На остатке ресурсов я срезал другого «Синего паука»…
   Я впал в какой-то транс. Слился с компом воедино. Еще немножко – и я не выберусь из виртуального пространства…
   Усилием воли я удержался на грани реальности и провала в инорельность. Мне пора возвращаться. В лапы полковника Торрела. Шарх с ним. Мне пора выбираться из свалки. Я сделал все, что мог…
   Вел я машину на пределе. Ждал, что она вырвется из-под моего контроля и комп пойдет в разнос, а вместе с ним и системы.
   Подлет. Запрос «свой-чужой». Идентификация. И – на посадку.
   Комп «Бриза» так и не смог войти в контакт с моим компом. Я постепенно переводил машину на ручное управление. В бою – это самоубийство. Но пришвартоваться вручную – задача легкая.
   Мой истребитель угодил в магнитные сети. И мягко сел рядом с искореженными машинами, которые чудом сумели дотянуть до спасительного ангара. Некоторые – с мертвыми пилотами.
   Я закричал от боли, выбираясь из объятий компьютерного мира. И ударил рукой по кнопке разгерметизации. Колпак распахнулся.
   Ко мне подскочили медики, но я с неожиданной силой оттолкнул их. Действовал я на автомате, ничего не соображая, как будто был не в себе.
   Вперед. В переходной просторный шлюз перед посадочным ангаром.
   Там в толпе мечущихся техников я увидел полковника Торрела. Я остановился, качнулся, внимательно посмотрел на него.
   Меня жгло желание врезать ему в челюсть, расположенную на уровне моей груди. Я бы так и сделал…
   Но не успел… Я качнулся и выключился…

Глава пятнадцатая

ПРОБУЖДЕНИЕ
   Просыпаться после боя в реанимационном контейнере для пилота так же естественно, как для «плоскостника» в чужой постели после вечеринки.
   Миловидная медик-лейтенант с лихой квадратной, похожей на серый монолитный бетонный блок прической – такая ныне мода – возникла бесшумно сразу же, как я очнулся.
   Сверху лился приглушенный мягкий сине-зеленый, очень приятный свет. Я лежал на жестком ложе, послушно принимавшем форму моего тела и массировавшем, электрически покалывающем в тех местах, которые меддиагност считал нужным. Надо мной был прозрачный купол, а ниже – черный, похожий на паука аппарат, считывающий мои показатели и подпитывающий мое тело энергией.
   Кстати, присосок и трубок от меня отходило внутрь контейнера не слишком много, значит, и лечили меня не особо активно. Мне было куда легче, чем в прошлый раз. У Токсаны меня поломало куда больше.
   Лейтенант посмотрела на показания компа. Убрала звукоизоляцию «пробирки», в которой я лежал, и звуки стали доноситься четко, будто и не было прозрачной преграды, ранее нещадно давившей любой шум.
   – Как? Жить буду? – через силу улыбнулся я, и, кажется, сделал это зря – улыбка наверняка получилась кривой и вымученной.
   – Обязательно. Телесных повреждений немного – разве только многочисленные кровоподтеки и треснуто третье ребро слева. Но, когда вас доставили, вы были без сил. Биопотенциал опасно подошел к нижней черте… Вам пришлось тяжело.
   – Не то слово, – дрожь прошла, когда вспомнил подробности боя, особенно связь с компом. – Долго валяться здесь?
   Она пробежала пальцами по клавиатуре, задумалась на секунду, потом кивнула:
   – Если вам невмоготу, можете хоть сейчас идти. Под наблюдение медкомплекса в каюте.
   – Прекрасно. Я ухожу.
   – Освободить единицу, – приказала она.
   Вот так. Мы для них единицы. Ас другой стороны – я действительно один.
   Присоски отлипли от меня, «паук» убрался в свою нору, за ним последовали и присоски. И я вдруг ощутил, что обнажен перед молодой женщиной, и покраснел. Но, кажется, я для нее был не мужчина, а все-таки «единица».
   – Каких-либо специальных распоряжений по поводу меня не поступало? – спросил я, вспомнив все – и бой, и полковника из контрразведки.
   – Нет.
   – Спасибо, лейтенант.
   Она вышла.
   Я поднялся. Блок был небольшой, квадратный. Я приложил ладонь к слабо мерцающему проему, обозначавшему шкаф. Тот послушно распахнулся. Я встал к нему спиной и приказал:
   – Одежда.
   Меня обволок мой родной комбинезон. На поясе была прикреплена компьютерная карточка – значит, я пока не лишен прав и состояний.
   Можно идти… Я неуверенно замер. Что будет, когда откроется проход? А не дожидается ли там Торрел со своими барбосами, не поволокет ли он меня к себе на допрос с психотропными веществами, подавляющими волю? Очень даже может быть.
   Я внутренне подобрался. Проход открылся. Я шагнул вперед, как в ледяную воду.
   – Привет, Серг…
   Меня действительно ждали. Двое.
   – Нормально выглядишь, – отметил Корвен. АТалана крепко хлопнула меня по плечу и кивнула:
   – Почти как новый… *** Единственное место, где мы с Таланой могли переговорить, не боясь посторонних ушей, был истребитель, который мы тестировали после ремонта. Я полулежал в кресле пилота и через контактный шлем беседовал с ней. Подробно изложил фокус Торрела. Она заявила:
   – Обычная комбинация в стиле контрразведки. Торрел тебя провоцировал.
   – Он соединил каналы, чтобы я слышал приказ о моем аресте?
   – Да.
   – Командир эскадрильи был в курсе?
   – Нет. Он не знал, что его используют.
   – Торрел хотел посмотреть, как я отреагирую?
   – Представь теоретически. Ты связан с мерканами. И слышишь приказ о твоем аресте. Что ты сделаешь?
   – Уйду к мерканам.
   – Точно. Выйдешь из ангара, рванешь поближе к мерканам и пошлешь сигнал о капитуляции. Нырнешь на планету – они всегда пропускают перебежчиков И вернешься к своим… И при этой попытке тебя уничтожают. Агент ликвидирован.
   – Он что действительно считает, что я внедренный агент меркан?
   – Кто знает, что он считает.
   – Ты отказалась вернуть меня.
   – Серг, ты наш. Я тебе доверяю, как себе… Кроме того, ситуация была критическая. Наш прорыв решал очень многое. А без тебя мы бы не справились.
   – Получается, что Торрел поставил из-за своих амбиций под угрозу успех всей кампании.
   – Поставил.
   Это с трудом укладывалось в моей голове. Так мог поступить только враг.
   – Он хоть понимает это? – спросил я возмущенно.
   – Вряд ли. Он же не пилот. Ему не понять, сколько зависело от тебя…
   – Подонок.
   – Трудно возразить тебе…
   – И что теперь?
   – А ничего. Он списал все свои действия на соображения безопасности флота и ощущает себя отлично…
   – Что наверху слышно насчет меня? – поинтересовался я.
   – Номер два.
   – Что номер два?
   – Я как командир герой номер один. Ты как мой заместитель номер два. Хотя…
   – Что?
   – Мы-то понимаем, чья заслуга…
   – Ты преувеличиваешь, Талана.
   – Пилот, – она усмехнулась, – мы развалили мерканский фрегат. Доки уничтожены. Мы выполнили боевую задачу.
   – Да.
   – Теперь – серебряная раковина на груди. Можешь даже не беспокоиться… *** Наше штурмовое соединение без серьезных потерь с минимальными затратами времени разнесло в пыль ремонтный комплекс Шеритана, орбитальные оборонительные системы, два фрегата на боевом дежурстве и еще несколько кораблей в ремонтных доках, среди которых был флагманский монитор. Мы хоть как-то отыгрались за недавнее поражение. Поэтому на борту «Бриза» царило приподнятое настроение.
   Особенное оживление возникло после того, как выяснилось – мы движемся не на базу, а на Канказ – центральную систему фиолетового сектора, там же располагался и штаб флота сектора, которому мы подчинялись.
   Воспринято известие было с неподдельной радостью. Канказ – богатейшая планета. Ее столичный город Тоннпала по праву считался одним из красивейших наших мегаполисов, центром самых умопомрачительных развлечений и оазисом беззаботной, легкой жизни. После такой дыры, как Дарна, это был подарок судьбы.
   Впрочем, радость разделяли далеко не все. Корвен мрачно осведомился
   – Какой шарх нас туда дергает?
   – Ты имеешь что-то против? – удивился я, зная, что Корвен – любитель «плоскостных» развлечений.
   – Наше место – на Дарне. И несет нас туда неспроста. Кроме того, вообще с Канказом у меня связаны не особенно приятные воспоминания.
   Сам я на Канказе не был, видел планету с орбиты, прибыв туда на рейсовом корабле с Лемурии, чтобы получить из штаба сектора назначение и тут же отбыть на Дарну.
   – Встряхнись, Корвен… Все не так плохо…
   Я сам себя пытался убедить в этом. Вместе с тем в глубине души был согласен с Корвеном. Что-то кольнуло меня, когда я думал о крюке, который мы делаем. Предчувствие каких-то серьезных перемен. А перемены на войне чреваты…
   За время полета в вакуум-погружении я сумел собраться, дисциплинировать свои мысли, расхристанные, как всклокоченные волосы шлюхи после хорошей оргии. И, вернув возможность рассуждать здраво и анализировать, раз за разом просматривал картину боя у Шеритана.
   Сразу было видно, что сработало наше звено на редкость четко. Сделали мы фрегат просто и со вкусом. Применили тактику продавливания. Она безотказная. Только мало кому удается воспользоваться ею, обычно не хватает слаженности подразделения. У нас получилось.
   Я добился на тренировках в «камере пыток» слаженности действий звена не хуже, чем у мерканских клонов. Даже лучше. Можно себя поздравить. Раньше такого не добивался никто.
   Снова и снова я возвращался к моменту, когда точка, обозначавшая мой корабль, замигала на объемной карте, где разворачивались перипетии боя. Вот здесь меркане обездвижили мою машину и решили ее добить.
   Так, а вот обреченная машина начинает снова движение… Когда проектор доходил до этого этапа развития боя, меня охватывало странное чувство Я опять переживал тот момент, когда комп и система управления «Морским ястребом» стали подчиняться моей очищенной от всего наносного, собранной в кулак, сконцентрированной энергии воли.
   Как, говорила Талана, называется это у пилотов – «братание с пустотой»? Получается, когда, вырвавшись с Галахвара, я погибал в холодеющем, лишенном энергии корабле-пробойнике, я побратался с космосом, был изменен им. И теперь на «ты» с пустотой… Мне хотелось принять эту версию. Ну произошло чудо, пока я ждал спасения в контейнере. Бывает.
   Но не все так просто Я чувствовал, что истина рядом, но она гораздо шире. И глубже. Она другая.
   Просмотрев в очередной раз запись боя, я сидел в каюте, положив руки на колени и оцепенев. Странные отголоски чувств, отзвуки чего-то, закрытого и запретного, зазвучали во мне далекой музыкой. Вспоминался сон – я бегу к двери, но дверь остается закрытой.
   Я посмотрел на пластинку компа. Движимый неожиданным импульсом, положил на нее ладонь. Прижмурился…
   На этот раз получилось все очень просто – все равно как открыть проход. Я резко провалился в «лабиринт». Светящиеся стрелы, звенящие пули команд, магистрали, по которым течет информация. Вон айсберг, искрящийся будто под знойным солнцем, – это главный комп. Вон темная масса с огнями света в центре и бусинками огоньков на некотором расстоянии – это информационные сети реакторного отсека – святая святых нашего флагманского линкора…
   Я без всякого труда замкнул извилистую линию, и с легким шуршанием разъехался проход в моей каюте. Балуясь, я притормозил лифт на нашем ярусе, а потом отпустил его. Попытался активизировать голопроектор в кают-компании, но не смог…
   Поразвлекавшись таким образом несколько минут, я без особого труда вынырнул на поверхность. Обычной в таких случаях головной боли не последовало.
   Пока я обладал достаточно ограниченными возможностями воздействия на системы корабля… Но пришло понимание, что если будет достаточно времени, то однажды смогу взять под контроль весь «Бриз», как я недавно установил контроль над парализованным истребителем.
   А что дальше? Этот вопрос я избегал задавать себе, и все-таки он нагло лез в голову, разнося вдребезги мои слабые попытки достигнуть душевного равновесия. Вообще, я будто шел по тонкой проволоке и боялся взглянуть вниз. Внизу, скорее всего, было нечто настолько жуткое, что я, не в силах удержаться, рухну туда…
   От опытов меня отвлек комариный писк, вгрызающийся под черепную коробку. Умеют у нас создавать тревожные сигналы, которые буравят кожу… Пятнадцатиминутная готовность. Корабль готовился к выныриванию. Мы были в нашем секторе, поэтому надлежало занять свое место не в кабине боевого истребителя, а согласно расписанию. Я сейчас не в дежурной смене. Поэтому выныривание проведу в своей каюте…
   Я привел кресло в нужное положение. Подал команду, и заработал голопроектор, растворив целую стену.
   Я обожаю наблюдать, как из ничего появляются звезды. В этом есть какой-то мистический момент прозрения.
   Привычно вывернуло наизнанку. И мы вынырнули не так далеко от Канказа. Голубая планета была видна прямо по курсу.
   У меня возникло какое-то неприятное ощущение. К Канказу у военных отношение не слишком теплое. В свое время эта планета больше других попала под мерканское влияние, что наложило отпечаток на весь образ жизни. Здесь наиболее сильны пацифистские, примиренческие и пораженческие настроения. Значительная часть местного населения считала, что Лемурия – точно такой же поработитель, как и Меркана. Самое ненадежное звено нашей цепи. Ситуация усугублялась еще и тем, что Канказ – второй центр нашей сферы, иногда его соперничество с Лемурией выражалось достаточно открыто. В общем, Канказ был постоянной головной болью, очень много усилий требовала задача поддержания стабильности. До сих пор в памяти было восстание Тоннпалы, которое подавили сто десять лет назад, притом достаточно жестко, так что память об этом у определенной части населения до сих пор жива.
   Канказ – что ты нам готовишь?

Глава шестнадцатая

СУПЕРКЛОНЫ
   На стереоразвертке, занимавшей всю стену моей каюты, был отлично виден «Волнолом» – флагманский корабль командующего флотом фиолетового сектора. Гигантская, раза в два больше «Бриза», распластавшая километровые щупальца пространственных стабилизаторов, дремлющая в уверенности собственной космической мощи медуза.
   Мы уже неделю висели на пятитысячекилометровой орбите. «Бриз» облепили ремонтные системы, как облепляют кита мелкие рыбешки. Ползали, как тараканы, роботы, восстанавливая обшивку и разрушенные информационные сети, а также латая вышедшие из строя узлы. В целом наш линкор чувствовал себя нормально.
   Чего нас занесло в эти края – так и оставалось загадкой. Отремонтироваться мы могли с таким же успехом у Дарны.
   За «Волноломом» открывался ополовиненный непроницаемой космической тенью диск планеты – с узором облаков, синевой океанов и зеленью гигантских лесных массивов, покрывавших целые континенты. Канказ напоминал сказочную игрушку-шар из тех, которые на моей родине дарят детям в смену сезонов и которые приносят удачу. Мне вдруг страшно захотелось вниз. Я ощутил неожиданное томительное чувство оторванности от земли, от всего человечества – то, что раньше меня совершенно не волновало.
   Мне стало досадно и грустно, несмотря на то что дела мои шли в гору.
   Как и обещала Талана, наши заслуги оценили. Сама она получила золотую раковину. Я и лейтенант Рутгерт Рук, вогнавший последнюю решающую торпеду в мерканский фрегат, – серебряные раковины.
   Золотые раковины по заслугам достались адмиралу и офицеру-координатору. Командование флота любит победителей. Победители имеют все основания рассчитывать на его благосклонность.
   По поводу награды во мне кипели противоречивые и немного странные чувства. Когда, вернувшись в каюту, я посмотрел в зеркало на свое отражение с серебряной раковиной на груди, то испытал бешеный подъем, рвущееся ликование. Я был счастлив. То, что являлось мечтой для любого курсанта, теперь стало реальностью. Кавалер серебряной раковины. Боевая награда за боевые действия, а не за штабные интриги. Это что-то значит…
   А потом ликование схлынуло. И я вдруг понял, что это не значит ничего. Это будет значить позже. Когда я уйду от войны и буду давать нравоучения младому поколению. Но здесь, в эскадре, которая в любой момент может уйти в нырок, имели значение только жизнь, смерть и боевая задача. Остальное все мишура. Пусть и порой приятная, И еще стало немножко обидно за множество проигравших пилотов, которые сделали не меньше нас, но которым не улыбнулся бог войны… Пусть космос будет им наполнен светом…
   Что нас принесло к Канказу, можно было только гадать. Но по всему было заметно, что зависли мы здесь не на один день. Офицеров начали отпускать в краткосрочные отпуска на «плоскость». Ятоже былне против немножко отдохнуть. Наша очередь настанет через два дня. Пока же мы с Таланой решили не перенапрягать людей, не загонять их в «камеру пыток». После «захода на боевой» расслабление просто необходимо. Но зато чуть позже мы отыграемся на них за каждую минуту расслабления. Такой уровень работы, который мы продемонстрировали на «фестивале» у Шеритана, должен поддерживаться постоянно. А я видел, как можно еще улучшить результат.
   Получив в свое распоряжение массу свободного времени, я понял, что оно действует на меня тягостно. Гораздо легче крутиться по заколдованному нескончаемому кругу; с он – медаптечка – «картонная коробка» – еда – сон. Да, именно так – свободное время меня просто угнетало. Оно требовало искать ответы на вопросы, задумываться о которых было мучительно. И беспокойство, прочно поселившееся во мне, не проходило.
   – Файл «Марионетка», – приказал я, падая с размаху на кушетку, которая послушно самортизиров-ла удар и приняла необходимую моему телу форму.
   Романтический вид «Волнолома» на фоне Канказа исчез. И появились совсем другие картины.
   Я вновь и вновь возвращался к информационным банкам. Меня болезненно притягивал к себе наш враг. Я пытался освоить сердцем то, что в целом понимал умом.
   С каким-то странным потусторонним чувством я вызывал из глубины информационных кладовых объемные изображения мерканских городов-муравейников. Смотрел на бурлящие среди великолепных зданий толпы бесполезных людей, большинство из которых были так называемыми социальными реаби-литантами – безработными, потомственными бездельниками, жрущими наркотики, пьющими горькую и искренне считающими, что человек создан именно для этого…
   Нет, самое интересное не это… Я коснулся пальцами пульта, и голографический проектор вызвал новое изображение. Батат – грязно-коричневая планета, прикрытая разбухшими, нездоровыми желтыми облаками. Она не нравится мне с первого взгляда. Даже при поверхностном взгляде ясно, что в ней есть что-то отвратительное… Вокруг нее зависли похожие на старинные фамильные драгоценности россыпи оборонительных комплексов. Батат защищен не хуже, чем сама Меркана. И для таких суровых мер безопасности есть причины. Ведь именно на этом каменистом шаре куется мощь мерканской цивилизации.
   У меня перехватило дыхание, когда планета сорвалась с места и полетела навстречу мне, резко увеличиваясь в размерах. Мы пронзили верхние слои атмосферы. Утонули в желтых облаках. И вот распахнулся капканом лунный вогнутый пейзаж. Еще несколько мгновений – и его можно обозреть с поверхности. Хаотично разбросанные ячеистые, похожие на фасеточные глаза гигантских насекомых шары производственных комплексов, иглы галактических систем связи, пирамиды кварковых реакторов, эстакады транспортных развязок, мрачные, похожие на вертикально поставленные рельсы, идущие за горизонт «жилые блоки». Людям в таких блоках жить, наверное, противно. Они и не живут в них. На Батуте доводится до совершенства продукт самых безумных технологий – здесь ставятся в строй знаменитые мерканские клоны, основа боевой мощи Объединения мерканских свободных миров. Клоны-монстры, постепенно утрачивающее сходство с человеком. Главная расходная сила меркан.
   Здесь клоны программируются на выполнение узкоспециальной работы – в качестве рабочей силы на опасных производствах, пилотов боевых истребителей, десантников-смертников. Их основная обязанность – бросаться в прорыв и жертвовать жизнями, которые они так и не научились ценить (так во всяком случае принято считать). Прирожденный воин – применительно к обычному человеку это звучит литературным сравнением. Но для клонов все так и есть – они рождаются воинами.
   С Батата сошедших с чудовищного конвейера клонов доставляют в разные концы Сферы Мерканы на лишенных каких бы то ни было удобств огромных, мрачных транспортниках, кажется, меньше всего приспособленных для перевозки живых существ.
   От следующей голографической картины по спине пробежали мурашки. Из производственного ячеистого корпуса вытекает человеческая река, струящаяся по желобу серой дороги куда-то в переплетение отвратительно торчащих из бурой почвы зубьев бледно-серых корпусов, которые заглотят, перемелят ее. Пустые лица, слаженные движения. В них нет чувств и эмоций… Или есть?
   При попытке проникнуть в эту тему глубже я натолкнулся на уровень секретности, превосходящий мой допуск. Но все равно первоначальной информации мне хватило, чтобы сделать некоторые умозаключения. Ясно, что клоны – значительная сила, которая дает преимущества мерканам в войне, но эти преимущества недостаточны для стратегического перевеса. Никто не может изменить базисные законы, и каких бы высот ни достигла биология, на то, чтобы вырастить полноценный организм, необходимо несколько лет. Также есть средства записать в мозг человека необходимые сведения, но чтобы научиться ими пользоваться – требуются годы и годы. То есть необходима обычная система подготовки личного состава – учебные подразделения, занятия. Так что производство клона – процесс такой же непростой, как и воспитание человека. Вот только у клонов идеальный генетический набор и психологические установки, отвечающие поставленным задачам. Генетики стирают недостатки, делают из биологического материала придачу к боевым костюмам, космическим кораблям и орудиям.
   Клоны фактически те же люди, но лишенные каких бы то ни было прав и приравненные к компьютеру, правда, очень дорогому. Любой из них является собственностью государства. Так что Меркана – неорабовладельческое общество, обильно приправленное пустопорожней трескотней о демократических ценностях, равных правах и возможностях.
   Еще одно обстоятельство заинтересовало меня. Сколько столетий меркане занимаются экспериментами, а им удалось лишь культивировать наиболее ценные генетические наборы, но не удалось создать ничего принципиально нового. В основе эти монстры – обычные люди.
   – Лейтенант Кронбергшен, ангар, – запищав, проинформировал браслет.
   Это вызвала Талана. Снова тестировать истребитель.
   Я еще раз посмотрел на безрадостную картину – пейзаж Батата, прищелкнул пальцами, будто прогоняя наваждение, и вышел из каюты.
   Талана ждала меня в стартовом ангаре около своего истребителя.
   – Лезь теперь ты в оружейный отсек. Будем тестировать системы. Мне не очень нравится запаздывание сигнала на уровне управления торпедным огнем.
   Ничего особенного с торпедами не было. Просто Талане нужно было переговорить со мной, чтобы наш разговор остался между нами.
   Я протиснулся между теплыми на ощупь, будто живыми узлами и механизмами. Устроился, подведя ноги к груди, в техническом пространстве системы управления огнем, прислонившись спиной к энергетическому распределителю орудия, замкнул контакт-шлем. И вошел в пространство машины. Перед глазами встали схемы
   – Готов? – осведомилась Талана.
   – Готов…
   Мы начали тестирование. Через десять минут она объявила перерыв. И тут же спросила:
   – Все изучаешь противника?
   – Изучаю, – ответил я
   – Я смотрела твои запросы в библиотеку. Клоны.
   – Да.
   – С чем связан интерес?
   – Они – мои противники. Мы с ними сходимся в поединке.
   – Ты имеешь доступ не ко всей информации. Да и вообще в корабельных банках она далеко не вся.
   – Я знаю.
   – Файлы более высокого уровня секретности. Я кое-что знаю. Работала по программе исследовательского центра год назад.
   Для меня это было открытием.
   – Знаешь, что не дает спать мерканским головастикам? – спросила она.
   – Идея создать совершенного клона, – брякнул я наугад. Она помолчала. Видимо, переваривала, что я сказал. Я угодил в яблочко.
   – Да, – наконец произнесла она. – Их генетики все время натыкались на стену. Они улучшали определенные качества, но не могли перешагнуть через барьер. Равно как не могли изжить и все человеческое. Что-то тонкое, что делает человека человеком, оставалось.
   – Не проще ли делать роботов?
   – Робот не сравнится с человеком… Знаешь, меркане сегодня близки к прорыву в ряде направлений… Быстрое кодирование психики – обучение сокращается в несколько раз… И создание клонов со сверхспособностями.
   – Какими сверхспособностями? – я похолодел.
   – Любыми. Физические данные. Скорость реакции. Сверхчувствительность. Психотроника. Все. Кроме того, они близки к быстрому изменению пара-, метров клонов.
   – А это что?
   – Берется за образец человек. И выращенному, запрограммированному клону придаются его черты. И перекодируется личность. Разговор мне нравился все меньше. Я прямо осведомился у Таланы:
   – Какое отношение все это имеет ко мне?
   – Я надеюсь, никакого.
   – А полковник Торрел что считает? —