Сойер Мерил. Незабываемая

   — Похоже, Руди съели на обед, — заметил Номо.
   — Вы считаете? — откликнулся Коди, все еще вспоминая заветные слова: «Я твой должник».
   — Смотрите, вон они! — крикнул один из добровольцев, указывая в сторону черного волнореза, отделяющего бухту от открытого океана.
   — Провалиться мне на этом месте! — проворчал Номо. — Руди уплывает с взрослой акулой!

17

   — Ты только взгляни! Глазам своим не верю! — Партнер Короля Орхидей помахал только что полученным факсом. — Что она вытворяет?!
   Они сидели в офисе, недавно открытом в складском помещении на окраине Чайнатауна. Король Орхидей взял факс и ознакомился со статьей из «Мауи Татглер».
   — «Призрак Пиэлы выпускает на свободу брата», — прочел он вслух заголовок, а саму статью просмотрел молча, чувствуя на себе вопросительный взгляд партнера. — Акула — это забавно. Ты так не считаешь?
   — Не считаю, черт побери! — Партнер вскочил. — Если ты находишь это смешным, значит, у тебя какое-то извращенное чувство юмора.
   — Меня смешит, что столько людей верят этим мифам. — Король откинулся в кресле, старательно скрывая истинные чувства от человека, который знал его как облупленного. — Пиэла — богиня огня и вулканов. Вот и ответь: не странно ли, что ее братом считается акула?
   Партнер злобно сверкнул глазами.
   — Дело вовсе не в этом. Если отбросить газетные бредни, разве мыслимо, чтобы она — она! — залезла в бассейн с поганой акулой и приделала ей плавники, рискуя жизнью?
   — Похоже, что теперь, живя с Бракстоном, она превратилась в другого человека... — задумчиво произнес Король.
   — Могу себе представить, что она с ним вытворяет в постельке!
   Король не ожидал от своего партнера такого гнева. Сам он держал себя в руках и очень гордился этим.
   — Хочешь, рассмешу? — предложил партнер похоронным тоном. — Братцы Бракстоны в свое время здорово полаялись: Грег Бракстон узнал, что братишка спит с его женой.
   — Ну и что? Думаешь, история повторится?
   — Думаю! Ты же знаешь, какая она...
   В том-то и дело, что Король толком этого не знал. Он только воображал, что знает. Как потом выяснилось — ошибочно. Они помогли ей, а она отплатила им самой черной неблагодарностью!
   — Читай! — Партнер сунул ему отчет о сеансе у гипнотизера.
   Король потратил на чтение несколько минут.
   — Ну что ж, судя по всему, она действительно не знает, кто она такая, и не помнит своего прошлого.
   — А не слишком ли это удобно?
   В голосе партнера звучал неприкрытый скепсис, но Король не разделял его чувств. Он хорошо помнил девочку, которую мучила не любившая ее мамаша. Это многое объясняло в ее характере и всегда вызывало у него грусть.
   — Нет, похоже на то, что прошлого она не помнит. Теперь нам не надо волноваться, что она нас выдаст. Мы в безопасности, если только программа «Пропали и разыскиваются» чего-нибудь не раскопает.
   Король всегда знал, что она что-то скрывает, что лжет о своем прошлом. Однако он не говорил ей о своих сомнениях и останавливал партнера, когда тот собирался вывести ее на чистую воду. Он был слишком увлечен ею, чтобы жаждать истины.
   — По-моему, пора выложить козырного туза, — заявил партнер.
   — Нет, еще рано открывать карты. Чего ради всем рисковать? Пускай покрасуется в «Пропавших». Посмотрим, найдутся ли желающие ее опознать.
   — И тогда мы бросим туза?
   Король неожиданно засмеялся — от души, впервые с тех пор, как она обвела его вокруг пальца.
   — Да. Выигрыш все равно будет за нами.
 
   — Вам удобно? — спросил доктор Карлтон Саммервилл.
   — Да, спасибо. — Лаки помешивала соломинкой из сахарного тростника лед в холодном напитке и разглядывала безлюдный пляж с обращенными к морю пляжными креслами. Посетить роскошное жилище доктора она согласилась без всякой охоты. — Может быть, начнем? Скажите наконец, чем я могу помочь другим больным с синдромом Хойта — Мелленберга.
   Реплика была грубоватой, но Саммервилл не обратил внимания на ее тон.
   — Я изучил вашу историю болезни и ознакомился с выводами специалистов. Но мне хочется прийти к самостоятельному заключению.
   — Я больше не собираюсь подвергаться гипнозу. Можете воспользоваться данными доктора Форенски. Лаки не хотела заново переживать этот ужас.
   — Ее заключение я еще не получил. Не могли бы вы ознакомить меня с подробностями?
   Лаки рассказала о сеансе гипноза, стараясь, чтобы голос ее звучал бесстрастно. История со стенным шкафом осталась в далеком прошлом — в жизни, которую она уже не помнила. Так что у нее было полное право считать, что этого не происходило вовсе. Если бы только не просыпаться по ночам со слезами на глазах...
   «Помни, я тебя люблю»... Где этот человек, кто он? Ясно, что не мать — сеанс гипноза исчерпывающе это доказал. Но Лаки очень хотелось вспомнить, кто произнес эти обнадеживающие слова. Слишком уж часто ее обуревала острая жажда любить и быть любимой.
   — Вам тяжело от сознания, что родная мать жестоко с вами обращалась?
   — Да, — призналась она и отвернулась от щеголеватого доктора, переключив внимание на серфингиста, с поразительным проворством скользившего по гребню волны.
   Ей меньше всего хотелось говорить на эту тему.
   — Постгипнотические состояния длятся недолго, — обнадежил ее Саммервилл. — Иначе гипнотизеры могли бы с легкостью излечивать хронических обжор и заядлых курильщиков.
   Лаки передернула плечами. Она сомневалась, что причиной ее ночных пробуждений являлось тяжкое прошлое. Какая нормальная женщина могла бы спать спокойно, когда дверь ее комнаты открыта, а неподалеку коротает ночь такой неотразимый мужчина, как Грег Бракстон? От одной мысли об его объятиях сон снимало как рукой.
   — Я ни на что не жалуюсь, — заявила Лаки, нахмурившись. И когда она наконец отучится думать о Греге? — Лучше скажите, что вы хотели бы узнать.
   Саммервилл извлек из сияющего, словно только что с магазинной полки, портфеля дорогой блокнот. Все на нем было новенькое, с иголочки: и начищенные до блеска башмаки, и платочек, высовывающийся из нагрудного кармана.
   Лаки набралась терпения и подтвердила, что действительно сохранила обоняние, что не смогла узнать себя в зеркале и не помнит собственного имени, а также множество других фактов, давно ей наскучивших.
   Саммервилл закрыл блокнот и достал пачку фотографий.
   — А теперь назовите мне этих людей. Если вы не будете знать имени, но лицо покажется знакомым, так и скажите. — Он помолчал. — Знаете, что такое плацебо?
   Плацебо, плацебо... Лаки судорожно напрягала свою никчемную память, и ответ вдруг выскочил из потемок, как пробка из бутылки.
   — Кажется, это муляж таблетки. Если после его приема больному становится лучше, значит, болезнь — игра его воображения.
   Врач широко улыбнулся.
   — Совершенно верно. Видимо, вы получили хорошее образование. Обычно такие тонкости знают только те, кто посещал колледж.
   Колледж! Эта мысль очень ей польстила. Лаки знала, что Грег — обладатель докторской степени, и не хотела совсем уж от него отставать. Она и так слишком часто путалась, терялась и ощущала себя умственно отсталой.
   — Так вот, некоторые из этих фотографий — те же плацебо. Людей на них вы просто не можете знать. Мы прибегаем к ним, чтобы сделать тест максимально достоверным. — Он разложил фотографии на столике. — Не торопитесь. Рассмотрите их как следует. Знаете кого-нибудь из них?
   Лаки тут же ткнула пальцем в одну из фотографий.
   — Это доктор Хималаэ. Он осматривал меня в здешней клинике. Очень приятный человек.
   — А остальные?
   Она взяла фотографию интересной молодой дамы со светло-голубыми глазами и темно-русыми волосами.
   — Очень знакомое лицо, но имени я не помню. Оно вертится на языке, но... — Лаки запнулась. — Так со мной уже бывало. Я уверена, что знаю эту женщину, но назвать вам ее имя не смогу.
   — Почему?
   — Потому же, почему не помню собственное. Оно сидит где-то в голове, но, как я ни стараюсь, отказывается всплывать.
   — Пусть это вас не тревожит. Подобные симптомы типичны для синдрома Хойта — Мелленберга.
   — Неужели? — Впервые Лаки почувствовала к нему симпатию. — Значит, я не одна такая?
   — Разумеется, нет. Многие больные узнают лица, но не могут вспомнить, как этих людей зовут. А на фотографии — Диана, принцесса Уэльская, — подсказал врач.
   — Знаю-знаю! Она замужем за Верзилой Чаком, сыном британской королевы. Или они уже в разводе?
   — Верзила Чак? — Саммервилл усмехнулся. — Это что-то новенькое! Но вы правы.
   — Как объяснить, что я знаю прозвище ее мужа, а саму Диану узнать не могу?
   — Если вы часто произносили кличку Верзила Чак, то должны были ее запомнить, как таблицу умножения. Тут главное — частота повтора.
   — Почему же тогда я не могу вспомнить собственное имя?
   Этот вопрос не давал Лаки покоя, повергал в отчаяние и ярость. День ото дня у нее оставалось все меньше терпения. И она боялась, что ярость в конце концов вырвется наружу.
   — То, что вы не помните собственного имени, — уникальное явление. Для этого у меня пока объяснения нет.
   Лаки мысленно поблагодарила его за то, что он не выдвигает версий о проститутке, запутавшейся в своих многочисленных именах, или о преступнице, еженедельно менявшей кличку.
   Она снова взялась за фотографии и узнала Грега и Номо, зато не сумела опознать несколько знаменитостей, в том числе президента США и Элвиса Пресли.
   — Как странно! Когда я слышу от вас имена, я знаю, кто такие эти люди. Почему же я не узнаю их лица?
   — Не волнуйтесь. Это еще одна особенность синдрома Хойта — Мелленберга. Не исключено, что вы и родную мать не узнаете.
   Лаки сомневалась, что ей захотелось бы знакомиться с родной матерью, но не стала говорить об этом вслух.
   — Видите ли, наш мозг хранит информацию в разных местах. То, что мы слышали, — в одном, то, что читали, — совсем в другом. Вы смотрите на изображения, не располагая словесным ключом к их расшифровке. При синдроме Хойта — Мелленберга одного визуального стимула недостаточно.
   Этот врач с каждой мийутой нравился Лаки все больше. Ведь он объяснял, почему столько всего вокруг кажется ей знакомым, но она не в состоянии все это опознать. К тому же у нее отлегло от сердца, когда она узнала, что не одна такая. Ей не хотелось быть уродом; гораздо предпочтительнее походить на других.
   — Должен сказать, что вам еще повезло: у вас сохранилась хоть какая-то способность сопрягать визуальный ряд с имеющейся в мозгу информацией.
   — То есть как?
   — Разве вам не говорили о том, что больные с синдромом Хойта — Мелленберга часто не могут вспомнить ни одного лица, как если бы все окружающие надели маски? Скажем, при каждой нашей встрече мне пришлось бы заново вам представляться. Вы бы меня не узнавали. Вы бы запоминали все, что я о себе скажу, но не могли бы увязать то, что видите, с полученной
   информацией.
   Лаки согласилась, что ей несказанно повезло. Хороша бы она была, если бы не узнавала Грега и заставляла его всякий раз рассказывать, кто он такой! Худшего унижения нельзя было себе представить. В новой жизни Лаки хватало дурного, и если что-то удерживало ее на плаву, то только чувство собственного достоинства. Теперь же выяснялось, что она имеет основания благодарить судьбу.
   Ей хотелось как можно быстрее обучиться всему снова, чтобы Грег мог ею гордиться.
   — Как быстро я смогу запомнить облик людей, которых мне следует знать? Например, американских президентов...
   — Темпы обучения зависят от двух факторов: ваших способностей и вашего интереса. — Он ободряюще улыбнулся. — Мужчина часто может перечислить имена всех игроков спортивной команды, а женщина — точно вспомнить, в каком платье бегала на свидание десять лет тому назад.
   — То есть человек запоминает то, что для него важно.
   — Совершенно верно. Ну а насчет способностей... По-моему, вы умная женщина. Вам будет достаточно увидеть лицо два, максимум три раза — и оно займет место в вашем банке памяти.
   Лаки посмотрела на него с благодарностью и надеждой.
   — Вы не представляете, чего бы я только не отдала, лишь бы узнать собственное имя! Меня посадят в тюрьму за кражу автомобиля, если я не отвечу судьям, кто я такая и как оказалась в чужой машине.
   Коди ждал на стоянке перед полицейским участком агента ФБР по имени Скотт Хелмер. Хелмер прилетел на остров инкогнито накануне вечером и сам назначил время и место встречи. Коди не особенно верил, что из этого что-нибудь выйдет, но согласился на предложенную игру. По крайней мере, будет что рассказать подрастающим сыновьям...
   — Мистер Бракстон?
   Коди обернулся и увидел перед собой молодого панка. Темные волосы, коротко подстриженные вокруг ушей, стояли на макушке дыбом, в мочках болтались серьги в виде черепов со скрещенными костями, на подбородке и щеках топорщилась трехдневная щетина, как у рок-звезды, бравирующей употреблением наркотиков.
   Коди уже был готов перечислить обормоту его права, но панк вовремя извлек из бумажника удостоверение агента ФБР. Господи, на что только транжирятся его налоги?!
   — Скотт Хелмер, ФБР, — представился парень. — Давайте немного отойдем. Вы переслали в нашу службу в Квонтико эксгумированные останки неопознанной белой женщины. Мы провели опознание.
   — Неужели? — Сообщение произвело на Коди впечатление. Надо же! Считанные дни — и готово! А он-то месяцами переписывался с управлениями полиции по всей стране, и все без толку. — Кто же она?
   Хелмер остановился под пальмами, отбрасывавшими на асфальт подобие тени.
   — Сведения конфиденциальные, понятно? Как ни противно ему было выслушивать поучения от зазнавшегося молокососа, Коди был вынужден сдержаться. Из головы у него не выходил брат, стоявший в обнимку с Лаки и провожавший взглядом получившую свободу тигровую акулу. Коди был готов на все, чтобы как можно быстрее положить конец всей этой истории и избавиться от Лаки, пока не поздно. Иначе Грегу опять не сдобровать.
   — Никто ничего не узнает, не сомневайтесь, — пробурчал он.
   — Хорошо. — Хелмер кивнул. — Будем встречаться здесь, пока я не очищу ваш кабинет от «жучков».
   — Вы шутите?
   Хелмер смерил его таким взглядом, что Коди смекнул: несмотря на молодость, этот субъект навидался такого, чего ему и не снилось.
   — Дело серьезное. Погибшая — Тельма Оверхолт, сотрудник «Америкэн экспресс». Расследовала случаи подделки кредитных карточек. Использование поддельных карточек обходится компаниям в многомиллионные суммы. А одна шайка мошенников достигла невероятного совершенства. Они получили доступ в банковские компьютеры и сами штампуют карточки, в том числе трудновоспроизводимые, с голограммами и фотографиями владельцев. Банк теряет миллионы; мошенники вовремя узнают, когда грозит разоблачение, и заметают следы. Они действуют с поразительной скоростью и способны за одну ночь наводнить своими подделками весь мир. Пока что никто не догадался, как это у них получается.
   Коди слыхал об этой проблеме, принявшей на материке масштабы бедствия, но еще не столь заметной на Гавайях.
   — Значит, они дотянулись и до нас? Разговаривая с ним, Хелмер осматривал стоянку, тратя по секунде-другой на каждую машину и не пропуская ни одной. Коди не мог не почувствовать уважения: паренек был моложе его лет на двенадцать, но при этом отличался безусловным профессионализмом.
   — Нет, здесь пока все тихо. Поэтому Тельму и не опознали. Она ведь пропала на другом конце света — в Сингапуре. Надо сказать, Сингапур — настоящая Мекка подобного бизнеса. Раньше на первом месте там стояли фальшивые драгоценности и часы, а теперь — кредитные карточки и компьютерные микросхемы.
   — Как же Тельма оказалась здесь? Она увлекалась туризмом?
   — Ее родственники утверждают, что туристкой она не была. А главное — Тельма исчезла в Сингапуре, не оставив следов; авиабилет не приобретался, пересечения границы не зафиксировано.
   — Может быть, подкупленная полиция?
   — Исключено. Сингапурское правительство держит страну в ежовых рукавицах. Помню, там одного паренька приговорили к наказанию палками за рисунок на стене. У них комар носу не подточит. Но если пограничники не видели ее паспорта, то как она покинула страну?
   — Ума не приложу, — пожал плечами Коди. — Ну а как насчет причины смерти? Несчастный случай?
   Коди сам стыдился того, что предпочел бы услышать отрицательный ответ. Тогда появится возможность связать Лаки с убийством. Иного способа разлучить ее с братом он не видел.
   — Судмедэксперты еще не установили причину смерти, но я готов спорить, что это умышленное убийство. Полагаю, отгадка кроется в вашей Джейн Доу. На ней ведь была туфля убитой.
   Коди помолчал, присматриваясь к Хелмеру.
   — У меня есть версия, — решился он наконец, и Хелмер бросил на него пристальный взгляд.
   — Выкладывайте!
   — Лаки — так мы прозвали эту Джейн Доу — нашли в малопосещаемой части острова в разгар самого страшного шторма за последние десятилетия. Это был настоящий ураган, и, думаю, он застал ее в одной из хижин в тамошнем захолустье. Лаки поругалась со своим приятелем, поспешно оделась и не заметила, что на ней разные туфли. Поехала куда-то, не разбирая дороги, и свалилась со скалы.
   — Не исключено, — согласился Хелмер.
   — Полагаю, ее приятель — член гавайской мафии. Слыхали о такой? Вполне может быть, что они имеют отношение к тем, кто подделывает карточки.
   Версия Коди не вызвала у Хелмера возражений.
   — Можно предположить, что они похитили сотрудницу «Америкэн экспресс», перевезли сюда из Сингапура каким-то нелегальным путем и спрятали в заброшенном месте, о котором вы говорите, чтобы что-то у нее выпытать. Потом они ее убили и подбросили тело в заросли под скалой.
   Коди поразмыслил:
   — К тому месту, где ее нашли, пришлось бы долго карабкаться. Одному человеку было бы невозможно ее туда затащить.
   — Очевидно, их было несколько. Они могли проделать все это ночью, когда вокруг нет туристов. Ну а что вы думаете насчет туфли?
   — Скорее всего туфля свалилась еще там, где они ее сначала держали, — ответил Коди. — Вернувшись, они могли решить, что туфля принадлежит Лаки, и просто сунуть ее в шкаф.
   Хелмер скептически покачал головой, отчего его зловещие серьги блеснули на солнце.
   — Тельма Оверхолт погибла больше года назад. Неужели вы считаете, что туфля могла столько времени незаметно проваляться в шкафу у этой вашей Лаки?
   — Запросто! В этих лесных хижинах даже нет водопровода, воду привозят в цистернах. Условия самые первобытные. Кроме горстки художников и писателей, там никто не живет круглый год.
   — Наверное, там также прячутся контрабандисты, ворующие экзотических попугаев, и наркоторговцы?
   — Бывает. Сами понимаете, быт у них абсолютно безалаберный. Кое-какая запасная одежка, консервы... Лаки не замечала чужую туфлю, пока не надела ее в спешке перед аварией.
   — Возможно, вы и правы, — проворчал Хелмер. Коди самодовольно ухмыльнулся. Он уже не сомневался, что нашел ответ на вопрос, как у Лаки на ноге оказалась теннисная туфля, принадлежавшая женщине, погибшей годом раньше.
   — Держу пари, Лаки путалась с кем-то из местной мафии! Понятно, почему дружок не решился ее опознать: пришлось бы объяснять, что он забыл в джунглях.
   — Тоже возможно, — согласился Хелмер. — Придется нам вплотную заняться местной мафией. Я знаю, что одного из главарей зовут Тони Трейлор.
   — Так я и знал! — Коди хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то он так интересуется этим делом! Готов спорить: он и есть дружок Лаки.

18

   — Вот ты и добилась желаемого!
   Саркастическое замечание Рейчел было услышано всеми, кто находился у бассейна, в том числе добровольцами, ухаживавшими за тюленями-сиротами. Все уставились на нее. Лаки вопросительно взглянула на Номо, который только что привез доктора Саммервилла. Было ясно, что Рейчел припасла какую-то неприятную новость, и Лаки стало жаль расставаться со своим прекрасным настроением. До этого момента она чувствовала себя окрыленной, поскольку сумела наконец-то разобраться в своем состоянии.
   — Обнаружен номер 1475, — объяснила Рейчел.
   — Руди жив? Но это же чудесно! Рейчел прожгла ее взглядом, и Лаки лишний раз поняла, что соперница питает к ней лютую ненависть.
   — Не вижу ничего чудесного! Он прогрыз сеть Таканаги и нажрался рыбы.
   — У Таканаги рыбная ферма, — пояснил Номо. Рыбная ферма? Лаки видела поля кукурузы и сахарного тростника, но как можно возделывать рыбу? Надо будет потом расспросить Номо получше.
   — Я рада за Руди. Наверное, ему полегчало, если он снова охотится. У нас он отказывался от еды.
   — Ты не понимаешь, в чем проблема! — фыркнула Рейчел с презрительным видом. — Наш институт полностью зависит от доброй воли фермеров: они бесплатно снабжают нас рыбой. Теперь они взбешены: мы выходили кровожадную акулу, которая теперь разоряет их садки.
   — Руди всего лишь следует инстинкту, — возразила Лаки. — К тому же акулы могут принести большую пользу. Они еще просто недостаточно изучены. У акул потрясающая иммунная система, они не болеют раком. Ученые надеются найти с их помощью средство против СПИДа. Я читала об этом в Интернете.
   Рейчел не нашла, что возразить, и гордо удалилась. Лаки проводила ее взглядом. После удачи с Руди Рейчел проявляла к ней такую подчеркнутую враждебность, что она старалась лишний раз не появляться в кабинете Грега.
   — Я не хотела никому причинить вреда, — вздохнула Лаки, обернувшись к Номо.
   Он был преданным другом, всегда готовым помочь; с ним, даже не зная чего-то, она никогда не чувствовала себя дурой.
   Номо повел ее к боковому входу, где стояли грузовики, доставившие дневную норму свежей рыбы.
   — Ты тут ни при чем. Проблема существовала всегда, просто Рейчел отказывалась это признавать.
   — Какая проблема?
   Серьезный взгляд был большой редкостью для улыбчивого Номо.
   — Грег ее никогда не полюбит. После смерти Джессики Рейчел решила, что может на что-то надеяться — и тут появилась ты. Она наблюдала со стороны, как ты возишься с Руди. Наблюдала за Грегом и тобой...
   — Чего там было наблюдать?
   Лаки почувствовала: в тот день, когда она освободила Руди, с Грегом что-то произошло. Только она еще не разобралась, что именно. Он стал с ней ласковей, предупредительнее, но ни разу не пыталсь обнять, ни разу не дотронулся до нее...
   Номо теперь казался удивленным.
   — Неужели ты считаешь, что люди ничего не видят? Или просто стесняешься говорить на эту тему? Что ж, не хочешь — не надо.
   Лаки понимала, почему Номо пользуется такой популярностью среди добровольцев. Этот мудрый человек умел вникать в чужие трудности, ему хотелось довериться.
   — У меня к Грегу совсем особенное отношение. Не могу даже передать, насколько особенное! Все, наверное, воображают, что у нас с ним... — она поискала подходящее слово, — роман. Ведь я живу в его доме. Но это не так.
   Если Номо и удивило это признание, он не подал виду, а спокойно ждал продолжения.
   — Я не хочу быть ни дешевой шлюхой, ни дурацким призраком Пиэлы! Мне нужно его уважение. Уважает же он Рейчел Конвой! Если у него появится ко мне уважение, то...
   — Что тогда?
   — Тогда он меня... Он будет ко мне небезразличен. Лаки не смогла произнести слово «полюбит», хотя догадывалась, что Номо понимает, о чем речь.
   — Он и так к тебе небезразличен, — тихо сказал Номо. — Обычно Грег в это время года не вылезает из кабинета; дописывает отчеты по китам и готовится к их возвращению на зиму. Тюленей он полностью передает на попечение добровольцев. Но теперь он постоянно крутится у бассейнов — и все из-за тебя. — Номо обезоруживающе улыбнулся. — Тюлени тут ни при чем.
   — Хотелось бы в это верить! — вздохнула Лаки.
   — Не сомневайся, — заверил ее Номо. — А вообще-то я тебя понимаю: ты не веришь в счастье. Так бывает, когда люди теряют свой дух — Локахи. Тебе снова нужно соединиться со своим духом. На это уйдет время.
   Они приблизились к тюленьему бассейну. Утром ныряльщики привезли новорожденного тюленя, и Номо собирался проверить его самочувствие.
   — Каким был Грег, когда вы с ним познакомились? — спросила Лаки. Ей рассказывали, что Номо трудился в институте с незапамятных времен, еще задолго до появления здесь Грега.
   — Тогда он на всех огрызался — и немудрено; его тетка была настоящая лоло — сумасшедшая. Такой мегере ни за что нельзя было доверять воспитание детей. Она была помешана на азартных играх и ничего другого знать не хотела. Стоило братьям открыть рот — м она набрасывалась на них с кулаками.
   — Почему же за них никто не вступился?
   — Их пытались у нее забрать, но она уперлась. — Номо развел руками. — Никто так и не понял, почему. Она даже не старалась сделать вид, что они ей дороги. Говорю же, лоло!
   — Все равно из них выросли славные люди. Ведь они оба...
   — Они оба не в себе! — перебил ее Номо. — Да-да, именно так! Когда в детстве человек недополучает любви, он вырастает неполноценным. Обычно такие люди не способны любить и принимать любовь. Коди повезло больше: ему досталась Сара. А Грегу не хватило ума — и он выбрал Джессику.
   — Чем она была так плоха? — спросила Лаки, вспомнив, что Сара называла Джессику стервой. Номо пожал плечами.
   — Говорили, что у нее хроническая депрессия, а мне она просто казалась психованной. Вечно ее все расстраивало, из любой мелочи она раздувала проблему. Она ревновала Грега буквально к каждому столбу и, уж конечно, — к институту и к службе спасения. Даже его родной брат казался ей угрозой.