Дальше я просто крепился, дабы выдержать эту пытку неудобной, тряской езды. А прислушиваясь, заодно понял, что в салоне машины, не считая меня я был, в данный момент, грузом, - едут всего два человека: водитель впереди и пассажир, попирающий меня ногами.
Взревев последний раз от натужного рывка, машина стала. Тишина. Хлынул свежий воздух; открыли дверцу. Кто-то тянул мои наконец-то распрямившиеся ноги: меня грубо выволакивали. Я начинал раздражаться.
Меня поставили на ноги и с головы стали разматывать рогожу, в которую я был упакован, словно мясная начинка голубцов в капустный листок. Солнце в глаза...
Я не успел рассмотреть окрестности, как тут же получил жестокий удар чем-то металлическим в висок. Я не упал - меня поддержали, но ноги заплетались, когда несколько метров волокли, по пути освобождая от обертки.
Бросили на колени. Я воспринимал все мутно... все плыло... медленные водовороты, словно находился в омуте, утонуть в котором наступил и мой черед. Громкие голоса... два силуэта... Один из них вдруг с размаха ударил меня ногой в подбородок. Удар подбросил вверх и странным образом отрезвил; я мгновенно узнал своих похитителей.
Это оказались недавние знакомцы по ДТП - дорожно-транспортному происшествию в столице: одноухий и тот молодой, что ползал у меня на капоте. Морда молодого только начала подживать, но все ещё была болезненно припухшей - это я отметил с удовольствием. Плотного коротышку продолжала (как и на трассе, где меня гаишники оформили в морг) украшать белая марлевая повязка. Он с автоматом на плече стоял в трех-четырех шагах и злобно целил мне в живот. Молодой примеривался снова лягнуть меня куда побольнее.
- Не надо!.. - сказал я то, что они и ожидали. - За что?..
Они громко заржали. Так обычно, несколько натужно, хохочут перед убийством или инымм насилием, - взбадривая себя для дела.
Мы стояли на холме, полого спускающимся к березовой роще, которая была метрах в трехстах от нас. Еще ниже угадывалась деревушка, а к нам, хорошо заметный сверху, тянулся след от примятой травы, - прямо под задние колеса синего джипа, на котором и приехали.
Я быстро приходил в себя. В небе, несколько болезненно для моей избитой головы, пронзительно высвистывал песенку жаворонок. Ему вторили кузнечики, ещё какие-то шуршащие твари; было ярко, пряно от трав и душно. Молодой бандит отошел на пару шагов и, коротко разбежавшись, прыгнул ногой мне в грудь. Это был, скорее, толчок.
Я перехватил его ступню под мышку, быстро, всем телом дернулся влево, тут же с удовлетворением услышав громкий хруст мелких косточек пясти, вернее щиколотки (может, все вместе). Он заорал, падая передо мной, но я, помня об устремленном на меня автомате, сгреб парня в охапку, поднял, развернул щитом, придерживая правой рукой за шею, а левой лоб и затылок. Тут пальцы мои нащупали его глазницы и... не знаю, раздражение... может, недавние его удары... но я выдавил ему оба глаза.
По пальцам горячо брызнуло, раздался душераздирающий вой, нервы коротышки не выдержали, и я услыхал... нет, почувствовал своим ещё живым щитом удары: пули с хлюпаньем входили в тело; я бросил парня на коротышку, сбил с ног и - это было не сложно - разоружил.
Как всегда, основное действие прошло мгновенно. Одноухий продолжал барахтаться под телом друга, выбраться ему мешали вывихнутые пальцы правой руки: я неловко выдирал автомат и повредил их.
- Сволочь! Сволочь! - твердил одноухий.
Я огляделся; шагах в пяти-шести была вершина холма. Повернувшись к похитителю, я вытащил его из-под товарища. Коротышка подвывал и ругался, держа перед собой кисть, словно невесть какое сокровище. Я ощупал его, нашел пистолет в плечевой кобуре и пристегнутую к поясу "лимонку". Очень хорошо.
Молодой парень, уже успевший отойти в мир иной (окровавленные глазницы пусто смотрели прямо на солнце), одарил меня кастетом, складной опасной бритвой и ещё одним пистолетом. Вместе с автоматом - целый арсенал.
Оставив коротышку стонать и ругаться, я прошел на вершину холма.
Чувствовал же!.. Это был обрыв. Холм - вернее скала - совершенно отвесно падал вниз. Метрах в тридцати ниже, прямо подо мной, росло чахлое деревце, распялив обе свои ветви в немой мольбе о спасении. Мне так виделось.
Впрочем, наверное, деревцу там, на скале, неплохо жилось. Пропасть низвергалась ещё метров на тридцать пять. Глядя вниз, я понял, почему усопший молодой пинал меня ногами: хотел спихнуть таким образом с обрыва.
Будет вам обрыв!
Я подошел к коротышке. За это время он, оказывается, пришел в себя. Это проявилось в резком рывке мне навстречу; мужик ткнул меня левым кулаком в нос и тут же (я света белого не взвидел!) ударил ногой в пах.
Больно было так... как всегда бывает в таких случаях. Кто не испытывал, тому не объяснишь.
Я разозлился, как редко даже со мной бывает. Все ещё согнувшись, я увидел его ноги совсем рядом и повторил его удар, но не ногой, а кулаком. Попал. Одноухий с воем нагнулся. В радостной злобе я тут же поймал его здоровое ухо и с памятным треском отодрал.
Для симметрии.
Схватив его за шиворот, подтащил к обрыву. За всей этой потасовкой ведь даже не допросил. Перекрывая его скулеж, я рявкнул:
- На кого работаешь, паскуда?
- Сволочь! Сволочь! - это я разобрал.
Стукнул стволом автомата по ребрам.
- Кто устроил на меня охоту?
- Сволочь! Ублюдок! - и, - Покойник! - это я тоже разобрал.
Еще раз ударил.
- Кто убивал распространителей наркоты?
Последний вопрос я задал просто так, навскидку. Мужик продолжал ругаться. Я сбил его с ног и, помня Шварценеггеровскую забаву, за ногу вознес бандита над бездной.
- Что за киллер орудует в городе? Кто начал войну? Зачем охотятся за мной?
- Ты, сволочь! Ты! - завопил вдруг перетрусивший мужик.
- Что? - не понял я.
- Ты - киллер! Поэтому и приказано тебя замочить.
- Кто приказал?
- Не знаю. Нам передал приказ Семен.
Мужик весил килограмм восемьдесят, и рука моя стала уставать. Я крепче сжал его щиколотку и продолжил.
- Вы начали первыми. Я убил всего одного. Да и то случайно.
- Всех! Всех ты!
Я начал понимать.
- Вы что, думаете, это я убрал всех ваших распространителей? Зачем?
- Не знаю. У нас считают, ты хочешь все взять в свои руки. Все распространение.
- Зачем?
- А бабки? Отпусти меня! Что ты из себя строишь? Да за такие бабки?!.
В этот момент что-то так ужалило меня в шею!.. Я дернулся, огромный слепень улетел,.. но и мужик тоже...
Не удержал.
Я смотрел, как вопя и вращаясь, падает безухий почти вплотную к скале прямо в воду. Река делала здесь поворот, и это был внутренний берег, так что, можно было надеяться на большую глубину. Несмотря на высоту, мой летун мог выжить.
Увы!
Он напоролся на деревце. Так неудачно!.. Пролетев сквозь ветки, попал головой в развилку, и в воду упали уже отдельно туловище и оторванная голова.
Ладно.
Я обыскал труп молодого бандита ещё раз. Бумажник. Водительские права. Сухов Александр Леонидович. Пластиковая банковская карточка. Доллары. Доллары - это хорошо. Я насчитал почти две тысячи. И около тысячи рублей.
Александра Леонидовича я тоже сбросил вниз, чтобы не привлекать пытливых следопытов.
В джипе, в бардачке лежал "узи", аналогичный моему в "Мерседесе", и два рожка с патронами к "калашникову". Оружием я был обеспечен. Я подсчитал: один "калашников" с запасными рожками, два израильских пистолета-пулемета, два "макарова" и мелочь типа кастета, бритвы и прочего. Чего уж там, пригодится.
Я распихал оружие по всем углам, сел в машину. Ключи оказались на месте, а то я в последний момент испугался, что упустил их вместе с безухим коротышкой. Нет, все о'кей.
Я доехал до деревни и никого не встретил вплоть до самого "Сельпо". На крыльце магазина сидело двое: невероятных размеров кавказоид - лохматый, грязный и, по неуловимым признакам, с примесью безродной крови какой-то местной дворняги, - а рядом с собакой, прислонившись к её могучему плечу, сидела беленькая босая девчонка.
- Девочка! - ласково обратился я к ней. - Я тут заблудился. Не подскажешь, как доехать до города?
Кавказец немедленно встал и лениво, но всем видом выражая дружелюбие, подошел к машине, каким-то образом ухитрившись засунуть чудовищных размеров голову мне в окно.
- Вы его прогоните, - посоветовала аборигенка. - А то блох напустит. По морде его, или по носу - он этого не любит.
- Зачем же?.. - льстиво сказал я. - Животных нельзя обижать.
- Попрошайничает, ой, попрошайничает, - по-старушечьи посетовала девочка.
Она подошла к собаке и дернула её за шерсть. Кавказец вздохнул и покорно убрался из окошка.
- Езжайте сейчас вот по этой дороге, мимо церкви и никуда не сворачивайте. Километров пять будете ехать пока не приедите к асфальтовой дороге. Тогда поворачивайте направо и езжайте прямо до города.
- Долго ехать-то? - поинтересовался я.
- Километров двадцать пять.
- Спасибо, девочка, - поблагодарил я. - Жаль, у меня нет ничего для твоего друга.
- Для друга? А... - девочка посмотрела на собаку, уже валявшуюся в пыли возле крыльца. - Перебьется. И так жрет ведрами, тунеядец.
Следуя указаниям девочки, ехал без хлопот.
День близился к концу. Я думал, сейчас часов пять-шесть. Мерзавцы, паковавшие меня в склеп, сняли даже часы. Хотя почему "даже"? Часы швейцарские, я отдал за них три тысячи баксов.
В кармане обнаружил помятую пачку сигарет. Закурил. Дела идут как-то слишком шустро, подумал я. Меня с самого прилета в Нижний не оставляет смутное ощущение, что за мной кто-то следит. Кто-то очень ловкий и очень наглый. Наглый, потому что наверняка зная, кто я, все равно осмеливается следить, да и действовать весьма эффективно. Этот некто опережает меня на шаг, даже на полшага. Как только я сюда прилетел, начались убийства. Гешу-Нюхача пришили почти у меня на глазах. Видимо, требовалось наверняка связать мою личность с этими смертями.
Какой-то "Опель", обгоняя на встречной полосе "Жигули" восьмой модели, чуть не вылетел мне навтречу. Идиот! Поймать бы и надрать уши! Я ухмыльнулся, вспомнив безухого, за два дня ухитрившегося потерять не только уши, но и голову. Царство небесное, ханжески подумал я.
Пригород. Еще через полчаса будет центр. Когда меня накачали наркотиками, в ту ночь убили Лома. Я смутно помнил, что встречался с ним. Значит, нашу встречу проследили, зафиксировали, и Лома убрали. Те, кого пришил я, не в счет. Хотя почему не в счет? Все это штрихи к образу убийцы-садиста, каким должен выглядеть я. Остался один Чингиз. Это в том случае, если ограничиться нынешними связями, кои сразу бросаются в глаза. А если копнуть глубже, туда, в подростковые глубины, то прихватят и Ловкача.
Меня осенила догадка, от которой все похолодело внутри: Таня. Для извращенцев, решившихся на все, она прекрасный объект для грязных целей.
Я должен их опередить. Я во что бы то ни стало должен их опередить. Но кого? Я даже не подозревал, кто та тень, что преследует меня? Кто?..
Я решил ехать к Тане.
В Нижнем (я невольно сравнивал с Москвой) на дорогах было, конечно, пустовато. Выехав на проспект Семенихина, я уже сворачивал на улицу Михайлова, когда во встречном синеньком милицейском "жигуле" увидел капитана Кашеварова, то бишь, Ловкача. Он куда-то сосредоточенно гнал казенную машину. Пользуясь относительной пустотой движения, я резко развернулся и скоро прижал - гудком и маневром, - Константина к обочине.
Ловкач в упор не видел меня, пока я сам не выпростался из джипа. Видимо, оставив меня так недавно в автосервисе с "Мерседесом", не мог связать с чем-то другим. Так бывает.
- Ты чего? А "Чироки" откуда? - удивленно спросил он.
Костя был поражен даже сильнее, чем я думал.
- Почему ты здесь? Что случилось?
- Успокойся, капитан! - сказал я, хлопнув его по плечу. - Все нормально. Машина - это боевой трофей.
- Какой такой трофей?! Разве ты не в автосервисе?..
- Как видишь. Но возле твоего автосервиса меня и похитили.
- Как похитили?! Кто?
- Те же самые, кто меня в морг засунул. Еще раньше в Москве мы с ними в ДТП познакомились.
- Это о ком ты рассказывал? С кем столкнулся на дороге?
- Вот-вот. Они меня привезли за город и хотели с обрыва столкнуть.
- Ну и?.. - Константин напряженно ждал.
- Что? Конечно, упали они.
- Ты их убил?
- Одного. И то случайно. А второго свой прихлопнул. Нервы не выдержали и дал очередь..
Я рассказал Косте подробности, но он плохо слушал. Мысли его были заняты чем-то другим. Я прямо спросил, о чем он так задумался?
- Что мне теперь делать? Я обязан доложить.
- Кому? Ты что - совсем? - сказал я, когда иссяк запас моих ругательств. - Что ты будешь докладывать, если я тебе ничего не говорил? Я тебя сейчас не слышал, ты мне ничего не говорил. И наоборот.
Все-таки я начинал уставать от всех этих беспрерывных военных действий.
- Не вздумай рта открыть. В крайнем случае, позвони полковнику. Кстати, у тебя мобильный телефон с собой? Мне Сергееву надо позвонить.
Он дал мне свой телефон. Очень неудобно без телефона. В который раз со злобой помянул напавших мнимых гаишников, лишивших меня в числе прочего и телефона.
- Это Фролов. Я звоню по поводу адресов. Еще не выяснили?
Полковник умел работать. И, просительно помахав в воздухе пятерней, я уже брал у Ловкача ручку и листок. Стал записывать. Листок с адресами я аккуратно сложил и спрятал в карман.
- Новости есть? - спросил меня полковник, когда с делом было покончено.
- Как сказать... - я решил опередить Ловкача. - Было ещё одно покушение.
- Когда? На кого? - воскликнул Сергеев.
- На меня. Часа два назад. Двое. Еще из тех, с кем в Москве позавчера познакомился.
- Ну и...
- Несчастный случай. С обоими. Я вам потом доложу при встрече. Или капитан Кашеваров доложит. Он как раз здесь. Я по его телефону звоню.
Наконец, заверив, что буду держать его в курсе, я отключился.
- Не мог бы ты мне одолжить свой телефон? - нагло спросил я Ловкача и получил отказ.
- Тогда я ещё сделаю пару звонков, - сказал я.
Сначала я позвонил Тане. У неё все было хорошо. Я сообщил, что стою с Константином на улице Михайлова и скоро заеду к ней.
Ловкач стоял рядом и слушал, поэтому я закончил сурово.
- Приготовь мне, крошка, что-нибудь пожрать. Жрать хочу, как собака.
Она усмехнулась перед тем, как положить трубку:
- Солдафон!
Потом я набрал номер своего офиса в Москве.
- Охранная фирма "Цербер", - пропела трубка голоском Лены и тут же, узнав меня, взвизгнула от радости.
- Скоро, скоро буду, - ответил я ей и приказал: - Соедини меня с Ильей.
- Щас. А у нас тут такое!.. Соединяю.
Илья поднял трубку.
- Ало!
- Илья! Это я, Фролов. Я хотел...
- Иван! - перебил он меня. В голосе чувствовалась некоторая нервозность. - Иван! Что ты там творишь? Сегодня утром звонили из администрации. Ты что, не понимаешь, чем это может кончиться? Мне прямо сказали, что если ты немедленно не вернешься, будут применены адекватные меры.
Я понял, что в его голосе звучала не нервозность, а то, чего раньше не слыхивал от своего всегда спокойного зама: злоба.
- Остынь! - приказал я.
- Как же остыть, когда нас прихлопнут, как мух! Мне дали время до завтрашнего полудня. И звонить ты должен отсюда, из Москвы. В противном случае, нами немедленно займутся.
- Я говорю, остынь! До завтра ещё есть время. Кто звонил? Салимханов или Кузнецов?
- Кузнецов.
- Это хуже, но не смертельно. На всякий случай, подготовься к экстренной эвакуации. Ну, сам знаешь. Завтра я тебе позвоню. Или сам приеду. Давай. До завтра.
Он положил трубку. Ловкач внимательно смотрел на меня.
- Значит, телефончик не даешь? - спросил я.
Он мигнул и напряженное выражение сошло с его лица.
- Нет, конечно, я же материально отвечаю.
- А я тебе залог дам. До завтра.
Он вновь мигнул, и я уже прятал телефон.
- Вот тебе пятьсот долларов в залог. Если я потеряю твой телефон, доллары твои. Если завтра возвращаю телефон в целости и сохраности, твои здесь только двести баксов.
Конечно, согласился. Что ему ещё оставалось?..
Седьмой час.
Я сел в машину, и скоро Ловкач, в нерешительности смотрящий мне вслед, уменьшился и исчез за поворотом.
Через десять минут я уже вбегал на четвертый этаж к Тане. Странное чувство ощущал я к этой девушке, чувство, которого я ранее никогда не испытывал. Казалось, что у меня внутри появился какой-то сильный источник, который разливал тепло по телу, как только я видел её, думал о ней, или стремился к ней, как сейчас.
И это было приятное чувство...
ГЛАВА 22
В ГОСТЯХ У ЛЕЩИХИ
Я был дома. Дом там, откуда тебе не хочется уходить. Дом - это стены и люди, без которых, конечно, о стенах и говорить не стоит. И ещё запахи, которые не замечаешь, но если где в другом месте или в другой обстановке учуешь, сразу отзываешься душой.
Впрочем, в данный момент пахло очень даже явственно и столь восхитительно, что меня, словно веревкой, потянуло на кухню. На сковороде что-то шипело, шкворчало и подпрыгивало; мясо и где-то еще, я чуял, жаренная картошка, а на столе соленые огурчики, какой-то салат, и рядом Таня, на свое убийственное платье надевшая белоснежный фартучек с кружавчиками.
От всего этого божественного вида у меня, видимо, стало глупое лицо. Во всяком случае, Таня не выдержала, рассмеялась.
- Садись, Аника-воин. Уже все готово.
Таня достала из холодильника запотевшую бутылку водки.
И это было хорошо!
Странно, но нигде и никогда я не чувствовал такого уюта, как здесь. Вечер подрумянил небо, и желто-оранжевые косые лучи, попеременно отражающиеся от окон противоположного дома, обливали нас обоих светом и теплом. И, как это бывало со мной, - очень редко, но в этот раз глубже, чем когда-либо, - я внезапно почувствовал, погружаясь в это золотистое вечернее марево, странность жизни, странность её волшебства, будто на миг все кусочки мозаичных проявлений сложились в сезамное заклятие, и медленно открылись тяжелые глухие врата неведомых, затаившихся до поры пещер души. Совсем близко - рукой дотронуться - её нежно-розовое лицо и прозрачное сияние синих глаз, когда она окидывала меня ласкающим быстрым взором. Говорили же мы о всяких мелочах и лишь для того, чтобы вообще говорить. Ужин закончили черным кофе. Наливая себе вторую чашку, Таня сказала:
- Когда я была девочкой, для меня сама мысль заманить тебя к себе вот так, наедине, казалась из области грез.
- Тогда никто не мог бы заподозрить тебя в таких девчоночьих мыслях.
- Мы, женщины, в любом возрасте можем вас обмануть. Во всяком случае, скрыть мысли.
- Так ли?
- Уверяю тебя. Как быстро течет время. Я отлично помню, как бегала за тобой и хотела играть вместе с вами. Только иногда игры у вас были страшными. Особенно, когда появлялся Лютый. Ты казался и был добрее. И знаешь, когда Лютый делал вид, будто собирается снять с меня скальп, или резать ремни из кожи моей спины, или загонять иголки под ногти - а ведь он это мог и кое-что делал - я была согласна. Глупый детский мазохизм, но вы были такие сильные...
Она улыбнулась, глядя куда-то далеко в прошлое затуманенным взором, а я чувствовал, как поднимается во мне волна глухого недоумения.
- Неужели ты до сих пор веришь в существование Лютого? - я старался, чтобы голос не выдал то, что я чувствовал, и мне это удалось.
- Конечно, - она недоуменно взглянула на меня. - Ты опять?
- Что? - переспросил я.
- Неужели ты серьезно? Конечно, был Лютый, и был ты. Мы всегда думали, что это у тебя бзик на личной почве. Ты так яростно отбивался от его существования, что мы решили: это из-за твоего отца.
- При чем тут отец?
- Он же вас бросил. Еще когда жил с вами у него была вторая семья, дети. А потом он окончательно перешел к той женщине. Вот ты и возненавидел своего отца и своих сводных братьев и сестер.
- Откуда вы это все взяли?
- Лютый говорил. Он тебя, наоборот, очень любил. Посмеивался, конечно. Он даже одеваться старался, как ты. Вначале мы просто предполагали, что это ты нам голову морочишь, когда появился с Чингизом под новой кличкой. Но вас, конечно, нельзя было спутать: слишком вы разные.
Впервые за эти годы... я почувствовал, как категоричный запрет этой темы несколько ослаб; удивление, испытанное мной, приглушило гнев и нестерпимый протест.
- Ну хорошо. Расскажи мне... о нас с ним, - я нерешительно пробирался сквозь дебри слов.
- Конечно, если ты действительно не помнишь... Я не понимаю. Если ты говоришь правду, значит, это что-то с твоей памятью, или подсознанием. Ты же знаешь, можно внушить себе что угодно.
- Можно, - сказал я, и она быстро взглянула на меня. И ещё раз. Помолчала.
- Вы были просто два разных человека. Он - прирожденный убийца, хладнокровный, расчетливый, сильный. Для него это было естественно убивать. Он существовал в других системах нравственных координат. Его словно выдернули из каменного века, из дикого племени. Его племенем стали мы. Он нас даже как-то любил. Тебя особенно. Все другие просто не были для него людьми: ни сострадания, ни жалости, даже мысли об этом не возникало. И страха - тоже. Зверь в чистом виде. А внешне вы были похожи, но он как-то крупнее, больше, взрослее.
- Хватит! - сказал я. - Довольно!
Наблюдая за Таней, я видел: тщательно подбирая слова, она старалась свои воспоминания как можно точнее облечь в слова. Но её слова (которым я не мог не верить) так противоречиво отдавались во мне, поднимая такой протест в душе!..
- Хватит! - повторил я и готов был сказать еще... но тут, одним ударом сметая мой гнев, грянул телефонный звонок.
Таня облегченно вздохнув, взяла трубку.
- Да, слушаю.
Сдвинулись брови. Отняла трубку от уха.
- Это опять Буратино. Тебя.
- Ало! Фролов? - Я тоже узнал этот писклявый раскатистый голос. Молчишь? Значит, ты.
Все повторялось. И вновь опережали меня. Во всяком случае, я это так воспринимал. Душила ярость.
- Тебя же предупреждали, живчик, что начнем с бабы. Ты не рад, что она ещё жива? Ты хочешь, чтобы мы её на твоих глазах кончили? Нет? Тогда открывай свои вонючие уши и слушай внимательно...
Я нажал на кнопку сброса, но трубку положил рядом с аппаратом. Налил ещё рюмку водки, выпил. От ярости боялся смотреть на Таню.
Наконец, успокоился немного.
- Пойду пройдусь. Через полчаса или час, в крайнем случае, вернусь. Никому не открывай, крошка. У тебя пистолет есть?
Она кивнула.
- Вот и хорошо. Не бойся, до этого не дойдет, это я просто так спросил.
- Что он сказал? - с тревогой спросила она.
- Ничего. Угрожал.
Я чувствовал, что вечер, так хорошо начавшийся, испорчен окончательно. Посмотрел на настенные часы: шесть пятнадцать.
- Может, не пойдешь? Ты куда?
- Я быстро. В магазин зайду.
Поцеловав её на прощание (это вышло просто и естественно), я ещё раз предупредил её об осторожности и вышел.
Ниже этажом на ступеньках сидел Пашка-Сатана.
- Ты чего тут торчишь? - спросил я. - Послал кто?
Он вскинул на меня глаза и покраснел.
- Я не "шестерка", чтобы меня посылали. Я просто сижу.
Положим, я ему не совсем поверил. Вернее, инстинктом въевшееся в мою плоть и кровь постоянное профессиональное недоверие к людям (ко всем без исключения!), оставляло место подозрениям. Однако, в отличие от некоторых своих бывших коллег, недоверие не превратилось во мне в банальную шизофрению, коей страдает большинство гэбэшников на пенсии. Почему бы пацану не захотеть увидеть кумира своих детских грез, разбуженных рассказами матери?
Я понимал.
- Почему не зашел? Знаешь же квартиру.
- Так вы же не один, - пояснил он и отвернулся.
- Ну вот еще, сложности какие. Мы же с тобой друзья?
- Друзья, - нерешительно сказал он.
- Тогда вот что. Ты сейчас свободен?
- Конечно.
- Пойдем со мной. Мне нужен магазин, где продают электронику и телефоны. Срочно, понимаешь, нужен телефон. Знаешь, где поблизости может быть такой магазин?
- Конечно. Минут десять ходьбы, через улицу.
- Вот и отлично. Пойдем.
По дороге он понемногу оттаял. Сообщил даже, что передал мой привет матери. И как это её обрадовало. Все это он высказал сурово, без эмоций, как и подобает мужчине. И, как ни банально это звучит, я в нем увидел себя. Еще, вспомнив себя в его возрасте, я подумал, что у меня-то не было кумира, мужчины, которому я хотел бы подражать. Киношные герои не в счет.
Я положил ему руку на плечо.
- Где ты живешь? Далеко?
- Да вон в том соседнем доме.
- Вот что, Павел. Сейчас в магазин зайдем, а потом к тебе в гости. Приглашаешь в гости? Мы ненадолго.
- Конечно. Только...
- Мама дома?
- Дома.
- Вот мы ей и сделаем сюрприз. Все время хотел твою маму повидать, мы ведь выросли вместе.
Мальчишка был рад, я видел. И я понимал, как может ему запомниться мой визит. Время много не потеряю, решил я.
В магазине я быстро выбрал модель телефона помощнее. Мне тут же в кассе демонстративно подсчитали, сколько я должен заплатить рублей вместо двухсот двадцати условных единиц и взяли, однако, доллары. Аппарат и чек сунули в пакет.
Пашка проводил меня и в продовольственный магазин. Я купил коробку конфет, торт, килограмм апельсинов и бутылку шампанского.
- Пошли к маме. Она рада будет?
- Конечно! - едва не возмущенно вскинулся он.
Я, однако, не был так уверен. Но ради пацана надо было идти. Я видел, как тревожно и радостно сияло его лицо.
Он что-то уронил по дороге. Шарик. Быстро поднял.
- Что это? - поинтересовался я.
- Так, ничего, - он странно смутился.
- А все-таки? Можно посмотреть?
Взревев последний раз от натужного рывка, машина стала. Тишина. Хлынул свежий воздух; открыли дверцу. Кто-то тянул мои наконец-то распрямившиеся ноги: меня грубо выволакивали. Я начинал раздражаться.
Меня поставили на ноги и с головы стали разматывать рогожу, в которую я был упакован, словно мясная начинка голубцов в капустный листок. Солнце в глаза...
Я не успел рассмотреть окрестности, как тут же получил жестокий удар чем-то металлическим в висок. Я не упал - меня поддержали, но ноги заплетались, когда несколько метров волокли, по пути освобождая от обертки.
Бросили на колени. Я воспринимал все мутно... все плыло... медленные водовороты, словно находился в омуте, утонуть в котором наступил и мой черед. Громкие голоса... два силуэта... Один из них вдруг с размаха ударил меня ногой в подбородок. Удар подбросил вверх и странным образом отрезвил; я мгновенно узнал своих похитителей.
Это оказались недавние знакомцы по ДТП - дорожно-транспортному происшествию в столице: одноухий и тот молодой, что ползал у меня на капоте. Морда молодого только начала подживать, но все ещё была болезненно припухшей - это я отметил с удовольствием. Плотного коротышку продолжала (как и на трассе, где меня гаишники оформили в морг) украшать белая марлевая повязка. Он с автоматом на плече стоял в трех-четырех шагах и злобно целил мне в живот. Молодой примеривался снова лягнуть меня куда побольнее.
- Не надо!.. - сказал я то, что они и ожидали. - За что?..
Они громко заржали. Так обычно, несколько натужно, хохочут перед убийством или инымм насилием, - взбадривая себя для дела.
Мы стояли на холме, полого спускающимся к березовой роще, которая была метрах в трехстах от нас. Еще ниже угадывалась деревушка, а к нам, хорошо заметный сверху, тянулся след от примятой травы, - прямо под задние колеса синего джипа, на котором и приехали.
Я быстро приходил в себя. В небе, несколько болезненно для моей избитой головы, пронзительно высвистывал песенку жаворонок. Ему вторили кузнечики, ещё какие-то шуршащие твари; было ярко, пряно от трав и душно. Молодой бандит отошел на пару шагов и, коротко разбежавшись, прыгнул ногой мне в грудь. Это был, скорее, толчок.
Я перехватил его ступню под мышку, быстро, всем телом дернулся влево, тут же с удовлетворением услышав громкий хруст мелких косточек пясти, вернее щиколотки (может, все вместе). Он заорал, падая передо мной, но я, помня об устремленном на меня автомате, сгреб парня в охапку, поднял, развернул щитом, придерживая правой рукой за шею, а левой лоб и затылок. Тут пальцы мои нащупали его глазницы и... не знаю, раздражение... может, недавние его удары... но я выдавил ему оба глаза.
По пальцам горячо брызнуло, раздался душераздирающий вой, нервы коротышки не выдержали, и я услыхал... нет, почувствовал своим ещё живым щитом удары: пули с хлюпаньем входили в тело; я бросил парня на коротышку, сбил с ног и - это было не сложно - разоружил.
Как всегда, основное действие прошло мгновенно. Одноухий продолжал барахтаться под телом друга, выбраться ему мешали вывихнутые пальцы правой руки: я неловко выдирал автомат и повредил их.
- Сволочь! Сволочь! - твердил одноухий.
Я огляделся; шагах в пяти-шести была вершина холма. Повернувшись к похитителю, я вытащил его из-под товарища. Коротышка подвывал и ругался, держа перед собой кисть, словно невесть какое сокровище. Я ощупал его, нашел пистолет в плечевой кобуре и пристегнутую к поясу "лимонку". Очень хорошо.
Молодой парень, уже успевший отойти в мир иной (окровавленные глазницы пусто смотрели прямо на солнце), одарил меня кастетом, складной опасной бритвой и ещё одним пистолетом. Вместе с автоматом - целый арсенал.
Оставив коротышку стонать и ругаться, я прошел на вершину холма.
Чувствовал же!.. Это был обрыв. Холм - вернее скала - совершенно отвесно падал вниз. Метрах в тридцати ниже, прямо подо мной, росло чахлое деревце, распялив обе свои ветви в немой мольбе о спасении. Мне так виделось.
Впрочем, наверное, деревцу там, на скале, неплохо жилось. Пропасть низвергалась ещё метров на тридцать пять. Глядя вниз, я понял, почему усопший молодой пинал меня ногами: хотел спихнуть таким образом с обрыва.
Будет вам обрыв!
Я подошел к коротышке. За это время он, оказывается, пришел в себя. Это проявилось в резком рывке мне навстречу; мужик ткнул меня левым кулаком в нос и тут же (я света белого не взвидел!) ударил ногой в пах.
Больно было так... как всегда бывает в таких случаях. Кто не испытывал, тому не объяснишь.
Я разозлился, как редко даже со мной бывает. Все ещё согнувшись, я увидел его ноги совсем рядом и повторил его удар, но не ногой, а кулаком. Попал. Одноухий с воем нагнулся. В радостной злобе я тут же поймал его здоровое ухо и с памятным треском отодрал.
Для симметрии.
Схватив его за шиворот, подтащил к обрыву. За всей этой потасовкой ведь даже не допросил. Перекрывая его скулеж, я рявкнул:
- На кого работаешь, паскуда?
- Сволочь! Сволочь! - это я разобрал.
Стукнул стволом автомата по ребрам.
- Кто устроил на меня охоту?
- Сволочь! Ублюдок! - и, - Покойник! - это я тоже разобрал.
Еще раз ударил.
- Кто убивал распространителей наркоты?
Последний вопрос я задал просто так, навскидку. Мужик продолжал ругаться. Я сбил его с ног и, помня Шварценеггеровскую забаву, за ногу вознес бандита над бездной.
- Что за киллер орудует в городе? Кто начал войну? Зачем охотятся за мной?
- Ты, сволочь! Ты! - завопил вдруг перетрусивший мужик.
- Что? - не понял я.
- Ты - киллер! Поэтому и приказано тебя замочить.
- Кто приказал?
- Не знаю. Нам передал приказ Семен.
Мужик весил килограмм восемьдесят, и рука моя стала уставать. Я крепче сжал его щиколотку и продолжил.
- Вы начали первыми. Я убил всего одного. Да и то случайно.
- Всех! Всех ты!
Я начал понимать.
- Вы что, думаете, это я убрал всех ваших распространителей? Зачем?
- Не знаю. У нас считают, ты хочешь все взять в свои руки. Все распространение.
- Зачем?
- А бабки? Отпусти меня! Что ты из себя строишь? Да за такие бабки?!.
В этот момент что-то так ужалило меня в шею!.. Я дернулся, огромный слепень улетел,.. но и мужик тоже...
Не удержал.
Я смотрел, как вопя и вращаясь, падает безухий почти вплотную к скале прямо в воду. Река делала здесь поворот, и это был внутренний берег, так что, можно было надеяться на большую глубину. Несмотря на высоту, мой летун мог выжить.
Увы!
Он напоролся на деревце. Так неудачно!.. Пролетев сквозь ветки, попал головой в развилку, и в воду упали уже отдельно туловище и оторванная голова.
Ладно.
Я обыскал труп молодого бандита ещё раз. Бумажник. Водительские права. Сухов Александр Леонидович. Пластиковая банковская карточка. Доллары. Доллары - это хорошо. Я насчитал почти две тысячи. И около тысячи рублей.
Александра Леонидовича я тоже сбросил вниз, чтобы не привлекать пытливых следопытов.
В джипе, в бардачке лежал "узи", аналогичный моему в "Мерседесе", и два рожка с патронами к "калашникову". Оружием я был обеспечен. Я подсчитал: один "калашников" с запасными рожками, два израильских пистолета-пулемета, два "макарова" и мелочь типа кастета, бритвы и прочего. Чего уж там, пригодится.
Я распихал оружие по всем углам, сел в машину. Ключи оказались на месте, а то я в последний момент испугался, что упустил их вместе с безухим коротышкой. Нет, все о'кей.
Я доехал до деревни и никого не встретил вплоть до самого "Сельпо". На крыльце магазина сидело двое: невероятных размеров кавказоид - лохматый, грязный и, по неуловимым признакам, с примесью безродной крови какой-то местной дворняги, - а рядом с собакой, прислонившись к её могучему плечу, сидела беленькая босая девчонка.
- Девочка! - ласково обратился я к ней. - Я тут заблудился. Не подскажешь, как доехать до города?
Кавказец немедленно встал и лениво, но всем видом выражая дружелюбие, подошел к машине, каким-то образом ухитрившись засунуть чудовищных размеров голову мне в окно.
- Вы его прогоните, - посоветовала аборигенка. - А то блох напустит. По морде его, или по носу - он этого не любит.
- Зачем же?.. - льстиво сказал я. - Животных нельзя обижать.
- Попрошайничает, ой, попрошайничает, - по-старушечьи посетовала девочка.
Она подошла к собаке и дернула её за шерсть. Кавказец вздохнул и покорно убрался из окошка.
- Езжайте сейчас вот по этой дороге, мимо церкви и никуда не сворачивайте. Километров пять будете ехать пока не приедите к асфальтовой дороге. Тогда поворачивайте направо и езжайте прямо до города.
- Долго ехать-то? - поинтересовался я.
- Километров двадцать пять.
- Спасибо, девочка, - поблагодарил я. - Жаль, у меня нет ничего для твоего друга.
- Для друга? А... - девочка посмотрела на собаку, уже валявшуюся в пыли возле крыльца. - Перебьется. И так жрет ведрами, тунеядец.
Следуя указаниям девочки, ехал без хлопот.
День близился к концу. Я думал, сейчас часов пять-шесть. Мерзавцы, паковавшие меня в склеп, сняли даже часы. Хотя почему "даже"? Часы швейцарские, я отдал за них три тысячи баксов.
В кармане обнаружил помятую пачку сигарет. Закурил. Дела идут как-то слишком шустро, подумал я. Меня с самого прилета в Нижний не оставляет смутное ощущение, что за мной кто-то следит. Кто-то очень ловкий и очень наглый. Наглый, потому что наверняка зная, кто я, все равно осмеливается следить, да и действовать весьма эффективно. Этот некто опережает меня на шаг, даже на полшага. Как только я сюда прилетел, начались убийства. Гешу-Нюхача пришили почти у меня на глазах. Видимо, требовалось наверняка связать мою личность с этими смертями.
Какой-то "Опель", обгоняя на встречной полосе "Жигули" восьмой модели, чуть не вылетел мне навтречу. Идиот! Поймать бы и надрать уши! Я ухмыльнулся, вспомнив безухого, за два дня ухитрившегося потерять не только уши, но и голову. Царство небесное, ханжески подумал я.
Пригород. Еще через полчаса будет центр. Когда меня накачали наркотиками, в ту ночь убили Лома. Я смутно помнил, что встречался с ним. Значит, нашу встречу проследили, зафиксировали, и Лома убрали. Те, кого пришил я, не в счет. Хотя почему не в счет? Все это штрихи к образу убийцы-садиста, каким должен выглядеть я. Остался один Чингиз. Это в том случае, если ограничиться нынешними связями, кои сразу бросаются в глаза. А если копнуть глубже, туда, в подростковые глубины, то прихватят и Ловкача.
Меня осенила догадка, от которой все похолодело внутри: Таня. Для извращенцев, решившихся на все, она прекрасный объект для грязных целей.
Я должен их опередить. Я во что бы то ни стало должен их опередить. Но кого? Я даже не подозревал, кто та тень, что преследует меня? Кто?..
Я решил ехать к Тане.
В Нижнем (я невольно сравнивал с Москвой) на дорогах было, конечно, пустовато. Выехав на проспект Семенихина, я уже сворачивал на улицу Михайлова, когда во встречном синеньком милицейском "жигуле" увидел капитана Кашеварова, то бишь, Ловкача. Он куда-то сосредоточенно гнал казенную машину. Пользуясь относительной пустотой движения, я резко развернулся и скоро прижал - гудком и маневром, - Константина к обочине.
Ловкач в упор не видел меня, пока я сам не выпростался из джипа. Видимо, оставив меня так недавно в автосервисе с "Мерседесом", не мог связать с чем-то другим. Так бывает.
- Ты чего? А "Чироки" откуда? - удивленно спросил он.
Костя был поражен даже сильнее, чем я думал.
- Почему ты здесь? Что случилось?
- Успокойся, капитан! - сказал я, хлопнув его по плечу. - Все нормально. Машина - это боевой трофей.
- Какой такой трофей?! Разве ты не в автосервисе?..
- Как видишь. Но возле твоего автосервиса меня и похитили.
- Как похитили?! Кто?
- Те же самые, кто меня в морг засунул. Еще раньше в Москве мы с ними в ДТП познакомились.
- Это о ком ты рассказывал? С кем столкнулся на дороге?
- Вот-вот. Они меня привезли за город и хотели с обрыва столкнуть.
- Ну и?.. - Константин напряженно ждал.
- Что? Конечно, упали они.
- Ты их убил?
- Одного. И то случайно. А второго свой прихлопнул. Нервы не выдержали и дал очередь..
Я рассказал Косте подробности, но он плохо слушал. Мысли его были заняты чем-то другим. Я прямо спросил, о чем он так задумался?
- Что мне теперь делать? Я обязан доложить.
- Кому? Ты что - совсем? - сказал я, когда иссяк запас моих ругательств. - Что ты будешь докладывать, если я тебе ничего не говорил? Я тебя сейчас не слышал, ты мне ничего не говорил. И наоборот.
Все-таки я начинал уставать от всех этих беспрерывных военных действий.
- Не вздумай рта открыть. В крайнем случае, позвони полковнику. Кстати, у тебя мобильный телефон с собой? Мне Сергееву надо позвонить.
Он дал мне свой телефон. Очень неудобно без телефона. В который раз со злобой помянул напавших мнимых гаишников, лишивших меня в числе прочего и телефона.
- Это Фролов. Я звоню по поводу адресов. Еще не выяснили?
Полковник умел работать. И, просительно помахав в воздухе пятерней, я уже брал у Ловкача ручку и листок. Стал записывать. Листок с адресами я аккуратно сложил и спрятал в карман.
- Новости есть? - спросил меня полковник, когда с делом было покончено.
- Как сказать... - я решил опередить Ловкача. - Было ещё одно покушение.
- Когда? На кого? - воскликнул Сергеев.
- На меня. Часа два назад. Двое. Еще из тех, с кем в Москве позавчера познакомился.
- Ну и...
- Несчастный случай. С обоими. Я вам потом доложу при встрече. Или капитан Кашеваров доложит. Он как раз здесь. Я по его телефону звоню.
Наконец, заверив, что буду держать его в курсе, я отключился.
- Не мог бы ты мне одолжить свой телефон? - нагло спросил я Ловкача и получил отказ.
- Тогда я ещё сделаю пару звонков, - сказал я.
Сначала я позвонил Тане. У неё все было хорошо. Я сообщил, что стою с Константином на улице Михайлова и скоро заеду к ней.
Ловкач стоял рядом и слушал, поэтому я закончил сурово.
- Приготовь мне, крошка, что-нибудь пожрать. Жрать хочу, как собака.
Она усмехнулась перед тем, как положить трубку:
- Солдафон!
Потом я набрал номер своего офиса в Москве.
- Охранная фирма "Цербер", - пропела трубка голоском Лены и тут же, узнав меня, взвизгнула от радости.
- Скоро, скоро буду, - ответил я ей и приказал: - Соедини меня с Ильей.
- Щас. А у нас тут такое!.. Соединяю.
Илья поднял трубку.
- Ало!
- Илья! Это я, Фролов. Я хотел...
- Иван! - перебил он меня. В голосе чувствовалась некоторая нервозность. - Иван! Что ты там творишь? Сегодня утром звонили из администрации. Ты что, не понимаешь, чем это может кончиться? Мне прямо сказали, что если ты немедленно не вернешься, будут применены адекватные меры.
Я понял, что в его голосе звучала не нервозность, а то, чего раньше не слыхивал от своего всегда спокойного зама: злоба.
- Остынь! - приказал я.
- Как же остыть, когда нас прихлопнут, как мух! Мне дали время до завтрашнего полудня. И звонить ты должен отсюда, из Москвы. В противном случае, нами немедленно займутся.
- Я говорю, остынь! До завтра ещё есть время. Кто звонил? Салимханов или Кузнецов?
- Кузнецов.
- Это хуже, но не смертельно. На всякий случай, подготовься к экстренной эвакуации. Ну, сам знаешь. Завтра я тебе позвоню. Или сам приеду. Давай. До завтра.
Он положил трубку. Ловкач внимательно смотрел на меня.
- Значит, телефончик не даешь? - спросил я.
Он мигнул и напряженное выражение сошло с его лица.
- Нет, конечно, я же материально отвечаю.
- А я тебе залог дам. До завтра.
Он вновь мигнул, и я уже прятал телефон.
- Вот тебе пятьсот долларов в залог. Если я потеряю твой телефон, доллары твои. Если завтра возвращаю телефон в целости и сохраности, твои здесь только двести баксов.
Конечно, согласился. Что ему ещё оставалось?..
Седьмой час.
Я сел в машину, и скоро Ловкач, в нерешительности смотрящий мне вслед, уменьшился и исчез за поворотом.
Через десять минут я уже вбегал на четвертый этаж к Тане. Странное чувство ощущал я к этой девушке, чувство, которого я ранее никогда не испытывал. Казалось, что у меня внутри появился какой-то сильный источник, который разливал тепло по телу, как только я видел её, думал о ней, или стремился к ней, как сейчас.
И это было приятное чувство...
ГЛАВА 22
В ГОСТЯХ У ЛЕЩИХИ
Я был дома. Дом там, откуда тебе не хочется уходить. Дом - это стены и люди, без которых, конечно, о стенах и говорить не стоит. И ещё запахи, которые не замечаешь, но если где в другом месте или в другой обстановке учуешь, сразу отзываешься душой.
Впрочем, в данный момент пахло очень даже явственно и столь восхитительно, что меня, словно веревкой, потянуло на кухню. На сковороде что-то шипело, шкворчало и подпрыгивало; мясо и где-то еще, я чуял, жаренная картошка, а на столе соленые огурчики, какой-то салат, и рядом Таня, на свое убийственное платье надевшая белоснежный фартучек с кружавчиками.
От всего этого божественного вида у меня, видимо, стало глупое лицо. Во всяком случае, Таня не выдержала, рассмеялась.
- Садись, Аника-воин. Уже все готово.
Таня достала из холодильника запотевшую бутылку водки.
И это было хорошо!
Странно, но нигде и никогда я не чувствовал такого уюта, как здесь. Вечер подрумянил небо, и желто-оранжевые косые лучи, попеременно отражающиеся от окон противоположного дома, обливали нас обоих светом и теплом. И, как это бывало со мной, - очень редко, но в этот раз глубже, чем когда-либо, - я внезапно почувствовал, погружаясь в это золотистое вечернее марево, странность жизни, странность её волшебства, будто на миг все кусочки мозаичных проявлений сложились в сезамное заклятие, и медленно открылись тяжелые глухие врата неведомых, затаившихся до поры пещер души. Совсем близко - рукой дотронуться - её нежно-розовое лицо и прозрачное сияние синих глаз, когда она окидывала меня ласкающим быстрым взором. Говорили же мы о всяких мелочах и лишь для того, чтобы вообще говорить. Ужин закончили черным кофе. Наливая себе вторую чашку, Таня сказала:
- Когда я была девочкой, для меня сама мысль заманить тебя к себе вот так, наедине, казалась из области грез.
- Тогда никто не мог бы заподозрить тебя в таких девчоночьих мыслях.
- Мы, женщины, в любом возрасте можем вас обмануть. Во всяком случае, скрыть мысли.
- Так ли?
- Уверяю тебя. Как быстро течет время. Я отлично помню, как бегала за тобой и хотела играть вместе с вами. Только иногда игры у вас были страшными. Особенно, когда появлялся Лютый. Ты казался и был добрее. И знаешь, когда Лютый делал вид, будто собирается снять с меня скальп, или резать ремни из кожи моей спины, или загонять иголки под ногти - а ведь он это мог и кое-что делал - я была согласна. Глупый детский мазохизм, но вы были такие сильные...
Она улыбнулась, глядя куда-то далеко в прошлое затуманенным взором, а я чувствовал, как поднимается во мне волна глухого недоумения.
- Неужели ты до сих пор веришь в существование Лютого? - я старался, чтобы голос не выдал то, что я чувствовал, и мне это удалось.
- Конечно, - она недоуменно взглянула на меня. - Ты опять?
- Что? - переспросил я.
- Неужели ты серьезно? Конечно, был Лютый, и был ты. Мы всегда думали, что это у тебя бзик на личной почве. Ты так яростно отбивался от его существования, что мы решили: это из-за твоего отца.
- При чем тут отец?
- Он же вас бросил. Еще когда жил с вами у него была вторая семья, дети. А потом он окончательно перешел к той женщине. Вот ты и возненавидел своего отца и своих сводных братьев и сестер.
- Откуда вы это все взяли?
- Лютый говорил. Он тебя, наоборот, очень любил. Посмеивался, конечно. Он даже одеваться старался, как ты. Вначале мы просто предполагали, что это ты нам голову морочишь, когда появился с Чингизом под новой кличкой. Но вас, конечно, нельзя было спутать: слишком вы разные.
Впервые за эти годы... я почувствовал, как категоричный запрет этой темы несколько ослаб; удивление, испытанное мной, приглушило гнев и нестерпимый протест.
- Ну хорошо. Расскажи мне... о нас с ним, - я нерешительно пробирался сквозь дебри слов.
- Конечно, если ты действительно не помнишь... Я не понимаю. Если ты говоришь правду, значит, это что-то с твоей памятью, или подсознанием. Ты же знаешь, можно внушить себе что угодно.
- Можно, - сказал я, и она быстро взглянула на меня. И ещё раз. Помолчала.
- Вы были просто два разных человека. Он - прирожденный убийца, хладнокровный, расчетливый, сильный. Для него это было естественно убивать. Он существовал в других системах нравственных координат. Его словно выдернули из каменного века, из дикого племени. Его племенем стали мы. Он нас даже как-то любил. Тебя особенно. Все другие просто не были для него людьми: ни сострадания, ни жалости, даже мысли об этом не возникало. И страха - тоже. Зверь в чистом виде. А внешне вы были похожи, но он как-то крупнее, больше, взрослее.
- Хватит! - сказал я. - Довольно!
Наблюдая за Таней, я видел: тщательно подбирая слова, она старалась свои воспоминания как можно точнее облечь в слова. Но её слова (которым я не мог не верить) так противоречиво отдавались во мне, поднимая такой протест в душе!..
- Хватит! - повторил я и готов был сказать еще... но тут, одним ударом сметая мой гнев, грянул телефонный звонок.
Таня облегченно вздохнув, взяла трубку.
- Да, слушаю.
Сдвинулись брови. Отняла трубку от уха.
- Это опять Буратино. Тебя.
- Ало! Фролов? - Я тоже узнал этот писклявый раскатистый голос. Молчишь? Значит, ты.
Все повторялось. И вновь опережали меня. Во всяком случае, я это так воспринимал. Душила ярость.
- Тебя же предупреждали, живчик, что начнем с бабы. Ты не рад, что она ещё жива? Ты хочешь, чтобы мы её на твоих глазах кончили? Нет? Тогда открывай свои вонючие уши и слушай внимательно...
Я нажал на кнопку сброса, но трубку положил рядом с аппаратом. Налил ещё рюмку водки, выпил. От ярости боялся смотреть на Таню.
Наконец, успокоился немного.
- Пойду пройдусь. Через полчаса или час, в крайнем случае, вернусь. Никому не открывай, крошка. У тебя пистолет есть?
Она кивнула.
- Вот и хорошо. Не бойся, до этого не дойдет, это я просто так спросил.
- Что он сказал? - с тревогой спросила она.
- Ничего. Угрожал.
Я чувствовал, что вечер, так хорошо начавшийся, испорчен окончательно. Посмотрел на настенные часы: шесть пятнадцать.
- Может, не пойдешь? Ты куда?
- Я быстро. В магазин зайду.
Поцеловав её на прощание (это вышло просто и естественно), я ещё раз предупредил её об осторожности и вышел.
Ниже этажом на ступеньках сидел Пашка-Сатана.
- Ты чего тут торчишь? - спросил я. - Послал кто?
Он вскинул на меня глаза и покраснел.
- Я не "шестерка", чтобы меня посылали. Я просто сижу.
Положим, я ему не совсем поверил. Вернее, инстинктом въевшееся в мою плоть и кровь постоянное профессиональное недоверие к людям (ко всем без исключения!), оставляло место подозрениям. Однако, в отличие от некоторых своих бывших коллег, недоверие не превратилось во мне в банальную шизофрению, коей страдает большинство гэбэшников на пенсии. Почему бы пацану не захотеть увидеть кумира своих детских грез, разбуженных рассказами матери?
Я понимал.
- Почему не зашел? Знаешь же квартиру.
- Так вы же не один, - пояснил он и отвернулся.
- Ну вот еще, сложности какие. Мы же с тобой друзья?
- Друзья, - нерешительно сказал он.
- Тогда вот что. Ты сейчас свободен?
- Конечно.
- Пойдем со мной. Мне нужен магазин, где продают электронику и телефоны. Срочно, понимаешь, нужен телефон. Знаешь, где поблизости может быть такой магазин?
- Конечно. Минут десять ходьбы, через улицу.
- Вот и отлично. Пойдем.
По дороге он понемногу оттаял. Сообщил даже, что передал мой привет матери. И как это её обрадовало. Все это он высказал сурово, без эмоций, как и подобает мужчине. И, как ни банально это звучит, я в нем увидел себя. Еще, вспомнив себя в его возрасте, я подумал, что у меня-то не было кумира, мужчины, которому я хотел бы подражать. Киношные герои не в счет.
Я положил ему руку на плечо.
- Где ты живешь? Далеко?
- Да вон в том соседнем доме.
- Вот что, Павел. Сейчас в магазин зайдем, а потом к тебе в гости. Приглашаешь в гости? Мы ненадолго.
- Конечно. Только...
- Мама дома?
- Дома.
- Вот мы ей и сделаем сюрприз. Все время хотел твою маму повидать, мы ведь выросли вместе.
Мальчишка был рад, я видел. И я понимал, как может ему запомниться мой визит. Время много не потеряю, решил я.
В магазине я быстро выбрал модель телефона помощнее. Мне тут же в кассе демонстративно подсчитали, сколько я должен заплатить рублей вместо двухсот двадцати условных единиц и взяли, однако, доллары. Аппарат и чек сунули в пакет.
Пашка проводил меня и в продовольственный магазин. Я купил коробку конфет, торт, килограмм апельсинов и бутылку шампанского.
- Пошли к маме. Она рада будет?
- Конечно! - едва не возмущенно вскинулся он.
Я, однако, не был так уверен. Но ради пацана надо было идти. Я видел, как тревожно и радостно сияло его лицо.
Он что-то уронил по дороге. Шарик. Быстро поднял.
- Что это? - поинтересовался я.
- Так, ничего, - он странно смутился.
- А все-таки? Можно посмотреть?