Соул Джон. Присутствие

   На обед выпил пару бутылок пива. Ну, Кену об этом лучше не знать. После обеда вернулся и отпер магазин, как положено.
   Даже продал купальник и трубку с маской.
   Потом, около семи, закрылся на ночь, но перед этим осмотрел снаряжение для утреннего погружения, в точности как сказал ему Кен.
   Но верно ли он проверил каждый баллон или...
   Его размышления прервал требовательный стук в переднюю дверь.
   – Это парни от Йошихары. Иди открой им и займи там чем-нибудь. Солнечные очки продай, что ли, а мы с Элом тут все проверим.
   – Да я сам могу, – запротестовал Ник, но Кен его оборвал:
   – Да-да. Ты вчера это обещал, и что же?
   Когда Ник скрылся за дверью в магазин, Эл Калама взял один баллон с полки и понес к компрессору.
   – Знаешь, – осторожно сказал он, не зная, до какой степени сердит Кен. – Может, Ник и не виноват вовсе. Если баллоны с течью...
   – Четыре баллона с течью? – вскинулся Рихтер. – Спустись на землю, Эл. Ладно один, ладно два, но четыре?! Особенно от Йошихары. От него всегда все тип-топ. Нет, ты согласись – Ник халтурит.
   – Но...
   – Давай-давай, Эл, – сказал Кен. – Заправь, проверь давление – ребятишек надо поскорей сплавить. Очень мне нужно, чтобы они нажаловались родителям, что им пришлось час прохлаждаться в магазине, потому что, видите ли, снаряжение было не готово. – Когда первый баллон наполнился, кивком указал на бочку с водой, которая стояла снаружи у задней двери. – Сунь его туда ненадолго. На всякий случай. Ни разу еще не дал напрокат баллон с течью и начинать не собираюсь.
   Эл Калама опустил свеженаполненный баллон в воду и стал всматриваться, не подымаются ли пузырьки воздуха, что указывало бы на течь.
   Ничего подобного.
   После того, как Кен наполнил остальные три баллона, он проделал то же и с ними. Все было в норме.
   – Забирай, – сказал он Кену. – Не знаю. Я думаю, ребята Йошихары прислали их пустыми, а Ник просто не заметил.
   Баллоны погрузили в фургон, фургон отправился на пляж, и Кихей-Кен занялся повседневными делами. Но он еще непременно поговорит об этом с Ником. Что бы там вчера вечером ни было, Ник должен был сто раз перепроверить эти баллоны.
   Неисправные баллоны несут смерть.

* * *

   Майкл понял, что дело неладно, едва войдя в школьный автобус.
   – Что случилось? – спросил он, садясь рядом с Джеффом Киной.
   Джефф неловко оглянулся и заговорил так тихо, чтобы мог услышать только Майкл.
   – Киоки вчера домой не вернулся.
   – Как это? Разве Рик его не довез?
   Джефф пожал плечами.
   – Нет. Рик говорит, было уже поздно и Киоки не хотел будить мать. Так что Рик высадил его у поворота.
   – А когда ты говорил с Риком?
   – Перед тем, как выйти из дому. Мать Киоки позвонила его матери, а он сразу – мне.
   – Что ж с ним случилось?
   – Не знаю. Но от места, где Рик его высадил, до его дома всего полмили, и там нет ничего такого.
   – Может, попался на наркоте? – раздалось с заднего сиденья.
   Джефф Кина сердито обернулся.
   – Киоки? Еще чего!
   – Ну, может, кто-то покупал, а он на них и нарвись? – настаивал парень сзади.
   – Отвяжись, Джимми, – скривился Джефф. – То, что ты по уши в этом, не означает, что все остальные тоже.
   – Я – никогда! – начал было Джимми, но Джефф прервал:
   – Не возникай. Все знают, что ты продаешь этого дерьма больше всех в школе. Но Киоки ты никогда ничего не всучивал, верно? – Джимми в ответ злобно ощерился, и тогда Джефф повернулся и навис над ним, упершись коленом в свое сиденье. – Ну! Говори!
   – Ну-ка там на место, – крикнул водитель, глядя на Джеффа в зеркало заднего обзора, и стал притормаживать. Майкл потянул Джеффа за руку.
   – Брось, этот ведь даже хлипче, чем Джош. – Джефф неохотно послушался, и автобус снова набрал скорость. – Может, Киоки назначил кому-то встречу, – предположил Майкл. – У него есть девушка?
   Джефф помотал головой.
   – Никого. Он в этом плане у нас стеснительный.
   Автобус завернул на стоянку, и ребята увидели, что с пепельно-серым лицом их дожидается Рик Пайпер. Вокруг него скучились перешептывающиеся школьники.
   – Черт, – тихо сказал Джефф. – Пошли. – Поднявшись с места, он протиснулся мимо Майкла и кинулся по проходу. Майкл – за ним. – Ну, что? – выдохнул он, соскочив с подножки.
   Рик казался совершенно потерянным.
   – Его мама нашла его, – сказал он. Помедлил и срывающимся голосом произнес: – Он умер.
   Майкл с Джеффом уставились на него без слов.
   И хотя молчали, они испытывали одно и то же странное, тошнотное чувство, которое овладевало ими, делая немым и разум, и тело.
   Невероятно – они общались с Киоки всего несколько часов назад и он был хоть куда.
   И теперь – мертв?
   Медленно идя к школе, Джефф, Рик и Майкл инстинктивно сошлись поближе. Вокруг них шушукались одноклассники, и хотя почти каждый, обмениваясь соображениями, по-своему объяснял смерть Киоки, никто из них не догадывался о правде.
   Майкл, как в трансе, дошел до своего шкафчика в раздевалке и, напрочь позабыв комбинацию цифр, тупо уставился на замок. Тут из-за спины раздался голос Джоша Малани.
   – Нам надо потолковать, – сказал он. – Всем.
   – Что случилось с Киоки? – повернулся к нему Майкл.
   – Да откуда я знаю, – огрызнулся Джош. Воровато оглянулся и едва слышно продолжил: – Но мы тут ни при чем, понял?
   Майкл долго смотрел на друга, страстно желая ему поверить.
   Но глубоко в душе ему это не удавалось.

Глава 10

   Катарина была собой недовольна. Кости скелета, теперь уже полностью раскрытого, лежали в том положении, в котором их нашли. Некоторые пришлось сдвинуть, чтобы очистить от наслоений, но в дополнение к нескольким 35-миллиметровым пленкам она сняла десятки поляроидных снимков, получив полное изобразительное досье произведенных раскопок, что, несомненно, будет полезно при реконструировании скелета in situ^[4].
   Ей бы следовало знать, что она, собственно, перед собой видит.
   По правде сказать, ей следовало знать это давно, еще когда обнажились череп и нижняя челюсть. Но кто бы ни приходил на ум – шимпанзе, горилла, гиббон или десятки других человекообразных обезьян и приматов, всегда обнаруживались несоответствия: челюсть то недостаточно выступает, то слишком широкая, а то и зубы неправильной формы. Черт знает, что такое, беспомощно думала она. И точно, без черта не обошлось – до такой степени не сходились детали.
   – Ну как, решила наконец, кто это? – осведомился Роб Силвер, становясь рядом.
   – Ну, в чем я совершенно уверена, так это в том, что это человекообразное, – сказала Катарина, пытаясь замаскировать свои сомнения, что не укрылось от Роба. – И еще в том, что умерло оно от удара по голове.
   Роб сел на корточки.
   – Можно взять в руки?
   – Пожалуйста, – Катарина пристроилась рядом. – Должна признаться, мне кажется, ты зря тратишь на меня деньги Йошихары. Или я не вижу чего-то совершенно очевидного.
   – Давай без самокритики, – сказал Роб. – Будь дело простым, зачем бы тебя позвали? – Он поднял череп с земли, повертел в руках, просунул палец в дыру, зияющую в левой височной кости. – Как ты думаешь, чем это его так?
   Уж на этот-то вопрос ответ у нее был.
   – Копьем. Точно такие повреждения я сотнями видела в Африке. И по позиции скелета ты можешь судить, что хотя наш герой умер на месте, тело передвигали.
   – Это ты можешь судить, – возразил Роб. – Объясни, сделай милость.
   – Во-первых, оно чинно лежит на спине. Но если принять, что причиной смерти явился удар копья, то под ударом тело должно было повалиться набок.
   – Значит, кто бы ни всадил в него копье, это копье потом вытащили?
   Катарина кивнула.
   – Но кто-то еще и выпрямил тело. Видишь, как лежат руки? Не просто по бокам. – Указательным пальцем она проследила направление правой плечевой кости, лежащей параллельно позвоночнику. Но в локте рука сгибалась, и предплечье с лучевой костью шли к середине таза. Кости левой руки лежали симметрично, а мелкие косточки ладоней и пальцев перепутались так, словно были сложены одна рука на другой.
   – Будто для погребения.
   – Именно.
   – Похоже, у нас на руках убийство, – Роб аккуратно вернул череп на место. – Кто-то прикончил этого парня, а потом родные принесли его сюда и похоронили.
   – Концы не сходятся, – покачала головой Катарина. – Во-первых, его не похоронили. Все, что я сняла с останков, – это естественные наносы, мусор, который быстро скапливается в джунглях. Никаких признаков погребения. Его положили здесь и оставили. А ведь гавайцы так не делают, верно?
   – Ни в коем случае. Они испытывают глубокое почтение к мертвым. Кладбища священны, даже самые древние. И тела всегда погребают.
   – Так что же случилось здесь? – спросила Катарина.
   – Может, кто-то его убил, положил и ушел себе?
   – Может, – вяло согласилась Катарина, выпрямляя затекшую спину, но не отрывая глаз от скелета. – Но самое главное не в этом. – Роб поднял на нее глаза. – Самое главное совсем в другом. В том, что я не имею представления, кто это.
   – Ну, наверно, человек, а?
   – Нет, судя по тому, что я знаю о людях. Посмотри, он всего четыре фута ростом, что ужасно мало для взрослого Homo Sapiens.
   – Может, это ребенок?
   – По черепу этого не скажешь. Полностью развит. – Катарина снова склонилась и провела пальцем по шву между лобной и затылочной костями. – Видишь, на темечке кости срослись; это значит, что голова достигла своего предельного размера. Между тем, она не больше, чем у среднего шестилетки. И лоб слишком покатый для Homo Sapiens. И челюсть никуда не годится...
   – Значит, кто-то из приматов, – заключил Роб.
   Катарина остановила на нем рассеянный взгляд.
   – Во-первых, на этих островах нет и никогда не было приматов – кроме тех, что живут в зоопарке в Гонолулу. Но гораздо важнее то, что когда умирает горилла или шимпанзе, их не укладывают для захоронения, будто человека.
   Роб задумчиво закусил нижнюю губу.
   – А что, если это домашнее животное...
   – Ой, оставь, – перебила Катарина, сердясь заодно и на него тоже. – Я об этом уже думала. Никакое оно не домашнее.
   – А тогда кто? – мирно спросил Роб, игнорируя ее тон. – Должна же у тебя быть какая-нибудь гипотеза!
   Катарина глубоко вздохнула.
   – Ну, ладно, – сказала она. – Только между нами, и пожалуйста, обещай не смеяться. – Роб, промолчав, вскинул брови. – Он похож на нечто совершенно невозможное. Ты не поверишь этому так же, как я сама не верю.
   – Не томи, – сказал Роб.
   – Прачеловек.
   Роб покачал головой.
   – Ты права. Не поверю. Мало того, что в этом регионе никогда не было прачеловека. Этих островов самих не было в природе, когда прачеловек бродил по планете. Даже если б Мауи и существовал, в чем я не без основания сомневаюсь, этого места вокруг точно тогда не было. Это вулканический остров, Кэт. Лава, слой за слоем. Спорить могу, что тот, на котором мы сейчас стоим, не старше двухсот лет. И может быть, даже младше.
   – Я не сказала, что верю этому. И к тому, что ты сказал, могу прибавить с десяток других резонов, почему это невозможно. Начать с того, что все экземпляры прачеловека, которых я в жизни видела, – все, я это настоятельно подчеркиваю, – окаменелости. Эти же кости, если ты вдруг этого не заметил, ничуть не окаменели. Они выглядят на несколько сотен лет, от силы.
   – Так к чему ж мы пришли?
   – Если бы я знала! Что мне сейчас нужно, так это компьютер, проверить кое-что по Сети.
   – Ну, уж это-то не проблема, – сказал Роб. – Сделаем.

* * *

   Это странное чувство настигло Майкла, как только он вышел из раздевалки и побежал на стадион. У них был урок физкультуры. Сначала он едва ощущал его, это чувство, но труся по траве к тому месту в дальнем конце футбольного поля, где его класс приступал к утренней гимнастике, он не мог о нем не подумать. Было похоже на то, что он чувствовал ночью, когда он проснулся после кошмара, а в легких сидело что-то, что не давало ему вольно вздохнуть.
   Астма.
   Но произнеся про себя это слово, он тут же отверг его.
   Во-первых, не похоже. А во-вторых, астму он победил – уже несколько месяцев ни одного приступа.
   Не обращай внимания, велел он себе. Пройдет.
   Он как раз успел на свое место в нестройном ряду, чтобы выкрикнуть «Я!» на перекличке, а потом упал наземь быстренько десять раз отжаться – с этого начинался урок. Все в классе сегодня были как в воду опущенные. И понятно, почему.
   Киоки Сантойя.
   Все утро к Майклу подходили ребята, которых он даже не знал, и спрашивали, не было ли чего странного с Киоки вчера вечером. Что ему, было сказать? Он едва знал Киоки – еще этим утром никак не мог припомнить его фамилию. Сейчас, отжимаясь, он чувствовал, что ребята за ним наблюдают, гадая, не скрывает ли он чего. Он покончил с отжиманиями. Странное чувство в легких не проходило, но, по крайней мере, хуже не становилось. Вместе со всеми он вскочил на ноги и приступил к прыжкам на месте. После двадцати пяти Майкл начал потеть и почувствовал, что мускулы согреваются.
   – Отлично! – сказал учитель. – Теперь бег на месте!
   Майкл опустил руки по бокам и принялся вскидывать колени все выше, работая ногами, как поршнями. Это было одно из любимых его упражнений, потому что за долгие месяцы, ушедшие на разработку легких, укрепились и его ноги. Он привык думать об их состоянии как о чем-то вроде барометра, указывающего на то, что тело с каждой неделей набирается сил, разжимая тиски, в которых держала его болезнь.
   Впрочем, сегодня он что-то скоро почувствовал жжение в мускулах. Чепуха – разминка только началась! Если так пойдет, он не выдержит и одного несчастного круга по треку.
   – Дальше пошли! – прокричал тренер. – Делаем круг, и двое первых набирают команды для бейсбола!
   Класс, ломая ряды, кинулся в кросс на четверть мили по треку вокруг футбольного поля. Двое ребят – Зэк Катер и еще один, по имени Скай, живший неподалеку от Майкла, вырвались вперед. Майкл тут же понял, что шансов перегнать их у него нет. Можно выложиться и настичь их на первой стометровке, но на второй они обойдут. И тогда, истратив все силы на спринт, он кончит в самом хвосте класса.
   Такой поворот дела человеку, только вчера попавшему в легкоатлетическую команду, не к лицу.
   И еще хуже будет, если Зэк или Скай из распоследних выберут его в команду.
   Лучше всего не пыжиться и прийти где-то в середине.
   Оглянувшись, он увидел, что за ним бегут только двое, поэтому слегка прибавил шагу, быстро обойдя троих, а потом еще двоих бегунов. Обойдя этих пятерых, умерил темп и перешел на легкую рысь, которой без труда достанет на весь остаток дистанции.
   Плохо только, что эта дурацкая тяжесть в легких усилилась и икры жжет нестерпимо.
   Но вчера ведь он сделал полный круг, а потом еще обошел в спринте Джеффа Кину! Что, черт возьми, случилось?
   И снова, как уже не раз этим утром, он вспомнил вчерашнее приключение.
   Но думал он не только о погружении. Еще о долгом пути по неровному лавовому полю, когда он шел, спотыкаясь на каждом шагу.
   И о ссоре с мамой, и о бессонных часах после кошмара. Так чему ж удивляться? Тело просто наказывает его за вчерашнее.
   Странная мысль промелькнула в его мозгу: может, так оно было и с Киоки Сантойя? Если б они все не пошли нырять, если б пошли в кино и рано разошлись по домам, как хотели сначала – был бы Киоки теперь жив?
   Но это же бессмыслица. Какая связь между тем, что они делали прошлой ночью, и тем, что случилось с Киоки? Случилось, и все тут...
   Ему самому, впрочем, ныряние, ходьба по лаве и недосып обходятся дорого. Ладно, за все надо платить. Но все-таки он не может допустить того, чтобы прийти последним.
   Решив, что не будет обращать внимание на трудности с дыханием и боль в ногах, Майкл в прежнем темпе обогнул поворот и вышел на прямую. Один из тех ребят, кого он обошел раньше, догнал его и пошел вровень.
   – А я-то думал, тебя будет не достать, – сказал он, обидно засмеялся и вырвался вперед, приволакивая ноги по посыпанному золой треку, чтобы поднять больше пыли.
   Майкл отвернул голову, но совсем не вдохнуть пыли не удалось и он приготовился подавить приступ кашля, который наверняка начнется. Однако, выйдя из пылевого облака, почувствовал прилив сил.
   Он был прав! Что бы там ни было, надо работать, и все тут! Боль в ногах ослабла, и грудь болела меньше, так что он набрал скорость и принялся во второй раз догонять парня. Скоро он отставал от него всего на шаг, и хотя глаза от золы горели, Майкл чувствовал, что силы к нему возвращаются. На последнем повороте Майкл вырвался вперед.
   Теперь до финиша был всего ярд. В последний рывок Майкл вложил все свои силы. Он обошел еще одного парня и пересек линию, чувствуя, что дышит с трудом, а ноги опять горят. Только перейдя на шаг и вернувшись к классу, он понял, что учитель не спускал с него глаз.
   – В чем дело, Сандквист? – спросил он. – Джек Питерс рассказал мне, каким молодцом ты вчера выступил. Сегодня тебе похвастаться нечем. Ты здоров?
   Майкл помедлил с ответом. Может, сказать об этом странном ощущении в легких? И о жжении в икрах? Но если он скажет, учитель поступит так же, как всегда поступали учителя в Нью-Йорке: пошлет к врачу.
   А уж это ему совсем ни к чему. Ни за что!
   – Нормально, – сказал он. – Просто я вчера поздно лег.
   – Не вздумай сказать об этом Питерсу, – ответил учитель. – Хочешь быть в команде – держи форму. Дошло?
   – Дошло, – кивнул Майкл, думая про себя, что, наверно, где-то есть правило брать в учителя физкультуры только болванов. Он хотел было повернуться и уйти, когда учитель заговорил снова, и Майкл подумал, уж не прочел ли он его мысли.
   – Раз дошло, давай еще пару кругов. И на бегу подумай о пользе ночного сна.
   Все остальные ребята стали делиться на две команды для игры в бейсбол, а Майкл вышел на трек.
   Он боролся с болью в груди и горящими икрами, твердо решив ни за что не сдаваться.
   Он сам сделал себя сильным, он вошел в легкоатлетическую команду, и чем бы ни было вызвано странное чувство в груди, он его переборет.
   Или умрет в борьбе.

Глава 11

   С белой завистью взирала Катарина на офис, выделенный Робу Силверу в поместье Такео Йошихары. Он находился в огромном павильоне, и в нем было две просторные, с выходом в сад, комнаты, разделенные ванной и вместительным стенным шкафом. Одна из них была занята письменным столом и картотеками, а в другой стояли рабочие столы с фотографиями, рисунками, чертежами и даже моделями традиционных полинезийских строений, разбросанными в порядке, который, возможно, для Роба имел смысл, но Катарине казался попросту беспорядком. Помещение было раз в восемь просторней ее кабинета в нью-йоркском музее, и с первого взгляда было видно, что Йошихара обеспечил Роба всем необходимым оборудованием. В той комнате, что побольше, у стены стоял второй письменный стол, на котором красовались компьютер, несколько принтеров, сканер и еще какое-то оборудование, названия которого Катарина не знала.
   – Можешь запустить меня в Сеть? – спросила она. – Надо просмотреть кое-какие музейные файлы. Помнится, видела я там что-то похожее на наш череп...
   – У меня идея получше, – сказал Роб. – Дай-ка мне твои снимки...
   Озадаченная Катарина вынула фотографии черепа из рюкзачка и стала смотреть, как Роб поместил их на рабочую панель сканера, запустил программу, позволяющую манипулировать с изображениями, и принялся быстро вводить команды и щелкать мышью. Через несколько минут на дисплее появилось восемь изображений раскопанного ими черепа в разных ракурсах.
   Еще шесть картинок было посвящено челюсти.
   Роб встал.
   – Теперь выдели уникальные особенности, на которые ориентировалась бы при поиске аналогичных экземпляров.
   Катарина опустилась в кресло и, оперируя мышью, добилась увеличения сначала одной картинки, потом другой. Через пять минут она сделала выбор, и Роб показал ей, как скопировать выделенные ею зоны так, чтобы они улеглись на экране, как детали несобранной головоломки.
   – Но это всего лишь фрагменты, – удивилась она. – Если собрать их воедино, черепа не получишь.
   – Спорим? – ухмыльнулся Роб, и по тону можно было судить, что спор она проиграет. – Мы сейчас попросим, чтобы компьютер поискал нам графические изображения, в которых имеются соответствия этим формам. Он прочешет все базы данных в Интернете и...
   – Ты спятил?! – воскликнула Катарина. – Да на это уйдет месяц!
   – В твоем музее – да, может быть, – мирно ответил Роб. – Но мой соединен с одним из двух самых мощных серверов в мире.
   – Шутишь! – Но, взглянув на его лицо, поняла, что нет.
   – Он установлен здесь для обработки полученных обсерваторией данных, – пояснил Роб, барабаня по клавиатуре, чтобы определить параметры поиска. – Воздушные силы к тому же занимаются здесь ловлей шпионских спутников, космического мусора, астероидов и Бог знает чего еще.
   Он ударил по клавише «ввод», поиск начался, экран на мгновение потух, а потом строчки текста замелькали с такой скоростью, что их невозможно было прочесть. Роб потянулся, нажал на «паузу». Текст замер.
   Катарина увидела перед собой столбец интернетовских адресов, каждый из которых кончался названием файла, указывающим на тот или иной из полудюжины графических форматов. Вслед за этим сообщался процент совпадения.
   Роб опять нажал сначала на «ввод», потом на «паузу», и на экране появилось еще больше файлов.
   – О, Боже, да их тут сотни, – охнула Катарина.
   – Запрос составлен неграмотно, – пробормотал Роб, нажал на «Escape» и впечатал еще несколько команд. – Поиск велся по каждому изображению индивидуально. Мы сейчас его сузим так, чтобы каждый результат совпадал не менее чем по четырем параметрам для черепа и по трем – для челюсти. – Через несколько секунд появился список из 382 файлов, каждый с процентным указателем идентичности. – Давай сгруппируем их по процентам, – Роб вновь запорхал пальцами по клавишам. Экран потемнел, и список возник снова, составленный теперь в порядке убывания сходства. – Теперь давай посмотрим, что получилось, – Роб дважды щелкнул мышкой по верхней строчке. Появилось изображение крупного фрагмента челюсти, очень похожей на ту, что они отрыли. Фрагмент находился в коллекции одного из шведских университетов и был обнаружен в Африке сорок лет назад.
   Катарина смотрела на него в изумлении.
   – Я никогда раньше его не видела, – вымолвила она, рассмотрела изображение и прочла описание, согласно которому челюсть принадлежала гоминиду и была найдена в Олдувайском ущелье. Хотя вид гоминида в описании окаменелости не указывался, Катарина решила, что находит определенное сходство с Australopithecus afarensis.
   Она щелкнула мышкой по второму файлу.
   На сей раз появился череп.
   Череп, на взгляд Катарины, чрезвычайно похожий на тот, над которым они бились сейчас.
   Подпись ограничивалась указанием, что он найден на склоне горы Пинатубо, на Филиппинах. Но, кроме этого, имелась еще отсылка к другому файлу.
   Хмурясь, Катарина щелкнула по отсылке. Через секунду открылось новое, окно, а в нем – другая картинка.
   Это, однако, была не просто картинка.
   Это была кино или видеосъемка, сделанная кем-то столь же неискушенным в этом деле, как сама Катарина. Качество изображения, однако, ничуть не влияло на то, как завороженно Катарина и Роб наблюдали за происходящим на экране компьютера.
   Камера следила за существом, подобия которого ни Катарина Сандквист, ни Роб Силвер в жизни своей не видели.
   Судя по всему, это был гуманоид, и хотя уверенности быть не могло, похоже, что молодой самец.
   Его верхняя челюсть выдавалась вперед, в то время как надбровия резко уходили назад. Черты лица были крупными и грубыми, подбородок скошен, испуганные глаза прятались в глубоких глазницах. Тело, одетое лишь в набедренную повязку, почти сплошь было волосатым.
   Вокруг мальчика – если его можно было так назвать – стояло человек пятнадцать дикарей. Мужчины смотрели настороженно, словно не знали, чего от него ожидать.
   Понемногу круг стал сужаться, и Катарина увидела, как мальчик в центре его напрягся, переводя глаза с одного лица на другое. И вдруг каким-то неуловимо мгновенным движением вырвался из круга и исчез в джунглях. Оправившись от мгновенного столбняка, дикари оживленно поговорили между собой и сами растворились в зарослях, явно намереваясь преследовать беглеца.
   Экран потух, и Катарина с Робом подумали было, что это конец.
   Они ошиблись.
   Через несколько секунд экран ожил, чтобы показать им джунгли. Деревни было не видно, какое-то время ничего не происходило, и Катарина подумала, что тот, кто снимает, просто проверяет камеру. Но тут объектив сработал на увеличение, и она увидела – лицо.
   Лицо гоминида, того самою мальчика – если, конечно, это был мальчик – выглядывало из сплетения лиан, и Катарину пробрала дрожь от накатившего ощущения, что это с ней уже когда-то было. Потом она поняла, что никакое это не deja vu. Изображение на экране всколыхнуло настоящее воспоминание, воспоминание о виденной когда-то музейной диораме, рассказывающей о семействе Homo habilis, человека умелого, возможно, первым из гоминидов научившегося изготовлять орудия.
   Существо на экране, если бы не цвет кожи и рисунок растительности на лице, могло бы сойти за персонаж, выбежавший из той диорамы прямо в джунгли – поучаствовать в сцене, за которой они с Робом сейчас наблюдали.