Спенсер Мэри. Поверь в любовь

   Когда он повернулся, лицо его было мрачным. «Может быть, это из-за меня», – с раскаянием подумала Элизабет. Наверное, он разочарован той сдержанностью, с которой она отозвалась о его доме, ведь он так гордился им.
   – Дом и в самом деле великолепный, сэр, – проговорила она, изо всех сил стараясь справиться с терзавшей ее тревогой. – Никогда в жизни не видела такого. Настоящий дворец!
   Джеймс, казалось, ее не слышит. Он резко приблизился, и его горячее дыхание коснулось ее лица.
   – Мы обязательно будем счастливы, Элизабет. Обязательно! Я тебе обещаю!
   «Еще ни один мужчина никогда не целовал меня», – вдруг промелькнуло у нее в голове, когда губы Джеймса нежно прижались к ее губам. Поцелуй оказался совсем не таким, как она ожидала. Отец тоже целовал маму, но как-то поспешно, точно стесняясь своего порыва. То, что Джеймс Кэган сейчас делал с ее ртом, было ни на что не похоже. «Может, надо ответить?» – еще успела подумать она, прежде чем глаза ее закрылись.
   Надо попробовать... Элизабет постаралась разомкнуть губы... в конце концов, раз уж она его жена, почему бы ей не постараться доставить ему удовольствие? Но Джеймс вдруг резко отстранился и в упор взглянул на нее. Его дыхание стало вдруг тяжелым. Пальцы нежно коснулись ее щеки.
   – Милая, – проговорил он свистящим шепотом. – О том, что будет ночью, не волнуйся. Я никогда не обижу тебя, Элизабет.
   Она густо покраснела. В душе у нее вдруг всколыхнулась волна раздражения. К чему говорить вслух о таких вещах? Это неприлично.
   – Я помню о своих обязанностях, сэр. И еще не забыла, как вы говорили о том, что желаете иметь от меня детей. Вы тогда совершенно ясно дали мне это понять.
   Но вместо извинений он вдруг неожиданно расплылся в улыбке.
   – Ладно, пойдем, покажу тебе сад и все остальное. До ужина еще далеко, так что можем взять лошадей и я познакомлю тебя со своими людьми. Да ведь и тебе нужно какое-то время, чтобы устроиться на новом месте.
   Сад занимал несколько акров. Он сплошь зарос сорняками, и Элизабет только молча покачала головой.
   – Ну, милая, не надо так хмуриться.
   – Это просто позор! – возмущенно воскликнула она. – Столько места пропадает зря!
   – Так ведь ты можешь навести тут порядок, верно? А я буду только счастлив, если на нашем столе снова появятся свежие овощи. Честно говоря, консервы мне уже осточертели.
   Сразу за садом высилась водонапорная башня, и Элизабет не удержалась от радостного восклицания. Стало быть, в доме всегда есть вода и не придется таскать ее ведрами. Дальше тянулись коптильни, огромный погреб и другие службы, большой флигель того же цвета, что и дом. А поодаль – птичий двор и свинарник, по которому бродили свиньи с поросятами, небольшой скотный двор с конюшней для верховых лошадей и другой домашней живности: коз, овец и двух дойных коров. А позади, за изгородью, располагалась ферма: стойла, конюшни и паддоки, где, как объяснил Джеймс, он держал лошадей, фургоны, повозки и даже легкий экипаж.
   – Стен и Денни следят за живностью. Они доят коров, а если попросишь, заколют и поросенка, и курицу. И не вздумай стесняться, Бет, – только скажи им, и все будет сделано. Они тут целый день. – Он покосился в ее сторону. – И учти – вся тяжелая работа должна быть на них. А то знаю я тебя – будешь крутиться целый день как заведенная.
   – Да, мистер Кэган.
   Хмыкнув, он быстро поцеловал ее – точь-в-точь как когда-то делал отец.
   – Ах ты, моя примерная женушка! А теперь беги, устраивайся! Через пару часов увидимся.
   Она кивнула, провожая его взглядом. Нахлобучив шляпу, Джеймс широкими шагами направился к конюшне, на ходу окликая Денни и Стена. Элизабет тут же, вздохнув, отвела глаза. Слишком много дел ждало ее впереди.

Глава 6

   К тому времени как Джеймс устало направился к дому, почти совсем стемнело.
   – Спокойной ночи, Стен, – буркнул он, захлопнув дверь конюшни. – Закончишь – и ступай домой.
   Стен что-то крикнул в ответ, но Джеймс уже не услышал. Глаза его жадно устремились к белевшему впереди дому. Все его мысли были о той, которая ждала его там.
   Открыв ворота во двор, он остолбенел от неожиданности.
   Дом весь сиял огнями, маня его войти, и только сейчас он отчетливо понял, как он его любит, любит здесь все: каждый камешек, каждую травинку. Тут он родился и вырос и вместе с ним оба его брата. Вся его семья жила в этом доме, тут они и умерли.
   Все Кэганы были похоронены в семейном склепе в Балларде – Бенджамин Кэган, Джон Кэган, Джосайя Кэган, Эллин и Ханна Кэган. Они были частью его жизни... как вся эта земля... как Мэгги...
   Все вокруг напоминало о ней, куда бы он ни бросил взгляд... Поля, по которым они любили скакать верхом, деревья, под которыми не раз отдыхали, шутили и смеялись, холмы, где он часто коротал ночи под звездами, рассказывая им о своей любви.
   Его дикая, прекрасная, незабываемая Маргарет.
   А все, что он приготовил... «О Боже!» – похолодел Джеймс. Все мысли разом вылетели у Него из головы. Все те вещи, которые он покупал к свадьбе... и любовался ими, предвкушая, сколько радости доставит своей Мэгги. Он совсем забыл о них, пока не увидел проклятую плиту.
   Тоненькая тень Элизабет промелькнула за окном, и сердце его успокоилось. Разом утихла щемящая боль в груди. «Слава Богу, – яростно подумал он, наблюдая, как она торопливо снует из кухни и обратно, – слава Богу, у меня есть она!»
   Иначе от одиночества он скоро сошел бы с ума. А Элизабет заполнит пустоту в его доме... и в его жизни. Благодаря ей будущее уже не выглядит таким мрачным.
   Они будут счастливы вместе, он и Элизабет. Так будет, потому что он так решил. Их супружеская жизнь начнется с нынешней ночи, когда он отнесет свою тихую темноглазую девочку-жену в постель. Да, он никогда не забудет Мэгги, но с этого дня прошлое останется позади.
   – Элизабет? – окликнул он, прикрывая за собой дверь.
   Девушка стояла у плиты на коленях, заглядывая в духовку, но при первых же звуках его голоса резко вскочила, уронив на пол ложку.
   – Ты вернулся?
   «Она похожа на испуганного олененка», – вдруг промелькнуло у него в голове.
   – Угу. Прости, что припозднился, милая. – Он шагнул к ней, а она судорожно скомкала фартук. «Должно быть, Элизабет успела выкупаться», – подумал он, поскольку в мягком свете лампы волосы ее блестели как шелк.
   Да и вся она сияла свежестью, точно только что распустившийся бутон.
   – Было много дел... ведь я так давно не был дома. – Он потянулся к духовке, откуда тянуло жаром. – М-м-м, как вкусно пахнет! Интересно, что это?
   – Тушеное мясо, – пролепетала она, комкая фартук. – Мистер Седлер был так добр, что принес свежей говядины. Сказал, что заколол бычка.
   – Благословен будь Денни, что вспомнил о нас, – благочестиво произнес Джеймс. Его рассеянный взгляд остановился на ложке, покрытой густой подливой. – У нас в Лос-Роблес каждый день на столе свежее мясо – ведь надо же кормить людей, верно? А с Денни я завтра обязательно потолкую. Велю, чтобы он непременно оставил для тебя лучшую часть. – Подобрав с пола горячую ложку, он осторожно сунул ее в раковину, предварительно украдкой облизав. – М-м-м... радость моя, как вкусно! – хмыкнул он. – Интересно, ты каждый день намерена так меня баловать?
   Она молча кивнула.
   Джеймс ласково погладил ее по щеке.
   – Тогда я мигом растолстею, – притворно вздохнул он.
   Элизабет отпрянула в сторону.
   – Наверное, тебе хочется принять ванну. В ванной есть горячая вода. Чистое белье я положила рядом.
   – Да? – протянул он с радостным изумлением. – Похоже, ты обо всем позаботилась?
   – Это Роза мне помогла. Помогла разжечь плиту и обогреватель и показала, где включается свет. – Элизабет кивнула в сторону лампы.
   – Вот и здорово. – Предвкушая, как погрузится в горячую воду, Джеймс принялся торопливо расстегивать рубашку. – Только не полагайся во всем на Розу. В конце концов, у нее вот-вот появится малыш, а вместе с ним и куча своих забот. – Джеймс направился в ванную. – Да и потом, дел у тебя будет не так уж много – только я да наш дом, – со смехом проговорил он уже из-за двери. Оттуда вылетела мокрая от пота рубашка. – А мои парни привыкли сами о себе заботиться. Конечно, кое у кого есть женщины... ну, достирать там или приготовить, сама понимаешь... – Вслед за рубашкой последовали брюки и подтяжки. – Надо как-нибудь познакомить тебя с ними. Держу пари, ты им сразу понравишься, – крикнул он.
   Посеревшая от пыли шляпа увенчала собой всю эту груду.
   Когда через несколько минут Джеймс высунулся из-за двери, взгляду его представилось очаровательное зрелище – смущенная и донельзя покрасневшая Элизабет.
   Он едва смог сдержать улыбку.
   – Слушай, а сколько у меня времени до ужина? Элизабет резко повернулась, и он заметил, что она опять терзает несчастный фартук.
   – М-м-м... думаю, полчаса.
   Он окинул взглядом ее простенькое платье, сквозь которое проступала прелестной формы грудь, и рот его невольно расплылся чуть ли не до ушей. То, что он так сильно желал ее, эту обычную девочку, по сей день оставалось для него загадкой. И тем не менее...
   – Отлично. Жди меня через полчаса.
 
   – Просто чудо, что за дом получился благодаря тебе. Даже и не помню, когда он в последний раз был таким. Только больше так не убивайся, ладно?
   – Я успела лишь немного прибраться, – возразила она, – завтра сделаю все как следует.
   Джеймс развернулся на стуле, чтобы бросить взгляд в освещенную гостиную, где все так и сияло: вычищенная мебель приятно посверкивала полировкой.
   – Все так, как при маме, – со вздохом пробормотал он. – Она все тут любила, каждую мелочь. – Бросив взгляд на Элизабет, он встретился с ней глазами. – Отец с дедом, не жалея денег, покупали в Лос-Роблес все только самое лучшее. Знаешь, с тех пор как ранчо стало приносить доход, они решили женам ни в чем не отказывать. И крепко держали слово. У мамы с бабушкой было все, что только душе угодно. Мебель заказывали на востоке, китайский фарфор, серебро и хрусталь привозили из Европы. Вот этот сервиз, – он любовно коснулся края своей тарелки, – настоящий веджвудский фарфор, из Англии Никогда не забуду, как его привезли. – Джеймс улыбнулся воспоминаниям. – Мама с бабушкой добрых два часа распаковывали ящики, ахали и охали над каждой чашкой. – Он весело расхохотался. – Видела бы ты их, милая! Просто как дети, ей-богу!
   Вдруг смех его оборвался, он растерянно заморгал, ибо только сейчас заметил, что Элизабет улыбается в ответ. Слабая, едва заметная, это все-таки была улыбка – первая, которую он видел на лице своей жены.
   Его тяжелая ладонь накрыла ее пальцы.
   – Элизабет, я...
   Она вздрогнула, и улыбка ее вмиг увяла.
   Джеймс тотчас скрипнул зубами, правда, руки не убрал.
   – Послушай, у тебя тоже будет все, что пожелаешь. Конечно, я не Вандербильт, но деньги у меня есть, и довольно, чтобы моя жена ни в чем не нуждалась. Только скажи, Бет, и твое желание исполнится.
   Элизабет осторожно высвободила свою руку и стыдливо спрятала ее под передник.
   – Вы и так уже сделали для меня более чем достаточно, мистер Кэган. Этот великолепный дом... – она восторженно вздохнула, – о таком я не смела и мечтать. Я буду заботиться о нем, и о вас тоже... обещаю.
   Бросив на стол салфетку, Джеймс откинулся на спинку стула.
   – Знаю, милая. Потому-то я и женился на тебе. – Он протянул ей руку. – Пойдем, передохнешь немного, прежде чем снова хлопотать.
   Но Элизабет уже загремела посудой.
   – Надо помыть, – отозвалась она через мгновение так, словно сама мысль об отдыхе была святотатством.
   – Только не сейчас, Бет, – попросил он, однако та лишь упрямо наклонила голову. – Неужели нельзя оставить это до утра? – «Черт побери, – с тоской подумал он, – это же наша первая брачная ночь!»
   На ее лице отразилось безмерное удивление.
   – До завтра?!
   – Угу, – проворчал он. – Помоешь утром.
   – Утром?! Но я никогда...
   Джеймс осторожно, но настойчиво потянул ее в сторону.
   – Утром, утром, милая. Не бойся, она не убежит. А теперь немного отдохни.
   Он подталкивал ее к гостиной, но девушка как уж крутилась в его руках.
   – Но... мистер Кэган, ведь посуда же грязная! Нельзя же...
   – Милая, если ты еще раз назовешь меня «мистер Кэган», я тебя отшлепаю. Ну-ка взгляни сюда. Нет, ты только посмотри – это мамин рояль. – Он любовно тронул пальцем блестящее розовое дерево. – Выглядит так, будто отец только-только привез его. Боже! Мама плакала от счастья. – Он взглянул на Элизабет. – А ты играешь, милая?
   Она покачала головой.
   – Вот и я тоже, – уныло кивнул он. – Ладно, пойдут ребятишки – будем брать для них уроки. Нельзя же, чтобы такая вещь пропадала зря, верно?
   – Конечно, – согласилась она, – просто позор, что на нем никто не играет!
   – Нат умеет играть. Разве я тебе не говорил?
   – Мистер Киркленд? – Она удивленно вскинула брови, будто сама мысль об этом была абсурдной.
   – Угу. Старый добрый Нат! Когда он играет, даже гиены рыдают навзрыд! Приедет – попрошу его сыграть для тебя. – Джеймс снова потащил ее за собой. – Я страшно рад, что вы с ним поладили. Нат – чудесный парень, он мне как брат. И мне приятно, что моя жена и лучший друг нравятся друг другу.
   – Мистер Киркленд – настоящий джентльмен. Джеймс хмыкнул.
   – Ну, не знаю, как насчет этого, но парень он что надо. И ты ему тоже сразу пришлась по душе. – Оставалось только надеяться, что он не ошибся. Во всяком случае, Нат честно старался смириться с появлением Элизабет. Когда они уезжали, ковбои Ната столпились вокруг, чтобы попрощаться, а сам он, взяв Элизабет за руку, пробормотал что-то нечленораздельное, а потом вдруг наклонился и поцеловал ее в щеку. Затем, побагровев до корней волос, помог ей вскарабкаться на лошадь.
   И хоть это в общем-то ничего не значило, Джеймс по достоинству оценил жест друга.
   – Давай устроимся у огня, милая. – Он усадил Элизабет в глубокое кресло. – Погоди, я сейчас. – По другую сторону камина оказалась еще одна дверь, за которой и скрылся Джеймс. Через пару минут он вернулся с двумя бокалами в руках. – Похоже, ты успела заглянуть и ко мне в кабинет.
   – Да, – виновато пробормотала Элизабет. Она сидела прямо, как палка, и Джеймс подивился, что ей без труда удается даже не прислоняться к спинке кресла.
   – Ну... видишь, я не так уж часто вспоминаю о том, что не худо бы стереть пыль с письменного стола. Держи. – Он сунул ей в руку тяжелый хрустальный бокал и с интересом понаблюдал за тем, как Элизабет подняла его к глазам, чтобы полюбоваться на свет янтарным цветом благородного напитка, а потом подозрительно повела носом.
   – Что это? – нахмурилась она.
   – Шерри. – Он опустился в кресло напротив. – Пей, милая, оно сладкое. Держу пари, тебе понравится. И поможет немного расслабиться.
   Она все еще принюхивалась.
   – Мистер Кэган... Джеймс, это ликер?
   – М-м-м... – Он плеснул себе виски. – Да, причем импортный. Его привозят из Испании.
   – Спасибо, но я не употребляю алкогольных напитков, – чопорно сообщила Элизабет, аккуратно отставив бокал в сторону.
   – Даже если тебя об этом просит муж? – вырвалось у него почти в приказном тоне, но Джеймс постарался смягчить его улыбкой. Элизабет едва не звенела как туго натянутая струна. Конечно, она нервничает, и это понятно, но при таком ее настрое нечего и мечтать о постели.
   На лбу Элизабет пролегла глубокая морщина.
   – Никогда раньше не пробовала спиртное.
   – Ну, милая, все когда-то бывает в первый раз. А теперь сделай маленький глоток. Очень-очень маленький, и я, ей-богу, буду тебе так благодарен, что не напомню о той клятве во всем повиноваться супругу, которую ты дала только нынче утром.
   Элизабет не раздумывая поднесла бокал к губам, и выражение ее лица вдруг напомнило Джеймсу, как сам он в детстве пил рыбий жир. Сделав огромный глоток, она вытаращила глаза и скривилась, будто от боли.
   – Я же сказал: маленький глоточек, Бет! – расхохотался Джеймс, когда из глаз ее покатились слезы. – И помедленнее, ты ведь только пробуешь.
   – Я... кгхм... Господи, никогда не думала... кгхм... мистер Кэган... – еле выдавила она.
   Может быть, шерри тут и ни при чем, подумал он, глядя на свою пылавшую от возмущения юную супругу. Значит, это гнев сотворил подобное чудо. Куда-то исчезла застенчивая, пугливая девочка, которую он тщетно пытался разговорить, и появилась разгневанная женщина, чьи сверкающие темные глаза и бурно вздымавшаяся грудь чуть было не заставили Джеймса забыть обо всем. Еще мгновение, и он потащил бы ее в постель.
   – Ну что, не так уж скверно, правда? Да и потом, какое ж это спиртное? Так, водичка. Виски – другое дело. Хочешь попробовать? – Он протянул ей свой бокал и едва сдержался, чтобы не рассмеяться, когда она опять неестественно выпрямилась в кресле.
   – Нет уж, спасибо! Буду пить этот... испанский... шерри! – с возмущением выдохнула Элизабет. Подняв бокал, она убедилась, что осталось еще немало, и с видом мученицы первых лет христианства сделала маленький осторожный глоток. Можно было подумать, что в бокале яд. Проглотив, Элизабет вдруг удивленно вскинула брови: – Не понимаю, почему из-за спиртного всегда столько шуму?
   Удобно устроившись в кресле, Джеймс потягивал виски и наблюдал за женой.
   Элизабет послушно делала глоток за глотком, и скоро Джеймс с облегчением заметил, что разговор стал куда оживленнее. Впрочем, говорил в основном он – рассказывал о ранчо, делился с ней планами на будущее, где нашлось место и ей, Элизабет. Она немного оттаяла и пару раз даже улыбнулась.
   В который уже раз он убедился, что заполучил как раз то, что нужно. Конечно, она не красавица, зато совсем еще ребенок. Пройдет немного времени, она научится улыбаться и, должным образом одетая и причесанная, наверняка станет вполне привлекательной. Естественно, глупо было бы надеяться встретить женщину красивее Мэгги, поэтому можно считать, что ему повезло.
   Тем более если Элизабет честно выполнит свою часть сделки. Судя по тому, что она сотворила с Лос-Роблес, притом всего за пару часов, так оно и будет. Он же будет более чем удовлетворен, если добьется обоюдного согласия в супружеской постели.
   Ну, раз начал, так не тяни, любила говаривать бабушка. Что ж, стоит взять это за правило, подумал Джеймс. Надо начать нынче же вечером. Лучше всего сразу дать Элизабет понять, что она вольна сколько угодно быть праведницей днем, но ночью он этого не потерпит. Ему довелось немало наслушаться о том, как подобные ледышки ведут себя в постели, но у них все будет по-другому. Никаких глупостей, никаких дурацких условий! Только страсть, жаркая, нежная и удивительная, – словом, все именно так, как и должно быть между мужем и женой. И причем с самого начала.
   Внезапно очнувшись, Джеймс понял, что в комнате повисла звенящая тишина. Оказывается, он все еще любуется ею, любуется тем, как нежно розовеют ее щеки и отблески пламени играют в пышных блестящих волосах. А она, в свою очередь, разглядывает его. В огромных темных глазах Элизабет застыл страх.
   – Хорошо у камина, – машинально пробормотал он. – Да.
   – По-моему, я не топил его лет шесть, не меньше. А как приятно... Молодец, что предусмотрела и это, Элизабет.
   Она смущенно потупилась, но глаза ее радостно блеснули.
   – Ну что ж, пора в постель, – каким-то чужим голосом произнес он. – Я только выключу свет и через минуту поднимусь.
   Все так же, не поднимая глаз, она встала, отставила бокал и направилась к двери.
   – Да, вот еще что, – остановил ее Джеймс. – Прошу тебя, сегодня оставь волосы распущенными.
 
   Маленькая лампа, которую прихватила с собой Элизабет, теперь стояла на столике.
   Света было как раз достаточно, чтобы Джеймс успел убедиться в том, что его юная жена уже в постели. Натянув одеяло до подбородка, она молча ждала, даже не пытаясь притвориться, будто спит. Уставившись в потолок, она явно избегала его взгляда.
   Не в силах отвести от нее глаз, Джеймс наконец погасил лампу.
   Боже! Да что это с ним?! Он ведь не зеленый юнец, а мужчина! Ему такое не впервой. Тогда почему у него дрожат руки и гулко колотится сердце? Ну, раз начал, так не тяни! Первым делом надо взять себя в руки и раздеться, а потом...
   Проклятие, кажется он забыл побриться! Джеймс судорожно ощупал лицо потными ладонями и, только убедившись, что подбородок гладко выбрит, шумно выдохнул. Надо же, как он перепугался!
   Господи, да в чем дело?!
   – Элизабет...
   – Да, Джеймс, – прошелестела она в темноте.
   – Милая, – прокудахтал он хрипло. Черт возьми! Джеймс откашлялся и попробовал снова: – Милая, я... обещаю, что буду очень осторожен. И постараюсь не причинить тебе боли.
   – Да, ты об этом уже говорил. Сегодня вечером, – напомнила она как-то очень уж буднично, и Джеймс просто зашелся от обиды. Удивительно, что она так спокойна, и это в то самое время, когда сам он едва способен расстегнуть рубашку! Или кто-то наполовину зашил петли? Окончательно взбесившись, он кое-как сдернул ее и швырнул на пол.
   Протянув вперед руку, он осторожно присел на постель; Элизабет же резко отодвинулась на самый край. С ботинками удалось управиться куда быстрее. Вслед за ними последовали брюки.
   Полностью обнаженный, он снова окликнул жену.
   – Я тут, – дрожащим голосом отозвалась она. Откинув одеяла, он скользнул на прохладные простыни.
   – Милая, – тихо прошептал он, подвинувшись к ней. Рука Джеймса обхватила ее тонкую талию, и прохладный муслин ночной сорочки защекотал ему кожу. – Хочу, чтобы ты кое-что поняла, радость моя. Мы с тобой женаты, а значит, можем быть близки где и когда захотим. Ты поняла?
   – Д-да, – пролепетала она, трясясь, как в ознобе. Для пущей убедительности Джеймс еще крепче прижал ее к себе.
   – Это значит, что в постели для нас нет ничего постыдного или запретного, что мы вольны заниматься любовью не только под одеялом. Это значит, что в супружеских отношениях нет ничего дурного или гадкого, если они доставляют радость обоим. Я хочу сказать, что мы оба должны научиться наслаждаться этим, Бет. Я хочу сказать... – Он нежно погладил упругий живот Элизабет, в который ему наверняка удастся заронить семя новой жизни. – Впрочем, тебе это вовсе ни к чему. Просто постарайся расслабиться... позволь мне делать то, что я сочту нужным, а там посмотрим, может быть, тебе и понравится. Я ведь не слишком многого хочу от тебя, Бет?
   По тому, как вздымалась и опадала ее грудь, он догадался, что Элизабет напугана.
   – Я не...
   – Это значит, что я могу трогать тебя где мне нравится. – Его пальцы осторожно скользнули по ее гладкой коже. – Это значит, что я могу целовать тебя там, где мне захочется... целовать так, как целует мужчина женщину. – Он придвинулся ближе, навис над ней. – Не бойся, милая. Позволь научить тебя...
   Джеймс не собирался спешить, он хотел постепенно ввести Элизабет в царство чувственной любви, но трепет ее совсем еще детских губ заставил его забыть обо всем. Он упивался их нежностью, вдыхал нежный аромат ее кожи, а она вдруг затихла под ним, не отвечая на его поцелуи, но и не противясь.
   Однако стоило ему попытаться раздвинуть ее губы языком, как она протестующе покачала головой.
   Тут Джеймс окончательно утратил привычное хладнокровие и почувствовал жгучую обиду, будто его грубо оттащили от лакомства, о котором он жадно мечтал.
   – Нет, Элизабет. – Грубо обхватив ладонями ее лицо и не слушая возмущенных стонов, он впился губами в ее рот. – Нет, это нормально. Мужья всегда так целуют своих жен. И в этом нет ничего дурного, – жарко выдохнул он, слегка покусывая ее губы и трогая их кончиком языка в надежде, что сможет разжечь в ней ответный огонь. – Милая, позволь мне... позволь мне научить тебя.
   Она пронзительно вскрикнула и попыталась вырваться, но Джеймс крепко держал ее. Пальцы его нежно ласкали податливое тело.
   – Доверься мне, Бет. Доверься так же, как ты сделала это в лагере Робелардо. Я только хочу тебе добра, радость моя.
   – Это неправильно, – простонала она сквозь стиснутые зубы, пытаясь зарыться лицом в подушку.
   Раздираемый неутоленным желанием и гневом на эту упрямицу, Джеймс крутился будто на адских угольях.
   Начал, так не тяни, раз за разом повторял он, но все напрасно. Слова ничего не значили, когда перед ним в постели лежала Элизабет. Такая теплая, чистая, благоухающая и – его! Его собственная женщина.
   – Это так же правильно, как и все остальное, – задыхаясь, проговорил он.
   Одна рука его взъерошила ее густые волосы в тщетной попытке успокоить ее, а другая – судорожно нащупывала пуговки рубашки. Не в силах сдержаться, Джеймс с проклятием оторвал пару и тут же раскаялся.
   – Ой, прости... прости, милая, – зашептал он, а его губы уже прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее картинно изогнутой шеи к тугим полушариям груди. – Ты прекрасна! Благодарение Господу, ты прекрасна! – простонал он, зарывшись лицом между соблазнительными холмиками. Кровь ударила ему в голову, и, как голодающий, не в силах насытиться, Джеймс принялся безжалостно терзать жену поцелуями. Боже, он никогда не испытывал ничего подобного!
   Учащенное дыхание Элизабет и ее жалобные всхлипывания, бешеный стук своего сердца и неутоленное желание, заставлявшее его корчиться, словно на медленном огне, – все слилось в его ушах в один упоительный звук.
   Элизабет строптиво отталкивала его, стараясь укрыться от его жадных рук, но Джеймс теперь повиновался только древнему инстинкту, который двигал миллионами и миллионами мужчин.
   Впившись поцелуем в ее рот, он затем скользнул языком в бархатистую пещерку, познавая ее в первый раз, и в первый раз в упоении подумал: «Моя!»