Страница:
Так сказал он и предался тоскливым думам:
"Лишенным смысла
стал наш союз!
А разве в шутку
с тобой в союзе долгом
хотел я жить?"
Даме этой, – прошло уж много времени с тех пор, – невмоготу что ль стало, только так ему сказать послала:
"Любила ль, нет ли
она меня, – не знаю...
Только образ
ее, в повязке драгоценной,
все время предо мною..."
А он в ответ:
"Теперь бы только
одно лишь мне желанно:
чтоб ты не сеял
в своем сердце
хоть семена травы забвенья!"
И еще, и еще... и вот – ближе, чем раньше, стали друг другу они, и кавалер:
"Если б я только
услышал, что ты
хоть траву забвенья сеешь, –
тогда б я хоть знал,
что любила меня."
А дама в ответ:
«Забудешь вновь!» –
всплывает мысль...
В сомненьях сердца
сильней, чем прежде,
грусть".
Хоть и сказала так она, но все же вновь соединилась с ним; однако отношения уж близкими быть перестали.
"Как в небе чистом
облака плывущие бесследно
исчезают,
так и мой удел –
быстротечным станет".
21
В давние времена – любовь одна почему-то прервалась, но все же от дамы – не забывала что ль она – пришли стихи:
Так сказала она, а кавалер: «Ах, вот как!» – подумав, сложил:
"Хоть и горько мне,
но все ж тебя
забыть я не могу!
И ненавижу я,
и все ж люблю".
Хоть так и сказал он, но в ту же ночь отправился и лег с нею на ложе. И, говоря о минувшем, о том, что грядет, кавалер:
"Свиданий? – Их нет.
Все ж одно – наши души:
как струи в реке,
что островком разделены,
за ним – опять одно..."
А дама в ответ:
"Если бы долгая ночь
осенью была длинна,
как тысяча долгих ночей, –
пусть восемь их будет, и все ж
буду ли я насыщен?"
И с большей любовью, чем прежде, стал к ней ходить кавалер.
"Пусть долгая ночь
осенью и будет длинна,
как тысяча долгих ночей, –
не останется разве, что нам говорить,
когда птички уже запоют?"
V
2
В давние времена дети двух семейств, проживавших в провинции, играть выходили у колодца. Когда они стали уже взрослыми – и юноша, и девушка, – они оба стесняться друг друга стали[28], но он лишь ее хотел в жены себе, она ж о нем одном лишь помышляла и слушать не желала родителей, за другого ее отдававших. И вот от него, жившего здесь по соседству, пришло к ней:
И вот редким случаем зашел он в этот Такаясу в видит, что та дама, имевшая сначала вид такой достойной, теперь неряшливо одетая, узлом замотав на затылке волосы свои[31] – отчего лицо казаться длинным стало, – сама собственноручно держит ложку для риса и наполняет ею миску. Увидел это, и стало сердцу его неприятно, – так что и ходить к ней перестал. И потому та дама, глядя в сторону Ямато:
А она в ответ:
"У трубы колодца,
колодезной трубы – мы меряли
свой рост – ты помнишь?
Подрос я с той поры,
как мы в разлуке".
Так переговаривались они, и в конце концов стало по их желанию[29]. Но вот прошли годы, и родителей дамы не стало – и не стало у них опоры в жизни. «Сидеть здесь вместе, – может ли это повести к чему-нибудь?» – подумал кавалер и отправился в провинцию Коти, уезд Такаясу, где и образовалась у него новая связь[30]. Однако прежняя дама провожала его, и виду не подавая, что ей это неприятно, и он, заподозрив: «Не потому ли так оно, что есть у ней любовь другая?» – спрятался в садике перед домом, вид сделав, что в ту Коти отправляется, – и смотрит. Видит он, что дама, тщательно одевшись, в думах:
"Чем мерялись с тобою мы, –
волосы, в две струи ниспадавшие,
у меня уж ниже плеч.
И если, милый друг, не ты,
то кто ж их приласкает?"
Сложила такую песню, и, ее услышав, он безгранично тронут был и перестал ходить часто в Коти.
"Повеет ветер –
и встают белые волны
на взморье, о, гора Тацута!
Не в полночь ли милый
один идет через тебя?"
И вот редким случаем зашел он в этот Такаясу в видит, что та дама, имевшая сначала вид такой достойной, теперь неряшливо одетая, узлом замотав на затылке волосы свои[31] – отчего лицо казаться длинным стало, – сама собственноручно держит ложку для риса и наполняет ею миску. Увидел это, и стало сердцу его неприятно, – так что и ходить к ней перестал. И потому та дама, глядя в сторону Ямато:
Так сказала она, и как раз тот, из Ямато – «приду!» ей сказал. Радостно ждала она, но дни шли за днями, и дама:
"В твою, о друг милый,
сторону я гляжу здесь одна.
Гора Икома![32]
Вы, облака, не скрывайте
ее, хоть лил бы и дождь!"
Но хоть и сказала так она, кавалер больше здесь уже не бывал.
«Приду» – ты сказал мне...
И ночи проходят
одна за другой.
А я все люблю
того, кто столь ненадежен..."
23
В давние времена кавалер и дама жили в провинции глухой. Кавалер был должен ко двору на службу отправляться и, о разлуке сожалея, ушел.
Прошел так год, другой и третий – и все не возвращался он, так что дама, ждать его устав, с другим – человеком к ней относившимся весьма заботливо и нежно – сегодня в вечеру быть вместе сговорилась[33], и как раз явился тот кавалер. «Дверь мне открой!» – стучал он, но, не открывая, она, стихи сложив, ему проговорила:
Прошел так год, другой и третий – и все не возвращался он, так что дама, ждать его устав, с другим – человеком к ней относившимся весьма заботливо и нежно – сегодня в вечеру быть вместе сговорилась[33], и как раз явился тот кавалер. «Дверь мне открой!» – стучал он, но, не открывая, она, стихи сложив, ему проговорила:
Так ему сказала, а он в ответ:
"Сменяющихся лет –
уж целых три я жду,
и ждать тебя устала...
И только в ночь сегодня
я ложе новое делю..."
Сказал он и собрался уходить, но дама:
"Лук «адзуса», лук «ма»,
лук «цуки», – их много...
Ну, что ж... Люби
его, как я
любил тебя все эти годы"[34].
Хоть и сказала так, но кавалер ушел обратно. В большом горе дама за ним вслед побежала, но настигнуть не удалось ей, и у ручья с водою чистой ниц она упала. Там на скале кровью, с пальца взятой, она написала:
"Лук «адзуса»... – Натянешь
иль нет его, но все же –
с начала самого душа
моя, как прежде,
тебе принадлежит"[35].
Написала она, и не стало ее.
"Того, кто не любит,
кто ушел от меня,
удержать я не в силах!
Настал, видно, миг, когда жизнь
уж исчезнуть должна..."
VI
24
В давние времена жил кавалер. Той даме, что не говорила ему ни «да», ни «нет» и все же его пленила, послал сказать:
А играющая в любовь дама – в ответ:
"Пуще, чем утром рукав,
когда по полю осенью
чрез кусты проберешься, –
увлажена моя ночь,
что сплю без тебя".
"Не знаешь ты, что я –
та бухта, на которой
нет морской травы...
Рыбак же неотступно
до изнеможенья бродит..."[36]
25
В давние времена кавалер – в ответ человеку, который высказал ему свое сожаление в том, что он не смог добиться любви дамы, проживавшей в округе пятой улицы столицы, – сказал:
"Совсем нежданно –
в рукаве моем волненье,
как в гавани большой...
когда туда приходит
корабль китайский"[37].
26
В давние времена кавалер, придя к даме на одну только ночь, потом уж больше не приходил, отчего родитель дамы, рассердившись, схватил бамбуковую плетенку у умывальника и в гневе отшвырнул ее; дама же, увидев в воде лоханки лицо в слезах, так сложила:
Так сложила она, – и тот, не приходивший к ней кавалер, услышав это:
"Нет боле никого,
кто б так страдал,
как я, –
считала я, а вот –
здесь под водой еще..."
"То – я там был,
что виднелся тебе в водоеме...[38]
И даже лягушки
на дне под водою
плачут со мной в один голос".
27
В давние времена играющая любовью дама ушла от кавалера, отчего тот, в унынии:
"Почему же вдруг
так стало трудно мне
с тобой встречаться?
Ведь клялись мы с тобой –
ни капли не пролить!"[39]
28
В давние времена приглашенный на праздник цветов к дамам придворным, служившим у матери принца наследного, бывший офицером конвоя – кавалер так сложил:
"Вздыхаю всегда
по цветам, не успев
ими насытиться вдосталь...
Но никогда еще не было так,
как в этот вечер сегодня!"
29
В давние времена кавалер той даме, с которой был он едва знаком:
"Наши встречи с тобою
кажутся мне
единым лишь мигом,
но жестокость твоя
для меня бесконечна."
30
В давние времена кавалер во дворце проходил мимо покоев одной придворной дамы, и та имела, что ли, против него чего-либо, но только молвила: «Хорошо, хорошо! Вот посмотрим, что станет с листвой травы»[40].
И кавалер:
И кавалер:
"Если кто клясть станет
того, в ком нет вины, –
на нем самом «забвенья» –
как говорят – «трава»
взрастет!"
31
В давние времена кавалер той даме, с которой был близок, год спустя так сказал:
Сказал он так, но она не почувствовала, видно, ничего, что ли...[41]
"Ах, если б вновь
с пряжей клубок тот
минувшего нам намотать!
Если б ушедшее
вновь нынешним стало!"
32
В давние времена кавалер навещал одну даму, что проживала в провинции Цу, уезде Убара. Показалось той даме, что он, на этот раз вернувшись к себе домой, уж более как будто к ней прийти не думает, и вот она – ему укоры, – он же:
А она в ответ:
"С камышей прибрежных
идет, все заполняя,
прилив – сильней, сильней...
Любовь к тебе, друг милый,
все так же возрастает!"
Слова эти принадлежали человеку, живущему в деревне, и что ж – хороши ли, иль плохи они?
"Мысли сердца,
сокрытого, как в бухте тайной,
узнаю как я?
Веслом, пожалуй, – тем,
чем двигают ладью..."
33
В давние времена кавалер даме жестокой:
Вероятно, сказано им это после долгих дум.
"Сказать тебе – не в силах,
а не сказать – в волненьи
я терзаюсь сам...
Да, время наступило,
когда душа лишь плачет!"
34
В давние времена кавалер той даме, с которой связь порвалась не по причинам сердца:
"Краткий миг свиданья
мы вместе завязали
узлом крепким...
И пусть в разлуке мы, –
потом ведь встретимся с тобою!"
35
В давние времена кавалер даме в ответ на слова: «ты, верно, забыл уж» –
"По тесной лощине
до самой вершины
вьется лиана...
«Конец» – говоришь ты, а я –
и не думаю вовсе!"[42]
36
В давние времена кавалер познакомился с дамой, любовью игравшей. Не уверен, что ли, в ней был он, – но только:
В ответ она:
"Если ты не со мной, –
не развязывай нижней шнуровки,
хоть и будь ты вьюнком, –
цветочком, не ждущим
вечерних теней..."
"Ту шнуровку, что вдвоем
завязали мы,
одна я, вплоть до встречи
с тобой, и не сумею,
видно, развязать!"
37
В давние времена Ки Арицунэ, куда-то уехав, не возвращался долго, и вдруг ему:
И Арицунэ в ответ:
"Из-за тебя я привык
к думам тоскливым.
Не это ли люди,
что в мире живут,
«любовь» называют?"
"Из-за меня, говоришь?..
Из-за того, кто и сам
столь неопытен, что
у людей спросить должен:
что ж такое любовь?"
38
В давние времена жил микадо – микадо Сэйин по прозванию. Августейшую дочь его звали Такаико. Принцесса эта скончалась, и в ночь похорон кавалер, живший рядом со дворцом, взглянуть собираясь на них, с дамой вместе – в ее экипаж усевшись – сюда подъехал. Долго он пробыл, а похоронная процессия все не выходила. Вздыхая, готов был он уже прекратить ожидание, и здесь, в этот миг, известный повсюду как любовный игрец, Минамото Итару, который явился также сюда посмотреть и, экипаж кавалера приняв за дамский, к нему приблизился и всячески старался игру начать, – в миг этот Итару, светлячка поймав, его бросил к ним в экипаж.
Сидевшая там дама, опасаясь, как бы при свете светлячка ее не увидали, его потушила. А сидевший с ней кавалер:
Сидевшая там дама, опасаясь, как бы при свете светлячка ее не увидали, его потушила. А сидевший с ней кавалер:
А Итару в ответ:
"Процессия выйдет – и всё
на свете этом для принцессы
окончится: ведь свет погас...
Ты слушай плач: неужли годы
уж все для ней прошли?"
Так он ответил. Для стихотворения первого в свете любовного игреца это было поистине обыкновенно.
"Да, в самом деле, слышу,
как жалобно рыдают...
Но то, что свет погас –
вот этого уж я
не знаю, право"[43].
VII
39
В давние времена юноша один влюбился в женщину, дурного ничего собой не представлявшую. Родитель деспот был у него и, опасаясь, что их любовь придет к завершению своему, эту женщину собрался изгнать из дома[44]. Решил он так, но все же пока еще не изгонял. А тот ведь сыном был, – влияния не имел еще и остановить его не мог. Дама также – как звания низкого – сил не имела для борьбы.
И вот за это время любовь их становилась все сильней, сильней...
Как вдруг родитель эту женщину изгнал из дома. Кавалер кровавые лил слезы, но помешать не мог.
Увели ее, и дама тем, кто шел назад[45 ] –
Сегодня в сумерки лишился чувств тот, и на другой лишь только день, в час пса, наконец, в себя пришел.
В старину вот как любили молодые люди, а нынешние старцы – как раз так, что ль, поступают?
И вот за это время любовь их становилась все сильней, сильней...
Как вдруг родитель эту женщину изгнал из дома. Кавалер кровавые лил слезы, но помешать не мог.
Увели ее, и дама тем, кто шел назад[45 ] –
А кавалер – в слезах весь – так сложил:
"Если он спросит:
доколе
вы проводили меня, –
до «реки» неустанных в разлуке
«слез» – вы ответьте ему!"
Так сложил он и впал в беспамятство, – родитель же не знал, что делать. Решал он, полагая, что дело здесь в простом; он думал, что таким оно быть не могло, но так как тот на самом деле чувств лишился, в смятении, стал давать различные обеты.
"Если отвращенье, –
кому же будет трудно
расстаться с кем-нибудь?
Для меня же пуще
печаль теперь, чем раньше..."
Сегодня в сумерки лишился чувств тот, и на другой лишь только день, в час пса, наконец, в себя пришел.
В старину вот как любили молодые люди, а нынешние старцы – как раз так, что ль, поступают?
40
В давние времена жили две дамы – родные сестры. Одна имела мужа из звания низкого, и бедного, другая – благородного, и с состоянием. Вот та, что имела мужа незнатного, в последних числах декабря[46], одежды вымыв верхние, сама сушить их на шесте развешивала. Желание большое было у ней, но непривычна к столь низкому труду она была и, платье надевая на шест сушить, в плечах его порвала. Не зная, что делать, только плакала и плакала она.[47]
И вот тот благородный кавалер, услышав это и сочувствием сильным к ней проникшись, послал ей то, что бросилось в глаза в миг тот первым – прекрасную одежду особ шестого ранга[48] и при этом –
И вот тот благородный кавалер, услышав это и сочувствием сильным к ней проникшись, послал ей то, что бросилось в глаза в миг тот первым – прекрасную одежду особ шестого ранга[48] и при этом –
Смысл здесь, по-видимому, тот же, что и в стихотворении: «На равнине Мусаси»[50].
"Когда фиалок
цвет густой темнеет,
на поле всем вдали,
растений разных глазу –
не отличить!"[49]
VIII
41
В давние времена кавалер, зная и зная, что дама та играет в любовь, все ж сблизился с нею. И, несмотря ни на что, приятной ему была она. Часто ходил к ней он, и все же беспокоился сильно; однако перестать ходить не в силах был; и так однажды дня два иль три – помехи были – к ней не пошел он; и тут ей так он:
Так сложил он из подозрений к ней.
"Даже след мой,
след от моих посещений, –
все тот же, что был...
А чьей уж тропою
стал он теперь?"
42
В давние времена жил принц, принц Кая по имени. Принц этот, пристрастный к дамам, к ним относился у себя при дворе с благосклонностью особой.
Была одна средь них очень красива, и не давала прохода ей молодежь. «У ней – лишь я один!» – так думал один из них; другой же, узнав об этом, письмо ей посылая, модель кукушки изготовил и...
Была одна средь них очень красива, и не давала прохода ей молодежь. «У ней – лишь я один!» – так думал один из них; другой же, узнав об этом, письмо ей посылая, модель кукушки изготовил и...
Так сказал он. Дама ж эта, ему желая угодить:
"Селений, в которых
поешь ты, кукушка,
так много!
Сторонюсь от тебя я,
хоть и люблю..."
Время было – месяц май. И кавалер в ответ:
"Кукушка та, лишь о которой
сложилось имя так,
сегодня утром плачет...
Ведь в стольких хижинах от ней
так сторонятся люди!"
"Во многих хижинах... и все же –
кукушке этой верю!
Вот если б только голос
не смолк ее в селеньи,
где я живу..."
43
В давние времена жил кавалер. В провинцию назначенному другу проводы желая устроить, он позвал его к себе. Близким человеком был тот, и кавалер жену свою заставил чарки подносить, а в подарок одежду женскую решил отдать.
И вот кавалер-хозяин, стихи сложив, жене дал прикрепить к одежде той у места поясницы[51]:
И вот кавалер-хозяин, стихи сложив, жене дал прикрепить к одежде той у места поясницы[51]:
"Для тебя, о, уходящий
друг, с себя я сняла
одежду – скорбь!
И без них я даже
теперь останусь"[52].
44
В давние времена жил кавалер. Нежно любимая дочь одного человека – как бы перемолвиться хоть словом с этим кавалером – все помышляла. Высказать все это трудно было, верно, ей, и заболела она. Уж при смерти сказала: «Вот, как я думала» – и, услыхав отец про это, весь в слезах кавалеру все передал, и тот в смятении прибежал, но девушка уж умерла. В тоске, унынии захирел он.
Время было – конец июня, были дни жары ужасной. Вечером играла музыка[53], а ночью слегка повеял прохладный ветерок. Светлячки высоко взлетали вверх. И кавалер тот лежал, на них смотря:
Время было – конец июня, были дни жары ужасной. Вечером играла музыка[53], а ночью слегка повеял прохладный ветерок. Светлячки высоко взлетали вверх. И кавалер тот лежал, на них смотря:
"Светляк летающий!
Ты доберешься
до неба самого, – скажи
ты гусям диким там, что здесь
осенний ветер веет".
"Сумерками дня
летнего, который
не хочет так темнеть,
с тоскою гляжу я, и невольно
грустно мне..."
45
В давние времена кавалер имел очень хорошего друга. Думали оба они, что ни на миг друг от друга не отойдут, но уезжал тот в провинцию[54], и с горестью сильной расстались они. Месяцы шли, и в письме, присланном другом: «Как грустно! С тобою не видимся мы; время проходит... уж не забыл ли меня? в отчаяньи ужасном я помышляю... сердца ведь людей в этом мире: с глаз лишь долой – сейчас и забвение».
Так он писал, и в ответ кавалер:
Так он писал, и в ответ кавалер:
"С глаз долой – говоришь?
Так не кажется мне...
Ни минуты одной,
чтоб забыл я тебя, –
облик твой предо мной".
46
В давние времена у кавалера была дама, о которой нежно он помышлял: «Ах, как бы!..», но, однако, дама, про кавалера слыша, что он ветрен, все более бесчувственною становилась и ему сложила:
"Говорят, что много
рук, что зацепляют
у большой нус'а[55].