Он остановился у ворот и встал в стороне; людской поток плыл мимо, а в Марке нарастало возбуждение, уверенность в том, что его ждет нечто особенное, какая-то особая достойная задача. Его ждет особое место, и он знает, что должен отыскать его.
   Он заторопился, неожиданно благодарный Фергюсу Макдональду за то, что тот оказал на него давление, заставил взглянуть в лицо самому себе, перестать спокойно плыть по течению, как он плывет со времени бегства из Ледибурга.
   – Вы опоздали, Андерс. – Начальник сердито оторвался от бухгалтерских книг, и каждый из его подчиненных повторил этот движение. На Марка с осуждением смотрел ряд из лиц. – Что скажете?
   – Я пришел только чтобы прибрать на своем столе, – с улыбкой ответил Марк, все еще взбудораженный. – Я увольняюсь.
   Осуждение на лицах медленно сменилось удивлением.
* * *
   Уже стемнело, когда Марк открыл заднюю дверь дома и прошел на кухню. Весь день он бесцельно бродил, его безжалостно подгоняли новая энергия и будоражащие мысли; он не понимал, до чего проголодался, пока не увидел свет в окне и не уловил слабый запах еды.
   Кухня была пуста, но Хелен спросила из комнаты:
   – Это ты, Марк?
   Прежде чем он успел ответить, она появилась в дверях кухни и прислонилась к косяку.
   – Я думала, ты сегодня не придешь.
   На ней было синее платье; Марк знал, что оно у нее лучшее, она бережет его для особых случаев; еще Хелен накрасилась, чего Марк раньше никогда не видел. На щеках пятна румян, губы накрашены, отчего ее кожа светилась по-новому. Короткие темные волосы вымыты и блестят в свете лампы; зачесанные назад, они заколоты над ухом черепаховой заколкой.
   Марк смотрел на нее. Ноги, стройные и гладкие в шелковых чулках, обуты в аккуратные туфли-лодочки.
   – Чего уставился, Марк?
   – Ты… – Марк говорил хрипло, с остановками. – Ты сегодня очень красивая.
   – Спасибо, сэр. – Она рассмеялась низким грудным смехом и присела в пируэте, взмахнув синим шелком юбки. – Я рада, что тебе нравится. – Она подошла к нему и взяла за руку. Ее прикосновение освежало, словно погружение в горный пруд. – Садись, Марк. – Она провела его к стулу во главе стола. – Давай-ка налью тебе хорошего пива. – Прошла к ящику со льдом и, снимая крышку с бутылки, оживленно продолжала: – Я купила у мясника гуся. Любишь жареного гуся?
   Рот Марка наполнился слюной.
   – Люблю.
   – С жареной картошкой и тыквенным пирогом.
   – За это я душу продам.
   Она радостно засмеялась: ответ не был похож на обычные сдержанные, застенчивые реплики Марка. Этим вечером его, словно нимб, окружала атмосфера возбуждения, откликаясь эхом в ее возбуждении.
   Она принесла два стакана и оперлась бедром о стол.
   – За что выпьем?
   – За свободу, – без колебаний ответил он, – и за доброе завтра.
   – Это мне нравится, – и Хелен чокнулась с ним, наклонившись так, что лиф ее платья оказался у него перед глазами. – Но почему завтра, разве хорошее не может начаться сейчас?
   Марк рассмеялся.
   – Ну хорошо, за добрую сегодняшнюю ночь и за доброе завтра.
   – Марк!
   Хелен в насмешливом неодобрении поджала губы, и Марк сразу покраснел и смущенно засмеялся.
   – О, я совсем не то имел в виду, звучит ужасно.
   – Думаю, ты всем девушкам говоришь то же самое.
   Хелен быстро встала. Она не хотела и дальше смущать его и портить настроение, поэтому прошла к печи.
   – Все готово, – объявила она. – Если хочешь, можно есть.
   Она села напротив него, наслаждаясь его аппетитом, намазывая толстые ломти хлеба желтым деревенским маслом и следя за тем, чтобы его стакан был все время полон.
   – А ты не ешь?
   – Я не голодна.
   – Ты сама не знаешь, что теряешь.
   – Лучше, чем тебе готовили другие девушки? – игриво спросила она, и Марк опустил глаза к тарелке и деловито принялся накалывать кусок на вилку.
   – Никаких девушек не было.
   – Марк, неужели ты думаешь, что я поверю? Такой красивый молодой человек – и эти французские девушки. Бьюсь об заклад, ты сводил их с ума.
   – Мы были слишком заняты, и к тому же…
   Он замолчал.
   – Что к тому же? – настаивала Хелен, и он какое-то время молча смотрел на нее, потом заговорил. Неожиданно ему стало легко говорить с ней, сознание свободы, новое настроение возбуждало его, от сытной еды и выпивки он размяк. И говорил так, как никогда ни с кем не разговаривал, а она отвечала ему с мужской откровенностью.
   – Марк, это вздор. Не все женщины больны, только уличные.
   – Да, я знаю. Я не верю, что все девушки подряд… но ведь я мог только с ними… – он остановился. – А у других девушек появляются дети, – неловко закончил он.
   Она рассмеялась и радостно захлопала в ладоши.
   – Марк, золотко! Это не так-то просто, знаешь ли. Мы с Фергюсом женаты уже девять лет, а у меня нет детей.
   – Ну, – нерешительно заговорил Марк, – я не имел в виду тебя, когда говорил все это. Ты не такая. Я говорил о других девушках.
   – Не уверена, похвала это или оскорбление, – посмеивалась она.
   Конечно, она знала, что он девственник. Его окружала Аура прозрачной, сверкающей невинности, непрактичности и неловкости в обращении с женщиной, ореол той своеобразной застенчивости, которая быстро пройдет, но которая извращенным образом обостряла ее возбуждение. Хелен коснулась его обнаженного предплечья, наслаждаясь ощущением молодых сильных мышц, не в силах отнять руку.
   – Конечно похвала, – торопливо заверил Марк.
   – Я тебе нравлюсь, Марк?
   – Ну да. Ты мне нравишься больше чем всякие там девушки.
   – Понимаешь, Марк, – Хелен наклонилась к нему и перешла на низкий хриплый шепот, – я не больна, и у меня не будет ребенка. – Она подняла руку и коснулась его щеки. – Ты красивый мужчина, Марк. Ты мне понравился с первой минуты, как подошел к нашему дому, точно заблудившийся щенок.
   Она подошла к двери, повернула ключ, погасила свет. В маленькой кухне стало темно, но из коридора падал луч света.
   – Пошли, Марк. – Она взяла его за руку и заставила встать. – Пойдем спать.
   У двери спальни Марка она поднялась на цыпочки, легко поцеловала его в щеку и, не сказав больше ни слова, выпустила его руку и ушла.
   Марк неуверенно смотрел ей вслед. Ему хотелось окликнуть Хелен, побежать за ней, но одновременно он испытывал облегчение оттого, что отчаянное падение в неизвестное внезапно прекратилось. Дойдя до двери своей спальни, она, не оглядываясь, вошла в нее.
   Раздираемый противоречивыми чувствами, Марк ушел к себе. Медленно разделся; разочарование взяло верх над облегчением, и, складывая одежду, он прислушивался к негромкой возне Хелен за тонкой стеной.
   Улегшись на свою узкую железную кровать, он лежал неподвижно, пока не услышал легкий щелчок замка в соседней двери; тогда он вздохнул и взял с тумбочки книгу. Он еще не брался ее читать, но, может быть, политический текст отвлечет его и поможет уснуть.
   Его дверь неслышно раскрылась. Марк не слышал, как Хелен прошла по коридору. Она вошла в его комнату. На ней был атласный халат персикового цвета, она расчесала волосы и заново коснулась губ помадой.
   Она старательно закрыла за собой дверь и прошла по комнате, качая бедрами под волнующимся атласом.
   Оба молчали. Она остановилась у его кровати.
   – Ты прочел книгу, Марк? – негромко спросила она.
   – Не всю, – ответил он, откладывая книгу.
   – Ну, сейчас не время дочитывать, – сказала она, неторопливо расстегнула халат, сняла его и бросила на спинку стула.
   Она стояла, обнаженная, и Марк ахнул. Такая гладкая!
   Он почему-то не ожидал этого и все смотрел, как Хелен стоит рядом с ним. Кожа у нее желтоватая, как старинный фарфор, и блестит на свету. Марк почувствовал, как все его тело напрягается от сексуального возбуждения, и попытался подавить его. Он старался думать о Фергюсе, о том, что тот ему верит. «Позаботься о Хелен, парень, и о себе». Груди у нее слишком большие для такого стройного тела, тяжелые, чуть обвисшие, почти переспелые, гладкие и круглые, с поразительно крупными сосками, розовато-коричневыми, размером с хорошую виноградину. Хелен придвинулась, ее груди качнулись, и Марк увидел, что вокруг сосков вьются редкие черные волоски.
   Под мышками тоже небольшие пучки волос, темных и блестящих, а под белым животом их гораздо больше, целый клубок.
   Эти волосы особенно возбудили его, такие темные на фоне светлой кожи… он не мог оторваться от них. Все мысли о чести и доверии исчезли, он чувствовал, как внутри него рушится стена.
   Хелен коснулась рукой его обнаженного плеча, и тело Марка содрогнулось, словно от удара хлыстом.
   – Дотронься до меня, Марк, – прошептала она, и он медленно, неуверенно, словно в трансе, протянул руку и коснулся пальцем гладкой теплоты ее бедра, по-прежнему неотрывно глядя на нее. – Да, Марк. Вот так, хорошо. – Она взяла его руку и медленно повела вверх, так что кончики его пальцев легко прошлись по ее боку и ребрам. – Вот так, Марк, вот сюда.
   Темные соски сжались под его пальцами, изменили форму, набухли и затвердели. Марк не мог поверить в то, что происходит, в то, что тело женщины может так стремительно и драматично откликаться на прикосновение.
   Он чувствовал, что дамба рухнула и через бреши в ней устремился поток. Слишком долго сдерживаемый, слишком мощный и сильный, чтобы его остановить, он прорывался сквозь тело и сознание, сметая все ограничения и преграды.
   С глухим криком Марк обеими руками обхватил Хелен за талию, привлек к себе и прижался лицом к гладкому, мягкому голому животу.
   – О Марк! – воскликнула она хрипло, и в ее голосе звучали похоть и торжество; она впилась пальцами в мягкие каштановые волосы Марка и притянула его голову к себе.
* * *
   Дни мелькали, сливаясь, вселенная съежилась до маленького дома на грязной улице. Только их тела отмечали ход времени, пору сна и любви; когда любовь доводила их до истощения, они засыпали и просыпались снова, голодные, охочие и до еды, и до любви.
   Вначале он, как бык, пронзал ее с дикой энергией и силой. Это пугало Хелен – она не ожидала такой мощи от стройного грациозного тела.
   Она мчалась на волне этой силы, постепенно обуздывая ее, управляя ею, меняя курс, и начала осторожно учить его.
   Много времени спустя, вспоминая эти пять невероятных дней, Марк мало-помалу понял, как ему повезло. Ведь столько молодых людей вынуждены искать собственный путь в неизведанном мире физической любви без проводника, обычно с партнершей, которая тоже делает первые шаги в неизвестность.
   – А знаешь, Марк, в Южной Америке есть племя, у которого существует закон: каждая замужняя женщина должна взять одного молодого воина племени и научить его тому, что мы с тобой делаем, – сказала Хелен, наклоняясь к Марку в одно из затиший между бурями.
   – Вот жалость, – лениво ответил он. – Я считал, мы первые до этого додумались.
   Он потянулся к пачке сигарет и прикурил две.
   Хелен с ласковым и гордым выражением затянулась. Он разительно изменился за последние несколько дней, изменился из-за нее. В нем появилась новая уверенность в себе, сознание своей силы и целеустремленности. Застенчивость и скромность уходят. Теперь он говорит так, как никогда не говорил раньше, – спокойно и властно.
   Он становится мужчиной, и она приложила к этому руку.
   Марк считал, что каждое новое наслаждение – вершина, но Хелен десятки раз доказывала ему, что он ошибается.
   Если бы ему рассказали о некоторых вещах, он исполнился бы отвращения, но то, как этим занималась Хелен, вызывало у него только удивление и восторг. Она учила Марка пользоваться собственным телом, и оно ожило; одновременно он проник в новые глубины своего сознания.
   Пять дней они не выходили из дома; на шестой одетый в форму почтальон на мотоцикле привез письмо, и Марк сразу узнал неразборчивый мелкий почерк Фергюса Макдональда. Чувство вины, словно кулаком, ударило его в живот; сон разлетелся, как хрупкий кристалл.
   Сидя за накрытым газетой кухонным столом, Хелен в персиковом халате, спущенном до талии, вслух читала письмо, интонациями насмехаясь над автором, который описывал свои достижения, рукоплескания, которыми награждали его товарищи на десятках собраний, сообщал вести о преданности и верности, которые он привезет в Центральный Комитет; то, какую пользу он принес их делу.
   Хелен высмеивала мужа, закатывая глаза и усмехаясь, когда читала его вопросы о Марке: здоров ли он и всем ли доволен, хорошо ли она о нем заботится.
   Она затянулась сигаретой, бросила окурок в чашку с остатками кофе, и он с шипением погас там. Это простое действие вызвало у Марка необычайно сильное отвращение.
   Он вдруг ясно увидел ее: молодость осыпается, как треснувшая краска, на желтоватой коже в уголках глаз – мелкие морщинки; темные круги под глазами, капризная складка губ, резкий язвительный голос.
   Вдруг он осознал, что сидит в убогой комнатенке, пропахшей жиром, объедками и немытой посудой; увидел грязный помятый халат и большие, обвислые желтоватые груди.
   Марк встал и вышел.
   – Ты куда, Марк? – крикнула она ему вслед.
   – Пройдусь.
   Он вымылся в грязной эмалированной ванне, нагрев воду так, что едва мог терпеть, и потом растерся до красноты.
   У кассы на вокзале он простоял почти полчаса, тщательно изучая вывешенное на стене расписание.
   Родезия. Он слышал, что там на медных шахтах нужны люди. Там еще остались дикие земли, далекие горизонты, много дичи, озера и горы – пространство, свобода передвижений.
   Он подошел к окошку кассы, и кассир вопросительно посмотрел на него.
   – Один билет второго класса до Дурбана, – сказал он и сам удивился.
   Он возвращается в Наталь, в Ледибург. У него есть там незаконченное дело, есть вопросы, на которые нужно получить ответы.
   И неизвестный враг, которого нужно отыскать и победить.
   Он расплатился за билет соверенами старика и сразу мысленно увидел деда на веранде Андерсленда: большие заостренные усы, старая шляпа надвинута на спокойные светлые глаза. Марк понял, что передышка, промежуток, в который он залечивал раны и набирался мужества для предстоящей задачи, кончилась.
   Он пошел за вещами. Собирать было особенно нечего, вдобавок он спешил.
   Складывая в картонный чемодан несколько свежих рубашек и носки, он неожиданно почувствовал присутствие Хелен и обернулся. Она вымылась, оделась и стояла в дверях, глядя на него. Ее спокойное лицо противоречило звучащему в голосе одиночеству.
   – Уходишь.
   Это был не вопрос, а утверждение.
   – Да, – просто ответил он, защелкивая чемодан.
   – Я с тобой.
   – Нет. Я уеду один.
   – Но, Марк, как же я?
   – Прости, Хелен, мне очень жаль.
   – Да разве ты не видишь: я люблю тебя! – Ее голос перешел в низкий вопль. – Я люблю тебя, Марк, дорогой, ты не можешь уйти!
   Она расставила руки и загородила ему дорогу.
   – Пожалуйста, Хелен. Мы оба знаем, что это было безумие. Знаем, что у нас нет будущего. Не порть все, пожалуйста, дай мне уйти.
   – Нет. – Она зажала уши. – Нет, не говори так. Я люблю тебя. Люблю.
   Он мягко попытался отодвинуть ее.
   – Мне нужно идти. Поезд уходит.
   Неожиданно она набросилась на него, свирепая, как леопард.
   Он не был готов к этому, и ее ногти оставили кровавые царапины на его лице, едва не задев глаза.
   – Сволочь, эгоист, ублюдок! – кричала Хелен. – Ты такой же, как все! – Она попыталась снова ударить его, но Марк перехватил ее запястья. – Ты такой же, как все, берешь, только берешь!
   Он развернул ее, дико сопротивляющуюся, и уложил на кровать. Неожиданно силы ее оставили, и она уткнулась лицом в подушку. Пробегая по коридору и выскакивая за дверь, Марк слышал ее рыдания.
* * *
   До порта Дурбан больше трехсот миль. Поезд медленно преодолевал преграду в виде горы Дракенсберг, проползая по ущельям, и наконец радостно вырвался на откос и резво начал спускаться в глубокую травянистую чашу восточного побережья; спуск становился все более пологим, и в конце концов поезд оказался в роскошной субтропической местности, с белоснежными пляжами и теплыми синими водами Мозамбикского течения.
   У Марка в пути было много времени для размышлений, и большую его часть он потратил на напрасные сожаления. Его память то и дело воскрешала крики и обвинения Хелен, а когда он думал о Фергюсе Макдональде, его охватывало тяжкое чувство вины.
   Когда поезд наконец миновал город Питермарицбург и начал последнюю часть пути, Марк отбросил вину и сожаления и задумался о будущем.
   Первым его намерением было вернуться прямиком в Ледибург, но теперь он понял, что это было бы глупо. Там враг, смертельно опасный враг, он где-то таится, богатый и могущественный; ведь он сумел нанять группу вооруженных людей, готовых убить его.
   Марк вспомнил, как они с Фергюсом готовили свои нападения во Франции. Первым шагом всегда было найти врага и точно определить, в какой он точке: найди врага, определи, где он залег, определи его состояние и оцени его. Насколько он хорош, насколько хороша его техника, проворен ли он, умеет ли менять тактику? Может, он неосторожен и охотнику позволительно рискнуть, или риск в этом случае смертельно опасен? «Прежде всего надо попытаться угадать, как мыслит этот ублюдок, парень, а уж потом планировать выстрел», – учил его Фергюс.
   – Я должен узнать, кто он, – вслух прошептал Марк, – и понять, как мыслит этот ублюдок.
   Одно по крайней мере ясно: сто фунтов – слишком высокая плата за убийство столь ничтожной личности, как Марк Андерс; единственное, что может делать его значительным, это его связь с дедом и Андерслендом. В Андерсленде его видели индийский бабу и белый десятник. Потом он явился в город и стал задавать вопросы, копаться в документах. И только тогда за ним пришли. В центре загадки – земля, и он знает имена людей, заинтересованных в ее покупке.
   Марк снял чемодан с багажной полки и, держа его на коленях, поискал свой блокнот.
   Прочел имена: ДИРК КОРТНИ, РОНАЛЬД ПАЙ, ДЕННИС ПЕТЕРСЕН, ПИТ ГРЕЙЛИНГ и его сын КОРНЕЛИУС.
   Прежде всего нужно как можно больше узнать об этих людях, узнать, где они, каково их положение, оценить его и решить, кто из них снайпер.
   А пока он этим занимается, нельзя высовывать голову за бруствер. Надо держаться подальше от вражеской территории, то есть от Ледибурга.
   Лучше сделать своей базой Дурбан. Город достаточно велик, чтобы в нем затеряться; это столица Наталя, где полно источников сведений: библиотеки, правительственные архивы, редакции газет.
   Марк начал составлять в блокноте список возможных источников и немедленно пожалел, что сам Ледибург для него закрыт. Документы бюро земельной регистрации и регистрации компаний Ледибургского округа в Дурбане не дублировались.
   Неожиданно его осенило. Черт возьми, как же ее звали? Марк закрыл глаза и неожиданно снова отчетливо увидел дружелюбное, веселое лицо девушки из конторы по регистрации компаний в Ледибурге. «Марк… какое романтическое имя». Он слышал ее голос, но поезд уже остановился на вокзале, а он все еще не мог вспомнить ее имени.
   И вдруг вспомнил.
   – Марион! – воскликнул он и записал его в блокнот.
   Он взял чемодан, вышел на платформу и смешался с толпой пассажиров и встречающих.
   Прежде всего нужно найти в городе жилье.
   «Натальский Меркурий» за пенни ознакомил его со множеством объявлений, и Марк в конце концов оказался в меблированных комнатах на Пойнт-роуд, около пристани. Комната была маленькая, темная и пахла гигантскими тараканами, населяющими город; каждый вечер эти тараканы блестящими черными ордами выползали из всех щелей, но комната стоила всего гинею в неделю, и можно было пользоваться туалетом и душем в небольшом закрытом дворике.
   В тот же вечер он написал письмо: «Дорогая Марион, надеюсь, вы меня помните, меня зовут Марк Андерс, как Марка Антония! Мне пришлось неожиданно покинуть Ледибург, прежде чем я смог снова с вами встретиться, но я часто о вас думал». Марк тактично не упомянул о цели своего обращения. Это могло подождать до следующего письма.
   В последнее время он много узнал о женщинах и письмо адресовал просто: мисс Марион, Контора регистрации компаний, Ледибург.
   На следующее утро Марк по Смит-стрит подошел к четырехэтажному муниципальному зданию, где помещалась городская библиотека. Здание походило на дворец и располагалось между «Ройял-отелем» и собором; перед ним был разбит аккуратный садик с яркими цветами.
   Подходя к столу библиотекаря, Марк испытал прилив вдохновения.
   – Я хочу собрать материал для книги, которую намерен написать.
   Суровое лицо пожилой леди, распоряжавшейся в этих тусклых залах и ведавшей полками с книгами, мгновенно смягчилось. Она была книжницей, а такие любят других книжников. Марк получил ключ от читального зала и подшивки всех натальских газет со времен британской оккупации.
   И сразу испытал искушение прочесть все интересное, что здесь напечатано. Марк был заядлым читателем, а история была его любимым предметом и в Ледибургской средней школе, и в университетском колледже.
   Но он подавил искушение и взялся за подшивку местной газеты «Ледибургский прожектор». Самые первые экземпляры пожелтели от старости и легко рвались, поэтому он переворачивал страницы осторожно.
   Первое упоминание имени Кортни он встретил в заголовке газеты за 1879 год.
   Ледибургский кавалерийский отряд перебит при Исандлване.
   Полковник Уэйт Кортни и все его люди убиты.
   Бойня, устроенная зулусами.
   Марк догадывался, что это упоминание относится к основателю семьи из Ледибурга; после этого имя Кортни упоминалось почти в каждом номере; членов семьи Кортни было много, и все они жили в Ледибургском округе, но первое упоминание имени Дирка Кортни появилось в 1900 году.
   Ледибург приветствует своего любимого сына.
   Герой англо-бурской войны возвращается.
   Полковник Шон Кортни покупает ранчо Лайон-Коп.
   Ледибург приветствует возвращение после многолетнего отсутствия одного из своих любимых сыновей. Мало кто незнаком с подвигами и достижениями полковника Кортни, кавалера Креста Виктории и ордена «За выдающиеся заслуги»; все помнят, какую решающую роль он сыграл в становлении золотодобычи в Витватерсранде.
   Далее следовал длинный перечень деяний и отзывов; заканчивалась статья так: «Полковник Кортни выкупил у Ледибургского фермерского банка ранчо Лайон-Коп. Он намерен поселиться здесь и засадить свои земли лесом. Кортни вдовец и живет с десятилетним сыном Дирком».
   Эта старая статья потрясла Марка. Он не сознавал, что Дирк Кортни – сын его генерала. Рослого, бородатого, носатого человека, которого он встретил зимней ночью во Франции и который ему сразу понравился. Он уважал генерала Кортни, более того, любил. Жизненная сила, властность этого человека вместе с его репутацией вызывали почти религиозное преклонение.
   Прежде всего Марк задумался, не связан ли генерал с попыткой убить его на откосе; эта мысль так его встревожила, что он вышел из библиотеки, прошел по засаженной пальмами широкой улице и отыскал скамью с видом на защищенные от ветра воды залива и большую китообразную гору на горизонте.
   Он смотрел на корабли, раздумывая над хитро сплетенной паутиной с центром в Ледибурге, где сидит затаившийся паук. Марк понял, что расследование займет немало времени. Чтение – дело медленное, а ответа на письмо Марион можно ждать нескоро.
   Позже в своей грязной комнате он пересчитал оставшиеся в поясе соверены и понял, что надолго на жизнь в городе их не хватит.
   Ему нужна работа.
* * *
   У старшего по этажу был пивной живот и кричащий костюм из тех, в которые как будто всегда одеваются продавцы автомобилей; Марк говорил очень вежливо и с деланным оживлением, но под этим таилось отчаяние.
   Пять дней он бродил по городу, кочуя от одного возможного места работы к другому. Времена тяжелые, говорили ему в начале каждого собеседования, и нам нужен человек с опытом. У Марка не было времени заниматься исследованиями в библиотеке. Сейчас он сидел на краешке стула, дожидаясь возможности поблагодарить и попрощаться, как только ему скажут, что в нем не нуждаются, но служащий продолжал говорить, хотя давно должен был бы закончить расспросы. Он говорил о комиссионных продавца и о том, что они такие щедрые, что их хватит на двоих.
   – Если вы понимаете, о чем я.
   Он подмигнул, открыл портсигар из слоновой кости и взял оттуда сигарету.
   – Да, конечно, – энергично кивнул Марк, решительно не понимая, что бы это значило.
   – Я лично присмотрю за вами. Конечно, если мы договорились.
   И только тут Марк понял, что у него вымогают взятку. Он получит работу.
   – Конечно, сэр. – Ему хотелось вскочить и пуститься в пляс. – Я был бы рад считать нас равными партнерами.
   – Очень хорошо. – Пятьдесят процентов комиссионных Марка – служащий на такое и не рассчитывал. – Начнете в понедельник, ровно в девять утра, – быстро сказал он и улыбнулся.
   Марк радостно потирал руки, выходя из кабинета, но служащий его окликнул:
   – У вас ведь есть приличный костюм, Андерс?
   – Конечно, – немедленно солгал Марк.
   – Наденьте его.
* * *
   На индийском рынке Марк отыскал индуса-портного, который за ночь сшил ему костюм за тридцать два шиллинга.