Страница:
Вопреки названию, к маю 1827 года Новая Гармония представляла собой целых 10 различных коммун, которые сосуществовали друг с другом совсем не мирно. Кроме того, «свободный общественный труд» оказался малоэффективным, и уже в следующем году неудача проекта стала очевидной и для самого его автора.
Политик
Александр Дюма. Двести лет спустя
Черный тюльпан
Д'Артаньян в Париже
Двадцать лет спустя
Узник замка Монте-Кристо
Генрих Шлиман. Троянский конь из бакалейной лавки
Суровое детство
Полиглот
Политик
К тому времени дела в Нью-Ланарке тоже пришли в упадок. Роберт Оуэн продал свои ставшие убыточными предприятия и остаток жизни провел на родине.
В отличие от бизнеса, идеи Оуэна не захирели, и он с удовлетворением констатировал, что в Англии они пользуются все большим общественным спросом. Их активно обсуждали и в рабочей среде, и в среде фабрикантов и финансистов. В стране набрали силу движения умеренной социал-демократии и британских профсоюзов – тред-юнионов. И Роберт Оуэн с головой погрузился в политику.
Наблюдая за происходящим в Англии и в мире, он пришел к выводу (подтвердившемуся значительно позже), что «звериный», нацеленный на беспощадную конкуренцию промышленный капитализм вступил в период затяжного кризиса. И, будучи неисправимым идеалистом, считал, что правящей верхушке общества теперь не остается ничего, кроме как обратить внимание на его проекты, которые, в этом Оуэн не сомневался, осчастливят человечество.
Пока же он старался оказывать посильную помощь представителям прогрессивных сил – всем, кто за ней обращался, от суфражисток до социалистов. Роберт Оуэн был одним из инициаторов создания в 1838 году первого британского профсоюзного объединения – «Великого национального объединенного союза производителей» (Grand National Consolidated Trade Union), а также просветительской Ассоциации всех классов всех наций (Association of All Classes of All Nations) и первой лондонской биржи труда («национального рынка справедливого обмена труда»).
Умер Роберт Оуэн 17 ноября 1858 года в родном городе. Ему довелось почувствовать приближение новой эпохи, однако совсем не такой, о которой мечтал: к моменту его смерти по Европе уже десять лет, как бродил призрак из «Манифеста Коммунистической партии». Перед смертью Оуэн сказал одному из своих сыновей: «Моя жизнь не пропала даром. Я возвестил важные истины, и если мир не захотел принять их, то только потому, что их еще не понял. Могу ли я его за это порицать? Я шел впереди своего времени».
В отличие от бизнеса, идеи Оуэна не захирели, и он с удовлетворением констатировал, что в Англии они пользуются все большим общественным спросом. Их активно обсуждали и в рабочей среде, и в среде фабрикантов и финансистов. В стране набрали силу движения умеренной социал-демократии и британских профсоюзов – тред-юнионов. И Роберт Оуэн с головой погрузился в политику.
Наблюдая за происходящим в Англии и в мире, он пришел к выводу (подтвердившемуся значительно позже), что «звериный», нацеленный на беспощадную конкуренцию промышленный капитализм вступил в период затяжного кризиса. И, будучи неисправимым идеалистом, считал, что правящей верхушке общества теперь не остается ничего, кроме как обратить внимание на его проекты, которые, в этом Оуэн не сомневался, осчастливят человечество.
Пока же он старался оказывать посильную помощь представителям прогрессивных сил – всем, кто за ней обращался, от суфражисток до социалистов. Роберт Оуэн был одним из инициаторов создания в 1838 году первого британского профсоюзного объединения – «Великого национального объединенного союза производителей» (Grand National Consolidated Trade Union), а также просветительской Ассоциации всех классов всех наций (Association of All Classes of All Nations) и первой лондонской биржи труда («национального рынка справедливого обмена труда»).
Умер Роберт Оуэн 17 ноября 1858 года в родном городе. Ему довелось почувствовать приближение новой эпохи, однако совсем не такой, о которой мечтал: к моменту его смерти по Европе уже десять лет, как бродил призрак из «Манифеста Коммунистической партии». Перед смертью Оуэн сказал одному из своих сыновей: «Моя жизнь не пропала даром. Я возвестил важные истины, и если мир не захотел принять их, то только потому, что их еще не понял. Могу ли я его за это порицать? Я шел впереди своего времени».
8 story. Владимир Гаков. ДЕНЬГИ № 28 (383) от 24.07.2002
Александр Дюма. Двести лет спустя
24 июля 1802 года в местечке Вилле-Котре, недалеко от Парижа, родился писатель, по книгам которого поколения юных читателей во всем мире знакомились с историей, – Александр Дюма-отец – маркиз Александр Дюма Дави де Ла Пайетри – выдающийся французский драматург, романист, поэт, писатель, сказочник, биограф, журналист. Повзрослев, те же читатели обнаруживали, что ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ В РОМАНАХ ДЮМА И НЕ НОЧЕВАЛА. Однако это не умаляло любви миллионов к автору «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо». Книги сделали Дюма ПЕРВЫМ МИЛЛИОНЕРОМ В ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ, что не помешало автору первых бестселлеров прожить жизнь и умереть под страхом долговой тюрьмы.
Черный тюльпан
За менее чем полвека творческой жизни Александр Дюма выпустил сотню пьес и более тысячи томов прозы, поставив абсолютный на то время рекорд. Работая бесперебойно по 12—15 часов в сутки, писатель покрывал своим каллиграфическим почерком горы бумаги и выпускал по несколько томов в месяц. Необузданным темпераментом, позволявшим творить в таком темпе, – а параллельно жить богатой событиями жизнью авантюриста, ловеласа, игрока, дуэлянта, журналиста, путешественника, рыболова, охотника, владельца театра и нескольких журналов, солдата, политика, революционера и кулинара-любителя, – Александр Дюма частично обязан своему происхождению.
Дед писателя, маркиз Дави де Ла Пайетри, дослужившись до поста генерального комиссара королевской артиллерии, покинул Францию и поселился на своих плантациях на западе Гаити (тогда это была французская колония Сан-Доминго). Там он сошелся с чернокожей рабыней, родившей ему сына-мулата, которого назвали Тома-Александром. Вернувшись под конец жизни в родную Нормандию, маркиз-плантатор захватил мальчика с собой. В предреволюционной Франции смуглый, не по годам сильный сын рабыни почувствовал себя в своей тарелке. В 20 лет он вступил в республиканскую армию под фамилией матери – Дюма – и сделал блестящую военную карьеру, пройдя путь от капрала до генерала армии менее чем за два года. Дюма Первый (учитывая сложившуюся традицию, его следует называть Дюма-дедом) служил у Наполеона, участвовал в Египетском и Итальянском походах, и впереди ему светил маршальский жезл. Однако после того, как Наполеон объявил себя императором, генерал-республиканец демонстративно ушел в отставку. Он был обвинен в заговоре, выслан из страны, попал в плен к бывшим врагам, вышел на свободу больным и разбитым и умер в возрасте 44 лет в провинциальном городе Вилле-Котре, оставив вдову и четырехлетнего сына Александра почти без средств к существованию.
Так что от предков будущему романисту достались необузданная креольская кровь, неистребимое жизнелюбие, воля, энергия, страсть к приключениям, – а также нищета, которую он с помощью всего перечисленного смог превратить в славу и богатство.
Не получив никакого формального образования, мальчик под присмотром местного аббата самостоятельно научился читать и писать. Он неожиданно обнаружил в себе дар каллиграфа, и 13– летнего обладателя редкого по красоте почерка взял к себе писцом городской нотариус. В те годы будущий романист и драматург уже сочинял стихи и мечтал о литературной славе. Мечта конкретизировалась, когда он открыл для себя Шекспира – теперь молодой Дюма был уверен, что его пьесы завоюют Париж.
Однако туда еще нужно было добраться. Деньги на поездку Александр, обладавший еще одним редким талантом – ему не было равных за бильярдным столом, – добыл за вечер. Он выиграл у владельца постоялого двора 600 рюмок абсента, но предпочел взять выигрыш деньгами. Вышло ровно 90 франков – этой суммы хватило и на проезд до Парижа, и на то, чтобы продержаться там первое время.
Дед писателя, маркиз Дави де Ла Пайетри, дослужившись до поста генерального комиссара королевской артиллерии, покинул Францию и поселился на своих плантациях на западе Гаити (тогда это была французская колония Сан-Доминго). Там он сошелся с чернокожей рабыней, родившей ему сына-мулата, которого назвали Тома-Александром. Вернувшись под конец жизни в родную Нормандию, маркиз-плантатор захватил мальчика с собой. В предреволюционной Франции смуглый, не по годам сильный сын рабыни почувствовал себя в своей тарелке. В 20 лет он вступил в республиканскую армию под фамилией матери – Дюма – и сделал блестящую военную карьеру, пройдя путь от капрала до генерала армии менее чем за два года. Дюма Первый (учитывая сложившуюся традицию, его следует называть Дюма-дедом) служил у Наполеона, участвовал в Египетском и Итальянском походах, и впереди ему светил маршальский жезл. Однако после того, как Наполеон объявил себя императором, генерал-республиканец демонстративно ушел в отставку. Он был обвинен в заговоре, выслан из страны, попал в плен к бывшим врагам, вышел на свободу больным и разбитым и умер в возрасте 44 лет в провинциальном городе Вилле-Котре, оставив вдову и четырехлетнего сына Александра почти без средств к существованию.
Так что от предков будущему романисту достались необузданная креольская кровь, неистребимое жизнелюбие, воля, энергия, страсть к приключениям, – а также нищета, которую он с помощью всего перечисленного смог превратить в славу и богатство.
Не получив никакого формального образования, мальчик под присмотром местного аббата самостоятельно научился читать и писать. Он неожиданно обнаружил в себе дар каллиграфа, и 13– летнего обладателя редкого по красоте почерка взял к себе писцом городской нотариус. В те годы будущий романист и драматург уже сочинял стихи и мечтал о литературной славе. Мечта конкретизировалась, когда он открыл для себя Шекспира – теперь молодой Дюма был уверен, что его пьесы завоюют Париж.
Однако туда еще нужно было добраться. Деньги на поездку Александр, обладавший еще одним редким талантом – ему не было равных за бильярдным столом, – добыл за вечер. Он выиграл у владельца постоялого двора 600 рюмок абсента, но предпочел взять выигрыш деньгами. Вышло ровно 90 франков – этой суммы хватило и на проезд до Парижа, и на то, чтобы продержаться там первое время.
Д'Артаньян в Париже
Подобно своему герою-гасконцу, будущий завоеватель Парижа не имел ни имени, ни денег, ни профессии.
Его стартовым капиталом были твердая рука – державшая перо, а не шпагу – и рекомендательное письмо – но не к де Тревилю, а к однополчанину отца генералу де Фуа. Этого оказалось знаковые люди достаточно. По протекции генерала молодой Дюма получил место писца в канцелярии герцога Орлеанского с окладом 100 франков в месяц.
С д'Артаньяном Александра Дюма роднило еще и чудовищное невежество. Но если вояке и дуэлянту книги были без надобности, то будущему литератору, тем более в тогдашней литературной столице мира, следовало задуматься над пополнением своего образования. Поэтому издевательский совет коллег «Почитал бы что-нибудь, чтобы не стыдно было появиться в обществе» – провинциал Дюма воспринял абсолютно серьезно. За два года он перелопатил уйму книг без разбору, отказывая себе во всех удовольствиях молодости и ограничив сон четырьмя часами. При его феноменальной памяти эти два года на первый взгляд хаотичного ликбеза можно приравнять к систематическому университетскому курсу.
Параллельно Дюма писал пьесы и рассказы – как правило, в соавторстве с такими же начинающими литераторами. Первая пьеса «Охота и любовь», поставленная в 1825 году, не продержалась в репертуаре и года, но все же приносила трем соавторам по четыре франка за спектакль. Так что Дюма смог заработать на ней 350 франков. И почти вдвое больше – за вторую. Все полученные деньги он потратил на издание за свой счет первого томика собственных новелл. И хотя успех книги-дебюта оказался еще скромнее (издателю удалось продать всего четыре экземпляра), автора это не смутило. В мечтах он уже видел себя не только королем парижской сцены, но и знаменитым романистом, книгами которого зачитывается мир. То, что он был недалек от правды, подтвердилось довольно скоро.
Но до этого еще состоялось его знакомство с кружком писателей-новаторов, называвших себя романтиками. Возглавлял новое течение Виктор Гюго, под обаяние которого попал и Дюма. Он тут же написал несколько романтических драм на историческом материале, и одна из них, «Генрих III и его двор», поставленная в 1829 году на сцене знаменитого театра Odeon, сделала имя Александра Дюма известным всему Парижу. Пьеса, в которой только слепой не увидел бы антимонархического призыва, произвела фурор в стране, стремительно двигавшейся к очередной буржуазной революции, до которой оставалось меньше года. На премьере присутствовал и «босс» 27-летнего драматурга герцог Орлеанский, возглавлявший тогда умеренную оппозицию королю Карлу X. Герцог был доволен своим протеже (король сначала вознамерился запретить взрывоопасную пьесу, но под давлением общественного мнения отступил, что прибавило его противнику политических очков) и в знак благодарности повысил Дюма по службе, сделав своим личным библиотекарем. Это была синекура – должность без обязанностей, дававшая 1200 франков в год. Теперь, когда имя молодого драматурга было у всех на устах, а другие его пьесы немедленно разобрали все мало-мальски приличные парижские театры, Дюма мог приступать к давно задуманной серии исторических романов.
Но прежде он решил немного попутешествовать. Он уже готов был отплыть в Алжир, как планы пошли насмарку. В июле 1830 года парижане подняли восстание против короля, и у Дюма взыграли отцовские гены – внук рабыни и сын генерала-республиканца с головой окунулся в стихию восстания. Как и все, он участвовал в уличных перестрелках, строил баррикады, распевал «Марсельезу» и размахивал триколором.
Закончилась революция, как известно, всего лишь сменой декораций. Вместо старого короля французы получили нового – престол под именем Луи-Филиппа занял покровитель Дюма герцог Орлеанский. На трон его возвела крупная буржуазия, и лозунгом дня стал призыв «Обогащайтесь!». Именно так ответил премьер-министр на требование оппозиции расширить избирательные права, ограниченные имущественным цензом.
К захлебнувшейся на полпути революции республиканец Дюма отнесся философски. Зато писатель Дюма в полной мере смог оценить изменение общей экономической ситуации в стране, к власти в которой при формальном сохранении монархии пришла крупная буржуазия. Стремительно разбогатевшие «новые французские» (нувориши) старались перещеголять друг друга не только пышными дворцами и баснословными украшениями своих подруг, но и собственными газетами и журналами. Созданный за несколько лет до революции первый механический печатный станок позволил сформировать во Франции первый же настоящий рынок массовой литературы. Авторы, до того пробавлявшиеся случайными милостями покровителей при дворе, теперь делали себе состояния на новом жанре – романе-фельетоне. Так назывался увлекательный авантюрный (чаще всего исторический) роман, который сначала печатался с продолжением в газетах и только потом выходил отдельным книжным изданием.
Романы-фельетоны приносили газетам сотни тысяч подписчиков, и авторы, умевшие захватить читателя, теперь сами диктовали издателям условия. За один роман «Парижские тайны» Эжен Сю получил 100 тыс. франков. Но и этот невиданный гонорар померк на фоне того, что смогла заработать на романах-фельетонах не дававшая сбоев литературная машина по имени Александр Дюма.
Его стартовым капиталом были твердая рука – державшая перо, а не шпагу – и рекомендательное письмо – но не к де Тревилю, а к однополчанину отца генералу де Фуа. Этого оказалось знаковые люди достаточно. По протекции генерала молодой Дюма получил место писца в канцелярии герцога Орлеанского с окладом 100 франков в месяц.
С д'Артаньяном Александра Дюма роднило еще и чудовищное невежество. Но если вояке и дуэлянту книги были без надобности, то будущему литератору, тем более в тогдашней литературной столице мира, следовало задуматься над пополнением своего образования. Поэтому издевательский совет коллег «Почитал бы что-нибудь, чтобы не стыдно было появиться в обществе» – провинциал Дюма воспринял абсолютно серьезно. За два года он перелопатил уйму книг без разбору, отказывая себе во всех удовольствиях молодости и ограничив сон четырьмя часами. При его феноменальной памяти эти два года на первый взгляд хаотичного ликбеза можно приравнять к систематическому университетскому курсу.
Параллельно Дюма писал пьесы и рассказы – как правило, в соавторстве с такими же начинающими литераторами. Первая пьеса «Охота и любовь», поставленная в 1825 году, не продержалась в репертуаре и года, но все же приносила трем соавторам по четыре франка за спектакль. Так что Дюма смог заработать на ней 350 франков. И почти вдвое больше – за вторую. Все полученные деньги он потратил на издание за свой счет первого томика собственных новелл. И хотя успех книги-дебюта оказался еще скромнее (издателю удалось продать всего четыре экземпляра), автора это не смутило. В мечтах он уже видел себя не только королем парижской сцены, но и знаменитым романистом, книгами которого зачитывается мир. То, что он был недалек от правды, подтвердилось довольно скоро.
Но до этого еще состоялось его знакомство с кружком писателей-новаторов, называвших себя романтиками. Возглавлял новое течение Виктор Гюго, под обаяние которого попал и Дюма. Он тут же написал несколько романтических драм на историческом материале, и одна из них, «Генрих III и его двор», поставленная в 1829 году на сцене знаменитого театра Odeon, сделала имя Александра Дюма известным всему Парижу. Пьеса, в которой только слепой не увидел бы антимонархического призыва, произвела фурор в стране, стремительно двигавшейся к очередной буржуазной революции, до которой оставалось меньше года. На премьере присутствовал и «босс» 27-летнего драматурга герцог Орлеанский, возглавлявший тогда умеренную оппозицию королю Карлу X. Герцог был доволен своим протеже (король сначала вознамерился запретить взрывоопасную пьесу, но под давлением общественного мнения отступил, что прибавило его противнику политических очков) и в знак благодарности повысил Дюма по службе, сделав своим личным библиотекарем. Это была синекура – должность без обязанностей, дававшая 1200 франков в год. Теперь, когда имя молодого драматурга было у всех на устах, а другие его пьесы немедленно разобрали все мало-мальски приличные парижские театры, Дюма мог приступать к давно задуманной серии исторических романов.
Но прежде он решил немного попутешествовать. Он уже готов был отплыть в Алжир, как планы пошли насмарку. В июле 1830 года парижане подняли восстание против короля, и у Дюма взыграли отцовские гены – внук рабыни и сын генерала-республиканца с головой окунулся в стихию восстания. Как и все, он участвовал в уличных перестрелках, строил баррикады, распевал «Марсельезу» и размахивал триколором.
Закончилась революция, как известно, всего лишь сменой декораций. Вместо старого короля французы получили нового – престол под именем Луи-Филиппа занял покровитель Дюма герцог Орлеанский. На трон его возвела крупная буржуазия, и лозунгом дня стал призыв «Обогащайтесь!». Именно так ответил премьер-министр на требование оппозиции расширить избирательные права, ограниченные имущественным цензом.
К захлебнувшейся на полпути революции республиканец Дюма отнесся философски. Зато писатель Дюма в полной мере смог оценить изменение общей экономической ситуации в стране, к власти в которой при формальном сохранении монархии пришла крупная буржуазия. Стремительно разбогатевшие «новые французские» (нувориши) старались перещеголять друг друга не только пышными дворцами и баснословными украшениями своих подруг, но и собственными газетами и журналами. Созданный за несколько лет до революции первый механический печатный станок позволил сформировать во Франции первый же настоящий рынок массовой литературы. Авторы, до того пробавлявшиеся случайными милостями покровителей при дворе, теперь делали себе состояния на новом жанре – романе-фельетоне. Так назывался увлекательный авантюрный (чаще всего исторический) роман, который сначала печатался с продолжением в газетах и только потом выходил отдельным книжным изданием.
Романы-фельетоны приносили газетам сотни тысяч подписчиков, и авторы, умевшие захватить читателя, теперь сами диктовали издателям условия. За один роман «Парижские тайны» Эжен Сю получил 100 тыс. франков. Но и этот невиданный гонорар померк на фоне того, что смогла заработать на романах-фельетонах не дававшая сбоев литературная машина по имени Александр Дюма.
Двадцать лет спустя
Свои лучшие произведения Дюма написал в период с 1830 по 1850 год. Их основу составила многотомная серия романов, посвященных истории Франции на протяжении пяти веков: от «Изабеллы Баварской» (XV век, времена Карла VII) до «Графа Монте-Кристо» (действие которого происходит в первую половину XIX века, во время реставрации Бурбонов).
История по версии Дюма сильно отличается от реальной, насколько можно судить о ней по хроникам, трудам ученых-историков и воспоминаниям современников. Писатель, в отличие от настоящих исторических романистов во главе с популярным тогда Вальтером Скоттом, изобрел свой особый жанр – авантюрно-исторический (с упором на первое слово). Дюма не уставал повторять: «История для меня – гвоздь, на который я вешаю свою картину». В его романах главным становятся не реконструкция действительных событий и не судьбы исторических лиц – королей, министров, полководцев, а захватывающие приключения и интриги, героями которых выступают персонажи вымышленные либо отретушированные автором. Однако читателю не было дела до того, что в книгах Дюма король Генрих Наваррский предстает фигурой откровенно романтизированной, а кардинал Ришелье, напротив, демонизированной. Читатель более полутора веков с замиранием сердца следит за приключениями д'Артаньяна или Эдмона Дантеса, которым не нашлось места в школьном учебнике истории. Именно эти персонажи сделали Дюма бесспорным королем «исторического» романа.
В 1840– 1850-е годы его слава достигла зенита. Дюма без преувеличения знала вся читающая Франция, а также читатели на всех континентах. Когда он отправлялся в путешествия по миру, ему оказывали королевские почести – для поездки в Алжир правительство снарядило военный корвет, в Мадриде Дюма встречал почетный караул гвардейцев, а в Тунисе дали в его честь салют из пушек. Как писал один журналист: «Обе Америки высылают целые флотилии пароходов с единственной целью – побыстрее доставить из Европы тиражи новых романов Дюма. Имя его сегодня известно от Сибири до Кейптауна и от Англии до Австралии».
При этом литературный конвейер работал бесперебойно. Обычно Дюма трудился сразу над несколькими книгами, продолжая подписывать новые контракты и судясь с издателями по поводу не сданных вовремя рукописей. Эта невероятная работоспособность закономерно породила слухи о существовании некоего литературного синдиката. В газетах судачили о том, что прославленный романист не гнушается трудом «литературных негров» (термин, кстати, пошел с тех времен), которых он нещадно обирает. Дюма если и опровергал эти слухи, то как-то вяло: доля истины в них, несомненно, присутствовала.
Действительно, большинство сюжетов для писателя разрабатывали нанятые им безвестные литераторы, которых он называл «мои помощники». В обязанности последних входили также сбор исторического материала (историю не окончивший и средней школы Дюма знал скверно) и редактура рукописей (мэтру этим заниматься было недосуг). Однако даже ярые противники писателя не могли не признавать: без литературного таланта Дюма все эти сюжеты так и остались бы сюжетами – кирпичами, которые превращаются в здание, лишь следуя воле и планам архитектора.
Самым плодотворным оказалось сотрудничество с молодым профессором-историком из провинции по имени Огюст Маке. Когда он явился в парижское издательство и предложил напечатать его исторический роман «Шевалье д'Арманталь», одного взгляда профессионала на рукопись было достаточно, чтобы заключить: издавать такое нельзя. Но сюжет показался издателю любопытным, а собранный исторический материал – оригинальным и основательным, и он посоветовал автору-дебютанту обратиться к Дюма. Тот прошелся по тексту рукой мастера, и сюжет заиграл.
Когда же встал вопрос о соавторстве, издатель изложил Маке следующую ситуацию: роман за подписью Дюма принесет соавторам по три франка за строчку, а роман за подписями Дюма и Маке – вдесятеро меньше. В конце концов книга вышла за подписью одного Дюма, а Маке удовлетворился 1200 франками отступных (Дюма достались несколько десятков тысяч). Потом соавторы работали еще над десятками романов, включая лучшие – «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо».
Много позже Дюма-отец предложил аналогичную работу своему запутавшемуся в долгах 20-летнему сыну, тоже Александру и тоже будущему драматургу и писателю, пообещав платить ему 40—50 тыс. франков ежегодно. А в ответ на обвинения в прессе он предлагал критикам сравнить сохраненные первоначальные разработки помощников с опубликованным вариантом.
История по версии Дюма сильно отличается от реальной, насколько можно судить о ней по хроникам, трудам ученых-историков и воспоминаниям современников. Писатель, в отличие от настоящих исторических романистов во главе с популярным тогда Вальтером Скоттом, изобрел свой особый жанр – авантюрно-исторический (с упором на первое слово). Дюма не уставал повторять: «История для меня – гвоздь, на который я вешаю свою картину». В его романах главным становятся не реконструкция действительных событий и не судьбы исторических лиц – королей, министров, полководцев, а захватывающие приключения и интриги, героями которых выступают персонажи вымышленные либо отретушированные автором. Однако читателю не было дела до того, что в книгах Дюма король Генрих Наваррский предстает фигурой откровенно романтизированной, а кардинал Ришелье, напротив, демонизированной. Читатель более полутора веков с замиранием сердца следит за приключениями д'Артаньяна или Эдмона Дантеса, которым не нашлось места в школьном учебнике истории. Именно эти персонажи сделали Дюма бесспорным королем «исторического» романа.
В 1840– 1850-е годы его слава достигла зенита. Дюма без преувеличения знала вся читающая Франция, а также читатели на всех континентах. Когда он отправлялся в путешествия по миру, ему оказывали королевские почести – для поездки в Алжир правительство снарядило военный корвет, в Мадриде Дюма встречал почетный караул гвардейцев, а в Тунисе дали в его честь салют из пушек. Как писал один журналист: «Обе Америки высылают целые флотилии пароходов с единственной целью – побыстрее доставить из Европы тиражи новых романов Дюма. Имя его сегодня известно от Сибири до Кейптауна и от Англии до Австралии».
При этом литературный конвейер работал бесперебойно. Обычно Дюма трудился сразу над несколькими книгами, продолжая подписывать новые контракты и судясь с издателями по поводу не сданных вовремя рукописей. Эта невероятная работоспособность закономерно породила слухи о существовании некоего литературного синдиката. В газетах судачили о том, что прославленный романист не гнушается трудом «литературных негров» (термин, кстати, пошел с тех времен), которых он нещадно обирает. Дюма если и опровергал эти слухи, то как-то вяло: доля истины в них, несомненно, присутствовала.
Действительно, большинство сюжетов для писателя разрабатывали нанятые им безвестные литераторы, которых он называл «мои помощники». В обязанности последних входили также сбор исторического материала (историю не окончивший и средней школы Дюма знал скверно) и редактура рукописей (мэтру этим заниматься было недосуг). Однако даже ярые противники писателя не могли не признавать: без литературного таланта Дюма все эти сюжеты так и остались бы сюжетами – кирпичами, которые превращаются в здание, лишь следуя воле и планам архитектора.
Самым плодотворным оказалось сотрудничество с молодым профессором-историком из провинции по имени Огюст Маке. Когда он явился в парижское издательство и предложил напечатать его исторический роман «Шевалье д'Арманталь», одного взгляда профессионала на рукопись было достаточно, чтобы заключить: издавать такое нельзя. Но сюжет показался издателю любопытным, а собранный исторический материал – оригинальным и основательным, и он посоветовал автору-дебютанту обратиться к Дюма. Тот прошелся по тексту рукой мастера, и сюжет заиграл.
Когда же встал вопрос о соавторстве, издатель изложил Маке следующую ситуацию: роман за подписью Дюма принесет соавторам по три франка за строчку, а роман за подписями Дюма и Маке – вдесятеро меньше. В конце концов книга вышла за подписью одного Дюма, а Маке удовлетворился 1200 франками отступных (Дюма достались несколько десятков тысяч). Потом соавторы работали еще над десятками романов, включая лучшие – «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо».
Много позже Дюма-отец предложил аналогичную работу своему запутавшемуся в долгах 20-летнему сыну, тоже Александру и тоже будущему драматургу и писателю, пообещав платить ему 40—50 тыс. франков ежегодно. А в ответ на обвинения в прессе он предлагал критикам сравнить сохраненные первоначальные разработки помощников с опубликованным вариантом.
Узник замка Монте-Кристо
В 1845 году после успеха «Трех мушкетеров» и вышедшего сразу за ними «Графа Монте-Кристо» писатель начал строительство собственного дома в пригороде Парижа Сен-Жермен.
Замок, названный хозяином Монте-Кристо, представлял собой воплощенную мечту голодного мальчишки из провинции, написавшего впоследствии роман про фантастически разбогатевшего простого моряка из Марселя. Готические башенки, фигурные балконы, итальянские скульптуры на фронтоне, витражи, искусственные водопады, собственный театр, птичий двор и конюшни – все это должно было затмить расположенные по соседству виллы банкиров-миллионеров. Архитектор, познакомившись с проектом, попытался урезонить безумного заказчика: преобладающая в этих местах глинистая почва не выдержит вес здания. «Тогда ройте до скальных пород, – невозмутимо предложил Дюма, – а в образовавшейся полости фундамента можно будет разместить просторные винные подвалы». «Но это обойдется вам в сотню тысяч франков!» – предпринял последнюю попытку архитектор. «Надеюсь, что не меньше», – довольно ответил писатель. Фундамент действительно потянул на сотню тысяч, а целиком замок обошелся Дюма в 1,5 млн.
Писатель не скрывал свою любовь к роскоши, легко зарабатывал миллионы и еще легче их тратил. Он мог месяцами судиться с издателями за каждый су и одновременно раздавал тысячи франков всем нуждающимся. О щедрости хозяина замка Монте-Кристо ходили легенды, и в нахлебниках у него состояло пол-Парижа.
Застолья и балы в замке, напоминавшие сказки «Тысячи и одной ночи», не прекращались неделями. Случалось, что гостеприимный хозяин, убедившись, что столы ломятся от угощения, музыканты при деле и фейерверки освещают ночное небо, тихонько сбегал в свой рабочий кабинет и там несколько часов проводил за рукописями новых романов, а затем как ни в чем не бывало возвращался к гостям, многие из которых задерживались в Монте-Кристо на дни, недели и месяцы.
Кроме того, Дюма затеял в Париже строительство собственного Исторического театра, репертуар которого должен был состоять исключительно из его пьес. Он также начал издавать сразу два литературных журнала, названных без затей «Монте-Кристо» и «Мушкетер», но быстро выдохся и ушел из издательского бизнеса.
Все это приносило не только удовлетворение его не знавшей покоя натуре, но и очевидные долги. В долговых путах Дюма провел большую часть жизни, даже женился из-за них. Опекун его возлюбленной, отчаявшись дождаться предложения своей воспитаннице, просто скупил все долги ее ухажера и поставил того перед выбором: либо под венец, либо в долговую тюрьму.
Дюма ненавидел кредиторов, но с упорством, достойным лучшего применения, постоянно залезал в новые долги. При этом он не считал зазорным шиковать и за счет казны. Когда депутаты подали запрос в правительство по поводу неумеренных трат писателя, посланного в зарубежное турне за государственный счет, Дюма счел себя оскорбленным и вызвал на дуэль весь парламент в полном составе. Депутаты отказались принять вызов, сославшись на парламентскую неприкосновенность.
Спасение от кредиторов писатель находил не только в творчестве, но ив политике. В 1848 году во Франции вспыхнула очередная революция (на сей раз народ сверг бывшего покровителя Дюма короля Луи-Филиппа), и всемирно известный романист счел, что такое событие не может пройти без него. Дюма командовал национальной гвардией Сен-Жерменского предместья, а затем выставил свою кандидатуру на выборах в национальное собрание, но провалился.
Он был другом Гарибальди, поддержал его революционеров материально и, несмотря на солидный возраст, сам принял участие в нескольких походах легендарной гарибальдийской «тысячи». А в 1866 году, когда началась война между Пруссией и Австрией, 64-летний писатель настоял, чтобы одна из парижских газет отправила его в зону боевых действий военным корреспондентом.
В последние годы жизни Дюма много путешествовал. В 1858—1859 годах он посетил Россию, несмотря на запрет там своего «русского» романа «Учитель фехтования» (1840), посвященного декабристам и их женам. Результатом его вояжей стали путевые дневники, которыми французы зачитывались не меньше, чем романами писателя.
И все же дела его шли хуже и хуже. Как писатель Дюма вышел из моды: в циничной и апатичной Второй империи романтические истории про мушкетеров оказались не ко двору. И хотя писатель смог возобновить генеральный контракт на новую серию романов (за каждый издатель платил Дюма аванс 1000 франков против 10 % роялти), литературная машина начала давать сбои. Дюма принимался за очередную книгу и на полпути бросал ее, не в силах справиться с сюжетом, а его прежде безотказные «литературные негры» уже успели разбежаться по другим, более энергичным и перспективным авторам. Если бы не сын, к тому времени прославленный автор «Дамы с камелиями», и не дочь, тоже писательница, Дюма-отцу грозила бы долговая тюрьма.
В доме сына великий романист и умер. Это случилось 5 декабря 1870 года, когда прусские войска взяли город Дьеп, открывавший им путь на Париж. Он успел уйти из жизни до того, как его страна испытала национальный позор.
Замок, названный хозяином Монте-Кристо, представлял собой воплощенную мечту голодного мальчишки из провинции, написавшего впоследствии роман про фантастически разбогатевшего простого моряка из Марселя. Готические башенки, фигурные балконы, итальянские скульптуры на фронтоне, витражи, искусственные водопады, собственный театр, птичий двор и конюшни – все это должно было затмить расположенные по соседству виллы банкиров-миллионеров. Архитектор, познакомившись с проектом, попытался урезонить безумного заказчика: преобладающая в этих местах глинистая почва не выдержит вес здания. «Тогда ройте до скальных пород, – невозмутимо предложил Дюма, – а в образовавшейся полости фундамента можно будет разместить просторные винные подвалы». «Но это обойдется вам в сотню тысяч франков!» – предпринял последнюю попытку архитектор. «Надеюсь, что не меньше», – довольно ответил писатель. Фундамент действительно потянул на сотню тысяч, а целиком замок обошелся Дюма в 1,5 млн.
Писатель не скрывал свою любовь к роскоши, легко зарабатывал миллионы и еще легче их тратил. Он мог месяцами судиться с издателями за каждый су и одновременно раздавал тысячи франков всем нуждающимся. О щедрости хозяина замка Монте-Кристо ходили легенды, и в нахлебниках у него состояло пол-Парижа.
Застолья и балы в замке, напоминавшие сказки «Тысячи и одной ночи», не прекращались неделями. Случалось, что гостеприимный хозяин, убедившись, что столы ломятся от угощения, музыканты при деле и фейерверки освещают ночное небо, тихонько сбегал в свой рабочий кабинет и там несколько часов проводил за рукописями новых романов, а затем как ни в чем не бывало возвращался к гостям, многие из которых задерживались в Монте-Кристо на дни, недели и месяцы.
Кроме того, Дюма затеял в Париже строительство собственного Исторического театра, репертуар которого должен был состоять исключительно из его пьес. Он также начал издавать сразу два литературных журнала, названных без затей «Монте-Кристо» и «Мушкетер», но быстро выдохся и ушел из издательского бизнеса.
Все это приносило не только удовлетворение его не знавшей покоя натуре, но и очевидные долги. В долговых путах Дюма провел большую часть жизни, даже женился из-за них. Опекун его возлюбленной, отчаявшись дождаться предложения своей воспитаннице, просто скупил все долги ее ухажера и поставил того перед выбором: либо под венец, либо в долговую тюрьму.
Дюма ненавидел кредиторов, но с упорством, достойным лучшего применения, постоянно залезал в новые долги. При этом он не считал зазорным шиковать и за счет казны. Когда депутаты подали запрос в правительство по поводу неумеренных трат писателя, посланного в зарубежное турне за государственный счет, Дюма счел себя оскорбленным и вызвал на дуэль весь парламент в полном составе. Депутаты отказались принять вызов, сославшись на парламентскую неприкосновенность.
Спасение от кредиторов писатель находил не только в творчестве, но ив политике. В 1848 году во Франции вспыхнула очередная революция (на сей раз народ сверг бывшего покровителя Дюма короля Луи-Филиппа), и всемирно известный романист счел, что такое событие не может пройти без него. Дюма командовал национальной гвардией Сен-Жерменского предместья, а затем выставил свою кандидатуру на выборах в национальное собрание, но провалился.
Он был другом Гарибальди, поддержал его революционеров материально и, несмотря на солидный возраст, сам принял участие в нескольких походах легендарной гарибальдийской «тысячи». А в 1866 году, когда началась война между Пруссией и Австрией, 64-летний писатель настоял, чтобы одна из парижских газет отправила его в зону боевых действий военным корреспондентом.
В последние годы жизни Дюма много путешествовал. В 1858—1859 годах он посетил Россию, несмотря на запрет там своего «русского» романа «Учитель фехтования» (1840), посвященного декабристам и их женам. Результатом его вояжей стали путевые дневники, которыми французы зачитывались не меньше, чем романами писателя.
И все же дела его шли хуже и хуже. Как писатель Дюма вышел из моды: в циничной и апатичной Второй империи романтические истории про мушкетеров оказались не ко двору. И хотя писатель смог возобновить генеральный контракт на новую серию романов (за каждый издатель платил Дюма аванс 1000 франков против 10 % роялти), литературная машина начала давать сбои. Дюма принимался за очередную книгу и на полпути бросал ее, не в силах справиться с сюжетом, а его прежде безотказные «литературные негры» уже успели разбежаться по другим, более энергичным и перспективным авторам. Если бы не сын, к тому времени прославленный автор «Дамы с камелиями», и не дочь, тоже писательница, Дюма-отцу грозила бы долговая тюрьма.
В доме сына великий романист и умер. Это случилось 5 декабря 1870 года, когда прусские войска взяли город Дьеп, открывавший им путь на Париж. Он успел уйти из жизни до того, как его страна испытала национальный позор.
9 story. Кирилл Гуленков. ДЕНЬГИ № 5 (258) от 09.02.2000
Генрих Шлиман. Троянский конь из бакалейной лавки
Его имя стало символом непоколебимой настойчивости, целеустремленности, а также циничного делячества и варварства. Согласно мифу, который он сам создал, еще в раннем детстве маленький Генрих поставил перед собой фантастическую цель – найти гомеровскую Трою и обессмертить собственное имя. Для этого он заработал целое состояние и превратил свою жизнь в одну из самых занятных сказок в мировой истории. У этой сказки назидательный финал: Троя была найдена и стерта с лица земли.
Суровое детство
Генрих Шлиман родился в 1822 году в семье протестантского пастора в немецком городе Нойбуков. Его отец Эрнст Шлиман, несмотря на свою благочестивую профессию и почтенный возраст – 42 года, был человеком буйным, любящим выпить, транжирой и большим дамским угодником.
Мать Генриха, Луиза, покорно сносила неприятности, которые достались на ее долю. Но однажды и ее терпению пришел конец – когда муж привел в дом новую служанку, свою любовницу. Жизнь втроем длилась недолго. Луиза скончалась от нервного истощения, сделав перед смертью сыну подарок, который, по версии Генриха, стал для него толчком на дорогу к мифической Трое. Вот как это случилось. Помня о тяге сына к знаниям, мать на Рождество подарила Генриху книгу историка Йеррера «Всеобщая история для детей».
Позже Шлиман в своей автобиографии напишет, что, увидев картинки с изображением Трои, города, воспетого слепым Гомером в бессмертной «Илиаде», он, будучи семи лет от роду, раз и навсегда решил найти этот город. Впоследствии не одно поколение сентиментальных романтиков прослезилось, читая эти строки, написанные великим первооткрывателем, мемуаристом и мистификатором.
На деле все было совершенно иначе. Опустив некрасивые подробности о поступках отца – что делает ему честь, – Шлиман сочинил историю о подарке матери – равно как и всю свою биографию. Знаменитый фолиант до сих пор хранится как реликвия в семье потомков Шлимана, но, как явствует из штемпеля, куплен он в букинистическом магазине Санкт-Петербурга много лет спустя после описанного рождественского вечера.
Мать Генриха, Луиза, покорно сносила неприятности, которые достались на ее долю. Но однажды и ее терпению пришел конец – когда муж привел в дом новую служанку, свою любовницу. Жизнь втроем длилась недолго. Луиза скончалась от нервного истощения, сделав перед смертью сыну подарок, который, по версии Генриха, стал для него толчком на дорогу к мифической Трое. Вот как это случилось. Помня о тяге сына к знаниям, мать на Рождество подарила Генриху книгу историка Йеррера «Всеобщая история для детей».
Позже Шлиман в своей автобиографии напишет, что, увидев картинки с изображением Трои, города, воспетого слепым Гомером в бессмертной «Илиаде», он, будучи семи лет от роду, раз и навсегда решил найти этот город. Впоследствии не одно поколение сентиментальных романтиков прослезилось, читая эти строки, написанные великим первооткрывателем, мемуаристом и мистификатором.
На деле все было совершенно иначе. Опустив некрасивые подробности о поступках отца – что делает ему честь, – Шлиман сочинил историю о подарке матери – равно как и всю свою биографию. Знаменитый фолиант до сих пор хранится как реликвия в семье потомков Шлимана, но, как явствует из штемпеля, куплен он в букинистическом магазине Санкт-Петербурга много лет спустя после описанного рождественского вечера.
Полиглот
Археология, наука о поисках и раскопках исчезнувших городов и цивилизаций, в 1820-е годы еще практически не существовала. А идея Шлимана опираться в такого рода поисках на литературное произведение как на факт выглядела, согласитесь, просто бредовой: ну мало ли что может придумать поэт, пусть и великий?
После смерти матери Генрих вынужден был переехать жить к дяде, тоже пастору. Дядя принял в судьбе племянника самое живое участие. Сначала он выделил деньги на обучение Генриха в гимназии, а после ее окончания отправил в лавку бакалейных товаров. Бакалейщик, у которого почти пять лет проработал Шлиман, практически ничего не платил ему, считая, что расплачивается с ним знаниями, которые Генрих получает, торгуя в магазинчике. «Бедность не позорна, она только обременительна. Позорна глупость», – любил повторять он.
Не видя для себя дальнейшей перспективы, Шлиман ушел из бакалейной лавки. Он завербовался на работу в Латинскую Америку. Но тут его постигает неудача: корабль, на котором он плывет, терпит крушение. Генриха спасают рыбаки, и будущий археолог вдруг оказывается в Голландии. Такая ли это неудача? Амстердам, в те времена деловой центр Европы, очаровывает молодого Шлимана, он наконец-то находит место своим хорошо организованным мозгам.
Надежды Генриха начинают понемногу сбываться. В Амстердаме он находит работу посыльного, за которую ему, в отличие от бакалейной лавки, неплохо платят. Но вскоре новое поприще начинает раздражать Шлимана. «Если так будет продолжаться и дальше, я сойду с ума! Надо придумать какое-то полезное занятие!» – пишет Шлиман в дневнике.
После смерти матери Генрих вынужден был переехать жить к дяде, тоже пастору. Дядя принял в судьбе племянника самое живое участие. Сначала он выделил деньги на обучение Генриха в гимназии, а после ее окончания отправил в лавку бакалейных товаров. Бакалейщик, у которого почти пять лет проработал Шлиман, практически ничего не платил ему, считая, что расплачивается с ним знаниями, которые Генрих получает, торгуя в магазинчике. «Бедность не позорна, она только обременительна. Позорна глупость», – любил повторять он.
Не видя для себя дальнейшей перспективы, Шлиман ушел из бакалейной лавки. Он завербовался на работу в Латинскую Америку. Но тут его постигает неудача: корабль, на котором он плывет, терпит крушение. Генриха спасают рыбаки, и будущий археолог вдруг оказывается в Голландии. Такая ли это неудача? Амстердам, в те времена деловой центр Европы, очаровывает молодого Шлимана, он наконец-то находит место своим хорошо организованным мозгам.
Надежды Генриха начинают понемногу сбываться. В Амстердаме он находит работу посыльного, за которую ему, в отличие от бакалейной лавки, неплохо платят. Но вскоре новое поприще начинает раздражать Шлимана. «Если так будет продолжаться и дальше, я сойду с ума! Надо придумать какое-то полезное занятие!» – пишет Шлиман в дневнике.