Рязанцы Валентин и Эрнст, братья Сафоновы, я, уралец, Николай Рубцов, вологжанин, Жуков, волгарь, встречаемся утром - в столовой, днём - в перерывах между лекциями, вечером - в общежитии, машем руками, говорим, спорим, слушаем друг друга. Не всё и не везде тогда было плохо.
За 20 копеек - сытный обед. За 2 копейки - газета. За 5 рублей - ресторан. За 11 рублей - туфли. За 9 рублей - рубашка. За 65 - костюм, и за 53 копейки - модный галстук. Жить можно в Москве, а на моём или на хуторе Рубцова скучновато и голодновато. Жуков прав. И братья Сафоновы правы: ни село, ни город не должны вниз сталкивать родной народ, заботящийся о земле, о России.
Ну, посидим в комнате. Ну, винца выпьем. Ну, Колю Рубцова все вместе послушаем или Валю Сафонова, тоже балующегося стихами. Но Коля Рубцов сощуривался и начинал, перебивая тихим голосом горластого и замечательного общего друга нашего, поэта Владилена Машковцева:
Грустные мысли наводит порывистый ветер.
Грустно стоять одному у размытой дороги.
Кто-то в телеге по ельнику едет и едет.
Позднее время - спешат запоздалые дроги,
Плачет звезда, леденея, над крышей сарая…
Вспомни, о Родина, праздник на этой дороге, -
Шумной гурьбой под луной мы катались, играя,
Снег освещённый летел вороному под ноги!
Нет давно Николая Рубцова, и Владилена Машковцева нет. Нет Примерова и братьев Сафоновых, братьев и прозаиков известных, но брошенных на забытье теперешним жёстким и испорченным временем.
Олигархизм резвится, но нет у него будущего. Нынешние властители, паханы и олигархи всех мастей, уже показали, чего они стоят, народ в массе своей не принял их системы, хайльдемократии, он сопротивляется всеми силами, идёт на демонстрации, на голодовки, даже на вымирание, но не принимает воровской системы. И терпение его уже кончается.
Да, Анатолию Николаевичу Жукову 75 лет. Позади - школа, коса, грабли, плуг, трактор. Позади - солдатская казарма и дисциплина, поездки по деревням и сёлам журналиста, учёба в Литинституте, работа в журналах, союзах писательских, издательствах, а главное - бессонный и красивый труд над словом, над собственными думами о себе, о народе родном и о России нашей многострадальной.
Анатолий Жуков не мелькал и не мелькает на трибунах, на сценах и на экранах. Не тиражируют его имя газеты и радиостанции. Он не катался по заграницам. Он не занимался политсклоками. Не торговал совестью. Не предавал. Не звенел упрёками и обвинениями. Но жизнь его зато не отделилась от жизни тех людей, которых он воспел, пронося их судьбы под сердцем своим…
Он потерял двух сыновей. Один из них - лётчик. Он не разочарован в Родине. Он не проклинает время у крестов сыновей. Он печален, но верен. Он горек, но благодарен. По ночам, когда высоко горят звёзды, он слышит голоса дорогих сыновей и видит погибшие русские хутора и сёла. Память его - русская слеза наша, а воля его - русский бессмертный дух наш. В горе - мы ещё беззаветнее перед Россией.
СЕМЁН ШУРТАКОВ ВРАГУ HE СДАЕТСЯ НАШ ГОРДЫЙ “ВАРЯГ”
За 20 копеек - сытный обед. За 2 копейки - газета. За 5 рублей - ресторан. За 11 рублей - туфли. За 9 рублей - рубашка. За 65 - костюм, и за 53 копейки - модный галстук. Жить можно в Москве, а на моём или на хуторе Рубцова скучновато и голодновато. Жуков прав. И братья Сафоновы правы: ни село, ни город не должны вниз сталкивать родной народ, заботящийся о земле, о России.
Ну, посидим в комнате. Ну, винца выпьем. Ну, Колю Рубцова все вместе послушаем или Валю Сафонова, тоже балующегося стихами. Но Коля Рубцов сощуривался и начинал, перебивая тихим голосом горластого и замечательного общего друга нашего, поэта Владилена Машковцева:
Грустные мысли наводит порывистый ветер.
Грустно стоять одному у размытой дороги.
Кто-то в телеге по ельнику едет и едет.
Позднее время - спешат запоздалые дроги,
Плачет звезда, леденея, над крышей сарая…
Вспомни, о Родина, праздник на этой дороге, -
Шумной гурьбой под луной мы катались, играя,
Снег освещённый летел вороному под ноги!
Нет давно Николая Рубцова, и Владилена Машковцева нет. Нет Примерова и братьев Сафоновых, братьев и прозаиков известных, но брошенных на забытье теперешним жёстким и испорченным временем.
Олигархизм резвится, но нет у него будущего. Нынешние властители, паханы и олигархи всех мастей, уже показали, чего они стоят, народ в массе своей не принял их системы, хайльдемократии, он сопротивляется всеми силами, идёт на демонстрации, на голодовки, даже на вымирание, но не принимает воровской системы. И терпение его уже кончается.
Да, Анатолию Николаевичу Жукову 75 лет. Позади - школа, коса, грабли, плуг, трактор. Позади - солдатская казарма и дисциплина, поездки по деревням и сёлам журналиста, учёба в Литинституте, работа в журналах, союзах писательских, издательствах, а главное - бессонный и красивый труд над словом, над собственными думами о себе, о народе родном и о России нашей многострадальной.
Анатолий Жуков не мелькал и не мелькает на трибунах, на сценах и на экранах. Не тиражируют его имя газеты и радиостанции. Он не катался по заграницам. Он не занимался политсклоками. Не торговал совестью. Не предавал. Не звенел упрёками и обвинениями. Но жизнь его зато не отделилась от жизни тех людей, которых он воспел, пронося их судьбы под сердцем своим…
Он потерял двух сыновей. Один из них - лётчик. Он не разочарован в Родине. Он не проклинает время у крестов сыновей. Он печален, но верен. Он горек, но благодарен. По ночам, когда высоко горят звёзды, он слышит голоса дорогих сыновей и видит погибшие русские хутора и сёла. Память его - русская слеза наша, а воля его - русский бессмертный дух наш. В горе - мы ещё беззаветнее перед Россией.
СЕМЁН ШУРТАКОВ ВРАГУ HE СДАЕТСЯ НАШ ГОРДЫЙ “ВАРЯГ”
Знаем ли мы, кем написаны слова этой песни?
О Русско-японской войне 1904-1905 гг. написаны горы книг. И хотя в них высказаны разные точки зрения на некоторые события тех давних лет, все писавшие в одном согласно сходятся: Россия в этой войне потерпела позорное поражение. Позорное хотя бы потому, что в ХIХ веке ей пришлось вести войны с такими могущественными государствами, как Франция и Турция, и она выходила победительницей. На сей же раз какая-то островная Япония дала нам, что называется, под дых… Как это получилось? “Иль мало нас? - если вспомнить патриотический возглас Пушкина.- …Иль русский от побед отвык?” Ни то ни другое.
В общественном мнении России, в народе сложилось твердое убеждение, что войну проиграли царские горе-стратеги, бездарные генералы, а русские солдаты и моряки, как на суше, так и на море, сражались героически, самоотверженно и даже жертвенно. Достаточно вспомнить хотя бы известный эпизод, когда крейсер русского флота “Варяг” и канонерская лодка “Кореец” вступили в неравный бой против четырнадцати японских кораблей в районе бухты Чемульпо. Затопив в ходе боя одно вражеское судно и повредив еще два, “Варяг” получил несколько пробоин и, не имея возможности продолжать сражение, был затоплен собственной командой. Это произошло 27 января 1904 года.
С горестью, но в то же время и с гордостью было встречено это печальное известие на Родине: русские моряки не сдались на милость врагу! И уже через шестнадцать дней после гибели “Варяга” и “Корейца” в газете “Русь”, за подписью Я. Репнинского, появилось стихотворение “Варяг” (которое потом будет больше известно по первой строке: “Плещут холодные волны”).
Стихотворение довольно пространное: есть в нем и “Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг - бьется с неравною силой гордый красавец “Варяг”. Есть и строки о том, что славный Андреевский флаг не был спущен: “Миру всему передайте, чайки, печальную весть - в битве с врагом не сдалися, пали за русскую честь!..”
Стихи были положены на музыку и стали известной песней.
Все так, все правильно. Однако же мы говорим об одной посвященной этому историческому событию песне, а ведь их две, и вторая известна ничуть не менее, а может быть, даже более первой. Кто не слышал, кто не знает: “Наверх вы, товарищи, все по местам - последний парад наступает…”
А еще и так можно сказать: так ли уж и важно, какую из песен поют чаще, а какую - реже. Куда важнее нам с вами знать, когда и кем написано: “Врагу не сдается наш гордый “Варяг”.
Написан этот текст был в том же 1904 году, вскоре после гибели “Варяга”, и опубликован - вот тут-то и начинается самое интересное! - в немецком журнале “Югенд”, естественно, не на русском, а на немецком языке.
Кто-то из читателей на этой строке на секунду остановится и подумает: а не розыгрыш ли это какой, не мистификация ли - в литературе такие вещи вовсе не редкость. А кто-то попытается объяснить для себя этот, несколько неожиданный, факт по-другому: всего-то скорее это русак, давно живущий в Германии и одинаково хорошо владеющий как своим родным, так и немецким языком, сочинил этот реквием по “Варягу”…
Нет, друзья-товарищи, никакая это не мистификация, а сочинил стихотворение, о котором идет речь, австрийский поэт с мало похожей на русскую фамилией - Рудольф Грейнц.
В апреле того же 1904 года Н. Мельников и Е. Студенская опубликовали свои переводы стихотворения. Переводы - дело тонкое, и они частенько разнятся. Более удачным был признан русский текст Е. Студенской. И вскоре музыкант 12-го гренадерского Астраханского полка А. С. Турищев положил стихи на музыку. Песня сразу же стала очень популярной. По поэтическому речестрою, по эмоциональному накалу она, наверное, все же превосходит “Плещут холодные волны”, о чем у нас уже говорилось.
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали, братцы, мы с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Концовка здесь и то звучит куда мощнее тоскливого крика чаек, носящихся над морем. Она - в дословном переводе - как бы устремлена в вечность.
Ни знак, ни крест не укажут,
Где мы покоимся вдали от Родины,
Однако море вечно будет рокотать о нас,
О “Варяге” и его героях.
А теперь не пора ли задаться главным вопросом, ради которого и пишется эта заметка. Попробуйте припомнить, товарищи соотечественники, много ли нам приходится или приходилось слышать добрых слов, высказанных в адрес русского народа кем-то из европейцев? О стране нашей, о России, пусть и сквозь зубы, такие слова все же говорились - как-никак, а Россия дважды спасала европейские народы от завоевателей: первый раз - от Наполеона, второй - от Гитлера. Говорились-то такие слова больше из пустой вежливости, чтобы образованность свою показать. Но обратимся еще раз к Пушкину. Он не просто так, не зря - Пушкин слов на ветер не бросал! - сказал с горечью: “…ненавидите вы нас. За что ж, ответствуйте, за то ли, что на развалинах пылающей Москвы мы не признали наглой воли того, под кем дрожали вы?..”
Именно потому, что мы издавна не признавали и не признаем ничьей над нами воли, с нами - хочешь не хочешь - приходится не только вежливо разговаривать, но даже, для политесу, и произносить всякие хорошие слова. Но где это видано, где это слыхано, чтобы не о стране-государстве, а о русском народе, о русском воине сказаны были кем-то из европейцев слова искренней похвалы и восхищения?! Это как же нам надо было не просто удивить, но потрясти Европу, чтобы такие слова были громко, поэтично, печатно сказаны!
От всей широкой русской души ответно (пусть и посмертно) мы тоже воздаем хвалу поэту: честь и слава тебе, Рудольф Грейнц!
В русской песенной традиции не редки случаи, когда какую-то особо популярную, особо полюбившуюся песню называют народной, хотя у текста песни и есть хорошо известный литературоведам автор. С одной стороны, такое “обезличивание” для автора как бы и обидно, но с другой - не высшая ли это похвала его сочинению?!
На мой вопрос об авторе “Варяга” чаще отвечали: не знаю или не помню, однако же не раз и не два приходилось слышать: это песня народная! Мог ли знать, мог ли хотя бы предполагать такую оценку своего стихотворения, когда писал его, Рудольф Грейнц?!
Р. S. Впервые песню о “Варяге” я услышал в годы службы на Тихоокеанском флоте, совпавшие с годами войны. Мне пришлось воевать с японцами в северных портах Кореи, то есть - взгляните на карту! - совсем недалеко от тех мест, где когда-то “Варяг” и “Кореец” вступили в бой с японскими кораблями.
Честно признаться, тогда я не очень-то интересовался, когда и кто написал стихи как первой, так и второй песни. Интересоваться такими вещами я стал, когда, по демобилизации с флота, начал учиться в Литературном институте. Однако же ни в богатой институтской библиотеке, ни в специальных справочниках истории создания песен о “Варяге”, увы, не нашлось. Не удалось узнать даже, кто такой Я. Репнинский, - ни в одной литературной энциклопедии имя это не упоминается. Что уж говорить о Р. Грейнце и его переводчиках - нигде, никаких известий на этот счет не было.
Объясняется все это довольно просто. После Гражданской войны, при новой власти, многие военные песни царской России попали под запрет и только с начала Великой Отечественной войны были возвращены, в том числе и песни о “Варяге”.
И вот только совсем недавно, совершенно случайно, мне посчастливилось встретиться и разговориться с одним из потомков служившего на “Варяге” матроса - Игорем Николаевичем Худобородовым. Подполковник военно-космических сил Худобородов приходится внучатым племянником машинисту 2-й статьи Дмитрию Петровичу Александрову. И вполне понятно, что Игорь Николаевич не из простого любопытства, а по мотивам куда более серьезным проявляет интерес ко всему, что связано и с биографией своего дедушки, и с историей крейсера “Варяг”, тем более что история корабля не закончилась его затоплением, а имела продолжение.
Если же вернуться к главной теме моей записки, к песням о “Варяге”, то Игорю Николаевичу хорошо известно, например, кто был автором первой песни о “Варяге” - Я. С. Репнинский, которого я в свое время безуспешно искал в литературных энциклопедиях. А был он не литератором, не профессиональным поэтом, а всего лишь банковским служащим. (Вот бы наши нынешние банковские клерки тоже сочиняли стихи вместо всяких монетизаций - куда бы лучше было!).
Ну и в заключение всего сказанного мне остается сердечно поблагодарить Игоря Николаевича Худобородова за неоценимую помощь в написании сего сочинения-воспоминания о легендарном “Варяге”.
О Русско-японской войне 1904-1905 гг. написаны горы книг. И хотя в них высказаны разные точки зрения на некоторые события тех давних лет, все писавшие в одном согласно сходятся: Россия в этой войне потерпела позорное поражение. Позорное хотя бы потому, что в ХIХ веке ей пришлось вести войны с такими могущественными государствами, как Франция и Турция, и она выходила победительницей. На сей же раз какая-то островная Япония дала нам, что называется, под дых… Как это получилось? “Иль мало нас? - если вспомнить патриотический возглас Пушкина.- …Иль русский от побед отвык?” Ни то ни другое.
В общественном мнении России, в народе сложилось твердое убеждение, что войну проиграли царские горе-стратеги, бездарные генералы, а русские солдаты и моряки, как на суше, так и на море, сражались героически, самоотверженно и даже жертвенно. Достаточно вспомнить хотя бы известный эпизод, когда крейсер русского флота “Варяг” и канонерская лодка “Кореец” вступили в неравный бой против четырнадцати японских кораблей в районе бухты Чемульпо. Затопив в ходе боя одно вражеское судно и повредив еще два, “Варяг” получил несколько пробоин и, не имея возможности продолжать сражение, был затоплен собственной командой. Это произошло 27 января 1904 года.
С горестью, но в то же время и с гордостью было встречено это печальное известие на Родине: русские моряки не сдались на милость врагу! И уже через шестнадцать дней после гибели “Варяга” и “Корейца” в газете “Русь”, за подписью Я. Репнинского, появилось стихотворение “Варяг” (которое потом будет больше известно по первой строке: “Плещут холодные волны”).
Стихотворение довольно пространное: есть в нем и “Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг - бьется с неравною силой гордый красавец “Варяг”. Есть и строки о том, что славный Андреевский флаг не был спущен: “Миру всему передайте, чайки, печальную весть - в битве с врагом не сдалися, пали за русскую честь!..”
Стихи были положены на музыку и стали известной песней.
Все так, все правильно. Однако же мы говорим об одной посвященной этому историческому событию песне, а ведь их две, и вторая известна ничуть не менее, а может быть, даже более первой. Кто не слышал, кто не знает: “Наверх вы, товарищи, все по местам - последний парад наступает…”
А еще и так можно сказать: так ли уж и важно, какую из песен поют чаще, а какую - реже. Куда важнее нам с вами знать, когда и кем написано: “Врагу не сдается наш гордый “Варяг”.
Написан этот текст был в том же 1904 году, вскоре после гибели “Варяга”, и опубликован - вот тут-то и начинается самое интересное! - в немецком журнале “Югенд”, естественно, не на русском, а на немецком языке.
Кто-то из читателей на этой строке на секунду остановится и подумает: а не розыгрыш ли это какой, не мистификация ли - в литературе такие вещи вовсе не редкость. А кто-то попытается объяснить для себя этот, несколько неожиданный, факт по-другому: всего-то скорее это русак, давно живущий в Германии и одинаково хорошо владеющий как своим родным, так и немецким языком, сочинил этот реквием по “Варягу”…
Нет, друзья-товарищи, никакая это не мистификация, а сочинил стихотворение, о котором идет речь, австрийский поэт с мало похожей на русскую фамилией - Рудольф Грейнц.
В апреле того же 1904 года Н. Мельников и Е. Студенская опубликовали свои переводы стихотворения. Переводы - дело тонкое, и они частенько разнятся. Более удачным был признан русский текст Е. Студенской. И вскоре музыкант 12-го гренадерского Астраханского полка А. С. Турищев положил стихи на музыку. Песня сразу же стала очень популярной. По поэтическому речестрою, по эмоциональному накалу она, наверное, все же превосходит “Плещут холодные волны”, о чем у нас уже говорилось.
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Не думали, братцы, мы с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами.
Концовка здесь и то звучит куда мощнее тоскливого крика чаек, носящихся над морем. Она - в дословном переводе - как бы устремлена в вечность.
Ни знак, ни крест не укажут,
Где мы покоимся вдали от Родины,
Однако море вечно будет рокотать о нас,
О “Варяге” и его героях.
А теперь не пора ли задаться главным вопросом, ради которого и пишется эта заметка. Попробуйте припомнить, товарищи соотечественники, много ли нам приходится или приходилось слышать добрых слов, высказанных в адрес русского народа кем-то из европейцев? О стране нашей, о России, пусть и сквозь зубы, такие слова все же говорились - как-никак, а Россия дважды спасала европейские народы от завоевателей: первый раз - от Наполеона, второй - от Гитлера. Говорились-то такие слова больше из пустой вежливости, чтобы образованность свою показать. Но обратимся еще раз к Пушкину. Он не просто так, не зря - Пушкин слов на ветер не бросал! - сказал с горечью: “…ненавидите вы нас. За что ж, ответствуйте, за то ли, что на развалинах пылающей Москвы мы не признали наглой воли того, под кем дрожали вы?..”
Именно потому, что мы издавна не признавали и не признаем ничьей над нами воли, с нами - хочешь не хочешь - приходится не только вежливо разговаривать, но даже, для политесу, и произносить всякие хорошие слова. Но где это видано, где это слыхано, чтобы не о стране-государстве, а о русском народе, о русском воине сказаны были кем-то из европейцев слова искренней похвалы и восхищения?! Это как же нам надо было не просто удивить, но потрясти Европу, чтобы такие слова были громко, поэтично, печатно сказаны!
От всей широкой русской души ответно (пусть и посмертно) мы тоже воздаем хвалу поэту: честь и слава тебе, Рудольф Грейнц!
В русской песенной традиции не редки случаи, когда какую-то особо популярную, особо полюбившуюся песню называют народной, хотя у текста песни и есть хорошо известный литературоведам автор. С одной стороны, такое “обезличивание” для автора как бы и обидно, но с другой - не высшая ли это похвала его сочинению?!
На мой вопрос об авторе “Варяга” чаще отвечали: не знаю или не помню, однако же не раз и не два приходилось слышать: это песня народная! Мог ли знать, мог ли хотя бы предполагать такую оценку своего стихотворения, когда писал его, Рудольф Грейнц?!
Р. S. Впервые песню о “Варяге” я услышал в годы службы на Тихоокеанском флоте, совпавшие с годами войны. Мне пришлось воевать с японцами в северных портах Кореи, то есть - взгляните на карту! - совсем недалеко от тех мест, где когда-то “Варяг” и “Кореец” вступили в бой с японскими кораблями.
Честно признаться, тогда я не очень-то интересовался, когда и кто написал стихи как первой, так и второй песни. Интересоваться такими вещами я стал, когда, по демобилизации с флота, начал учиться в Литературном институте. Однако же ни в богатой институтской библиотеке, ни в специальных справочниках истории создания песен о “Варяге”, увы, не нашлось. Не удалось узнать даже, кто такой Я. Репнинский, - ни в одной литературной энциклопедии имя это не упоминается. Что уж говорить о Р. Грейнце и его переводчиках - нигде, никаких известий на этот счет не было.
Объясняется все это довольно просто. После Гражданской войны, при новой власти, многие военные песни царской России попали под запрет и только с начала Великой Отечественной войны были возвращены, в том числе и песни о “Варяге”.
И вот только совсем недавно, совершенно случайно, мне посчастливилось встретиться и разговориться с одним из потомков служившего на “Варяге” матроса - Игорем Николаевичем Худобородовым. Подполковник военно-космических сил Худобородов приходится внучатым племянником машинисту 2-й статьи Дмитрию Петровичу Александрову. И вполне понятно, что Игорь Николаевич не из простого любопытства, а по мотивам куда более серьезным проявляет интерес ко всему, что связано и с биографией своего дедушки, и с историей крейсера “Варяг”, тем более что история корабля не закончилась его затоплением, а имела продолжение.
Если же вернуться к главной теме моей записки, к песням о “Варяге”, то Игорю Николаевичу хорошо известно, например, кто был автором первой песни о “Варяге” - Я. С. Репнинский, которого я в свое время безуспешно искал в литературных энциклопедиях. А был он не литератором, не профессиональным поэтом, а всего лишь банковским служащим. (Вот бы наши нынешние банковские клерки тоже сочиняли стихи вместо всяких монетизаций - куда бы лучше было!).
Ну и в заключение всего сказанного мне остается сердечно поблагодарить Игоря Николаевича Худобородова за неоценимую помощь в написании сего сочинения-воспоминания о легендарном “Варяге”.