— Особенность только в том, что вы имеете дело с людьми…
   — Вот! Тут ты права. — Он отодвинул сковородку. — Ты даже сама не представляешь, Лин, насколько ты права сейчас… Мы имеем дело с высокоорганизованной тончайшей материей. Ты посмотри на нашу хитрющую Наташку, и все поймешь…
   Ему расхотелось есть. Он опять видел голый февральский лес по обеим сторонам путей, частую сеть контактных подвесок над заснеженным полотном, бессильно откинутые маленькие руки Анкудиновой.
 
   Из протокола допроса Анкудинова Валерьяна Сергеевича, 32-х лет, шофера Первого автобусного парка Управления пассажирского транспорта Мосгорисполкома.
 
   …О поезде здоровья Роза сказала накануне, в субботу: «Ребята достали путевки, не ехать неудобно…» Мне показалось, ей хотелось остаться дома. Тем более что в понедельник надо было выезжать в санаторий, да и физически она чувствовала себя неважно, несколько дней ходила в ПТУ с температурой. Мы с женой посоветовали ей отказаться от поездки. Роза ответила: «Утром решим!» Наутро она почувствовала себя лучше, за ней зашли брат и сестра Горяиновы, и Роза уехала с ними…
   Уходя, Роза сказала, что обязательно днем вернется, чтобы собрать вещи для санатория. Однако не пришла и не позвонила, как это обычно бывало. Это меня насторожило, так как Роза всегда ставила нас в известность, если обещала и по какой-то причине не могла в назначенный час вернуться. Не было звонков и от ее приятелей. Я заволновался…
   Вопрос. Роза — дочь вашей жены от первого брака?
   Ответ. Да. Когда я женился на ее матери, девочке было семь лет.
   Вопрос. Что вы можете сказать о своей падчерице?
   Ответ. Она неплохая. По характеру прямая, открытая, немного упряма, очень общительна. Друзья, как правило, старше Розы, но ее уважают как товарища. В основном это ребята, живущие по соседству.
   Вопрос. В районе Профсоюзной улицы?
   Ответ. Да.
   Вопрос. Были ли у нее с кем-либо неприязненные отношения? То есть жаловалась ли она на угрозы с чьей-нибудь стороны?
   Ответ. Роза вообще ни на кого никогда не жаловалась.
   Вопрос. Переписывалась ли она с кем-нибудь?
   Ответ. Ей никто не писал.
   Вопрос. Какие у вас с ней взаимоотношения?
   Ответ. Мы дружили.
   Вопрос. Замечали ли вы в последние дни за Розой что-либо необычное?
   Ответ. Мне показалось, она была чем-то расстроена. Особенно в пятницу и в субботу. В пятницу Роза вернулась домой поздно. Очень поздно.
   Вопрос. Вы спросили, где она была?
   Ответ. Да. Она ответила: «Потом скажу!» Но на следующий день мы к этому разговору не возвращались.
   Вопрос. Связываете ли вы ее гибель с какими-то событиями, предшествовавшими поездке в поезде здоровья?
   Ответ. Скорее с одним человеком из их компании.
   Вопрос. С кем именно?
   Ответ. С Горяиновым Дмитрием.
   Вопрос. Почему?
   Ответ. У меня нет фактов, но вы сами убедитесь в том, что я прав.
   Вопрос. Горяинов бывал у вас в доме?
   Ответ. Очень часто. Можно сказать, каждый день.
   Вопрос. Сегодня он тоже был? После случившегося?
   Ответ. Сегодня Горяинов не приходил. И это тоже странно. Жена разговаривала с Володей Верховским, приятелем Горяинова. Верховский сказал, что после их возвращения из Жилева Горяинова никто не видел…

ПОНЕДЕЛЬНИК, 9 ФЕВРАЛЯ.

   В Кресты Денисов попал только утром.
   Всю ночь шел дождь. В электричке пахло сыростью, Денисов задремывал и снова просыпался. Остановок не объявляли, мелькали тускло освещенные платформы с металлическими крашенными в два цвета оградками. На переездах сверкал мокрый гудрон.
   Денисову больше не казалось, что, отправляя его в Кресты, Бахметьев как бы переводит во второй эшелон.
   «Убирает меня на время допросов с глаз Компании, — понял он. — Значит, я смогу и впредь, если потребуется, входить в их Компанию…»
   Еловый лес сменил березовый, но в Привалове ели снова вытолкнули березы на обочину. Мокрые стволы деревьев провожали поезд. Только за Вельяминовом, на шестьдесят шестом километре от Москвы, наметился рубеж погоды: дальше была зима.
   Дача Горяиновых… Имеет ли она отношение к гибели Розы Анкудиновой? Когда обнаружили кражу, Розы уже не было в живых!
   В поезде было зябко. И когда электричка остановилась в Крестах, Денисов почувствовал, что изрядно продрог. Тропинкой по-за сугробами он прошел вдоль церкви, нашел улицу, дом с голубым «Жигуленком» у калитки.
   Дом Горяинова был не новый, но крепкий, с двумя террасами. С десяток яблонь чернело в дальнем конце сада вдоль забора. Там же стоял кирпичный новый гараж.
   Осмотр еще не начинался. У крыльца несколько сотрудников милиции в форме и в штатском разговаривали с понятыми или свидетелями — хмурыми, одинаково продрогшими, невыспавшимися.
   На крыльце молодой человек в замшевой куртке возился с замком. Несмотря на мороз, он был без головного убора. «Наверное, приехал в голубом „Жигуленке“, — предположил Денисов.
   — Не получается, Горяинов? — крикнул ему капитан милиции с оперативным чемоданом в руках, по-видимому, эксперт-криминалист.
   Горяинов повернул лицо, чисто выбритое, приятное, с аккуратной профессорской бородкой клинышком. Это был не тот Горяинов, которого Денисов видел вечером в квартире Бабичева.
   — Что-то заело замок…
   — Тогда мы сами откроем. Разрешите…
   Капитан действительно оказался экспертом-криминалистом, к тому же руководителем практики стажеров школы милиции, прибывших вместе с ним. Осматривая замок, он то и дело подкидывал своим подопечным каверзные вопросы.
   Денисов представился, но оперативной группе было не до него. Только участковый, с чубом, в сдвинутой на затылок фуражке, обрадовался:
   — И транспортная пожаловала?!
   — Когда точно обнаружили кражу? — спросил Денисов.
   — Горяинова приезжала сюда вчера около девятнадцати. Считай…
   — Жена полковника?
   — Николая, — участковый показал на молодого человека в куртке, — племянника Аркадия Ивановича. — И пояснил: — Дом этот родительский, на двух сыновей. Половина Аркадия Ивановича, полковника. Половина его брата. Но он умер. Теперь в ней сын Николай с семьей… Приедет Аркаша, даст шороху!.. — Аркадия Ивановича участковый как будто побаивался. — Всех на ноги поставит! Орел!
   — Семья большая у полковника? — спросил Денисов.
   — Сын Дима. Учится в институте, в Плехановском. Дочь Ольга. Тоже студентка.
   — Учится там же?
   — На последнем курсе…
   — Сын и дочь приезжают?
   — Сюда? Большой компанией. Человек по пятнадцать. Все у меня переписаны. — Участковый засмеялся беззлобно. — В прошлый год штрафовал… Костры жгли. А сушь-то была какая! Не их, конечно! Самого!
   — Аркадия Ивановича?
   — Полковника, конечно… — Он не договорил, поправил фуражку.
   Подошел Николай Горяинов, поздоровался. Внимательный взгляд протянулся к Денисову.
   — Вот уж меньше всего ждал… — сказал участковому Николай Горяинов. — Неужели и в замке копались?
   — Экспертиза покажет. — Участковый инспектор сбил фуражку снова на затылок. — Верно, капитан?
   — Разве вошли не с крыльца? — спросил Денисов.
   Горяинов кивнул в сторону крытого двора.
   — Там двери отжали.
   Эксперт на крыльце все еще экзаменовал стажеров:
   — …Итак, по способу крепления, по назначению… А как еще для криминалистических целей классифицируются замки?
   Денисов осмотрелся. Дорожка следов тянулась в снегу прямиком к крытому двору. Его огородили колышками. Видно, это была дорожка следов преступника.
   — Изымаем замок… — неторопливо журчал эксперт, — заметим попутно, что он импортный, с четырьмя сувальдами. Даже снаружи хорошо просматривается свежий динамический след. По-видимому, от подобранного ключа…
   — Зачем же в замок лазить? — спросил Горяинов. — Если взломана дверь…
   Капитан услышал.
   — Это другой вопрос, молодой человек! Его решать не криминалисту, а следователю!
   Стоявший рядом следователь тоже заинтересовался:
   — Такая сложность? К чему?
   — …Если ключ подобрали, значит, в руках преступников был его оригинал! Значит, они знакомы с хозяевами дачи! Может, бывали здесь… Чтобы это скрыть, взломали дверь. Это одна из версий.
   — У вас вчера шел снег? — спросил Денисов.
   — Нет. В пятницу около девятнадцати, — обернулся к стажерам эксперт. — Дело вот в чем…
   Пока эксперт отстаивал свою версию, Денисов покинул сад, пошел вдоль забора по внешнему периметру. Он обожал свободный поиск. Деревенская улица, казалось, еще спала, но над каждой избой торчал из трубы дым, дорожки были расчищены.
   На углу, у забора, были четко обозначены следы. Кто-то махом перескочил с тропинки и затем перемахнул через забор на участок Горяиновых. Денисов осмотрелся. Но, кроме отпечатков собачьих лап поодаль, больше ничего не увидел.
   — Может, эксперта позвать? — услышал он вдруг.
   Оказывается, Горяинов Николай следовал за ним. Он был все еще без шапки и, казалось, не чувствовал холода.
   — Да. Позовите, пожалуйста, — попросил Денисов.
   Осмотрев обнаруженный Денисовым след, работники милиции вернулись в сад, но здесь их ждало разочарование: человек, перемахнувший через забор, в дачу не входил — постоял сбоку, у дощатого туалета, и снова вернулся на улицу.
   — Этот человек, видно, стоял на стреме, — подумав, подытожил следователь. — Вот окурок. И с ним находилась собака!
   Дом был перегорожен на две половины. Полковник с семьей занимал южную. Здесь было много пыли и больше вещей, нужных и ненужных. Зонты, богемское стекло, керамика, безделушки. В углу стояло пианино. Денисов обратил внимание на цветную фотографию веснушчатого парня, с выпиравшими верхними зубами и большим носом под свисавшими на лоб соломенными волосами. Фотография висела в простенке.
   — Горяинов Дмитрий? — поинтересовался он у участкового.
   — Димка! Теперь его не узнаешь, вымахал… — Участковый огляделся. — По-моему, полный порядок. Шкафы заперты, все цело. — Он повеселел.
   Николай Горяинов огорошил:
   — Сервиза нет! Кузнецовский фарфор… Стоял в горке.
   Горяинов сбросил куртку, остался в шерстяных спортивных брюках с лампасами и свитере.
   Из-за стажеров осмотр проходил медленно. Осмотрели дверь крытого двора со следами взлома на запорной планке, отжатой преступниками, видимо, с помощью ломика, и вторую — на половину Николая, замок на ней был сорван. В коридоре, обитом свежевыструганными рейками, пахнущими лаком, эксперт опустился на колени и предложил стажерам сделать то же — здесь ему удалось обнаружить начес шерсти.
   — С ковра или паласа, — сказал эксперт.
   Следователь посмотрел:
   — Надо непременно исследовать. Я вынесу постановление…
   — Не сомневайтесь… — Эксперт осторожно упаковал все в полиэтиленовый пакет. — Можно входить, — сказал он наконец.
   — Иконы! — Пустыми глазницами зияла божница в углу. — Дед сыновьям подарил — Аркадию Ивановичу и моему отцу. — Горяинов смотрел из-под полуопущенных век, называл похищенное. — Тарелка с надписью: «Хлебъ нашъ насущный даждь намъ днесь». — С разрешения следователя он выдвинул нижний ящик комода, встал на стул, осмотрел пыль на крышке шифоньера.
   — Что-то искали… Что? Понятия не имею! Но искали…
   Эксперт провел серебристой кистью по тусклой поверхности иконостаса, Денисов следил. Под мягким колонком мелькнули прерывистые линии.
   — Отпечатки пальцев? — Николай Горяинов вздохнул, погладил аккуратную бородку.
   — Нет, перчаток.
   Перед тем как начать составлять протокол, все снова обошли дом.
   Преступники знали обстановку: Денисов обнаружил всего две обгорелые спички, они лежали на подоконнике. Иконы снимали в темноте.
   — Фонарь горит всю ночь? — Денисов кивнул на окно.
   Ответил один из понятых:
   — Вечером только. Когда иду с работы, выключаю. Часов в восемь.
   Следователь обратился к Горяинову:
   — Названия икон помните?
   — Где-то записал. Посмотрю.
   — Когда в последний раз приезжали на дачу?
   — В то воскресенье. Да, неделю назад.
   — Значит, кража могла произойти в любой из дней недели?
   Горяинов развел руками.
   — Так и запишем, — сказал следователь. — И еще: выходит, похищенные иконы принадлежали двоим?
   — Мне и полковнику Горяинову.
   С участковым инспектором и одним из понятых Денисов вторично прошел на половину полковника.
   «Если разгадка происшедшего с Анкудиновой таится здесь, на даче, — подумал Денисов, — ее следует искать именно на этой половине…»
   Ольга Горяинова с матерью занимала, видимо, угловую комнату, там было больше керамики и стекла. Полковник с сыном обитал в столовой, в «зале», как назвал ее участковый. Денисов увидел здесь диски Джона Леннона, «Тич-Ин», вперемежку с конспектами по экономике производства и схемами вычислительных машин. В тетрадях Горяинова-сына попадались листки бумаги, записочки. Денисов подобрал несколько записок, листков с начатыми и перечеркнутыми фразами. На всякий случай переписал к себе в «Фише-Бош». — Родители, видно, привыкли не обращать на них внимания, иначе, несомненно бы, насторожились, прочитав:
   «Никогда я еще не целовал ее так нежно и без всякой надежды, как тогда, ночью, в подъезде…»
   Или:
   «К утру все прошло. И совсем непонятно, отчего с вечера этот бессмысленный приступ ревности, тоска и слезы…»
   «Любовь, Жизнь, Смерть — величины одного порядка, они взаимосвязаны».
   «Она появляется неожиданно, когда кажется — не осталось никакой надежды! Стоит только возникнуть тревожному чувству — не придет!..»
   «…Эта прическа „пирогой“ и нестойкий запах пустых конфетных коробок!..»
   «Какие только мысли не лезли мне в голову за эти десять минут, пока она не появлялась. А люди выбегали из беспрестанно подкатывающих автобусов и бежали в метро».
   В центре обеденного стола лежал несвежий лист ватмана, прикрывавший скатерть. Денисов обратил внимание на сделанную карандашом чьей-то размахнувшейся на поллиста рукой надпись посередине:
   «Мы еще будем здесь не один световой год, спасибо!»
   Карандаш, которым была сделана надпись, валялся тут же, на бумаге, рядом с учебником по бухгалтерскому учету. Денисов подумал:
   «Надпись могла быть сделана теми, кто приезжал за иконами…»
   Под учебником лежала фотография. В Денисове дрогнуло что-то, когда он увидел чуть расширенное девичье переносье, рассыпавшиеся на лбу короткие волосы «пирогой», трагичный, как ему показалось теперь изгиб безгубого в уголках рта.
   — Роза, — пояснил участковый. — Димкина девчонка.
   — Бывала здесь?
   — Сколько раз. Натерпелся он от нее.
   — Каким образом?
   Инспектор сказал неопределенно:
   — Бойка чересчур…
   Дарственной надписи на фотоснимке не было. В центре лба картонной Анкудиновой виднелось отверстие. Фотография была умышленно проколота.
   Денисов возвращался в Москву в «Жигуленке» Николая Горяинова. Бежали мимо прятавшиеся в сугробах деревни, опустевшие пионерские лагеря. Горяинов вел машину очень точно, экономично; И молчал. Поролоновая игрушка — мальчик в майке и джинсах — качалась у стекла.
   — Слишком много людей знали об этих иконах, — сказал Горяинов, подъезжая к Москве. — Поэтому и соблазн… Предупреждал я Аркадия Ивановича: нельзя держать их в деревне!
   — А он? — спросил Денисов.
   — «Всю жизнь, — отвечал, — там висели».
   — Подозреваете кого-нибудь?
   — Нет. Да и как можно сразу?
   Денисов видел в зеркальце его устремленный на дорогу взгляд, аккуратно выбритое энергичное лицо.
   Из-за невысокой лесопосадки на небольших холмах показались двенадцатиэтажные башни. Они надвигались уступом одна за другой, похожие на странные геометрические построения инопланетян. Развернутым строем они подступали к деревушке, жавшейся к краю шоссе.
   — Я видел, как вы записывали, — продолжал Горяинов. — «Слова улетают. Написанное остается», — процитировал он латинское изречение. — Иконы вас не интересовали! Потом вас заинтересовала фотография Анкудиновой.
   — Знаете ее?
   — Неужели нет?! — Он помолчал. — Всех здесь перебаламутила.
   Денисов заинтересовался:
   — Кого «всех»?
   — Димку, Ольгу. Димка институт хотел бросить… Еле отговорили!
   — Что она за человек?
   — Кому как… — Горяинов принял ближе к осевой. — Расскажу, как я с ней познакомился. Если интересно, конечно… В субботу, помню, приехала с ночевкой вместе со всеми. Культурно, чинно. Вечером пошли в кино. И я с ними. А после кино исчезла. Димка бледный, бегает, ищет. Мать за ним. Ольга за матерью… Полночи искали… Оказывается, ходила смотреть церковь в Ивановском, за шесть километров! Между прочим, с одним здешним пареньком.
   — С кем именно?
   — С Солдатенковым Сережей. Рядом дом… — Горяинов помолчал, обгоняя тягач с прицепом.
   — А что Аркадий Иванович? — спросил Денисов.
   — Не было его в тот день. Он бы им дал церковь! Заодно и за иконы, и за брошенные деревни на Севере.
   Денисов вспомнил: вчера у Бабичева он уже слышал о северной брошенной деревне.
   — А почему их интересуют эти деревни?
   — Идефикс! Податься в Архангельскую область в оставленные деревни…
   Они проехали мимо транспаранта с надписью: «Добро пожаловать!» С обратной стороны желалось наоборот: «Счастливого пути!» Ближе к Варшавскому шоссе поток машин стал гуще. Горяинов сбросил скорость.
   «Брошенные деревни, иконы… Это может пригодиться!» — подумал Денисов.
   — Если придется вас вызвать в милицию? Сложно это? — спросил он.
   — Только не с работы!
   — Почему?
   — Да минует чаша сия!
   — А если по повестке?
   — Я говорю: никак!
   — Где же вы работаете?
   — Заведующий магазином «Мясо». Вас к вокзалу? — закончил он неожиданно.
   Денисов внимательно всмотрелся в него.
   — …Вы же из железнодорожной милиции! — Горяинов ехал теперь совсем медленно. — Я слышал, как участковый к вам обращался. Димка у вас?
   Денисов не ответил.
   — Что-то случилось с Димкой и Анкудиновой? — Горяинов отер разом вспотевший лоб. — Мы знали: этим кончится. Аркадий как в воду смотрел…
   — Где вы живете? — спросил Денисов.
   — Мне далеко, на Басманную.
   — А ваш магазин где?
   — В районе Бауманского метро. — Горяинов свернул под запрещающий знак к вокзалу, остановился. — Въезжать?
   Впереди мелькнула надпись: «О т дел милиции на станции Москва-Астраханская».
   — Я выйду здесь, — сказал Денисов.
   У доски объявлений, в коридоре, Денисов увидел инспекторов, прикомандированных с других вокзалов. Они о чем-то оживленно переговаривались. Он прошел в учебный класс. За длинными столами милиционеры обычно изучали оружие, тактику постовой службы; вечерами смотрели по телевидению хоккей. Теперь Бахметьев превратил класс в диспетчерскую. Здесь сотрудники, выделенные для отдельных поручений, знакомились с заданиями. В углу, не успев разогреться, потрескивал видеомагнитофон. Денисов подсел к Антону Сабодашу. Из темноты на экране возникло удлиненное женское лицо с мелкими чертами, выпяченным удивленным ртом и круглыми глазами навыкате.
   «Жена полковника Горяинова…» — узнал Денисов невзрачную особу, которую видел в квартире Бабичева.
   — …Аркадий Иванович скоро подъедет, — сказала с экрана Горяинова.
   — Вы тоже были на даче? — Оператор показал следователя, неулыбчивого, с круглым, без единой морщины лбом.
   — Я только оттуда, — ответила ему Горяинова.
   — Похищено много?
   — Кузнецовский фарфор, двенадцать маленьких немецких селедочниц, двенадцать тарелочек… Салатница.
   — Что еще?
   — Иконы.
   Денисов отметил: Горяинова поставила иконы на последнее место.
   — Как мыслите, кто мог это сделать?
   Денисов узнал голос невидимого за кадром Бахметьева.
   Горяинова замотала головой.
   — Кому вы доверяете ключи от дачи?
   — Только дочери, сыну.
   — Они знали о ценности икон? — Бахметьев так и не появился на экране.
   — Был разговор. Продать, мол, часть икон Ольге в приданое… Девчонка, как раньше говорили, на выданье. С частым гребнем не отдашь.
   — Как отнесся к этому предложению сын? — спросил следователь.
   Горяинова задумалась.
   — Дима был согласен… Первое время. Потом стал возражать.
   — Друзья? — догадался следователь. Он неожиданно затронул наболевшее у Горяиновой.
   — Компания… В том и дело. Компания интересовалась иконами не меньше его. Носились. Узнавали названия в музее Андрея Рублева.
   — Кто именно?
   — Верховский Володя, Анкудинова… Момот Слава.
   — Когда они были в последний раз у вас на даче, в Крестах?
   — В январе, после экзаменационной сессии.
   — Что вы можете о них сказать?
   — С отцом Момота Аркадий Иванович вместе работал. Хорошая семья… — Денисов не услышал в голосе Горяиновой уверенности. — Слава много читает.
   — А Анкудинова?
   Горяинова помолчала.
   — Эта их всех умнее.
   — Почему вы так думаете?
   — Да так… — Она уклонилась от ответа. — У Верховского в голове сумбур. Деревянные храмы, Соловецкие острова. Носится с мыслью уехать на Онегу в брошенные деревни… Заинтересовал ребят иконами. Моего сына тоже.
   Денисов ориентировался главным образом на интонацию: Горяинова явно преувеличивала влияние компании на сына.
   — После знакомства с Верховским, Розой Дима зачастил на дачу, на половину племянника.
   — К иконам?
   — Да. Просил отца взять некоторые, самые ценные в Москву.
   — И что отец? — Лишенный морщин, крупный лоб следователя возник на экране.
   — Был против! Отец у нас очень строгий. Против ему не скажи. Все на нем: институт, дача, машина…
   — А вы работаете?
   Оператор показал наконец Бахметьева.
   — Преподавателем.
   — В школе?
   — В восемнадцатом ЖЭКе, на курсах кройки и шитья. — Горяинова вздохнула. — А Димка наш, он такой… На улице последний кусок друзьям отдаст. А домой вернется — возьмет себе самый лучший. Трудный парень! Оч-чень… — Она произнесла это слово с двумя «ч» — торжественно и скорбно.
   — Вы знали, что восьмого февраля ваш сын собирается на лыжную прогулку? — снова вступил в допрос следователь.
   — Я узнала об этом от дочери накануне.
   — Следствие ставит вас в известность, — негромко, без выражения начал следователь, — о том, что восьмого февраля после прохождения поезда здоровья на перегоне Шугарово — Михнево в бессознательном состоянии была обнаружена знакомая Дмитрия — Анкудинова…
   — Ничего не знаю! — быстро ответила Горяинова.
   — Ночевал ваш сын дома после возвращения с лыжной прогулки? — спросил следователь.
   — Дома Дмитрий не появлялся.
   — Чем вы объясните его отсутствие? — по какой-то причине следователь изменил тактику: вопросы его звучали более официально.
   — Не знаю… Думаю, он у кого-нибудь из друзей, — ответила Горяинова.
   — Может, уехал? Как вы считаете? Позвонил бы ваш сын домой, будь он в настоящее время в Москве?
   Горяинова помолчала.
   — Дима звонил.
   — Когда?
   — Сегодня ночью. Я взяла трубку, — она смахнула слезу, — стала умолять его приехать. Отец тоже его упрашивал.
   — А что Дмитрий?
   — Ничего не ответил.
   — Совсем не говорил с вами? — переспросил следователь.
   — Совсем. Потом телефон отключился. Почему же вы решили, что это звонил ваш сын?
   — Кто ж еще, товарищ следователь, — Горяинова развела руками, — в три часа ночи звонить будет?..
   — Денисов! — раздалось неожиданно. — К телефону срочно! — В дверях класса стоял сержант. — Из Крестов! По краже с дачи Горяиновых звонят!
   — Надо же! — Денисов с досадой отставил стул, начал пробираться к выходу.
   — Потом досмотришь! — успокоил помощник дежурного.
   …Звонил участковый инспектор, с которым Денисов познакомился утром в Крестах, на месте происшествия. Ему был поручен розыск Дмитрия Горяинова.
   — Сын Аркадия Ивановича так и не появлялся?
   — Не приходил.
   — Но вы ведь тоже будете его искать?
   — Безусловно. — Денисов раскрутил замотавшиеся на телефонном шнуре кольца. — Дмитрий Горяинов слишком заметная фигура в этой истории.
   — Надо узнать, где он был на прошлой неделе. — Инспектор сказал об этом вскользь, как бы нехотя, — такова, очевидно, была его манера, словно он не принимал Горяинова-младшего всерьез. — Может, на даче?
   — Обязательно проверим.
   — Надо проверить и всю его Компанию…
   — У вас затруднения? — Денисов взглянул в окно.
   За окном бежала по крышам домов неоновая строчка: «Пользуйтесь услугами железнодорожного транспорта».
   — Видишь ли… — Участковый инспектор помолчал. — Деревенские за иконами не полезут. Они им не нужны. Да и где сбыть?
   — Тогда кто же, по-вашему?
   Участковый помолчал опять.
   — Это сделал кто-то связанный с Горяиновыми.
   — Из Компании? — уточнил Денисов.
   — У нас есть свидетели: Димка Горяинов и Анкудинова интересовались старинной утварью. Их часто видели в Крестах. В соседней деревне.
   — Давно?
   — Дней десять назад. Заходили к одной старухе… Проверьте, как они вели себя в поезде. Не было ли разговоров об иконах…
   «Вот почему он звонит… — подумал Денисов. — Кража в Крестах и гибель Анкудиновой! Для него одно преступление — следствие другого…»
   — Может, что не поделили?.. — Участковый разговорился. — Иконы могли оставить себе, а могли и предложить другим. На этой почве разногласия… Сам знаешь! И вот что еще странно… — Денисов услышал в голосе недоумение. — Эксперт оказался прав! В дачу проникали дважды! Через отжатую дверь крытого двора и с крыльца — с помощью подобранного ключа… Вот так, брат!