Я сажаю мышь на стол и говорю:
- Я принесла твоим мышкам няню.
Он подошел и долго смотрел на мышь.
Я и сейчас продолжаю воспринимать его как ребенка, Володя же всегда общался с ним на равных, как с другом.
Меня всегда покоряла Женина неутомимость. Он может выйти играть бисы один, два, пять, восемь раз. Когда был маленьким, мама с Анной Павловной махали ему из зала: "Женя, довольно!" У него были какие-то внутренние алгоритмы поведения. Никогда не забуду, как он играл с "Виртуозами" в Питере в зале филармонии. Анна Павловна сидела во второй от сцены ложе, а Женя всегда отдавал цветы в зал учительнице. И тогда ему тоже подарили букет и он полез, карабкаясь по белым балясинам, обхватывая колонну, чуть ли не с букетом в зубах. Весь зал замер.
Это сейчас Женя Кисин стал тем пианистом, который переиграл со всеми выдающимися дирижерами мира, последним сыграл с Караяном. Конечно, кто, как не он, этого достоин. Принимать его у себя все почитают за честь - и это правильно. И слава Богу, что его не заперли надолго под замок как "не очень здорового мальчика". Родись он на двадцать лет раньше - не знаю, как сложилась бы его судьба. Тогда, в начале восьмидесятых, крестными отцами его первых концертов на Западе были "Виртуозы Москвы". Они были его первооткрывателями. Потом его стали приглашать с сольными выступлениями. И первые импресарио появились у Жени с легкой руки моего мужа. И к Караяну впервые Женя пошел с Володей.
Эта встреча была знаменательной. Таких скрипачей, как Володя, - мало. Караян согласился послушать Женю, а когда узнал, что он гастролирует с "Виртуозами Москвы", пригласил их вместе с Володей. И сказал Спивакову:
- В свое время я очень долго вас ждал, очень много раз приглашал вас, раза три. Все три раза мне говорили, что вы заняты.
Это было в 70-е годы, и я даже знаю, кто в Госконцерте так отвечал на запросы Караяна. Мой муж не работал в определенных органах, а главное - не возил подарков чиновникам и дамочкам из Госконцерта. Соответственно, приглашения от Караяна клались под сукно. Это было нормой. Тот импресарио, который привозил подарки лучше, получал тех артистов, которых хотел. Артист, знавший, кому, когда и какой нужно сделать подарок, без проблем получал визу и лучшие концерты. Откуда об этом мог знать приглашавший Спивакова Караян, когда ему отвечали, что артист болен или в поездке по Сибири? Вместо него ехали другие скрипачи. Помню, как в начале горбачевской эры звонила пожилая особа, занимавшаяся паспортами, признававшаяся в любви "Володечке", называвшая меня "Сатенькой", и просила, чтобы он привез ей мохеровую кофточку. Все жили этим!
Мой муж - человек безумно щедрый и любящий делать подарки (по большей части он делает их тем, кто ему ничего не должен и ничего для него не сделал, просто по велению сердца. Я называю его Санта-Клаусом, когда он достает из чемоданов подарки, - он всегда помнит, кому и что хотел подарить), но одно дело подарки, другое - взятки. Взяток он давать никогда не умел. Не знаю, жалеет ли он, что не сыграл с Караяном. Я жалею очень.
Так вот... Спустя много лет он пришел к Караяну с Кисиным и переводил Жене с немецкого, поскольку тот еще не владел языками. Теперь у Кисина нет подобных проблем, он настолько способный, что может выучить любой язык, даже японский. Когда Женя сыграл с Караяном, состоялось его мировое боевое крещение.
Помню, мы впервые приехали в Италию. Женя был тогда своего рода "сын полка" в оркестре. "Виртуозы Москвы" взяли над ним шефство, купили первый концертный смокинг и бабочку, у него появилась первая видеокамера. Во Флоренции, в галерее Уффици, где можно фотографировать картины, он в задумчивости стоял у окна и снимал воды реки Арно. Эмилия Ароновна и Анна Павловна записывали комментарий: "Женя снимает реку Арно". В Милане в концертном зале выход на сцену - через стеклянную дверь. Когда Женя, отыграв в первом отделении, встал за ней, чтобы послушать второе, экспансивные итальянцы кинулись к этой двери за автографами.
Он очень красив на сцене. Он и в жизни красив, только немного угловат, как внезапно вымахавший ребенок, а огромные руки всегда напоминали мне руки Ван Клиберна. Вне сцены он всегда как будто скучает, не знает, чем себя занять. Например, во время одного затянувшегося застолья подошел к Анне Павловне и начал у нее на спине отрабатывать какие-то три ноты. Женя безумно остроумен. Одна из влюбленных в него девушек решила блеснуть эрудицией и написала письмо: "Я, конечно, не Татьяна Ларская". На что Женька ответил: "Простите, да и я не Лунский".
Женя Кисин - очень педантичный и точный человек в том, что касается цифр. У него феноменальная память: он помнит день и час, когда впервые встретил вас. И неважно, случайное это знакомство или близкая дружба. Он вспомнит даже, в каком платье вы были в тот день. Тут же добавив, кто из великих родился в этот же день. Или под каким знаком Зодиака. Он мог бы быть фантастическим шахматистом или астрологом. Его мозг как уникальный совершенный компьютер, хранящий сведения, которые могут пригодиться или никогда не пригодятся.
Маленьким Женя писал замечательные, ироничные стихи. Однажды, на гастролях в Тель-Авиве, он преподнес Спивакову поздравление с днем рождения на бланке отеля с характерными ивритскими закорючками:
...Весь иудейский народ
Встречает сейчас Новый год!
По "счастливому" совпадению
У Вас сегодня День Рождения!
Примите же сердечные поздравления
От комсомольца Кисина Евгения!
Желаю провести его счастливо
Под ярким, знойным солнцем Тель-Авива!
Здоровья, счастья Вам и оптимизма!
Желаю Вам дожить до коммунизма!!!..
12.09.88 г. Тель-Авив
Женя Кисин
Приближались его 16 лет, Володя был с Женей в Японии. Когда японцы спросили Спивакова на пресс-конференции, кого он считает первым пианистом на сегодняшний день, Спиваков ответил: "Выдающийся русский пианист конца ХХ века - Евгений Кисин". Японцы засмеялись. Володя приехал возмущенный: он просил представителей фирмы "Ямаха" подарить Жене рояль. Казалось бы, что им стоило! Но они ограничились какой-то электронной клавиатурой.
- Я должен купить ему рояль.
- Почему ты?
- Если не я - никто не купит. Мальчик должен заниматься на рояле.
И мы стали искать маленький рояль.
Здесь оказалась как нельзя более кстати наша страсть к живописи. Когда родилась Катя, Володя купил "Ночной Париж" Константина Коровина за 1500 рублей. По тем временам - семнадцать лет назад - большие деньги. Человек, разбудивший в нас страсть к коллекционированию, говорил:
- Володечка, я все покупаю по ценам завтрашнего дня.
И еще:
- Вещь подлинная, хотя и подписная.
Мы продали какую-то картину, добавили еще отложенные для других целей деньги - и собрали нужную сумму. Уезжал на Запад наш большой друг, пианист Борис Бехтерев, с которым Володя много лет играл вместе. Его отъезд был для моего мужа большой драмой. У Бори был малюсенький старинный "Стейнвей"-миньон. Мы купили его, отполировали, настроили. Для Спивакова было наслаждением преподнести этот подарок именно так, как он срежиссировал: в день шестнадцатилетия грузчики привезли Жене рояль с запиской от Спивакова на пюпитре. Папа его рассказывал, что, когда Женя пришел, увидел рояль, прочитал записку, он даже крышку в первый момент не смог открыть - настолько был потрясен.
Женя много выступал с "Виртуозами", даже пару раз играл с Володей сольные концерты, когда стал постарше. К сожалению, в то же бюро Сарфати мы привели и Женю. Когда Володя ушел со скандалом, наша "инномабиле", чтобы отомстить нам, стала накручивать Кисина против Спивакова. Буквально напрямую. Ему внушали, что Володя не хочет его больше приглашать. И хотя Эмилия Ароновна как-то сказала мне: "Не думайте, что, если мне что-то говорят, я в это верю, - каждый имеет свое мнение, - возникла какая-то многолетняя синкопа, пауза. Женя исчез, перестал даже вспоминать о Спивакове. Показалось, что Спиваков не нужен, что это - пройденный этап.
Мы встретились с ним на ужине у общих друзей много лет спустя по счастливой случайности. Я спросила прямо:
- Ты вспомнил, что знаешь Спивакова половину своей жизни? Как же можно так обижать его, не отвечать на его приглашения, отказываться? Ты что, стал "великим", Женя? Обижать Володю - грех.
У Жени был шок, он подавился омаром. Но я знаю, что иногда так и надо воздействовать - шоковой терапией. Мне не хотелось портить восхитительный званый ужин в доме очень милых людей, у которых крестным внука стал Спиваков, а внучки - Кисин. Но я воспользовалась моментом:
- Если ты считаешь Володю своим другом, докажи: приезжай играть в Москву или в Кольмар - куда угодно. Докажи, что ты все тот же. Что ты не зазнался и не вознесся к небесам. Слава проходит, а человеческие отношения остаются.
Он обещал приехать.
После восстановления наших отношений он сразу прислал свое расписание концерт 11 июля 2001 года. На наш официальный запрос бюро Сарфати ответило:
- Забудьте о Кисине, это слишком дорого для вас.
Я закусила удила и спросила:
- Дорого - это сколько?
Мне помогла сориентироваться Лена Ростропович, у которой Кисин играл в прошлом году на фестивале в Эвиане. Нам дали цену процентов на десять дороже. Хорошо. Я велела нашему директору, который торгуется всегда, и правильно делает - иначе фестиваль не выживет, - на этот раз не торговаться. "Деньги достанем", - решила я. И потребовала немедленно выслать контракт, чтобы им не к чему было придраться. Мы соглашались на все их условия. Кисин должен был вернуться в Кольмар. Ведь дамы из бюро Сарфати поклялись, что Кисина Володя не увидит. Такова была их месть: двух человек, которых он привел в это бюро, Кисина и Светланова, от Володи отрезали - манипуляциями, интригами, наветами. Когда свалилась цифра и я схватилась за голову, мне помог наш большой друг Валентин Строяковский. Он - бизнесмен с "чистыми руками", что бывает редко. На его вопрос: "Что случилось?" - я объяснила, что фактически теперь надо Кисина выкуп?ть. Он сказал:
- Забудь. Я буду спонсором этого концерта. Путь это будет твоя последняя проблема.
Спустя пару месяцев позвонил Кисин:
- Владимир Теодорович, я, наверное, не смогу приехать, поскольку мне говорят в агентстве, что на эти же числа я приглашен в Эвиан. Так как они пригласили меня первыми (что было неправдой, первым пригласил его Кольмар) и я играл у них в прошлом году, я должен поехать.
Я перезвонила Лене Ростропович с единственным вопросом:
- Ты опять приглашаешь Кисина?
На что получила ответ:
- Фестиваль в Эвиане заканчивается раньше, Кисин второй раз не приглашен.
Володя созвонился с Женей и дал тому "вещдок", подтверждающий, что ему беззастенчиво врут, - а именно отпечатанную программу фестиваля в Эвиане, в которой выступление Кисина не значилось. Бюро Сарфати пришлось смириться.
Надо сказать, что, когда Володя только организовал фестиваль в Кольмаре, Альбер Сарфати отнесся к начинанию очень скептически и даже отказался от своих комиссионных импресарио:
- Я знаю прекрасно, что такое создать фестиваль во Франции. Первый же год станет последним. Разобьешь себе морду.
Он не воспринимал это серьезно. Как-то на пресс-конференции Володю спросили:
- Во Франции фестивалей - как сортов сыра. Что вы собираетесь создать?
Он ответил:
- Новый сорт сыра.
Госпожа Сарфати приехала в Кольмар с Кисиным и была потрясена - собор отремонтирован, народу полно, фестиваль процветает. И она сдалась. По крайней мере, мы помирились. Я от чистого сердца пригласила ее ужинать после концерта Кисина, подняла за нее бокал, Володя тоже. Прежде всего как за жену Альбера, с которым нас при его жизни связывало многое...
Природные возможности Кисина плюс его темперамент и труд перевернули с ног на голову все законы постановки рук, пределов темпов, в которых можно играть. Имея в виду Горовица, он сказал как-то, что "техника должна быть эффектной, это ее функциональное, стилистическое назначение". Его игра не вызывает сейчас ощущения оторопи и мыслей о мгновении вечности - "memento mori". Шопена теперь он играет иначе, чем в пятнадцать лет. Похоже, ему скучно, потому что Шопен в плане техники не представляет для него ничего сложного. Он азартен в овладении новыми вершинами, для него это сродни рекорду в спорте. После Кисина многим пианистам сложно играть как прежде. Думаю, Женя еще проявит себя невероятно. Он рано начал и к тридцати годам прожил уже половину творческой жизни нормального музыканта.
Кисин - гигантский музыкант. У меня есть все его диски. Я слушаю их в одиночестве, когда мне очень хорошо или очень плохо. Я хожу на его концерты. Особо любимые произведения - Рахманинов, 23-й концерт Моцарта, Лист. Конечно, Кисин - гений и ему некого расталкивать локтями, ибо там, где он плывет, нет никого. В тридцать лет у него начисто отсутствует карьеризм. Он талант не изломанный, а гармоничный. Дай Бог, чтобы гармония окружала его всегда, чтобы его охраняли любящие руки, крылья его ангела. Никогда не забуду, как в одном из своих первых интервью Женя Кисин ответил на вопрос, что такое счастье: "Счастье - это мгновение и вечность".
ТАКИЕ РАЗНЫЕ ТАЛАНТЫ
Среди молодых скрипачей нового времени двое самых знаменитых - Вадим Репин и Максим Венгеров - олицетворяют для меня два полюса в отношении к творчеству, к карьере. Для Володиного поколения музыкантов деньги никогда не стояли на первом месте. Молодые сейчас гораздо более "зубастые", они рано начинают, знают себе цену и вывешивают "таксу", "прайс-лист". Когда-то совсем юный Максим Венгеров приезжал на Володины концерты. Я впервые увидела его в Питере, куда мама привезла Максима специально на концерт Спивакова. Максим еще в детстве слушал его пластинки, Володя в свою очередь всегда восхищался его талантом. Когда Максим стал очень известен, мы встречались в одной и той же компании на Западе.
По словам мамы Максима, он был бы счастлив приехать сыграть у Спивакова на фестивале. И мы пригласили его года три назад. Связались с импресарио и получили ответ: "Господин Венгеров может приехать. Условия: гонорар 30 тысяч долларов, четыре билета на самолет в первом классе и два номера "люкс" в отеле". Мы ответили, что таких гонораров у нас на фестивале никто не получает. Не секрет, что на многих фестивалях "делают цену": артисты для проектов коллег соглашаются играть за меньшую цену. Ростропович как-то сказал мне: "У меня принцип - я не снижаю гонорара. Либо выступаю за свой гонорар, либо благотворительно. Но играю, и часто..." В Кольмаре он сыграл благотворительный концерт: "Старики, если я возьму свой гонорар, вы разоритесь". Но для этого надо быть Ростроповичем. А Максиму нет еще тридцати.
Володя набрал его телефон:
- Здравствуй, Максим.
- Здравствуйте, маэстро.
- Твой импресарио прислал предложения, но у меня на фестивале нет таких денег. Не мог бы ты поговорить с ним, чтобы согласиться на меньшую сумму?
- Вы знаете, маэстро, у нас с импресарио такой договор: он не вмешивается в мою интерпретацию, а я - в финансовые вопросы. Если он столько просит, значит, я столько стою.
- Я не говорю, что ты не стоишь тридцати тысяч, я счастлив, что ты получаешь такие деньги. Но бывают случаи... Все-таки мы коллеги, мы - русские музыканты, ты должен меня понять.
- Я не могу с ним говорить на эти темы, - ответил Максим.
- За меня тоже Мишель Глотц просит большие деньги, но, когда предлагают маленькие, он всегда спрашивает, поеду ли я. И я часто соглашаюсь. Тем более, знаешь, на фестивале в Кольмаре можно сыграть и благотворительный концерт. Как это сделал Ростропович.
- Вы знаете, маэстро, сколько я сыграл в прошлом году благотворительных концертов? Семь!
Спиваков ответил:
- Я сыграл значительно больше, не буду говорить сколько - я их не считаю.
- Попробуйте напишите моему импресарио, может быть, я и сыграю благотворительно.
Спиваков повесил трубку и подвел итог:
- Для меня этого мальчика больше не существует.
Володя не обиделся. Он уже ни на кого не обижается. Просто он закрыл для себя тему Максима Венгерова. И думаю, что потерял больше Максим, нежели Спиваков.
Мы пересказали этот сюжет Славе Ростроповичу и другим людям. Думаю, что Максим кое-что понял. Через некоторое время Спиваков готовился к концерту в Нью-Йорке в Avery Fisher Hall, а у Венгерова накануне должен был состояться концерт в Карнеги-холл. Недалеко от Линкольн-центра они встретились, поздоровались.
- Я видел, у вас концерт. У меня тоже, завтра. Вы придете? - спросил Максим с надеждой.
- Нет, - ответил Володя. - И не потому, что я занят, а потому, что ты меня очень надолго разочаровал. Я не хочу тебя слушать, я просто желаю тебе успеха.
- Маэстро, я готов приехать к вам в Кольмар и сыграть благотворительный концерт.
- Но я уже не готов тебя приглашать, - ответил Спиваков.
На этом они расстались.
Зачастую молодые музыканты думают: слава, деньги и сопутствующая суета и есть путь артиста. Это происходит еще и от недостатка культуры. Независимо от того, из какой ты семьи, процесс самообразования очень важен - тогда человек становится достойным, тогда с ним интересно общаться и выступать на сцене. Что такое культура? Я обожаю фразу писательницы Сельмы Лагерлёф: "Культура - это то, что остается, когда все забыто".
Я очень люблю Вадима Репина - и как личность, и как музыканта. Из современных русских скрипачей он мне импонирует больше всех. А он именно русский скрипач, несмотря на то что живет то в Монако, то в Германии - как все молодые востребованные артисты, которые на самом деле живут в самолетах.
Вадим Репин тоже начал выступать очень рано. Как-то давно он играл с "Виртуозами Москвы" концерт в Кремле. Он был похож на такой толстый шар, выкатывающийся на сцену. Подростком он признавался в интервью, что выходит на сцену, как на футбол, и совсем не волнуется. Помню эти пухлые щеки, за которые его неудержимо хотелось потрепать. Тогда невозможно было представить, что из него вырастет красивый мужчина. А сейчас я при нем робею, подтягиваюсь, будто мне не сорок, а двадцать пять.
У Вадима широкая натура, он очень добрый. Я слышала от его приятелей, как он умеет дружить, как любит всех пригласить, угостить. Я знаю многих его друзей из старшего поколения, поскольку он тянется к людям старше себя. Вадим умеет красиво жить, красиво ухаживать за женщинами. Недавно он женился на своей подруге - красавице Кэролайн. Он галантен, любезен, очень элегантно одевается - с богемным, западным шиком (в стиле Средиземноморья, в лён и фланель) - и курит сигары, что мне тоже нравится. Выходя в Кольмаре по утрам к завтраку в отеле "Марешаль", я видела его, молодого человека с чуть седеющими висками, сидящего за чашечкой кофе и сигарой, и не могла никак свести воедино в своем сознании этот облик с обликом пухленького сибирского паренька.
Спиваков с удовольствием дирижировал, когда Вадим играл концерт Бетховена на Кольмарском фестивале. Интересно выступать с равным. Интересно, когда рядом стоит достойный музыкант. Ведь в музыке все идет от сложного к простому, с годами приходят глубина и мудрость, форма и мысль концентрируются и упрощаются. Либо исполнение становится простым и гениальным, либо - плоским и скучным.
Репин стал колоссальным скрипачом. Он обязательный и четкий человек... Он полон сил и не исчерпал и половины своих творческих возможностей. Вадим очень умен, образован и для мальчика из Сибири - космополитичен. И все это чувствуется в его игре. Он глубок, в его исполнении нет внешних дешевых эффектов, нет игры на публику, нет виртуозности ради виртуозности, ради эпатажа. В нынешней точке своей карьеры скрипач Вадим Репин - совершенство. И вот теперь он уже волнуется перед концертом.
БАЯРА
В жизни моей семьи есть история, которая, попади она в руки талантливого писателя, могла бы превратиться в большой увлекательный роман.
У моей бабушки была шкатулка, где хранились старые фотографии. Я с детства обожала их рассматривать, особенно любила обитый бархатом альбом с серебряными уголками, куда были вставлены толстые, овальные и квадратные, дагерротипы.
Мой дед по отцовской линии вырос в Ростове, куда его забрал из глухой армянской деревеньки дядя, вырастивший его вместо отца. Дед был сыном священника, одним из самых талантливых в этой семье. Там же в Ростове дед познакомился с моей бабушкой, которая была намного моложе его и по воскресеньям пела в церковном хоре. Он пришел на службу
в армянскую церковь и заинтересовался, кто там так сладко поет. Увидев хрупкую женщину с ангельским лицом и волосами, как теперь у моей старшей дочери Кати - бесконечно вьющимися, пышными, - он немедленно на ней женился. Первый их сын умер от брюшного тифа, а спустя несколько месяцев родился мой папа.
Я особенно любила фотографии Ростова 20-30-х годов. На одной из них девочка лет четырнадцати
с белым бантом и в белых носочках, держащая на коленях моего отца - в то время трехлетнего мальчика. Я знала, что девочку звали Баяра. Это старинное армянское имя всегда вызывало во мне ассоциации
с другой жизнью.
Она была дочерью дяди Арутюна, воспитавшего моего деда, и приходилась моему отцу двоюродной тетей. После бабушкиной смерти, однажды, когда мы
с папой листали альбом, он обронил, что Баяра, кажется, в Америке и что он очень хотел бы ее увидеть.
Когда мы с Володей в 1987 году впервые поехали
в Штаты, я в шутку сказала, что у меня есть в Америке родственники. Искать в Америке Баяру не имело смысла - папа к тому времени уже умер, я не знала даже ее фамилии. В апреле 1988 года родилась Таня, летом Володя поехал на фестиваль в Танглвуд недалеко от Бостона. Я провела все лето на даче у друзей, мы переписывались, так как тогда еще не было ни мобильной связи, ни возможности звонить по коду.
За неделю до возвращения Володи кто-то привез письмо. "Самое невероятное из всей поездки - я нашел твою Баяру", - писал он.
А дело было так: в его гостиничном номере раздался звонок. Очень интеллигентный голос произнес:
- Не знаю, с чего начать, мое имя вам ничего не скажет, меня зовут Баяра Манусевич.
У Володи феноменальная память, и еще он любит приукрасить действительность.
- Как это ничего не скажет? Я видел вашу фотографию.
- Как, обо мне еще кто-то помнит? Можно, я сейчас приеду?
Приехала очаровательная пожилая женщина, с порога кинулась ему на шею. "Мы обнялись и плакали непонятно от чего", - вспоминал потом Володя.
История же такова. В 1937 году отец Баяры Арутюн, главный инженер крупного завода, был арестован. То ли за анекдот, то ли за то, что у его жены были родственники за границей, то ли потому, что сам обучался за границей. Его жена была подругой Александры Экстер, эскизы которой у них дома искусством не считались, а посему выкидывались. Люди они были очень прогрессивные, за что и поплатились. Когда его уводили, он сказал с порога, обернувшись
к дочери: "Ты только учись". Баяре было шестнадцать лет.
Позже, когда мы встретились, она рассказала, что сразу после ареста отца они с матерью пошли к моему деду, но он даже не вышел к ним из комнаты. С ними разговаривала лишь моя бабушка. Баяра не обвиняла:
у деда умер первый сын, он понимал, что Зарик - его последний ребенок. В 1937 году ему было за пятьдесят. Он очень боялся за своих близких.
Баяра рано, в семнадцать лет, вышла замуж за своего учителя литературы, которого тоже забрали. Посадили и мать Баяры, но каким-то образом ей удалось списаться с родственниками в Америке, и по ходатайству жены президента Эйзенхауэра, боровшейся за освобождение жен политических заключенных, ее выпустили. Когда же немцы во время Второй мировой войны отступали, мать и дочь ушли с ними как пленные. Родственники в Германии выдавали двух женщин за наемных работниц, а по окончании войны Баяра уехала в США, закончила Бостонский университет. Теперь она - блестящий славист, профессор Гарварда.
В Америке Баяра вышла замуж за скрипача Виктора Манусевича, который был концертмейстером Бостонского филармонического оркестра. Когда оркестр впервые приехал на гастроли в СССР, Виктор навел справки и выяснил, что родственники Баяры живут в Ереване. В те годы мой отец уже стал руководителем камерного оркестра Армении.
Баяра послала письмо на имя Зарэ Саакянца в филармонию. Естественно, оно было вскрыто до того, как попало ему в руки. Его ответное письмо Баяра мне показала. Это почерк отца и не его письмо - конспиративное, закодированное. Трусом отец никогда не был, но его, известнейшего музыканта, чей оркестр знали не только во всей стране, он гастролировал и за рубежом, вызвали в первый отдел и "посоветовали" аккуратно ответить родственнице в Америку, чтобы она оставила его в покое.
"Живу я очень хорошо, у меня подрастает дочь, мама здорова, пополнела, очень довольна пенсией. У меня замечательный оркестр, любимая жена, жизнь прекрасна и удивительна, я богат, счастлив, молод
и верю в светлое будущее. Дорогая Баярочка, если Вы когда-нибудь захотите со мной связаться, постарайтесь найти другую оказию".
Больше всего ее потрясло обращение на "Вы". Баяра поняла, что с ней не хотят видеться, и больше никогда не писала отцу.
После наступления горбачевских времен из Ереванского университета приехала группа в Гарвард. От них Баяра узнала, что Зарэ Саакянц умер год назад. В глазах у нее потемнело, потому что Зарик всегда оставался для нее тем мальчиком с глазами цвета темной вишни со старой фотографии. Но тот же человек сообщил ей, что дочь Зарэ стала актрисой, снялась во многих фильмах и вышла замуж за Владимира Спивакова - одного из самых знаменитых
- Я принесла твоим мышкам няню.
Он подошел и долго смотрел на мышь.
Я и сейчас продолжаю воспринимать его как ребенка, Володя же всегда общался с ним на равных, как с другом.
Меня всегда покоряла Женина неутомимость. Он может выйти играть бисы один, два, пять, восемь раз. Когда был маленьким, мама с Анной Павловной махали ему из зала: "Женя, довольно!" У него были какие-то внутренние алгоритмы поведения. Никогда не забуду, как он играл с "Виртуозами" в Питере в зале филармонии. Анна Павловна сидела во второй от сцены ложе, а Женя всегда отдавал цветы в зал учительнице. И тогда ему тоже подарили букет и он полез, карабкаясь по белым балясинам, обхватывая колонну, чуть ли не с букетом в зубах. Весь зал замер.
Это сейчас Женя Кисин стал тем пианистом, который переиграл со всеми выдающимися дирижерами мира, последним сыграл с Караяном. Конечно, кто, как не он, этого достоин. Принимать его у себя все почитают за честь - и это правильно. И слава Богу, что его не заперли надолго под замок как "не очень здорового мальчика". Родись он на двадцать лет раньше - не знаю, как сложилась бы его судьба. Тогда, в начале восьмидесятых, крестными отцами его первых концертов на Западе были "Виртуозы Москвы". Они были его первооткрывателями. Потом его стали приглашать с сольными выступлениями. И первые импресарио появились у Жени с легкой руки моего мужа. И к Караяну впервые Женя пошел с Володей.
Эта встреча была знаменательной. Таких скрипачей, как Володя, - мало. Караян согласился послушать Женю, а когда узнал, что он гастролирует с "Виртуозами Москвы", пригласил их вместе с Володей. И сказал Спивакову:
- В свое время я очень долго вас ждал, очень много раз приглашал вас, раза три. Все три раза мне говорили, что вы заняты.
Это было в 70-е годы, и я даже знаю, кто в Госконцерте так отвечал на запросы Караяна. Мой муж не работал в определенных органах, а главное - не возил подарков чиновникам и дамочкам из Госконцерта. Соответственно, приглашения от Караяна клались под сукно. Это было нормой. Тот импресарио, который привозил подарки лучше, получал тех артистов, которых хотел. Артист, знавший, кому, когда и какой нужно сделать подарок, без проблем получал визу и лучшие концерты. Откуда об этом мог знать приглашавший Спивакова Караян, когда ему отвечали, что артист болен или в поездке по Сибири? Вместо него ехали другие скрипачи. Помню, как в начале горбачевской эры звонила пожилая особа, занимавшаяся паспортами, признававшаяся в любви "Володечке", называвшая меня "Сатенькой", и просила, чтобы он привез ей мохеровую кофточку. Все жили этим!
Мой муж - человек безумно щедрый и любящий делать подарки (по большей части он делает их тем, кто ему ничего не должен и ничего для него не сделал, просто по велению сердца. Я называю его Санта-Клаусом, когда он достает из чемоданов подарки, - он всегда помнит, кому и что хотел подарить), но одно дело подарки, другое - взятки. Взяток он давать никогда не умел. Не знаю, жалеет ли он, что не сыграл с Караяном. Я жалею очень.
Так вот... Спустя много лет он пришел к Караяну с Кисиным и переводил Жене с немецкого, поскольку тот еще не владел языками. Теперь у Кисина нет подобных проблем, он настолько способный, что может выучить любой язык, даже японский. Когда Женя сыграл с Караяном, состоялось его мировое боевое крещение.
Помню, мы впервые приехали в Италию. Женя был тогда своего рода "сын полка" в оркестре. "Виртуозы Москвы" взяли над ним шефство, купили первый концертный смокинг и бабочку, у него появилась первая видеокамера. Во Флоренции, в галерее Уффици, где можно фотографировать картины, он в задумчивости стоял у окна и снимал воды реки Арно. Эмилия Ароновна и Анна Павловна записывали комментарий: "Женя снимает реку Арно". В Милане в концертном зале выход на сцену - через стеклянную дверь. Когда Женя, отыграв в первом отделении, встал за ней, чтобы послушать второе, экспансивные итальянцы кинулись к этой двери за автографами.
Он очень красив на сцене. Он и в жизни красив, только немного угловат, как внезапно вымахавший ребенок, а огромные руки всегда напоминали мне руки Ван Клиберна. Вне сцены он всегда как будто скучает, не знает, чем себя занять. Например, во время одного затянувшегося застолья подошел к Анне Павловне и начал у нее на спине отрабатывать какие-то три ноты. Женя безумно остроумен. Одна из влюбленных в него девушек решила блеснуть эрудицией и написала письмо: "Я, конечно, не Татьяна Ларская". На что Женька ответил: "Простите, да и я не Лунский".
Женя Кисин - очень педантичный и точный человек в том, что касается цифр. У него феноменальная память: он помнит день и час, когда впервые встретил вас. И неважно, случайное это знакомство или близкая дружба. Он вспомнит даже, в каком платье вы были в тот день. Тут же добавив, кто из великих родился в этот же день. Или под каким знаком Зодиака. Он мог бы быть фантастическим шахматистом или астрологом. Его мозг как уникальный совершенный компьютер, хранящий сведения, которые могут пригодиться или никогда не пригодятся.
Маленьким Женя писал замечательные, ироничные стихи. Однажды, на гастролях в Тель-Авиве, он преподнес Спивакову поздравление с днем рождения на бланке отеля с характерными ивритскими закорючками:
...Весь иудейский народ
Встречает сейчас Новый год!
По "счастливому" совпадению
У Вас сегодня День Рождения!
Примите же сердечные поздравления
От комсомольца Кисина Евгения!
Желаю провести его счастливо
Под ярким, знойным солнцем Тель-Авива!
Здоровья, счастья Вам и оптимизма!
Желаю Вам дожить до коммунизма!!!..
12.09.88 г. Тель-Авив
Женя Кисин
Приближались его 16 лет, Володя был с Женей в Японии. Когда японцы спросили Спивакова на пресс-конференции, кого он считает первым пианистом на сегодняшний день, Спиваков ответил: "Выдающийся русский пианист конца ХХ века - Евгений Кисин". Японцы засмеялись. Володя приехал возмущенный: он просил представителей фирмы "Ямаха" подарить Жене рояль. Казалось бы, что им стоило! Но они ограничились какой-то электронной клавиатурой.
- Я должен купить ему рояль.
- Почему ты?
- Если не я - никто не купит. Мальчик должен заниматься на рояле.
И мы стали искать маленький рояль.
Здесь оказалась как нельзя более кстати наша страсть к живописи. Когда родилась Катя, Володя купил "Ночной Париж" Константина Коровина за 1500 рублей. По тем временам - семнадцать лет назад - большие деньги. Человек, разбудивший в нас страсть к коллекционированию, говорил:
- Володечка, я все покупаю по ценам завтрашнего дня.
И еще:
- Вещь подлинная, хотя и подписная.
Мы продали какую-то картину, добавили еще отложенные для других целей деньги - и собрали нужную сумму. Уезжал на Запад наш большой друг, пианист Борис Бехтерев, с которым Володя много лет играл вместе. Его отъезд был для моего мужа большой драмой. У Бори был малюсенький старинный "Стейнвей"-миньон. Мы купили его, отполировали, настроили. Для Спивакова было наслаждением преподнести этот подарок именно так, как он срежиссировал: в день шестнадцатилетия грузчики привезли Жене рояль с запиской от Спивакова на пюпитре. Папа его рассказывал, что, когда Женя пришел, увидел рояль, прочитал записку, он даже крышку в первый момент не смог открыть - настолько был потрясен.
Женя много выступал с "Виртуозами", даже пару раз играл с Володей сольные концерты, когда стал постарше. К сожалению, в то же бюро Сарфати мы привели и Женю. Когда Володя ушел со скандалом, наша "инномабиле", чтобы отомстить нам, стала накручивать Кисина против Спивакова. Буквально напрямую. Ему внушали, что Володя не хочет его больше приглашать. И хотя Эмилия Ароновна как-то сказала мне: "Не думайте, что, если мне что-то говорят, я в это верю, - каждый имеет свое мнение, - возникла какая-то многолетняя синкопа, пауза. Женя исчез, перестал даже вспоминать о Спивакове. Показалось, что Спиваков не нужен, что это - пройденный этап.
Мы встретились с ним на ужине у общих друзей много лет спустя по счастливой случайности. Я спросила прямо:
- Ты вспомнил, что знаешь Спивакова половину своей жизни? Как же можно так обижать его, не отвечать на его приглашения, отказываться? Ты что, стал "великим", Женя? Обижать Володю - грех.
У Жени был шок, он подавился омаром. Но я знаю, что иногда так и надо воздействовать - шоковой терапией. Мне не хотелось портить восхитительный званый ужин в доме очень милых людей, у которых крестным внука стал Спиваков, а внучки - Кисин. Но я воспользовалась моментом:
- Если ты считаешь Володю своим другом, докажи: приезжай играть в Москву или в Кольмар - куда угодно. Докажи, что ты все тот же. Что ты не зазнался и не вознесся к небесам. Слава проходит, а человеческие отношения остаются.
Он обещал приехать.
После восстановления наших отношений он сразу прислал свое расписание концерт 11 июля 2001 года. На наш официальный запрос бюро Сарфати ответило:
- Забудьте о Кисине, это слишком дорого для вас.
Я закусила удила и спросила:
- Дорого - это сколько?
Мне помогла сориентироваться Лена Ростропович, у которой Кисин играл в прошлом году на фестивале в Эвиане. Нам дали цену процентов на десять дороже. Хорошо. Я велела нашему директору, который торгуется всегда, и правильно делает - иначе фестиваль не выживет, - на этот раз не торговаться. "Деньги достанем", - решила я. И потребовала немедленно выслать контракт, чтобы им не к чему было придраться. Мы соглашались на все их условия. Кисин должен был вернуться в Кольмар. Ведь дамы из бюро Сарфати поклялись, что Кисина Володя не увидит. Такова была их месть: двух человек, которых он привел в это бюро, Кисина и Светланова, от Володи отрезали - манипуляциями, интригами, наветами. Когда свалилась цифра и я схватилась за голову, мне помог наш большой друг Валентин Строяковский. Он - бизнесмен с "чистыми руками", что бывает редко. На его вопрос: "Что случилось?" - я объяснила, что фактически теперь надо Кисина выкуп?ть. Он сказал:
- Забудь. Я буду спонсором этого концерта. Путь это будет твоя последняя проблема.
Спустя пару месяцев позвонил Кисин:
- Владимир Теодорович, я, наверное, не смогу приехать, поскольку мне говорят в агентстве, что на эти же числа я приглашен в Эвиан. Так как они пригласили меня первыми (что было неправдой, первым пригласил его Кольмар) и я играл у них в прошлом году, я должен поехать.
Я перезвонила Лене Ростропович с единственным вопросом:
- Ты опять приглашаешь Кисина?
На что получила ответ:
- Фестиваль в Эвиане заканчивается раньше, Кисин второй раз не приглашен.
Володя созвонился с Женей и дал тому "вещдок", подтверждающий, что ему беззастенчиво врут, - а именно отпечатанную программу фестиваля в Эвиане, в которой выступление Кисина не значилось. Бюро Сарфати пришлось смириться.
Надо сказать, что, когда Володя только организовал фестиваль в Кольмаре, Альбер Сарфати отнесся к начинанию очень скептически и даже отказался от своих комиссионных импресарио:
- Я знаю прекрасно, что такое создать фестиваль во Франции. Первый же год станет последним. Разобьешь себе морду.
Он не воспринимал это серьезно. Как-то на пресс-конференции Володю спросили:
- Во Франции фестивалей - как сортов сыра. Что вы собираетесь создать?
Он ответил:
- Новый сорт сыра.
Госпожа Сарфати приехала в Кольмар с Кисиным и была потрясена - собор отремонтирован, народу полно, фестиваль процветает. И она сдалась. По крайней мере, мы помирились. Я от чистого сердца пригласила ее ужинать после концерта Кисина, подняла за нее бокал, Володя тоже. Прежде всего как за жену Альбера, с которым нас при его жизни связывало многое...
Природные возможности Кисина плюс его темперамент и труд перевернули с ног на голову все законы постановки рук, пределов темпов, в которых можно играть. Имея в виду Горовица, он сказал как-то, что "техника должна быть эффектной, это ее функциональное, стилистическое назначение". Его игра не вызывает сейчас ощущения оторопи и мыслей о мгновении вечности - "memento mori". Шопена теперь он играет иначе, чем в пятнадцать лет. Похоже, ему скучно, потому что Шопен в плане техники не представляет для него ничего сложного. Он азартен в овладении новыми вершинами, для него это сродни рекорду в спорте. После Кисина многим пианистам сложно играть как прежде. Думаю, Женя еще проявит себя невероятно. Он рано начал и к тридцати годам прожил уже половину творческой жизни нормального музыканта.
Кисин - гигантский музыкант. У меня есть все его диски. Я слушаю их в одиночестве, когда мне очень хорошо или очень плохо. Я хожу на его концерты. Особо любимые произведения - Рахманинов, 23-й концерт Моцарта, Лист. Конечно, Кисин - гений и ему некого расталкивать локтями, ибо там, где он плывет, нет никого. В тридцать лет у него начисто отсутствует карьеризм. Он талант не изломанный, а гармоничный. Дай Бог, чтобы гармония окружала его всегда, чтобы его охраняли любящие руки, крылья его ангела. Никогда не забуду, как в одном из своих первых интервью Женя Кисин ответил на вопрос, что такое счастье: "Счастье - это мгновение и вечность".
ТАКИЕ РАЗНЫЕ ТАЛАНТЫ
Среди молодых скрипачей нового времени двое самых знаменитых - Вадим Репин и Максим Венгеров - олицетворяют для меня два полюса в отношении к творчеству, к карьере. Для Володиного поколения музыкантов деньги никогда не стояли на первом месте. Молодые сейчас гораздо более "зубастые", они рано начинают, знают себе цену и вывешивают "таксу", "прайс-лист". Когда-то совсем юный Максим Венгеров приезжал на Володины концерты. Я впервые увидела его в Питере, куда мама привезла Максима специально на концерт Спивакова. Максим еще в детстве слушал его пластинки, Володя в свою очередь всегда восхищался его талантом. Когда Максим стал очень известен, мы встречались в одной и той же компании на Западе.
По словам мамы Максима, он был бы счастлив приехать сыграть у Спивакова на фестивале. И мы пригласили его года три назад. Связались с импресарио и получили ответ: "Господин Венгеров может приехать. Условия: гонорар 30 тысяч долларов, четыре билета на самолет в первом классе и два номера "люкс" в отеле". Мы ответили, что таких гонораров у нас на фестивале никто не получает. Не секрет, что на многих фестивалях "делают цену": артисты для проектов коллег соглашаются играть за меньшую цену. Ростропович как-то сказал мне: "У меня принцип - я не снижаю гонорара. Либо выступаю за свой гонорар, либо благотворительно. Но играю, и часто..." В Кольмаре он сыграл благотворительный концерт: "Старики, если я возьму свой гонорар, вы разоритесь". Но для этого надо быть Ростроповичем. А Максиму нет еще тридцати.
Володя набрал его телефон:
- Здравствуй, Максим.
- Здравствуйте, маэстро.
- Твой импресарио прислал предложения, но у меня на фестивале нет таких денег. Не мог бы ты поговорить с ним, чтобы согласиться на меньшую сумму?
- Вы знаете, маэстро, у нас с импресарио такой договор: он не вмешивается в мою интерпретацию, а я - в финансовые вопросы. Если он столько просит, значит, я столько стою.
- Я не говорю, что ты не стоишь тридцати тысяч, я счастлив, что ты получаешь такие деньги. Но бывают случаи... Все-таки мы коллеги, мы - русские музыканты, ты должен меня понять.
- Я не могу с ним говорить на эти темы, - ответил Максим.
- За меня тоже Мишель Глотц просит большие деньги, но, когда предлагают маленькие, он всегда спрашивает, поеду ли я. И я часто соглашаюсь. Тем более, знаешь, на фестивале в Кольмаре можно сыграть и благотворительный концерт. Как это сделал Ростропович.
- Вы знаете, маэстро, сколько я сыграл в прошлом году благотворительных концертов? Семь!
Спиваков ответил:
- Я сыграл значительно больше, не буду говорить сколько - я их не считаю.
- Попробуйте напишите моему импресарио, может быть, я и сыграю благотворительно.
Спиваков повесил трубку и подвел итог:
- Для меня этого мальчика больше не существует.
Володя не обиделся. Он уже ни на кого не обижается. Просто он закрыл для себя тему Максима Венгерова. И думаю, что потерял больше Максим, нежели Спиваков.
Мы пересказали этот сюжет Славе Ростроповичу и другим людям. Думаю, что Максим кое-что понял. Через некоторое время Спиваков готовился к концерту в Нью-Йорке в Avery Fisher Hall, а у Венгерова накануне должен был состояться концерт в Карнеги-холл. Недалеко от Линкольн-центра они встретились, поздоровались.
- Я видел, у вас концерт. У меня тоже, завтра. Вы придете? - спросил Максим с надеждой.
- Нет, - ответил Володя. - И не потому, что я занят, а потому, что ты меня очень надолго разочаровал. Я не хочу тебя слушать, я просто желаю тебе успеха.
- Маэстро, я готов приехать к вам в Кольмар и сыграть благотворительный концерт.
- Но я уже не готов тебя приглашать, - ответил Спиваков.
На этом они расстались.
Зачастую молодые музыканты думают: слава, деньги и сопутствующая суета и есть путь артиста. Это происходит еще и от недостатка культуры. Независимо от того, из какой ты семьи, процесс самообразования очень важен - тогда человек становится достойным, тогда с ним интересно общаться и выступать на сцене. Что такое культура? Я обожаю фразу писательницы Сельмы Лагерлёф: "Культура - это то, что остается, когда все забыто".
Я очень люблю Вадима Репина - и как личность, и как музыканта. Из современных русских скрипачей он мне импонирует больше всех. А он именно русский скрипач, несмотря на то что живет то в Монако, то в Германии - как все молодые востребованные артисты, которые на самом деле живут в самолетах.
Вадим Репин тоже начал выступать очень рано. Как-то давно он играл с "Виртуозами Москвы" концерт в Кремле. Он был похож на такой толстый шар, выкатывающийся на сцену. Подростком он признавался в интервью, что выходит на сцену, как на футбол, и совсем не волнуется. Помню эти пухлые щеки, за которые его неудержимо хотелось потрепать. Тогда невозможно было представить, что из него вырастет красивый мужчина. А сейчас я при нем робею, подтягиваюсь, будто мне не сорок, а двадцать пять.
У Вадима широкая натура, он очень добрый. Я слышала от его приятелей, как он умеет дружить, как любит всех пригласить, угостить. Я знаю многих его друзей из старшего поколения, поскольку он тянется к людям старше себя. Вадим умеет красиво жить, красиво ухаживать за женщинами. Недавно он женился на своей подруге - красавице Кэролайн. Он галантен, любезен, очень элегантно одевается - с богемным, западным шиком (в стиле Средиземноморья, в лён и фланель) - и курит сигары, что мне тоже нравится. Выходя в Кольмаре по утрам к завтраку в отеле "Марешаль", я видела его, молодого человека с чуть седеющими висками, сидящего за чашечкой кофе и сигарой, и не могла никак свести воедино в своем сознании этот облик с обликом пухленького сибирского паренька.
Спиваков с удовольствием дирижировал, когда Вадим играл концерт Бетховена на Кольмарском фестивале. Интересно выступать с равным. Интересно, когда рядом стоит достойный музыкант. Ведь в музыке все идет от сложного к простому, с годами приходят глубина и мудрость, форма и мысль концентрируются и упрощаются. Либо исполнение становится простым и гениальным, либо - плоским и скучным.
Репин стал колоссальным скрипачом. Он обязательный и четкий человек... Он полон сил и не исчерпал и половины своих творческих возможностей. Вадим очень умен, образован и для мальчика из Сибири - космополитичен. И все это чувствуется в его игре. Он глубок, в его исполнении нет внешних дешевых эффектов, нет игры на публику, нет виртуозности ради виртуозности, ради эпатажа. В нынешней точке своей карьеры скрипач Вадим Репин - совершенство. И вот теперь он уже волнуется перед концертом.
БАЯРА
В жизни моей семьи есть история, которая, попади она в руки талантливого писателя, могла бы превратиться в большой увлекательный роман.
У моей бабушки была шкатулка, где хранились старые фотографии. Я с детства обожала их рассматривать, особенно любила обитый бархатом альбом с серебряными уголками, куда были вставлены толстые, овальные и квадратные, дагерротипы.
Мой дед по отцовской линии вырос в Ростове, куда его забрал из глухой армянской деревеньки дядя, вырастивший его вместо отца. Дед был сыном священника, одним из самых талантливых в этой семье. Там же в Ростове дед познакомился с моей бабушкой, которая была намного моложе его и по воскресеньям пела в церковном хоре. Он пришел на службу
в армянскую церковь и заинтересовался, кто там так сладко поет. Увидев хрупкую женщину с ангельским лицом и волосами, как теперь у моей старшей дочери Кати - бесконечно вьющимися, пышными, - он немедленно на ней женился. Первый их сын умер от брюшного тифа, а спустя несколько месяцев родился мой папа.
Я особенно любила фотографии Ростова 20-30-х годов. На одной из них девочка лет четырнадцати
с белым бантом и в белых носочках, держащая на коленях моего отца - в то время трехлетнего мальчика. Я знала, что девочку звали Баяра. Это старинное армянское имя всегда вызывало во мне ассоциации
с другой жизнью.
Она была дочерью дяди Арутюна, воспитавшего моего деда, и приходилась моему отцу двоюродной тетей. После бабушкиной смерти, однажды, когда мы
с папой листали альбом, он обронил, что Баяра, кажется, в Америке и что он очень хотел бы ее увидеть.
Когда мы с Володей в 1987 году впервые поехали
в Штаты, я в шутку сказала, что у меня есть в Америке родственники. Искать в Америке Баяру не имело смысла - папа к тому времени уже умер, я не знала даже ее фамилии. В апреле 1988 года родилась Таня, летом Володя поехал на фестиваль в Танглвуд недалеко от Бостона. Я провела все лето на даче у друзей, мы переписывались, так как тогда еще не было ни мобильной связи, ни возможности звонить по коду.
За неделю до возвращения Володи кто-то привез письмо. "Самое невероятное из всей поездки - я нашел твою Баяру", - писал он.
А дело было так: в его гостиничном номере раздался звонок. Очень интеллигентный голос произнес:
- Не знаю, с чего начать, мое имя вам ничего не скажет, меня зовут Баяра Манусевич.
У Володи феноменальная память, и еще он любит приукрасить действительность.
- Как это ничего не скажет? Я видел вашу фотографию.
- Как, обо мне еще кто-то помнит? Можно, я сейчас приеду?
Приехала очаровательная пожилая женщина, с порога кинулась ему на шею. "Мы обнялись и плакали непонятно от чего", - вспоминал потом Володя.
История же такова. В 1937 году отец Баяры Арутюн, главный инженер крупного завода, был арестован. То ли за анекдот, то ли за то, что у его жены были родственники за границей, то ли потому, что сам обучался за границей. Его жена была подругой Александры Экстер, эскизы которой у них дома искусством не считались, а посему выкидывались. Люди они были очень прогрессивные, за что и поплатились. Когда его уводили, он сказал с порога, обернувшись
к дочери: "Ты только учись". Баяре было шестнадцать лет.
Позже, когда мы встретились, она рассказала, что сразу после ареста отца они с матерью пошли к моему деду, но он даже не вышел к ним из комнаты. С ними разговаривала лишь моя бабушка. Баяра не обвиняла:
у деда умер первый сын, он понимал, что Зарик - его последний ребенок. В 1937 году ему было за пятьдесят. Он очень боялся за своих близких.
Баяра рано, в семнадцать лет, вышла замуж за своего учителя литературы, которого тоже забрали. Посадили и мать Баяры, но каким-то образом ей удалось списаться с родственниками в Америке, и по ходатайству жены президента Эйзенхауэра, боровшейся за освобождение жен политических заключенных, ее выпустили. Когда же немцы во время Второй мировой войны отступали, мать и дочь ушли с ними как пленные. Родственники в Германии выдавали двух женщин за наемных работниц, а по окончании войны Баяра уехала в США, закончила Бостонский университет. Теперь она - блестящий славист, профессор Гарварда.
В Америке Баяра вышла замуж за скрипача Виктора Манусевича, который был концертмейстером Бостонского филармонического оркестра. Когда оркестр впервые приехал на гастроли в СССР, Виктор навел справки и выяснил, что родственники Баяры живут в Ереване. В те годы мой отец уже стал руководителем камерного оркестра Армении.
Баяра послала письмо на имя Зарэ Саакянца в филармонию. Естественно, оно было вскрыто до того, как попало ему в руки. Его ответное письмо Баяра мне показала. Это почерк отца и не его письмо - конспиративное, закодированное. Трусом отец никогда не был, но его, известнейшего музыканта, чей оркестр знали не только во всей стране, он гастролировал и за рубежом, вызвали в первый отдел и "посоветовали" аккуратно ответить родственнице в Америку, чтобы она оставила его в покое.
"Живу я очень хорошо, у меня подрастает дочь, мама здорова, пополнела, очень довольна пенсией. У меня замечательный оркестр, любимая жена, жизнь прекрасна и удивительна, я богат, счастлив, молод
и верю в светлое будущее. Дорогая Баярочка, если Вы когда-нибудь захотите со мной связаться, постарайтесь найти другую оказию".
Больше всего ее потрясло обращение на "Вы". Баяра поняла, что с ней не хотят видеться, и больше никогда не писала отцу.
После наступления горбачевских времен из Ереванского университета приехала группа в Гарвард. От них Баяра узнала, что Зарэ Саакянц умер год назад. В глазах у нее потемнело, потому что Зарик всегда оставался для нее тем мальчиком с глазами цвета темной вишни со старой фотографии. Но тот же человек сообщил ей, что дочь Зарэ стала актрисой, снялась во многих фильмах и вышла замуж за Владимира Спивакова - одного из самых знаменитых