– Поднять шум? Как это? Заинтересованная Бетти смотрела, как он достает гигантскую коробку и ставит ее на маленький столик в углу комнаты. Достав магнитофон, он вставил кассету, которую вынул из обувной коробки. Когда он нажал кнопку, послышалась музыка часов Биг Бен. – Бенни Гудмен,[3] – закричал громко джентльмен, пощелкивая пальцами и отбивая ритм. Он сдвинул коврики и потащил их к дальней стене.
   Стройная, красивая женщина с голубоватыми седыми волосами вплыла в комнату, держа перед собой большой бумажный мешок.
   – Я принесла пунш.
   Люсиль Клуни достала из мешка молочные бидончики. Из них она налила в бутыль светло-розовый пунш.
   – «Виноградный сюрприз», – с улыбкой обратилась Люсиль к Бетти. – Я делаю его только раз в году, но очень горжусь его известностью. Я уверена, вы уже слышали о моем «Виноградном сюрпризе».
   Бетти колебалась. Но потом решив, что это невинная ложь, которая принесет старушке радость, кивнула.
   – Мне говорили, что этот пунш бесподобен.
   Люсиль хихикнула и сунула пустой бидон под стол. Через несколько секунд комната начала наполняться людьми. Впереди всех шла Норма. За ней шагал Макс, держа под руки двух пожилых высоких леди.
   Он сразу взглянул на Бетти. Волны желания вспыхнули в ее теле, когда его взгляд коснулся ее и восхищенно оглядел с головы до ног. Ведя дам к стульям, он заботливо сократил шаг, подстраиваясь под их темп, но доведя своих спутниц до места, круто повернулся и пошел сквозь толпу к сервировочному столу Бетти.
   Она обнаружила, что с силой сжимает длинную ложку, чтобы не тряслись руки. Черные ботинки Макса издавали на деревянном полу тяжелые решительные звуки, его широкоплечее тело под франтоватым костюмом двигалось с очаровательной грацией. Бетти вдруг пришло в голову, что он больше похож на элегантного разбойника со старого Запада, чем на сельского судью.
   Макс остановился прямо перед столом и, наконец, отвел глаза от Бетти, взглянув на длинные ряды подносов.
   – Тебе удалось успеть, – признал он. – Извини, что сомневался в этом.
   Его восхищение согрело ей душу. Она расслабилась до угрожающей степени. Она хотела его, как солнце хочет светить, но она не могла, не должна позволить, чтобы это чувство завладело ею. Однако она могла бы улыбаться ему и получать удовольствие от его комплиментов.
   – Поешь чего-нибудь, – предложила Бетти. – Сэндвичи с ребрышками и отбивной курятиной, а еще рагу по-ганноверски, кофе, охлажденный чай.
   – Я свое возьму позже.
   – Это угощение за счет фирмы.
   Он слегка качнул головой, смеясь зелеными глазами, так притягивавшими ее. Но за этим весельем скрывалось что-то другое – отчаянная попытка разделить с ней тайну его необузданной страсти, которая будет принадлежать ей, если только она согласится.
   Их напряженное молчаливое общение было нарушено внезапным появлением еще около дюжины гостей, которые не присутствовали на бракосочетании. Ирма и Лоренс позировали в углу другу-фотографу. Они пожали руки вновь прибывшим и пригласили их пройти.
   Макс медленно повернулся и с тревогой взглянул на вошедших. Бетти прикрыла рукой улыбку.
   – Твои планы провалились. Мы должны принять тридцать человек. Хорошо, что я всегда привожу лишнюю еду.
   Она наклонилась и стала проверять готовые подносы, заполненные салатом из шинкованной капусты и печеными бобами.
   – Они меня сейчас обчистят.
   Люди выстроились у края стола, и первый уже наполнял пластиковую тарелку нарезанными на кусочки пикулями.
   Некоторые старики выглядели болезненно; не было здесь богатых, о чем говорила чистая, но довольно поношенная одежда. Но, похоже, все предвкушали чудесную вечеринку, и у всех блестели глаза, когда они смотрели на закуски.
   Макс почти неслышно что-то пробурчал, но потом перегнулся через стол и прошептал Бетти на ухо:
   – Я хочу, чтобы эта компания хорошо пообедала и повеселилась. – Он выглядел разочарованным, но настроенным решительно. – Так что используй всю еду, что у тебя есть. Не оставляй ничего для нас. Ты избежала перестрелки, во всяком случае, сегодня вечером. Так что расслабься и веселись.
   Бетти от удивления разинула рот. Ее мучительное состояние дополнилось разочарованием. И она поняла, что с нетерпением ждала этого обеда, хотя и противилась.
   – Я… ну что ж… как тебе бифштекс? – ляпнула она.
   Он все понял и изумился. Потом приподнял бровь.
   – Язык проглотишь!
   – Ты кое-что понимаешь. В холодильнике в автобусе есть еще две-три кости.
   – Я лучше съем жареной картошки, она не так далеко.
   – Я запасусь мясом, а ты картошкой.
   Как тебе мой план?
   – Фантастика.
   Он посмотрел на нее с таким довольным выражением, что Бетти села и глупо улыбнулась ему.
   Однако Макс был озадачен.
   – Ты изменила отношение ко мне. Почему?
   Она быстро убрала улыбку и сделала безразличное лицо. Потом, пожав плечами, сказала:
   – Ты настоящий мужчина. Я не хочу, чтобы ты остался голодным.
   Он немного помолчал, потом ответил:
   – Ты милая леди. Я не хочу, чтобы рядом со мной ты чувствовала себя неуютно. Я действительно хотел бы стать твоим другом.
   Он говорил без малейшего намека на издевку. Бетти была так тронута, что чувства нахлынули на нее, как весенний ливень. «Я искала тебя всю жизнь», – сказала она ему молча.
   Она опустила глаза в кастрюлю с бисквитами, стоявшую под столом, и сделала вид, что пристально рассматривает их.
   – Это меня устроит.
   – Хорошо.
   Люди начали ходить вдоль стола, самостоятельно себя обслуживая. Они уже мурлыкали об аромате деликатесов и, попробовав несколько кусочков, бурно выражали восхищение.
   Бетти встала.
   – Теперь мне пора работать, тихо сказала она Максу, хотя ей ужасно не хотелось заканчивать беседу.
   – Ты работай. А я буду смотреть на тебя. Он потянулся за куском, но морщинистая улыбающаяся леди прервала его, шлепнув по мощному плечу.
   – Ты не против потанцевать, мальчик? Кто-то сделал звук магнитофона громче.
   Матрона подмигнула Бетти:
   – Можно мне его у вас украсть?
   – Я вам разрешаю, – сказала та приятным голосом.
   Женщина взглянула на Макса.
   – А ты можешь шевелить ногами под эту старую музыку?
   Макс поднялся и с насмешливым вызовом взглянул на даму.
   – Я сын Бертрама Темплтона. Я могу затанцевать вас до дыр в подметках.
   Она захихикала и ткнула в него костлявым пальцем.
   – Ты так же хорош, как и твой отец. Но теперь давай танцевать. Я стара для всего другого. Пошли.
   Макс рассмеялся и подал ей руку. Бетти повернулась к цепочке людей и занялась накладыванием еды. «Он сын своего отца. Не забывай этого», – напомнила она себе.
   С едой было покончено уже через час, и только птичий аппетит нескольких гостей позволил Бетти растянуть свои запасы на всех. И теперь она слушала восхищенные комплименты этих людей, но к тому времени, когда они закончили есть, она была совершенно изнурена.
   Она не так много работала, чтобы устать. Нет, она была измотана постоянным внутренним напряжением от присутствия Макса. Прежде чем начать уборку, Бетти решила посмотреть на то, как танцует Макс. Он двигался с изяществом, которое не скрывало его мускулатуры. Он часто смеялся, громко и раскатисто, заглушая музыку.
   А когда он снял свой пиджак, Бетти взглянула вокруг и заметила, что в присутствии красивого мужчины возраст забывается. Все дамы улыбались и строили глазки. Многие даже надели очки, чтобы лучше его рассмотреть.
   – Милая, ты уже взмокла, ты заслужила награду, – сказала уже знакомая ей маленькая леди, подавая пунш.
   Бетти оторвала взгляд от Макса и улыбнулась Люсиль, державшей стакан «Виноградного сюрприза».
   – О, спасибо.
   Она взяла чашку, скрывая нежелание пить. Прострадав все время обучения в колледже от своей излишней упитанности, она соблюдала диету, чтобы не толстеть. Но эти южные пуншевые напитки, казалось, состояли из чего-то еще, кроме сахара и воды. Они ей понравились.
   Бетти сделала глоток. Напиток имел приятную резкость, чем и отличался от всех других пуншей. Она с любопытством взглянула на Люсиль. – Сок лимона? Люсиль громко рассмеялась. Бетти сделала второй глоток. Напиток был прекрасным. Слегка сладковатым. Можно допить, не испытывая вины. Она поднесла чашку к губам и допила содержимое.
   Внезапно ей показалось, что слишком жарко. Еще немного пунша ее охладит. Она дотянулась до бутылки, налила еще чашечку и села на стул возле стола с пуншем. Она сделала несколько больших глотков, пока смотрела на танцующих. Вдруг она поймала себя на том, что начала глупо улыбаться и притопывать в такт музыке. Музыка джаз-оркестра была дивной. Боже, ей никогда не было так хорошо. Она решила купить целую коллекцию пластинок Бенни Гудмена.
   Пропади ты пропадом! Ее чашка снова была пуста. Эта посуда такая маленькая. Она дотянулась до бутылки и снова плеснула пунша, потом откинула голову и опрокинула чашку одним глотком. И тут же наполнила чашку вновь.
   Четыре чашки пунша за пять минут. Боже, она превратится в поросенка. Бетти швырнула пустую чашку на стол и посмотрела на Макса, отплясывавшего с дамой в два раза старше любой бабушки. Бетти позволила своему взгляду коснуться всех частей его тела. Она вздохнула от восхищения.
   Внезапно вся ее кровь бросилась в одно место. Она пульсировала, вызывая боль в сосудах. Почему она его отвергала? Она не могла даже вспомнить. Она захотела просить, упрашивать Макса потанцевать с ней. Ей хотелось прижаться к нему и скользнуть руками по его длинной мускулистой спине, потом вниз по холмикам между бедер и коснуться крестца.
   Бетти с трудом проглотила слюну. Она схватит его! Но потом, оказавшись в нежных объятиях этого мускулистого, крепкого тела, она почувствует радость и обовьется руками вокруг его шеи. Там будет так тепло и уютно!
   Она разжигала себя, продолжая фантазировать. Она коснется руками сильных, стройных бедер, чтобы приблизить его к себе, так приблизить… Она закрыла глаза и постаралась представить, какую почувствует упругость, какую радость. Разве есть над чем смеяться, если она превратит фантазию в реальность? Она прямо сейчас встанет и подойдет к нему…
   Бетти резко открыла глаза. От этих мыслей можно вообще потерять голову. Что с ней происходит? Она должна начинать собирать подносы и кастрюли. Да. Вот так-так! В желудке творится что-то странное.
   – Никаких поблажек, – строго приказала она себе. – Работать! Вставай и вперед! Никто бы теперь не смог назвать ее неуклюжей маленькой толстушкой. Бетти, смутившись, потерла лоб. Никто уже многие годы и не называл ее так.
   Она положила руки на стол и поднялась на ноги. Но случилась странная вещь. Ее колени пытались поцеловать друг друга. Будто кто-то вытащил все кости из ее скелета. Уставившись на бутыль с розовым пуншем, Бетти припомнила ощущения, испытанные раз или два в колледже. Вечера университетского клуба! Бетти задохнулась.
   – Я пьяна, – громко сказала она. Ужас ситуации немного ее отрезвил. Сердце дико билось, пока она оглядывалась, пытаясь понять, видел ли это кто-нибудь, но все танцевали. Ей было больно смотреть на них, так что она быстро отвела взгляд, усиленно моргая.
   «Репутация. Все пропало. Не теряй голову. Выйди на улицу и спрячься в автобусе. Иди… ноги. Улыбайся. Не столкнуться бы. Перестань улыбаться. Постарайся не шататься».
   Ей удалось выйти из банкетной, не столкнувшись ни с чем. В фойе она подошла к входной двери и взялась за дверную ручку. Было ужасно сложно все это делать.
   – Бетти? Ты в порядке?
   По холлу перед залом для бракосочетаний шла Норма. Теперь она остановилась, Бетти качнулась.
   – А что было в этом пунше?
   – Ты разве не знаешь? – Норма всплеснула руками.
   – О нет. Дела плохи. Не можешь ли ты… – не можешь ли ты открыть мне дверь?
   – Подожди. Я приведу Макса.
   – О' кей.
   Норма поспешила в банкетную, а Бетти крутила дверную ручку до тех пор пока не повернула. Она нашла выход на веранду и спустилась по ступенькам на лужайку. Прохладный ночной воздух несколько прояснил ей голову. Бетти оглядела лужайку, взглянула в ночное небо, наслаждаясь красотой звезд.
   Потом услышала на веранде тяжелые шаги. Теперь шаги стали тише. Она с трудом повернулась в их сторону. Макс пробежал через лужайку и подхватил ее под руку. Он был большой, теплый и уютный.
   – Земля для небожителя, – сказал он торжественно. – Ты уже приземлилась?
   Она вцепилась в его рубашку. Внезапно Бетти почувствовала страх и глупость положения. Но это можно было сказать Максу. Она должна что-то сказать Максу.
   – Мне так стыдно.
   – Сколько чашек пунша ты выпила? Она медленно подняла руку.
   – Посчитай пальцы. Я думаю, четыре. – Она схватила его за плечи и постаралась потрясти. – Я не знала, Максимилиан! Я не знала. Все так быстро произошло. Взлет! Падение!
   – Ты выпила четыре чашки пунша одну за другой?
   – Это был хороший пунш!
   – О, детка, – сказал он сочувственно и крепко прижал ее к себе. Она зарылась лицом у него на груди и захныкала. Он пригладил ее волосы.
   – Этот пунш – местная традиция. Все об этом знают.
   – Кроме меня.
   – Я думал, что тебе кто-нибудь сказал. Он готовится с самогоном. В нем очень много тщательно очищенного самогона.
   – Ах-х!
   – Радуйся. Я думаю, ты установила рекорд. Я не припомню, чтобы кто-то выпил так много и так быстро и еще мог идти. Крепкая леди ты, однако.
   Когда он закончил, ее колени окончательно подогнулись.
   – Пока, – серьезно произнесла она, соскальзывая вдоль его тела на землю.
   Усмехнувшись, он быстро наклонился и подхватил ее.
   – Расслабься. Я позабочусь о тебе.
   – О'кей, – она прижалась к его груди. – Хороший старый морской пехотинец.
   Она откинула голову, схватилась за его узкий галстук и несколько раз дернула.
   – Не позволяй никому видеть меня такой. Не надо. Я боюсь. Что они подумают? Моя работа! Моя репутация, – она с ударением произносила всякое слово, при этом дергая его за галстук.
   – Отпусти мой галстук. Положи руки на колено. Да, вот так. Спасибо.
   – Спрячь меня.
   Макс засмеялся.
   – Ты не возражаешь, если я отнесу тебя к себе домой и побуду с тобой?
   Она шлепнула его по плечу.
   – Вперед. Нет проблем. – Он, конечно, издевался, но ведь она могла надеяться на него, не так ли?

Глава 5

   Чертовски глупо придерживаться кодекса чести. Макс вспомнил все случаи, когда он отказался воспользоваться женщиной, принявшей несколько больше своих возможностей.
   Это не была самоотверженность: ложась в постель с женщиной, он хотел, чтобы она помнила его до малейшей детали и он утром мог чувствовать себя настоящим мужчиной. Отказаться от безрассудно предложенного иногда было очень трудно, но он никогда не жалел, что поступал так, и получал особые утренние благодарности от смущенных женщин в пеньюарах.
   Но все они не были Бетти Квинт. И теперь, когда круглые, крепкие бедра Бетти прижимались к его чреслам, а спина нежно ласкала его бок, он сомневался, что его честь сможет принять вызов.
   Макс потерся щекой о ее пахнущие розовым маслом волосы и положил руку на спинку кушетки, чтоб теснее прижаться к ней плечом.
   Возбуждение стало мучительным. Он положил уставшие ноги на черный кофейный столик в восточном стиле и немного вытянулся, страшно желая снять свой черный костюм и надеть уютные хлопчатобумажные штаны и длинную футболку.
   Видимо, она не знала, какую грандиозную боль ему причиняла. Она громко похрустывала картофельными чипсами, потом вздохнула:
   – Ммм…
   Этот чувственный звук заставил Макса в страхе открыть глаза. Он понюхал ее волосы.
   – Ну как, вкусный обед? А мне можно попробовать?
   Она вытянула босую ногу на подушку гладкой черной кушетки и тихонько икнула.
   – Люблю эту еду. Люблю это место. Ты, Максимилиан, один сполошной сюрприз. Ты превратил этот милый старый деревенский дом в прелестное убежище воина-самурая.
   Она уложила голову ему на плечо и рассмеялась.
   – Теперь тебе нужна гейша.
   – О, лучше бы я воспользовался тобой вместо гейши. Ты женщина-самурай.
   Она свирепо зарычала:
   – Я сильная. Дайте мне острый меч, и я оставлю разрушительный след повсюду. Вы даже не поверите.
   – Я не могу представить, что ты родилась с серебряной ложкой во рту. Такие женщины хотят, чтобы их баловали. А ты, похоже, не боишься трудной работы.
   Бетти хрустнула следующим чипсом и с жаром закивала головой.
   – Когда мне исполнилось восемнадцать, мои родителей вытолкнули меня из гнезда и сказали, что я могу или лететь, или упасть и разбиться.
   Макс наклонил голову, с изумлением взглянув на нее.
   – Почему?
   – Потому что они не хотели, чтоб я стала похожей на моих друзей – ленивой, раздражительной маленькой дебютанткой, не имеющей никакого представления о реальном мире, – она снова икнула. – Я должна признать, что двигалась тогда именно в этом направлении.
   – Ну, не казни себя. Когда я был подростком, я воровал автомобили.
   – Как интересно! А ты ни разу не попался?
   – Нет. Сын Нормы и я часто угоняли автомобили, если можно было, просто ради развлечения. Мы катались и бросали их потом на пустынной окраинной улице. Мы чертовски преуспели в нашем маленьком хобби, однако стали приближаться к неприятностям. Думаю, многие считали, что когда-нибудь мы закончим в тюрьме. Все вздохнули с облегчением, когда мы пошли в морскую пехоту.
   Она раскудахталась в преувеличенном упреке:
   – Похоже, ты гордишься этим. А ты хотел бы, чтобы твои дети воровали автомобили?
   Макс усмехнулся:
   – Только в том случае, если бы они преуспели в этом так же, как я.
   – Плохо! Ты такой плохой, Максимилиан, – она печально вздохнула. – Ты так здорово развлекался. А я такая скучная и нормальная.
   – Спасибо, что отнесла меня к ненормальным, – запротестовал он мрачным тоном.
   Бетти рассмеялась милым, мягким смехом и засунула в рот очередные чипсы. Крошки посыпались ей на подбородок и испачкали свитер. Макс боролся с искушением губами собрать хлопья, упавшие ей на грудь.
   – Вот неряха, – весело произнесла Бетти, собирая осыпавшиеся крошки себе в рот.
   Макс обожал эту простоту общения.
   – Никаких манер. Мне это в людях нравится.
   – Что? Никаких манер? Меня учила этикету мисс Луиза Винегрет. У меня манеры высший класс, Максимилиан.
   Она подняла голову, чтобы видеть его. Макс смотрел на ее полуприкрытые глаза и розовые щеки. В уютном свете напольной лампы ее полные, широкие губы манили его хитрой улыбкой, которая была одновременно насмешливой и провоцирующей. Если бы он поцеловал ее прямо сейчас, она бы, возможно, рассмеялась… но поцеловала бы его в ответ.
   Пока Бетти перебирала возможные варианты развития событий, Макс ласково смахнул крошку от чипса с ее губы.
   – Я рад, что ты здесь. Мой дом сегодня ожил.
   – Это сказочный старый дом, Максимилиан. Твой отец оставил его тебе?
   – Да, вместе с горой мебели, которая десятилетиями служила семье. Большая ее часть хранится на чердаке. Тебе бы она, возможно, понравилась, но мой вкус склоняется к другому.
   Он указал рукой на стены, увешанные яркими японскими ксилогравюрами. Большая их часть изображала сражения и воинов, но на нескольких были одетые в странные костюмы актеры или традиционные восточные пейзажи. Мебели было мало, и она казалась совсем простой: все было белым, черным, блестящим.
   – Я собирал эту мебель и картины много лет, – сказал Макс, – но хранил все это на складе до тех пор, пока у меня не появился постоянный дом.
   Он кивнул в сторону большого неяркого гобелена на стене напротив кушетки.
   – Мне нравятся линии этой абстракции. Они кажутся одновременно мирными и агрессивными. Все зависит от твоей точки зрения.
   – Мне они кажутся мирными.
   Бетти взяла последний чипс из пачки на коленях, поднесла его ко рту с медленной грацией неуверенной руки, а потом положила на язык. Он исчез между губ совершенно беззвучно.
   Макс заговорил с ней низким, успокаивающим тоном, отчего на ее лице зажглась улыбка «поцелуй меня».
   – Прекрасно, – прошептал он зачарованно. – Я рад, что тебе нравится моя обстановка.
   Она моргнула испуганно, будто поняла, что попала на территорию противника.
   – О, я плохая, я такая плохая. Я, кажется, испытываю судьбу. Кажется, я сойду с ума.
   – Ммм, Бетти, ничего не произойдет, пока ты не…
   – Убери это, – она сунула ему чипсы, – иначе я буду жевать, пока не сьем все.
   Макс был возмущен, но все же не сдержал смеха. По крайней мере, она не думала ни о каких других искушениях. Хорошо. Тогда она испытает их, подкравшиеся незаметно.
   – Бетти, Бетти, – мягко упрекал он, откладывая коробку с чипсами в сторону. – Почему ты так боишься доставить себе удовольствие?
   Она икнула, потом повернулась к нему лицом и коснулась лбом его подбородка.
   – Ты не понимаешь, – пробормотала она. – У тебя нет такой монограммы, как у меня.
   – Монограммы?
   Она опустила руки на его колено. Он сомневался в том, что она понимала, что делает: пальцы одной руки бродили по его бедру. Он решил насладиться этой пыткой, благородно промолчав.
   – Моя монограмма, – повторила она, потом вздохнула. – У моих родителей ужасные представления о смешном. Мое промежуточное имя… Беле.[4]
   – Вот как? Беле… Квинт, – он застонал, а потом рассмеялся. – Так твои инициалы «B.B.Q.»?[5]
   – Прекрати. Прекрати. Я вижу, что ты смеешься. Я чувствую, как движется твоя челюсть.
   Макс поднял руку к ее черным блестящим волосам и игриво дернул за одну из прядей, свисавших на лоб, потом убрал локон с ее лица.
   – Расслабься. Бетти Беле, – он вынул из ее волос гребень и швырнул на пыльный серый ковер перед кушеткой. Потом пробежал жесткими пальцами по ее виску и рассыпавшимся локонам. – Расслабься. Я слушаю тебя.
   – Ммм. Макс. Нет. О, Макс. О, черт! – она немного повернулась в его сторону, и ее рука умышленно продвинулась дальше по бедру. – Прекрасно.
   – Говори, – приказал он. Его голос уже дрожал от вожделения, и он, не отрываясь, смотрел на ее руку.
   – Да, толстенькое пузо – это я. Теперь это смешно, но когда я была ребенком, это имя наводило на меня ужас. Я была, я бы сказала, коротковата для своего веса, – Бетти откашлялась и упрямо продолжила. – О, давай будем говорить начистоту. Я была толстой, как кит. Когда бы мои родители ни везли меня на каникулы к океану, я испытывала острое желание присоединиться к своему стаду.
   Макс закусил губу и боролся с собой, чтобы вслух не рассмеяться.
   – Детка, если это тебя утешит, я скажу, что сейчас ты выглядишь фантастически. Не из-за чего было плакать. У тебя чертовски красивое тело, оно вовсе не похоже на желе.
   Бетти крепко обхватила его бедро.
   – У меня теперь прекрасные «плавники».
   Макс заставил себя глубоко вздохнуть. Его голос стал похож на скрип.
   – Надеюсь, ты помнишь, как выйти на воздух. Это может очень пригодиться, когда мы оба окажемся в глубоком омуте.
   Она вновь спокойно сложила руки.
   – Итак, как бы там ни было, я была толстухой, – она говорила скорее игриво, чем грустно. – А мои инициалы – BBQ. Я страдала от ужасных кличек: «Худое ребро». «Поросячье брюхо», – «Бетти – толстый живот». Стоило мне в детстве с кем-нибудь поссориться, как я слышала все эти эпитеты.
   Макс слегка наклонился и с сочувствием погладил ее волосы.
   – Если бы нам обоим было по десять лет, я бы пошел завтра на игровую площадку и поставил бы синяк под глазом твоему обидчику.
   Ее тихий смех был таким мучительно-приятным.
   – Где ж ты был, когда я в тебе так нуждалась?
   – Ждал. Просто ждал встречи с тобой. – Они оба немного помолчали. Она обнимала и ласкала руками его бедро, почти не касаясь, но именно поэтому волны возбуждения туманили его разум.
   – Макс, я похудела только в колледже. Я начала заниматься спортом и правильно питаться, и с тех пор у меня нет проблем. Но прошло много времени, прежде чем я начала любить свое тело, – она колебалась, но потом тихо добавила. – Я думаю, что именно поэтому была так ранима, когда встретила своего музыканта, Слоуна Ричардса. Я все еще чувствовала себя дворняжкой, а он научил меня ощущать себя красавицей. Это была моя мечта, и она стала реальностью.
   Максу не понравилась тоска в ее голосе, когда она заговорила про музыканта Слоуна Ричардса. Он запомнил это имя, чтобы потом что-нибудь узнать.
   – Посмотри на меня, – приказал он.
   – Я запуталась, – она подняла голову, хмурясь. Макс коснулся ее подбородка, глядя в прищуренные глаза.
   – Забудь музыканта. Ты научилась у него тому, что тебе было нужно, больше он тебе не нужен. Ты прекрасна. Верь этому!
   Ее лицо смягчилось.
   – Я уже забыла его, – Бетти говорила почти не дыша. – А теперь я хотела бы узнать, чему могу научиться у тебя.
   Она убрала сдерживавшую ее руку и поцеловала его. Ее язык вошел в него, как медленная, ленивая река, заполняя все его существо эротической энергией. Честь была на время забыта, когда он прижал ее к себе, придерживая за голову, побуждая продолжать. Они оба задрожали, когда Бетти начала ласкать его рот быстрыми порывистыми движениями языка.