А что теперь? Я просто не позволяю себе осмыслить это число: четыреста шестьдесят тысяч… Целый областной город – почти как Рязань. Рядышком их положить… И деток тоже… Если б я открыл фронт!.. Сейчас “голубые шишки”, конечно, разорвали бы меня в клочья за “предательский отход”, зато людей… Но ведь я физически не мог успеть разминировать, убрать заграждения!.. По времени… Нет, вру! – одернул, хлестанул себя. – Если полить огнем, отбомбиться на полную катушку – перепахали бы за пару часов… Был ВЫХОД, был! А ведь даже мысли подобной не возникло!.. Потому что профессия такая – УБИВАТЬ.
   Как профессиональному военному и помыслить-то: без приказа сдать позиции, спасаться бегством от безоружных?! Перед тобой – враг смертельный: фанатики, убийцы, готовые на любое преступление во имя своих бредовых целей… За всеми этими несчастными горожанами их смрадные хари маячат!.. А другого зрения у меня быть не может. Наверное, и гены такие… Зато теперь будет “Гаага”. Теперь уж без дураков. На полном серьезе. И посыплется со всех сторон, не остановишь: “русский убийца”, “имперский выкормыш”… Слова – не танки, в окопе не пересидишь… И всё ведь прошлое изроют, чтоб фактов набрать, преступный путь проследить. По эпизодику вытянут, разложат по полочкам – попробуй отличи теперь правду от лжи, когда столько лет и правительств ушло!.. А уж доносов-то на меня накопилось по чиновничьим столам – Эверест…
   И еще… Сегодня я первый раз в жизни нарушил свое слово. Хоть обещание и было дано ублюдку, но разве в этом дело?.. Я клялся, что не начну военных действий до истечения трех часов, и вполне сознательно отдал приказ атаковать. Да, я уже по всем статьям конченый человек…”
   На какое-то время Примак все же провалился в душное одуряющее забытье. …Его вели подлинному коридору. Руки свободные, но ремня нет и погон тоже. Два охранника по бокам, не поймешь, какие, – молчат. Вроде, и лиц не видно. Шаги отдаются гулко – в жизни так не бывает. А вдоль стен стоят незнакомые люди в два ряда, без разрывов: женщины, дети, мужчины, старики – всех возрастов, в самой разной одежде, разного цвета кожи. Уставились в пустоту неподвижными остекленелыми глазами. Потом он понимает: все они мертвые, и убил их он, Примак Игорь Николаевич… Конец коридора теряется в темноте, световое пятно, сопровождающее генерала, выхватывает из нее все новые и новые лица…
   Проснулся, протер глаза, сел на койке, достал из планшета фотографии жены и дочерей, поставил на сиденье стула, прислонил к спинке, предварительно поцеловав по очереди. Разглядывать не было сил…
   Сухой щелчок. Осечка? – пронеслась мгновенная мысль, всего окатило потом. И тут же что-то хрупнуло в груди, будто раздавленное стекло под каблуком, и в глазах замерцал белесо экран – конец фильму… Потом и он погас.
 
   64
   По сообщению агентства “Франс-Пресс”, 27 октября в 23 часа по местному времени президент имамата Халистан шейх Гадрут объявил о выходе государства из состава Исламской Конфедерации и присоединения к Объединенным Индуистским Штатам. Немедленно прошли видеофонные переговоры с премьер-министром ОИШ, получено официальное согласие на вхождение в состав этой страны. Войскам Халистана, стоящим на демаркационной линии, шейх Гадрут приказал беспрепятственно пропускать через боевые порядки воинские части ОИШ, сдавая им тяжелое вооружение.
   Сегодня в 2 часа ночи в столице имамата Халистан произошел военный переворот при поддержке сброшенной на город воздушно-десантной дивизии, базирующейся близ Лахора. По непроверенным данным, поступившим из французского посольства в Исламабаде, президент Гадрут убит в перестрелке. Его резиденция в Амритсаре захвачена. Спецотряд исламской гвардии, охранявший дворец, серьезного сопротивления пакистанским коммандоане оказал.
   На демаркационной линии Халистана и ОИШ произошли отдельные вооруженные столкновения. Части индуистской армии не успели сколько-нибудь серьезно продвинуться на сопредельную территорию, застряв в минных полях.
   Новый военный руководитель Халистана генерал Хин-набир в 6 часов утра объявил по радио о переходе всей полноты власти в руки командования исламской гвардии в связи с внезапной болезнью и кончиной великого вождя халистанской нации шейха Гадрута, от имени которого изменники родины вступили в преступный сговор с врагом. При этом имена предателей названы не были. На всей территории имамата объявлено военное положение.
 
   65
   АНДЖЕЙ И ФОН РЕГ (1)
   Анджей медленно ПРИХОДИЛ В СЕБЯ, продираясь сквозь что-то тугое, упругое, вязкое, как расплавленная резина. Петеру пришлось оглушить взбунтовавшееся тело Краковяка двойной дозой снотворного – выстрелил капсулой из карабина в правое бедро. Так обычно обездвиживают диких животных. “Постоялец” в это время громил его комнату.
   Кое-кто из обитателей СИАЯ-6 сбежался на шум, и фон Регу не без труда удалось убедить их разойтись. Он клялся, что все дело в йети, который показался в окне, сильно напугав гостя, и теперь Крок, приняв успокоительного, решил поспать.
   Петер прибрался, замел в совок и ссыпал в мусорную корзину осколки зеркала и стаканов, задвинул в шкаф обломки стула (вынесет на улицу, когда все лягут спать) и, усевшись на табурете у двери, стал размышлять о том, что смертельно устал от всей этой неразберихи, от того, что не с кем поделиться своими мыслями, нащупать истину в споре… Конечно, можно написать коллегам в Европу, но фон Регу меньше всего хотелось, чтобы его посчитали сумасшедшим или посмеялись над его неизлечимым чудачеством. Хотя в мире явно происходили совершенно безумные вещи, отсюда, из горной глухомани, все наверняка воспринимается по-другому. Петеру казалось, что коллеги, ну хотя бы в силу большего консерватизма, стараются не замечать вокруг себя ничего странного или совершенно иным образом интерпретируют увиденное. Ведь о чудесах охотно рассказывают лишь воскресные приложения, а официальные лица пока что хранят гордое молчание.
   Потом в дверь постучал Рудольф Зиновьев. Фон Peг вышел в коридор и повторил свою версию случившегося.
   – Странно, – почесал затылок Рудольф. – Кроме вас двоих почему-то никто йети не увидел и, главное, не почувствовал.
   – Неужели? Мне тоже показалось странным, что эффект на сей раз очень слаб. – Петер уже сам ругал себя за эту идиотскую выдумку. Можно было сочинить нечто гораздо более реальное.
   – Ты явно что-то не договариваешь, – пробормотал Зиновьев, пристально глядя на него.
   – Безосновательные подозрения, – ответствовал ксенопсихолог, с вызовом посмотрев на и. о. директора станции. – Кажется, я не давал вам повода…
   – Да-да, – уже думая о чем-то своем, Зиновьев повернулся и медленно пошел по коридору. Потом бросил через плечо: – Когда Крок проснется и приведет себя в порядок, позвони – мне надо с ним побеседовать…
   …Анджей окончательно проснулся и сел на койке. Недоверчиво ощупал простреленный бок – вроде бы все цело, но он еще помнил эту нестерпимую, садняще-долбящую боль. Откуда она берется, если ранения нет? Она ведь все еще сидит в нем…
   Фон Peг услышал скрип пружин, проскользнул в комнату, быстро запер дверь изнутри. Краковяк поглядел на него с подозрением – уж не замешан ли он в этом приключении? Затем громогласно зевнул, едва не разорвав рот.
   …Их разговор завязался не сразу: легко переступив через естественное недоверие, собеседники долго не решались преодолеть внутренние запреты, воздвигнутые каждым для защиты рассудка. Но уж когда все препятствия были преодолены… Они словно очищались этим разговором, утверждались в новой реальности, снова начиная ощущать твердую почву под ногами. Постепенно договорились о терминах, выработали несколько аксиом, и дело пошло на лад. Наивысшее удовольствие для думающего человека – складывать цельную картину из, на первый взгляд, совершенно разрозненных, противоречивых фактиков.
   – При попадании души йети в человека и наоборот (не суть важно) “постоялец” тут же теряет сознание – до того сильна реакция отторжения. И очень скоро его вышвыривает обратно.
   – Похоже на неудачную пересадку органа.
   – У людей же несколько типов реакции на ПЕРЕСЕЛЕНИЕ: “постоялец” продолжает действовать, как будто находится в прежнем теле, то ли ничего не поняв, то ли пытаясь таким вот образом не сойти с ума. Это раз. Изо всех сил пытается подражать обычному поведению хозяина оболочки, чтобы воспользоваться ситуацией в своих интересах или боясь разоблачения. Это два. “Постоялец” впадает в оцепенение. Чисто защитная реакция – психика не выдерживает и “закукливается”. Это три. И, наконец, четвертый тип: истерика, буйство, способное привести даже к самоубийству. Ты был свидетелем этого в Катманду.
   – Тогда наш случай подпадает под тип два.
   – Пойдем дальше… Есть четко выраженная закономерность: переселение душ происходит только у взрослых, а языковой синдром – только у детей.
   – Быть может, детская психика отторгает?..
   – А как же тогда индусские истории? (Ну, я тебе рассказывал…) Нет, здесь какая-то другая причина. Возможно, детям просто не выдержать такого шока, и к ним… ну что ли… проявили снисхождение…
   – КТО?
   Фон Peг только пожал плечами.
   – Ну а что служит непосредственным толчком для ПЕРЕНОСА? Можно ли как-то защититься от него? И есть ли механизм скорого возвращения? – засыпал его вопросами Анджей-Эндрю.
   – Спроси чего полегче… Мне кажется, эти ПЕРЕСКОКИ не носят абсолютно случайного характера. Шанс попасть в тело человека, о котором постоянно думаешь, чей облик, образ мыслей хорошо знаешь, гораздо выше… Что же касается возвращения, порой таким инструментом оказывается потеря сознания, но если Ли из тела “постояльца” выбросило сразу, то я только зазря разбил себе голову. Ты же и вовсе терял сознание десяток раз, а ВОЗВРАЩЕНИЯ все не было.
   – Но все-ж-таки что стало первопричиной всей этой “эпидемии”?
   – Могу сходу предложить несколько в разной степени бредовых гипотез. Вот например: ноосфера пытается избежать надвигающейся гибели – стремится перемешать, соединить раскалывающееся от ненависти и непонимания человечество. Переселяя души, она надеется чему-то научить нас, доказать цельность, единство всего сущего, бренность каждой отдельной оболочки и бессмертие общности в ее единстве, многообразии и временной непрерывности…
   – То есть сеанс шоковой терапии?.. А если это чисто рефлекторная реакция ноосферы? Агония или истерика?
   – Зачем тебе мои гипотезы, если сам можешь “настрогать” воз и маленькую тележку?
   – А аномалии в поведении животных!? В какую схему укладываются они?
   – Под агонию и истерику ноосферы можно подогнать почти все… А если братья меньшие просто попали под “горячую руку”? Звери ведь всё равно уроков не извлекут, ну а мстить им и вовсе не за что. Или это тоже для нас – как бы тревожный звонок, информация к размышлению?.. Все что ни делается, делается для человека? Пытаясь нас разбудить, кричат, теребят за плечо и обливают ледяной водой – всё одновременно. – Потом фон Peг продолжил: – Но это ноосфера. А может быть, во всем виновато психотропное оружие, пришельцы или гнев Господень – на любой вкус…
   – Ну а “тряпичный камикадзе”? Самозарождение людей и механизмов из грязных тряпок и рухляди – это куда “пристегнуть”? Явное смешение жанров.
   – Не все сразу, Эндрю… И так голова кругом идет,.. Мощный заряд ноосферной энергии, нацеленный на неживую природу, и кратковременная квазибиолбгическая реакция. Почему нет?..
   …Наконец они выдохлись и умолкли. Петер вытер пот со лба. Воцарившееся молчание было красноречивей любых слов.
   – Не пора ли бить в набат, Петер? Создать нечто вроде альянса против конца света? – прервал паузу Краковяк.
   – Даже если удастся выйти на власть имущих, что изменится? Даже если нам поверят, что они в силах изменить? На словах ведь все за райскую жизнь, а на деле каждый – заложник Системы, инерции, традиций, предрассудков, инстинктов…
   – О каком это альянсе вы говорите? – внезапно распахнув дверь, зловеще спросил Рудольф Зиновьев, шагнув в комнату. В руке его был пистолет.
 
   66
 
У человека тело
Одно, как одиночка.
Душе осточертела
Сплошная оболочка.
С ушами и глазами
Величиной с пятак,
И кожей – шрам на шраме,
Надетой на костяк.
Душе грешно без тела,
Как телу без сорочки —
Ни помысла, ни дела,
Ни замысла, ни строчки.
Загадка без разгадки:
Кто возвратится вспять,
Сплясав на той площадке,
Где некому плясать?
 
Арсений Тарковский

Глава четырнадцатая
11 ОКТЯБРЯ

   67
   ХАБАД(5)
   Война закончилась, а в городе нет электричества, да и во всей провинции тоже. Бункер, понятное дело, освещает аварийный дизель. У Хабада всегда должен быть свет… Авария на тепловой станции произошла в три часа утра: опытный оператор вдруг начал беспорядочно нажимать на клавиши, лупить по ним, щелкать рубильниками и в конце концов сжег оба генератора. Конечно, он будет расстрелян, но ведь содеянного этим не исправишь.
   Авария еще больше укрепила Хабада в мысли, что пришло время начать новую атаку – на сей раз нанести империализму удар изнутри. Что диверсанты, что смертники-бомбисты!.. Их москитные укусы, булавочные уколы – детская шалость в сравнении с тем, что можно сделать теперь, с умом воспользовавшись новым чудом, сотворенным Мамбуту… (Было и хорошее предзнаменование: дорогой Анварчик выздоровел!)
   Между прочим, ранним утром казнили начальника расчета зенитной пулеметной установки. Обладая отлично замаскированной позицией и полным боекомплектом, он имел все возможности сбить вчера два ооновских вертолета, высадивших десант у телецентра в Кисангани. Но вместо этого лейтенант подрался с наводчиком, сломал ему челюсть и ключицу. Причина безумства все та же… А в результате именно там ооновцам удалось захватить пленку с Хабад КОМАНДОЙ.
   “Дух Мамбуту не выбирает, кому помогать —лочему-то он стал безразличен к черно-красным. Ни-че-го… И сам смогу перенацелить его мощь на разрушение истинных сил зла. Мамбуту даже и не заметит, что его руку с карающим жезлом слегка подправили…”
   Известие о самоубийстве Примака, как ни странно, даже слегка расстроило Лидера Революции. У него опять нет по-настоящему достойного противника. А ведь их поединок так и не был закончен. Русский вроде бы победил вчера, но на самом деле – он проиграл, ведь триумфаторы не кончают с собой… Радости победы у Хабада не было. Он терпеть не мог, когда его лишали долгожданного, “законного” удовольствия. Но одновременно от этого известия возникло и чувство успокоения: теперь никто не помешает ему довести дело до конца, никто не украдет его победу!..
   Сегодня снова пришла шифровка из Непала. Лахыс торопит с решением судьбы заложников. Ничего – пусть потерпит. Они сейчас очень кстати – поумерят пыл “голубых касок”. Все ведь прекрасно понимают, в чьей клетке сидят ооновские “птички”, хотя и никто не предъявляет ему ноту или ультиматум – фактов-то никаких…
   Генерал-лейтенант Мис, вступив в должность, тут же остановил какие бы то ни было боевые действия, и войска вернулись на свои прежние позиции. Статус кво в Восточной —Африке восстановлен в очередной раз. Обласканные ООН журналисты поспешили объявить об очередной победе миротворчества, а необласканные – о чудовищном провале этой самой миротворческой политики.
   – В пятнадцать часов экстренное совещание высшего комсостава. Вызови всех соратников по спискам “один” и “два” – тех, кто успеет сюда добраться, – распорядился по селектору Хабад.
   – Слушаюсь, – ответил новый адъютант. Прежний еще ночью отправился “беседовать” с великим Мамбуту. Туда же перекочевала и вся охрана третьего бункера…
   В ушах снова зазвенело. Голова – гудящий чугунный котел. “А если сожру еще пару таблеток, могу и вовсе с катушек долой…” – думал Лидер Революции, тихонько раскачиваясь в кресле.
   …Лже-Хабад выбежал из камеры и скрылся из виду. Он снова остался один. Четыре стены. Вонючая параша под крышкой. Ни табурета, ни койки. В раненой руке ноющая, саднящая, тукающая боль – всё разом. “Куда бы ее деть, эту руку? Оторвать, что ли? Невыносимо!.. Мамбуту, за что ты меня так?!”
   Время почти не двигалось. Казалось, с момента ареста прошло несколько часов. На самом же деле он ВЕРНУЛСЯ в себя уже через пятьдесят восемь минут.
   Небо было бездонное, деревья и люди кренились в стороны. Хабад почему-то лежал на траве. Хотел приподнять голову – застонал от боли. Шею не повернуть – налита свинцом. Что же это со мной?.. Невдалеке валяется несколько тел в форме бойцов АР. По большей части это мертвецы, но кое-кто шевелится.
   Вокруг Лидера Революции застыли человек десять, включая его собственного адъютанта и заместителя начальника внешней охраны. Они… они осмелились нацелить на него автоматы! Хабад машинально дотронулся до кобуры на поясе. Пистолета там не было. Лидер Революции обессиленно уронил голову. И этот легкий удар о землю отдался в мозгу огненным всплеском. Из затылка к темени, лбу и вискам полетели осколки немыслимой боли, вспарывая все на своем пути.
   Солдаты и офицеры молчали, лица некоторых из них нервно подергивались, глаза бегали, а руки, сжимающие оружие, ходили ходуном. Того гляди, откроют стрельбу…
   “Чувствуют, что уже смертники, – пронеслась мгновенная мысль. – Ведь они держат меня на мушке!.. – Потом еще одна: – Что же здесь наделал Примак, если они осмелились?..”
   – Не стойте как истуканы! – воскликнул Хабад и сморщился от прилива боли. – Помогите мне встать!
   Адъютант дернулся было, но центурион-охранник остановил его.
   – Соратник, мы вызвали сюда начальника службы безопасности АР и командующего Северным фронтом, правда, вряд ли он сможет прибыть. – Голос офицера Дрожал.
   – Кто это меня ТАК! – Хабад осторожно потрогал свой покалеченный череп. К затылку было не притронуться.
   – Я, соратник, – произнес центурион обморочно и нервно облизал губы.
   – Та-ак…
   – Это была необходимая оборона…– начал оправдываться тот и сразу же почувствовал, что это всё – конец. – Вы стреляли в нас… Убили начальника внешней охраны и пятерых бойцов, троих ранили…
   – Помогите мне встать!.. – с яростью прошептал Хабад. Кричать он просто не мог.
   И адъютант таки бросился к нему, бережно поставил Лидера Революции на ноги. Перед глазами все закрутилось. Хабад покачнулся, его вывернуло на траву. От внезапно обрушившейся слабости упал на колени – адъютант в одиночку не смог удержать его. Двое бойцов поспешили на помощь.
   Снова оказавшись на ногах, Лидер Революций проплевался, потом вытер рот, ворот мундира и грудь носовым платком, швырнул его на траву. Хабаду помогли отойти в сторону.
   – И что еще я сделал? – едва слышно осведомился он. Все равно слова отдавались в голове ударами молота по жестяному листу.
   – Вы запретили сбивать самолеты и вертолеты с десантом, а потом отпустили самолет Примака, – затараторил адъютант. – Ооновцы сейчас хозяйничают в нашем тылу.
   – Десанты уничтожить! – вырвалось у Хабада. – Во что бы то ни стало! – Тихий голос его был страшен. Такой боли он и представить себе не мог.
   Обнаружив перед собой привычного, верного себе Лидера Революции, охранники окончательно пали духом. Убрав оружие, они потащили раненых к машинам.
   Хабад решил не давать этим людям никаких объяснений. Он легко мог бы что-нибудь соврать о подлом колдовстве, но зачем распинаться перед мертвецами? Он уже решил, что свидетели не переживут заката.
   …Совещание высшего комсостава армии и “силовых” служб (безопасности, военной разведки, контрразведки, политической бдительности и охраны порядка) началось точно в пятнадцать ноль ноль. К сроку успел подъехать центральный аппарат, офицеры Северного фронта и руководители северо-восточных провинций ТАР. Другие фронты и районы получат надлежащие инструкции спецсвязью.
   Хабад все-таки наглотался таблеток и теперь был словно на палубе корабля в сильный туман: его качало, он смутно различал лица, но главное – чувствовал в себе пустоту и легкость. А значит, несмотря ни на что, мог ходить (порой ощущая, что буквально парит от непомерной бестелесности) и вполне сносно излагать свои мысли. Правда, у него исчезли эмоции – Лидер Революции был сейчас холоден и спокоен как труп, но это даже к лучшему. Его задача – не воодушевлять зажигательными речами, а дать конкретные указания, научить “соратников” новому способу борьбы…
   Актовый зал четвертого резервного бункера наполняла седая пелена, почти скрывая ряды черноволосых и седых голов. Хабад с трудом мог убедить себя, что это ему только кажется.
   – Соратники! – громко произнес он и с удовлетворением убедился: ничто не мешает ему говорить как обычно, а значит, моментально завладеть аудиторией. – Я хочу сообщить вам радостную весть! – Хабад не мог сейчас разглядеть оживления на лицах, блеска в глазах. Без обратной связи речь начинает напоминать обращение по радио или телевидению. – Великий черно-красный дух Мамбуту снова повернулся к нам лицом! Он дает нам новый шанс на победу!.. – Перевел дыхание. – Мы наконец-то сможем вонзить раскаленный жезл в самое сердце врага!.. Души наших доблестных воинов отныне могут проникать в тела солдат, офицеров, генералов войск ООН и армий Севера, в тела министров и дипломатов, президентов и королей. Все мы обязаны готовиться к этому моменту и, обнаружив, что заброска произошла, стремительно овладеть телом, вооружиться и при первом подходящем случае нанести безжалостный удар! Мы должны вредить чем можно: убивать лидеров, совершать диверсии, вызывать панику, нарушать нормальную работу всех служб…
   Обвел глазами зал. К счастью, туман ослаб и сейчас он мог различать выражение лиц. Большинство “соратников” восторженно смотрели на Лидера Революции, кое-кто был явно ошеломлен и даже испуган. Однако нашлись и такие, кто, вероятно, считал, что Хабад окончательно рехнулся. Ничего, придет время воздать каждому по заслугам!..
   – Повторяю: действовать надо решительно, быстро, безжалостно. И не бояться смерти чужого тела. Это всего лишь тело врага. Когда оно погибнет, боец моментально вернется в свою оболочку. Пусть враги убивают своих собственных людей! Чем больше – тем лучше!..
   Когда Хабад закончил, зал потрясенно молчал. Впрочем, многие просто ждали КОМАНДЫ.
   – Вопросы?
   Первым поднялся Гулям – в каждую бочку затычка. Левая рука на перевязи. “Что, болит рученька?.. – злорадно подумал Хабад. – Мало еще тебе досталось…” Гулям заговорил тусклым, больным голосом:
   – Столь блестяще разработанная Лидером Революции операция потребует особых мер безопасности. После первых же атак неизбежны контрудары, и подумать об этом необходимо заранее. Должна быть введена процедура постоянной проверки личного состава, непрерывно сменяемые шифры и пароли… Абсолютно все посты следует сдвоить, усилить охрану в штабах, пунктах правительственной связи, на всех важнейших объектах. – Он избегал смотреть на Хабада, чтобы дополнительно не провоцировать его. Он вообще не знал, какая последует реакция. Только дурак не поймет, что эта речь косвенно бьет по Лидеру Революции. Получается, что Хабад видит лишь одну, лицевую сторону, медали, Напрочь забыв о тыльной.
   – Вот вам я и поручаю Подготовку контрмер, – преодолев внутреннее сопротивление, бодро произнес Хабад. Сейчас важнее всего было дело, а уж потом придет время для ВОЗДАЯНИЯ. – Немедленно приступайте к подготовке плана. Доложите в восемь вечера. Можете идти.
   – Слушаюсь, соратник. – Гулям горбясь покинул зал.
 
   68
   По сообщению агентства Рейтер, в 7 часов вечера 11 октября на аэродроме Орли в ходе торжественной встречи официальной правительственной делегации Аргентины произошло покушение на президента Монтеля. Во время марша почетного караула один из военных моряков неожиданно покинул строй, бросился к ковру, на котором стояли принимающие парад лидеры двух стран, и, замахнувшись карабином с примкнутым штыком, пытался заколоть президента Франции. Офицер личной охраны президента в последний момент успел застрелить террориста. Анри Монтель получил незначительное ранение щеки.
   Покушавшийся на жизнь президента двадцатитрехлетний уроженец Гавра старшина второй статьи Пьер Амари в течение службы характеризовался командованием с самой лучшей стороны, неоднократно отмечен благодарностями, награжден двумя медалями. Перед переводом в роту почетного караула прошел тщательную проверку в органах контрразведки ВМС. Как считают командиры, сослуживцы и родственники покойного, личные или политические причины для мести президенту республики у него отсутствовали. Амари всегда доброжелательно высказывался о Монтеле и называл себя убежденным голлистом, то есть приверженцем его партии. Остается предполагать, что причиной произошедшей трагедии послужил внезапный психический срыв, приведший к полному разрушению или замещению личности Пьера Амари.
 
   69
   АНДЖЕЙ (7)
   – Ну что, обклались, спасители человечества?.. – засмеялся Рудольф Зиновьев. Очевидно, он подслушал их разговор за дверью. – Спо-кой-но! – гаркнул, заметив, что Петер шевельнулся. – Одно движение – стреляю!