Страница:
Вскоре после этого случая Дмитриев убыл из дальней авиации к новому месту службы. Уволился, отлетав свое, и Балихин. Нынче он живет и работает в Москве. А вот с Дудаевым встретились только через десять лет, когда меня назначили командующим дальней авиацией. В составе этого оперативно-стратегического объединения было десять авиационных дивизий. Одной из них, со штабом в городе Тарту, командовал ставший к тому времени полковником Джохар Дудаев. За успешную авиационную поддержку советских войск при выводе их из Афганистана он получит орден Боевого Красного Знамени. Затем дослужится до воинского звания генерал-майора авиации. А вскоре он будет избран президентом Чеченской Республики — Ичкерии. И уже никогда не станет таким, каким его знали и ценили в дальней авиации.
В начале декабря 1994 года ВВС России провели воздушную операцию по уничтожению учебно-боевых самолетов Л-39 и пассажирских Ту-134, которые находились на чеченских аэродромах. Налет был произведен внезапно, среди бела дня. Так аккуратно, что взлетно-посадочные полосы и аэродромные сооружения не пострадали. А 25 самолетов было уничтожено.
Сегодня, после трагедии 11 сентября в США, легко представить, что могли натворить чеченские боевики на этих самолетах. Дейнекин вычислил это задолго до событий в Нью-Йорке и Вашингтоне.
Президент Ичкерии прислал ему тогда телеграмму: “ПОЗДРАВЛЯЮ ЗАВОЕВАНИЕМ ГОСПОДСТВА В ВОЗДУХЕ ТЧК НО ВСТРЕТИМСЯ МЫ НА ЗЕМЛЕ ТЧК ДУДАЕВ”.
Встретиться им больше не пришлось. По иронии судьбы бывшего командира дивизии стратегической авиации и президента мятежной республики летом 1996 года настигла высокоточная авиаракета…
А еще фактом биографии Дейнекина была интересная во всех отношениях поездка в составе военной делегации в США. Принимали их на авиабазе Сан-Антонио, штат Техас. Первый день летали на Б-25 “Митчелл”. На другой день были выполнены полеты на “Би-ван-би” (В-1в) с тремя дозаправками в воздухе от танкера Кс-135. Интересно, что американцы наклеили на самолет четыре звезды, как бы напоминая, что на самолете четырехзвездный русский генерал. Затем на авиабазе Неллис, под Лас-Вегасом, штат Невада, предложили выполнить полет на малой высоте. Дейнекин снизился до высоты 100 футов и понесся над пустыней со скоростью 500 миль. Сидевший рядом с ним справа американский пилот подсказал, что у них на такой высоте не летают. Пришлось набрать триста футов. Затем были встречи с американскими летчиками, которые сопровождали наши самолеты во время их полетов вдоль Западного и Восточного побережья Соединенных Штатов. Теперь, можно сказать, познакомились лично.
…Счастье редко сопутствует уходящим: оно радушно привечает и равнодушно провожает. Петр Дейнекин в своей жизни сумел добиться главного: уважения не только товарищей по службе, но и простого народа, который видит в нем простого, доступного, острого на язык человека.
Авиабаза Энгельс
Стратегическая авиация началась для меня знакомством с бывшим капитаном дальней авиации Константином Татаринцевым, которое произошло у ворот штаба дальней авиации.
Я приехал туда ранним утром, чтобы слетать на военно-воздушную базу в Энгельс. У ограды уже толпилась группа журналистов, получивших задание рассказать о полетах современных отечественных ракетоносцев. В последние годы полеты стали так редки.
Наконец к нам подкатило реликтовое чудо отечественного автомобилестроения шестидесятых годов. Мы со своими дорожными сумками по ступенькам поднялись в автобус и расселись на холодные сиденья. И вновь пришлось ждать команду на выдвижение из города. Появились сопровождающие нас офицеры, но и они не торопились давать команду на отъезд. Но вот в автобус поднялся крупный, с широким лицом и густой бородой молодой мужчина. Мне почему-то показалось, что он, скорее всего, похож не на журналиста, а на священника. И не ошибся: нашим попутчиком оказался настоятель Московской патриархии Константин Татаринцев. Как выяснилось, бывший капитан в патриархии курировал Военно-Воздушные Силы. Следом за собой он втащил в автобус темный, на колесиках чемодан. Присев на сидение, батюшка перекрестился, и автобус тронулся в путь по холодным, обледенелым улицам Москвы в сторону аэродрома Чкаловский. По тому, как молоденький солдат-водитель вел автобус, нам стало ясно, что он еще и слабо ориентируется в дорожной обстановке. А она была непростой: в городе ночью выпал первый снег и машину то и дело заносило. При выезде из Москвы, на перекрестке, автобус с грохотом боднул стоящую впереди темно-синюю “семерку”. Все выскочили из машины, начали обсуждать происшествие. Ехавший с нами за старшего худолицый полковник начал выговаривать водителю, что теперь ему отпуска не видать как своих ушей. В свое оправдание паренек обреченно забормотал, что не спал всю ночь. Оказалось, что накануне его отрядили на похороны, и он прибыл в гараж далеко за полночь. Пока сдал машину, пока добрался до казармы — наступило утро. А тут новая команда: везти журналистов на Чкаловский аэродром. И без гибэдэдэшника было ясно, что в столкновении с “семеркой” виноват наш водитель.
Водитель “семерки” оценил свои потери в четыре тысячи рублей. Полковник пошел узнавать в ближайшую автомастерскую стоимость работ по восстановлению фары и бампера. Журналисты начали волноваться, что самолет, конечно, ждать не будет и улетит без них.
В это время отец Константин, переговорив с кем-то по мобильному телефону, достал из своего бумажника четыре тысячи рублей, протянул их владельцу “семерки”. Подумав немного, он для гарантии вручил ему еще свою визитку.
— Если не хватит на ремонт, то позвони, — сказал он. — Я оплачу. Да хранит вас Бог.
И с этими словами мы поехали дальше и уже без происшествий добрались до аэродрома. Вот так мы познакомились с отцом Константином, которого, оказывается, хорошо знали в ВВС России.
В свое время он закончил физико-математический факультет МГУ, затем был призван в армию и участвовал в разработке тренажеров для обучения летного состава Военно-Воздушных Сил. Затем стал священником. Уже в этом качестве он как-то однажды пригласил своих знакомых священников в тренажерный центр, сел в кресло и показал им полеты на КТС-15. Те поглядели на пилотскую кабину, на приборы, посидели в креслах и сказали, что авиация есть богоугодное дело, которое надо всячески приветствовать и развивать.
Поднявшись в самолет, мы меж собой решили, что теперь-то уж точно находимся под высшим покровительством. И что пока в нашей армии есть такие священнослужители, то можно не сомневаться, что наши соколы имеют надежного заступника перед Господом. А отец Константин тем временем рассказывал, как попал в армию, как впервые подпольно купил в Германии Библию. После короткой молитвы отца Константина взлетели и взяли курс на авиабазу Энгельс.
Холодный фронт подошел к авиабазе сразу же после посадки нашего самолета. Когда стемнело, пошел снег, засвистело в окнах, и почему-то все это напомнило далекую летную гостиницу в заполярном Тикси, где мне в прошлые годы неоднократно приходилось пережидать пургу. Привыкшие воспринимать жизнь такой, какая она есть, журналисты решили, что и здесь можно извлечь некоторую пользу из этой непредвиденной ситуации, и попросили организовать им баню. На что было получено быстрое согласие: на авиабазе умели принимать гостей.
— Что,и коньяком угостите?
— Коньяком? — офицер на мгновение задумался и, улыбнувшись, сказал: — Я сейчас распоряжусь, коньяк будет. Французский, “Шпага”. Знаете о таком?
— Слыхали и даже пробовали, — вздохнув, ответил бывалый журналист. — Не первый год замужем.
В бане разговор шел рвано, надолго застревая то на рыбацких или охотничьих байках, то на тех непредвиденных случаях, которыми богата биография любого летчика. Когда я услышал, что в Энгельсе остались люди, летавшие на “Бизонах” (так американцы называли самолеты Мясищева), мне показалось, это все равно, если бы мне вдруг сказали, что я сейчас увижу доисторического человека, который в эпоху неолита охотился на мамонтов. Но выяснилось, что здесь, на авиабазе, еще немало тех, кто начинал службу, когда на вооружении были М-4. Как быстро летит время, особенно в авиации!
Поговорили немного о том, как комплектуются экипажи, как происходят тренировки на земле, в учебных классах, в кабинах тренажеров и в воздухе. В авиации от слетанности экипажа зависит многое. Это психологическая совместимость, это умение мгновенно оценивать ситуацию, понимать друг друга с полуслова, а значит — быть единым целым в самой непредвиденной ситуации.
Очень быстро выяснилось, что и песни здесь поют те же, что и в гражданской авиации, не разделяя присутствующих на “граждан” и военных. Зачем делить небо — оно одно: ладит с теми, кто относится к нему с уважением, и не терпит тех, кто лезет в него с наскоку. Еще со времен “Ильи Муромца”, первых полетов русских авиаторов на аппаратах тяжелее воздуха, к тем, кто поднимал их в небо, было трепетное отношение, как к небожителям, людям смелым, мужественным, которые знают и видят больше, чем простые смертные. Они не только пользовались любовью и обожанием, но и сами любили свое непростое, а зачастую — опасное дело. Это помогало летчикам нести службу даже тогда, когда о них, казалось, забыли вообще. В то время, когда ломалось и рушилось все, что составляло основу их жизни, им помогала подниматься над обыденностью, переносить житейские неурядицы, неустроенность любовь к небу. И их избранницы проникались тем же чувством, оберегая в себе сознание того, что самые красивые, самые здоровые и верные мужчины — это их мужья.
И государство, будь то Российская империя или Советский Союз, сознательно поддерживало и поощряло культ пилотов, поскольку знало: все это вернется сторицей. И именно здесь, в Энгельсе, хотелось верить, что доброе и здоровое отношение к крылатой профессии вернется…
Утром нас разбудили равномерные скребки металлических лопат об асфальт: солдаты чистили от снега дорожки авиагородка. Вспомнив ночные размышления, подумалось, что империя начиналась именно с этого: дисциплины, чистоты и порядка.
Из подъездов домов выходили люди, выводили закутанных, подвязанных шарфами малышей и, выставив навстречу ветру головы и плечи, вели их в школу. Перед нашими взорами потекла повседневная гарнизонная жизнь, со своими радостями и огорчениями, праздниками и буднями. Не думали и не ведали летчики, что праздниками станут дни, когда они смогут поднять свои машины в воздух. Вон, даже журналистов на это событие пригласили! А снег и не думал сдаваться, более того, ветер разгулялся не на шутку, он раскачивал верхушки тополей, рвал оставленное на соседнем балконе для просушки белье.
К нашей радости, полёты из-за непогоды не отменили. Перед вылетом поговорить с журналистами пришли командиры полков: Серебряков и Попов.
Серебряков Алексей Родионович родом из Нижнего Новгорода. Через час после пресс-конференции он должен был уехать на аэродром, чтобы поднять в воздух тяжелый ракетоносец, и поэтому был немногословен. Ответив на вопросы журналистов, ушел готовиться к полету, а с нами остался командир полка Ту-95-х Владимир Александрович Попов. Поскольку Попову сегодня не нужно было летать, он более охотно отвечал на вопросы. Выяснилось, что ему довелось служить почти во всех гарнизонах от Дальнего Востока до Украины и полетать почти на всех типах самолетов, которые за последние четверть века были на вооружении дальней авиации. Прошел все ступеньки по службе, участвовал во всех учениях последних лет. Чувствовалось, что перед нами профессионал, летчик с большой буквы. Очень тепло Попов отзывался о Ту-95. Говорил, что это очень надежная, доведенная до ума машина.
Современная российская и, в частности, дальняя авиация точь-в-точь повторила все зигзаги и падения, которые произошли с нашей страной в последние пятнадцать лет. В России во все времена на долю служилых людей выпали самые большие испытания. Пришедшие к власти либералы-западники вычеркнули их из своих планов и списков. Российская армия либералам была не нужна. Они молились другим богам.
После расстрела собственного парламента Ельциным и его приближенными страна вообще была отдана на разграбление. В одночасье сколачивались миллиардные состояния: кто где сидел, тем и завладел. Летчикам продавать было нечего. И совесть они свою не продали. То, что вывезти было нельзя — уничтожалось. Венгерский еврей Джордж Сорос, выдавая себя за филантропа и предпринимателя, при помощи небескорыстных российских доброхотов прошелся по стране как Мамай. Его стараниями из страны были вывезены многие наработки наших ученых, в которые в советское время были вложены не только огромные средства, но и интеллектуальный потенциал. Уезжали за границу и сами ученые, которые в свое время немало сделали для поддержания на должном уровне отечественной оборонной промышленности. Американцы, западноевропейцы знали им цену.
Впрочем, они-то, привыкшие считать каждую копейку, знали цену и офицерскому корпусу России. Чтобы подготовить военного летчика, нужны огромные затраты. А чтобы вырастить его до первоклассного профессионала, нужны годы. Поддерживать боеготовность самолетного парка тоже стоит немалых денег. Почему во время войны в Персидском заливе ни один иракский самолет не поднялся в воздух? С ВВС Ирака сделали то же, что и с Военно-Воздушными Силами России. Схема была проста. Иракцев давили санкциями, а у нас собственное правительство не выделяло ни копейки на полеты. Зачем бомбить аэродромы? Они со временем сами придут в негодность. Зачем резать самолеты — они сгниют на стоянках. Впрочем, резали руками тех, перед кем дрожали и заискивали. Надеялись, что и летный состав от безденежья и безразличия к их судьбе сам по себе разбредется по стране или начнет спиваться. Вот весь смысл и стратегия устроителей нового мирового порядка. И тех, кто выполняет их волю. Но, несмотря ни на что, стиснув зубы и затянув потуже ремни, люди, присягнувшие Отечеству, продолжали нести службу. Это был невидимый и пока что не до конца осознанный подвиг русского офицерства.
Раздолбанный автобус повез на стоянку самолетов, где технический состав готовил машины к полетам. На удивление, через снежный поземок автобус бойко бежал по рулежным дорожкам, норовя вовремя поспеть к полосе, чтобы мы могли посмотреть, как взлетают сверхзвуковые ракетоносцы. Водитель то и дело поправлял на голове потертую, видавшую виды шапку-ушанку и, не стесняясь московских гостей, ругал начальство, погоду, выражаясь, как позже заметила журналистка, прямо, но по-латыни…
Под его междометия мы проскочили мимо кирпичного здания местного музея, похожего, скорее всего, на какой-то гараж или склад хранения боеприпасов. Напротив него на своей последней, вечной стоянке выстроились списанные самолеты.
Открывал парад зелененький Ан-2. Шофер сказал, что с него, готовясь к полету в космос, в свое время прыгал с парашютом Юрий Гагарин. Прямо напротив музея, распластав крылья и задрав нос, стоял огромный красавец М-4, тот самый “Бизон”, по натовской классификации. Далее — парочка серебристых, потертых временем “щук” — Ту-22М. На борту одного красными буквами были выведены слова:
Прости нас, Белорусская земля.
Не мы тебя с Россией разлучили…
Мы, как Россию, берегли тебя,
И, как Россию, мы тебя любили…
Это четверостишие было как крик, как напоминание, как плач. Далее между самолетами, припав к земле, полулежала зеленая, переделанная из Миг-15 первая советская управляемая ракета. Кто-то из журналистов сделал предположение, что при помощи таких управляемых бомб, или “Комет”, в конце корейской войны хотели нанести удар по американским кораблям в Желтом море…
И вот наконец-то мы увидели белоснежных красавцев — Ту-160. Почти каждый самолет имел собственное имя: “Александр Голованов”, “Павел Таран”, “Василий Решетников”, “Алексей Плохов”, “Иван Ярыгин”, “Александр Молодчий”, “Александр Новиков”, “Василий Сенько”, “Валерий Чкалов” — блестящая плеяда чудо-богатырей России. Эти фамилии знали и знают все мальчишки, мечтающие о профессии летчика. Так, во всяком случае, было еще вчера. Перед тем как самолеты получили имя собственное, они были освящены тем же отцом Константином и другими иерархами Русской Православной Церкви. Рассматривал самолеты — и в голове проносились стихи Владимира Соколова:
А все-таки жаль мне Союз…
Ведь порознь мы словно огрызки.
Цветастая ниточка бус
Разбилась на мелкие брызги.
Иной наступает черёд
Иль черед по черному списку.
Теперь только смерть соберет
Все бусинки в прежнюю снизку.
А на взлетную полосу сквозь метель уже выруливал Ту-160. Надо сказать, это незабываемое зрелище, когда, разрезая снежную круговерть, к месту старта рулит машина весом в 275 тонн. В рокоте двигателей чувствуется огромная мощь, которая равна мощи ста тысяч лошадей.
Что такое непогода для современного ракетоносца? Через несколько минут он будет за облаками, там, где всегда светит солнце, или в ночи, уже при чистом, звездном небе сможет начать выполнение поставленной задачи. Там у экипажа будет другая жизнь, уже другое, не связанное с погодой, настроение.
Посмотрев за взлетами самолетов, мы вернулись в теплый музей авиабазы. Здесь усилиями энтузиастов была по крупицам собрана почти вся история отечественной авиации, фотографии ученых, конструкторов, летчиков. Музей оставил самое приятное впечатление. Даже не экспонатами, а своим директором. Сергей Александрович Воронов. В свое время он закончил академию Жуковского, служил в дальней авиации. Было приятно общаться с ним. Толковый, грамотный, знающий и любящий свое дело специалист. На выходе из музея стояла фанерная коробка для пожертвований на музей. Почему-то вспомнился рассказ одного журналиста, который перед этим побывал на Северном флоте. Офицеры сбрасываются из своих небольших зарплат на то, чтобы купить приборы. Они просто необходимы для того, чтобы подводная лодка могла выйти в плавание. Я не стал спрашивать Воронова — сбрасываются ли здесь летчики, чтобы подняться в воздух. В свое время, чтобы быстро и под пробки заправить самолет керосином, мы давали заправщику бутылку спирта. Думаю, что сегодня одной бутылкой не обойдешься. Да и нет лишнего керосина! Если бы был, то летали бы наши соколы. В этом их истинное предназначение.
Чуть позже мне довелось поговорить с летчиками, на которых, собственно, сегодня держится наша дальняя авиация. Они — потомственные военные, отцы и деды у них служили когда-то в армии. Заместитель командира полка, подполковник Сенчуров Андрей Викторович. Симпатичный, круглолицый, крепкий блондин. Родился 2 мая 1964 года в Луганске, в семье военного. Его отец служил техником. Андрей окончил Тамбовское летное училище. Летал на Л-29, Ту-134. 11 лет — с 1985 по 1996 год прослужил на Белой. Налетав 600 часов, сдал на 2-й класс. Затем его назначили заместителем командира эскадрильи. Позже он окончил курсы командиров кораблей в Рязани и был назначен заместителем командира полка.
Подполковник Малышев Андрей Александрович — заместитель командира полка по летной подготовке. Родился в 1965 году в Потсдаме в семье военнослужащего. Окончил Балашовское училище в 1986 году. Летал на Л-29, Ан-24, Ан-26. В Саратове — на Ан-24. Я задал ему, в общем-то, банальный вопрос: чем отличается Ту-160 от прежних самолетов? И сам почувствовал неловкость от своего вопроса. Попробуйте спросить моряка, чем отличается рыболовецкая шхуна от миноносца? Ответ известен.
Вечером, перед нашим отлетом в Москву, в своем кабинете нас принял командир дивизии, гвардии генерал-майор авиации Анатолий Дмитриевич Жихарев. Сказал, что этот кабинет когда-то принадлежал знаменитой летчице, имя которой носит Тамбовское училище, — Марине Расковой. Здесь она собирала и готовила для фронта женские полки. И даже рабочий стол сохранился с тех времён. В углу кабинета я увидел огромный глобус с маршрутами полетов за “угол” в район Северного моря, вокруг Новой Земли, за Японию, в Индийский океан…
Родился Жихарев в Харьковской области в деревне Проталеево. В 1973 году окончил Орловский аэроклуб, затем Тамбовское летное училище, позже — Академию имени Гагарина. За время службы освоил Л-29, Ил-28, Ту-22, Ту-16, Ту-22 ЗМ, Ту-160. Имеет 3000 часов налета. Сегодня он один из лучших летчиков дальней авиации.
Вот именно такие офицеры — грамотные, с широким кругозором и государственным мышлением — должны составлять костяк нашей народной армии, которая была всегда любима и почитаема в России. Улетая с авиабазы, мы знали, что если понадобится, то летчики стратегической авиации на Ту-160 и Ту-95 прошьют снежную круговерть, поднимутся к солнышку и, оставляя внизу заботы, тревоги, житейские неурядицы, выполнят поставленную перед ними боевую задачу.
Там, в небе, они настоящие короли воздуха.
По дороге Москву я думал, почему сегодня на телеэкранах мы видим не тех, кто стоит на страже Родины, а безголосую, виляющую задами, разодетую попсу. Немецкий король Фридрих говорил: для того, чтобы народ не задумывался, ему нужно больше давать музыки. Музыка — это тот же наркотик. И вот со сцен и телеэкранов раздаются призывы:
— Больше музыки! Выше руки! Поехали!
Да, мы действительно поехали. Обидно! До боли. Ведь с этим словом мы первыми в мире поднялись в космос. И пока еще остаемся там. Но ритмично двигающие челюстями и другими частями тела, внимающие поп-музыке молодые люди, это — потребители. Их, как в инкубаторе, сознательно выращивают. И чем их больше, тем туже набиты карманы у тех, кто научился за эти годы “пудрить” мозги нашему народу и рвать страну на мелкие кусочки. Это не “сложилось” — как нам пытаются внушить. Это так сложили те, для кого не существует понятий чести, свободы, гордости за свою страну, за свой народ. И мы им это позволили. Лётчики стратегической авиации — и не только они, а все те, кому небезразлична судьба России, — задают вполне резонный вопрос: за что и почему разрушителям государства дается телевизионный экран? Почему они клевещут на вооруженные силы? Почему командир атомной лодки имеет зарплату меньше, чем уборщицы в банке? Почему молодые ребята, заканчивая школы, хотят стать юристами, музыкантами, дельцами шоу-бизнеса, продавцами, банкирами, но только не летчиками, не подводниками, не ракетчиками? Трагедия сегодняшней России в том, что вместо культа защитника Отечества, обладателя настоящей мужской профессии, ныне пропагандируется культ дельца, киллера, бандита.
Это не ошибка, это — политика. Сегодня страна управляется при помощи телеящика, воспевающего золотого тельца. На всевозможных презентациях мы видим не человека в военной форме. Чаще всего мы видим обитателей ночных клубов, длинноволосых, бледных, бесполых созданий. Ощущение пира во время чумы.
Возможно, кое-кому хотелось бы, чтобы “Стрижи”, “Русские витязи”, Ту-160 стали не более чем атрибутом в тех авиашоу, которые время от времени устраивают для журналистов и зарубежных гостей. И чтоб собственный народ тешил себя иллюзией, что у нас что-то еще осталось…
Я подхожу к одному из главных вопросов, который стоит перед нашей страной. Нужна ли современной России авиация, ее стратегические ракетоносцы в том виде, в котором они находятся в данное время? Или, как при Ельцине, махнуть на все рукой, и пусть идет под нож то, что создавалось гением российских ученых, конструкторов, инженеров и летчиков?
Сама история России подсказывает ответ. Наличие такого грозного оружия, как стратегическая авиация, было и остается весомым аргументом на всех переговорах, в любом споре, будь то проблема терроризма или территориальные притязания наших соседей. И понимая это, далеко от столиц, на таежных и степных аэродромах несут свою вахту немногословные, все еще влюбленные в небо парни, надежные, крепкие и умелые. Рядом с ними чувствуешь себя крепче, чище, надёжнее. И улетали мы с авиабазы с надеждой, что воздушный меч России существует и он, как и прежде, в надёжных руках.
Для России еще, как говорится, не вечер. Она проснется. И здесь я смею предположить, что в конце лета 2005 года на Ту-160 не для того, чтобы прокатиться, летал президент России Владимир Путин. Рядом с ним, на правом кресле, был заместитель командующего дальней авиацией по боевой подготовке, один из лучших летчиков России генерал-майор Анатолий Жихарев. Экипаж бомбардировщика выполнил полет на северный полигон с пуском новой управляемой ракеты. Цель на полигоне была поражена. Это видели телезрители не только России, но и всего мира. Этим полетом летчики дальней авиации продемонстрировали, что еще рано списывать Россию, которая, как былинный богатырь и защитник земли русской Илья Муромец, своим воздушным мечом способна остановить и поразить любого потенциального агрессора. Мы-то знаем, что в небе наши летчики не проигрывали ни одного сражения.
Юрий Ключников КОСМОС ДАНИИЛА АНДРЕЕВА
В начале декабря 1994 года ВВС России провели воздушную операцию по уничтожению учебно-боевых самолетов Л-39 и пассажирских Ту-134, которые находились на чеченских аэродромах. Налет был произведен внезапно, среди бела дня. Так аккуратно, что взлетно-посадочные полосы и аэродромные сооружения не пострадали. А 25 самолетов было уничтожено.
Сегодня, после трагедии 11 сентября в США, легко представить, что могли натворить чеченские боевики на этих самолетах. Дейнекин вычислил это задолго до событий в Нью-Йорке и Вашингтоне.
Президент Ичкерии прислал ему тогда телеграмму: “ПОЗДРАВЛЯЮ ЗАВОЕВАНИЕМ ГОСПОДСТВА В ВОЗДУХЕ ТЧК НО ВСТРЕТИМСЯ МЫ НА ЗЕМЛЕ ТЧК ДУДАЕВ”.
Встретиться им больше не пришлось. По иронии судьбы бывшего командира дивизии стратегической авиации и президента мятежной республики летом 1996 года настигла высокоточная авиаракета…
А еще фактом биографии Дейнекина была интересная во всех отношениях поездка в составе военной делегации в США. Принимали их на авиабазе Сан-Антонио, штат Техас. Первый день летали на Б-25 “Митчелл”. На другой день были выполнены полеты на “Би-ван-би” (В-1в) с тремя дозаправками в воздухе от танкера Кс-135. Интересно, что американцы наклеили на самолет четыре звезды, как бы напоминая, что на самолете четырехзвездный русский генерал. Затем на авиабазе Неллис, под Лас-Вегасом, штат Невада, предложили выполнить полет на малой высоте. Дейнекин снизился до высоты 100 футов и понесся над пустыней со скоростью 500 миль. Сидевший рядом с ним справа американский пилот подсказал, что у них на такой высоте не летают. Пришлось набрать триста футов. Затем были встречи с американскими летчиками, которые сопровождали наши самолеты во время их полетов вдоль Западного и Восточного побережья Соединенных Штатов. Теперь, можно сказать, познакомились лично.
…Счастье редко сопутствует уходящим: оно радушно привечает и равнодушно провожает. Петр Дейнекин в своей жизни сумел добиться главного: уважения не только товарищей по службе, но и простого народа, который видит в нем простого, доступного, острого на язык человека.
Авиабаза Энгельс
Стратегическая авиация началась для меня знакомством с бывшим капитаном дальней авиации Константином Татаринцевым, которое произошло у ворот штаба дальней авиации.
Я приехал туда ранним утром, чтобы слетать на военно-воздушную базу в Энгельс. У ограды уже толпилась группа журналистов, получивших задание рассказать о полетах современных отечественных ракетоносцев. В последние годы полеты стали так редки.
Наконец к нам подкатило реликтовое чудо отечественного автомобилестроения шестидесятых годов. Мы со своими дорожными сумками по ступенькам поднялись в автобус и расселись на холодные сиденья. И вновь пришлось ждать команду на выдвижение из города. Появились сопровождающие нас офицеры, но и они не торопились давать команду на отъезд. Но вот в автобус поднялся крупный, с широким лицом и густой бородой молодой мужчина. Мне почему-то показалось, что он, скорее всего, похож не на журналиста, а на священника. И не ошибся: нашим попутчиком оказался настоятель Московской патриархии Константин Татаринцев. Как выяснилось, бывший капитан в патриархии курировал Военно-Воздушные Силы. Следом за собой он втащил в автобус темный, на колесиках чемодан. Присев на сидение, батюшка перекрестился, и автобус тронулся в путь по холодным, обледенелым улицам Москвы в сторону аэродрома Чкаловский. По тому, как молоденький солдат-водитель вел автобус, нам стало ясно, что он еще и слабо ориентируется в дорожной обстановке. А она была непростой: в городе ночью выпал первый снег и машину то и дело заносило. При выезде из Москвы, на перекрестке, автобус с грохотом боднул стоящую впереди темно-синюю “семерку”. Все выскочили из машины, начали обсуждать происшествие. Ехавший с нами за старшего худолицый полковник начал выговаривать водителю, что теперь ему отпуска не видать как своих ушей. В свое оправдание паренек обреченно забормотал, что не спал всю ночь. Оказалось, что накануне его отрядили на похороны, и он прибыл в гараж далеко за полночь. Пока сдал машину, пока добрался до казармы — наступило утро. А тут новая команда: везти журналистов на Чкаловский аэродром. И без гибэдэдэшника было ясно, что в столкновении с “семеркой” виноват наш водитель.
Водитель “семерки” оценил свои потери в четыре тысячи рублей. Полковник пошел узнавать в ближайшую автомастерскую стоимость работ по восстановлению фары и бампера. Журналисты начали волноваться, что самолет, конечно, ждать не будет и улетит без них.
В это время отец Константин, переговорив с кем-то по мобильному телефону, достал из своего бумажника четыре тысячи рублей, протянул их владельцу “семерки”. Подумав немного, он для гарантии вручил ему еще свою визитку.
— Если не хватит на ремонт, то позвони, — сказал он. — Я оплачу. Да хранит вас Бог.
И с этими словами мы поехали дальше и уже без происшествий добрались до аэродрома. Вот так мы познакомились с отцом Константином, которого, оказывается, хорошо знали в ВВС России.
В свое время он закончил физико-математический факультет МГУ, затем был призван в армию и участвовал в разработке тренажеров для обучения летного состава Военно-Воздушных Сил. Затем стал священником. Уже в этом качестве он как-то однажды пригласил своих знакомых священников в тренажерный центр, сел в кресло и показал им полеты на КТС-15. Те поглядели на пилотскую кабину, на приборы, посидели в креслах и сказали, что авиация есть богоугодное дело, которое надо всячески приветствовать и развивать.
Поднявшись в самолет, мы меж собой решили, что теперь-то уж точно находимся под высшим покровительством. И что пока в нашей армии есть такие священнослужители, то можно не сомневаться, что наши соколы имеют надежного заступника перед Господом. А отец Константин тем временем рассказывал, как попал в армию, как впервые подпольно купил в Германии Библию. После короткой молитвы отца Константина взлетели и взяли курс на авиабазу Энгельс.
Холодный фронт подошел к авиабазе сразу же после посадки нашего самолета. Когда стемнело, пошел снег, засвистело в окнах, и почему-то все это напомнило далекую летную гостиницу в заполярном Тикси, где мне в прошлые годы неоднократно приходилось пережидать пургу. Привыкшие воспринимать жизнь такой, какая она есть, журналисты решили, что и здесь можно извлечь некоторую пользу из этой непредвиденной ситуации, и попросили организовать им баню. На что было получено быстрое согласие: на авиабазе умели принимать гостей.
— Что,и коньяком угостите?
— Коньяком? — офицер на мгновение задумался и, улыбнувшись, сказал: — Я сейчас распоряжусь, коньяк будет. Французский, “Шпага”. Знаете о таком?
— Слыхали и даже пробовали, — вздохнув, ответил бывалый журналист. — Не первый год замужем.
В бане разговор шел рвано, надолго застревая то на рыбацких или охотничьих байках, то на тех непредвиденных случаях, которыми богата биография любого летчика. Когда я услышал, что в Энгельсе остались люди, летавшие на “Бизонах” (так американцы называли самолеты Мясищева), мне показалось, это все равно, если бы мне вдруг сказали, что я сейчас увижу доисторического человека, который в эпоху неолита охотился на мамонтов. Но выяснилось, что здесь, на авиабазе, еще немало тех, кто начинал службу, когда на вооружении были М-4. Как быстро летит время, особенно в авиации!
Поговорили немного о том, как комплектуются экипажи, как происходят тренировки на земле, в учебных классах, в кабинах тренажеров и в воздухе. В авиации от слетанности экипажа зависит многое. Это психологическая совместимость, это умение мгновенно оценивать ситуацию, понимать друг друга с полуслова, а значит — быть единым целым в самой непредвиденной ситуации.
Очень быстро выяснилось, что и песни здесь поют те же, что и в гражданской авиации, не разделяя присутствующих на “граждан” и военных. Зачем делить небо — оно одно: ладит с теми, кто относится к нему с уважением, и не терпит тех, кто лезет в него с наскоку. Еще со времен “Ильи Муромца”, первых полетов русских авиаторов на аппаратах тяжелее воздуха, к тем, кто поднимал их в небо, было трепетное отношение, как к небожителям, людям смелым, мужественным, которые знают и видят больше, чем простые смертные. Они не только пользовались любовью и обожанием, но и сами любили свое непростое, а зачастую — опасное дело. Это помогало летчикам нести службу даже тогда, когда о них, казалось, забыли вообще. В то время, когда ломалось и рушилось все, что составляло основу их жизни, им помогала подниматься над обыденностью, переносить житейские неурядицы, неустроенность любовь к небу. И их избранницы проникались тем же чувством, оберегая в себе сознание того, что самые красивые, самые здоровые и верные мужчины — это их мужья.
И государство, будь то Российская империя или Советский Союз, сознательно поддерживало и поощряло культ пилотов, поскольку знало: все это вернется сторицей. И именно здесь, в Энгельсе, хотелось верить, что доброе и здоровое отношение к крылатой профессии вернется…
Утром нас разбудили равномерные скребки металлических лопат об асфальт: солдаты чистили от снега дорожки авиагородка. Вспомнив ночные размышления, подумалось, что империя начиналась именно с этого: дисциплины, чистоты и порядка.
Из подъездов домов выходили люди, выводили закутанных, подвязанных шарфами малышей и, выставив навстречу ветру головы и плечи, вели их в школу. Перед нашими взорами потекла повседневная гарнизонная жизнь, со своими радостями и огорчениями, праздниками и буднями. Не думали и не ведали летчики, что праздниками станут дни, когда они смогут поднять свои машины в воздух. Вон, даже журналистов на это событие пригласили! А снег и не думал сдаваться, более того, ветер разгулялся не на шутку, он раскачивал верхушки тополей, рвал оставленное на соседнем балконе для просушки белье.
К нашей радости, полёты из-за непогоды не отменили. Перед вылетом поговорить с журналистами пришли командиры полков: Серебряков и Попов.
Серебряков Алексей Родионович родом из Нижнего Новгорода. Через час после пресс-конференции он должен был уехать на аэродром, чтобы поднять в воздух тяжелый ракетоносец, и поэтому был немногословен. Ответив на вопросы журналистов, ушел готовиться к полету, а с нами остался командир полка Ту-95-х Владимир Александрович Попов. Поскольку Попову сегодня не нужно было летать, он более охотно отвечал на вопросы. Выяснилось, что ему довелось служить почти во всех гарнизонах от Дальнего Востока до Украины и полетать почти на всех типах самолетов, которые за последние четверть века были на вооружении дальней авиации. Прошел все ступеньки по службе, участвовал во всех учениях последних лет. Чувствовалось, что перед нами профессионал, летчик с большой буквы. Очень тепло Попов отзывался о Ту-95. Говорил, что это очень надежная, доведенная до ума машина.
Современная российская и, в частности, дальняя авиация точь-в-точь повторила все зигзаги и падения, которые произошли с нашей страной в последние пятнадцать лет. В России во все времена на долю служилых людей выпали самые большие испытания. Пришедшие к власти либералы-западники вычеркнули их из своих планов и списков. Российская армия либералам была не нужна. Они молились другим богам.
После расстрела собственного парламента Ельциным и его приближенными страна вообще была отдана на разграбление. В одночасье сколачивались миллиардные состояния: кто где сидел, тем и завладел. Летчикам продавать было нечего. И совесть они свою не продали. То, что вывезти было нельзя — уничтожалось. Венгерский еврей Джордж Сорос, выдавая себя за филантропа и предпринимателя, при помощи небескорыстных российских доброхотов прошелся по стране как Мамай. Его стараниями из страны были вывезены многие наработки наших ученых, в которые в советское время были вложены не только огромные средства, но и интеллектуальный потенциал. Уезжали за границу и сами ученые, которые в свое время немало сделали для поддержания на должном уровне отечественной оборонной промышленности. Американцы, западноевропейцы знали им цену.
Впрочем, они-то, привыкшие считать каждую копейку, знали цену и офицерскому корпусу России. Чтобы подготовить военного летчика, нужны огромные затраты. А чтобы вырастить его до первоклассного профессионала, нужны годы. Поддерживать боеготовность самолетного парка тоже стоит немалых денег. Почему во время войны в Персидском заливе ни один иракский самолет не поднялся в воздух? С ВВС Ирака сделали то же, что и с Военно-Воздушными Силами России. Схема была проста. Иракцев давили санкциями, а у нас собственное правительство не выделяло ни копейки на полеты. Зачем бомбить аэродромы? Они со временем сами придут в негодность. Зачем резать самолеты — они сгниют на стоянках. Впрочем, резали руками тех, перед кем дрожали и заискивали. Надеялись, что и летный состав от безденежья и безразличия к их судьбе сам по себе разбредется по стране или начнет спиваться. Вот весь смысл и стратегия устроителей нового мирового порядка. И тех, кто выполняет их волю. Но, несмотря ни на что, стиснув зубы и затянув потуже ремни, люди, присягнувшие Отечеству, продолжали нести службу. Это был невидимый и пока что не до конца осознанный подвиг русского офицерства.
Раздолбанный автобус повез на стоянку самолетов, где технический состав готовил машины к полетам. На удивление, через снежный поземок автобус бойко бежал по рулежным дорожкам, норовя вовремя поспеть к полосе, чтобы мы могли посмотреть, как взлетают сверхзвуковые ракетоносцы. Водитель то и дело поправлял на голове потертую, видавшую виды шапку-ушанку и, не стесняясь московских гостей, ругал начальство, погоду, выражаясь, как позже заметила журналистка, прямо, но по-латыни…
Под его междометия мы проскочили мимо кирпичного здания местного музея, похожего, скорее всего, на какой-то гараж или склад хранения боеприпасов. Напротив него на своей последней, вечной стоянке выстроились списанные самолеты.
Открывал парад зелененький Ан-2. Шофер сказал, что с него, готовясь к полету в космос, в свое время прыгал с парашютом Юрий Гагарин. Прямо напротив музея, распластав крылья и задрав нос, стоял огромный красавец М-4, тот самый “Бизон”, по натовской классификации. Далее — парочка серебристых, потертых временем “щук” — Ту-22М. На борту одного красными буквами были выведены слова:
Прости нас, Белорусская земля.
Не мы тебя с Россией разлучили…
Мы, как Россию, берегли тебя,
И, как Россию, мы тебя любили…
Это четверостишие было как крик, как напоминание, как плач. Далее между самолетами, припав к земле, полулежала зеленая, переделанная из Миг-15 первая советская управляемая ракета. Кто-то из журналистов сделал предположение, что при помощи таких управляемых бомб, или “Комет”, в конце корейской войны хотели нанести удар по американским кораблям в Желтом море…
И вот наконец-то мы увидели белоснежных красавцев — Ту-160. Почти каждый самолет имел собственное имя: “Александр Голованов”, “Павел Таран”, “Василий Решетников”, “Алексей Плохов”, “Иван Ярыгин”, “Александр Молодчий”, “Александр Новиков”, “Василий Сенько”, “Валерий Чкалов” — блестящая плеяда чудо-богатырей России. Эти фамилии знали и знают все мальчишки, мечтающие о профессии летчика. Так, во всяком случае, было еще вчера. Перед тем как самолеты получили имя собственное, они были освящены тем же отцом Константином и другими иерархами Русской Православной Церкви. Рассматривал самолеты — и в голове проносились стихи Владимира Соколова:
А все-таки жаль мне Союз…
Ведь порознь мы словно огрызки.
Цветастая ниточка бус
Разбилась на мелкие брызги.
Иной наступает черёд
Иль черед по черному списку.
Теперь только смерть соберет
Все бусинки в прежнюю снизку.
А на взлетную полосу сквозь метель уже выруливал Ту-160. Надо сказать, это незабываемое зрелище, когда, разрезая снежную круговерть, к месту старта рулит машина весом в 275 тонн. В рокоте двигателей чувствуется огромная мощь, которая равна мощи ста тысяч лошадей.
Что такое непогода для современного ракетоносца? Через несколько минут он будет за облаками, там, где всегда светит солнце, или в ночи, уже при чистом, звездном небе сможет начать выполнение поставленной задачи. Там у экипажа будет другая жизнь, уже другое, не связанное с погодой, настроение.
Посмотрев за взлетами самолетов, мы вернулись в теплый музей авиабазы. Здесь усилиями энтузиастов была по крупицам собрана почти вся история отечественной авиации, фотографии ученых, конструкторов, летчиков. Музей оставил самое приятное впечатление. Даже не экспонатами, а своим директором. Сергей Александрович Воронов. В свое время он закончил академию Жуковского, служил в дальней авиации. Было приятно общаться с ним. Толковый, грамотный, знающий и любящий свое дело специалист. На выходе из музея стояла фанерная коробка для пожертвований на музей. Почему-то вспомнился рассказ одного журналиста, который перед этим побывал на Северном флоте. Офицеры сбрасываются из своих небольших зарплат на то, чтобы купить приборы. Они просто необходимы для того, чтобы подводная лодка могла выйти в плавание. Я не стал спрашивать Воронова — сбрасываются ли здесь летчики, чтобы подняться в воздух. В свое время, чтобы быстро и под пробки заправить самолет керосином, мы давали заправщику бутылку спирта. Думаю, что сегодня одной бутылкой не обойдешься. Да и нет лишнего керосина! Если бы был, то летали бы наши соколы. В этом их истинное предназначение.
Чуть позже мне довелось поговорить с летчиками, на которых, собственно, сегодня держится наша дальняя авиация. Они — потомственные военные, отцы и деды у них служили когда-то в армии. Заместитель командира полка, подполковник Сенчуров Андрей Викторович. Симпатичный, круглолицый, крепкий блондин. Родился 2 мая 1964 года в Луганске, в семье военного. Его отец служил техником. Андрей окончил Тамбовское летное училище. Летал на Л-29, Ту-134. 11 лет — с 1985 по 1996 год прослужил на Белой. Налетав 600 часов, сдал на 2-й класс. Затем его назначили заместителем командира эскадрильи. Позже он окончил курсы командиров кораблей в Рязани и был назначен заместителем командира полка.
Подполковник Малышев Андрей Александрович — заместитель командира полка по летной подготовке. Родился в 1965 году в Потсдаме в семье военнослужащего. Окончил Балашовское училище в 1986 году. Летал на Л-29, Ан-24, Ан-26. В Саратове — на Ан-24. Я задал ему, в общем-то, банальный вопрос: чем отличается Ту-160 от прежних самолетов? И сам почувствовал неловкость от своего вопроса. Попробуйте спросить моряка, чем отличается рыболовецкая шхуна от миноносца? Ответ известен.
Вечером, перед нашим отлетом в Москву, в своем кабинете нас принял командир дивизии, гвардии генерал-майор авиации Анатолий Дмитриевич Жихарев. Сказал, что этот кабинет когда-то принадлежал знаменитой летчице, имя которой носит Тамбовское училище, — Марине Расковой. Здесь она собирала и готовила для фронта женские полки. И даже рабочий стол сохранился с тех времён. В углу кабинета я увидел огромный глобус с маршрутами полетов за “угол” в район Северного моря, вокруг Новой Земли, за Японию, в Индийский океан…
Родился Жихарев в Харьковской области в деревне Проталеево. В 1973 году окончил Орловский аэроклуб, затем Тамбовское летное училище, позже — Академию имени Гагарина. За время службы освоил Л-29, Ил-28, Ту-22, Ту-16, Ту-22 ЗМ, Ту-160. Имеет 3000 часов налета. Сегодня он один из лучших летчиков дальней авиации.
Вот именно такие офицеры — грамотные, с широким кругозором и государственным мышлением — должны составлять костяк нашей народной армии, которая была всегда любима и почитаема в России. Улетая с авиабазы, мы знали, что если понадобится, то летчики стратегической авиации на Ту-160 и Ту-95 прошьют снежную круговерть, поднимутся к солнышку и, оставляя внизу заботы, тревоги, житейские неурядицы, выполнят поставленную перед ними боевую задачу.
Там, в небе, они настоящие короли воздуха.
По дороге Москву я думал, почему сегодня на телеэкранах мы видим не тех, кто стоит на страже Родины, а безголосую, виляющую задами, разодетую попсу. Немецкий король Фридрих говорил: для того, чтобы народ не задумывался, ему нужно больше давать музыки. Музыка — это тот же наркотик. И вот со сцен и телеэкранов раздаются призывы:
— Больше музыки! Выше руки! Поехали!
Да, мы действительно поехали. Обидно! До боли. Ведь с этим словом мы первыми в мире поднялись в космос. И пока еще остаемся там. Но ритмично двигающие челюстями и другими частями тела, внимающие поп-музыке молодые люди, это — потребители. Их, как в инкубаторе, сознательно выращивают. И чем их больше, тем туже набиты карманы у тех, кто научился за эти годы “пудрить” мозги нашему народу и рвать страну на мелкие кусочки. Это не “сложилось” — как нам пытаются внушить. Это так сложили те, для кого не существует понятий чести, свободы, гордости за свою страну, за свой народ. И мы им это позволили. Лётчики стратегической авиации — и не только они, а все те, кому небезразлична судьба России, — задают вполне резонный вопрос: за что и почему разрушителям государства дается телевизионный экран? Почему они клевещут на вооруженные силы? Почему командир атомной лодки имеет зарплату меньше, чем уборщицы в банке? Почему молодые ребята, заканчивая школы, хотят стать юристами, музыкантами, дельцами шоу-бизнеса, продавцами, банкирами, но только не летчиками, не подводниками, не ракетчиками? Трагедия сегодняшней России в том, что вместо культа защитника Отечества, обладателя настоящей мужской профессии, ныне пропагандируется культ дельца, киллера, бандита.
Это не ошибка, это — политика. Сегодня страна управляется при помощи телеящика, воспевающего золотого тельца. На всевозможных презентациях мы видим не человека в военной форме. Чаще всего мы видим обитателей ночных клубов, длинноволосых, бледных, бесполых созданий. Ощущение пира во время чумы.
Возможно, кое-кому хотелось бы, чтобы “Стрижи”, “Русские витязи”, Ту-160 стали не более чем атрибутом в тех авиашоу, которые время от времени устраивают для журналистов и зарубежных гостей. И чтоб собственный народ тешил себя иллюзией, что у нас что-то еще осталось…
Я подхожу к одному из главных вопросов, который стоит перед нашей страной. Нужна ли современной России авиация, ее стратегические ракетоносцы в том виде, в котором они находятся в данное время? Или, как при Ельцине, махнуть на все рукой, и пусть идет под нож то, что создавалось гением российских ученых, конструкторов, инженеров и летчиков?
Сама история России подсказывает ответ. Наличие такого грозного оружия, как стратегическая авиация, было и остается весомым аргументом на всех переговорах, в любом споре, будь то проблема терроризма или территориальные притязания наших соседей. И понимая это, далеко от столиц, на таежных и степных аэродромах несут свою вахту немногословные, все еще влюбленные в небо парни, надежные, крепкие и умелые. Рядом с ними чувствуешь себя крепче, чище, надёжнее. И улетали мы с авиабазы с надеждой, что воздушный меч России существует и он, как и прежде, в надёжных руках.
Для России еще, как говорится, не вечер. Она проснется. И здесь я смею предположить, что в конце лета 2005 года на Ту-160 не для того, чтобы прокатиться, летал президент России Владимир Путин. Рядом с ним, на правом кресле, был заместитель командующего дальней авиацией по боевой подготовке, один из лучших летчиков России генерал-майор Анатолий Жихарев. Экипаж бомбардировщика выполнил полет на северный полигон с пуском новой управляемой ракеты. Цель на полигоне была поражена. Это видели телезрители не только России, но и всего мира. Этим полетом летчики дальней авиации продемонстрировали, что еще рано списывать Россию, которая, как былинный богатырь и защитник земли русской Илья Муромец, своим воздушным мечом способна остановить и поразить любого потенциального агрессора. Мы-то знаем, что в небе наши летчики не проигрывали ни одного сражения.
Юрий Ключников КОСМОС ДАНИИЛА АНДРЕЕВА
К 100-летию со дня рождения писателя
Ребенок двух-трёх лет может часами играть где-нибудь в углу с игрушками, разговаривать с ними и ещё с кем-то, непонятным родителям. Пришедший недавно из мира снов и фантазий, из заоблачных высот, которые церковь называет Тем Светом, мистики — Миром невидимым, прагматики — чепухой, а психиатры паранойей или шизофренией, ребенок не анализирует тот мир, он в нём живёт, не отделяя от этого. С годами, однако, тонкая связь миров ослабевает, шум повседневной жизни глушит зовы другой, а к зрелому возрасту человек и вовсе научается с улыбкой слушать разговоры об ангелах, ведьмах, леших, гномах, русалках и прочих персонажах народной фантазии. Им, возможно, есть место в сказках, но никак не в реальной действительности, где нужно пить, есть, зарабатывать деньги, рожать себе подобных и делать многие другие дела, например ездить на людях, а не на коньках-горбунках и коврах-самолётах. И если кто-то скажет подобному человеку, что некоторые образы, увиденные им во сне, объективны и реальны не менее тех, что встречаются в обычной жизни, наш реалист лишь пожмёт плечами — шутите, батенька.
Ребенок двух-трёх лет может часами играть где-нибудь в углу с игрушками, разговаривать с ними и ещё с кем-то, непонятным родителям. Пришедший недавно из мира снов и фантазий, из заоблачных высот, которые церковь называет Тем Светом, мистики — Миром невидимым, прагматики — чепухой, а психиатры паранойей или шизофренией, ребенок не анализирует тот мир, он в нём живёт, не отделяя от этого. С годами, однако, тонкая связь миров ослабевает, шум повседневной жизни глушит зовы другой, а к зрелому возрасту человек и вовсе научается с улыбкой слушать разговоры об ангелах, ведьмах, леших, гномах, русалках и прочих персонажах народной фантазии. Им, возможно, есть место в сказках, но никак не в реальной действительности, где нужно пить, есть, зарабатывать деньги, рожать себе подобных и делать многие другие дела, например ездить на людях, а не на коньках-горбунках и коврах-самолётах. И если кто-то скажет подобному человеку, что некоторые образы, увиденные им во сне, объективны и реальны не менее тех, что встречаются в обычной жизни, наш реалист лишь пожмёт плечами — шутите, батенька.