рождественских встречах»?
Я даже сразу не понял, что происходит, как такой человек может мне звонить. Да что бы там ни было, какие угодно проблемы ни стояли бы, работать с Аллой Борисовной — счастье для любого артиста на этой земле. Вплоть до Майкла Джексона, уверен.
Я приехал. Она спросила:
— У тебя есть песня, которую ты бы хотел спеть?
Это меня подкупило. Без диктата. Говорю:
— Я захватил с собой компакт. Есть хорошая песня под гитару.
— Гитара — это хорошо, — говорит она, — а песня какая?
Я напел:
Она слушала внимательно. Спел — она молчит.
Я как будто занедужил,
Слыша голос за спиной:
Ну скажи, кому ты нужен,
Кроме матери родной?
— Может быть, подойдет что-нибудь другое? — спрашиваю.
— Нет-нет, пой эту — мне она нравится. Пой ее.
Так я попал в лучшее в нашей стране шоу. Я практически знаю теперь всех наших женщин-звезд. Многие из них мне нравятся, они талантливы, артистичны, сексуальны, а петь так, как Алла Борисовна, не умеют. И голоса такого нет.
Только она может поставить себе песню театрально — не на сцене, не в концерте, а перед микрофоном, на записи. Она голосом передает всю картину действа. Не внешне, мимикой там или жестом, а только голосом. Это великое достижение,
Я пытаюсь сделать что-то подобное — ничего не получается. Не умею я, не знаю, лишен. Наверное, это дар свыше.
А так у меня все в порядке. Приехал — сразу записал одну песню, вторую, пятую, десятую. Вышла пластинка, пригласили на гастроли — не заметил, как пролетели четыре года. А тут и сольные концерты в Кремле, и поездки по странам ближнего и дальнего зарубежья. И все это благодаря человеку, которого зовут Алла Пугачева.
И вот совсем недавно, перед самыми «Рождественскими встречами» 2001 года, я спросил ее:
— Что вам дает жизненную энергию, жизненную силу?
И знаете, что она ответила? Самое неожиданное:
— Злость. Не злоба, а злость. Злость на все безобразное, что творится вокруг. Злость на себя, что не могу ничего с этим поделать, что нет сил и возможности хоть что-то изменить.
Мы и сегодня перезваниваемся. Я советуюсь с ней:
— Алла Борисовна, как вы считаете, стоит сделать что-то принципиально новое?
— Конечно! Давай споем дуэтом! — предлагает она.
— Давайте! У меня есть ломовая песня «Белый пепел»!
Но с ней не получилось. Она сказала:
— Запишем другую. Мы обязательно сделаем это!
Ольга Арефьева: свежий ветер и живая вода
В пионерском лагере по местному радио часто крутили песню «Арлекино». Я выучила ее, и, наверное, это был для меня момент истины. Я тогда очень любила петь. В отряде меня даже дразнили: «Певица! Алла Пугачева!» И кто знал, что настанет срок — и мы встретимся с Аллой Борисовной. И хотя с тех лет много воды утекло, как только я увидела ее, вдруг вспомнила о пионерском лагере
На гастролях в Тель-Авиве я получила письмо, что меня приглашают в «Рождественские встречи». Я ответила сразу и однозначно «да». Ведь не без влияния Пугачевой я запела и пришла на концертную эстраду. Мне было все равно, что она мне предложит петь, хотя люди из моего окружения никак не ожидали, что я, андеграундная певица, так люблю Пугачеву и сразу соглашусь на ее приглашение.
Не секрет: противостояние так называемых культур коммерческой и некоммерческой существует. Может быть, в большей степени оно существует в умах. И многим кажется, что мы находимся по разные стороны баррикады. Я вышла из рок-музыки, но считаю, что в искусстве никаких баррикад нет.
Пугачева — лучшее тому доказательство. Она может все, и всегда это — искусство. Она — свежий ветер, глоток воздуха неземной чистоты и силы, что-то абсолютно необычайное. Когда я ее слушаю, у меня внутри все переворачивается. Здесь — стечение личного обаяния, невероятного вдохновения и профессионализма.
Мне было очень интересно во время подготовки «Рождественских встреч» наблюдать всю человеческую комедию, видеть людей, каждый из которых жил своей жизнью. Это походило на планетарную систему, где все носятся по своим орбитам, но всех что-то связывает, хотя каждый и является индивидуальностью и воплощает свои идеи. И звезды, и молодые ребята из мюзикла «Метро».
Не берусь судить, кому из них на репетициях было лучше. Мне приятнее быть ближе к рядовым искусства, к тем, кто еще не забронзовел в ощущении собственной исключительности, кто по-детски смотрит на мир.
Мне повезло. В отличие от многих выпала такая карта: пела две песни — «Аллилуйя» и «На хрена нам война». Их выбрала Алла Борисовна. Первая из них мягко выражает тему Рождества Христова, вторая — одновременно и трагическая и очень отвязная, веселая, — о том, что все люди на земле имеют право на счастье.
На репетициях Алла Борисовна умеет разговаривать с людьми. Мои девчонки мне сказали:
— Вот это выдержка! Ты бы на ее месте всех просто перестреляла!
Она обращает на человека свое сердце, относится к нему, как к родному, и, думаю, так только и смогла удержать всю эту махину, которая сто раз рассыпалась бы. Не знаю, чего ей это стоило. И как при этом она умудрялась еще и петь. Подумать только: целый день кричать в микрофон, а потом петь — это физически невозможно, не в человеческих силах. Но для нее это, очевидно, был такой сталкинг, заныривание в тяжелые условия, когда надо во что бы то ни стало выдержать многодневный марафон.
Причем она достигала всего не насилием, при котором артисты делают то, что им прикажут, не выкладываясь и матерясь сквозь зубы. Нет, она вела репетиции так, что люди были счастливы исполнять ее желания.
На гастролях в Тель-Авиве я получила письмо, что меня приглашают в «Рождественские встречи». Я ответила сразу и однозначно «да». Ведь не без влияния Пугачевой я запела и пришла на концертную эстраду. Мне было все равно, что она мне предложит петь, хотя люди из моего окружения никак не ожидали, что я, андеграундная певица, так люблю Пугачеву и сразу соглашусь на ее приглашение.
Не секрет: противостояние так называемых культур коммерческой и некоммерческой существует. Может быть, в большей степени оно существует в умах. И многим кажется, что мы находимся по разные стороны баррикады. Я вышла из рок-музыки, но считаю, что в искусстве никаких баррикад нет.
Пугачева — лучшее тому доказательство. Она может все, и всегда это — искусство. Она — свежий ветер, глоток воздуха неземной чистоты и силы, что-то абсолютно необычайное. Когда я ее слушаю, у меня внутри все переворачивается. Здесь — стечение личного обаяния, невероятного вдохновения и профессионализма.
Мне было очень интересно во время подготовки «Рождественских встреч» наблюдать всю человеческую комедию, видеть людей, каждый из которых жил своей жизнью. Это походило на планетарную систему, где все носятся по своим орбитам, но всех что-то связывает, хотя каждый и является индивидуальностью и воплощает свои идеи. И звезды, и молодые ребята из мюзикла «Метро».
Не берусь судить, кому из них на репетициях было лучше. Мне приятнее быть ближе к рядовым искусства, к тем, кто еще не забронзовел в ощущении собственной исключительности, кто по-детски смотрит на мир.
Мне повезло. В отличие от многих выпала такая карта: пела две песни — «Аллилуйя» и «На хрена нам война». Их выбрала Алла Борисовна. Первая из них мягко выражает тему Рождества Христова, вторая — одновременно и трагическая и очень отвязная, веселая, — о том, что все люди на земле имеют право на счастье.
На репетициях Алла Борисовна умеет разговаривать с людьми. Мои девчонки мне сказали:
— Вот это выдержка! Ты бы на ее месте всех просто перестреляла!
Она обращает на человека свое сердце, относится к нему, как к родному, и, думаю, так только и смогла удержать всю эту махину, которая сто раз рассыпалась бы. Не знаю, чего ей это стоило. И как при этом она умудрялась еще и петь. Подумать только: целый день кричать в микрофон, а потом петь — это физически невозможно, не в человеческих силах. Но для нее это, очевидно, был такой сталкинг, заныривание в тяжелые условия, когда надо во что бы то ни стало выдержать многодневный марафон.
Причем она достигала всего не насилием, при котором артисты делают то, что им прикажут, не выкладываясь и матерясь сквозь зубы. Нет, она вела репетиции так, что люди были счастливы исполнять ее желания.