Сталь П.. Новый швейцарский Робинзон

   - Не беда, - возразил я, - нужно беречь добро, посылаемое нам Богом.
   Жак, готовясь отправиться к ручью, попросил меня пойти с ним; ему хотелось показать мне, что в мое отсутствие он заботился о постройке моста. Я попросил его объяснить мне, в чем состояла его забота. Тогда он рассказал мне, что искал по берегу ручья место, где всего удобнее было бы построить мост, и, как казалось ему, нашел такое место.
   - Хорошо, - сказал я, - поздравляю тебя с тем, что ты хоть на время победил свою обычную беззаботность и захотел стать инженером нашего поселения. Мне любопытно узнать, на сколько ты своей попыткой можешь доказать свое благоразумие. В случае, если место действительно хорошо выбрано, мы займемся перетаскиванием на него бревен и досок, пока добрая мама приготовит нам обед.
   Жак повел нас на то место, где, по его мнению, следовало построить мост, и, осмотрев местность, я пришел к заключению, что трудно будет отыскать более выгодную.
   И потому мы тотчас же принялись за доставку наших строительных материалов. Само собой разумеется, что я не думал тащить их сюда руками, так как мы могли располагать ослом и коровой. Но так как у нас не было сбруи для этих животных, то я ограничился тем, что накинул им на шеи веревочные петли, тогда как другой конец веревок намеревался привязать к бревнам и доскам.
   В несколько походов материалы были перетащены, и мы могли приняться за постройку.
   На месте, которое выбрал Жак, ручей, более узкий чем где-либо, представлял оба берега почти одинаковой высоты. Притом, с обеих сторон стояли деревья, которые могли служить для закрепления бревен.
   - Теперь, - сказал я, - нам остается только вымерить ширину ручья, чтобы видеть, достаточно ли длинны наши бревна.
   - Мне кажется, что это очень легко сделать, - сказал Эрнест, - стоит лишь привязать на конец бечевки камень, бросить его на другой берег и притянуть к самой воде: длина бечевки и укажет нам ширину ручья.
   Употребив этот остроумный и простой способ, Эрнест узнал, что ширина ручья была, приблизительно, в восемнадцать футов. А так как главные подпоры должны были опираться на берег, по крайней мере, тремя футовыми концами, то мы выбрали три бревна от двадцати четырех до двадцати пяти футов длиной.
   Но главное затруднение, которое принадлежало преодолеть, состояло в том, чтобы перекинуть через ручей эти громадные бревна. Я предложил детям обдумать этот вопрос в течение обеда, который уже был замедлен свыше часа.
   Итак, мы вернулись к матери, которая ожидала нас с нетерпением, потому что раки уже давно были сварены. Но не приступая еще к еде, мы подивились терпению, с которым искусная хозяйка изготовила для осла и коровы перевозные мешки из парусины, сшитой бечевкой. Нам пришлось еще больше подивиться, когда мы узнали, что, за недостатком для этой работы больших и толстых игол, мать должна была прокалывать каждую дыру гвоздем.
   Обед продолжался недолго, потому что каждый из нас хотел поскорее возвратиться к общему делу. Но хотя мы и совещались о способе положить бревна через ручей, однако ни один из моих детей, по-видимому, не нашел удобного способа. К счастью, мне удалось придумать способ.
   Лишь только мы возвратились на место постройки, как я осуществил свое предположение.
   Я привязал одно из бревен за конец к дереву, росшему на берегу ручья; к другому концу бревна я прикрепил длинную веревку; потом я перешел ручей, чтобы прикрепить к одному из деревьев на противоположном берегу блок, и продернул веревку вокруг его колеса. Затем я возвратился и припряг осла и корову к той же веревке. Животные потянули; бревно повернулось около дерева, к которому было привязано на нашем берегу, и вскоре другой конец бревна коснулся противоположного берега. Изумленные дети, не медля, вскочили на перекинутое бревно и, при радостных криках, хлопали в ладоши.
   Самая трудная часть дела была исполнена. Подле первого бревна были положены два других и, чтобы закончить мост, оставалось лишь прибить гвоздями ряд досок.
   Нам удалось закончить работу до вечера, но зато мы чувствовали крайнюю усталость, и с самого прибытия на остров не проспали мы ночь так крепко, как после этого дня, проведенного с такой пользой.
   VII
   ПЕРЕСЕЛЕНИЕ. ДИКОБРАЗ.
   ТИГРОВАЯ КОШКА. РАНЕНЫЙ ФЛАМИНГО
   При первых лучах света я разбудил детей и счел нужным дать им несколько советов относительно их поведения во время нашего переселения.
   - Мы отправляемся, - сказал я, - в место закрытое и для нас новое. Смотрите, никто не отходит от остальных. Было бы одинаково опасно и уходить вперед, и отставать. Пойдем как можно ближе один к другому, и при встрече с каким-либо врагом предоставьте мне распоряжаться нападением или обороной.
   Помолившись и позавтракав, мы стали готовиться в путь. Стадо было собрано. Осел и корова были навьючены мешками, которые приготовила накануне жена и которые мы наполнили наиболее полезными предметами. Мы не забыли капитанского вина и небольшого запаса масла.
   Когда я располагал дополнить клад животных нашими одеялами, койками и веревками, жена попросила местечка для малого Франсуа и для мешка, который она называла своим волшебным мешком. Затем она стала доказывать мне настоятельную необходимость забрать с собой наших кур и голубей, которые, при недостатке пищи, непременно рассеялись бы и отбились от двора. Я уступил этим доводам. Для Франсуа было приготовлено удобное седалище на спине осла, между висевшими на нем мешками; волшебный мешок служил опорой и спине Франсуа.
   Оставалось переловить кур и голубей. Дети принялись преследовать их, но не успели поймать ни одной птицы. Догадавшись, мать велела им не трогаться с места, обещая без труда переловить всю эту перепуганную живность.
   - Посмотрим, посмотрим! - вскричали ветреники.
   - Увидите! - возразила мать.
   Она рассыпала по земле несколько горстей зерна, вид которого скоро собрал всю нашу живность. Когда этот корм был съеден, мать кинула еще несколько горстей, но уже внутрь палатки. И куры, и голуби бросились на зерно и, следовательно, были пойманы.
   - Видите, господа, что ласка лучше насилия, - сказала мать, закрывая палатку. Жак забрался в последнюю, чтобы передавать нам по очереди всех пленников. Мы связали им лапки и поместили их на спину корове. Когда все они были собраны, мы накинули на них покрывало, которое подперли на известных расстояниях согнутыми друг к другу ветвями. Погруженные во мрак, птицы не должны были надоедать нам своими криками.
   Все оставшиеся вещи, которые могли бы быть попорчены дождем или солнцем, были перенесены в палатку, вход в которую мы тщательно застегнули деревянными шпильками и заставили полными и пустыми бочками. Затем я подал знак к выступлению.
   Все мы были хорошо вооружены, и каждый из нас нес сумку, полную продовольственных и боевых запасов. Все были в веселом настроении.
   Впереди шел Фриц с ружьем под мышкой. За ним шла мать, как бы ведя осла и корову, шедших бок о бок; на осле помещался Франсуа, потешавший нас своими простодушными замечаниями. Третий ряд составляли Жак и коза, четвертый - Эрнест и овцы. Я шел позади всех. Собаки рыскали по сторонам, лая, ища, обнюхивая.
   Медленно продвигавшийся караван наш был действительно живописен. Глядя на него, я не мог не крикнуть своему старшему сыну.
   - Вот, Фриц, некогда высказанное тобой предположение начинает сбываться. Так путешествовал праотец Авраам. Как тебе кажется, мой маленький патриарх?
   Эрнест ответил за брата:
   - Мне, папа, такой караван кажется великолепным, и я не удивляюсь, что существуют еще народы, ведущие кочевую жизнь.
   - Правда, - возразил я. - Но, к счастью, мы не вынуждены вести этот род жизни долго: уверяю, что он надоел бы тебе. И станем надеяться, что это переселение будет последним.
   - Бог да услышит тебя, - сказала мать. - Я надеюсь, что наше новое жилище понравится нам и будет настолько удобно, что не заставит нас покинуть его. Во всяком случае, ответ за причиненные вам хлопоты пал бы на меня, потому что мысль покинуть палатку была подана мной.
   - Будь уверена, дорогая моя, что куда бы тебе не вздумалось идти, мы последуем за тобой, не жалуясь, потому что тобой, наверное, будет руководить не себялюбивая цель.
   Когда мы приблизились к мосту, нас нагнала свинья, которая сначала не хотела следовать за нами. Громким хрюканьем она выражала свое неудовольствие на такую продолжительную прогулку. Но нужно прибавить, что мы очень мало заботились об ее худом настроении духа.
   Ручей мы перешли без приключений; но богатая растительность на другом берегу грозила сильно замедлить наше шествие. Осел и корова, коза и овцы, которые давно уже не видали такого прекрасного корма, не могли противостоять соблазну такой свежей, сочной травы, какая стояла перед ними. Чтобы заставить их идти, нужно было крайнее рвение наших собак, которые лаяли на них и хватали их за ноги.
   Чтобы предупредить такие остановки, я придумал спуститься вдоль ручья к морю, по открытому прибрежью которого мы могли бы двигаться быстрее.
   Едва прошли мы несколько шагов в этом направлении, как наши собаки кинулись в густую траву, ворча так, как будто они схватились со свирепым животным.
   Фриц, положив палец на спуск своего заряженного ружья, отважно двинулся вперед. Эрнест в тревоге поместился подле матери, но также приготовил ружье. Жак неустрашимо кинулся за Фрицем, оставив ружье на перевязи. Я хотел пойти за ним, чтобы в случае нужды защитить его, когда услышал его восклицающим во все горло:
   - Папа, иди скорее, скорее! Дикобраз! Чудовищный дикобраз!
   Я ускорил свой бег и вскоре увидел, действительно, дикобраза, хотя и не чудовищного, каким объявил его Жак. Собаки бесновались около животного, на которое они не могли нападать, не платясь каждый раз за свою дерзость. Дикобраз защищался очень своеобразно: став к неприятелям спиной, уткнув голову между передними лапами, он пятился назад, подняв свои иглы и потрясая ими, так что они издавали странный звук. Всякий раз, как собаки бросались на дикобраза, они получали несколько ран. Пасть их была окровавлена, и на мордах даже торчало несколько глубоко вонзенных игл.
   Фриц и я ожидали минуты, когда мы могли выстрелить в дикобраза, не опасаясь ранить собак. Жак, не понимая причины нашей медлительности и более нетерпеливый, приставил один из своих пистолетов почти в упор дикобраза и выстрелил. Дикобраз упал мертвым.
   Фриц был отчасти рассержен успехом своего брата и воскликнул:
   - Экий неосторожный! Ты мог не только убить которую-либо из собак, но и ранить нас, стреляя так близко.
   - Ранить вас! - повторил гордый охотник. - Уж не думаешь ли ты, что только ты умеешь обращаться с ружьем?
   Видя, что Фриц хочет возражать, я поспешил вступиться: "Правда, Жак мог бы поступить менее торопливо; но ты сердишься за то, что он лишил тебя возможности показать свою ловкость. А это нехорошо, друг мой. Нужно честно признавать заслуги других, чтобы и наши заслуги были признаваемы. Итак, не сердись. Твоя очередь придет. Подайте друг другу руку и помиритесь".
   Ни тот, ни другой не были злы. И потому они искренне пожали друг другу руку, и мы стали думать лишь о том, как унести дикобраза, о мясе которого я знал, что оно очень вкусно.
   Жак, со своей обычной опрометчивостью, схватил добычу руками и в нескольких местах укололся до крови.
   - Поищи веревки, - сказал я: - свяжи животному лапы, и ты, и Фриц понесете его на палке, которую каждый из вас возьмет за один конец.
   Но, сгорая нетерпением показать свою добычу матери и братьям, Жак обвязал платком шею дикобраза и потащил его к месту, где остановился караван.
   - Смотри, мама! - кричал он, приближаясь: - смотрите, Эрнест, Франсуа, какое славное животное я убил!.. Да, это я убил его. Я не испугался его тысячи копий; я подошел и выстрелом из пистолета... - паф!.. Он и упал мертвым. Я не промахнулся. Мясо его очень вкусно, говорит папа.
   Мать поздравила сына с его храбростью и ловкостью.
   Эрнест, приблизившись, со своим обычным хладнокровием стал очень внимательно рассматривать дикобраза и заметил, что у этого животного в каждой челюсти было по два резца, подобных резцам зайца и белки, и короткие закругленные уши, которые издали напоминали уши человека.
   Жена и я сели, чтобы вытянуть из морд наших собак засевшие в них иглы.
   - Скажи, - обратился я к Жаку: - не боялся ты, что дикобраз пустит в тебя свои иглы и пронзит тебя насквозь? Говорят, дикобразы способны на это.
   - Я и не думал об этом, - возразил он: - но во всяком случае, ведь я понимаю, что это только сказка.
   - Однако ты видишь, что дикобраз не пощадил наших собак.
   - Правда, - возразил Жак, - но они накинулись на животное; а если бы они держались поодаль, то, конечно, не были бы ранены.
   - Справедливо, дитя мое, и я радуюсь, что ты умеешь остерегаться неправдоподобных рассказов. Дикобраз вовсе не может метать свои иглы; но так как часто должно было случаться, что дикобраз терял свои иглы в стычках, подобных виденной нами, то и родился предрассудок, который ты не признаешь за правду.
   Решившись взять дикобраза с собой, я обернул его сперва толстым слоем сена, а потом одним из наших одеял и привязал эту ношу на спину осла, позади маленького Франсуа. Затем мы отправились дальше.
   Но вскоре осел вырвался из рук жены, которая держала его за повод, и бросился вперед, делая уморительные скачки, которые очень позабавили бы нас, если бы мы не опасались за сидевшего на осле маленького Франсуа.
   Фриц побежал за ослом и при помощи собак, которые преградили дорогу животному, скоро схватил его за повод.
   Стараясь найти причину такой внезапной перемены в обыкновенно миролюбивом и спокойном настроении осла, я вскоре открыл, что иглы дикобраза, проткнув сено и одеяло, очень неприятно раздражали кожу нашего вьючного животного.
   И потому я поместил нашу добычу уже не на спине осла, а на волшебном мешке, предостерегая Франсуа, чтобы он не прислонялся к ней.
   Фриц, может быть, с целью поправить свой промах, зашел вперед каравана. Однако, мы достигли Обетованной Земли без всякой новой встречи.
   - Чудо! - вскричал Эрнест, увидев высокие деревья, к которым мы приближались. - Какие громадные растения! Они не ниже стрелки страсбургского собора!.. И как богата здесь природа! Какая прекрасная мысль мамы покинуть пустынную местность, в которой мы жили!
   Затем он обратился ко мне с вопросом: не знаю ли я названия этих деревьев?
   - Деревья эти нигде не описаны, - ответил я, - и, по всей вероятности, мы первые из европейцев видим их. Но когда нам удастся поселиться на этих деревьях, и самый ловкий медведь не доберется к нам по их обнаженным стволам.
   - А каковы наши деревья? - спросила меня жена.
   - Я понимаю твой восторг, - ответил я: - и выбор твой прекрасен.
   - Да, недурен, - возразила она, шутя погрозив мне пальцем. - Вот неверующий, который не хочет верить ничему, чего не видел!
   Я выслушал этот дружеский упрек с улыбкой.
   Мы остановились. Первой заботой нашей было развьючить наших животных, которым мы предоставили свободу пастись в окрестности, связав им предварительно передние ноги. Только свинья была оставлена совершенно свободной.
   Выпустили мы также кур и голубей; куры принялись шарить около нас, а голуби взлетели на ветви деревьев, откуда они не приминули бы спуститься при первой даче корма.
   Мы легли на покрывавшую почву пышную траву и стали совещаться о средствах построить дом на этих исполинских деревьях.
   Но так как, по всей вероятности, невозможно было поселиться на них в тот же день, то меня беспокоила мысль о ночи, которую нам приходилось провести на земле, подвергаясь всем переменам погоды и беззащитными против хищных зверей.
   Думая, что Фриц тут же, я позвал его для сообщения своего намерения, не теряя времени, забраться на самое большое из деревьев. Он не отозвался; но два последовательные выстрела, раздавшиеся на недалеком расстоянии, доказали нам, что он занят охотой. Вслед за тем раздался его радостный крик: "Попал! Попал!"
   Вскоре он явился к нам, держа за задние лапы великолепную тигровую кошку и с гордостью поднимая ее на воздухе, чтобы показать нам.
   - Молодец охотник! - воскликнул я: - ты оказал нам важную услугу, избавив наших птиц от этого опасного соседа, который не преминул бы отыскать их, хотя бы они попрятались в вершинах деревьев. Если увидишь еще подобное животное в здешних окрестностях, разрешаю тебе не давать ему пощады. Где нашел ты ее?
   - Очень близко отсюда, - ответил Фриц: - я заметил движение в листве недальнего дерева, подкрался к стволу и оттуда выстрелил по животному, которое упало к моим ногам. Когда я приблизился, чтобы взять его, оно поднялось; но я добил его выстрелом из пистолета.
   - Счастье, - сказал я, - что зверь не кинулся на тебя, будучи только ранен, потому что эти животные, хотя и не велики ростом, страшны, когда защищают свою жизнь. Я могу утверждать это с той большой уверенностью, что узнаю в убитом тобой животном не настоящую тигровую кошку, а маргая, очень обыкновенного в Южной Америке, где он известен своей хищностью и отвагой.
   - Но какое бы ни было это животное, - сказал Фриц, - посмотри, как красива его шкура, с черными и коричневыми пятнами на золотом поле. Надеюсь, что Жак не изрежет шкуры моего маргая, как он изрезал шкуру шакала.
   - Будь спокоен. Если Жака предостеречь, то он не коснется твоей собственности. Но что думаешь ты сделать из этой шкуры?
   - Об этом я и хотел спросить тебя, - ответил охотник: - я последую твоему совету. Притом я не намерен употребить шкуру именно только в свою пользу.
   - Хорошо сказано, сын мой. В таком случае, так как нам еще не нужны меха на одежду, то из этой шкуры ты, по моему мнению, можешь приготовить чехлы для наших столовых приборов, а из хвоста - великолепный охотничий пояс, за который станешь затыкать нож и пистолеты.
   - А мне, папа, - спросил в свою очередь Жак: - что сделаешь из кожи моего дикобраза?
   - Когда мы вырвем несколько игол, которые могут служить нам вместо стальных иголок и наконечниками для стрел, то из шкуры мы можем сделать род панциря для одной из ваших собак, чтобы сделать ее страшной для хищных животных.
   - Чудесно, чудесно! - воскликнул Жак. - Как мне хочется поскорее одеть в такой панцирь Турку или Билля!
   И маленький ветреник не дал мне покоя, пока я не согласился показать ему, как я стану снимать шкуру с дикобраза. Я повесил животное за задние лапы на сук дерева и принялся снимать шкуру, что и удалось мне исполнить весьма успешно. Фриц, внимательно следивший за моей работой, повторил ее на своем маргае. Обе шкуры были прибиты к стволу дерева, чтобы высушить их на ветру. Часть мяса дикобраза была назначена на обед, который мать принималась готовить, а остаток мы порешили посолить в запас.
   Эрнест набрал больших камней и построил из них очаг. В то же время он спросил меня, не принадлежат ли деревья, под которыми мы поселились, к роду древокорников. Я сказал, что его предположение кажется мне вероятным, но что я не решаюсь утверждать об этих деревьях что-либо, не справившись в библиотеке капитана.
   - Когда-то, - вздохнул Эрнест, - удастся нам на досуге читать и перечитывать эти книги!
   - Потерпи, дружок, устроим сперва необходимое. Придет время, когда мы примемся и за книги.
   Франсуа, которого мать послала собрать в окрестности хворосту, показался, таща за собой сухие ветви; в то же время он с жадностью жевал какие-то плоды.
   - Неосторожный! - вскричала мать, бросаясь к ребенку. - Может быть, эти плоды, которые ты ешь с таким удовольствием, ядовиты... ты можешь от них умереть! Покажи мне их.
   - Умереть! - испуганно повторил мальчуган, торопясь выплюнуть то, что он собирался проглотить. - Я не хочу умирать!
   Он выпустил из рук ветви, которые тащил, и вынул из кармана две или три винные ягоды. Я взял у него эти ягоды, чтобы рассмотреть их, но сейчас же успокоился, потому что, сколько мне известно, ядовитых винных ягод не существует. Я спросил Франсуа, где он нашел эти ягоды.
   - Очень недалеко отсюда, - ответил он, - под одним из этих деревьев, где их много, много! Я подумал, что их можно кушать, оттого что куры и свиньи жадно поедают их.
   - Это еще ничего не доказывает, - заметил я, - потому что некоторые плоды съедобны для животных, а вредны для человека, и наоборот. Но вот что можно сделать. Так как, по строению своему, обезьяна очень похожа на человека и, кроме того, по инстинкту угадывает свойство пищи, то я предлагаю вам, дети, каждый раз, когда вы найдете какой-нибудь плод, которого вам захочется поесть, давать отведать его обезьяне.
   Едва произнес я эти слова, как Франсуа побежал к обезьяне, которая была привязана к дереву, и предложил ей одну из винных ягод, которыми были наполнены его карманы. Маленькое животное, сидя на задних лапах, осмотрело, обнюхало плод и принялось есть его.
   - Отлично, - воскликнул Франсуа, совершенно успокоенный этим опытом, и снова принялся есть винные ягоды, которые, по-видимому, нравились ему.
   - Значит, - сказал Эрнест, - эти деревья смоковницы?
   - Да, - ответил я, - но не малорослые, какие встречаются в южных европейских странах. Эти принадлежат, как ты думал, к роду древокорников, именно к виду древокорника желтого, который своими огромными корнями образует своды, какие мы здесь и видим.
   Разговаривая таким образом, между тем как жена, при помощи Франсуа, расставляла приборы, я принялся делать иголки из игол дикобраза. Острие было изготовлено природой и оставалось только протыкать дыры на противоположном конце. Это удалось мне при помощи длинного гвоздя, который я накаливал на огне. Таким способом я в короткое время приготовил запас иголок различной величины, которые хозяйка наша приняла с большим удовольствием.
   Дети, все еще изумляясь громадной высоте деревьев, на которых мы намеревались поселиться, придумывали средство взобраться на них. Сначала я, подобно им, затруднялся, но потом напал на мысль, исполнение которой, однако, на время отложил.
   Жена окончила приготовление обеда, и мы расселись в кружок; мясо дикобраза и сваренный на нем бульон показались нам очень вкусными, а вместо десерта жена дала нам масла и голландского сыру.
   Когда мы подкрепили свои силы, я решился воспользоваться оставшимися часами дня.
   Я попросил жену осмотреть и, где нужно, скрепить ремни, которые должны были служить сбруей нашим вьючным животным при перетаскивании с берега лесного материала для нашей постройки, и жена не медля принялась за эту работу.
   Сам же я стал прежде всего привешивать на ночь наши койки к выгнутым сводами корням древокорника, поверх которых мы натянули парусину. Она свешивалась с боков и должна была предохранять нас от росы и мошек. Сделав это, я, вместе с Фрицем и Эрнестом, отправился на берег, чтобы поискать крепких и прямых палок, которые могли бы послужить ступенями задуманной мной веревочной лестнице. Эрнест нашел на берегу небольшого болота несколько стволов бамбука, наполовину погруженных в ил. Мы вынули их и, разрубив топором на куски от трех до четырех футов длиной, связали в три пачки, по одной на каждого. На небольшом расстоянии от места, где мы нашли бамбук, дальше внутрь болота, я заметил густые пучки тростника, к которым и отправился, намереваясь приготовить из них стрелы. Шедший возле меня Билль вдруг кинулся вперед с лаем, и вслед за тем из тростника с чрезвычайной быстротой поднялась великолепная стая краснокрылов.
   Фриц, которого подобные случайности никогда не заставали врасплох, успел прицелиться и выстрелить, прежде чем птицы улетели на далекое расстояние. Два краснокрыла упали; один мертвым, другой только раненым в крыло. Последний, вероятно, успел бы скрыться, если б его не нагнал и не схватил за другое крыло Билль. Добрая собака не выпускала птицу до тех пор, пока я не подошел и не завладел добычей.
   Когда я возвратился к детям и показал им своего пленника, они испустили радостный крик и сказали, что птицу следует сохранить и приучить.
   - Как хорош он будет со своим красивым белым и розовым оперением между остальной нашей живностью! - воскликнул Фриц.
   Эрнест заметил, что у краснокрыла ноги устроены удобно и для бега, как у аиста, и для плавания, как у утки, и изумился тому, что одному животному даны обе эти способности.
   Я сообщил ему, что ими обладают несколько видов птиц.
   Я не хотел из-за этой охоты упустить найденный мною тростник и потому срезал несколько тростей, говоря детям, что хочу этими тростями измерить высоту дерева, на котором мы намеревались поселиться.
   - Ого! - воскликнули они недоверчиво: - много же тростей придется надвязывать одну на другую, чтобы достичь хоть последних ветвей.
   - Потерпите! - возразил я: - припомните урок, данный вам мамой, когда нужно было словить кур. Не решайте дела пока не узнаете каким образом я намерен выполнить задуманное.
   Дети смолкли. Взяв пачки бамбуков, трости, мертвого краснокрыла и живого, которому я связал лапы, мы отправились к своим.
   Жак и Франсуа встретили краснокрыла криками радости; но мать тревожилась тем, что мы прибавляли еще одного бесполезного нахлебника к своим уже и без того многочисленным домашним животным. Менее склонный тревожиться таким предметом, я осмотрел раны птицы. Я увидел, что у нее повреждены оба крыла, одно выстрелом, другое Биллем. Я перевязал обе раны, приложив к ним род мази, которую приготовил из масла, соли и вина. Затем краснокрыл был привязан за лапу веревкой к шесту, воткнутому в землю близ ручья. Когда мы отошли, он подложил клюв под крыло и заснул, стоя на одной из своих длинных ног.