Он знал о нашей организации достаточно. В некотором роде даже помогал нам в ситуациях, когда правительственная разведка считала, что мы способствуем обострению международной напряженности. Но он понимал то, чего не понимали остальные, — что только мы и люди, подобные нам, можем держать красных под контролем.
Сидя в углу бара за стаканом темного пива, я, как мог быстро, рассказал ему о происшедшем. Когда я упомянул о Соне Дутко, он сказал:
— Ты усек деталь, о которой мы не подумали. Мы знали об этой женщине, но упустили из виду, что переход Мартреля на нашу сторону может быть связан с ней.
— Почему бы нет?
— Вспомни о его возрасте.
— Переходный. Последняя страсть в жизни. Что еще?
— Положение, которое он занимал. Он был на самом верху. Нелогично думать, что после всей проделанной работы он бросит все и...
— Любовь к женщине.
Он подмигнул:
— Тебе лучше знать... Ты сам однажды был в таком положении.
— Я совершил почти ту же ошибку. Но я был моложе, намного моложе.
— Когда ты женишься на Рондине? — Он запнулся. — Прости, но я тоже привык к этому имени. Итак, Эдит Кейн. Я все время забываю, что Рондина мертва. Когда я увидел Эдит, я совершил ту же ошибку, что и ты, — она вылитая Рондина. Чего ты теперь от меня хочешь?
— Проникни в этот «Шривспорт-отель» и всех проверь там. Всех. Если Дутко не виновата, то был кто-то еще, кто свернул шею Энн. Возможно, тот тип, который стрелял в меня у отеля. Я не верю, чтобы женщина могла так убивать. Это требует слишком большой физической силы.
— Она же тренированный атлет. У нее стальные мускулы и крепкая хватка.
— Глупости. Женщины только кажутся такими сильными.
Чарли Корбинет минутку пристально глядел в свой стакан, потом кивнул и сказал:
— А ведь у тебя есть еще что-то на уме, верно?
— Не думал, что это заметно.
— Незаметно, Тайгер. Просто я тебя знаю лучше, чем ты думаешь.
— Присмотри за Рондиной. Поскольку они охотятся за мной, то могут взяться и за нее. Мне некого просить об этом, кроме тебя, а ты знаешь, за какую веревочку дернуть в данном случае.
— Рондина, — задумчиво произнес он. — Да, они вполне могут попытаться.
— Договорились?..
— Само собой. — Он допил пиво, поставил стакан и спросил: — Ты сам со мной свяжешься или все сведения будут у Мартина Грейди?
— Мы будем в контакте, — ответил я, оставил на стойке два доллара, похлопал Чарли по плечу и вышел из бара.
Добравшись до нужного дома, я поднялся по каменным ступенькам, стертым ногами нескольких поколений, к обнаружил, что наружная дверь открыта. В подъезде я нажал кнопку с надписью над ней «Управляющий» и подождал, пока Толстяк Джон подошел ко мне по коридору и хмуро уставился на меня:
— Чего вам надо?
— Это вам чего-то надо, приятель. Денежек Мартина Грейди.
Я произнес кодовое слово, и тотчас жирное лицо собралось в морщинки от широкой улыбки.
— Ну-у... так ты не...
— Я тот же, кем и был.
Он протянул руку, захлопнул по-быстрому дверь и ткнул большим пальцем по направлению к лестнице.
— Женщина там, наверху. Никуда не выходила.
— Какие-то сложности?
— Никаких. Я поступил, как ты велел.
— Кто-нибудь еще здесь есть?
— Никого. Только она да я. Один из ваших парней из Чикаго останавливался на два дня еще до ее появления и ушел. Ничего не говорил, как всегда.
— Отлично, Джон. Держи дверь на запоре, пока я здесь.
Он повернул ручку и набросил на дверь цепочку:
— Будь спокоен, Тайгер. Если что понадобится, я тут, внизу.
Я кивнул и направился к лестнице. Там, наверху, находится ключ ко всей операции. «Платон» крутится вокруг этого, «Платон» и множество человеческих жизней. Я медленно поднялся по лестнице и, подойдя к двери, постучал условным стуком. Из-за двери прозвучал напряженный голос:
— Кто там?
— Тайгер Мэнн.
— Как мне проверить?
Я достал последнее изобретение Бентли — ручку-бомбу, написал на клочке бумаги свое имя и подсунул бумажку под дверь.
— Сравните почерк с запиской, которая у вас есть.
Подсовывая бумажку, я почувствовал, что ее медленно тянут у меня из пальцев. Потом загремели, падая, какие-то вещи, и дверь медленно открылась. Передо мной стояла Соня Дутко.
Она была не похожа на женщину, которую я себе представлял. Белокурые, почти серебристые волосы окутывали нежное овальное лицо с выдающимися скулами и — вот ирония судьбы — с огромными, почти восточными, темными миндалевидными глазами. Ее губы были полными, немного влажными. Я видел, что она боится меня, но не подает виду. Грудь выступала под тонкой нейлоновой блузкой. У нее уже не было атлетического разворота плеч, как на ранних фото. Она была стройной, даже несколько худощавой, бедра узковаты, почти мужские, грациозные, как у балетной танцовщицы.
— Не думай, что я такой в жизни, детка. Хороший грим.
Она слегка улыбнулась, и я понял, что ее женский взгляд уже заметил в косметическом искусстве Эрни некоторые погрешности, которых не заметил бы мужчина.
— Я не знала, кого мне ждать.
В ее низком голосе все еще слышался акцент, но трудно было сказать, какой именно.
Я закрыл дверь, по привычке быстро окинул взглядом номер, потом молча указал ей на кресло. Когда она уселась, спросил:
— Ты хочешь что-нибудь рассказать?
— А что, это обязательно?
— Да.
— Тогда — пожалуйста.
— Что случилось в отеле?
— Эта женщина... Она проникла ко мне и сказала, чтобы я немедленно сматывалась из отеля. Сообщила; что это необходимо для безопасности Габена. Потом кто-то быстро постучал в дверь, но она не дала мне открыть. Несколько минут спустя зазвонил телефон. К нему я тоже не подошла.
— Кто знал, что ты появишься в этом отеле?
— Никто. Я никому не говорила.
— Энн... женщина... это знала?
— Да, я сказала ей. — Она сжала руки, нервно облизнула губы и посмотрела на меня. — Она все время боялась, что они ворвутся, дала мне эту бумажку с адресом, помогла влезть на первые ступеньки пожарной лестницы и наблюдала за тем, как я спускалась. Я сразу поехала сюда.
— Ты ни с кем не общалась?
— С тобой, — вызывающе ответила она, вдруг тоже переходя на «ты». — Пожалуйста, скажи мне, что там произошло.
— Они пришли за тобой, крошка, и Энн встретила их вместо тебя. Она могла бы их опознать, поэтому они решили не рисковать и просто прикончили ее.
Она прикрыла ладонью рот. Ее глаза на минуту расширились от ужаса.
— Господи... но я... нет...
— Зачем ты приехала в Нью-Йорк, Соня?
— Из-за Габена. Когда я узнала, что он сделал...
— Перешел?
— Да.
— Это из-за тебя он перешел?
Она отрицательно покачала головой, все еще потрясенная смертью Энн.
— Нет, нет. Это, по-моему, невозможно. С тех пор как я... здесь, мы не переписывались.
— Вы были счастливы вместе?
— Да, однажды. Восторг, атмосфера игры... Габен тогда был влиятельным лицом, и все было так здорово. Он был очень нежен со мной.
— Он знал, что ты не слишком-то любишь его?
— Кто может сказать, на что надеется мужчина? Он уже немолод.
Я пожал плечами, наблюдая за ней:
— Возраст тут ни при чем. Вы были любовниками?
Она нагнула голову, рассматривая свои ладони, потом тряхнула головой, волосы упали ей на лицо.
— Да, но я хотела об этом забыть.
— Скажи мне одну вещь. Только откровенно. Он помог тебе убежать?
Соня не могла бы меня обмануть, я для этого слишком опытен. Очень просто она сказала:
— Нет, Тайгер, нет. Я убежала потому, что поняла: с меня довольно. Это было внезапное решение. Во время Игр я встречала молодых людей, слушала их, видела, как они живут, и поняла, что должна бежать. Дома никто не пострадал из-за моего бегства. Воспользовалась случаем. Друзья... одолжили мне денег. Я старалась быть хорошей гражданкой этой страны.
— Ты несколько раз меняла имя.
— Да, но даже теперь есть кто-то, кто помнит и не прощает. Иногда меня... навещали. Каждый раз я уезжала на новое место. Я зачеркнула свое прошлое. Здесь у меня новая жизнь.
— Чего же ты хотела от Мартреля?
Жестом отчаяния она передернула плечами:
— Я знала, что ему предстоит, и не хотела, чтобы он был один. Иногда мне даже казалось, что он сделал это из-за меня. Я чувствовала ответственность. Хотела удостовериться. Но это не могло быть из-за меня. Я уже сказала, что после Игр мы даже не переписывались. Для него это было бы опасно. Сейчас так трудно говорить об этом.
— А теперь из-за него в опасности ты.
— Почему?
— Твои бывшие сограждане надеются добраться до него через тебя. Если они тебя поймают, то смогут шантажировать Мартреля, и он не станет говорить с нашими людьми. Они даже смогут сделать так, чтобы он вернулся. На его жизнь уже покушались.
— Но он...
— Жив, находится под наблюдением в больнице. Поправится, но они не остановятся на этом.
— Но тогда я должна его видеть! Пойми, должна!
— Позже, в свое время. Теперь ты так же важна, как и он! Пока я не свяжусь с Мартрелем, ты просто пересидишь в укрытии. Если он узнает, что ты в безопасности, то заговорит, и, как только сделает это, его цена для Советов сведется к нулю, он перестанет быть мишенью, обретет возможность жить в безопасности.
— Мартрель говорил, что собирается преподавать.
— Это его дело. Так поступали и другие, он тоже может использовать этот вариант. Тебе ведь известно, как они поступают: держат человека на крючке, пока это в их силах, но, когда он утрачивает для них ценность, предпочитают оставить в покое. Мы и стараемся этого добиться. А сейчас он не должен молчать.
Соня вдруг вскочила, все ее стройное тело напряглось.
— Там что-то, должно быть, происходит...
Я махнул рукой, и она сразу замолкла.
За дверью послышался какой-то звук, отозвавшийся во мне сигналом опасности.
Я показал Соне на угол, заставил сесть на пол и, когда она свернулась клубком, на цыпочках подошел к выключателю и повернул его. Потом выхватил пистолет и стал смотреть на щель под дверью Пол под ней не был освещен, очевидно, они выключили свет в коридоре. Кругом был полный мрак.
Я заметил приемник на столе, взял его и, найдя легкую мелодию, усилил звук до такой степени, что он заглушал все наши движения, Если компания в коридоре не узнала меня, то они могли принять меня за любовника и подо ждать, пока я выйду, прежде чем врываться в комнату.
— Соня, — прошептал я.
— Да, — еле слышно отозвалась она.
— Мы полезем на крышу но пожарной лестнице. Ты сможешь?
— Как скажешь. Они хотят...
— Молчи. За мной.
Я вытянул руку, почувствовал ее пальцы и рывком поднял с пола. Музыка прекратилась, и мы замерли на месте.
Несколько секунд мы стояли неподвижно, пока диктор бормотал что-то неразборчивое. Потом снова возникла мелодия, и мы подошли к окну.
Задвижки были отлично смазаны, и мы бесшумно, подняв окно, выбрались на стальную площадку. Я указал наверх, Соня кивнула и потянулась к перекладине пожарной лестницы. Я прикрыл окно и стал подниматься следом. У меня над головой мелькали ее бедра; она двигалась с уверенной свободой профессионального атлета.
На третьем этаже я остановил ее:
— Дальше поднимайся одна, оставайся за трубой или за парапетом. Постарайся держаться в тени. Не поднимай голову и не двигайся, если не уверена, что это я.
— Да, Тайгер. — И она продолжила путь.
Окно рядом со мной было закрыто, но я достал из кармана рулончик, клейкой ленты и несколько раз крест-накрест наклеил ее на стекло, которое потом бесшумно разбил одним резким ударом кулака. Просунув руку в отверстие, отпер задвижку, поднял окно и влез внутрь.
Я зажег спичку, чтобы определить, где стоит мебель, дошел до двери и распахнул ее. Целых три минуты я стоял, прислушиваясь к звукам, доносящимся из здания. Но вот я различил чье-то дыхание. Минутой позже понял, что их двое.
Они стояли по обеим сторонам двери и стоять так долго явно не собирались.
Я достал книжечку спичек, чиркнул ею сразу и швырнул спички в их направлении. Это было похоже на удар. Двое сразу ослепли, наугад вскинули автоматы, но я уже знал, где они. Последнее, что парни видели в жизни, были еще две яркие вспышки пламени из дула моего сорок пятого, после чего их окутала вечная ночь.
Я схватил одного из них за шею, другого за грудь, и они упали на меня с тем глухим стуком мертвых тел, который я умею определять безошибочно. Дернулись раза два и затихли.
Я не стал ждать. Спустился на первый этаж к комнате Толстяка Джона, рывком включил свет в прихожей и, когда при этом желтоватом свете увидел, что дверь в комнату прикрыта, сразу все понял.
Хозяин, Толстяк Джон, уже никогда не будет радоваться чекам Мартина Грейди. Он лежал в луже собственной крови на полу с горлом, перерезанным от уха до уха.
На улице уже поднялся крик, а на той стороне я успел увидеть огни машины, рванувшейся прочь. Времени было немного. Я вернулся на площадку, обшарил карманы покойников в поисках документов и ничего не нашел. Быстро поднялся на крышу, окликнул:
— Соня... это я, Тайгер.
— Я здесь, — отозвалась она слева.
Я выступил вперед так, чтобы она меня увидела, и ударом ноги захлопнул чердачный люк.
Вой двух сирен приближался с противоположных концов улицы. Соня подошла ко мне, испуганная, дрожащая от страха. Я взял ее за руку, и мы перепрыгивали с крыши на крышу, пока не добрались до конца квартала, а там нашли пожарную лестницу и спустились на землю. На улице я взял ее под руку, и мы пошли прочь как ни в чем не бывало.
Мы отошли уже достаточно далеко, когда я подозвал такси, дал водителю адрес Эрни Бентли, попросил остановиться на углу и расплатился. Он вручал мне сдачу, когда по радио передали сообщение о трех убийствах в районе, который мы только что покинули.
Глава 6
Сидя в углу бара за стаканом темного пива, я, как мог быстро, рассказал ему о происшедшем. Когда я упомянул о Соне Дутко, он сказал:
— Ты усек деталь, о которой мы не подумали. Мы знали об этой женщине, но упустили из виду, что переход Мартреля на нашу сторону может быть связан с ней.
— Почему бы нет?
— Вспомни о его возрасте.
— Переходный. Последняя страсть в жизни. Что еще?
— Положение, которое он занимал. Он был на самом верху. Нелогично думать, что после всей проделанной работы он бросит все и...
— Любовь к женщине.
Он подмигнул:
— Тебе лучше знать... Ты сам однажды был в таком положении.
— Я совершил почти ту же ошибку. Но я был моложе, намного моложе.
— Когда ты женишься на Рондине? — Он запнулся. — Прости, но я тоже привык к этому имени. Итак, Эдит Кейн. Я все время забываю, что Рондина мертва. Когда я увидел Эдит, я совершил ту же ошибку, что и ты, — она вылитая Рондина. Чего ты теперь от меня хочешь?
— Проникни в этот «Шривспорт-отель» и всех проверь там. Всех. Если Дутко не виновата, то был кто-то еще, кто свернул шею Энн. Возможно, тот тип, который стрелял в меня у отеля. Я не верю, чтобы женщина могла так убивать. Это требует слишком большой физической силы.
— Она же тренированный атлет. У нее стальные мускулы и крепкая хватка.
— Глупости. Женщины только кажутся такими сильными.
Чарли Корбинет минутку пристально глядел в свой стакан, потом кивнул и сказал:
— А ведь у тебя есть еще что-то на уме, верно?
— Не думал, что это заметно.
— Незаметно, Тайгер. Просто я тебя знаю лучше, чем ты думаешь.
— Присмотри за Рондиной. Поскольку они охотятся за мной, то могут взяться и за нее. Мне некого просить об этом, кроме тебя, а ты знаешь, за какую веревочку дернуть в данном случае.
— Рондина, — задумчиво произнес он. — Да, они вполне могут попытаться.
— Договорились?..
— Само собой. — Он допил пиво, поставил стакан и спросил: — Ты сам со мной свяжешься или все сведения будут у Мартина Грейди?
— Мы будем в контакте, — ответил я, оставил на стойке два доллара, похлопал Чарли по плечу и вышел из бара.
* * *
На такси я проехал три квартала, а дальше пошел пешком. Раза два проходил мимо полицейский в форме, но был удостоен лишь мимолетных взглядов. Если вы идете достаточно быстро, словно устремляетесь к определенной цели, если одеты неприметно и при ходьбе сутулитесь как очень занятой человек, полицейским до вас нет дела. Да и всяких подонков или жуликов вы ничуть не привлекаете.Добравшись до нужного дома, я поднялся по каменным ступенькам, стертым ногами нескольких поколений, к обнаружил, что наружная дверь открыта. В подъезде я нажал кнопку с надписью над ней «Управляющий» и подождал, пока Толстяк Джон подошел ко мне по коридору и хмуро уставился на меня:
— Чего вам надо?
— Это вам чего-то надо, приятель. Денежек Мартина Грейди.
Я произнес кодовое слово, и тотчас жирное лицо собралось в морщинки от широкой улыбки.
— Ну-у... так ты не...
— Я тот же, кем и был.
Он протянул руку, захлопнул по-быстрому дверь и ткнул большим пальцем по направлению к лестнице.
— Женщина там, наверху. Никуда не выходила.
— Какие-то сложности?
— Никаких. Я поступил, как ты велел.
— Кто-нибудь еще здесь есть?
— Никого. Только она да я. Один из ваших парней из Чикаго останавливался на два дня еще до ее появления и ушел. Ничего не говорил, как всегда.
— Отлично, Джон. Держи дверь на запоре, пока я здесь.
Он повернул ручку и набросил на дверь цепочку:
— Будь спокоен, Тайгер. Если что понадобится, я тут, внизу.
Я кивнул и направился к лестнице. Там, наверху, находится ключ ко всей операции. «Платон» крутится вокруг этого, «Платон» и множество человеческих жизней. Я медленно поднялся по лестнице и, подойдя к двери, постучал условным стуком. Из-за двери прозвучал напряженный голос:
— Кто там?
— Тайгер Мэнн.
— Как мне проверить?
Я достал последнее изобретение Бентли — ручку-бомбу, написал на клочке бумаги свое имя и подсунул бумажку под дверь.
— Сравните почерк с запиской, которая у вас есть.
Подсовывая бумажку, я почувствовал, что ее медленно тянут у меня из пальцев. Потом загремели, падая, какие-то вещи, и дверь медленно открылась. Передо мной стояла Соня Дутко.
Она была не похожа на женщину, которую я себе представлял. Белокурые, почти серебристые волосы окутывали нежное овальное лицо с выдающимися скулами и — вот ирония судьбы — с огромными, почти восточными, темными миндалевидными глазами. Ее губы были полными, немного влажными. Я видел, что она боится меня, но не подает виду. Грудь выступала под тонкой нейлоновой блузкой. У нее уже не было атлетического разворота плеч, как на ранних фото. Она была стройной, даже несколько худощавой, бедра узковаты, почти мужские, грациозные, как у балетной танцовщицы.
— Не думай, что я такой в жизни, детка. Хороший грим.
Она слегка улыбнулась, и я понял, что ее женский взгляд уже заметил в косметическом искусстве Эрни некоторые погрешности, которых не заметил бы мужчина.
— Я не знала, кого мне ждать.
В ее низком голосе все еще слышался акцент, но трудно было сказать, какой именно.
Я закрыл дверь, по привычке быстро окинул взглядом номер, потом молча указал ей на кресло. Когда она уселась, спросил:
— Ты хочешь что-нибудь рассказать?
— А что, это обязательно?
— Да.
— Тогда — пожалуйста.
— Что случилось в отеле?
— Эта женщина... Она проникла ко мне и сказала, чтобы я немедленно сматывалась из отеля. Сообщила; что это необходимо для безопасности Габена. Потом кто-то быстро постучал в дверь, но она не дала мне открыть. Несколько минут спустя зазвонил телефон. К нему я тоже не подошла.
— Кто знал, что ты появишься в этом отеле?
— Никто. Я никому не говорила.
— Энн... женщина... это знала?
— Да, я сказала ей. — Она сжала руки, нервно облизнула губы и посмотрела на меня. — Она все время боялась, что они ворвутся, дала мне эту бумажку с адресом, помогла влезть на первые ступеньки пожарной лестницы и наблюдала за тем, как я спускалась. Я сразу поехала сюда.
— Ты ни с кем не общалась?
— С тобой, — вызывающе ответила она, вдруг тоже переходя на «ты». — Пожалуйста, скажи мне, что там произошло.
— Они пришли за тобой, крошка, и Энн встретила их вместо тебя. Она могла бы их опознать, поэтому они решили не рисковать и просто прикончили ее.
Она прикрыла ладонью рот. Ее глаза на минуту расширились от ужаса.
— Господи... но я... нет...
— Зачем ты приехала в Нью-Йорк, Соня?
— Из-за Габена. Когда я узнала, что он сделал...
— Перешел?
— Да.
— Это из-за тебя он перешел?
Она отрицательно покачала головой, все еще потрясенная смертью Энн.
— Нет, нет. Это, по-моему, невозможно. С тех пор как я... здесь, мы не переписывались.
— Вы были счастливы вместе?
— Да, однажды. Восторг, атмосфера игры... Габен тогда был влиятельным лицом, и все было так здорово. Он был очень нежен со мной.
— Он знал, что ты не слишком-то любишь его?
— Кто может сказать, на что надеется мужчина? Он уже немолод.
Я пожал плечами, наблюдая за ней:
— Возраст тут ни при чем. Вы были любовниками?
Она нагнула голову, рассматривая свои ладони, потом тряхнула головой, волосы упали ей на лицо.
— Да, но я хотела об этом забыть.
— Скажи мне одну вещь. Только откровенно. Он помог тебе убежать?
Соня не могла бы меня обмануть, я для этого слишком опытен. Очень просто она сказала:
— Нет, Тайгер, нет. Я убежала потому, что поняла: с меня довольно. Это было внезапное решение. Во время Игр я встречала молодых людей, слушала их, видела, как они живут, и поняла, что должна бежать. Дома никто не пострадал из-за моего бегства. Воспользовалась случаем. Друзья... одолжили мне денег. Я старалась быть хорошей гражданкой этой страны.
— Ты несколько раз меняла имя.
— Да, но даже теперь есть кто-то, кто помнит и не прощает. Иногда меня... навещали. Каждый раз я уезжала на новое место. Я зачеркнула свое прошлое. Здесь у меня новая жизнь.
— Чего же ты хотела от Мартреля?
Жестом отчаяния она передернула плечами:
— Я знала, что ему предстоит, и не хотела, чтобы он был один. Иногда мне даже казалось, что он сделал это из-за меня. Я чувствовала ответственность. Хотела удостовериться. Но это не могло быть из-за меня. Я уже сказала, что после Игр мы даже не переписывались. Для него это было бы опасно. Сейчас так трудно говорить об этом.
— А теперь из-за него в опасности ты.
— Почему?
— Твои бывшие сограждане надеются добраться до него через тебя. Если они тебя поймают, то смогут шантажировать Мартреля, и он не станет говорить с нашими людьми. Они даже смогут сделать так, чтобы он вернулся. На его жизнь уже покушались.
— Но он...
— Жив, находится под наблюдением в больнице. Поправится, но они не остановятся на этом.
— Но тогда я должна его видеть! Пойми, должна!
— Позже, в свое время. Теперь ты так же важна, как и он! Пока я не свяжусь с Мартрелем, ты просто пересидишь в укрытии. Если он узнает, что ты в безопасности, то заговорит, и, как только сделает это, его цена для Советов сведется к нулю, он перестанет быть мишенью, обретет возможность жить в безопасности.
— Мартрель говорил, что собирается преподавать.
— Это его дело. Так поступали и другие, он тоже может использовать этот вариант. Тебе ведь известно, как они поступают: держат человека на крючке, пока это в их силах, но, когда он утрачивает для них ценность, предпочитают оставить в покое. Мы и стараемся этого добиться. А сейчас он не должен молчать.
Соня вдруг вскочила, все ее стройное тело напряглось.
— Там что-то, должно быть, происходит...
Я махнул рукой, и она сразу замолкла.
За дверью послышался какой-то звук, отозвавшийся во мне сигналом опасности.
Я показал Соне на угол, заставил сесть на пол и, когда она свернулась клубком, на цыпочках подошел к выключателю и повернул его. Потом выхватил пистолет и стал смотреть на щель под дверью Пол под ней не был освещен, очевидно, они выключили свет в коридоре. Кругом был полный мрак.
Я заметил приемник на столе, взял его и, найдя легкую мелодию, усилил звук до такой степени, что он заглушал все наши движения, Если компания в коридоре не узнала меня, то они могли принять меня за любовника и подо ждать, пока я выйду, прежде чем врываться в комнату.
— Соня, — прошептал я.
— Да, — еле слышно отозвалась она.
— Мы полезем на крышу но пожарной лестнице. Ты сможешь?
— Как скажешь. Они хотят...
— Молчи. За мной.
Я вытянул руку, почувствовал ее пальцы и рывком поднял с пола. Музыка прекратилась, и мы замерли на месте.
Несколько секунд мы стояли неподвижно, пока диктор бормотал что-то неразборчивое. Потом снова возникла мелодия, и мы подошли к окну.
Задвижки были отлично смазаны, и мы бесшумно, подняв окно, выбрались на стальную площадку. Я указал наверх, Соня кивнула и потянулась к перекладине пожарной лестницы. Я прикрыл окно и стал подниматься следом. У меня над головой мелькали ее бедра; она двигалась с уверенной свободой профессионального атлета.
На третьем этаже я остановил ее:
— Дальше поднимайся одна, оставайся за трубой или за парапетом. Постарайся держаться в тени. Не поднимай голову и не двигайся, если не уверена, что это я.
— Да, Тайгер. — И она продолжила путь.
Окно рядом со мной было закрыто, но я достал из кармана рулончик, клейкой ленты и несколько раз крест-накрест наклеил ее на стекло, которое потом бесшумно разбил одним резким ударом кулака. Просунув руку в отверстие, отпер задвижку, поднял окно и влез внутрь.
Я зажег спичку, чтобы определить, где стоит мебель, дошел до двери и распахнул ее. Целых три минуты я стоял, прислушиваясь к звукам, доносящимся из здания. Но вот я различил чье-то дыхание. Минутой позже понял, что их двое.
Они стояли по обеим сторонам двери и стоять так долго явно не собирались.
Я достал книжечку спичек, чиркнул ею сразу и швырнул спички в их направлении. Это было похоже на удар. Двое сразу ослепли, наугад вскинули автоматы, но я уже знал, где они. Последнее, что парни видели в жизни, были еще две яркие вспышки пламени из дула моего сорок пятого, после чего их окутала вечная ночь.
Я схватил одного из них за шею, другого за грудь, и они упали на меня с тем глухим стуком мертвых тел, который я умею определять безошибочно. Дернулись раза два и затихли.
Я не стал ждать. Спустился на первый этаж к комнате Толстяка Джона, рывком включил свет в прихожей и, когда при этом желтоватом свете увидел, что дверь в комнату прикрыта, сразу все понял.
Хозяин, Толстяк Джон, уже никогда не будет радоваться чекам Мартина Грейди. Он лежал в луже собственной крови на полу с горлом, перерезанным от уха до уха.
На улице уже поднялся крик, а на той стороне я успел увидеть огни машины, рванувшейся прочь. Времени было немного. Я вернулся на площадку, обшарил карманы покойников в поисках документов и ничего не нашел. Быстро поднялся на крышу, окликнул:
— Соня... это я, Тайгер.
— Я здесь, — отозвалась она слева.
Я выступил вперед так, чтобы она меня увидела, и ударом ноги захлопнул чердачный люк.
Вой двух сирен приближался с противоположных концов улицы. Соня подошла ко мне, испуганная, дрожащая от страха. Я взял ее за руку, и мы перепрыгивали с крыши на крышу, пока не добрались до конца квартала, а там нашли пожарную лестницу и спустились на землю. На улице я взял ее под руку, и мы пошли прочь как ни в чем не бывало.
Мы отошли уже достаточно далеко, когда я подозвал такси, дал водителю адрес Эрни Бентли, попросил остановиться на углу и расплатился. Он вручал мне сдачу, когда по радио передали сообщение о трех убийствах в районе, который мы только что покинули.
Глава 6
Пока Эрни собирал сведения об убийстве, мы сидели в задней комнате лаборатории. Полиция никого не обнаружила, однако нож, которым располосовали глотку Толстяка, оказался в кармане одного из тех, кого я пристрелил. Никаких документов не обнаружили, так что предстояла обычная процедура установления личностей по отпечаткам пальцев. Несколько свидетелей видели, как темный седан последней модели уехал с места действия сразу после выстрелов, но никто, как водится, не запомнил номер.
Эрни первым делом заменил ствол у моего сорок пятого, так что я мог не опасаться баллистической экспертизы. Все, что у них было зафиксировано, устарело, так как последние баллистические снимки делались до того, как пистолетом пользовались. Эрни беспокоился насчет спичек, использованных мной, но я его заверил, что спички были самые обычные, их не отследишь. К тому же книжечка, скорее всего, полностью сгорела, никаких отпечатков пальцев не сохранилось.
Меня-то беспокоила Соня. Она ведь долго находилась в номере, опознать ее по отпечаткам — дело нескольких часов.
Эрни вошел, хмуря брови, и спросил:
— Как они добрались до Толстяка Джона?
— Ну, детка, вспомни, как ты выбиралась из отеля? За тобой никто не следил? — спросил я.
Она в третий раз рассказала свою историю.
— Ты уверена, что не подцепила хвост?
— Я ничего не видела.
— Черт, — ругнулся Эрни, — но ведь она не профессионал! Откуда ей знать, следили за ней или нет? И потом, вряд ли в отеле не наблюдали у входных дверей, на всякий случай.
— Я и сам об этом думаю, — сказал я. — Когда она уходила, на улице уже собралась толпа, так что сесть Соне на хвост было легче легкого. Они шли за ней до дома Джона. Мое появление лишь ненадолго задержало акцию.
Эрни кивнул, подошел к Соне и сказал сурово:
— Покажи руки.
Ничего не понимая, она подчинилась. Он взял ее руки в свои и начал тщательно обследовать, задерживаясь на сгибах и локтях. Ничего грубого, животного не было в этих руках. Очень нежные, мягкие и, конечно, не такие, как у тренированной спортсменки. Несколько лет назад она оставила спорт, стала просто женщиной. Очень осторожно он пощупал ее мускулы.
Когда Эрни закончил свой осмотр, я спросил:
— Ну что?
— Она этого не делала.
До Сони, наконец, дошел смысл происходящего. Она пристально посмотрела на каждого из нас:
— Нет, мальчики, не я убила эту девушку.
— Проверка, милочка. В нашем деле нужно во всем быть уверенным, иначе быстро станешь покойником. Именно сейчас копы ходят кругами, чтобы найти тебя, и если найдут, понадобится немало объяснений. Я согласен с заключением Эрни, я и сам так считаю. Я ведь видел, что случилось с Энн Лайтер. Видел я и другие убийства такого рода, дорогая, они требуют могучей пары рук.
Она по-прежнему была напряжена и казалась отчужденной.
— А что, если я воспользовалась оружием?
Я не клюнул на эту наживку:
— Преступление совершено голыми руками.
— Спасибо.
Она улыбнулась, и Эрни взял ее руки в свои:
— А что мы будем дальше с ней делать?
Я пожал плечами:
— У нее нет одежды и негде жить. Она должна быть с кем-то, кому можно доверять.
— Вызовем кого-нибудь из Ньюаркского контрольного центра?
— Нет времени. Целая команда следит за ней и Мартрелем. Им конечно же известно, что она у меня. Знаешь что? Сфотографируй меня вместе с Соней.
— Зачем?!
— Если Мартрель узнает, что она в безопасности, может быть, он заговорит. Мы используем сегодняшнюю газету для идентификации.
Пока мы ждали готового снимка, я позвонил Чарли Корбинету. Я изложил ему все в подробностях и попросил выяснить что-нибудь об убитых через картотеку иностранных агентов. Он даже присвистнул, услышав изложенную мной суть дела, но, как всегда, не задавал вопросов.
— Есть что-нибудь новенькое об отеле? — поинтересовался я.
— Несколько интересных фактов. Ни один мужчина не проникал в здание до убийства, и ни один из запертых снаружи запасных выходов не носит следов взлома. Две особы за конторкой видели более десяти посетительниц, поднимавшихся в лифте, но за исключением двух случаев они не знают, к кому эти женщины — исключительно женщины — приходили. Кажется, что это мужская работа, но, сдается мне, хорошо тренированная профессионалка, разбирающаяся в нашем деле, могла справиться не хуже. Некоторые из этих женщин в отеле похожи на...
— Мне это не нравится, полковник.
— Мне тоже, но это все, что у нас есть.
— Ты все еще следишь за моей Рондиной?
— Сразу после твоего звонка к ней приставили Альберта Каттера. Не столько ради нее самой, сколько ради того, чтобы отслеживать тебя. Будь поосторожнее с этим типом, Тайгер. Он не слишком разбирается в твоей операции.
— Никто не разбирается.
— Но он особенно опасен. По-моему, он ведет двойную игру с тех пор, как Мартин Грейди давал объяснения сенатской комиссии в Вашингтоне.
— Спасибо. Но почему ты сказал мне об этом?
— Потому что у меня тоже есть мозги. Страна управляется штатскими крысами, а в правительстве сидят трусы, и когда нужно что-то сделать для безопасности нации, то рассчитывать приходится только на профессионалов со стальной хваткой, и больше ни на кого. А если так, то какая разница, кто платит за износ их ботинок?
— Как далеко зашла проверка комиссии?
— Создан целый комитет по проверке деятельности вашей организации. А тебя обвиняют во всех грехах и охотятся за тобой, как за зверем.
— Не впервой.
— Но теперь тебе придется давать показания, чтобы выпутаться из этой истории.
— Глупости, — отмахнулся я и положил трубку.
Эрни осторожным кивком отозвал меня в дальний конец комнаты:
— Ну и как ты насчет нее?
— Она — ключ ко всему в этой игре.
— А сегодня вечером?
— Отвезу ее снова в отель. Десятка портье — и Мата Хари у меня в номере.
— Но ведь портье тебя не признает в таком виде. Я имею в виду лицо.
— Мне нужно новое лицо, Эрни. Водитель такси мог меня запомнить.
— Садись. Я сейчас принесу растворитель. Предупреждаю, может быть больно.
Пока он удалял грим, Соня наблюдала за мной с восторгом. Она смотрела, как Эрни удаляет всю эту дрянь и возвращает меня в мое естественное состояние: нос и подбородок приняли прежнюю форму, длинные неряшливые космы обернулись нормальным ежиком, и зубы перестали выдаваться вперед. Я избавился от тряпья, облачился в собственный удобный костюм, под пиджаком которого так уютно пристраивался мой сорок пятый, сунул так называемую самописку в карман и взял деньги.
Впервые за все это время Соня засмеялась, и слушать ее смех было приятно: он был глубокий, грудной и очень искренний. Он осветил лицо женщины и ярким блеском отразился в черных глазах.
— Веселишься? — спросил я, потому что вообще-то не любил, когда смеются надо мной.
— Да нет, Тайгер, я смеюсь не над тобой. Просто до сих пор ты был похож на...
— ...бродягу, — закончил я.
— Да. Но теперь ты совсем другой. Теперь я вижу настоящего тигра. И понимаю, почему тебя наградили таким прозвищем.
— Не прозвищем, радость моя. Тайгер — мое собственное имя.
— Ты его заслуживаешь. Но кажется, тебе не хватает длинного хвоста.
Я ухмыльнулся весьма непристойно, и Соня перестала было смеяться, но потом снова заулыбалась и сказала:
— Я понимаю.
— Ох, брат ты мой, — засмеялся и Эрни, — вы, боевики, ходоки те еще!
— Замолкни, — сказал я ему, взял Соню за руку, и она слезла с табурета. — Пошли.
Контрольная нитка на двери была не тронута, так что я спрятал пистолет и вошел. Когда я повернул ключ в замке, Соня остановилась спиной к стене и посмотрела на меня с испытующей настороженностью. В номере из мебели были одно кресло, одна не особенно широкая кровать и шкаф.
— Тайгер...
Я сразу дал ей понять обстановку:
— Детка, ты стоишь на трупах троих людей. От этой участи не застрахованы ни я, ни ты, ни Мартрель. Тебе, может, не нравится это дело, но ты не спрашиваешь, а я не отвечаю. Я, милая, переспал со многими девочками, но сейчас не время заигрывать. Не для того я тебя сюда привел, чтобы затащить в постель. Если бы я этого хотел, я бы это и сделал, и ты даже не пикнула бы. Разве что вскрикнула бы от наслаждения. Выбрось это из головы, подожди, пока тебя попросят, прежде чем скажешь «нет». Заруби себе на носу, малышка, мы не в игрушки играем.
— Я никогда...
— Ты девственница?
Она посмотрела на меня долгим взглядом и медленно опустила ресницы:
— Нет.
— Помни, это всего лишь остановка в пути, пока я тебя оберегаю.
Я подошел к телефону и набрал номер Рондины.
Черт, я никак не мог перестать называть ее Рондиной. Рондина мертва... А это ее сестра, Эдит Кейн. Эдит Кейн! Но имя слишком долго хранилось у меня в памяти и я не в силах с ним расстаться. Эдит — настоящая Рондина, которой убитая Рондина должна была бы стать.
Телефон звонил и звонил, но никто не подходил, и я положил трубку. Было поздно, очень поздно. Было слишком поздно.
Я сказал:
— Ложись в кровать, я буду спать в кресле.
Она кивнула, подошла к кровати и села в ногах. Я знал, что она следит за мной оттуда, поэтому рухнул в кресло и закинул ноги на подоконник. Невозможно глядеть на мертвого друга, а потом пристрелить двоих и без всяких последствий. Даже для меня это был очень длинный день.
Теперь они охотились уже за двоими. Мы были дичью, а они — охотниками, стрелками. И если мы не остережемся, то погибнем под перекрестным огнем. Право и Сила. В чем правда? Чтобы победить, надо обладать и тем и другим. Я смотрел в окно на мягкий свет окон ночного Нью-Йорка над крышами зданий, наблюдая, как меняется цвет города от вспышек неоновых реклам, и прислушиваясь к звукам внизу, на улицах. Где еще сейчас умирают люди и по каким причинам?
Я заснул, держа пистолет в руке, и как далекий дождь шумела в душе вода, и сквозь этот шелестящий шум доносилось негромкое звучание песенки, которую я слышал когда-то в Европе; в комнате пахло душистым мылом, мягко пахло женщиной.
Ее руки были нежными. Они тронули мое лицо и разбудили, пальцы прошлись по щекам, разглаживая складки, потом стали перебирать мои волосы, трогать ресницы, на секунду прижались к губам. Они дарили ласку, не прося ничего взамен.
Там, за окном, вставало солнце — огромный оранжевый полукруг. Я потянулся и почувствовал ее руку под своей ладонью.
— Тайгер, — сказала она, — мой Тайгер, идем спать со мной.
Это был чудесный рассвет, сначала медленный, но потом красные лучи брызнули на нас, как кровь в первом причастии, и затопили обоих.
Черт, как нежна она была, как покорна, какое твердое и округлое тело! Бедра, как холмы прохладной пены, и эти впадинки... Она принесла с собой какую-то симфонию плоти женского естества и всепоглощающего желания. Она жаждала и умоляла.
Эрни первым делом заменил ствол у моего сорок пятого, так что я мог не опасаться баллистической экспертизы. Все, что у них было зафиксировано, устарело, так как последние баллистические снимки делались до того, как пистолетом пользовались. Эрни беспокоился насчет спичек, использованных мной, но я его заверил, что спички были самые обычные, их не отследишь. К тому же книжечка, скорее всего, полностью сгорела, никаких отпечатков пальцев не сохранилось.
Меня-то беспокоила Соня. Она ведь долго находилась в номере, опознать ее по отпечаткам — дело нескольких часов.
Эрни вошел, хмуря брови, и спросил:
— Как они добрались до Толстяка Джона?
— Ну, детка, вспомни, как ты выбиралась из отеля? За тобой никто не следил? — спросил я.
Она в третий раз рассказала свою историю.
— Ты уверена, что не подцепила хвост?
— Я ничего не видела.
— Черт, — ругнулся Эрни, — но ведь она не профессионал! Откуда ей знать, следили за ней или нет? И потом, вряд ли в отеле не наблюдали у входных дверей, на всякий случай.
— Я и сам об этом думаю, — сказал я. — Когда она уходила, на улице уже собралась толпа, так что сесть Соне на хвост было легче легкого. Они шли за ней до дома Джона. Мое появление лишь ненадолго задержало акцию.
Эрни кивнул, подошел к Соне и сказал сурово:
— Покажи руки.
Ничего не понимая, она подчинилась. Он взял ее руки в свои и начал тщательно обследовать, задерживаясь на сгибах и локтях. Ничего грубого, животного не было в этих руках. Очень нежные, мягкие и, конечно, не такие, как у тренированной спортсменки. Несколько лет назад она оставила спорт, стала просто женщиной. Очень осторожно он пощупал ее мускулы.
Когда Эрни закончил свой осмотр, я спросил:
— Ну что?
— Она этого не делала.
До Сони, наконец, дошел смысл происходящего. Она пристально посмотрела на каждого из нас:
— Нет, мальчики, не я убила эту девушку.
— Проверка, милочка. В нашем деле нужно во всем быть уверенным, иначе быстро станешь покойником. Именно сейчас копы ходят кругами, чтобы найти тебя, и если найдут, понадобится немало объяснений. Я согласен с заключением Эрни, я и сам так считаю. Я ведь видел, что случилось с Энн Лайтер. Видел я и другие убийства такого рода, дорогая, они требуют могучей пары рук.
Она по-прежнему была напряжена и казалась отчужденной.
— А что, если я воспользовалась оружием?
Я не клюнул на эту наживку:
— Преступление совершено голыми руками.
— Спасибо.
Она улыбнулась, и Эрни взял ее руки в свои:
— А что мы будем дальше с ней делать?
Я пожал плечами:
— У нее нет одежды и негде жить. Она должна быть с кем-то, кому можно доверять.
— Вызовем кого-нибудь из Ньюаркского контрольного центра?
— Нет времени. Целая команда следит за ней и Мартрелем. Им конечно же известно, что она у меня. Знаешь что? Сфотографируй меня вместе с Соней.
— Зачем?!
— Если Мартрель узнает, что она в безопасности, может быть, он заговорит. Мы используем сегодняшнюю газету для идентификации.
Пока мы ждали готового снимка, я позвонил Чарли Корбинету. Я изложил ему все в подробностях и попросил выяснить что-нибудь об убитых через картотеку иностранных агентов. Он даже присвистнул, услышав изложенную мной суть дела, но, как всегда, не задавал вопросов.
— Есть что-нибудь новенькое об отеле? — поинтересовался я.
— Несколько интересных фактов. Ни один мужчина не проникал в здание до убийства, и ни один из запертых снаружи запасных выходов не носит следов взлома. Две особы за конторкой видели более десяти посетительниц, поднимавшихся в лифте, но за исключением двух случаев они не знают, к кому эти женщины — исключительно женщины — приходили. Кажется, что это мужская работа, но, сдается мне, хорошо тренированная профессионалка, разбирающаяся в нашем деле, могла справиться не хуже. Некоторые из этих женщин в отеле похожи на...
— Мне это не нравится, полковник.
— Мне тоже, но это все, что у нас есть.
— Ты все еще следишь за моей Рондиной?
— Сразу после твоего звонка к ней приставили Альберта Каттера. Не столько ради нее самой, сколько ради того, чтобы отслеживать тебя. Будь поосторожнее с этим типом, Тайгер. Он не слишком разбирается в твоей операции.
— Никто не разбирается.
— Но он особенно опасен. По-моему, он ведет двойную игру с тех пор, как Мартин Грейди давал объяснения сенатской комиссии в Вашингтоне.
— Спасибо. Но почему ты сказал мне об этом?
— Потому что у меня тоже есть мозги. Страна управляется штатскими крысами, а в правительстве сидят трусы, и когда нужно что-то сделать для безопасности нации, то рассчитывать приходится только на профессионалов со стальной хваткой, и больше ни на кого. А если так, то какая разница, кто платит за износ их ботинок?
— Как далеко зашла проверка комиссии?
— Создан целый комитет по проверке деятельности вашей организации. А тебя обвиняют во всех грехах и охотятся за тобой, как за зверем.
— Не впервой.
— Но теперь тебе придется давать показания, чтобы выпутаться из этой истории.
— Глупости, — отмахнулся я и положил трубку.
Эрни осторожным кивком отозвал меня в дальний конец комнаты:
— Ну и как ты насчет нее?
— Она — ключ ко всему в этой игре.
— А сегодня вечером?
— Отвезу ее снова в отель. Десятка портье — и Мата Хари у меня в номере.
— Но ведь портье тебя не признает в таком виде. Я имею в виду лицо.
— Мне нужно новое лицо, Эрни. Водитель такси мог меня запомнить.
— Садись. Я сейчас принесу растворитель. Предупреждаю, может быть больно.
Пока он удалял грим, Соня наблюдала за мной с восторгом. Она смотрела, как Эрни удаляет всю эту дрянь и возвращает меня в мое естественное состояние: нос и подбородок приняли прежнюю форму, длинные неряшливые космы обернулись нормальным ежиком, и зубы перестали выдаваться вперед. Я избавился от тряпья, облачился в собственный удобный костюм, под пиджаком которого так уютно пристраивался мой сорок пятый, сунул так называемую самописку в карман и взял деньги.
Впервые за все это время Соня засмеялась, и слушать ее смех было приятно: он был глубокий, грудной и очень искренний. Он осветил лицо женщины и ярким блеском отразился в черных глазах.
— Веселишься? — спросил я, потому что вообще-то не любил, когда смеются надо мной.
— Да нет, Тайгер, я смеюсь не над тобой. Просто до сих пор ты был похож на...
— ...бродягу, — закончил я.
— Да. Но теперь ты совсем другой. Теперь я вижу настоящего тигра. И понимаю, почему тебя наградили таким прозвищем.
— Не прозвищем, радость моя. Тайгер — мое собственное имя.
— Ты его заслуживаешь. Но кажется, тебе не хватает длинного хвоста.
Я ухмыльнулся весьма непристойно, и Соня перестала было смеяться, но потом снова заулыбалась и сказала:
— Я понимаю.
— Ох, брат ты мой, — засмеялся и Эрни, — вы, боевики, ходоки те еще!
— Замолкни, — сказал я ему, взял Соню за руку, и она слезла с табурета. — Пошли.
* * *
В отеле вопрос уладила всего лишь пятерка. Портье даже не поглядел на нее, спрятал банкнот и снова уткнулся в свои бумаги. Это была старая история, и вообще чужие дела его не волновали.Контрольная нитка на двери была не тронута, так что я спрятал пистолет и вошел. Когда я повернул ключ в замке, Соня остановилась спиной к стене и посмотрела на меня с испытующей настороженностью. В номере из мебели были одно кресло, одна не особенно широкая кровать и шкаф.
— Тайгер...
Я сразу дал ей понять обстановку:
— Детка, ты стоишь на трупах троих людей. От этой участи не застрахованы ни я, ни ты, ни Мартрель. Тебе, может, не нравится это дело, но ты не спрашиваешь, а я не отвечаю. Я, милая, переспал со многими девочками, но сейчас не время заигрывать. Не для того я тебя сюда привел, чтобы затащить в постель. Если бы я этого хотел, я бы это и сделал, и ты даже не пикнула бы. Разве что вскрикнула бы от наслаждения. Выбрось это из головы, подожди, пока тебя попросят, прежде чем скажешь «нет». Заруби себе на носу, малышка, мы не в игрушки играем.
— Я никогда...
— Ты девственница?
Она посмотрела на меня долгим взглядом и медленно опустила ресницы:
— Нет.
— Помни, это всего лишь остановка в пути, пока я тебя оберегаю.
Я подошел к телефону и набрал номер Рондины.
Черт, я никак не мог перестать называть ее Рондиной. Рондина мертва... А это ее сестра, Эдит Кейн. Эдит Кейн! Но имя слишком долго хранилось у меня в памяти и я не в силах с ним расстаться. Эдит — настоящая Рондина, которой убитая Рондина должна была бы стать.
Телефон звонил и звонил, но никто не подходил, и я положил трубку. Было поздно, очень поздно. Было слишком поздно.
Я сказал:
— Ложись в кровать, я буду спать в кресле.
Она кивнула, подошла к кровати и села в ногах. Я знал, что она следит за мной оттуда, поэтому рухнул в кресло и закинул ноги на подоконник. Невозможно глядеть на мертвого друга, а потом пристрелить двоих и без всяких последствий. Даже для меня это был очень длинный день.
Теперь они охотились уже за двоими. Мы были дичью, а они — охотниками, стрелками. И если мы не остережемся, то погибнем под перекрестным огнем. Право и Сила. В чем правда? Чтобы победить, надо обладать и тем и другим. Я смотрел в окно на мягкий свет окон ночного Нью-Йорка над крышами зданий, наблюдая, как меняется цвет города от вспышек неоновых реклам, и прислушиваясь к звукам внизу, на улицах. Где еще сейчас умирают люди и по каким причинам?
Я заснул, держа пистолет в руке, и как далекий дождь шумела в душе вода, и сквозь этот шелестящий шум доносилось негромкое звучание песенки, которую я слышал когда-то в Европе; в комнате пахло душистым мылом, мягко пахло женщиной.
Ее руки были нежными. Они тронули мое лицо и разбудили, пальцы прошлись по щекам, разглаживая складки, потом стали перебирать мои волосы, трогать ресницы, на секунду прижались к губам. Они дарили ласку, не прося ничего взамен.
Там, за окном, вставало солнце — огромный оранжевый полукруг. Я потянулся и почувствовал ее руку под своей ладонью.
— Тайгер, — сказала она, — мой Тайгер, идем спать со мной.
Это был чудесный рассвет, сначала медленный, но потом красные лучи брызнули на нас, как кровь в первом причастии, и затопили обоих.
Черт, как нежна она была, как покорна, какое твердое и округлое тело! Бедра, как холмы прохладной пены, и эти впадинки... Она принесла с собой какую-то симфонию плоти женского естества и всепоглощающего желания. Она жаждала и умоляла.