Соул Джон. Присутствие

   На втором экране только и было, что ряд объемных изображений кнопок, некоторые из них с надписями, другие – с рисунками и пиктограммами. Катарина осторожно коснулась пальцем кнопки с рисунком увеличительного стекла.
   Первый экран немедленно дал крупный план ворот.
   Тогда Катарина притронулась к кнопке с надписью «Северное крыло».
   Все кнопки кроме той, что контролировала работу камер, исчезли, и вместо них появился план северного крыла здания. Выбрав комнату, расположенную, как ей казалось, близко к входу, у которого стоял фургон, Катарина снова коснулась экрана.
   Монитор немедленно отозвался, продемонстрировав ей кабинет Стивена Джеймсона.
   Там никого не было.
   Тогда она тронула комнату двумя дверьми дальше по коридору и была вознаграждена зрелищем того, как двое из фургона и двое охранников ставят гробоподобный ящик на каталку. Потом те что из фургона ушли, а охранники вывезли каталку из комнаты в коридор. Переключив монитор на наблюдение за северным коридором, Катарина застыла от страха, когда охранники, один впереди каталки, другой – сзади, двинулись прямо на нее. Ужасный был это момент, когда тот, чье место она сейчас занимала, проходя мимо камеры, посмотрел ей прямо в глаза. Было полное ощущение, что он видит Катарину так же отчетливо, как она – его. Сердце забилось, как сумасшедшее, и захотелось убежать назад в офис. Но охранники и их ящик с экрана исчезли, а в реальных двойных дверях в том конце холла не появились, и тогда до нее дошло, что шли они совсем не сюда. Совсем даже в противоположном направлении.
   Но куда?
   Она снова посмотрела на экран и обнаружила кнопку, помеченную буквами «1Э».
   Первый этаж? Ну, конечно! Тот «низ», о котором упоминал не далее как сегодня утром доктор Джеймсон.
   Она тронула кнопку. Никакого эффекта.
   На правом мониторе – тот же план этажа, что и раньше, те же кнопки. На левом – тот же пустой коридор.
   И все-таки она была уверена, что оба экрана мигнули, отзываясь на ее команду. Тогда, еще раз осмотрев контрольный экран, она нашла одно изменение: кнопка с буквами «1Э» теперь называлась «ПЭ».
   Значит, все-таки есть еще и подвальный этаж.
   Словно подтверждая этот вывод, два охранника появились, двигаясь в противоположную сторону, прочь от камеры. На полпути по коридору распахнулась дверь, и охранники, маневрируя, вкатили каталку внутрь. Катарина опять методом проб и ошибок отыскала нужную комнату, и изображение на экране сменилось снова.
   Очевидно, это была какая-то лаборатория. Катарина смотрела, как двое в халатах стали раскручивать винты, удерживающие крышку ящика; коснувшись кнопки увеличения, она добилась крупного плана. Вот крышку приподняли, и из щели выползли лохматые языки дыма.
   Сухой лед?
   Вот крышку сняли совсем, и Катарина увидела, что то, что лежит в ящике, обернуто в пластик.
   Четыре руки в резиновых хирургических перчатках стали разворачивать пластик.
   Четыре руки.
   Где же еще четыре, те, что принадлежат охранникам?
   Катарина переключила камеру на обзор.
   Охранников в комнате не было.
   Снова коснувшись контрольного экрана, она нашла их.
   Они были в коридоре. Шли навстречу ей.
   Нет, прочь от нее, к дальнему концу коридора, где, очевидно, находится лифт. Интересно, сколько у нее времени до того, как они поднимутся этажом выше и пройдут к этому холлу?
   Минута?
   Две?
   Уж конечно, не больше.
   Она снова коснулась экрана и снова увидела лаборантов в халатах. Они сняли внешний слой пластика и теперь вынимали остатки сухого льда, в который упаковано было содержимое ящика. Сгорая от нетерпения, торопя их двигаться поживее, Катарина, если бы могла, сквозь камеру бы дотянулась, чтобы сорвать второй слой пластика с того, что под ним скрывалось.
   Волнуясь, она переключилась на коридор. Охранники все еще стояли там в ожидании лифта. Затем, когда она уже собиралась переместиться в лабораторию, охранники исчезли из вида.
   Они были в лифте, и лифт двигался вверх.
   Быстро ли?
   Откуда ей знать?
   Она переключилась на лабораторию. С сухим льдом, кажется, покончено. Не дыша Катарина вглядывалась в контейнер. Вот лаборант потянул за почти прозрачный пластик – только он и мешал теперь Катарине увидеть то, что прибыло в поместье посреди ночи. И вдруг, чем-то отвлеченный, лаборант отошел, не доведя дело до конца. Катарина едва не взвыла от отчаяния!
   Увеличение!
   Дрожащим пальцем она тронула кнопку с лупой. Изображение увеличилось, на мгновенье выйдя из фокуса. И только одно мгновенье было у Катарины на то, чтобы рассмотреть его, ибо почти тут же лаборант нагнулся над ящиком и полностью заслонил ей вид.
   Но ей показалось, что она видит лицо!
   Человеческое?
   Бог весть! Она видела его так недолго, и сморщенный пластик над ним не облегчал дела.
   Сколько у нее еще времени? Если бы взглянуть хоть еще разок...
   Она коснулась кнопки «ПЭ», потом коридора.
   Охранники шли сюда!
   С бешено скачущим сердцем Катарина встала из-за стола и кинулась к южному крылу, в свой офис.
   А экран! Как только они будут здесь, они сразу поймут, чем она занималась! Вихрем назад, чуть не подвернув ногу, снова осмотрела экран, нашла кнопку с надписью «Главное», стукнула по ней – и немедленно появилось меню, которое и было на экране, когда, не более пяти минут назад, Катарина здесь появилась.
   Ворота!
   Где кнопка ворот?
   Вот – внизу направо!
   Она шлепнула по ней, подождала, чтобы убедиться, что изображение на мониторе сменилось, и снова понеслась через холл. Проскочив сквозь двойные двери, приостановилась придержать их трепыхание, а потом ринулась к своей двери, проскользнула в нее и снова включила свет.
   Прислонившись к двери, подождала, пока перестанет бешено биться сердце, взяла сумочку, выключила свет и второй раз за десять минут вышла из офиса, закрыла его и направилась к двойным дверям.
   Выходить было страшно. Казалось, охранники поджидают ее, зная, что она делала. Если начнут допрашивать, что она сможет сказать? Что забеспокоилась, когда не увидела охранника на посту, и немножко его поискала?
   Неужели поверят?
   Толкнула двери и вышла в холл. К великому ее облегчению, там оказался только один охранник – тот, что сидел здесь, когда прибыл фургон. Он и сейчас сидел перед мониторами, перелистывая какой-то журнальчик. Услышав шаги, поднял голову.
   – Доктор Сандквист? Я думал, вы уже ушли. Нет ли в его голосе подозрения?
   – Никак не могла оторваться, то одно, то другое, – неопределенно сказала она. А на полпути через холл нашла вдруг слова, которые смогут полностью отмести подозрения, и повернулась к охраннику. – Что это за фургон прибыл только что? Не поздновато ли для доставки?
   Охранник улыбнулся.
   – Да нет, это наша машина. Водитель хотел спросить, куда ему удобней припарковаться.
   – Как все-таки приятно думать, что не одни мы засиживаемся за работой, – улыбнулась Катарина в ответ. – Но почему эта мысль совсем не уменьшает моей усталости?
   – Вот-вот, и со мной та же история, – хмыкнул охранник.
   Пожелав ему доброй ночи, Катарина вышла на воздух и поспешила к своей машине.
   Охранник солгал.
   Ясно, что здесь происходит нечто, о чем ей знать не положено. Но что же?
   И как бы ей это узнать?
   Не связан ли как-то доставленный сегодня труп – если это и впрямь труп – с тем странным видеофильмом и со скелетом в ее лаборатории? Нет, это просто смешно. Откуда она взяла, что есть какая-то связь?
   Но видения необычного черепа с Филиппин и забитого палками несчастного создания так и стояли у нее перед глазами. Оба изображения скрыты в компьютерной памяти под паролями так же, как спрятано в подвал, о существовании которого до сего дня она даже не догадывалась, то, что доставили сейчас в фургоне.
   Интуиция подсказывала Катарине, что существует некая связь.
   Между телом, которое – если это и впрямь тело – только что прибыло.
   Мутантом – если это мутант, – убитым на Филиппинах.
   И скелетом, который она сама раскопала здесь, на Мауи.
   Но как выяснить, что именно их объединяет? Как подобраться не только к файлам, запертым в компьютерной памяти, но и к подвальному этажу северного крыла? В полной темноте тормозя перед воротами поместья, она кисло подумала, что служба безопасности устроена здесь куда лучше, чем это кажется Робу Силверу.
   Верно, перед воротами не было никакого освещения, но теперь она твердо знала, что сейчас, когда она выезжает из них, охранник в холле видит ее так же четко, как если б стояло полнолуние. От этой мысли сделалось неуютно, и твердя себе о том, чтобы не быть дурой, она все-таки вплоть до поворота на Хана-хайуэй не могла избавиться от противного ощущения, что за ней следят. Но вполне оно не оставило ее и позже, и прибавив газу на пути к Макавао, Катарина все равно поглядывала невольно в зеркало заднего обзора, нет ли сзади непрошеного эскорта.
   Шоссе было пусто, но гадкое чувство не проходило.

* * *

   Когда Катарина вошла в дом, телевизор работал на полную громкость, но Майкл его не слышал. Он крепко спал, раскинувшись на диване, и едва шевельнулся, когда она наклонилась поцеловать его в лоб. Бросив сумку рядом с диваном, она пультом выключила телевизор и пошла на кухню поискать что-нибудь съестное. На стойке в замасленной коробке лежали остатки пиццы – меньше половины. Переложив два куска на тарелку и сунув ее в микроволновую печь, Катарина, пока пицца грелась, налила себе стакан вина. Потом отнесла пиццу в гостиную, поставила на журнальный столик, но прежде чем устроиться на полу поужинать, обошла дом, чтобы закрыть все двери и окна.
   И задернуть шторы.
   У последнего окна все с тем же морозящим чувством, что на нее смотрят, вгляделась в ночь.
   Но это смеху подобно, одернула она себя. Там никого нет. Никто на тебя не смотрит!
   Бесконечное самоурезонивание, однако, ничуть не спасало от паранойи, надвигающейся на нее с тех самых пор, как она вышла сегодня из лабораторного корпуса. Она задвинула шторы, вернулась в гостиную и уселась доесть пиццу, которую оставил ей Майкл.
   И как раз покончила с первым куском, когда Майкл дернулся, ритм его дыхания стал прерывистым, затрудненным. Еще мгновение, и он забился, разбрасывая руки и ноги. Катарина застыла, боясь повторения вчерашнего кошмара, когда он убежал в темноту и вернулся лишь много часов спустя. Потом вскочила с пола, обошла столик, склонилась над диваном, легонько прикоснулась ко лбу:
   – Майкл? Майкл, проснись! Проснись, дорогой, ты смотришь плохой сон.
   Он застонал и рванулся было, но она твердо взяла его за плечо, потрясла:
   – Майкл! Проснись!
   Тут тело его сотрясла крупная дрожь, и вот он уже сидит, сна ни в одном глазу, смотрит на нее в изумлении.
   – Что это было? Что тебе снилось?
   – Ночное ныр... – и он осекся.
   – Ночное что? – переспросила Катарина, гадая, что за слово он оборвал.
   Майкл, покраснев, по виду матери понял, что врать больше нельзя.
   – Я ходил нырять ночью, – кое-как проговорил он.
   – Нырять ночью? – неуверенно повторила Катарина. И когда до нее дошел смысл сказанного, распахнула глаза. – Ты хочешь сказать, что занимался подводным плаванием ночью?
   Майкл помедлил, потом с тяжелым вздохом кивнул.
   – С Джошем Малани и другими ребятами. – Какими другими?
   Майкл подумал.
   – С Джеффом Киной и Киоки Сантойя. И Риком Пайпером.
   Первые два имени Катарине что-то напоминали. Она словно бы где-то их уже слышала. Но где? В какой связи? Прежде чем она сформулировала вопрос, Майкл уже на него ответил.
   – Киоки – это тот парень, которого его мать нашла в тростнике вчера утром.
   Катарина припомнила то сегодняшнее радиосообщение, что они слышали по дороге в школу.
   – Это было позапрошлой ночью, верно? Когда ты поздно вернулся?
   Майкл кивнул.
   – И ты видел это во сне тогда ночью? И вчера тоже?
   Майкл снова кивнул.
   Катарина вонзилась в него взглядом.
   – Что-то случилось? Когда вы ныряли, что-то случилось?
   Майкл быстро подумал, что сказать, но и заминки было достаточно, чтобы стало ясно, что запретное ныряние не обошлось без приключений.
   – Да ничего особенного, – сказал он. – Просто баллоны оказались неполные, и пришлось выйти из воды раньше времени, вот и все. Подумаешь.
   – Но у тебя из-за этого кошмары, – напомнила ему Катарина, – не говоря уж о том, что случилось с...
   – Ой, мам, перестань, – застонал Майкл. – Никто толком не знает, что случилось с Киоки!
   Катарина внимательно посмотрела на сына. Мало того, что он ей лгал, еще и поступок его сам по себе был безответственной, непростительной глупостью. Безусловно следует наказать его, лишить всех привилегий, сделать все, чтобы это стало ему уроком. Но сейчас, вот сию минуту, после бессонной ночи и трудного дня, она слишком устала, чтобы справиться с этой задачей. Кроме того, он ведь жив, и дома, и ничего страшного не случилось. И, может быть, то, что он не рассказал ей об этом сразу, отчасти ее вина – в конце концов, она слишком опекала его все эти годы. И, не вмешайся Роб Силвер, вообще не подпустила бы сына к подводному плаванию.
   Усталость, копившаяся весь день, брала свое, и Катарина решила, что уж это, по крайней мере, подождет до завтра.
   – Иди спать, – сказала она, и тут у нее возникла мысль. – И знаешь что, Майкл? Ты проштрафился, вот и решай сам, как будешь наказан. Я для этого слишком вымотана и слишком сердита. Так что тебе карты в руки. Согласен?
   Майкл долго смотрел на нее, и по выражению его глаз ей стало ясно, что мысль верная: наказание, которое он выберет себе сам, по воздействию ни в какое сравнение не пойдет с тем, что могла бы придумать она.
   – Согласен, – ответил он наконец. – Пожалуй, это по-честному. – Он встал и почти уже вышел из комнаты, но потом вернулся, нагнулся и поцеловал ее в щеку. – Извини, ма. Во-первых, не надо было этого делать, а во-вторых, надо было сказать тебе. – Он выпрямился, тихо сказал: – Спокойной ночи, – и пошел к себе.
   – Майкл?
   Он обернулся.
   – Смотри не переборщи с покаянием.
   Через несколько минут, рухнув в постель, Катарина поняла, что слишком устала, чтобы уснуть. Потом сочла, что невыносимо душно. Поднялась, пооткрывала все окна. Не слишком-то это помогло: со стороны Большого Острова ветер доносил сюда едковатый дымок извержения.
   Прежде чем снова лечь, Катарина прислушалась у двери в комнату сына. Он мирно спал.

Глава 22

   Такео Йошихара как всегда проснулся на рассвете. Не разнеживаясь, он тут же встал, надел рубаху-алоха, белые брюки и сандалии – обычную свою униформу, которую он носил на Мауи, и направился в маленький павильон-столовую. Обычный завтрак из супа-мисо, рыбы и чая уже стоял на столе, как и во все дни его пребывания в поместье.
   За едой он просматривал новости о состоянии финансовых рынков и отчеты, поступившие со всего мира за ночь.
   Похоже, со вчерашнего дня он стал на тридцать миллионов богаче.
   С последним глотком чая с отчетами было покончено; Йошихара вышел из павильона и садом направился в исследовательский центр, лишь раз приостановясь по дороге сорвать увядшую орхидею, которую проглядели садовники-филиппинцы.
   Войдя в здание центра через главный вход, он кивнул охраннику, толкнул двойные двери, ведущие в южный коридор, и быстро пошел коридором к лифту. Достал из кармана бумажник, провел им перед неприметной серой пластиной над кнопкой вызова, и красный огонек вверху пластины тут же сменился зеленым. Спустя секунду двери лифта раскрылись. Йошихара вошел внутрь. Двери сомкнулись.
   Меньше чем через минуту он оказался в той лаборатории, куда минувшей ночью доставили деревянный ящик. Ящика, впрочем, не было, его унесли, так же, как остатки сухого льда, которым было проложено его содержимое и пластиковые простыни, в которые оно было обернуто.
   Осталось только тело, и оно было почти неузнаваемо.
   Когда дверь лаборатории открылась, Стивен Джеймсон поднял голову. С удивлением узнав шефа, взглянул на часы.
   Почти 6:30.
   Вдруг, после долгой бессонной ночи, проведенной за вскрытием, накатила усталость. Джеймсон снял очки, потер покрасневшие глаза, потянулся.
   Кивком поздоровавшись с доктором, Йошихара подошел к прозекторскому столу и взглянул на то, что осталось от тела, по его приказу вырытого из могилы и доставленного на Мауи. Если зрелище искромсанного трупа и оскорбило его чувства, внешне он это ничем не выдал.
   Тело было располосовано от пояса до подбородка, и все внутренние органы из него изъяты. Грудная клетка – вскрыта, ребра раздвинуты, чтобы обеспечить удобный доступ к легким и сердцу, так что сейчас грудь зияла огромной дырой и из-за того что крови в ней совсем не было, казалось, что и жизни не было никогда. Останки выглядели муляжом, вылепленным не из плоти – из воска.
   Но Йошихара, конечно, знал, что это не так, – он сам видел фотографии мальчика, снятые всего несколько недель назад. Белый, семнадцати лет от роду, ростом чуть больше шести футов, с широкими плечами и узким тазом атлета. На одной из фотографий он широко улыбался – замечательно ровные зубы, ямочки на щеках и слегка раздвоенный подбородок. Если прибавить к этому сочетание голубых глаз и светлых волос, парень являл собой плакатный образ калифорнийского серфингиста.
   Как ни странно, красота его сохранилась.
   Светлые волосы, аккуратно причесанные и сбрызнутые для похорон лаком, чуть разлохматились при упаковке, и Йошихара, не успев подумать, что делает, протянул руку поправить сбившуюся прядь.
   Смертная бледность была мастерски подправлена косметикой, и щеки отдавали розовым глянцем так, словно он спит и еще может проснуться.
   Вмятинка на подбородке виднелась так же отчетливо, как на фотоснимке, но лицо приняло торжественное выражение смерти – никакого следа смешливых ямочек на щеках.
   Йошихара посмотрел на Джеймсона, который стоял теперь с бумажной папкой в руках.
   – Вы определили точную причину смерти?
   Врач раскрыл папку, просматривая ее содержимое. Всю ночь не покладая рук работала команда лаборантов, препарируя образцы тканей, которые в ходе вскрытия самолично брал Джеймсон.
   Как и следовало ожидать, внутренние органы юноши большей частью были здоровы на вид и по существу. Лабораторные анализы не выявили болезней или токсичных веществ.
   Или, по крайней мере, каких-либо субстанций, способных убить семнадцатилетнего спортсмена.
   Ни стрихнина, ни цианида, ни каких угодно других ядов.
   И никаких наркотиков. Абсолютно.
   Даже алкоголя или марихуаны.
   И все-таки он умер, и лабораторный отчет в руках Стивена Джеймсона четко определял, почему.
   – Причиной смерти, – сказал он, – явилась жестокая аллергическая реакция на интересующую нас субстанцию. – Он победно улыбнулся. – Когда прибыла «скорая помощь», мать пыталась вытащить его из машины, которая стояла в закрытом гараже с включенным мотором.
   Йошихара кивнул.
   – И они дали ему кислород.
   – И он умер, – кивнул Джеймсон.
   – И погода в Лос-Анджелесе в тот день была...
   – Почти идеальной, – опять усмехнулся Джеймсон. – Как сообщали метеорологи, день был хрустальный, каких в Лос-Анджелесе почти уже не бывает.
   – Да, не повезло парню, – заметил Йошихара. – А каков был бы результат, если б ему не дали кислородной маски?
   – Трудно сказать, – ответил Джеймсон. – Но похоже, что все последние наши объекты чувствуют себя лучше. Пока что четверо из пяти справляются очень неплохо. Конечно, надо учитывать, что воздух в Мехико-сити был на редкость грязный последние дни, но в Чикаго он ничего.
   – И как давно они прибыли на места?
   – Всего два дня, – сказал Джеймсон.
   – Любопытно. А что с местным мальчишкой, который умер? Как его звали?
   – Киоки Сантойя. Ему, разумеется, кислорода никто не дал – он был уже мертв, когда мать нашла тело. Но анализы показывают, что его легкие примерно в том же состоянии, что и у этого, – Джеймсон показал на труп на столе.
   Йошихара в раздумьи помолчал.
   – А двое других местных? – наконец проговорил он. – Мне бы хотелось их видеть. Не на мониторах. Живьем.
   У Джеймсона затуманились глаза.
   – Не уверен, что это удачная идея, – начал, он. – Если кто-нибудь из них вас узнает...
   – Ну и что, что узнает? – хмуро перебил его Йошихара. – Они ведь вряд ли отсюда выберутся, не так ли?
   Стивен Джеймсон неопределенно наклонил голову. Не годится выказывать боссу свои чувства.
   – Как вам угодно, – сказал он, открывая перед Йошихарой дверь. Они миновали комнату, где находилось множество резервуаров со сжатым газом, и вошли в следующую.
   Эта была пуста, если не считать большой плексигласовой камеры посередине.
   Камера была наполнена коричневатым газом.
   Сквозь дым едва виднелись фигуры двух юношей. Обнаженные, они спали на полу, подложив руки под голову. Но когда Такео Йошихара стал их разглядывать, глаза одного из них, того что побольше и, насколько можно было судить, полинезийца по происхождению, внезапно раскрылись. В одно мгновение он оказался в низкой стойке, готовый прыгнуть.
   Совсем как животное, подумал Йошихара. Как почуявший врага дикий зверь. Он шагнул вперед, точно так же, как сделал бы, намереваясь ближе взглянуть на обезьяну в зоопарке.
   Юноша прыгнул, простирая руки, чтобы вцепиться ему в горло, ударился о плексигласовую стену и рухнул на пол, взвыв от боли.
   Теперь проснулся и второй экземпляр, поменьше, смотрел сквозь прозрачную стенку, яростно горя глазом.
   – Мы так и не выяснили, как они включились в эксперимент? – отвернулся Йошихара от клетки, чтобы спросить Джеймсона.
   – Поскольку я уверен, что они сами этого не знают... – начал тот, но Йошихара опять прервал его.
   – Меня не интересует, что они знают. Меня интересует, как случилось, что они оказались под воздействием нашей смеси. Выясните это. К концу дня мне нужен ответ. Ясно?
   Джеймсон нервно сглотнул, но кивнул, зная, что выбора у него нет.
   – Отлично, – мягко сказал Йошихара. Затем, не бросив и взгляда на запертых в плексигласовой камере, прошел анфиладой комнат, поднялся лифтом на первый этаж и вышел пройтись по саду.
   У него час в запасе перед тем, как уехать. Если не считать этой занозы с местными мальчишками, в основном все идет гладко. И даже проблема с местными – под контролем.
   – Под контролем, – повторил он про себя. Было бы лучше, конечно, если бы все испытуемые находились подальше от Мауи, как оно и планировалось. Но раз уж случился сбой – и он узнает в деталях, как этот сбой случился – грех не использовать преимущества создавшейся ситуации.
   Поскольку, пока они живы, мальчишки, запертые в лаборатории, являются источником важных научных знаний.
   Пока живы.
   Такео Йошихару нимало не волновала продолжительность жизни Джеффа Кины и Джоша Малани. Ведь куда более ценными – по сути говоря, единственно ценными – будут научные данные, полученные в результате исследования их трупов.

Глава 23

   Катарина как раз сворачивала с Хана-хайуэй на узкую проселочную дорогу в поместье, когда услышала над головой характерное «уап-уап-уап», производимое винтом вертолета. Хотя звук раздавался пугающе близко, самой машины она не видела. Машинально остановив форд, она высунулась в окно, чтобы взглянуть в небо, козырьком руки прикрывая глаза от блеска утреннего солнца. Вертолет появился низко над кронами деревьев, подпрыгивая и зависая – прозрачная, непрочная стрекоза. Когда он проплыл над самой головой Катарины, ей показалось, что Стивен Джеймсон и Такео Йошихара смотрят вниз из своей плексигласовой скорлупки, и она повернулась проводить их взглядом, предполагая, что вертолет сделает круг и пойдет влево, к аэропорту в Кахулуи.
   Ничего подобного. Он развернулся направо и исчез за прикрытием скал, вздымающихся почти на двести футов прямо посреди джунглей.
   Только когда замолк шум пропеллера, Катарина завела мотор и двинулась по узкой дороге. Как обычно, при ее приближении ворота раздвинулись, и практически не потребовалось снизить скорость, чтобы миновать их. Впрочем, сегодня у нее мурашки пошли по коже, когда она почувствовала на себе внимательный глаз камеры, и, проезжая по поместью, пришлось сдерживаться, чтобы не вертеть головой в поисках других камер.
   У исследовательского центра ее удивила непривычная пустота на автостоянке. Катарина покачала головой, увидев обилие свободных мест, и у нее мелькнула идея. Этот проблеск немного разогнал мрачное состояние, в котором она находилась всю долгую бессонную ночь, когда лежа ломала голову, как бы попасть в подземную лабораторию северного крыла. Ночью так ничего и не придумалось. Зато теперь кое-что брезжит.
   Сначала вертолет, теперь – опустевшая стоянка.
   Определенно, что-то здесь происходит.
   Позабыв свое намерение отправиться на раскопки в ущелье, Катарина оставила джип на стоянке, вошла в центральный холл, снова заставив себя не рыскать глазами на камеры, и направилась было к дверям, ведущим в офис Роба Силвера, но на полпути замерла, словно только что передумала. Развернулась и подошла к столу охранника, и когда тот поднял на звук шагов голову, точно зарегистрировала мелькнувшее в его глазах удивление. Может, ей не придется вытягивать из него информацию; если повезет, сам выболтает, что здесь творится. И верно, так оно и случилось: