Сотникова Татьяна. У сыщиков каникул не бывает

   – Да знаете ли… – пробормотал «Чехов», отводя глаза. – Понимаете ли, мне трудно решиться. В моем возрасте всего начинаешь бояться!
   – Мы с вами, между прочим, в одном и том же возрасте, – резко произнес «объект». – Но я, в отличие от вас, не пугаюсь каждого куста. – Он презрительно посмотрел на своего собеседника и пожал плечами. – Впрочем, как знаете. Мне надоело вас уговаривать. И я нашел куда более простой и удобный способ. Пойдем, Чубик!
   Не глядя больше на своего собеседника, «объект» дернул пуделя за поводок и пошел в сторону Саниного дома. «Чехов» хотел было что-то сказать ему вслед, но, наверное, не решился. Он зачем-то снял пенсне, протер его белым платочком и медленно побрел обратно, к домику с мемориальной доской.
   Анка не знала, что делать: идти за «объектом» или следить за его собеседником?
   «Ладно, – решила она, – старик никуда от нас не денется. А вот «Чехов»…»
   Анка дождалась, пока человек в пенсне скрылся за дверью мемориального домика, и решительно направилась к очереди, вьющейся вокруг крыльца.
   – Скажите, – обратилась она к бородатому мужчине, держащему в руках огромный квадратный сверток, – а за чем это очередь?
   Вообще-то ей и в самом деле было интересно, за чем могут стоять в очереди так много людей. Анка знала, что лет десять назад очереди стояли на каждом шагу, потому что дефицитом было тогда все, даже почему-то туалетная бумага. По правде говоря, она не очень понимала, как это могло быть. Даже не очень верила рассказам мамы и бабушки.
   – Это очередь за правом на собственность, – мрачно ответил мужчина со свертком. – Знаешь, девочка, что это такое?
   – Не-а… – удивленно протянула она.
   – Вот оно, – объяснил мужчина, показывая на свой сверток. – Эта вещь принадлежит мне, и я хочу ее отсюда увезти. Но мне почему-то не разрешают это сделать. Поняла?
   – Ничего не поняла, – призналась Анка.
   – Ну и не надо, – ответил этот странный тип и отвернулся, показывая, что разговор окончен.
   «Сам дурак!» – сердито подумала Анка.
   Бывают же такие люди: только обратишься к ним с каким-нибудь вопросом – и сразу всякая любознательность пропадает! Анке даже захотелось вернуться на троллейбусную остановку, шмыгнуть в подошедший троллейбус и через три остановки оказаться дома…
   Но она сразу же устыдилась своего малодушия, как только представила, как презрительно посмотрит на нее Саня, а особенно Пашка.
   «Нет, – решила Анка, – я этого старика подозрительного выследила, я его и должна передать Чибисову. А там посмотрим».
   И она решительно зашагала к Саниному дому. Анка прошла сквозь гулкую арку во двор – и остановилась как вкопанная…
   Седой пенсионер, занесенный ею в список самых подозрительных людей, каких только носила земля, стоял под тополем, мирно и совсем по-дружески беседуя с Саней Чибисовым! Особенно обидным показалось Анке то, что Бармалей с веселым лаем носился по двору наперегонки с рыжим Чубиком…
   Вот, значит, как! Морочат ей голову, заставляют следить за первым человеком, который выйдет из Саниного подъезда, – и что в результате?! Этот человек, которого упустил Пашка и за которым она бегает уже битый час, оказывается чибисовским приятелем!
   А в том, что это именно так, сомневаться не приходилось. Достаточно было взглянуть на Санино лицо, чтобы стало понятно: он испытывает к старику самое искреннее уважение.
   Всякая другая девчонка на Анкином месте обиделась бы смертельно. Но Анна Митрошкина не зря была не обыкновенной девчонкой, а прирожденной сыщицей, что признавал даже вредный Пашка. Поэтому, презрев обиду, она мгновенно проанализировала ситуацию. Если Саня, столько лет живя с этим человеком в одном подъезде, ни в чем его не заподозрил, то… Или Саня доверчив, как котенок, или Пашка, а потом и Анка, пошли на поводу собственной излишней подозрительности.
   Выяснить это следовало немедленно.
   Анка подошла к собеседникам и вежливо кашлянула, остановившись в сторонке. Старик покосился на нее и слегка нахмурился. Может быть, он заметил, что именно эта девчонка вертелась рядом с ним и «Чеховым» на троллейбусной остановке?
   – Иван Антонович, познакомьтесь, пожалуйста. Это Анка, – представил Саня. – Моя дачная знакомая.
   Старик дотронулся до своей кепки, как будто отдал честь, и доброжелательно улыбнулся.
   – Ладно, Санек, – сказал он. – Заинтересовал ты меня! В общем, заходи в любое время. Чем могу, помогу.
   Как только старик ушел, Анка набросилась на Саню:
   – Ну вы даете! Сначала заставляете следить за человеком, а потом болтаете с ним как ни в чем не бывало! Да еще: «Познако-омьтесь, пожалуйста!» Спасибо, ты хотя бы не обрадовал его сообщением, что я только что таскалась за ним по пятам!
   Саня оторопело уставился на Анку:
   – За кем следить? За Иваном Антоновичем? Да ты просто не знаешь, кто это!
   – Меня совершенно не интересует, кто это, – сердито ответила Анка. – Для меня достаточно, что он вышел из твоего подъезда как раз в тот момент, когда из него должен был выйти этот ваш охотник! По-твоему, Пашка зря бросился за ним следом?
   – Пашка? – удивленно спросил Саня. – А где, кстати, Пашка?
   – А, – махнула Анка рукой, – бегает где-то по подворотням. Сыщик-неудачник! Упустил он твоего соседа. А я нет, – гордо добавила она.
   – Подумаешь, удачница нашлась! – бросил было Саня, но сразу же прикусил язык.
   С этой Анкой надо взвешивать каждое слово. А то потом можно не рассчитывать на ее помощь. Да и вообще, они ведь так и не рассказали ей обо всем, что увидели в телескоп… Вот она и думает, будто дело только в убитых голубях.
   И тут во двор со стороны Воротниковского переулка наконец влетел запыхавшийся Пашка. Обрадованный Бармалей бросился ему навстречу.
   – Упустил! Упустил гада! – проговорил он пересохшими губами. И добавил, заметив Анкин торжествующий взгляд: – Вам хорошо, вы умеете по своим дворам шарить. А мне-то непривычно! Столько подворотен, поворотов всяких… Исчез со своим псом, как сквозь землю провалился! Пятьдесят метров расстояния – и все, не знаешь, куда сворачивать.
   – Какого еще гада? – удивился Саня.
   – Такого! – неожиданно вступилась за Пашку обиженная Анка. – Твоего знакомого! Говорю же, кроме него, никто из подъезда не выходил. Вот мы с Пашкой и следили, как договаривались. Правда, у кого-то это не получилось, а у кого-то…
   Пашка только вздохнул:
   – Целая команда собралась, а одного человека не могли выследить. Хороши!
   – Да выследили мы его, выследили! – воскликнула Анка. – То есть я выследила. А Саня вместо благодарности говорит, что этот человек вне подозрений!
   – Вне подозрений?! – задохнулся от негодования Пашка. – Ты, Чибис, просто ничего не понимаешь в людях! Можно подумать, если человек живет с тобой в одном доме, то он уже и хороший! Да у вас же дом – как город. Просто по теории вероятностей в нем должны попадаться и плохие люди. – Блеснув эрудицией, Пашка решительно заявил: – Вы как хотите, а я расшифрую этого типа до конца. Будьте уверены.
   Но Саня не обратил внимания на Пашкин гнев.
   – А вот мы завтра к нему в гости сходим, – спокойно сказал он. – И ты, Пашка, убедишься в моей правоте.
   Пашка посмотрел на Саню, как на ненормального, и хмыкнул:
   – Быстро ты, Чибис, в гости напросился! Ну, сходи, сходи… Не забудь только корм закупить. И для голубей, и для его волкодава.
   Саня хотел что-то сказать, но Анка его опередила.
   – Знаете что, – заявила она, – с меня хватит! Я, пожалуй, домой пойду. А вы сначала разберитесь, кто у вас плохой, кто хороший, а потом уже меня вызывайте.
   Сане даже стыдно стало от ее слов. В самом деле, неужели нельзя было получше разработать операцию? Полдня без толку пробегали…
   – А тортик? – спросил он слегка заискивающим тоном. – Знаешь, какой он вкусный? «Поцелуй негра»!
   – Сами целуйте! – бросила Анка и, крутнувшись на каблучках, зашагала к арке.
   Когда расстроенные Саня и Пашка поднялись домой, ее еще было видно из окна кухни. Похожая на ярко-алый флажок Анка шагала по Малой Дмитровке.
   – Ладно, – вздохнул Пашка. – Давай своего «Негра». Не пропадать же добру.

Глава IX
ГАДАЛКА НА ПУШКИНСКОЙ ПЛОЩАДИ

   Редко выпадали в Саниной жизни минуты, когда он совсем не хотел маминого тортика. Даже своего любимого «Поцелуя негра», сплошь состоящего из шоколада и суфле. Да вообще не было таких минут в его жизни! Но сейчас он еле жевал воздушное лакомство и, поглядывая на Пашку, видел, что и тот не испытывает от еды никакого удовольствия.
   Один только Бармалей пребывал в прекрасном настроении и безмятежно дрых на своем коврике. Хорошо ему! Его еще даже в кинологическую школу не водят, потому что рано ему учиться всяким собачьим премудростям. Все у него впереди.
   Еще ведь и года не прошло с тех пор, как Саня привез с дачи лопоухого щенка, оказавшегося чистопородным немецким овчаром. А Бармалеем они с Пашкой назвали его вовсе не из-за кровожадности, а из-за огромной пасти, которая всегда была растянута в добродушной улыбке.
   – Ты сколько раз его выгуливаешь? – спросил Пашка, кивнув на собаку.
   – Вообще-то три: утром, вечером и днем, когда из школы прихожу. А сегодня днем забыл…
   Саня вздохнул и замолчал. Даже Бармалей пострадал из-за их бестолковости! По Пашкиным глазам он понял, что и тот подумал об этом. С Бармалеем он уж точно не упустил бы своего подопечного. Сглупили они, конечно. Иметь собаку – и оставить ее дома, когда самое время было полаять на подозрительную личность!
   Вечерело. За окнами густели ранние весенние сумерки. Включилась подсветка самых красивых московских домов, и засияли в темно-синем небе высотка на площади Восстания, Кремль, МИД на Смоленской… И правда, пол-Москвы видно с Саниного балкона!
   А ребята сидели в этот ясный весенний вечер на кухне, занятые разными невеселыми мыслями. Хотя, впрочем, мысли их были сейчас так похожи, словно вертелись в голове одного и того же человека.
   Сане было до слез обидно, что дело, с таким блеском начатое прямо в его квартире, сразу же застопорилось. А, как известно, торможение особенно неприятно на большой скорости. С утра они разогнались без всякого сопротивления, и вдруг – остановка и неизвестность.
   Пашка тоже был расстроен своим провалом. А как еще можно назвать полнейшее неумение выследить подозреваемого, тем более такого приметного, да еще с собакой! Как ни оправдывал он себя, что и время было упущено, пока он бежал с двенадцатого этажа, и дворы в Москве сложные, – а провал есть провал. За такое в серьезной обстановке по головке бы не погладили…
   Пашка хмурился и думал: «День – коту под хвост. Если и дальше так пойдет, можно собираться и уезжать в Караваево. Все равно без настроения никакая Москва не нужна. Даже цирк! Но, с другой стороны, разве в Караваеве без настроения проживешь? Значит, нечего сидеть на кухне, как какая-нибудь старушка, и без толку убиваться о прошлых неудачах. Первое, что надо сделать, – заставить себя поверить в свою победу!»
   Может быть, Пашка думал не так связно и торжественно – всегда ведь мысли пролетают в голове слишком быстро! – но смысл его размышлений был именно такой.
   Он незаметно успокоился и даже улыбнулся.
   – Ты улыбаешься? – удивился Саня. – Честно говоря, я думал, ты на меня обиделся.
   – За что, Чибис? – совсем уж расцвел в улыбке Пашка. – Нам держаться надо, а не раскисать. Ну, не получилось взять гада сразу и голыми руками. Ничего, потом возьмем! Утро вечера мудренее!
   – Ты что, уже спать собрался? – удивился Саня. – А я-то думал еще пройтись немного. А то ты как будто и не в Москву приехал: только по подворотням бегаем, – добавил он «взрослым» и довольно унылым тоном.
   – Так чего же мы сидим, как два сыча? – воскликнул Пашка. – Вперед!
 
   Саня пошел было на Тверскую короткой дорогой, но вовремя опомнился. Сколько можно, в самом деле, дворы проходные изучать!
   Да Пашке и самому не очень-то хотелось повторять свой дневной маршрут по подворотням. Воспоминание о недавнем провале было не из приятных. Он вполглаза глянул на невысокий двухэтажный домик на углу двух переулков, рядом с Саниной школой. Ну, бывал тут когда-то Тютчев, даже в каком-то стихотворении вот про это самое окошко написал. Так здесь, в Москве, в каждом доме кто-нибудь бывал, не насмотришься!
   – Вот это Старопименовский переулок, – объяснял Саня, как заправский гид. – Раньше он назывался улицей Медведева. То есть нет, раньше он как раз и назывался Старопименовским, а потом назвали Медведева, а сейчас обратно переназвали.
   Пашка глубокомысленно заметил:
   – И чего путают людей? Была улица Медведева, ну пусть бы и оставалась. А так бедный Чибис столько слов потратил, пока я половину из них понял!
   – Ты что? – удивился Саня. – Ты что, против возвращения старых названий? А где же справедливость? Вот тебя без твоего согласия перезвали бы, к примеру, в Иннокентия. И все стали бы дразнить, как попугая: Кеша, Кеша. А ты от рождения – Пашка. Обидно! А потом бы вернули старое имя. Знаешь, как приятно было бы отзываться на Пашку?
   «Иннокентий» пожал плечами. Что-то он не очень врубился в Санины сравнения!
   – Интересно, а Марксэну можно переименовать во что-нибудь старинное? – поинтересовался он. – Например, в Амфибрахию?
   – Да ничего ты, Пашка, не понял, – рассердился Саня. – При чем тут Амфибрахия? Марксэна – имя, хоть и смешное. А я тебе про названия улиц объясняю.
   – Ну и объяснял бы по-человечески. Сам мое имя начал в пример приводить… Ладно, Чибис, объясняльщик из тебя – как из меня композитор. Пошли быстрее, а то на Тверской свет выключат!
   На углу Старопименовского переулка и Тверской улицы располагался ресторан «Баку».
   – Вообще-то здесь надо поосторожней, – предупредил Саня. – К вечеру сколько всякой шушеры на Тверскую выползает…
   Пашка недовольно покосился на друга. Чего это Чибис говорит таким тоном, будто он взрослый и беспокоится за своего малолетнего спутника Пашку?
   И вдруг, словно в подтверждение Чибисовых слов, прямо перед их носом распахнулась боковая дверь ресторана. Видно было, как из нее кого-то изо всех сил выталкивают, а этот «кто-то» изо всех сил сопротивляется. Он уцепился двумя руками за дверные косяки, подставив своим противникам не такую уж и широкую спину. Было похоже, что те не человека в дверь выталкивают, а эту самую дверь взламывают.
   Саня схватил Пашку за рукав:
   – Давай на ту сторону! Вечно здесь разборки! Это служебный вход ресторана. Они, наверное, пьяного какого-нибудь выкидывают.
   Но человек, цеплявшийся за дверь, пьяным не был. Он отчаянно крутил головой, пытаясь оглянуться, и орал во все горло:
   – Да вы такого продукта в жизни не видели!
   За его спиной гоготнул здоровенный качок:
   – Зато таких «чайников» насмотрелись. Сказали тебе, шевели конечностями, не мешай людям отдыхать!
   Второй качок сказал:
   – А ну, Вась, отойди! А то вдвоем тут не размахнуться.
   Вася отошел от двери, а напарник Васи, освобожденный для маневра, ударом ноги выбил из двери живую пробку. «Пробка» екнула, пролетела половину улицы и быстро, чтобы не упасть, побежала прямо на Саню и Пашку.
   Этого им только не хватало!
   Саня стоял подальше. А вот Пашке не повезло. Хорошо еще, что летевший на них человек был не особенно внушительной комплекции. Незнакомец просто влип в Пашку, обхватив его руками, словно встретился после долгой разлуки. А мог ведь и с ног сшибить после такого ускорения!
   – Пардон, пардон, – забормотал он, отскакивая в сторону.
   Вид этого щуплого человека показался Сане каким-то странным. Во-первых, его лицо было обрамлено пышными бакенбардами. Во-вторых, одет он был так ярко, что от взгляда на него могли заболеть глаза. Огромный оранжевый галстук выбивался из-под желтого пиджака, на носу громоздились несуразные очки, стекла которых тоже сверкали желтым цветом. Канарейка, да и только!
   Наверное, Пашка тоже обалдел от необычного зрелища. Во всяком случае, он остановился посреди улицы как вкопанный. Саня дернул его за руку, но Пашка не обратил на друга ни малейшего внимания.
   Канарейка тем временем быстро повертел головой, раздосадованно махнул рукой и торопливо пошел прочь по Тверской.
   – Побежали за ним! – воскликнул Пашка.
   – Зачем? – удивленно спросил Саня.
   Пашка открыл было рот, чтобы что-то объяснить другу, но словно бы засомневался и передумал.
   – А может, я и ошибся… – пробормотал он.
   Канарейка давно уже затерялся в толпе людей, гуляющих по Тверской. А их было в это время, пожалуй, еще больше, чем днем.
   – Пошли в сторону Кремля, – предложил Саня.
   – Ну, пошли, – кивнул Пашка и добавил вполголоса: – Да, точно ошибся!
   – А вот это Английский клуб. – Саня показал на красное здание со львами у ворот. – Сюда еще Пушкин ходил в карты играть. А жил он, когда в Москву приезжал, знаешь где? Совсем рядом с моим домом, в Воротниковском переулке, представляешь? Так что, вполне возможно, он ходил в клуб той же дорогой, что и мы сейчас, – рассказывал Саня.
   Пашка, конечно, слушал. Но встреча с Канарейкой не выходила у него из головы.
   «Да что я, старик, что ли? – думал Пашка. – Не могу сообразить, его видел или не его?»
   Тем временем ребята дошли до Пушкинской площади. Бронзовый поэт спокойно и загадочно смотрел на гуляющую толпу. Казалось, он наклонил голову, чтобы его не слепили яркие прожекторы, которыми был освещен памятник.
   Пашка удивился: какие-то люди друг за другом перелазили через тяжелую цепь, ограждающую Пушкина, и поочередно читали стихи. Безучастный милиционер стоял поодаль.
   – И что, вот так можно всем, кому вздумается, декламировать? – спросил Пашка.
   – Да, если и ты хочешь, пожалуйста, – кивнул Саня.
   – Что я, с дуба рухнул? – хмыкнул Пашка. – В каникулы стихи читать, да еще на улице!
   – Почему? – не согласился Саня. – Интересно же. Только мне не нравится, когда они свои стихи орут. Лучше бы Пушкина читали. Ему же двести лет будет, а не им.
   Старушки продавали рядом с памятником букетики подснежников, чтобы люди могли класть их к памятнику. И все покупали, даже очередь небольшая образовалась! Это показалось Пашке таким странным, непривычным… Но когда Саня тоже купил букетик, Пашка перешагнул через цепь и положил его у памятника. Правда, он тут же выскочил обратно, даже ногой зацепился в спешке. Еще не хватало, чтобы его приняли за очередного декламатора!
   Но в ту же минуту Пашка напрочь забыл про Пушкина и стал вглядываться в толпу за памятником. Там маячила знакомая несуразная фигура. В руках фигура держала небольшую белую картонку.
   «Канарейка! – узнал Пашка. – А тут что он делает, интересно?»
   Они с Саней подошли поближе. «Гадаю по руке», – было написано на Канарейкиной картонке. Канарейка сновал среди людей, назойливо предлагая свои услуги. Но люди в основном только улыбались и мотали головами.
   «Такой нагадает! – неприязненно подумал Пашка. – Что за тип? Везде лезет».
   Саня уже отошел к подземному переходу и призывно махал Пашке рукой.
   – Давай спустимся, там внизу самые новые диски с играми продают. Правда, дорого, но хоть посмотрим, – предложил он.
   – Да ну, – махнул рукой Пашка. – У меня все равно компьютера нет. Ты иди, а я тут подожду. Понаблюдаю пока…
   Одна мысль не давала ему покоя: этого или не этого человека он видел выходящим из Марксэниной квартиры?
   Когда Анка спустилась вниз, Пашка остался на лестничной площадке. И стал слушать, не хлопнет ли какая-нибудь дверь. Как только раздался первый хлопающий звук, Пашка стал осторожно спускаться вниз. Через узкую щель, обрамленную перилами, он видел мелькающую фигуру человека. Вернее, не столько видел, сколько слышал его шаги и прыжки его собаки. Потом он вошел в лифт, и Пашка не успел его разглядеть. А на улице он видел его только со спины, а потом и вовсе упустил из виду. Так что немудрено было теперь сомневаться: этот, не этот?..
   Нет, кажется, этот!
   – Чибис, – медленно спросил Пашка, когда Саня поднялся из подземного перехода, – разве ты его не узнаешь?
   – Кого? – не понял тот.
   – Ну, своего соседа. Который вне подозрений.
   И Пашка кивком головы показал на «гадалку» с картонкой в руках. Саня всмотрелся:
   – Где, где?
   – Да вот же он, Канарейка, которого еще из ресторана выкинули, который меня чуть с ног не сбил! Он это! Это его я сегодня упустил в ваших дворах. А когда я вернулся, ты сказал, что твой сосед вне подозрений!
   – Что-то путаешь ты, Пашка, – удивленно покачал головой Саня. – При чем тут мой сосед? Придурок, который налетел на тебя у ресторана «Баку», совсем не Иван Антонович. Ты что? Этого типа я первый раз вижу! Не считая, конечно, встречи у ресторана.
   Пашка ничего не понимал. Неужели он запутался окончательно? А тут еще Чибис улыбается так, словно сочувствует: мол, с кем не бывает, всякому может померещиться.
   Пашка обиженно нахмурился. Нет, ни в коем случае не могло ему померещиться! Не такой он, Пашка Солдаткин, дурак…
   Ребята шли вниз по Тверской, к Кремлю, и Саня больше не возвращался к разговору. Наверное, лишний раз не хотел расстраивать друга. Но Пашка не унимался:
   – Может, это не он из подъезда выходил? Или не он один?
   – Ну, не знаю, – покрутил Саня головой. – Это у вас с Анкой надо спросить. Точнее, у нее. Она ведь во дворе караулила.
   – Караулила! – возмутился Пашка. – Что она, до двух считать не умеет? Я ее русским языком спросил: вышел человек с собакой из подъезда? Она говорит: да, вышел, пошел вон туда… Идем к ней прямо сейчас, все узнаем!
   – Да поздно уже, – стал увещевать его Саня. – Завтра все узнаем. Или, если так хочешь, сегодня из дому позвоним.
   Саня был искренне огорчен. Он видел, как расстроился Пашка, но ничем не мог ему помочь.
   – Слушай, – вдруг вспомнил он, – Иван Антонович ведь пригласил нас к себе. Вот завтра сходим, ты и развеешь свои сомнения! А этого типа, с плакатиком, я действительно раньше никогда не видел. Что я, обманывать тебя буду?
   – Чибис, а ты хорошо знаешь свой подъезд? – вдруг задумчиво спросил Пашка. – Может, там внизу еще один выход есть?
   – Нет. Вроде бы нет… – уже нерешительно добавил Саня. – Правда, есть какая-то обшарпанная дверца, но мне всегда казалось, что это обычная дворницкая кладовка… А из какой квартиры вышел этот человек, ты видел?
   – Да нет, – замялся Пашка. – В том-то и дело, что я светиться не хотел. Услышал только, как дверь хлопнула, и стал следом спускаться.
   Они уже подходили к Красной площади.
   Сколько раз бывал здесь Саня, а все равно задохнулся от красоты и величия ярко освещенных кремлевских башен.
   – Есть какой-то удивительный секрет у этого места, – всегда говорил папа, когда они с Саней проходили через Красную площадь по дороге в Александровский сад, в котором оба любили гулять. – Как только попадаешь сюда, сразу настроение меняется. Чувствуешь прилив сил.
   Когда ребята поднимались по наклонной мостовой от Исторического музея, им казалось, что собор Василия Блаженного на глазах растет к небу.
   Пашка, видно, тоже почувствовал прилив сил. Глаза его заблестели от восхищения. И настроение поменялось: наверное, он забыл про свою сегодняшнюю неудачу. Впрочем, ненадолго.
   – Значит, так, Чибис, – взволнованно проговорил он, – завтра мы все выясним. Расспросим подробнее Анку, сходим, так и быть, в гости к твоему Антоновичу. Мне на него посмотреть надо. Во всяком случае, ясно: дело, в которое мы влипли, совсем не скучное.
   – Влипли! – хмыкнул Саня. – Тоже скажешь! Что мы, преступники? Ты лучше смотри, красота какая! Может, больше не будет времени на Красную площадь сходить.
   – Может, и не будет, – согласился Пашка. – Если расследование не приведет. Говорю же, утро вечера мудренее. А на твоем бы месте, Чибис, я внимательнее приглядывался бы к своим соседям.
   – Выясним, все выясним.
   Саня уже поглядывал на часы. Интересно, что подумают родители, если они уже дома? Увидят почти не тронутый тортик – пожалуй, еще «Скорую помощь» вызовут!

Глава Х
ОПЫТНЫЙ ПОМОЩНИК

   Утром Саня столкнулся в ванной с папой. Тот брился, скорчив зверскую гримасу. Конечно, папа не специально ее скорчил. Он просто нахмурился и языком подпер щеку изнутри. Получилось очень даже прикольно! Но, конечно, об этом Саня папе не сказал. Не стал его хвалить, поддерживать талант. Пусть развивается самостоятельно!
   – Ну, где вчера были? – весело поинтересовался папа. – Я пришел, а вы уже спите. Мама сказала: устали, набегались…
   – На Красной площади. Кремль смотрели, – ответил Саня.
   О том, что они караулили у подъезда преступника, он, конечно, умолчал. И вообще: раз ванная занята, никто не запретит ему завалиться спать еще на полчасика.
   – «Утро кра-асит нежным све-етом стены древнего Кремля», – затянул отец старинную песню.
   Родители вообще знали много старых песен, притом довольно красивых. И время от времени ужасались, когда слышали что-нибудь новенькое. Например, хит сезона «У тебя СПИД, и скоро мы умрем». Саня старинными песнями особо не интересовался, но от песни про СПИД ему тоже становилось неприятно. Как от взгляда на человека, глотающего червей или жуков.
   Саню даже сейчас передернуло: надо же, с утра думает о всякой гадости!
   Пашка уже проснулся. Он лежал в кровати, подложив под голову руки и глядя в потолок.
   – Доброе утро, – сказал Саня.
   – А, это ты, – хрипло буркнул Пашка. – Доброе.
   Как будто он всю жизнь провел среди каких-нибудь там отбросов общества! Наверное, вокзальные бомжи именно так приветствуют друг друга.