Страница:
Остается сказать о принятом в этом однотомнике порядке размещения трагедий. Наиболее естественной была бы хронологическая их последовательность, чему, однако, мешает отсутствие документальных данных о времени постановки пяти трагедий из семи. С другой стороны, и русскому читателю несомненно удобнее пользоваться текстом трагедий, относящихся к одному мифологическому циклу, в порядке развития событий в пределах каждого цикла, и в примечаниях в этом случае можно избежать лишних отсылок к еще не прочитанной трагедии. Поэтому было признано целесообразным поместить сначала три трагедии, восходящие к фиванскому циклу мифов («Царь Эдип», «Эдип в Колоне», «Антигона») и по содержанию служащие одна продолжением другой, хотя на самом деле Софокл такой связной трилогии не писал и поставленная раньше двух остальных «Антигона» (ок. 442 г.) оказывается при размещении по сюжетному принципу после «Эдипа в Колоне», созданного в самом конце жизни поэта. Затем следуют три трагедии на сюжеты Троянского цикла («Аякс», «Филоктет», «Электра») – опять в той последовательности, в какой находятся изображаемые в них события. Последней из сохранившихся трагедий помещены «Трахинянки»; к ним присоединяется обнаруженная в довольно крупных папирусных фрагментах драма сатиров «Следопыты», за которой идут отрывки из других не сохранившихся драм.
Электра
Датировка софокловской «Электры» является одним из трудных вопросов в изучении этого автора. Помимо того, что не сохранилось ни документальных, ни косвенных свидетельств о постановке трагедии, дополнительные трудности вносит нерешенность вопроса о хронологическом соотношении «Электры» Софокла с одноименной драмой Еврипида, дату которой тоже нельзя считать единогласно принятой всеми исследователями, чьи мнения колеблются между 421 и 413 гг. Соответственно возникает вопрос, чья же трагедия – Софокла или Еврипида – была показана раньше и кто из двух вступает в очевидную полемику со своим предшественником. Вопрос этот обсуждается в течение столетия, так что один современный исследователь не без оснований дал своей статье, посвященной спорной проблеме, название: «Вечные Электры». Поскольку сравнение двух трагедий увело бы нас далеко за пределы настоящей преамбулы к примечаниям, ограничимся здесь констатацией бесспорного факта, что «Электра» Софокла принадлежит к числу его поздних трагедий и была поставлена вероятно, ок. 415 г. В пользу этого говорят композиционные и стилистические признаки, сближающие ее с «Филоктетом» и «Эдипом в Колоне».
Фигура Электры в древнегреческой драме Vs. самым тесным образом связана с мифом о трагических событиях в доме микенского царя Агамемнона: ради успеха троянского похода он вынужден принести в жертву свою дочь Ифигению, чем вызывает затаенную ненависть к себе со стороны своей супруги Клитеместры. К тому же ее, пользуясь десятилетним отсутствием супруга, соблазняет его двоюродный брат Эгисф и вместе они убивают вернувшегося с войны царя. Через семь лет наступает час расплаты: возмужавший на чужбине Орест получает приказ Аполлона отмстить матери за убитого ею отца и осуществляет этот приказ, который, в свою очередь, навлекает на него гнев Эриний – древних богинь, мстящих за пролитие родственной крови. Электра в той или иной степени принимает участие в расправе с убийцами Агамемнона, хотя роль ее у каждого из трех трагиков различна.
Следует, впрочем, заметить, что такое место в мифе Электра заняла не сразу. «Илиада» знает трех дочерей Агамемнона – Хрисофемиду, Лаодику и Ифианассу (IX, 144 сл.); Электры среди них нет. В «Одиссее» находим упоминание об убийстве Агамемнона, совершенном Эгисфом не без согласия Клитеместры (XI, 404—434), и о погребальном пире, который устроил Эгисфу и матери Орест (III, 306—310). Почему вместе с убитым Эгисфом пришлось хоронить и Клитеместру, из «Одиссеи» не ясно, хотя о самом акте мести, исполненном Орестом, автор поэмы отзывается однозначно положительно (I, 298—302) {Об отдельных событиях, составлявших историю Агамемнона, повествовалось и в не дошедших до нас кпклических поэмах (насколько можно судить по позднейшему пересказу); в «Киприях» – о жертвоприношении Ифигении; в «Возвращениях» – об убийстве Агамемнона Эгисфом и Клитеместрой (Бернабе. С. 58, 95).}. В любом случае в «Одиссее» даже не упоминается никто из сестер Ореста.
Впервые имя Электры появилось, по-видимому, у лирического поэта Ксанфа (VII в.), который отождествлял ее с гомеровской Лаодикой, – так-де звали девушку от рождения, но поскольку она долго не выходила замуж, то ее прозвали Электрой. В духе древнегреческих этимологии Ксанф образовывал это имя (в его дорийской форме Алектра) от отрицательного префикса α– и слова λέκτρον «супружеское ложе». Получалось, что Электра обозначает «безбрачная» (Элиан. Пестрые рассказы IV, 26).
Оставив на совести Ксанфа его лингвистические изыскания, напомним, что Ксанфа считал своим предшественником знаменитый сицилийский поэт Стесихор, который в 1-й половине VI в. создал лирическую поэму в двух частях «Орестея». Хоть от нее дошли скудные отрывки, известно, что в творчестве Стесихора произошла существенная перестановка акцентов: на первое место в качестве усийцы Агамемнона выдвинулась Клитеместра, и Стесихор ввел мотив приснившегося ей грозного сна, который побудил царицу отправить на могилу убитого умилостивительные дары. Для этого ей надо было прибегнуть к помощи одной из дочерей, и едва ли мы ошибемся, признав в этой дочери Электру. Вероятно, не обходилось и без ее встречи с Орестом, и какое-то участие Электра должна была принять в последней встрече Ореста с матерью.
К такому выводу приводят памятники изобразительного искусства первой половины V в., свидетельствующие о широком распространении мифа – вероятно, под влиянием Стесихора. Так, на одной из краснофигурных аттических ваз, где около персонажей, участвующих в изображенной там сцене, подписаны их имена, мы видим убитого и свалившегося с трона Эгисфа, слева от него – Электру, а справа – Ореста с мечом и позади него – Клитеместру с занесенной над сыном секирой. Электра, протянув руку к брату, призывает его оглянуться, дабы уклониться от угрожающего ему удара. Так мы оказываемся в непосредственной близости к эсхиловским «Хоэфорам». где Клитеместра, узнав о смерти Эгисфа, требует, чтобы ей подали секиру, но ее готовность к вооруженному сопротивлению пресекает Орест, появившись с обнаженным мечом из ворот дворца (887—895).
«Хоэфоры» Эсхила, средняя часть его трилогии «Орестея» (458 г.), – прямая предшественница обеих «Электр», написанных примерно четыре десятилетия спустя. Но если Еврипид во многом переиначил миф, то Софокл, в общем, придерживался линий, начертанных Эсхилом. Сравнивая обе трагедии, мы вместе с тем увидим и то новое, что внес в трактовку образов Софокл.
«Хоэфоры» начинаются с появления вернувшегося из изгнания Ореста у могилы отца: он просит умершего о помощи в совершении мести его убийцам. При виде процессии женщин, приближающихся к гробнице, Орест отходит в сторону, оставив на могиле свой скромный дар – прядь волос. Электра, которая возглавляет траурное шествие, объясняет участницам хора свое затруднение: мать послала ее с возлияниями покойному, но как исполнить ее приказ, если умерший пал от ее собственных рук? Хор советует Электре, совершая возлияние, молить отца о скорейшем возвращении мстителя – Ореста. Найденная на могиле прядь волос и оставшиеся на земле следы повергают Электру в сильнейшее волнение: и волосы совпадают по цвету с ее собственными, и в отпечаток ноги укладывается ее ступня, – сомнения нет: Орест близок, н он в самом деле выходит из укрытия. Быстрое узнавание, рассказ Ореста о приказе Аполлона отплатить равной мерой убийцам отца, и развертывается обширнейший коммос с участием хора, Ореста и Электры. От плача и воспоминаний об отце хор и Электра переходят к тяжелому настоящему: отцовский трон в руках убийц, с Электрой они обращаются, как с последней рабыней. Наконец, задача коммоса выполнена – в Оресте созрела решимость поднять меч на родную мать. Он узнает содержание ее сна и излагает свой план: под видом чужеземцев из Фокиды он и Пилад принесут весть о смерти Ореста, усыпят этим бдительность царствующей четы и проникнут во дворец. Юноши удаляются, Электра уходит во дворец – на случай, если им там понадобится ее помощь. Больше она не появится. После стасима Орест и Пилад возвращаются, излагают перед Клитеместрой вымышленную историю о встрече со Строфнем, шурином Агамемнона, к которому она еще до возвращения царя отправила малолетнего сына. Строфий-де сообщил им о смерти Ореста и просил передать родным урну с его прахом. Клитеместра приглашает молодых людей в дом и посылает за Эгисфом, который является по ее вызову. Сама она, по-видимому, оставляет мужчин наедине и удаляется в свою половину, потому что после очередного стасима из дворца выбегает перепуганный слуга и стучит в двери женского покоя. Услышав от него загадочную фразу: «Мертвые убивают живых», Клитеместра сразу оценивает ситуацию, требует, чтобы ей вынесли секиру, но тут ее застает уже сразивший Эгисфа Орест. Короткая, но сжатая, как пружина, стихомифия между матерью и сыном – и он уводит Клитеместру во дворец, чтобы она заснула последним сном рядом со своим любовником. Хор торжествует победу, но Орест, уверенный в своей правоте, испытывает неожиданную тревогу: он видит, как его окружают зловещие Эринии, и убегает за спасением от них в Дельфы к Аполлону, отдавшему приказ об убийстве матери.
Вернемся теперь к Софоклу. Как и у Эсхила, Орест с безмолвным Пиладом появляются уже в прологе, но вместе с ними – старый воспитатель, который некогда отнес мальчика к Строфию, получив его из рук Электры (см. 11 сл.). Ему излагает Орест свой план: пусть старик повторно придет к дворцу и расскажет о гибели Ореста в состязании на колесницах, между тем как сам он пойдет почтить могилу отца, а потом вернется с урной, якобы содержащей его собственный прах. Сменяющие их диалог жалобы Электры и ее дуэт с хором показывают всю глубину ее отчаяния и ненависти к матери. Поэтому вполне понятно, что с возлияниями на гроб отца Клитеместра посылает не ее, а Хрисофемиду – Софокл извлек ее из гомеровской версии и придал пустому имени облик живого человека. От сестры же Электра узнает и о намерении Эгисфа заточить ее вдали от царского дворца, и о сне Клитеместры. Первое известие оставляет ее равнодушной (все равно ее жизнь – сплошная мука), второе наполняет радостью и придает силы для ожесточенного спора с матерью, пытающейся оправдай свое преступление. Ничего подобного этому диалогу нет у Эсхила; у него мать и дочь вообще не встречаются. Рассказ Воспитателя о скачках, где якобы сложил голову Орест, наполняет Клитеместру радостью, Электру – безысходным отчаянием, из которого, впрочем, скоро рождается мысль взять на себя долг мести. Разговор с возвратившейся Хрисофемидой еще больше укрепляет Электру в ее намерениях, – здесь появляется Орест с урной и, не будучи в силах выносить скорбь и слезы сестры, открывается ей. Радостный дуэт брата и сестры прерывает оберегавший их Воспитатель. Орест и Пилад входят во дворец в сопровождении Электры. Скоро оттуда доносятся предсмертные вопли Клитеместры, и сначала Электра, а затем Орест выходят с сообщением, что дело сделано. Остается встреча с Эгисфом – Орест уводит его во дворец с намерением убить там, где был убит Агамемнон. Хор торжествует победу.
Сравнивая «Электру» с «Хоэфорами», мы видим, во-первых, что Софокл существенно развил момент интриги: планы Ореста остаются неведомы Электре, и известие о его мнимой смерти, равно как и вид погребальной урны, повергает ее в неподдельное отчаяние. Во-вторых, Софокл сводит Электру лицом к лицу с матерью, и дочь высказывает ей (в несравненно более развернутой форме) все, что мог бы сказать ей Орест: двадцать с небольшим стихов из эсхиловских «Хоэфор» превращаются у Софокла в большую бурную сцену объяснения Электры с Клитеместрой (516—659). В-третьих, не Электра, а Хрисофемида отправляется к могиле отца и находит там признаки возвращения Ореста, – радость, которую могла бы испытать Электра, у Софокла ей заказана. В-четвертых, одержавший победу Орест у Софокла нисколько не сомневается, как и сам автор, в справедливости совершенной мести, в то время как у Эсхила матереубийство становится новым звеном в цепи преступлений-отмщений опутавших дом Атридов. Соответственно, нет у Софокла и ничего похожего на грандиозный эсхиловский коммос, – перед софокловским Орестом, послушным исполнителем воли Аполлона, нет, в сущности, никаких проблем, кроме чисто технических. Уход Ореста в дом вместе с обреченным на смерть Эгисфом носит совершенно прозаический характер, лишний раз подчеркивая, что не Орест, а страдающая и ликующая Электра, от пролога и до финала почти беспрерывно находящаяся на глазах у зрителей, является главным героем у Софокла.
В соответствии с этим видоизменяется и структура трагедии, изобилующая лирическими партиями. «Электра» – единственная из дошедших трагедий Софокла, в которой вокальный элемент проникает уже в пролог (1-120): после монолога Ореста из дворца слышен вопль Электры, а после того, как Воспитатель, Орест и Пилад покидают орхестру, из дома появляется и сама Электра, исполняющая сольную арию в лирических анапестах (86—120). Парод (121—250) выдержан в форме коммоса – строфы хора чередуются с ариозо Электры. Точно так же вокальный элемент включен во все речевые сцены, кроме первого эписодия (251—471): 2-й эписодий (516—822) отделен от 3-го (871—1057) коммосом хора и Электры (823—870), не уступающим по объему обычному софокловскому стасиму. Эписодий 4-й (1098—1383) содержит обширный лирический дуэт брата и сестры (1232—1286). Наконец, эксод (1398—1510) начинается с коммоса с участием хора, Электры и Ореста (1398—1441), в первую половину которого вклиниваются вопли Клитеместры за сценой. Три стасима (472—515; 1058—1097; 1384—1397) построены достаточно традиционно.
Роли между тремя актерами распределялись следующим образом: протагонист – Электра; девтерагонист – Орест, Клитеместра; тритагонист – Воспитатель, Хрисофемида, Эгисф. Роль безмолвного Пилада исполнял статист.
Авторитет трех великих трагиков, приложивших свой талант к обработке мифа о мести за Агамемнона, был настолько велик, а «Электра» Софокла была к тому же так популярна в последующие века (ср. АС 59, 60, 89, 91), что больше никто из афинских драматургов не рисковал вступать с ними в соревнование. В Риме трагедию Софокла перевел некий Атилий – идентичен ли он автору комедий-паллиат, жившему в начале II в., неизвестно, но представляется маловероятным. Цицерон оценивал этот перевод без энтузиазма (О границах добра и зла I, 2; Письма к Аттику. XIV, 20, 3: «грубейший поэт»): тем не менее он был, очевидно, достаточно известен, если стихи из него пели на похоронах Юлия Цезаря (Сеетоний. Юлий Цезарь 84).
Для настоящего издания заново переведены следующие стихи: 28, 97 сл., 138, 184, 189, 212, *216, 226—228, *230, 240 сл., 271, 356, 367 сл., 388, 440, 533, 541, 544—546, 581, 587, 592, 598, 604, 648, 663, 769, *790 сл., 795 сл., 798, *922, 975—978, 987989. *994, 999 сл., 1024, *1226, 1232—1235, 1239 сл., 1264, 1280—1284, 1339, 1449, 1453—1455, 1470 сл., 1497 сл.
Своему переводу Ф. Зелинский предпослал обширную ремарку, из которой текстом трагедии подтверждается только наличие на орхестре статуи и жертвенника бога Аполлона (635—659, 1376).
Сост. В. Н. Ярхо
Фигура Электры в древнегреческой драме Vs. самым тесным образом связана с мифом о трагических событиях в доме микенского царя Агамемнона: ради успеха троянского похода он вынужден принести в жертву свою дочь Ифигению, чем вызывает затаенную ненависть к себе со стороны своей супруги Клитеместры. К тому же ее, пользуясь десятилетним отсутствием супруга, соблазняет его двоюродный брат Эгисф и вместе они убивают вернувшегося с войны царя. Через семь лет наступает час расплаты: возмужавший на чужбине Орест получает приказ Аполлона отмстить матери за убитого ею отца и осуществляет этот приказ, который, в свою очередь, навлекает на него гнев Эриний – древних богинь, мстящих за пролитие родственной крови. Электра в той или иной степени принимает участие в расправе с убийцами Агамемнона, хотя роль ее у каждого из трех трагиков различна.
Следует, впрочем, заметить, что такое место в мифе Электра заняла не сразу. «Илиада» знает трех дочерей Агамемнона – Хрисофемиду, Лаодику и Ифианассу (IX, 144 сл.); Электры среди них нет. В «Одиссее» находим упоминание об убийстве Агамемнона, совершенном Эгисфом не без согласия Клитеместры (XI, 404—434), и о погребальном пире, который устроил Эгисфу и матери Орест (III, 306—310). Почему вместе с убитым Эгисфом пришлось хоронить и Клитеместру, из «Одиссеи» не ясно, хотя о самом акте мести, исполненном Орестом, автор поэмы отзывается однозначно положительно (I, 298—302) {Об отдельных событиях, составлявших историю Агамемнона, повествовалось и в не дошедших до нас кпклических поэмах (насколько можно судить по позднейшему пересказу); в «Киприях» – о жертвоприношении Ифигении; в «Возвращениях» – об убийстве Агамемнона Эгисфом и Клитеместрой (Бернабе. С. 58, 95).}. В любом случае в «Одиссее» даже не упоминается никто из сестер Ореста.
Впервые имя Электры появилось, по-видимому, у лирического поэта Ксанфа (VII в.), который отождествлял ее с гомеровской Лаодикой, – так-де звали девушку от рождения, но поскольку она долго не выходила замуж, то ее прозвали Электрой. В духе древнегреческих этимологии Ксанф образовывал это имя (в его дорийской форме Алектра) от отрицательного префикса α– и слова λέκτρον «супружеское ложе». Получалось, что Электра обозначает «безбрачная» (Элиан. Пестрые рассказы IV, 26).
Оставив на совести Ксанфа его лингвистические изыскания, напомним, что Ксанфа считал своим предшественником знаменитый сицилийский поэт Стесихор, который в 1-й половине VI в. создал лирическую поэму в двух частях «Орестея». Хоть от нее дошли скудные отрывки, известно, что в творчестве Стесихора произошла существенная перестановка акцентов: на первое место в качестве усийцы Агамемнона выдвинулась Клитеместра, и Стесихор ввел мотив приснившегося ей грозного сна, который побудил царицу отправить на могилу убитого умилостивительные дары. Для этого ей надо было прибегнуть к помощи одной из дочерей, и едва ли мы ошибемся, признав в этой дочери Электру. Вероятно, не обходилось и без ее встречи с Орестом, и какое-то участие Электра должна была принять в последней встрече Ореста с матерью.
К такому выводу приводят памятники изобразительного искусства первой половины V в., свидетельствующие о широком распространении мифа – вероятно, под влиянием Стесихора. Так, на одной из краснофигурных аттических ваз, где около персонажей, участвующих в изображенной там сцене, подписаны их имена, мы видим убитого и свалившегося с трона Эгисфа, слева от него – Электру, а справа – Ореста с мечом и позади него – Клитеместру с занесенной над сыном секирой. Электра, протянув руку к брату, призывает его оглянуться, дабы уклониться от угрожающего ему удара. Так мы оказываемся в непосредственной близости к эсхиловским «Хоэфорам». где Клитеместра, узнав о смерти Эгисфа, требует, чтобы ей подали секиру, но ее готовность к вооруженному сопротивлению пресекает Орест, появившись с обнаженным мечом из ворот дворца (887—895).
«Хоэфоры» Эсхила, средняя часть его трилогии «Орестея» (458 г.), – прямая предшественница обеих «Электр», написанных примерно четыре десятилетия спустя. Но если Еврипид во многом переиначил миф, то Софокл, в общем, придерживался линий, начертанных Эсхилом. Сравнивая обе трагедии, мы вместе с тем увидим и то новое, что внес в трактовку образов Софокл.
«Хоэфоры» начинаются с появления вернувшегося из изгнания Ореста у могилы отца: он просит умершего о помощи в совершении мести его убийцам. При виде процессии женщин, приближающихся к гробнице, Орест отходит в сторону, оставив на могиле свой скромный дар – прядь волос. Электра, которая возглавляет траурное шествие, объясняет участницам хора свое затруднение: мать послала ее с возлияниями покойному, но как исполнить ее приказ, если умерший пал от ее собственных рук? Хор советует Электре, совершая возлияние, молить отца о скорейшем возвращении мстителя – Ореста. Найденная на могиле прядь волос и оставшиеся на земле следы повергают Электру в сильнейшее волнение: и волосы совпадают по цвету с ее собственными, и в отпечаток ноги укладывается ее ступня, – сомнения нет: Орест близок, н он в самом деле выходит из укрытия. Быстрое узнавание, рассказ Ореста о приказе Аполлона отплатить равной мерой убийцам отца, и развертывается обширнейший коммос с участием хора, Ореста и Электры. От плача и воспоминаний об отце хор и Электра переходят к тяжелому настоящему: отцовский трон в руках убийц, с Электрой они обращаются, как с последней рабыней. Наконец, задача коммоса выполнена – в Оресте созрела решимость поднять меч на родную мать. Он узнает содержание ее сна и излагает свой план: под видом чужеземцев из Фокиды он и Пилад принесут весть о смерти Ореста, усыпят этим бдительность царствующей четы и проникнут во дворец. Юноши удаляются, Электра уходит во дворец – на случай, если им там понадобится ее помощь. Больше она не появится. После стасима Орест и Пилад возвращаются, излагают перед Клитеместрой вымышленную историю о встрече со Строфнем, шурином Агамемнона, к которому она еще до возвращения царя отправила малолетнего сына. Строфий-де сообщил им о смерти Ореста и просил передать родным урну с его прахом. Клитеместра приглашает молодых людей в дом и посылает за Эгисфом, который является по ее вызову. Сама она, по-видимому, оставляет мужчин наедине и удаляется в свою половину, потому что после очередного стасима из дворца выбегает перепуганный слуга и стучит в двери женского покоя. Услышав от него загадочную фразу: «Мертвые убивают живых», Клитеместра сразу оценивает ситуацию, требует, чтобы ей вынесли секиру, но тут ее застает уже сразивший Эгисфа Орест. Короткая, но сжатая, как пружина, стихомифия между матерью и сыном – и он уводит Клитеместру во дворец, чтобы она заснула последним сном рядом со своим любовником. Хор торжествует победу, но Орест, уверенный в своей правоте, испытывает неожиданную тревогу: он видит, как его окружают зловещие Эринии, и убегает за спасением от них в Дельфы к Аполлону, отдавшему приказ об убийстве матери.
Вернемся теперь к Софоклу. Как и у Эсхила, Орест с безмолвным Пиладом появляются уже в прологе, но вместе с ними – старый воспитатель, который некогда отнес мальчика к Строфию, получив его из рук Электры (см. 11 сл.). Ему излагает Орест свой план: пусть старик повторно придет к дворцу и расскажет о гибели Ореста в состязании на колесницах, между тем как сам он пойдет почтить могилу отца, а потом вернется с урной, якобы содержащей его собственный прах. Сменяющие их диалог жалобы Электры и ее дуэт с хором показывают всю глубину ее отчаяния и ненависти к матери. Поэтому вполне понятно, что с возлияниями на гроб отца Клитеместра посылает не ее, а Хрисофемиду – Софокл извлек ее из гомеровской версии и придал пустому имени облик живого человека. От сестры же Электра узнает и о намерении Эгисфа заточить ее вдали от царского дворца, и о сне Клитеместры. Первое известие оставляет ее равнодушной (все равно ее жизнь – сплошная мука), второе наполняет радостью и придает силы для ожесточенного спора с матерью, пытающейся оправдай свое преступление. Ничего подобного этому диалогу нет у Эсхила; у него мать и дочь вообще не встречаются. Рассказ Воспитателя о скачках, где якобы сложил голову Орест, наполняет Клитеместру радостью, Электру – безысходным отчаянием, из которого, впрочем, скоро рождается мысль взять на себя долг мести. Разговор с возвратившейся Хрисофемидой еще больше укрепляет Электру в ее намерениях, – здесь появляется Орест с урной и, не будучи в силах выносить скорбь и слезы сестры, открывается ей. Радостный дуэт брата и сестры прерывает оберегавший их Воспитатель. Орест и Пилад входят во дворец в сопровождении Электры. Скоро оттуда доносятся предсмертные вопли Клитеместры, и сначала Электра, а затем Орест выходят с сообщением, что дело сделано. Остается встреча с Эгисфом – Орест уводит его во дворец с намерением убить там, где был убит Агамемнон. Хор торжествует победу.
Сравнивая «Электру» с «Хоэфорами», мы видим, во-первых, что Софокл существенно развил момент интриги: планы Ореста остаются неведомы Электре, и известие о его мнимой смерти, равно как и вид погребальной урны, повергает ее в неподдельное отчаяние. Во-вторых, Софокл сводит Электру лицом к лицу с матерью, и дочь высказывает ей (в несравненно более развернутой форме) все, что мог бы сказать ей Орест: двадцать с небольшим стихов из эсхиловских «Хоэфор» превращаются у Софокла в большую бурную сцену объяснения Электры с Клитеместрой (516—659). В-третьих, не Электра, а Хрисофемида отправляется к могиле отца и находит там признаки возвращения Ореста, – радость, которую могла бы испытать Электра, у Софокла ей заказана. В-четвертых, одержавший победу Орест у Софокла нисколько не сомневается, как и сам автор, в справедливости совершенной мести, в то время как у Эсхила матереубийство становится новым звеном в цепи преступлений-отмщений опутавших дом Атридов. Соответственно, нет у Софокла и ничего похожего на грандиозный эсхиловский коммос, – перед софокловским Орестом, послушным исполнителем воли Аполлона, нет, в сущности, никаких проблем, кроме чисто технических. Уход Ореста в дом вместе с обреченным на смерть Эгисфом носит совершенно прозаический характер, лишний раз подчеркивая, что не Орест, а страдающая и ликующая Электра, от пролога и до финала почти беспрерывно находящаяся на глазах у зрителей, является главным героем у Софокла.
В соответствии с этим видоизменяется и структура трагедии, изобилующая лирическими партиями. «Электра» – единственная из дошедших трагедий Софокла, в которой вокальный элемент проникает уже в пролог (1-120): после монолога Ореста из дворца слышен вопль Электры, а после того, как Воспитатель, Орест и Пилад покидают орхестру, из дома появляется и сама Электра, исполняющая сольную арию в лирических анапестах (86—120). Парод (121—250) выдержан в форме коммоса – строфы хора чередуются с ариозо Электры. Точно так же вокальный элемент включен во все речевые сцены, кроме первого эписодия (251—471): 2-й эписодий (516—822) отделен от 3-го (871—1057) коммосом хора и Электры (823—870), не уступающим по объему обычному софокловскому стасиму. Эписодий 4-й (1098—1383) содержит обширный лирический дуэт брата и сестры (1232—1286). Наконец, эксод (1398—1510) начинается с коммоса с участием хора, Электры и Ореста (1398—1441), в первую половину которого вклиниваются вопли Клитеместры за сценой. Три стасима (472—515; 1058—1097; 1384—1397) построены достаточно традиционно.
Роли между тремя актерами распределялись следующим образом: протагонист – Электра; девтерагонист – Орест, Клитеместра; тритагонист – Воспитатель, Хрисофемида, Эгисф. Роль безмолвного Пилада исполнял статист.
Авторитет трех великих трагиков, приложивших свой талант к обработке мифа о мести за Агамемнона, был настолько велик, а «Электра» Софокла была к тому же так популярна в последующие века (ср. АС 59, 60, 89, 91), что больше никто из афинских драматургов не рисковал вступать с ними в соревнование. В Риме трагедию Софокла перевел некий Атилий – идентичен ли он автору комедий-паллиат, жившему в начале II в., неизвестно, но представляется маловероятным. Цицерон оценивал этот перевод без энтузиазма (О границах добра и зла I, 2; Письма к Аттику. XIV, 20, 3: «грубейший поэт»): тем не менее он был, очевидно, достаточно известен, если стихи из него пели на похоронах Юлия Цезаря (Сеетоний. Юлий Цезарь 84).
Для настоящего издания заново переведены следующие стихи: 28, 97 сл., 138, 184, 189, 212, *216, 226—228, *230, 240 сл., 271, 356, 367 сл., 388, 440, 533, 541, 544—546, 581, 587, 592, 598, 604, 648, 663, 769, *790 сл., 795 сл., 798, *922, 975—978, 987989. *994, 999 сл., 1024, *1226, 1232—1235, 1239 сл., 1264, 1280—1284, 1339, 1449, 1453—1455, 1470 сл., 1497 сл.
Своему переводу Ф. Зелинский предпослал обширную ремарку, из которой текстом трагедии подтверждается только наличие на орхестре статуи и жертвенника бога Аполлона (635—659, 1376).
Сост. В. Н. Ярхо
Электра (пер. Шервинского)
Софокл
Электра
Трагедия
(пер. Сергея Шервинского)
Действующие лица
Наставник (Талфибий)
Орест
Электра
Хор микенских девушек
Хрисофемида
Клитемнестра
Эгист
Без речей:
Пилад
Спутники Пилада
Орест
Электра
Хор микенских девушек
Хрисофемида
Клитемнестра
Эгист
Без речей:
Пилад
Спутники Пилада
Пролог
Наставник
Сын Агамемнона, полки под Трою
Водившего когда-то! Наконец
Ты видишь то, чего столь долго жаждал:
Желанный древний Аргос, край священный,
Где овод жалил деву, дочь Инаха.[1]
А вот, Орест, и Волчий рынок,[2] богу —
Волкоубиице посвященный.[3] Слева —
Храм Геры знаменитый. Нет сомненья,
То золотом обильные Микены
И Пелопидов[4] дом многострадальный,
Откуда в день, когда отец твой пал,
Тебя из рук сестры твоей я принял,
Увел и этим спас, и возрастил
До зрелых лет – да отомстишь убийцам!
Теперь, Орест, и ты, наш лучший друг
Пилад, решим немедля, что нам делать.
Кругом уж солнца лучезарный свет
Птиц утренние песни пробуждает,
И звездной ночи благостная тень
Расходится. Никто еще из дома
Не выходил… Советуйтесь. Не время
Раздумывать: час действовать настал.
Орест
О мой слуга любимый! Как примерно
Ты верность дому нашему хранишь!
Конь крови благородной, хоть и стар,
В опасности не упадает духом,
Но прядает ушами. Так и ты
Нас ныне побуждаешь – в строе первый,
Тебе свои намеренья открою.
Со всем вниманьем выслушай меня
И если заблуждаюсь, то поправь.
Я посетил святилище Пифона,[5]
Узнать стремясь, как должен я отмстить
За смерть отца, как отплатить убийцам, —
И вот пресветлый мне ответил Феб,
Что хитростью, без войска, без оружья,
Месть праведную сам свершить я должен.
Поскольку мне такое было слово,
Ты выбери минуту и войди
К ним в дом; все разузнай, что там творится,
И нам поведай. Не узнают гостя:
Ты постарел и не был здесь давно…
Совсем седой… Тебя не заподозрят.
Речь поведи, что ты, мол, чужестранец,
Фокеец, мол; что послан Фанотеем[6], —
А он союзник самый мощный их.
Потом скажи, скрепив известье клятвой,
Что волею судьбы погиб Орест,
Что на пифийских играх[7] с колесницы
Упал он и разбился. Так скажи.
А мы, как бог велел, сперва почтим
Отцовскую могилу возлияньем
И прядями волос своих. Потом
Вернемся вновь с той бронзовою урной,
Которую – ты знаешь – скрыли в чаще,
И принесем, воспользовавшись ложью,
Им радостную весть, что плоть моя
Сгорела на огне и пеплом стала.
Пускай живой я мертвым назовусь.
Смущаться ли, когда уж близко слава.
Полезна речь – так, значит, хороша.
Встречал людей я мудрых, объявлявших
Себя умершими, – потом домой
Они лишь с вящей честью возвращались.
Надеюсь, что вослед за этой вестью
Явлюсь врагам сияющей звездой!
Ты, родина! Вы, боги здешних мест!
О, дайте путь мне счастливо окончить.
Вы, родовые сени! Вас очистить
Пришел я ныне по внушенью бога.
Меня не прогоняйте прочь, дозвольте
Вступить в права и вновь свой дом воздвигнуть?
Я все сказал. А ты теперь, старик,
Ступай, свою обязанность исполни.
Мы с ним уйдем. Благоприятный случай —
Распорядитель первый дел людских.
Электра
за сценой.
О, горе мне, злосчастной!
Наставник
Мне чудится – послушай, – там, за дверью,
Наверное, служанка стонет, сын…
Орест
Ужели то несчастная Электра?
Не стать ли здесь? – прислушаться бы нам…
Наставник
Никак нельзя: помимо Аполлона
Предпринимать не должно ничего.
Начнем же с возлияний в честь отца —
Они дадут нам силы и победу.
Появляется Электра.
Электра
за сценой.
Солнца свет непорочный!
Ты, о землю объемлющий воздух!
Вы ль не слышали, как я стенаю?
Вы ль не слышали, как я горюю,
Как я в грудь себя до крови бью,
Только черная ночь удалится!
Жалкое ложе в жилище беды
Знает одно, как в бессоннице долгой
Я о несчастном рыдаю отце!
Арей, бог кровавый, не принял
Жизни его на далекой чужбине, —
Мать с Эгистом, с любовником, вместе
Темя секирой ему разрубили,
Как дровосеки рубят дубы.
Слез о тебе, о родимый, не слышно,
Я лишь одна о твоей убиваюсь
Жалкой, постыдной смерти!
Нет, никогда, никогда
Не перестану стенать неутешно,
Плакать, доколь буду видеть мерцанье
Всезрящих светил и сияющий день!
Соловьем, потерявшим птенцов,
Буду петь свои песни, открыто
Буду горько стенать у отцовских дверей,
О жилище Аида, приют Персефоны![8]
О подземный Гермес и могучая Кара!
Честные Эринии, дщери богов!
Вы беззаконные зрите кончины,
Зрите обманом сквернимые ложа, —
Явитесь! На помощь! Отмстите за гибель
Отца моего!
Приведите любимого брата ко мне!
Мне уж не по силам нести за плечом,
Одинокой, суму моей скорби!
Парод
Строфа 1
Хор
О злосчастной матери дочь,
Друг Электра! Долго ль еще
Будешь слезы ты лить, —
Что богоотступная
Мать заманила в ловушку коварную,
Гнусно на смерть обрекла Агамемнона?
Смерть, смерть виновным! – если дозволительно
Изречь подобную мольбу!
Электра
Ах, благородные сердцем
Девушки! Скорбь вы мою утешаете…
Вижу и чувствую, – верьте, приметно мне
Ваше участье… Но нет, я по-прежнему
Стану стенать о несчастно погубленном
Отце… О, пусть
Дружеской нежностью связаны мы во всем,
Оставьте, дайте мне Скорбеть, молю!..
Антистрофа 1
Хор
Но никто отца твоего
Не вернет из гавани той,
Из приюта всеобщего,
Ни мольбою, ни стонами.
Ты же своим безысходным страданием
Губишь себя, надрываясь без устали…
Но в стонах избавленья не найти от бед!
Зачем сама ты ищешь муки?
Электра
Скуден умом, кто постыдно
Об отошедших забудет родителях!
Нет, мое сердце пленяет поющая
Горько об Итисе, – вечно об Итисе! —
Птица пугливая,[9] Зевсова вестница.
О Ниобея![10]
Мать злополучная! Боготворю тебя,
Всечасно льющую слезы
В скале-могиле.
Строфа 2
Хор
Не ты одна из смертных,
Дитя, познала скорбь.
Но превзошла ты в горе всех домашних,
Родных своих
Единокровных:
Хрисофемида живет же, и Ифианасса,[11] – и тот,
Чья молодость омрачена печалью.
О счастье!.. Микены пресветлые
Скоро встретят его
Как царского сына, когда, благосклонностью
Ведомый Зевса, он – Орест – вернется!
Электра
Нет, не устану я ждать его… Безбрачна,
Бездетна, дни провожу в тоске.
Все обливаюсь слезами… Исхода
Нет мне из бедствий… Дела и слова мои
Он позабыл на чужбине… О, мало ли
К нам доходило вестей неоправданных?
Он жаждет и день и ночь
Быть здесь… и нет его… нейдет.
Антистрофа 2
Хор
Крепись, о дочь, крепись!
Великий видит Зевс
Все с высоты, Зевс надо всем владыка.
Доверь ему скорбь
Души болящей.
Не забывай о врагах, но умерь свою ненависть, помни!
Все сглаживает время, резвый бог.
Придут, не оставят нас
Сын Агамемнона, в Крисе[12]
Ныне живущий, где скотные пастбища,
И бог, владычащий над Ахеронтом.
Электра
Но жизни безнадежной доля большая
Уже промчалась – и слабеют силы.
Я изнываю одна, без родителей,
Милый супруг за меня не заступится;
Словно чужачка, рабыня презренная,
Лишь услужаю в хоромах отеческих,
Убого одетая
Брожу вокруг пустых столов!
Строфа 3
Хор
Скорбный голос прозвучал[13]
И при встрече и на пире
В час, когда секиры медной
Поразил его удар.
Подсказало коварство, убила любовь.
Ужасное дело четой совершили, —
Кто бы ни был зачинщиком ужаса – бог
Или смертный.
Электра
О день, всех ненавистней дней
В моей несчастной жизни!
О ночь, о несказанный пир!
О тягость скорби!
Горе! Постигла отца
Недостойная гибель от сдвоенных рук…
Отняли в миг тот и жизнь мою…
Предали… обрекли на муку…
Ты, олимпийский великий бог,
Злым страданием им воздай!
Что за деянье свершили! – так пусть же
Век им веселья не знать!
Антистрофа 3
Хор
Воздержись от лишних слов.
Рассуди, что недостойно
Погружаешься в печали.
Им причиной – ты сама,
Ты немало прибавила бед к беде,
Ты опять и опять подымаешь войну
В унылой душе… Бесполезно вступать