Страница:
- Здесь я подружилась с Белоножкой. Лесник разрешает мне кататься на ней. После завтрака я отведу ее обратно в табун, и мы пойдем пешком. А ты будешь нашим проводником. Далеко на северо-западе взметнулся в небо ослепительный шар. Он повис с минуту, меняя цвета, потом опустился и погас. - Вот кто по-настоящему ходит пешком,- с завистью проговорила Зина.- Это они. - Романтики,- усмехнулся Грант. - Не смейся, папа. Они молодцы. Зина объяснила недоумевающему мальчику, что в их сторону из района Подкаменной Тунгуски идут сотрудники "Гелиоса" - космической лаборатории Солнца. По пути они запускают зонды, имитирующие своим излучением искусственное солнце. Его они собираются зажечь в Приполярье. В экспедиции в основном экологи и биологи, они изучают, какие излучения наиболее благоприятны для растительного и животного мира Сибири. - Романтики,- Грант иронически хмыкнул, подзадоривая дочь.- Выдумывают дополнительные трудности. Подражают экспедициям древних времен. - Правильно делают,- возражала Зина.- Некоторые изнеженные любители природы путешествуют с целой свитой роботов. А они не такие! Все несут на своих плечах. Не признают никаких карманных летательных машин, никакой техники, кроме видеоприемника и пульсатора для разжигания костров... Представляешь,- обратилась она к Сане.- Ночуют они под открытым небом у костров. Пищу готовят сами на огне. Не то что мы со своим свертывающимся столом. После завтрака Грант попросил Саню показать гору, на которой тот ночевал. - Ты же знаток здешних мест,- прокомментировала Зина.- Веди нас. Шли медленно, останавливаясь чуть ли не у каждого кустика цветов. Саня слушал Гранта, раскрыв рот. О любой, даже самой невзрачной травинке тот говорил с нежностью, рассказывал о ее жизни, полной удивительных приключений, о ее связи с земными ливнями и соками, с лучиком самой далекой звезды. И мир, красота его открывались перед Саней с удивительной стороны. Разглядывая какой-нибудь цветок, он видел теперь в нем синее небо, а с его ароматами вдыхал запахи Вселенной. - Здорово? - шепнула Зина мальчику.- Смеется над романтиками. А сам кто? Саня привел отца и дочь на "свою" гору. Грант нашел россыпь каких-то редких цветов и углубился в их изучение, расстелив вокруг странные извивающиеся хоботки-анализаторы. Зина бегала вокруг погасшего костра и ворошила уголь. Потом, встав на колени, понюхала еще теплый пепел и завидовала Сане, проведшему ночь у "первобытного огня". Около полудня Грант сказал: - Нам пора, Саня. По пути доставим тебя домой. Ждут тебя. Мальчик погрустнел. Жаль было расставаться с новыми друзьями, хотелось еще побыть в лесах, напоенных солнцем и птичьими песнями, побродить по полям. Но Сане в этот день определенно везло. Внизу, под горой, послышались голоса, и вскоре на плоскую вершину, раздвигая ветви кустарника, вышли странные молодые люди в болотных сапогах, с внушительными рюкзаками на спинах. Это и были сотрудники "Гелиоса". - Ребята! - воскликнул кто-то из них.- Саня! Молодые люди уже знали из последних известий, что мальчик из каменного века уже нашелся и что он где-то здесь. Они обступили Саню и, знакомясь, пожимали ему руку. Услышав, что отец с дочерью хотят доставить мальчика домой, молодые люди возмутились: - Не отпустим! Вы отправляйтесь домой, а Саню оставьте. Он теперь наш! Вершина с причудливыми каменными палатками понравилась сотрудникам "Гелиоса", и они решили устроить здесь привал. Все хозяйственные дела взяла в свои руки тонкая и хрупкая, но, видимо, с решительным характером девушка. Звали ее Анна-Луиза. Саня глядел на нее во все глаза, удивляясь, как несла она на своих узких плечах такой увесистый рюкзак. Девушка легко сбросила его на землю и объявила: - Сегодня на первое у нас картофельный суп. Нет только воды. - Я знаю, где вода,- живо откликнулся Саня.- Под горой река. Песчаный берег. - Идем туда вместе,- предложил Юджин Вест. Это был самый молодой участник экспедиции, невысокий крепыш с огромным рюкзаком на спине. Юджин подмигнул мальчику, и тот, догадавшись, помог снять ношу с крутых плеч. Из развязавшегося рюкзака посыпалась картошка. К удивлению Сани в рюкзаке оказался самый простой и сильно закопченный котел, набитый, к еще большему изумлению мальчика, обыкновенными камнями. - Для веса. Чтобы тяжелее было,- с усмешкой пояснил Юджин и кивнул в сторону своих попутчиков.- Это они придумали. Вот эти изверги. Почему "изверги", Саня узнал по пути к реке. - В лаборатории Солнца я работаю художником,- говорил Юджин.- Мое участие в экспедиции не обязательно. Но меня нарочно взяли и заставили нести самые большие тяжести. Для моей же пользы, сказали они, чтобы воспитать у меня твердый характер и выбить лень. Ну разве я похож на лентяя? Саня внимательно посмотрел на своего попутчика и словно увидел перед собой старшего брата. Почти такой же крутой лоб, крепкой подбородок, твердые, мужественные черты лица. Вот только какая-то изнеженность в глубине глаз... - Так похож я на лентяя или нет? - допытывался Юджин. - Не знаю,- замялся Саня. - Эх ты,- Юджин потрепал мальчика по плечу и со вздохом добавил:- И ты, Брут! Саня рассмеялся. Его развеселила не только шутка. Его радовало, что может вести разговор на равных. Он знает, кто такой Брут! Он знает многое из того, что знают его новые знакомые. На гору Юджин и Саня поднялись, уже подружившись. Весело переговариваясь, поставили котел на землю. Потом огляделись, не понимая, почему их встретили хмурым молчанием. - Напрасно старались,- послышался чей-то голос. - Почему? - спросил Юджин. - Посмотрите вот на этого растяпу,- Анна-Луиза сурово кивнула в сторону рыжеволосого парня. Тот сидел перед кучей сухого хвороста и держал в руках два камня. Виновато опустив голову, он внимательно и грустно рассматривал их. - А что он натворил? - Потерял где-то пульсатор. Теперь нечем разжечь костер. Не будет у нас горячего супа. Вообще ничего не будет. - С голоду будем грызть сырую картошку,- невесело пошутил кто-то. Юджин смекнул, что дело видно не в пульсаторе, что вся эта сцена разыграна специально для Сани. С какой целью? Об этом Юджин тоже начал догадываться. - Ребята! - воскликнул он.- А что будем делать с раззявой? - Бить,- послышался мрачный голос. - Предложение толковое,- согласился Юджин.- Но смотрите! Он, кажется, сам пытается исправить свою оплошность. Рыжеволосый сунул в хворост сухих листьев и начал старательно бить камнем о камень, пытаясь, видимо, высечь искру. К нему подскочил Саня и весело закричал: - Не получится! Не получится! Разве так надо? Мальчик взял из рук парня камень, осмотрел его и от- бросил в сторону. Забраковал он и второй камень. - Не все ли равно, какие камни,- буркнул рыжеволосый. - Молчал бы уж,- зашикали на него ребята, внимательно наблюдавшие за Саней. А тот посмотрел вокруг и нашел камень, которым пользовался еще вчера. - Медный колчедан,- определил кто-то не очень уверенным голосом. Саня отыскал второй камень и присел к куче хвороста. Рыжеволосый , неохотно уступая место, ворчал: - Ничего не выйдет... Но его оттеснили в сторону. Саня несильно стукнул камень о камень. Веером брызнули искры и впились в сухой мох. Вот он слегка задымился, потом скакнули язычки пламени. Мальчик осторожно сунул туда желтые хвоинки. Молодые люди, боясь дохнуть на робкий огонек, помогали подкладывать сухие листья, тонкие былинки. Минуты через две уже пылал большой костер. Сотрудники "Гелиоса", способные зажечь искусственное солнце, радовались первобытному огню, как дети. - Молодец, Саня! Выручил! Качать Саню! Качать! Радость мальчика перехлестнула через край: он оказался нужен людям! Да еще как нужен! Если бы его сейчас попросили ради общего блага прыгнуть в огонь, он сделал бы это не раздумывая. Как знать, быть может, именно в эти минуты окончательно установились душевные связи с новыми для мальчика людьми, произошла та "психологическая состыковка" с эпохой, которой так долго добивались воспитатели в "Хроносе", а Иван Яснов дома. Мальчик почувствовал себя не воспитанником, не опекаемым приемышем, а понастоящему равным... И даже имя у него теперь чуточку другое: Сан превратился в Саню, в Александра. Обед прошел очень весело. Рыжеволосый парень, переживавший свою неудачу, нерешительно топтался поодаль. Наконец ему разрешили присесть к костру и отведать супа. К радости Сани, рыжеволосый к концу обеда был прощен окончательно. После еды молодые люди располагались на отдых. Некоторые сели перед видеоэкраном послушать музыку и последние известия. Анна-Луиза с подругой тихонько запели. Юджин Вест хотел было вздремнуть в тени под кустом, но его с хохотом вытащили оттуда. - Не позволим! Мы будем отдыхать, а ты работай! Юджин недовольно пожал плечами и шепнул Сане: - Говорил же тебе. Изверги! Саня сочувственно улыбнулся. А Юджин, вздохнув, вытащил из кармана небольшой кубик, который стал развертываться в походный этюдник. К таким фокусам гравитехники Саня давно привык. Они уже не производили на него впечатления. Дальше он был вообще раздосадован: оказывается, рисовали здесь не какими-нибудь цветными лучами, а обыкновенной кисточкой. Но сам этюдник ему понравился. Под синтетическим полотном, заменившим старинный холст, тянулась многоцветная клавиатура. Нажмешь зеленую клавишу - и внизу, в углублении, всплывает зеленая краска, слева, такая же зеленая, но объемная. А справа появляется совсем уж удивительная краска - слегка светящаяся. Саня внимательно следил, как художник накладывал на холст краски. Скалы и деревья у него получились как живые, и даже красивее настоящих. Но вот это красивость, видимо, смущала Юджина. Он хмурился, исправлял отдельные детали и наконец проговорил: - Не то. Юджин нажал на кнопку, и краски, как дождевые потоки на стеклах окна, заструились и поползли вниз. Холст очистился. - Хочешь попробовать? Саня, боясь опозориться, заколебался, хотя руки его так и тянулись к кисточке. Она напоминала ему расщепленную палочку, которой он пользовался давным-давно. - Для начала одной краской, хотя бы контуры,- уговаривал Юджин. Саня закрыл глаза, вспоминая свой рисунок на камне, который остался в далеком прошлом, на берегу Большой реки. И тут возникла в его воображении наездница Зина. Он взял кисточку. Руки и пальцы, не натруженные грубой работой, оказались к радости Сани, еще более ловкими, чем прежде. Они ничего не забыли! Уверенно и быстро мальчик восстановил на полотне свой давний любимый рисунок. Сотрудники "Гелиоса" столпились за Саниной спиной. - Вот это да! - прошептал кто-то.- Не лошадь, а ветер. - Выразительно,- одобрил Юджин. Внутри Сани все пело. Но дальше его ждал конфуз: всадник получился никудышный. - Поза напряженная, ноги слишком коротки и скрючены,- объяснял Юджин.- Нам с тобой еще надо учиться и учиться. Но глаз у тебя верный. Глаз художника. Хочешь попросимся в ученики к Денису Кольцову? Сане не раз показывали картины Дениса Кольцова - одного из старейших художников Солнечной системы. Учиться в его знаменитой "студии талантов" удавалось редким счастливцам. - Примет,- подмигнул Юджин мальчику.- С тобой и меня примет. Учиться живописи можно, конечно, в художественной школе и даже дома. Но живое общение с таким талантом, как Денис Кольцов,- совсем другое дело. Одно его замечание заменяет целую лекцию по эстетике. Через два дня на одной из лесных станций гравипланов молодые люди в последний раз поужинали вместе, а потом разлетелись по домам. От экспедиции в памяти у Сани остались запахи костров, песни парней и девушек, напоенные птичьими звонами леса. В груди долго не угасала праздничное настроение. В Байкалград Саня и Юджин прибыли поздним ве- чером. - Вот наш дом,- показал Саня.- Окно моей комнаты светится. Кто бы это... А брат, как всегда, в своем звездном кабинете. Видишь, его окно мерцает? - Брат у тебя строгий, слышал я о нем,- сказал Юджин.- Предстоит, видимо, головомойка. Но ты крепись. Он ободряюще подмигнул, пожал мальчику руку и сказал: - Встретимся завтра. На эскалаторе Юджин спустился вниз и растаял в темноте. Жил он на нижнем витке улицы. Саня подошел к окну своей комнаты и остановился под тополем-великаном. В его многочисленных дуплах и гнездах еще возились и попискивали птицы, уютно устраиваясь на ночь. Уютом веяло и из комнаты. Саня увидел камин с тлеющими головешками, сидевшего в кресле Афанасия с книгой и почувствовал себя дома. Однако в звездный кабинет мальчик вошел робко и тихо. Иван хмуро взглянул на него. - Явился... В суровом голосе брата Саня уловил знакомые и добрые нотки. Он уже готов был броситься к Ивану, но тот с недовольным видом повернулся спиной, уставился в свой театральный космос и светящимся пунктиром начал прокладывать среди звезд какую-то трассу. О мальчике он будто забыл. Саня вздохнул и начал разглаживать свою одежду. Была она, увы, не только помята. Правая штанина разорвана, рукава обгорели. И вообще Саня выглядел не очень представительно. Особенно, после вчерашнего дня, когда он вместе со всеми продирался сквозь колючий болотный кустарник. На лбу красовался синяк, а на правой щеке и подбородке тянулись царапины. На губах мальчика чернела сажа: час назад он ел у костра печеную картошку. Иван обернулся, смерил мальчика критическим взглядом и мрачно поздравил: - Отлично выглядишь! Любой разбойник позавидует. Рассмеялся и, притянув мальчика за плечи, зашептал в ухо: - Если надумаешь еще раз сбежать, прихвати и меня. Прогуляться хочу, засиделся я. Договорились? - Договорились! Однако времени для походов у Ивана не оставалось ни капельки. Подготовка экспедиции к Полярной звезде шла полным ходом. С космодрома Иван часто прилетал совсем поздно. А потом часами не выходил из своего кабинета, "проигрывая" на звездной сфере варианты маршрута. Саню целиком захватила другая жизнь. В "Хроносе" его отпустили на каникулы, но мальчик часто бывал там и рассказывал Лиане Павловне о своих новых друзьях. По утрам Саня торопился к Юджину Весту, в котором теперь души не чаял.
"Золотое кольцо"
- Слетаем в "Золотое кольцо",- однажды предложил Юджин. Саня знал - так называли гигантскую Солнечную галерею. Там было собрано лучшее, что создали художники за всю историю человечества. "Золотое кольцо" - одно из красивейших сооружений века - висело над волнами Тихого океана, южнее Гавайских островов. До них друзья долетели на быстрых гравипланах и увидели сверху Солнечную галерею - огромное, диаметром пять километров, кольцо, отлитое из золотистого металла. Сверкавшее ярким огнем кольцо разделялось серебряными ободками на секторы. Юджин и Саня побывали сначала в секторе первобытного искусства. Мальчик с волнением рассматривал наскальные рисунки своих прежних современников. Рисунков Хромого Гуна, к сожалению, не нашел. Минуя другие отделы, друзья сразу перебрались в секторы гравитонного века. Юджин рассказывал: - Быть навечно представленным в "золотом кольце" для художника нашего века большая честь. Художник получает при этом высшую премию и звание лауреата "Золотого кольца". Такой чести трижды удостоился Денис Кольцов. Трижды! Однако визит к трижды лауреату "Золотого кольца" Юджин откладывал. Чувствовалось, что он трусил. - Выгнал меня из своей студии за лень,- вздыхая, говорил Юджин.- Ну какой же я лентяй? Трудился как раб. Наконец он собрался с духом и вместе с мальчиком предстал перед великим художником. Перед входом в студию он еще раз напомнил: - Кольцов, конечно, гигант живописи, но свиреп невероятно. Такие напутствия не очень воодушевляли Саню. Но отступать было уже поздно. Входя в куполообразную светлую комнату, он боялся увидеть сердитого великана с насупленными густыми бровями. И опасения его как будто сбывались. Сан, открыв рот, немигающе смотрел на сидящего в кресле пожилого человека с крупной головой, покрытой густой, как туча, шевелюрой. Выглядел живописец таким внушительным и массивным, что Сане почему-то вспомнилась недавно виденная гора Эверест. Но вот гора улыбнулась и жестом подозвала мальчика к себе. - Покажи. Саня робко протянул пластиковые свитки с рисунками. Кольцов развернул их, внимательно вгляделся, и на лице его появилась такая добродушнейшая улыбка с веером морщинок вокруг глаз, что у Сани отлегло от сердца. Он же добрый! - Рисовал раньше? Там, у себя? - спросил живописец и при этом ткнул пальцем вниз, словно в глубину веков. Мальчик кивнул. - Так что же ты молчал? Надо было давно ко мне! Он взглянул на смиренно стоявшего поодаль Юджина, и глаза его под густыми, опаленными сединой бровями насмешливо сощурились. - А с тобой что делать, одареннейший байбак? Ладно, беру обоих, но учтите, искусство - не забава, а тяжкий труд. Будете лениться, оба вылетите в два счета. Саня занимался в самой младшей группе с десятью такими же, как он, мальчиками и девочками. Подолгу рисовали с натуры шары, кубики, цилиндры. Сначала карандашом. Постепенно привыкали к краскам. Учитель был если не свиреп, как обещал Юджин, то требователен до беспощадности. Одни и те же наброски заставлял переделывать по многу раз. Но Саня не жаловался. Для него наступила удивительная своей новизной пора. Все ностальгические зовы и муки древнего ветра забылись. Спал он теперь хорошо. Вставал с солнцем и с солнечным ощущением жизни. Выходил в сад, где перекликались птицы и сверкала роса, дули с Байкала синие радостные ветры. Здесь мальчик старательно выполнял задания учителя, заканчивал наброски, начатые в студии. Наступал яркий день, брызжущий красками и светом. Саня расставлял под тополем этюдник и старался перенести на полотно переливы этого света. Втайне от учителя он уже много дней работал над этюдом под названием "Поющая листва". Когда этюд был готов, Саня отошел от полотна, долго разглядывал его и остался доволен. Листья тополя получились живыми и объемными. Они будто шевелились, стучали и звенели под ветром. Отдельные, пронизанные солнцем листочки горели как зеленые фонарики. Однако учитель отнесся к этюду более чем прохладно. - Пестро, нарядно, крикливо. Злоупотребляешь объемными и светящимися красками. Но техника! Здесь ты обгоняешь своих сверстников. Саня был рад и такой оценке. Если бы знал учитель, каких трудов стоило ему проникнуть в тайну светящихся и объемных красок!.. А время шло. Миновал август. Золотой птицей пролетела осень, отшелестели падающие листья. И к середине октября у Сани была готова картина "Осенний вальс". Мальчик задался дерзкой целью. Он хотел, чтобы картина звучала, чтобы в кружении осенней листвы слышалась мелодия грустного вальса. Долго мучился Саня над своим первым полотном. Но картина оставалась немой. Осень была, а вальса - нет, не было. Однако Ивану картина понравилась. "Творец",- с улыбкой подумал он, не придавая, впрочем, увлечению мальчика серьезного значения. В конце ноября начали порхать редкие сухие снежинки. Саня несколько дней оставался в "Хроносе" - участвовал в ежегодном семинаре по проблемам наблюдений в ареале. А когда вернулся, увидел на крыше дома две смыкающиеся полусферы. Одна из них была прозрачной. - Твоя мастерская,- пояснил Иван.- Подарок от города - по моим чертежам... Идем посмотрим. По лестнице братья поднялись наверх. Купол и стены непрозрачной полусферы были отделаны под малахит и мрамор. Здесь находились Санины эскизы, наброски, этюды. За бархатным занавесом стояло в подрамнике большое чистое полотно - хоть сейчас принимайся писать картину. Но еще лучше была прозрачная полусфера. Органическое стекло защищало от холодных ветров и осадков, но пропускало солнечные лучи, звуки и даже запахи. Здесь художник мог чувствовать себя как летом под открытым небом. Саня носился по мастерской из одной полусферы в другую. Остановился перед братом, но от радости не мог вымолвить ни слова. - А название! - наконец воскликнул он.- Как мы ее назовем? - Я уже придумал,- улыбнулся Иван. - Какое? - Вспомни, где писал картины твой самый первый учитель. - Понял! - ликовал Саня.- Мы ее назовем пещерой Хромого Гуна. Иван пригласил Дениса Кольцова показать необычную мастерскую и заодно похвалиться первой Саниной картиной. "Пещера" великому художнику понравилась, но "Осенний вальс" он разнес в пух и прах. - Рисунок груб, композиция разваливается. А название! Какое-то пошло-красивенькое... И все здесь выдержано в духе этого названия. Краски по-прежнему ярки и аляповаты. Рано еще браться за такие полотна. Увидев в мастерской бюст, он дал задание срисовать его карандашом. - Не торопись. Приноси мне частями - ухо, глаз, подбородок, а потом уж бюст целиком. В студии занятия шли своим чередом: упражнения в композиции, рисунок с натуры, анатомия, свет, перспектива. Это еще не само искусство, понимал Саня, но необходимые подступы к нему. И он не гнушался черновой работы. Дома Саня проводил все свободные часы в "пещере Хромого Гуна". С заходом солнца располагался в непро-зрачной полусфере и под искусственным светом продолжал овладевать азбукой живописи. Глаз, например, он рисовал так старательно, что тот, казалось, как живой весело глядел на своего творца: дескать, молодец, Саня, продолжай в том же духе. Иван видел, с каким ожесточением работал мальчик. И это начало его тревожить. Однажды он ворвался в мастерскую, выхватил из рук Сани начатый набросок и изорвал его в клочья. Изображая гнев, Иван топал ногами и кричал: - Это что? Средневековое аутодафе?! Самосожжение на костре вдохновения?! Не позволю. В добрые старые времена таких розгами пороли! Афанасий испуганно вытянулся в струнку, держа руки по швам. Но Саня понимал брата. Подумал, что на месте Ивана он, пожалуй, тоже тревожился бы не меньше. Утихнув, Иван ворчливо заметил: - Хватит. С завтрашнего дня будешь жить по моему расписанию. С тех пор, прежде чем засесть за свои расчеты, Иван шумно влетал в святилище начинающего художника и с порога кричал: - Эй, фанатик! Кончай самоизбиение. Отправляемся в тайгу, в дебри, в глухомань. Часа по два носились братья по заснеженной тайге. Иногда к ним присоединялись Антон и Юджин Вест. Сибирский лес открывался Сане с новой стороны. В своей мастерской, опять втайне от учителя, он начал писать большую картину под названием, увы, снова весьма банальным - "Зимняя сказка". В конце зимы Саня решил навестить Зину. Справочная служба дала ему австралийский адрес биолога Александра Гранта. Саня окутался облаком видеосвязи, назвал индекс. Когда облако рассеялось, мальчик решил, что попал в какую-то оранжерею так много было кругом невиданных цветов. Они росли на подоконниках, на полу, свисали с потолка наподобие люстры. Зину он тоже сначала не узнал. За оргафоном - овальным музыкальным инструментом - сидела незнакомая печальная девочка. И звуки, которые она извлекала из оргафона, были такими же задумчивыми и печальными. Девочка подняла голову и увидела видеопосетителя. - Зайчик! - вскочила она и завертелась вокруг возник- шего из тумана гостя.Буратино! Какой ты умница, Саня, что догадался посетить нас. А ну, выкладывай новости! "Вихрь",- улыбался Саня. Он рад был видеть прежнюю ураганно-веселую Зину. Но вот она снова села за оргафон, чтобы сыграть понравившуюся ему музыкальную пьесу. И снова Саня поразился. Зина ли это? Лицо девочки затуманилось, стало незнакомо строгим и печальным. От грустных, скорбно-протяжных переливов у Сани тревожно и сладко защипало в груди. Взглянув на гостя, девочка рассмеялась. - Нет, не буду тебе играть. У тебя такой грустный вид. Лучше поговорим. Слышал? Это наш молодой композитор известен пока лишь на нашем континенте. - А это? - Саня показал на потолок.- Как они растут? - Вниз головой? Это папа получил новый вид. Они растут во всех направлениях. Цветы пригодятся на космических объектах в условиях невесомости. Я тоже буду цветоводом. А ты? "Художником",- хотел сказать Саня, но почему-то застеснялся и промолчал. - Приходи в гости,- пригласил он и торопливо попрощался. Зина не стала "включаться" в Санину комнату по видеооблаку. Она явилась лично. Картины Зина одобрила, еще больше ей понравился камин. И уж в совершеннейший восторг привел ее Афанасий. В тот день к нему пришел Спиридон - кибер одного из коллекционеров. По заданию своего хозяина он принес для обмена томик Лукреция. Обмен состоялся честь по чести. Однако Спиридон не удержался и, уходя, прихватил с полки еще одну книгу. Афанасий это за- метил и устроил шумную сцену. - Что они там не поделили? - спросил Иван, входя в комнату Сани. Распахнулась дверь библиотеки. - Какой позор! - вопил Афанасий, за шиворот вытаскивая оттуда Спиридона.Стащил. Книгу стащил! - Гнусная клевета! - возмущался Спиридон, высвобождаясь из цепких лап своего собрата.- Ничего я не брал. - Не брал? А это что! - Афанасий ловко запустил руку под комбинезон Спиридона и выхватил оттуда книгу.- Вот она! - Не понимаю... Случайно попала...- глупо оправдывался Спиридон. Афанасий в шею вытолкал проворовавшегося собрата, но еще долго не мог успокоиться. Зина хохотала, глядя на кибера, кипевшего благородным негодованием. А Саня поражался, как бесподобно копировал Афанасий хозяина! В своем бутафорском гневе он так же потрясал кулаками, топал ногами и кричал: - Жулик! Ворюга! В добрые старые времена таких розгами пороли! Иван погрозил Афанасию пальцем: не передразнивай. - Какой милый,- прошептала Зина и предложила братьям: - Давайте меняться киберами. У нас тоже забавный. Но какой-то тихий. Вообразил себя поэтом и все время пишет стихи. Такие смешные и глупые. Нет, меняться Саня не хотел. К Афанасию он привязался. Тот даже помогал ему, вдохновлял, на все лады расхваливая начатую "Зимнюю сказку". Мальчик, конечно, понимал, что кибер в искусстве не смыслит и может лишь имитировать восприятие прекрасного. Но Саня старался не думать об этом. Ему приятно было чувствовать за спиной пусть электронного, но доброжелательного зрителя. Афанасий, посматривая, как продвигается работа, то и дело прищелкивал языком и восхищенно восклицал: - Красиво! К середине лета картина была готова, и Сане казалось, что Афанасий прав.
"Золотое кольцо"
- Слетаем в "Золотое кольцо",- однажды предложил Юджин. Саня знал - так называли гигантскую Солнечную галерею. Там было собрано лучшее, что создали художники за всю историю человечества. "Золотое кольцо" - одно из красивейших сооружений века - висело над волнами Тихого океана, южнее Гавайских островов. До них друзья долетели на быстрых гравипланах и увидели сверху Солнечную галерею - огромное, диаметром пять километров, кольцо, отлитое из золотистого металла. Сверкавшее ярким огнем кольцо разделялось серебряными ободками на секторы. Юджин и Саня побывали сначала в секторе первобытного искусства. Мальчик с волнением рассматривал наскальные рисунки своих прежних современников. Рисунков Хромого Гуна, к сожалению, не нашел. Минуя другие отделы, друзья сразу перебрались в секторы гравитонного века. Юджин рассказывал: - Быть навечно представленным в "золотом кольце" для художника нашего века большая честь. Художник получает при этом высшую премию и звание лауреата "Золотого кольца". Такой чести трижды удостоился Денис Кольцов. Трижды! Однако визит к трижды лауреату "Золотого кольца" Юджин откладывал. Чувствовалось, что он трусил. - Выгнал меня из своей студии за лень,- вздыхая, говорил Юджин.- Ну какой же я лентяй? Трудился как раб. Наконец он собрался с духом и вместе с мальчиком предстал перед великим художником. Перед входом в студию он еще раз напомнил: - Кольцов, конечно, гигант живописи, но свиреп невероятно. Такие напутствия не очень воодушевляли Саню. Но отступать было уже поздно. Входя в куполообразную светлую комнату, он боялся увидеть сердитого великана с насупленными густыми бровями. И опасения его как будто сбывались. Сан, открыв рот, немигающе смотрел на сидящего в кресле пожилого человека с крупной головой, покрытой густой, как туча, шевелюрой. Выглядел живописец таким внушительным и массивным, что Сане почему-то вспомнилась недавно виденная гора Эверест. Но вот гора улыбнулась и жестом подозвала мальчика к себе. - Покажи. Саня робко протянул пластиковые свитки с рисунками. Кольцов развернул их, внимательно вгляделся, и на лице его появилась такая добродушнейшая улыбка с веером морщинок вокруг глаз, что у Сани отлегло от сердца. Он же добрый! - Рисовал раньше? Там, у себя? - спросил живописец и при этом ткнул пальцем вниз, словно в глубину веков. Мальчик кивнул. - Так что же ты молчал? Надо было давно ко мне! Он взглянул на смиренно стоявшего поодаль Юджина, и глаза его под густыми, опаленными сединой бровями насмешливо сощурились. - А с тобой что делать, одареннейший байбак? Ладно, беру обоих, но учтите, искусство - не забава, а тяжкий труд. Будете лениться, оба вылетите в два счета. Саня занимался в самой младшей группе с десятью такими же, как он, мальчиками и девочками. Подолгу рисовали с натуры шары, кубики, цилиндры. Сначала карандашом. Постепенно привыкали к краскам. Учитель был если не свиреп, как обещал Юджин, то требователен до беспощадности. Одни и те же наброски заставлял переделывать по многу раз. Но Саня не жаловался. Для него наступила удивительная своей новизной пора. Все ностальгические зовы и муки древнего ветра забылись. Спал он теперь хорошо. Вставал с солнцем и с солнечным ощущением жизни. Выходил в сад, где перекликались птицы и сверкала роса, дули с Байкала синие радостные ветры. Здесь мальчик старательно выполнял задания учителя, заканчивал наброски, начатые в студии. Наступал яркий день, брызжущий красками и светом. Саня расставлял под тополем этюдник и старался перенести на полотно переливы этого света. Втайне от учителя он уже много дней работал над этюдом под названием "Поющая листва". Когда этюд был готов, Саня отошел от полотна, долго разглядывал его и остался доволен. Листья тополя получились живыми и объемными. Они будто шевелились, стучали и звенели под ветром. Отдельные, пронизанные солнцем листочки горели как зеленые фонарики. Однако учитель отнесся к этюду более чем прохладно. - Пестро, нарядно, крикливо. Злоупотребляешь объемными и светящимися красками. Но техника! Здесь ты обгоняешь своих сверстников. Саня был рад и такой оценке. Если бы знал учитель, каких трудов стоило ему проникнуть в тайну светящихся и объемных красок!.. А время шло. Миновал август. Золотой птицей пролетела осень, отшелестели падающие листья. И к середине октября у Сани была готова картина "Осенний вальс". Мальчик задался дерзкой целью. Он хотел, чтобы картина звучала, чтобы в кружении осенней листвы слышалась мелодия грустного вальса. Долго мучился Саня над своим первым полотном. Но картина оставалась немой. Осень была, а вальса - нет, не было. Однако Ивану картина понравилась. "Творец",- с улыбкой подумал он, не придавая, впрочем, увлечению мальчика серьезного значения. В конце ноября начали порхать редкие сухие снежинки. Саня несколько дней оставался в "Хроносе" - участвовал в ежегодном семинаре по проблемам наблюдений в ареале. А когда вернулся, увидел на крыше дома две смыкающиеся полусферы. Одна из них была прозрачной. - Твоя мастерская,- пояснил Иван.- Подарок от города - по моим чертежам... Идем посмотрим. По лестнице братья поднялись наверх. Купол и стены непрозрачной полусферы были отделаны под малахит и мрамор. Здесь находились Санины эскизы, наброски, этюды. За бархатным занавесом стояло в подрамнике большое чистое полотно - хоть сейчас принимайся писать картину. Но еще лучше была прозрачная полусфера. Органическое стекло защищало от холодных ветров и осадков, но пропускало солнечные лучи, звуки и даже запахи. Здесь художник мог чувствовать себя как летом под открытым небом. Саня носился по мастерской из одной полусферы в другую. Остановился перед братом, но от радости не мог вымолвить ни слова. - А название! - наконец воскликнул он.- Как мы ее назовем? - Я уже придумал,- улыбнулся Иван. - Какое? - Вспомни, где писал картины твой самый первый учитель. - Понял! - ликовал Саня.- Мы ее назовем пещерой Хромого Гуна. Иван пригласил Дениса Кольцова показать необычную мастерскую и заодно похвалиться первой Саниной картиной. "Пещера" великому художнику понравилась, но "Осенний вальс" он разнес в пух и прах. - Рисунок груб, композиция разваливается. А название! Какое-то пошло-красивенькое... И все здесь выдержано в духе этого названия. Краски по-прежнему ярки и аляповаты. Рано еще браться за такие полотна. Увидев в мастерской бюст, он дал задание срисовать его карандашом. - Не торопись. Приноси мне частями - ухо, глаз, подбородок, а потом уж бюст целиком. В студии занятия шли своим чередом: упражнения в композиции, рисунок с натуры, анатомия, свет, перспектива. Это еще не само искусство, понимал Саня, но необходимые подступы к нему. И он не гнушался черновой работы. Дома Саня проводил все свободные часы в "пещере Хромого Гуна". С заходом солнца располагался в непро-зрачной полусфере и под искусственным светом продолжал овладевать азбукой живописи. Глаз, например, он рисовал так старательно, что тот, казалось, как живой весело глядел на своего творца: дескать, молодец, Саня, продолжай в том же духе. Иван видел, с каким ожесточением работал мальчик. И это начало его тревожить. Однажды он ворвался в мастерскую, выхватил из рук Сани начатый набросок и изорвал его в клочья. Изображая гнев, Иван топал ногами и кричал: - Это что? Средневековое аутодафе?! Самосожжение на костре вдохновения?! Не позволю. В добрые старые времена таких розгами пороли! Афанасий испуганно вытянулся в струнку, держа руки по швам. Но Саня понимал брата. Подумал, что на месте Ивана он, пожалуй, тоже тревожился бы не меньше. Утихнув, Иван ворчливо заметил: - Хватит. С завтрашнего дня будешь жить по моему расписанию. С тех пор, прежде чем засесть за свои расчеты, Иван шумно влетал в святилище начинающего художника и с порога кричал: - Эй, фанатик! Кончай самоизбиение. Отправляемся в тайгу, в дебри, в глухомань. Часа по два носились братья по заснеженной тайге. Иногда к ним присоединялись Антон и Юджин Вест. Сибирский лес открывался Сане с новой стороны. В своей мастерской, опять втайне от учителя, он начал писать большую картину под названием, увы, снова весьма банальным - "Зимняя сказка". В конце зимы Саня решил навестить Зину. Справочная служба дала ему австралийский адрес биолога Александра Гранта. Саня окутался облаком видеосвязи, назвал индекс. Когда облако рассеялось, мальчик решил, что попал в какую-то оранжерею так много было кругом невиданных цветов. Они росли на подоконниках, на полу, свисали с потолка наподобие люстры. Зину он тоже сначала не узнал. За оргафоном - овальным музыкальным инструментом - сидела незнакомая печальная девочка. И звуки, которые она извлекала из оргафона, были такими же задумчивыми и печальными. Девочка подняла голову и увидела видеопосетителя. - Зайчик! - вскочила она и завертелась вокруг возник- шего из тумана гостя.Буратино! Какой ты умница, Саня, что догадался посетить нас. А ну, выкладывай новости! "Вихрь",- улыбался Саня. Он рад был видеть прежнюю ураганно-веселую Зину. Но вот она снова села за оргафон, чтобы сыграть понравившуюся ему музыкальную пьесу. И снова Саня поразился. Зина ли это? Лицо девочки затуманилось, стало незнакомо строгим и печальным. От грустных, скорбно-протяжных переливов у Сани тревожно и сладко защипало в груди. Взглянув на гостя, девочка рассмеялась. - Нет, не буду тебе играть. У тебя такой грустный вид. Лучше поговорим. Слышал? Это наш молодой композитор известен пока лишь на нашем континенте. - А это? - Саня показал на потолок.- Как они растут? - Вниз головой? Это папа получил новый вид. Они растут во всех направлениях. Цветы пригодятся на космических объектах в условиях невесомости. Я тоже буду цветоводом. А ты? "Художником",- хотел сказать Саня, но почему-то застеснялся и промолчал. - Приходи в гости,- пригласил он и торопливо попрощался. Зина не стала "включаться" в Санину комнату по видеооблаку. Она явилась лично. Картины Зина одобрила, еще больше ей понравился камин. И уж в совершеннейший восторг привел ее Афанасий. В тот день к нему пришел Спиридон - кибер одного из коллекционеров. По заданию своего хозяина он принес для обмена томик Лукреция. Обмен состоялся честь по чести. Однако Спиридон не удержался и, уходя, прихватил с полки еще одну книгу. Афанасий это за- метил и устроил шумную сцену. - Что они там не поделили? - спросил Иван, входя в комнату Сани. Распахнулась дверь библиотеки. - Какой позор! - вопил Афанасий, за шиворот вытаскивая оттуда Спиридона.Стащил. Книгу стащил! - Гнусная клевета! - возмущался Спиридон, высвобождаясь из цепких лап своего собрата.- Ничего я не брал. - Не брал? А это что! - Афанасий ловко запустил руку под комбинезон Спиридона и выхватил оттуда книгу.- Вот она! - Не понимаю... Случайно попала...- глупо оправдывался Спиридон. Афанасий в шею вытолкал проворовавшегося собрата, но еще долго не мог успокоиться. Зина хохотала, глядя на кибера, кипевшего благородным негодованием. А Саня поражался, как бесподобно копировал Афанасий хозяина! В своем бутафорском гневе он так же потрясал кулаками, топал ногами и кричал: - Жулик! Ворюга! В добрые старые времена таких розгами пороли! Иван погрозил Афанасию пальцем: не передразнивай. - Какой милый,- прошептала Зина и предложила братьям: - Давайте меняться киберами. У нас тоже забавный. Но какой-то тихий. Вообразил себя поэтом и все время пишет стихи. Такие смешные и глупые. Нет, меняться Саня не хотел. К Афанасию он привязался. Тот даже помогал ему, вдохновлял, на все лады расхваливая начатую "Зимнюю сказку". Мальчик, конечно, понимал, что кибер в искусстве не смыслит и может лишь имитировать восприятие прекрасного. Но Саня старался не думать об этом. Ему приятно было чувствовать за спиной пусть электронного, но доброжелательного зрителя. Афанасий, посматривая, как продвигается работа, то и дело прищелкивал языком и восхищенно восклицал: - Красиво! К середине лета картина была готова, и Сане казалось, что Афанасий прав.