- Зачем нужно было организовывать весь этот спектакль? - услышал я ясно голос Мигуэля. - Мы и так знаем, кем вы являетесь для нашей организации...
- Зачем? Хотя бы для того, чтобы показать, как я могу рассчитываться со своими врагами, - прозвучал голос Мерседес, но в нем уже не чувствовалось прежней нежности, а слышались металлические нотки. - Затем, чтобы показать вам, что из-за вас и ваших пустоголовых помощников, я - первая дама нашей страны, была вынуждена стать любовницей этого жалкого недоноска, с которым вы, мужчины, не смогли справиться... А теперь настал мой черед. Он мой, и я сама хочу рассчитаться с ним и показать вам, чтобы все знали, как я это делаю со своими врагами...
- Где я? - спросил я, с трудом ворочая языком.
Я обвел слегка затуманенным взглядом салон легкого самолета. Рядом со мной в кресле сидела Мерседес, а в двух других - дон Диего и мистер Мигуэль.
- А, мой милый, ты, кажется, пришел в себя после прекрасного вина? - с улыбкой проговорила Мерседес. - Пришло время исполнения твоих желаний... злая усмешка отразилась на ее лице. - Ты хотел познакомиться с шефом организации, да? Так я перед тобой, милый... - Она рассмеялась своим серебристым смехом. Можешь меня теперь или уговаривать, или убивать...
Я попытался пошевелиться, но не смог.
- Что, у тебя не двигаются ни ручки, ни ножки? - с усмешкой издевалась Мерседес. - Не подумай обо мне плохо - я не связывала тебя... Просто ты принял такой препарат, что сможешь все слышать, болтать своим языком, а потом... она сделала паузу, усмехаясь. - Если, конечно, ты останешься живой, то будут работать и твои ноги и руки, но я надеюсь, что этого с тобой не случится...
Я постепенно начал все понимать.
- А что же все-таки со мной будет. Мерседес? - спросил я.
- О, ничего страшного, - ответила она. - Просто мы сбросим тебя с самолета. Ты не волнуйся, все твои документы и деньги на месте, в кармане твоего пиджака. Даже твой "магнум", из которого ты убил трех человек, тоже при тебе. Это на случай, если тебя, вернее твой труп, слишком рано найдут флики. Должен же кто-то ответить за убийство ни в чем неповинных людей...
- Давайте побыстрее кончать эту комедию, - взмолился дон Диего, - а то меня начинает уже укачивать...
- Не спешите, господа, - ответила с усмешкой Мерседес. - Какие же вы все-таки бываете жестокие... Я не могу так безжалостно расстаться с моим милым... У него, наверное, есть еще вопросы ко мне, не так ли?
- Да, меня интересует за что все-таки я должен быть убит? - спросил я.
- За что?! - ее голос высоко зазвенел, и я почувствовал удар носка ее ноги мне в лицо.
Удар был произведен с такой силой, что моя голова, как у тряпичной куклы, мотнулась из стороны в сторону и отвернулась к стене самолета.
- Он еще спрашивает: за что?! - резко проговорила Мерседес, не скрывая своего возмущения. - Ты должен был быть виновным в гибели полковника Альберто Родригеса, чтобы его убийство не носило политической окраски. Из-за тебя мы потеряли почти две недели в выполнении наших планов, а для нашей организации это уже много.
Я хотел уже повернуть голову, в которой все еще стоял звон после удара ноги Мерседес, но вдруг увидел, что по стене, как раз на уровне моего лица проходит проводка и пластиковая трубка бензопровода. Я немного знал устройство этого типа самолетов и понял, что если удастся дотянуться хотя бы зубами... Эта мысль целиком поглотила меня, и я почти не слушал высказываний Мерседес. Я даже начал ощущать, что чувствительность постепенно возвращается в мои конечности. Но меня пугало только одно - хватит ли у меня времени на задуманное.
Я застонал, а потом тихо произнес:
- Но, Мерседес, неужели нельзя хоть сейчас оставить мне жизнь?..
- Тебе оставить жизнь? - изумилась она. - Чтобы потом когда-нибудь ты, подвыпив и лежа в постели с какой-нибудь шлюхой, мог похваляться ночами, проведенными со мной?! О, нет!.. Уж этого никогда не будет, мой милый!
Я слушал ее ответ, пытаясь зубами ухватиться за провода и бензопровод, но у меня ничего не получалось. Я уже почувствовал, что изодрал себе губу о стенку, а от привкуса крови во рту, меня начало подташнивать. Но я упорно цеплялся зубами за все выступающее... Наконец, ухватил трубку бензопровода, но, видимо, у меня не было силы в зубах, а поэтому трубка выскользнула. Но все же мне это удалось еще раз... Я стиснул зубы с такой силой, что почувствовал боль в челюстях. И, вдруг, к моей великой радости, я ощутил во рту вкус бензина...
- Ладно, пора прощаться, мой милый, - вдруг проговорила Мерседес. Мигуэль, помогите мне выбросить за борт этот куль ничтожества, а то наш бедный председатель побелел от качки и не может двинуться, - и она, усмехнувшись, кивнула в сторону дон Диего.
Мигуэль встал и открыл дверцу самолета. Тугие струи воздуха ворвались в кабину, а к звуку мотора примешался свист ветра. Но я все отчетливее ощущал запах бензина. Мигуэль дернул меня за ноги, подтаскивая к открытой двери самолета, а Мерседес подталкивала меня за плечи.
- Как жаль, Мерседес, - громко, стараясь перекричать посторонние звуки, проговорил я, - что у тебя все так неудачно получилось...
- Тебе не о чем жалеть, мой милый, - ответила она, наклоняясь к моему лицу. - У меня, как говорят ваши американцы, все "о'кэй"... А вот тебе, мой милый, осталось жалеть слишком мало времени...
- Ты думаешь, что все "о'кэй"? - усмехнулся я.
Я даже заметил, что она перестала толкать меня к дверце.
- Что ты этим хочешь сказать? - насторожилась она.
Я услышал, что в мерном гуле мотора самолета появились перебои, которые все учащались.
- Дело в том, - говорил я наклонившейся ко мне Мерседес, - что мне показалось странным и подозрительным, что такой матерый зверь, как Мигуэль, не предусмотрел возможности твоей помощи мне в побеге. А тебя, моя любовь, тоже почему-то, случайно, вдруг, заинтересовали те же бумаги, что и его. Вот я и подсунул вам те чистые бланки, которые нашел в сейфе на вилле полковника. Я заполнил их сам в ночь побега от вас, в мотеле, недалеко от Хьюстона...
- Сеньора, - раздался голос пилота, перекрывающий прерывистые звуки работы мотора. - Самолет теряет высоту... Что-то случилось с мотором... Я не вижу места для посадки...
- Ну вот, любовь моя, - проговорил я, усмехаясь. - Тебе достались фальшивые бумаги... Да и меня ты переживешь не на много...
- Ты лжешь!.. - выкрикнула она с исказившимся лицом, которое вдруг стало неприятным и старым. - Выбрасываем его, Мигуэль, чтобы облегчить самолет...
Я чувствовал, что самолет снижается, а когда меня подтащили к открытой дверце, то увидел, что самолет почти задевает верхушки деревьев. Еще мгновение, и я оказался за пределами самолета...
Я почувствовал резкий толчок. Ветки деревьев жестко хлестнули по моему телу, и я стал падать, ломая их по пути, пока не застрял. Я висел, раскачиваясь на большой ветке, когда в отдалении раздался взрыв. Я подумал, что это, возможно, взорвался самолет с моими "друзьями".
Постепенно я начал ощущать, что могу двигать конечностями, хотя и не знал, сколько времени я провисел на ветвях дерева. Я протянул руку, подтянулся и сел на ветке, а затем начал осторожно спускаться вниз. Я чувствовал сильную боль во всем теле при малейшем движении, вероятно, последствия моих ударов о ветви, но двигаться мог. Уже когда до земли оставалось совсем немного, я не смог удержаться быстро слабеющими руками и сорвался вниз. Приземлился я неудачно, почувствовав резкую боль в ноге. От сильной боли я даже на некоторое время потерял сознание, но потом решил попытаться встать. Первая попытка была неудачной - боль в правой ноге не давала возможности передвигаться. Я немного полежал, отдыхая, а потом предпринял еще попытки встать, пока одна из них не увенчалась успехом.
Подобрав палку, я с трудом передвигался, волоча правую ногу.
Я потерял счет времени, только чувствовал, что мне предстоит заночевать в этих непролазных зарослях, полных всяких опасных животных и насекомых, с кем бы я не имел ни малейшего желания встретиться. В изнеможении я присел под деревом.
- Кто ты? - услышал я слова, сказанные на ломаном английском языке.
Подняв глаза я увидел перед собой двух смуглых загорелых людей.
- Я летел на самолете... - с трудом проговорил я по-испански, на языке более популярном в странах Латинской Америки. - Случилась авария... меня отбросило волной...
- А, так это был взрыв вашей машины? - спросил один из них, переходя на испанский язык.
- Да, но у меня не было сил убедиться, что случилось с остальными.
- Не волнуйтесь, мы это узнаем, - они говорили с небольшим акцентом, свойственным местному диалекту. - А вам мы поможем...
Они подняли меня и понесли в направлении, противоположном тому, куда я так упорно двигался, и минут через двадцать я оказался в хижине, где и пишу эти записки.
На другой день я узнал, что все мои попутчики погибли, а старуха-аборигенка все уговаривала меня, что я скоро поправлюсь. Я не верил ей и поэтому нашел здесь листки бумаги и карандаш, чтобы все-таки сделать эти записи. Я, конечно, хочу надеяться на лучшее, но что же мне делать дальше?..
Пока я писал эти записи, минуло уже шесть дней, и я начинаю верить, что старуха из этого маленького, затерянного в дебрях селения, оказалась права: я уже потихоньку хожу, наступая на больную ногу. Оказалось, что это был просто ушиб с растяжением мышц...
Здесь я познакомился с парнем, который случайно попав сюда, провел в этой непролазной глуши более пятнадцати лет. Трудно представить себе более тяжкое наказание. Несмотря на то, что живя здесь, он со всеми был робок и замкнут, со мной он заговорил, и мы быстро сошлись с ним как хорошие друзья.
Звали его Педро Хуанес...
Глава 7
Дочитав до этого места Педро Хуанес невольно смахнул со своего лица пот, выступивший от напряжения. Откинувшись назад в кресло, он живо представил все, что уже произошло и то, что предстояло ему пережить впереди. Он снова потянулся к бутылке с виски и налил себе стакан. Однако, выпив, не почувствовал опьянения. Сегодня его нервы были так напряжены, что алкоголь оказался бессилен. Кровь стучала, пульсировала у него в висках. Он еще раз переживал свою жизнь...
Закурив сигарету, Педро снова углубился в записи...
Трудно представить более сложную и неудачную судьбу, чем та, которая выпала на долю моего нового знакомого - Педро Хуанеса. Даже все мои приключения и мучения последних дней меркли перед бесстрастным рассказом этого парня.
Днем я писал свои записи, а по вечерам, в южной темноте, освещаемой огоньками самодельных папиросок на небольшой отрезок времени, слушал рассказ Педро.
Он рос в довольно обеспеченной семье, обучался в одной из лучших закрытых школ. Вероятно, он, по моему мнению, мог бы стать весьма уважаемым человеком. Редко я встречал такой живой ум, наблюдательность и силу воли, какие обнаруживал этот тихий, черноволосый парень с мягкими карими глазами, замученный тропической лихорадкой.
Все шло бы хорошо для Педро, но его уважаемый отец, дон Хуанес, полез в большую политику и оказался в такой же игре, как и та, из которой только что удалось выпутаться мне, но он был в роли главного действующего лица. В один из выходных дней, когда машина с родителями Педро, им самим и его сестрой, остановилась на дороге, чтобы мальчик смог сходить в кусты по естественной надобности, а отец отошел от машины, ожидая возвращения сына, из промчавшейся мимо машины раздалась дробная автоматная очередь, а потом грянул и взрыв... Чужая машина так же быстро унеслась как и появилась. Когда Педро выскочил из кустов, то увидел догоравшую машину и умирающего отца.
Мальчик кинулся к отцу.
- Уходи... - прохрипел тяжело раненый отец. - Уходи в заросли...
Скрывайся от этих двуногих зверей...
Педро шел уже тринадцатый год, и вид тяжело раненного отца потряс его. Он стоял с широко открытыми глазами, не в силах пошевелиться, переводя взгляд с догоравшей машины на умирающего отца.
- Иди!.. - снова прохрипел отец. - Они могут вернуться...
И как бы подтверждая эти слова, донесся отдаленный гул мотора машины.
- Иди!.. И не возвращайся!.. - Это моя последняя воля!.. - умирающий отец протянул руку в сторону зеленой стены.
Сдерживая рыдания, мальчик бросился прочь. В зарослях он остановился и оглянулся на дорогу. Он увидел, как подъехала большая темно-синяя машина, из которой вышел мужчина, осмотрелся и, увидев еще подававшего признаки жизни дона Хуанеса, выпустил по нему очередь из автомата. Педро стоял, наблюдая эту ужасную картину глазами, полными слез, зажав рукой рот, чтобы не вырвался случайный крик. Он видел, как еще раз дернулось тело отца, чтобы теперь уже навечно остаться неподвижным. Он видел и на всю жизнь запомнил лицо человека, стрелявшего в отца... Затем мальчик бросился прочь, не разбирая дороги.
Около двух недель он скитался по зарослям, ожидая смерти, когда его, уже обессиленного, подобрали жители этого маленького селения, где нахожусь сейчас и я... Та же самая старуха, которая лечила мою ногу, выходила тогда обессилевшего мальчишку, подхватившего, к тому же, тропическую лихорадку.
Так он постепенно прижился здесь, говоря, что он сирота, что и было правдой.
Он стал как бы сыном этой старухи-знахарки. Он не мог, да и боялся вспоминать все подробности, связанные с гибелью своей семьи.
Я невольно проникся состраданием и уважением к Педро, а поэтому доверил ему и свою тайну. Он ухаживал за мной, как за родным братом, да и я видел в нем брата.
И вот однажды Педро сказал мне, что знает все эти заросли так же хорошо, как хорошая хозяйка знает свою кухню. Возможно, что именно в этот момент у меня родилась идея выбраться отсюда и попробовать все начать сначала. У меня были деньги и немалые. Их вполне могло хватить на нас двоих. Чем больше я думал над этим, тем больше мне нравилась эта идея.
И вот на восьмую ночь я изложил свой план Педро, которого все чаще стали мучить приступы лихорадки, рассказав ему о деньгах и бумагах, хранящихся в банке Мехико.
- А зачем все это? - вдруг спросил он, отхлебывая из кружки отвар трав, которым старуха лечила его от лихорадки.
- Как зачем?! - удивился я. - Мы сможем с тобой жить так, как захотим. У нас будут деньги, будет красивая жизнь...
- Для меня уже ничего не будет, - задумчиво проговорил он. - Я чувствую, что должен скоро умереть. К тому же, если я вернусь, то меня постараются убрать, как ненужного свидетеля.
- Но ты ведь даже не знаешь, кто сейчас у власти? - возразил я ему. Может быть тебя примут как сына героя...
- Кто бы ни был, но те остались. А они не любят оставлять свидетелей.
- Прости, Педро, но кто сказал, что ты свидетель? - удивился я. По-моему, было все именно так: ты углубился в чащу по естественной надобности, а потом услышал взрыв. Когда ты вернулся, то увидел догорающую машину. У тебя был сильный испуг, и ты вновь кинулся в чащу. Там ты упал и потерял сознание. Никакой другой машины и никакого человека с автоматом ты не видел и не помнишь. Ты слишком долго болел, несколько лет. А теперь у тебя остались только обрывочные воспоминания детства. Ты помнишь только всех добрых и хороших людей, окружавших тебя. Ты твердо знаешь и уверен, потому что видел сам, что вся твоя семья погибла в машине от случайного взрыва, причину которого ты не знаешь. И никого постороннего на дороге не было. Он слушал меня, как зачарованный ребенок слушает сказку. А я продолжал:
- Мы возвращаемся. Ты решился на это только потому, что встретил и спас меня в этих непролазных чащобах. Ну, а я буду каким-нибудь исследователем.
Убивать тебя уже никому не будет смысла. Ты, я думаю, в политику не полезешь, а для всех других ты не будешь представлять никакой опасности. Мы постепенно узаконим свое состояние. Имея деньги, мы выправим свое здоровье, а потом... Вот потом и будет уже наш час. Мы найдем хорошего детектива, чтобы разыскать убийцу твоего отца, а найти наемного убийцу, имея деньги, не так уж и сложно...
- Я сам убью его, - прошептал Педро, и в его красивых глазах загорелся злой огонек. - Я должен отомстить сам.
- Вот это уже лишнее, Педро, - мягко сказал я. - Убив его, ты подставишь себя, да и меня, под удар...
- Ну и что?.. Прости, я не подумал о тебе.
- А то, что кроме этого непосредственного исполнителя в этом деле может быть замешано много других людей.
- Это верно, но теперь, когда ты указал мне эту возможность, целью моей жизни станет только эта непосредственная месть... Месть убийце моего отца.
- О'кей, Педро, но это в будущем. А пока давай составим план, как нам выбраться быстрее отсюда.
Мы долго обсуждали возможность выбраться отсюда, причем право выбора я предоставил Педро, потому что не имел ни малейшего представления, где я сейчас нахожусь. Наконец мы решили, что пойдем без провожатых, вдвоем. По подсчетам Педро, мы должны потратить на весь путь не более четырех суток.
- Нам бы только выбраться отсюда, - сказал я. - Мы разыщем моего отца, а там уж все будет хорошо.
- Нет, Эдди, - сказал вдруг Педро, - нам лучше попытаться найти адвоката отца. Я все время думал о нем. Лео Бернштейн одинок. Они были дружны с моим отцом... Очень дружны. А Лео уделял мне внимания, пожалуй, больше, чем отец.
Он мне был как бы вторым отцом...
И Педро пустился в воспоминания детства, передавая их так ярко и красочно, как только можно передавать эти воспоминания. Я внимательно слушал его и думал, что вариант адвоката Лео Бернштейна, пожалуй, лучше моего. Он же сможет помочь нам и изъять все мои деньги, оставленные в Мехико, сделав нас богатыми.
- Да, Педро, ты прав, - согласился я. - Выйдя на дорогу, мы доберемся до ближайшего городка, приоденемся и, на имеющиеся у меня деньги, разыщем твоего адвоката.
Педро Хуанес оторвался от записей.
Да, надежда на Лео Бернштейна полностью оправдала себя. Только он, отнесшийся сначала с недоверием, потом признал в заросшем оборвыше, у которого не было сил даже привести себя в порядок, сына своего бывшего лучшего друга. Лео взял его к себе, проявляя истинно отцовскую заботу, помог подняться на ноги, оправиться от болезни.
Лео Бернштейн был уже стариком, а поэтому отдал все свои чувства одинокого старого мужчины Педро, видя в нем и сына своего друга, и своего наследника. Он допустил его в общество только твердо убедившись, что Педро ничего не помнит о случившемся. Он передал Педро деньги отца, которые находились у него, причем с процентами за все эти годы, сделав его богатым.
Он передал Педро все секреты деловой жизни и тайны бизнеса, радуясь такому способному ученику, который все схватывал на лету. А когда через полгода под пристальным наблюдением старика Педро сам начал заниматься делами, то адвокат пришел в восторг от его природного ума и деловой хватки. Вот тогда-то Педро и поделился со стариком тайной, узнанной им от друга, о деньгах, находящихся в сейфах банка, о деньгах, которые добыл и оставил в банке Мехико Тедди Томпсон. Старик долго думал, а потом нашел способ присоединить и их к уже немалому состоянию Педро.
Педро не шел вверх, а скорее летел. Уже через год его состояние исчислялось миллионами. А через полтора года он женился по рекомендации Лео Бернштейна. Женился на очаровательной девушке, принесшей ему не только радость жизни, но и положение в обществе.
Может быть кто-то и завидовал столь блистательному взлету Педро, но завидовал тихо, где-то в глубине души. Сейчас его уже все просто боялись...
После двух-трех попыток выбить его из седла, когда он расправился со своими противниками хладнокровно и жестоко, используя весьма умело все свои деньги и связи, чем удивил даже Лео Бернштейна, больше желающих стать ему поперек дороги не находилось, тем более, что в большом бизнесе, куда он ворвался, уже многие хотели иметь его союзником.
И вот пришло время, которого он ждал более двух лет после возвращения в мир цивилизации. Пришло время исполнить последнюю волю умершего друга.
Наконец, эти бумаги, доставленные Чарли, перед ним, и последняя воля друга будет выполнена.
Он принялся дочитывать последние листки...
"На этом мы и порешили. Около трех дней ушло у нас на сборы. Я решил взять с собой только свои документы, деньги и пистолет.
Я рассказал Педро, что на оборотной стороне фотографии певички, которую я оставлял с записями, нанесены данные местонахождения денег организации, и, при возможности, мы сможем их изъять. Мы полностью доверяли друг другу, а поэтому я даже раскрыл ему шифр этих записей, известный только мне.
Педро же в минуту отдыха вспоминал свое детство, рассказывал мне все до мельчайших подробностей. Он так красочно мог описать события и людей, что я мысленно видел их и мог бы узнать на любой фотографии и при встрече в жизни.
Педро при помощи старухи собрал в дорогу пищи и питья, которое придавало бодрости и было изготовлено самой старухой.
Этот день мы назначили на следующее утро. Педро стало несколько легче, а я чувствовал, что меня вот-вот начнет трепать лихорадка, потому хотел быстрее выбраться отсюда.
Итак, последняя ночь. Я собрал все свои записи, привел их в порядок, прикрепил к переднему листу кусочком смолы фотографию певички. Может быть она нам еще принесет, если не счастье, то деньги.
И вот в заключение запишу два наших последних желания, а утром передам пакет на хранение старухе. Она будет знать, что за ним может приехать кто-то от нас, передав ей привет от Педро или Эдди и коробку с бутылками рома, который, оказывается, старуха так любит. Мы прекрасно понимаем, что, возможно, будет и так, что мне не сможем выбраться отсюда оба, потому что сил у нас было не очень много. Могли мы выбраться из этих зарослей и вдвоем.
Тогда мы поклялись, что как братья никогда не расстанемся и будем во всем помогать друг другу. Но мы, реально оценивая обстановку, предусмотрели и тот случай, когда из этих чертовых зарослей выйдет только один из нас. Слишком много было опасностей на пути, чтобы не предусмотреть и такой вариант.
Поэтому в случае такого исхода мы дали друг другу клятву, что выполним в течение трех лет, изъяв эти записи, последнюю волю умершего.
Моей последней волей будет следующее: чтобы Педро Хуанес изъял эти записи и опубликовал их, оставив себе все деньги. Я не хотел, чтобы меня считали убийцей, хладнокровно застрелившим из своего пистолета трех человек.
Педро высказал в виде своей последней просьбы желание отомстить за отца... Он так красочно описал портрет убийцы, который носил в своей памяти столько лет, что я его представил как живого. Но, если мне придется жить и отомстить за смерть отца Педро, то я для верности привожу подробное описание этого человека, со слов Педро..."
Педро Хуанес дочитал записи, встал из-за стола, плеснул в стакан виски и выпил все одним глотком. Он подошел к окну. Его глаза были закрыты, но он видел мысленно те дни...
Их оказалось пять, И с каждым днем они все больше теряли силы, подставляя друг другу для помощи свои обессилившие плечи.
А на третий день случилось непоправимое. Его названного брата, обессилившего от лихорадки, укусила змея. Он перетянул его опухшую и посиневшую руку ремнем и тащил его по чаще сколько хватало сил, а потом отдыхал, чтобы протащить еще несколько метров.
- Оставь меня, - прохрипел тот во время очередного привала, словно в бреду. - Я умираю... Но помни... Последняя просьба...
Это были последние слова того, кто стал ему самым дорогим человеком за несколько дней общения. Педро вспомнил, что только убедившись в смерти друга, стал он сдирать у подножья большого дерева травяной пласт большим ножом. Он сделал неглубокую, но все же могилу. Потратив много нужных сил, он стащил труп в эту могилу. Себе Педро Хуанес взял только деньги, а документы и "магнум" положил в карман умершего. Затем он засыпал труп землей и уложил травяной пласт...
Его подобрали на пятый день у дороги. Обессиленный, оборванный и обросший, он попросил доставить его в любой город.
Несколько дней он боролся со смертью, а потом разыскал старика Бернштейна.
И сегодня, спустя более двух лет, он имел перед собой документы, чтобы выполнить последний свой долг перед встреченным прекрасным человеком. Он уже почти знал, что должен был сделать, но сейчас был уверен, что придется приказать Чарли убрать мистера Эркандеса, чтобы выполнить последнюю волю друга.
Он открыл глаза, отвернулся от окна и сплюнул на роскошный ковер, потому что снова почувствовал во рту привкус крови и бензина.
- Зачем? Хотя бы для того, чтобы показать, как я могу рассчитываться со своими врагами, - прозвучал голос Мерседес, но в нем уже не чувствовалось прежней нежности, а слышались металлические нотки. - Затем, чтобы показать вам, что из-за вас и ваших пустоголовых помощников, я - первая дама нашей страны, была вынуждена стать любовницей этого жалкого недоноска, с которым вы, мужчины, не смогли справиться... А теперь настал мой черед. Он мой, и я сама хочу рассчитаться с ним и показать вам, чтобы все знали, как я это делаю со своими врагами...
- Где я? - спросил я, с трудом ворочая языком.
Я обвел слегка затуманенным взглядом салон легкого самолета. Рядом со мной в кресле сидела Мерседес, а в двух других - дон Диего и мистер Мигуэль.
- А, мой милый, ты, кажется, пришел в себя после прекрасного вина? - с улыбкой проговорила Мерседес. - Пришло время исполнения твоих желаний... злая усмешка отразилась на ее лице. - Ты хотел познакомиться с шефом организации, да? Так я перед тобой, милый... - Она рассмеялась своим серебристым смехом. Можешь меня теперь или уговаривать, или убивать...
Я попытался пошевелиться, но не смог.
- Что, у тебя не двигаются ни ручки, ни ножки? - с усмешкой издевалась Мерседес. - Не подумай обо мне плохо - я не связывала тебя... Просто ты принял такой препарат, что сможешь все слышать, болтать своим языком, а потом... она сделала паузу, усмехаясь. - Если, конечно, ты останешься живой, то будут работать и твои ноги и руки, но я надеюсь, что этого с тобой не случится...
Я постепенно начал все понимать.
- А что же все-таки со мной будет. Мерседес? - спросил я.
- О, ничего страшного, - ответила она. - Просто мы сбросим тебя с самолета. Ты не волнуйся, все твои документы и деньги на месте, в кармане твоего пиджака. Даже твой "магнум", из которого ты убил трех человек, тоже при тебе. Это на случай, если тебя, вернее твой труп, слишком рано найдут флики. Должен же кто-то ответить за убийство ни в чем неповинных людей...
- Давайте побыстрее кончать эту комедию, - взмолился дон Диего, - а то меня начинает уже укачивать...
- Не спешите, господа, - ответила с усмешкой Мерседес. - Какие же вы все-таки бываете жестокие... Я не могу так безжалостно расстаться с моим милым... У него, наверное, есть еще вопросы ко мне, не так ли?
- Да, меня интересует за что все-таки я должен быть убит? - спросил я.
- За что?! - ее голос высоко зазвенел, и я почувствовал удар носка ее ноги мне в лицо.
Удар был произведен с такой силой, что моя голова, как у тряпичной куклы, мотнулась из стороны в сторону и отвернулась к стене самолета.
- Он еще спрашивает: за что?! - резко проговорила Мерседес, не скрывая своего возмущения. - Ты должен был быть виновным в гибели полковника Альберто Родригеса, чтобы его убийство не носило политической окраски. Из-за тебя мы потеряли почти две недели в выполнении наших планов, а для нашей организации это уже много.
Я хотел уже повернуть голову, в которой все еще стоял звон после удара ноги Мерседес, но вдруг увидел, что по стене, как раз на уровне моего лица проходит проводка и пластиковая трубка бензопровода. Я немного знал устройство этого типа самолетов и понял, что если удастся дотянуться хотя бы зубами... Эта мысль целиком поглотила меня, и я почти не слушал высказываний Мерседес. Я даже начал ощущать, что чувствительность постепенно возвращается в мои конечности. Но меня пугало только одно - хватит ли у меня времени на задуманное.
Я застонал, а потом тихо произнес:
- Но, Мерседес, неужели нельзя хоть сейчас оставить мне жизнь?..
- Тебе оставить жизнь? - изумилась она. - Чтобы потом когда-нибудь ты, подвыпив и лежа в постели с какой-нибудь шлюхой, мог похваляться ночами, проведенными со мной?! О, нет!.. Уж этого никогда не будет, мой милый!
Я слушал ее ответ, пытаясь зубами ухватиться за провода и бензопровод, но у меня ничего не получалось. Я уже почувствовал, что изодрал себе губу о стенку, а от привкуса крови во рту, меня начало подташнивать. Но я упорно цеплялся зубами за все выступающее... Наконец, ухватил трубку бензопровода, но, видимо, у меня не было силы в зубах, а поэтому трубка выскользнула. Но все же мне это удалось еще раз... Я стиснул зубы с такой силой, что почувствовал боль в челюстях. И, вдруг, к моей великой радости, я ощутил во рту вкус бензина...
- Ладно, пора прощаться, мой милый, - вдруг проговорила Мерседес. Мигуэль, помогите мне выбросить за борт этот куль ничтожества, а то наш бедный председатель побелел от качки и не может двинуться, - и она, усмехнувшись, кивнула в сторону дон Диего.
Мигуэль встал и открыл дверцу самолета. Тугие струи воздуха ворвались в кабину, а к звуку мотора примешался свист ветра. Но я все отчетливее ощущал запах бензина. Мигуэль дернул меня за ноги, подтаскивая к открытой двери самолета, а Мерседес подталкивала меня за плечи.
- Как жаль, Мерседес, - громко, стараясь перекричать посторонние звуки, проговорил я, - что у тебя все так неудачно получилось...
- Тебе не о чем жалеть, мой милый, - ответила она, наклоняясь к моему лицу. - У меня, как говорят ваши американцы, все "о'кэй"... А вот тебе, мой милый, осталось жалеть слишком мало времени...
- Ты думаешь, что все "о'кэй"? - усмехнулся я.
Я даже заметил, что она перестала толкать меня к дверце.
- Что ты этим хочешь сказать? - насторожилась она.
Я услышал, что в мерном гуле мотора самолета появились перебои, которые все учащались.
- Дело в том, - говорил я наклонившейся ко мне Мерседес, - что мне показалось странным и подозрительным, что такой матерый зверь, как Мигуэль, не предусмотрел возможности твоей помощи мне в побеге. А тебя, моя любовь, тоже почему-то, случайно, вдруг, заинтересовали те же бумаги, что и его. Вот я и подсунул вам те чистые бланки, которые нашел в сейфе на вилле полковника. Я заполнил их сам в ночь побега от вас, в мотеле, недалеко от Хьюстона...
- Сеньора, - раздался голос пилота, перекрывающий прерывистые звуки работы мотора. - Самолет теряет высоту... Что-то случилось с мотором... Я не вижу места для посадки...
- Ну вот, любовь моя, - проговорил я, усмехаясь. - Тебе достались фальшивые бумаги... Да и меня ты переживешь не на много...
- Ты лжешь!.. - выкрикнула она с исказившимся лицом, которое вдруг стало неприятным и старым. - Выбрасываем его, Мигуэль, чтобы облегчить самолет...
Я чувствовал, что самолет снижается, а когда меня подтащили к открытой дверце, то увидел, что самолет почти задевает верхушки деревьев. Еще мгновение, и я оказался за пределами самолета...
Я почувствовал резкий толчок. Ветки деревьев жестко хлестнули по моему телу, и я стал падать, ломая их по пути, пока не застрял. Я висел, раскачиваясь на большой ветке, когда в отдалении раздался взрыв. Я подумал, что это, возможно, взорвался самолет с моими "друзьями".
Постепенно я начал ощущать, что могу двигать конечностями, хотя и не знал, сколько времени я провисел на ветвях дерева. Я протянул руку, подтянулся и сел на ветке, а затем начал осторожно спускаться вниз. Я чувствовал сильную боль во всем теле при малейшем движении, вероятно, последствия моих ударов о ветви, но двигаться мог. Уже когда до земли оставалось совсем немного, я не смог удержаться быстро слабеющими руками и сорвался вниз. Приземлился я неудачно, почувствовав резкую боль в ноге. От сильной боли я даже на некоторое время потерял сознание, но потом решил попытаться встать. Первая попытка была неудачной - боль в правой ноге не давала возможности передвигаться. Я немного полежал, отдыхая, а потом предпринял еще попытки встать, пока одна из них не увенчалась успехом.
Подобрав палку, я с трудом передвигался, волоча правую ногу.
Я потерял счет времени, только чувствовал, что мне предстоит заночевать в этих непролазных зарослях, полных всяких опасных животных и насекомых, с кем бы я не имел ни малейшего желания встретиться. В изнеможении я присел под деревом.
- Кто ты? - услышал я слова, сказанные на ломаном английском языке.
Подняв глаза я увидел перед собой двух смуглых загорелых людей.
- Я летел на самолете... - с трудом проговорил я по-испански, на языке более популярном в странах Латинской Америки. - Случилась авария... меня отбросило волной...
- А, так это был взрыв вашей машины? - спросил один из них, переходя на испанский язык.
- Да, но у меня не было сил убедиться, что случилось с остальными.
- Не волнуйтесь, мы это узнаем, - они говорили с небольшим акцентом, свойственным местному диалекту. - А вам мы поможем...
Они подняли меня и понесли в направлении, противоположном тому, куда я так упорно двигался, и минут через двадцать я оказался в хижине, где и пишу эти записки.
На другой день я узнал, что все мои попутчики погибли, а старуха-аборигенка все уговаривала меня, что я скоро поправлюсь. Я не верил ей и поэтому нашел здесь листки бумаги и карандаш, чтобы все-таки сделать эти записи. Я, конечно, хочу надеяться на лучшее, но что же мне делать дальше?..
Пока я писал эти записи, минуло уже шесть дней, и я начинаю верить, что старуха из этого маленького, затерянного в дебрях селения, оказалась права: я уже потихоньку хожу, наступая на больную ногу. Оказалось, что это был просто ушиб с растяжением мышц...
Здесь я познакомился с парнем, который случайно попав сюда, провел в этой непролазной глуши более пятнадцати лет. Трудно представить себе более тяжкое наказание. Несмотря на то, что живя здесь, он со всеми был робок и замкнут, со мной он заговорил, и мы быстро сошлись с ним как хорошие друзья.
Звали его Педро Хуанес...
Глава 7
Дочитав до этого места Педро Хуанес невольно смахнул со своего лица пот, выступивший от напряжения. Откинувшись назад в кресло, он живо представил все, что уже произошло и то, что предстояло ему пережить впереди. Он снова потянулся к бутылке с виски и налил себе стакан. Однако, выпив, не почувствовал опьянения. Сегодня его нервы были так напряжены, что алкоголь оказался бессилен. Кровь стучала, пульсировала у него в висках. Он еще раз переживал свою жизнь...
Закурив сигарету, Педро снова углубился в записи...
Трудно представить более сложную и неудачную судьбу, чем та, которая выпала на долю моего нового знакомого - Педро Хуанеса. Даже все мои приключения и мучения последних дней меркли перед бесстрастным рассказом этого парня.
Днем я писал свои записи, а по вечерам, в южной темноте, освещаемой огоньками самодельных папиросок на небольшой отрезок времени, слушал рассказ Педро.
Он рос в довольно обеспеченной семье, обучался в одной из лучших закрытых школ. Вероятно, он, по моему мнению, мог бы стать весьма уважаемым человеком. Редко я встречал такой живой ум, наблюдательность и силу воли, какие обнаруживал этот тихий, черноволосый парень с мягкими карими глазами, замученный тропической лихорадкой.
Все шло бы хорошо для Педро, но его уважаемый отец, дон Хуанес, полез в большую политику и оказался в такой же игре, как и та, из которой только что удалось выпутаться мне, но он был в роли главного действующего лица. В один из выходных дней, когда машина с родителями Педро, им самим и его сестрой, остановилась на дороге, чтобы мальчик смог сходить в кусты по естественной надобности, а отец отошел от машины, ожидая возвращения сына, из промчавшейся мимо машины раздалась дробная автоматная очередь, а потом грянул и взрыв... Чужая машина так же быстро унеслась как и появилась. Когда Педро выскочил из кустов, то увидел догоравшую машину и умирающего отца.
Мальчик кинулся к отцу.
- Уходи... - прохрипел тяжело раненый отец. - Уходи в заросли...
Скрывайся от этих двуногих зверей...
Педро шел уже тринадцатый год, и вид тяжело раненного отца потряс его. Он стоял с широко открытыми глазами, не в силах пошевелиться, переводя взгляд с догоравшей машины на умирающего отца.
- Иди!.. - снова прохрипел отец. - Они могут вернуться...
И как бы подтверждая эти слова, донесся отдаленный гул мотора машины.
- Иди!.. И не возвращайся!.. - Это моя последняя воля!.. - умирающий отец протянул руку в сторону зеленой стены.
Сдерживая рыдания, мальчик бросился прочь. В зарослях он остановился и оглянулся на дорогу. Он увидел, как подъехала большая темно-синяя машина, из которой вышел мужчина, осмотрелся и, увидев еще подававшего признаки жизни дона Хуанеса, выпустил по нему очередь из автомата. Педро стоял, наблюдая эту ужасную картину глазами, полными слез, зажав рукой рот, чтобы не вырвался случайный крик. Он видел, как еще раз дернулось тело отца, чтобы теперь уже навечно остаться неподвижным. Он видел и на всю жизнь запомнил лицо человека, стрелявшего в отца... Затем мальчик бросился прочь, не разбирая дороги.
Около двух недель он скитался по зарослям, ожидая смерти, когда его, уже обессиленного, подобрали жители этого маленького селения, где нахожусь сейчас и я... Та же самая старуха, которая лечила мою ногу, выходила тогда обессилевшего мальчишку, подхватившего, к тому же, тропическую лихорадку.
Так он постепенно прижился здесь, говоря, что он сирота, что и было правдой.
Он стал как бы сыном этой старухи-знахарки. Он не мог, да и боялся вспоминать все подробности, связанные с гибелью своей семьи.
Я невольно проникся состраданием и уважением к Педро, а поэтому доверил ему и свою тайну. Он ухаживал за мной, как за родным братом, да и я видел в нем брата.
И вот однажды Педро сказал мне, что знает все эти заросли так же хорошо, как хорошая хозяйка знает свою кухню. Возможно, что именно в этот момент у меня родилась идея выбраться отсюда и попробовать все начать сначала. У меня были деньги и немалые. Их вполне могло хватить на нас двоих. Чем больше я думал над этим, тем больше мне нравилась эта идея.
И вот на восьмую ночь я изложил свой план Педро, которого все чаще стали мучить приступы лихорадки, рассказав ему о деньгах и бумагах, хранящихся в банке Мехико.
- А зачем все это? - вдруг спросил он, отхлебывая из кружки отвар трав, которым старуха лечила его от лихорадки.
- Как зачем?! - удивился я. - Мы сможем с тобой жить так, как захотим. У нас будут деньги, будет красивая жизнь...
- Для меня уже ничего не будет, - задумчиво проговорил он. - Я чувствую, что должен скоро умереть. К тому же, если я вернусь, то меня постараются убрать, как ненужного свидетеля.
- Но ты ведь даже не знаешь, кто сейчас у власти? - возразил я ему. Может быть тебя примут как сына героя...
- Кто бы ни был, но те остались. А они не любят оставлять свидетелей.
- Прости, Педро, но кто сказал, что ты свидетель? - удивился я. По-моему, было все именно так: ты углубился в чащу по естественной надобности, а потом услышал взрыв. Когда ты вернулся, то увидел догорающую машину. У тебя был сильный испуг, и ты вновь кинулся в чащу. Там ты упал и потерял сознание. Никакой другой машины и никакого человека с автоматом ты не видел и не помнишь. Ты слишком долго болел, несколько лет. А теперь у тебя остались только обрывочные воспоминания детства. Ты помнишь только всех добрых и хороших людей, окружавших тебя. Ты твердо знаешь и уверен, потому что видел сам, что вся твоя семья погибла в машине от случайного взрыва, причину которого ты не знаешь. И никого постороннего на дороге не было. Он слушал меня, как зачарованный ребенок слушает сказку. А я продолжал:
- Мы возвращаемся. Ты решился на это только потому, что встретил и спас меня в этих непролазных чащобах. Ну, а я буду каким-нибудь исследователем.
Убивать тебя уже никому не будет смысла. Ты, я думаю, в политику не полезешь, а для всех других ты не будешь представлять никакой опасности. Мы постепенно узаконим свое состояние. Имея деньги, мы выправим свое здоровье, а потом... Вот потом и будет уже наш час. Мы найдем хорошего детектива, чтобы разыскать убийцу твоего отца, а найти наемного убийцу, имея деньги, не так уж и сложно...
- Я сам убью его, - прошептал Педро, и в его красивых глазах загорелся злой огонек. - Я должен отомстить сам.
- Вот это уже лишнее, Педро, - мягко сказал я. - Убив его, ты подставишь себя, да и меня, под удар...
- Ну и что?.. Прости, я не подумал о тебе.
- А то, что кроме этого непосредственного исполнителя в этом деле может быть замешано много других людей.
- Это верно, но теперь, когда ты указал мне эту возможность, целью моей жизни станет только эта непосредственная месть... Месть убийце моего отца.
- О'кей, Педро, но это в будущем. А пока давай составим план, как нам выбраться быстрее отсюда.
Мы долго обсуждали возможность выбраться отсюда, причем право выбора я предоставил Педро, потому что не имел ни малейшего представления, где я сейчас нахожусь. Наконец мы решили, что пойдем без провожатых, вдвоем. По подсчетам Педро, мы должны потратить на весь путь не более четырех суток.
- Нам бы только выбраться отсюда, - сказал я. - Мы разыщем моего отца, а там уж все будет хорошо.
- Нет, Эдди, - сказал вдруг Педро, - нам лучше попытаться найти адвоката отца. Я все время думал о нем. Лео Бернштейн одинок. Они были дружны с моим отцом... Очень дружны. А Лео уделял мне внимания, пожалуй, больше, чем отец.
Он мне был как бы вторым отцом...
И Педро пустился в воспоминания детства, передавая их так ярко и красочно, как только можно передавать эти воспоминания. Я внимательно слушал его и думал, что вариант адвоката Лео Бернштейна, пожалуй, лучше моего. Он же сможет помочь нам и изъять все мои деньги, оставленные в Мехико, сделав нас богатыми.
- Да, Педро, ты прав, - согласился я. - Выйдя на дорогу, мы доберемся до ближайшего городка, приоденемся и, на имеющиеся у меня деньги, разыщем твоего адвоката.
Педро Хуанес оторвался от записей.
Да, надежда на Лео Бернштейна полностью оправдала себя. Только он, отнесшийся сначала с недоверием, потом признал в заросшем оборвыше, у которого не было сил даже привести себя в порядок, сына своего бывшего лучшего друга. Лео взял его к себе, проявляя истинно отцовскую заботу, помог подняться на ноги, оправиться от болезни.
Лео Бернштейн был уже стариком, а поэтому отдал все свои чувства одинокого старого мужчины Педро, видя в нем и сына своего друга, и своего наследника. Он допустил его в общество только твердо убедившись, что Педро ничего не помнит о случившемся. Он передал Педро деньги отца, которые находились у него, причем с процентами за все эти годы, сделав его богатым.
Он передал Педро все секреты деловой жизни и тайны бизнеса, радуясь такому способному ученику, который все схватывал на лету. А когда через полгода под пристальным наблюдением старика Педро сам начал заниматься делами, то адвокат пришел в восторг от его природного ума и деловой хватки. Вот тогда-то Педро и поделился со стариком тайной, узнанной им от друга, о деньгах, находящихся в сейфах банка, о деньгах, которые добыл и оставил в банке Мехико Тедди Томпсон. Старик долго думал, а потом нашел способ присоединить и их к уже немалому состоянию Педро.
Педро не шел вверх, а скорее летел. Уже через год его состояние исчислялось миллионами. А через полтора года он женился по рекомендации Лео Бернштейна. Женился на очаровательной девушке, принесшей ему не только радость жизни, но и положение в обществе.
Может быть кто-то и завидовал столь блистательному взлету Педро, но завидовал тихо, где-то в глубине души. Сейчас его уже все просто боялись...
После двух-трех попыток выбить его из седла, когда он расправился со своими противниками хладнокровно и жестоко, используя весьма умело все свои деньги и связи, чем удивил даже Лео Бернштейна, больше желающих стать ему поперек дороги не находилось, тем более, что в большом бизнесе, куда он ворвался, уже многие хотели иметь его союзником.
И вот пришло время, которого он ждал более двух лет после возвращения в мир цивилизации. Пришло время исполнить последнюю волю умершего друга.
Наконец, эти бумаги, доставленные Чарли, перед ним, и последняя воля друга будет выполнена.
Он принялся дочитывать последние листки...
"На этом мы и порешили. Около трех дней ушло у нас на сборы. Я решил взять с собой только свои документы, деньги и пистолет.
Я рассказал Педро, что на оборотной стороне фотографии певички, которую я оставлял с записями, нанесены данные местонахождения денег организации, и, при возможности, мы сможем их изъять. Мы полностью доверяли друг другу, а поэтому я даже раскрыл ему шифр этих записей, известный только мне.
Педро же в минуту отдыха вспоминал свое детство, рассказывал мне все до мельчайших подробностей. Он так красочно мог описать события и людей, что я мысленно видел их и мог бы узнать на любой фотографии и при встрече в жизни.
Педро при помощи старухи собрал в дорогу пищи и питья, которое придавало бодрости и было изготовлено самой старухой.
Этот день мы назначили на следующее утро. Педро стало несколько легче, а я чувствовал, что меня вот-вот начнет трепать лихорадка, потому хотел быстрее выбраться отсюда.
Итак, последняя ночь. Я собрал все свои записи, привел их в порядок, прикрепил к переднему листу кусочком смолы фотографию певички. Может быть она нам еще принесет, если не счастье, то деньги.
И вот в заключение запишу два наших последних желания, а утром передам пакет на хранение старухе. Она будет знать, что за ним может приехать кто-то от нас, передав ей привет от Педро или Эдди и коробку с бутылками рома, который, оказывается, старуха так любит. Мы прекрасно понимаем, что, возможно, будет и так, что мне не сможем выбраться отсюда оба, потому что сил у нас было не очень много. Могли мы выбраться из этих зарослей и вдвоем.
Тогда мы поклялись, что как братья никогда не расстанемся и будем во всем помогать друг другу. Но мы, реально оценивая обстановку, предусмотрели и тот случай, когда из этих чертовых зарослей выйдет только один из нас. Слишком много было опасностей на пути, чтобы не предусмотреть и такой вариант.
Поэтому в случае такого исхода мы дали друг другу клятву, что выполним в течение трех лет, изъяв эти записи, последнюю волю умершего.
Моей последней волей будет следующее: чтобы Педро Хуанес изъял эти записи и опубликовал их, оставив себе все деньги. Я не хотел, чтобы меня считали убийцей, хладнокровно застрелившим из своего пистолета трех человек.
Педро высказал в виде своей последней просьбы желание отомстить за отца... Он так красочно описал портрет убийцы, который носил в своей памяти столько лет, что я его представил как живого. Но, если мне придется жить и отомстить за смерть отца Педро, то я для верности привожу подробное описание этого человека, со слов Педро..."
Педро Хуанес дочитал записи, встал из-за стола, плеснул в стакан виски и выпил все одним глотком. Он подошел к окну. Его глаза были закрыты, но он видел мысленно те дни...
Их оказалось пять, И с каждым днем они все больше теряли силы, подставляя друг другу для помощи свои обессилившие плечи.
А на третий день случилось непоправимое. Его названного брата, обессилившего от лихорадки, укусила змея. Он перетянул его опухшую и посиневшую руку ремнем и тащил его по чаще сколько хватало сил, а потом отдыхал, чтобы протащить еще несколько метров.
- Оставь меня, - прохрипел тот во время очередного привала, словно в бреду. - Я умираю... Но помни... Последняя просьба...
Это были последние слова того, кто стал ему самым дорогим человеком за несколько дней общения. Педро вспомнил, что только убедившись в смерти друга, стал он сдирать у подножья большого дерева травяной пласт большим ножом. Он сделал неглубокую, но все же могилу. Потратив много нужных сил, он стащил труп в эту могилу. Себе Педро Хуанес взял только деньги, а документы и "магнум" положил в карман умершего. Затем он засыпал труп землей и уложил травяной пласт...
Его подобрали на пятый день у дороги. Обессиленный, оборванный и обросший, он попросил доставить его в любой город.
Несколько дней он боролся со смертью, а потом разыскал старика Бернштейна.
И сегодня, спустя более двух лет, он имел перед собой документы, чтобы выполнить последний свой долг перед встреченным прекрасным человеком. Он уже почти знал, что должен был сделать, но сейчас был уверен, что придется приказать Чарли убрать мистера Эркандеса, чтобы выполнить последнюю волю друга.
Он открыл глаза, отвернулся от окна и сплюнул на роскошный ковер, потому что снова почувствовал во рту привкус крови и бензина.