Страница:
– Вы кто?
– Пилот-стажер лейтенант третьего класса Серг Кронбергшен.
– Вы пилот? Вы пока стрелок по уткам, да и то неважнецкий. Ха, пилот… Но если следующие несколько месяцев проведете в тренажере, то сможете претендовать на что-то.
Вот такое стервозное отношение. И ничем ее не перешибешь. Хоть она, как говорят, высокого мнения обо мне.
Талана уже ждала в тренинговом комплексе. Она присела на «картонную коробку» и задумчиво жевала пластинку семилистника – травы, обладающей тонизирующим и легким наркотическим эффектом. СС была явно не в духе, и в связи с этим я, как обычно, ждал нагоняя – неважно за что, был бы ведомый, а повод найдется. Но нагоняя я не получил.
Вместо приветствия она озабоченно спросила:
– Зачем вас вызывал Торрел?
– Его интересуют дорогие мне воспоминания, – усмехнулся я и тут же напрягся в ожидании нагоняя.
Но она не обратила никакого внимания на мой тон. И спросила: – Ему не дает спокойно спать Галахвар?
– Да-
– Им неймется… Шакалья свора, – произнесла она глухо, со сдерживаемой злобой.
Ну и ну. Всегда сдержанная СС дала волю чувствам и упустила возможность взгреть меня…
– Осторожнее с Торрелом, лейтенант. Я кивнул.
– В тренажер…
На этот раз в тренажере мне была отведена роль пилота. Я знал, что в пилотском кресле в боевой обстановке буду себя ощущать не хуже, чем в кресле стрелка. Обучали в Галахварской летной школе хорошо, стресс первого боя и сработку с напарником я прошел. И еще я знал, что в следующий бой поменяюсь с Таланой местами – я буду вести «Альбатрос», а она управляться с оружием. Это элемент становления стажера.
А потом – одноместный истребитель «Морской ястреб» – знак того, что пилот наконец стал пилотом… Когда это будет? Через полгода? Год?
И сколько нам торчать здесь, в порту приписки без дела? История войны показывала, что в таком режиме активного безделия можно проторчать и год, и два, и пять лет. Если бы все кампании шли так, как в системе Фаланги, от нашего флота давно бы осталось только воспоминание, и промышленность просто не успевала бы клепать новые корабли. Война идет большей частью позиционная, вялая, однако время от времени, по не вполне понятным законам, она вспыхивает с новой силой, будто бог войны подливает в огонь горючее. В последние два года количество боестолкновений росло лавинообразно, и я со смешанным чувством страха и надежды ждал, что прозвучит сигнал «сбор» и на построении поставят новую боевую задачу – это будет означать, что враг опять делает попытку нащупать слабину в нашем «объеме».
– Стопроцентная чувствительность, – сказала Талана, когда мы вошли в контакт с компом «картонной коробки».
Отлично! Я сегодня пилот. И не собираюсь жалеть ни себя. Ни Талану. Пришла твоя пора, СС, взвыть.
Ну, Талана, как тебе понравятся такие перегрузочки? Ты железная, ты слишком хорошо их переносишь. Но, как показала практика, я тоже состою не из желе. И перегрузки переношу не хуже тебя, а то и лучше.
Мелькание кораблей. Зеленая планета, вокруг которой разворачиваются боевые действия. Линкор противника перед нами. И небо, усеянное точками мерканских машин, – кажется, их столько же, сколько звезд. Я едва успеваю уворачиваться, и мы вдавливаемся все дальше, идя во втором эшелоне штурмовой группы.
В глазах меркнет. Сознание готово отключиться Но я не жалею себя. Я не жалею ее… Впрочем, Талану жалеть смешно. Она работает красиво – снимает цель за целью.
Когда я сбрасывал с хвоста три мерканских истребителя, перегрузки достигли запредельных величин. Громадным усилием воли я остался на поверхности и хоть смутно, но воспринимал окружающее, управлял машиной и даже вывел ее из «объема боя». А Талана выключилась! Выключилась надолго…
Впервые из «картонной коробки» я вылез раньше нее. Я сам еле дышал, и медактиватор комбинезона накачивал меня медикаментозными стабилизаторами состояния. На лбу СС светились бусинки пота. Да, отмордоваля ее по полной программе. Единственное, что было непонятно, как я сумел сам вынести этот цирк. Но вынес.
– Ну что, лейтенант. Не так плохо, – помолчав немного, ровным голосом, который давался ей нелегко, произнесла она. – Возможно, из вас выйдет толк.
Я расширил удивленно глаза. Похвала от СС! Нет, это слишком. И, самое интересное, я вовсе не радовался переменам в ней. В моем командире будто что-то надламывалось
– И нечего глаза пучить, как рак! – воскликнула она. – Сутки отдыха. И за вами еще наряды! Послезавтра поупражняетесь с тестером. Ясно?!
– Так точно…
Меня этот всплеск даже порадовал.
– А сегодня можете надраться до соплей в баре. Сейчас вам это не помешает, лейтенант.
Больше не глядя на меня, она энергично устремилась к лифтовому проему.
И что значат эти метаморфозы?
Ладно, чего голову ломать? Какие она сказала последние слова. Кажется, что-то вроде того, что я могу с чистой совестью утопиться в вине…
Ну что же. Ионный душ. Акупунктурное стимулирование. Полчаса отдыха. Потом вытащить свободного от нарядов и учебы Корвена и угостить его стаканчиком… Другим… Третьим… *** Переливчатая, мягко пробирающаяся куда-то в печенки космомузыка Абстрактные голограммы переливаются, приобретают фантастические формы, на них хочется смотреть и смотреть. Они расползаются, охватывают всех, будто затягивая в себя, потом распадаются. По коже идет покалывание, когда голограмма касается ее.
Мы с Корвеном утопали в просторных креслах небольшого уютного бара на пятой палубе. Два лейтенанта-артиллериста сидели прямо на мягком полу, скрестив ноги, и высасывали уже третью порцию «прозрачного вина». Командир звена пятой штурмовой эскадрильи вместе с пышнотелой капитаном-медиком хлестал крепкий грог хрустальными фужерами, которые ему подсовывал сервискомп бара.
Бар – это место расслабления. Космофлот вырос на традициях водного плоскостного флота прошлого, но тогда подобные заведения были запрещены, как подрывающие боевой дух. Сейчас время всесильных психологов, которые обязаны знать о боевом духе куда больше, чем командиры прошлого. И психологи считают, что военному необходимо место, где можно вот так расслабиться. Поэтому на «Бризе» функционируют одиннадцать баров и даже сенсор-арена…
Психологи правы. Мне лично в баре хорошо. Корвену, кажется, тоже.
Постепенно публика рассосалась. Командир звена, обняв пышнотелую медичку, повлек ее прочь. Артиллеристы с трудом поднялись и отправились по синусоиде прочь, когда комп бара, считав их психофизиологические параметры и придя к выводу, что приятели уже перебрали, отказал им в очередной порции.
– Два часа проторчал в «картонной коробке», – пожаловался Корвен. – Срабатывался с новым ведущим. Знаешь, Ломак в бою такой же тупой и упертый, как и в службе. Я боюсь.
– Зря. Все знают, что Ломак осторожен до трусости. И никогда не прет вперед.
– Я нанимался не прятаться, – запальчиво крикнул Корвен. – Я нанимался драться.
_ Какие мы страшные, – послышался язвительный голос.
Я скривился. Именно эти морды мне хотелось видеть меньше всего. Их появление означало, что день отдыха накрылся. Настроение будет изгажено. Ведь в баре появился капитан Вольген и двое его горилл.
Мне довелось с этими типами пересечься несколько раз И почему-то они выделяли меня из всех новеньких пилотов. Задираться к новобранцам – их любимое занятие, в связи с чем они давно бы стали бессменными обитателями гауптвахты и выбирались бы на волю для одного – чтобы получить новое взыскание, если бы не их туманный статус – то ли наемников, то ли союзников, то ли свободных пиратов. Грубые негодяи, неуправляемые, не желающие сдерживать свои животные порывы – то есть такие, какими и должны быть равванские наемники.
– Герои битвы при Фаланге, – хмыкнул Вольген, присаживаясь около нас – сервиссистема бара сработала вовремя, и стул гостеприимно словил мягким сидением его увесистый зад. – Герои космофлота Серг и Корвен.
Я видел, что Корвен начинает зеленеть от ярости
– Смотри, воротит нос от нас, – хмыкнул Вольген. – Мы ему не нравимся, парни… Мы никому не нравимся… Это обидно.
Вся свора послушно заржала. Наемники занимали места, в бокалы полились напитки покрепче – выходцы с Равваны принципиально презирали слабые напитки. По-моему, они уже поднабрались. Или нажевались наркотиков.
Говорят, что равване отлично справляются со своей работой. Вот только флот уже несколько лет не проводил операции с высадкой на планеты десантных и Диверсионных групп. Так что десантники занимались в основном тренингом и изнывали от бездействия В принципе, их службу трудной не назовешь По большому счету на «Бризе» они были балластом, впрочем, балластом, положенным по штатному расписанию Фактически они занимались космическим туризмом, мотаясь с эскадрой по космосу Это безделие вынуждало их авантюрные натуры искать привычных развлечений, поэтому драк на корабле и конфликтов с «плоскостниками» у них было больше, чем у остальных подразделений, вместе взятых.
– Ну расскажи, лейтенант, как ты развалил мерканский истребитель, – это Вольген обратился ко мне.
Я пожал плечами. Было понятно, что сегодня мы просто так с ними не разойдемся, поскольку я поймал на себе взгляд Вольгена, наполненный злобой. Интересно, чем я перешел ему дорогу? То, что его агрессия направлена на меня, было очевидно.
– С испугу. Навалил в штаны из-за страха перед СС и куском своего дерьма сшиб меркана. Так и было, признайся, – заржал один из десантников.
Равване славились пошлыми и неумными шутками.
– Нет, было не так, – тщетно пытаясь сохранить спокойствие, произнес я, ощущая, что внутри поднимается ярость и желание сровнять с землей всю эту свору, и вместе с тем понимая, что мы с Корвеном равванам на один зуб.
– Считаешь, что ты военный, Серг, – приблизившись ко мне, негромко произнес Вольген с какой-то грустью – Вы, пилоты, считаете себя кем-то. Вы презираете «плоскостников» Делаете вид, что воюете, хотя просто нажимаете на кнопочки… Нет, воробушки. Это не война. Это игрушки. А война – это когда хребет врага хрустит в твоих пальцах. Когда ты заливаешься его кровью. Когда ты рвешь его на части, – он растопырил толстые пальцы и сделал движение, как будто действительно кого-то рвал на части, и лицо при этом исказилось гримасой. – На части…
– В кабаках, – поддакнул Корвен.
– Что ты сказал? – обернулся к нему Вольген.
– Что я сказал? – Корвена понесло. Он, не обладавший моей уравновешенностью и быстро выходящий из себя, был взбешен, голос его срывался. – Наша война – сбитые мерканские истребители. Ваша – облеванные кабаки.
– Ха, – Вольген обрадовался такому повороту. – Другой разговор.
Он сграбастал Корвена за грудки и приценился, как приценивается художник к холсту, раздумывая, куда бы нанести мазок. Корвен сжал сухой кулак и готов был засветить в лыбящуюся морду С таким же успехом он мог бы попытаться избить металле пластовую стену. Я огляделся в поисках чего-нибудь, годящегося для драки, но в баре ничего увесистого не было, да и для разговора с равванскими десантниками сгодилась бы только кувалда Лейтенант Гоцельген, заместитель Вольгена, который был поближе, необычайно резво для такой туши оказался рядом, и я внутренне сжался в комок, представив, что будет со мной, когда его громадный кулак начнет ровнять выступы на моем лице. И, что обидно, ничего не сделаешь. Это как истребителю устраивать дуэль с линкором.
Корвен все-таки извернулся и засветил командиру десантников кулаком. Удар получился скользящим и только позабавил детину.
– А теперь я, – кивнул Вольген.
Я понял, что Корвену обеспечен реанимационный блок, и из сидячего положения сумел дотянуться до каменного зада Вольгена и пнуть со всей силы в него ногой.
Командир десантников сдвинулся всего на несколько сантиметров. А я попал в тиски – лейтенант Гоцельген сграбастал меня, как котенка, и играюче ткнул лбом в мягкую барную стойку, от чего в глазах потемнело.
– Ты сам начал, ублюдок, – прошипел он, и я вдруг понял, что равване меня не просто недолюбливают, а искренне ненавидят. Именно меня. Почему?
– Тихо! – раздался громкий крик. Хватка ослабла. Потом меня отпустили, и я увидел Талану в проеме входа.
Она стремительно подлетела к Вольгену.
– Оставьте их, капитан, – спокойно произнесла она.
– Да? – насмешливо оглядел ее с ног до головы Вольген. – Почему бы это? Они напали на нас. Это самооборона, капитан.
– Я сказала отпустите, – она подняла руку с браслетом, и было понятно, что сейчас подаст сигнал тревоги.
– Да получи своего щенка, – Вольген отбросил Корвена, тот упал на пол и готов был кинуться в бой, но СС срезала его острым взглядом.
– Сосунок забыл немножко, где подают молоко, – хмыкнул Вольген.
Тут в бар заскочили два битюга в шлемах, комбезах с бронепластинами и с парализующими пистолетами наизготовке – наша корабельная полиция.
– Что тут происходит? – спросил старший.
– Все в порядке, лейтенант, – отчеканила СС. Полицейские подозрительно осмотрели присутствующих и неторопливо удалились.
– Ладно, мир, – поднял руки Вольген, а потом потянулся к мягкому пластиковому барному манипулятору, тот с готовностью вложил в ладонь стаканчик. – Выпьем, Талана?
– Лучше пить воду из лужи, чем самое замечательное вино с тобой, Вольген, – с неожиданной злостью, нехарактерной для ее сдержанной натуры, кинула Талана и посмотрела на нас с Корвеном. – Что разинули рты? Марш отсюда!
Нам оставалось только удалиться.
Уже выйдя из бара, я остановился, прислушиваясь к разговору.
– Оставь парней в покое, Вольген, – произнесла зло Талана.
– А где сейчас покой, Талана?
– Что ты хочешь от Серга?
– Хочу? Уж не сексуслуг.
– Правильно, для этого у тебя есть твои обезьяны…
– Что?!
– Зачем тебе Серг?
– Он мне не нравится, Талана. В нем все неправильно. Он чужой.
– Откуда ты набрался этой мути, Вольген?
– Он мне не нравится. И мне не нравишься ты. Вы, две твари, нашли друг друга, – не говорил, а шидел Вольген. – Вам остается только спутаться.
– Ты животное, Вольген.
– Может быть. Но не люблю, когда мне об этом напоминают… Мы посчитаемся с тобой, Талана. За все. За тобой слишком много долгов…
Корвен дернул меня за руку, и мы рванули к лифту. Когда проем затягивался, я увидел вылетевшую из бара СС, лицо ее было искажено яростью.
Глава седьмая
Мой ведущий мне скучать не дает. То и дело слышно:
– Новая вводная.
Мы с ней сто раз повторяем пройденное. Оттачиваем рефлексы. Учимся понимать друг друга не с полуслова, а с полумысли. Дело это, конечно, полезное, но надоело – дальше некуда.
Я который раз поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы приборы показали вакуумвозмущение и из глубин вакуума начали бы выныривать туши мерканских кораблей-пробойников. И тогда повторится отчаяние и сладость боя. Тогда снова все станет в мире просто – уничтожить врага или быть уничтоженными им. Возможно, «плоскостники» не так уж и неправы, держа нас за психов, склонных к насилию над собой и другими. Интересно, я один такой псих? Вряд ли. По-моему, большинство пилотов мечтают о боевой работе и готовы платить за это по самой высокой цене – своими жизнями.
Тело электрически покалывало. Медицинский сервис скафа получил смутивший его сигнал и начал восстанавливать кровообращение в спине. Интересно, сумел бы я без этих процедур просидеть столько часов в тесной кабине.
– Разрешите вопрос, содруг капитан? – неожиданно для самого себя обнаглел я.
– Разрешаю.
– Вы давно знаете Вольгена и его десантников?
Я ожидал, что Талана в своей обычной манере отошьет меня так, что надолго отобьет желание на подобные вольности. Но она спокойно ответила:
– Восемь лет.
– Сколько? – я не поверил ушам.
– За десять лет боевой работы много с кем можно познакомиться.
Десять лет! Вот это номер. Пилоты столько не живут! Они или сгорают в своих истребителях, или, пройдя десяток раз через реанимационный контейнер, становятся полными неврастениками, годными только на то, чтобы разводить экзотические цветы в своем саду на провинциальной тихой планете.
– Равванские наемники. Кабацкие воины, – усмехнулся я.
– Это вы зря, лейтенант. Они умеют делать дела… И чаще дела грязные…
– Почему они выбрали меня объектом для забав?
– А вы мало ощущали на себе нездорового внимания?
– Последний из Галахварской школы?
– Последний.
– А вас этот факт не смущает? – я прижмурился, представив, какую бурю вызовут мои слова Но СС спокойно произнесла:
– Меня давно ничего не смущает, лейтенант. Но… но функционировало только жизнеобеспечение скафандров.
«Альбатрос» застыл неподвижно в пяти километрах от центра воронки. Теперь я мог рассмотреть объект. В центре воронки было темное пятно диаметром несколько сот метров. Такая темень, будто кто-то съел звезды.
– Там что-то есть, – прошептал я.
– Думаешь? – произнесла Талана, впервые обратившись ко мне на ты.
– Точно. Там какой-то предмет. Заслоняет звезды
– Может быть…
И тут в темном провале будто включили свет…
И я увидел ЕГО!
Яркий, полосатый – синий с белым, идеальный равнобедренный треугольник со стороной в пару сотен метров. Мне было ясно, что он соткан из нематериальной субстанции, но причину этой уверенности назвать не мог.
– Господи, – выдавил я. – Что это?
– Спроси у хозяев этого недоразумения.
– Если там есть хозяева, – буркнул я, хотя у меня возникло ощущение, будто кто-то огромный, непостижимый бесстрастно рассматривает нас, просвечивает самые сокровенные глубины души. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом.
Сколько это длилось? Я потерял счет времени. Увяз в каком-то оцепенении. Мысли теряли четкость и текли плавно по каким-то своим, не зависящим от меня путям. Сначала это было страшно. Потом пришла эйфория… Мне вдруг стало хорошо. Мне захотелось распахнуть купол, оттолкнуться ногами и полететь к этому треугольнику Я очнулся, когда увидел, что пальцы мои шарят по рычагам экстренного аварийного отстрела колпака.
Зажал зубами губу. Ощутил вкус крови. Боль привела меня в чувство. Часы показывали, что прошло одиннадцать минут.
Между тем полосы на треугольнике пропали, и он стал ярко-изумрудным. Резало глаза, но взор я отвести не мог.
Треугольник качнулся. И вдруг начал вращаться, так что воспринимался теперь как изумрудный шар. Он сменил цвет на синий…
И пропал вместе с воронкой…
И тут же ожили все системы истребителя. Диагност через пару секунд доложил:
– Тестирование завершено. Готовность сто процентов.
Я ошарашенно глядел на черное звездное небо. Ничего на нем не было. Ни следов воронки Ни намека на только что прошедший вакуум-пробой. А было ощущение, будто кто-то, обитающий в супервакууме, высунул из норы голову и тут же спрятался обратно.
Сообщения полетели на линкор Последовал моментальный приказ:
– Возвращайтесь с патрулирования. Талана молча задала обратный курс. *** Меня била дрожь при воспоминаниях о фантастической встрече в космосе. Сознание будто пыталось выдавить информацию, которая не укладывалась в него, и мне начинало казаться, что всего этого не было никогда. Но стоило прикрыть глаза, и будто наяву вспыхивала картинка – вращающийся треугольник, превращающийся в яркий шар. И еще меня жег чей-то постусторонний взор, буравил насквозь. И все это было гораздо реальнее, чем та бесполезная суета, которая царила вокруг меня.
Технари выворачивали компьютер истребителя и скачивали всю информацию, но не думаю, что они сильно разжились – восприятие и оценка компом поступавшей информации из-за выхода из строя большинства оборудования, а также наведенных помех были сильно искажены и недостоверны. И получалось, что главный источник информации – показания пилотов «Альбатроса». Так что мы с Таланой получили возможность поупражняться в искусстве рассказчиков. В слушателях у нас недостатка не было.
Я излагал происшедшие события как можно более сжато и сухо. Под буравящими недоверчивыми взорами никакого желания предаваться лирическим отступлениям не было. Да и вообще приходилось думать над каждым словом, поскольку общеизвестно, что для пилота военный психиатр – далеко не лучшее общество.
Заместитель начальника штаба и два бойких парня – помощники начальника отдела контрразведки заставляли нас раз десять переписывать (собственноручно, на бумаге, а не на компьютере!) объяснения. Они задавали вопросы – как правило, не по делу. В этих вопросах сквозила подозрительность. Только не знаю, в чем нас стремились уличить.
Наконец нас оставили в покое. Напрашивалась сама собой идея сбросить напряжение в баре. Но мы отправились в парк, представлявший из себя просторное помещение на пятой палубе линкора. Здесь была искусно воссоздана часть стандартной биосреды – зеленая мягкая трава, деревья, низвергающийся с камней водопад, яркие причудливые рыбки, шныряющие между разноцветных камней в пруду. Мы присели на широкую мягкую скамейку. Обычно в парке было достаточно многолюдно, но сейчас только две медички лениво валялись на траве и пялились в искусственное небо с фальшивыми перистыми облаками.
– Что же все-таки это было, содруг капитан?
– И что же это было, содруг лейтенант? – усмехнулась Талана в ответ.
– Не знаю.
– И я не знаю… По-моему, обычный НАЯ.
– Что?
– Не слышал?
– Непериодические аномальные явления. Этой чушью забавляются «плоскостники». Все телесети полны жуткими историями про негуманоидов с НАЯ.
– Ну да. Привидения на заброшенной космической станции. Атака из космоса цивилизации, для которой наши средства обороны – как деревянные щиты против ракетных установок. Сказки-страшилки для скучающего обывателя. Ты это хочешь сказать?
– Так точно.
– Серг, оставь эти штучки: «никак нет», «так точно». Поговорим как люди.
Это было явление похлеще аномального космического объекта.
– Хорошо, – переварив ее слова, кивнул я.
– Для справки: непериодические аномальные явления наблюдаются на всех планетах, – Талана нагнулась, подняла камешек и швырнула его в пруд. По воде пошли круги, которые напомнили мне тот самый голубой водоворот в космосе. – С выходом в космическое пространство НАЯ стали наблюдаться и там. Но никто так официально и не признал, что этот комплекс явлений вообще существует. Потому что они непериодические – то есть чрезвычайно редки и невоспроизводимы в лабораторных условиях, в их появлении невозможно выявить закономерностей. Серьезная наука от них открещивается, в лучшем случае высокие лбы списывают все на проявления известных законов природы, галлюцинации. Вместе с тем военные прекрасно знают, что существует НЕЧТО. Все это не слишком афишируется, но и не слишком скрывается…
– Что это за объекты?
– А ты как думаешь, встретившись с одним из них?
– Там было нечто разумное.
– Цивилизация, обогнавшая нас на тысячи лет?
– Или миллионы.
– Можно сколько угодно забивать себе голову научными теориями. Я же просто выбрала для себя простую позицию.
– В чем она?
– Это просто демоны.
– Что?! – воскликнул я. Она продолжала удивлять меня.
– Оставим религию – это не нашего ума дело. Под словом демоны понимаю некую могущественную разумную силу, сопровождающую человечество всю историю.
– И что этой могущественной силе понадобилось от нашего «Альбатроса»?
– У нее спроси.
Тут на моем контактном браслете зазвенел зуммер
– Лейтенант Серг Кронбергшен, – забубнил монотонный голос компа. – Вы вызываетесь на четырнадцать-ноль-пять к полковнику Торрелу.
Я поморщился. Главного эскадренного контрразведчика мне хотелось видеть еще меньше, чем психиатра
– Шарх возьми! – выругалась Талана. – Стервятнику захотелось пообедать.
Так, она уже начинает при мне ругать старших по званию. М-да, наши отношения прогрессируют с пугающей скоростью.
– Давай, двигай к полковнику, – скривилась она – Главное спокойнее. Он постарается вывести тебя из равновесия. Не поддавайся.
– Что ему от меня нужно?
– Относись ко всему с пониманием, лейтенант. У каждого свое дело. Кто-то проливает свою кровь. А кто-то играет в игры. И эти игры тоже кончаются кровью. Так что осторожнее.
В назначенное время я переступил порог «каморки» Торрела.
Он повернулся вместе с широким креслом, сорвал контакт-обруч и бросил на пол, сфера его локального компьютера из золотистой стала бледно-розовой, перейдя в нейтральный режим. Посмотрев на меня, полковник даже не пытался скрыть свою неприязнь.
– Прибыл, – доложил я.
– Пилот-стажер лейтенант третьего класса Серг Кронбергшен.
– Вы пилот? Вы пока стрелок по уткам, да и то неважнецкий. Ха, пилот… Но если следующие несколько месяцев проведете в тренажере, то сможете претендовать на что-то.
Вот такое стервозное отношение. И ничем ее не перешибешь. Хоть она, как говорят, высокого мнения обо мне.
Талана уже ждала в тренинговом комплексе. Она присела на «картонную коробку» и задумчиво жевала пластинку семилистника – травы, обладающей тонизирующим и легким наркотическим эффектом. СС была явно не в духе, и в связи с этим я, как обычно, ждал нагоняя – неважно за что, был бы ведомый, а повод найдется. Но нагоняя я не получил.
Вместо приветствия она озабоченно спросила:
– Зачем вас вызывал Торрел?
– Его интересуют дорогие мне воспоминания, – усмехнулся я и тут же напрягся в ожидании нагоняя.
Но она не обратила никакого внимания на мой тон. И спросила: – Ему не дает спокойно спать Галахвар?
– Да-
– Им неймется… Шакалья свора, – произнесла она глухо, со сдерживаемой злобой.
Ну и ну. Всегда сдержанная СС дала волю чувствам и упустила возможность взгреть меня…
– Осторожнее с Торрелом, лейтенант. Я кивнул.
– В тренажер…
На этот раз в тренажере мне была отведена роль пилота. Я знал, что в пилотском кресле в боевой обстановке буду себя ощущать не хуже, чем в кресле стрелка. Обучали в Галахварской летной школе хорошо, стресс первого боя и сработку с напарником я прошел. И еще я знал, что в следующий бой поменяюсь с Таланой местами – я буду вести «Альбатрос», а она управляться с оружием. Это элемент становления стажера.
А потом – одноместный истребитель «Морской ястреб» – знак того, что пилот наконец стал пилотом… Когда это будет? Через полгода? Год?
И сколько нам торчать здесь, в порту приписки без дела? История войны показывала, что в таком режиме активного безделия можно проторчать и год, и два, и пять лет. Если бы все кампании шли так, как в системе Фаланги, от нашего флота давно бы осталось только воспоминание, и промышленность просто не успевала бы клепать новые корабли. Война идет большей частью позиционная, вялая, однако время от времени, по не вполне понятным законам, она вспыхивает с новой силой, будто бог войны подливает в огонь горючее. В последние два года количество боестолкновений росло лавинообразно, и я со смешанным чувством страха и надежды ждал, что прозвучит сигнал «сбор» и на построении поставят новую боевую задачу – это будет означать, что враг опять делает попытку нащупать слабину в нашем «объеме».
– Стопроцентная чувствительность, – сказала Талана, когда мы вошли в контакт с компом «картонной коробки».
Отлично! Я сегодня пилот. И не собираюсь жалеть ни себя. Ни Талану. Пришла твоя пора, СС, взвыть.
Ну, Талана, как тебе понравятся такие перегрузочки? Ты железная, ты слишком хорошо их переносишь. Но, как показала практика, я тоже состою не из желе. И перегрузки переношу не хуже тебя, а то и лучше.
Мелькание кораблей. Зеленая планета, вокруг которой разворачиваются боевые действия. Линкор противника перед нами. И небо, усеянное точками мерканских машин, – кажется, их столько же, сколько звезд. Я едва успеваю уворачиваться, и мы вдавливаемся все дальше, идя во втором эшелоне штурмовой группы.
В глазах меркнет. Сознание готово отключиться Но я не жалею себя. Я не жалею ее… Впрочем, Талану жалеть смешно. Она работает красиво – снимает цель за целью.
Когда я сбрасывал с хвоста три мерканских истребителя, перегрузки достигли запредельных величин. Громадным усилием воли я остался на поверхности и хоть смутно, но воспринимал окружающее, управлял машиной и даже вывел ее из «объема боя». А Талана выключилась! Выключилась надолго…
Впервые из «картонной коробки» я вылез раньше нее. Я сам еле дышал, и медактиватор комбинезона накачивал меня медикаментозными стабилизаторами состояния. На лбу СС светились бусинки пота. Да, отмордоваля ее по полной программе. Единственное, что было непонятно, как я сумел сам вынести этот цирк. Но вынес.
– Ну что, лейтенант. Не так плохо, – помолчав немного, ровным голосом, который давался ей нелегко, произнесла она. – Возможно, из вас выйдет толк.
Я расширил удивленно глаза. Похвала от СС! Нет, это слишком. И, самое интересное, я вовсе не радовался переменам в ней. В моем командире будто что-то надламывалось
– И нечего глаза пучить, как рак! – воскликнула она. – Сутки отдыха. И за вами еще наряды! Послезавтра поупражняетесь с тестером. Ясно?!
– Так точно…
Меня этот всплеск даже порадовал.
– А сегодня можете надраться до соплей в баре. Сейчас вам это не помешает, лейтенант.
Больше не глядя на меня, она энергично устремилась к лифтовому проему.
И что значат эти метаморфозы?
Ладно, чего голову ломать? Какие она сказала последние слова. Кажется, что-то вроде того, что я могу с чистой совестью утопиться в вине…
Ну что же. Ионный душ. Акупунктурное стимулирование. Полчаса отдыха. Потом вытащить свободного от нарядов и учебы Корвена и угостить его стаканчиком… Другим… Третьим… *** Переливчатая, мягко пробирающаяся куда-то в печенки космомузыка Абстрактные голограммы переливаются, приобретают фантастические формы, на них хочется смотреть и смотреть. Они расползаются, охватывают всех, будто затягивая в себя, потом распадаются. По коже идет покалывание, когда голограмма касается ее.
Мы с Корвеном утопали в просторных креслах небольшого уютного бара на пятой палубе. Два лейтенанта-артиллериста сидели прямо на мягком полу, скрестив ноги, и высасывали уже третью порцию «прозрачного вина». Командир звена пятой штурмовой эскадрильи вместе с пышнотелой капитаном-медиком хлестал крепкий грог хрустальными фужерами, которые ему подсовывал сервискомп бара.
Бар – это место расслабления. Космофлот вырос на традициях водного плоскостного флота прошлого, но тогда подобные заведения были запрещены, как подрывающие боевой дух. Сейчас время всесильных психологов, которые обязаны знать о боевом духе куда больше, чем командиры прошлого. И психологи считают, что военному необходимо место, где можно вот так расслабиться. Поэтому на «Бризе» функционируют одиннадцать баров и даже сенсор-арена…
Психологи правы. Мне лично в баре хорошо. Корвену, кажется, тоже.
Постепенно публика рассосалась. Командир звена, обняв пышнотелую медичку, повлек ее прочь. Артиллеристы с трудом поднялись и отправились по синусоиде прочь, когда комп бара, считав их психофизиологические параметры и придя к выводу, что приятели уже перебрали, отказал им в очередной порции.
– Два часа проторчал в «картонной коробке», – пожаловался Корвен. – Срабатывался с новым ведущим. Знаешь, Ломак в бою такой же тупой и упертый, как и в службе. Я боюсь.
– Зря. Все знают, что Ломак осторожен до трусости. И никогда не прет вперед.
– Я нанимался не прятаться, – запальчиво крикнул Корвен. – Я нанимался драться.
_ Какие мы страшные, – послышался язвительный голос.
Я скривился. Именно эти морды мне хотелось видеть меньше всего. Их появление означало, что день отдыха накрылся. Настроение будет изгажено. Ведь в баре появился капитан Вольген и двое его горилл.
Мне довелось с этими типами пересечься несколько раз И почему-то они выделяли меня из всех новеньких пилотов. Задираться к новобранцам – их любимое занятие, в связи с чем они давно бы стали бессменными обитателями гауптвахты и выбирались бы на волю для одного – чтобы получить новое взыскание, если бы не их туманный статус – то ли наемников, то ли союзников, то ли свободных пиратов. Грубые негодяи, неуправляемые, не желающие сдерживать свои животные порывы – то есть такие, какими и должны быть равванские наемники.
– Герои битвы при Фаланге, – хмыкнул Вольген, присаживаясь около нас – сервиссистема бара сработала вовремя, и стул гостеприимно словил мягким сидением его увесистый зад. – Герои космофлота Серг и Корвен.
Я видел, что Корвен начинает зеленеть от ярости
– Смотри, воротит нос от нас, – хмыкнул Вольген. – Мы ему не нравимся, парни… Мы никому не нравимся… Это обидно.
Вся свора послушно заржала. Наемники занимали места, в бокалы полились напитки покрепче – выходцы с Равваны принципиально презирали слабые напитки. По-моему, они уже поднабрались. Или нажевались наркотиков.
Говорят, что равване отлично справляются со своей работой. Вот только флот уже несколько лет не проводил операции с высадкой на планеты десантных и Диверсионных групп. Так что десантники занимались в основном тренингом и изнывали от бездействия В принципе, их службу трудной не назовешь По большому счету на «Бризе» они были балластом, впрочем, балластом, положенным по штатному расписанию Фактически они занимались космическим туризмом, мотаясь с эскадрой по космосу Это безделие вынуждало их авантюрные натуры искать привычных развлечений, поэтому драк на корабле и конфликтов с «плоскостниками» у них было больше, чем у остальных подразделений, вместе взятых.
– Ну расскажи, лейтенант, как ты развалил мерканский истребитель, – это Вольген обратился ко мне.
Я пожал плечами. Было понятно, что сегодня мы просто так с ними не разойдемся, поскольку я поймал на себе взгляд Вольгена, наполненный злобой. Интересно, чем я перешел ему дорогу? То, что его агрессия направлена на меня, было очевидно.
– С испугу. Навалил в штаны из-за страха перед СС и куском своего дерьма сшиб меркана. Так и было, признайся, – заржал один из десантников.
Равване славились пошлыми и неумными шутками.
– Нет, было не так, – тщетно пытаясь сохранить спокойствие, произнес я, ощущая, что внутри поднимается ярость и желание сровнять с землей всю эту свору, и вместе с тем понимая, что мы с Корвеном равванам на один зуб.
– Считаешь, что ты военный, Серг, – приблизившись ко мне, негромко произнес Вольген с какой-то грустью – Вы, пилоты, считаете себя кем-то. Вы презираете «плоскостников» Делаете вид, что воюете, хотя просто нажимаете на кнопочки… Нет, воробушки. Это не война. Это игрушки. А война – это когда хребет врага хрустит в твоих пальцах. Когда ты заливаешься его кровью. Когда ты рвешь его на части, – он растопырил толстые пальцы и сделал движение, как будто действительно кого-то рвал на части, и лицо при этом исказилось гримасой. – На части…
– В кабаках, – поддакнул Корвен.
– Что ты сказал? – обернулся к нему Вольген.
– Что я сказал? – Корвена понесло. Он, не обладавший моей уравновешенностью и быстро выходящий из себя, был взбешен, голос его срывался. – Наша война – сбитые мерканские истребители. Ваша – облеванные кабаки.
– Ха, – Вольген обрадовался такому повороту. – Другой разговор.
Он сграбастал Корвена за грудки и приценился, как приценивается художник к холсту, раздумывая, куда бы нанести мазок. Корвен сжал сухой кулак и готов был засветить в лыбящуюся морду С таким же успехом он мог бы попытаться избить металле пластовую стену. Я огляделся в поисках чего-нибудь, годящегося для драки, но в баре ничего увесистого не было, да и для разговора с равванскими десантниками сгодилась бы только кувалда Лейтенант Гоцельген, заместитель Вольгена, который был поближе, необычайно резво для такой туши оказался рядом, и я внутренне сжался в комок, представив, что будет со мной, когда его громадный кулак начнет ровнять выступы на моем лице. И, что обидно, ничего не сделаешь. Это как истребителю устраивать дуэль с линкором.
Корвен все-таки извернулся и засветил командиру десантников кулаком. Удар получился скользящим и только позабавил детину.
– А теперь я, – кивнул Вольген.
Я понял, что Корвену обеспечен реанимационный блок, и из сидячего положения сумел дотянуться до каменного зада Вольгена и пнуть со всей силы в него ногой.
Командир десантников сдвинулся всего на несколько сантиметров. А я попал в тиски – лейтенант Гоцельген сграбастал меня, как котенка, и играюче ткнул лбом в мягкую барную стойку, от чего в глазах потемнело.
– Ты сам начал, ублюдок, – прошипел он, и я вдруг понял, что равване меня не просто недолюбливают, а искренне ненавидят. Именно меня. Почему?
– Тихо! – раздался громкий крик. Хватка ослабла. Потом меня отпустили, и я увидел Талану в проеме входа.
Она стремительно подлетела к Вольгену.
– Оставьте их, капитан, – спокойно произнесла она.
– Да? – насмешливо оглядел ее с ног до головы Вольген. – Почему бы это? Они напали на нас. Это самооборона, капитан.
– Я сказала отпустите, – она подняла руку с браслетом, и было понятно, что сейчас подаст сигнал тревоги.
– Да получи своего щенка, – Вольген отбросил Корвена, тот упал на пол и готов был кинуться в бой, но СС срезала его острым взглядом.
– Сосунок забыл немножко, где подают молоко, – хмыкнул Вольген.
Тут в бар заскочили два битюга в шлемах, комбезах с бронепластинами и с парализующими пистолетами наизготовке – наша корабельная полиция.
– Что тут происходит? – спросил старший.
– Все в порядке, лейтенант, – отчеканила СС. Полицейские подозрительно осмотрели присутствующих и неторопливо удалились.
– Ладно, мир, – поднял руки Вольген, а потом потянулся к мягкому пластиковому барному манипулятору, тот с готовностью вложил в ладонь стаканчик. – Выпьем, Талана?
– Лучше пить воду из лужи, чем самое замечательное вино с тобой, Вольген, – с неожиданной злостью, нехарактерной для ее сдержанной натуры, кинула Талана и посмотрела на нас с Корвеном. – Что разинули рты? Марш отсюда!
Нам оставалось только удалиться.
Уже выйдя из бара, я остановился, прислушиваясь к разговору.
– Оставь парней в покое, Вольген, – произнесла зло Талана.
– А где сейчас покой, Талана?
– Что ты хочешь от Серга?
– Хочу? Уж не сексуслуг.
– Правильно, для этого у тебя есть твои обезьяны…
– Что?!
– Зачем тебе Серг?
– Он мне не нравится, Талана. В нем все неправильно. Он чужой.
– Откуда ты набрался этой мути, Вольген?
– Он мне не нравится. И мне не нравишься ты. Вы, две твари, нашли друг друга, – не говорил, а шидел Вольген. – Вам остается только спутаться.
– Ты животное, Вольген.
– Может быть. Но не люблю, когда мне об этом напоминают… Мы посчитаемся с тобой, Талана. За все. За тобой слишком много долгов…
Корвен дернул меня за руку, и мы рванули к лифту. Когда проем затягивался, я увидел вылетевшую из бара СС, лицо ее было искажено яростью.
Глава седьмая
АНОМАЛИЯ
«Альбатрос» неторопливо вывалился из стартового ангара и устремился на девятичасовое патрулирование. Это мероприятие осуществлялось на случай, если кибер или одинокий мерканский катер-пробойник с клонами-смертниками на борту пройдет незаметным через все датчики контроля за возмущением среды, преодолеет заграждения и двинется к орбитальной базе. Конечно, вероятность мала, но не настолько, чтобы пренебречь мерами безопасности. Истребитель, осуществляющий патрулирование, охватывает визуальными и иными методами обнаружения «контролируемый объем».Мой ведущий мне скучать не дает. То и дело слышно:
– Новая вводная.
Мы с ней сто раз повторяем пройденное. Оттачиваем рефлексы. Учимся понимать друг друга не с полуслова, а с полумысли. Дело это, конечно, полезное, но надоело – дальше некуда.
Я который раз поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы приборы показали вакуумвозмущение и из глубин вакуума начали бы выныривать туши мерканских кораблей-пробойников. И тогда повторится отчаяние и сладость боя. Тогда снова все станет в мире просто – уничтожить врага или быть уничтоженными им. Возможно, «плоскостники» не так уж и неправы, держа нас за психов, склонных к насилию над собой и другими. Интересно, я один такой псих? Вряд ли. По-моему, большинство пилотов мечтают о боевой работе и готовы платить за это по самой высокой цене – своими жизнями.
Тело электрически покалывало. Медицинский сервис скафа получил смутивший его сигнал и начал восстанавливать кровообращение в спине. Интересно, сумел бы я без этих процедур просидеть столько часов в тесной кабине.
– Разрешите вопрос, содруг капитан? – неожиданно для самого себя обнаглел я.
– Разрешаю.
– Вы давно знаете Вольгена и его десантников?
Я ожидал, что Талана в своей обычной манере отошьет меня так, что надолго отобьет желание на подобные вольности. Но она спокойно ответила:
– Восемь лет.
– Сколько? – я не поверил ушам.
– За десять лет боевой работы много с кем можно познакомиться.
Десять лет! Вот это номер. Пилоты столько не живут! Они или сгорают в своих истребителях, или, пройдя десяток раз через реанимационный контейнер, становятся полными неврастениками, годными только на то, чтобы разводить экзотические цветы в своем саду на провинциальной тихой планете.
– Равванские наемники. Кабацкие воины, – усмехнулся я.
– Это вы зря, лейтенант. Они умеют делать дела… И чаще дела грязные…
– Почему они выбрали меня объектом для забав?
– А вы мало ощущали на себе нездорового внимания?
– Последний из Галахварской школы?
– Последний.
– А вас этот факт не смущает? – я прижмурился, представив, какую бурю вызовут мои слова Но СС спокойно произнесла:
– Меня давно ничего не смущает, лейтенант. Но… но функционировало только жизнеобеспечение скафандров.
«Альбатрос» застыл неподвижно в пяти километрах от центра воронки. Теперь я мог рассмотреть объект. В центре воронки было темное пятно диаметром несколько сот метров. Такая темень, будто кто-то съел звезды.
– Там что-то есть, – прошептал я.
– Думаешь? – произнесла Талана, впервые обратившись ко мне на ты.
– Точно. Там какой-то предмет. Заслоняет звезды
– Может быть…
И тут в темном провале будто включили свет…
И я увидел ЕГО!
Яркий, полосатый – синий с белым, идеальный равнобедренный треугольник со стороной в пару сотен метров. Мне было ясно, что он соткан из нематериальной субстанции, но причину этой уверенности назвать не мог.
– Господи, – выдавил я. – Что это?
– Спроси у хозяев этого недоразумения.
– Если там есть хозяева, – буркнул я, хотя у меня возникло ощущение, будто кто-то огромный, непостижимый бесстрастно рассматривает нас, просвечивает самые сокровенные глубины души. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом.
Сколько это длилось? Я потерял счет времени. Увяз в каком-то оцепенении. Мысли теряли четкость и текли плавно по каким-то своим, не зависящим от меня путям. Сначала это было страшно. Потом пришла эйфория… Мне вдруг стало хорошо. Мне захотелось распахнуть купол, оттолкнуться ногами и полететь к этому треугольнику Я очнулся, когда увидел, что пальцы мои шарят по рычагам экстренного аварийного отстрела колпака.
Зажал зубами губу. Ощутил вкус крови. Боль привела меня в чувство. Часы показывали, что прошло одиннадцать минут.
Между тем полосы на треугольнике пропали, и он стал ярко-изумрудным. Резало глаза, но взор я отвести не мог.
Треугольник качнулся. И вдруг начал вращаться, так что воспринимался теперь как изумрудный шар. Он сменил цвет на синий…
И пропал вместе с воронкой…
И тут же ожили все системы истребителя. Диагност через пару секунд доложил:
– Тестирование завершено. Готовность сто процентов.
Я ошарашенно глядел на черное звездное небо. Ничего на нем не было. Ни следов воронки Ни намека на только что прошедший вакуум-пробой. А было ощущение, будто кто-то, обитающий в супервакууме, высунул из норы голову и тут же спрятался обратно.
Сообщения полетели на линкор Последовал моментальный приказ:
– Возвращайтесь с патрулирования. Талана молча задала обратный курс. *** Меня била дрожь при воспоминаниях о фантастической встрече в космосе. Сознание будто пыталось выдавить информацию, которая не укладывалась в него, и мне начинало казаться, что всего этого не было никогда. Но стоило прикрыть глаза, и будто наяву вспыхивала картинка – вращающийся треугольник, превращающийся в яркий шар. И еще меня жег чей-то постусторонний взор, буравил насквозь. И все это было гораздо реальнее, чем та бесполезная суета, которая царила вокруг меня.
Технари выворачивали компьютер истребителя и скачивали всю информацию, но не думаю, что они сильно разжились – восприятие и оценка компом поступавшей информации из-за выхода из строя большинства оборудования, а также наведенных помех были сильно искажены и недостоверны. И получалось, что главный источник информации – показания пилотов «Альбатроса». Так что мы с Таланой получили возможность поупражняться в искусстве рассказчиков. В слушателях у нас недостатка не было.
Я излагал происшедшие события как можно более сжато и сухо. Под буравящими недоверчивыми взорами никакого желания предаваться лирическим отступлениям не было. Да и вообще приходилось думать над каждым словом, поскольку общеизвестно, что для пилота военный психиатр – далеко не лучшее общество.
Заместитель начальника штаба и два бойких парня – помощники начальника отдела контрразведки заставляли нас раз десять переписывать (собственноручно, на бумаге, а не на компьютере!) объяснения. Они задавали вопросы – как правило, не по делу. В этих вопросах сквозила подозрительность. Только не знаю, в чем нас стремились уличить.
Наконец нас оставили в покое. Напрашивалась сама собой идея сбросить напряжение в баре. Но мы отправились в парк, представлявший из себя просторное помещение на пятой палубе линкора. Здесь была искусно воссоздана часть стандартной биосреды – зеленая мягкая трава, деревья, низвергающийся с камней водопад, яркие причудливые рыбки, шныряющие между разноцветных камней в пруду. Мы присели на широкую мягкую скамейку. Обычно в парке было достаточно многолюдно, но сейчас только две медички лениво валялись на траве и пялились в искусственное небо с фальшивыми перистыми облаками.
– Что же все-таки это было, содруг капитан?
– И что же это было, содруг лейтенант? – усмехнулась Талана в ответ.
– Не знаю.
– И я не знаю… По-моему, обычный НАЯ.
– Что?
– Не слышал?
– Непериодические аномальные явления. Этой чушью забавляются «плоскостники». Все телесети полны жуткими историями про негуманоидов с НАЯ.
– Ну да. Привидения на заброшенной космической станции. Атака из космоса цивилизации, для которой наши средства обороны – как деревянные щиты против ракетных установок. Сказки-страшилки для скучающего обывателя. Ты это хочешь сказать?
– Так точно.
– Серг, оставь эти штучки: «никак нет», «так точно». Поговорим как люди.
Это было явление похлеще аномального космического объекта.
– Хорошо, – переварив ее слова, кивнул я.
– Для справки: непериодические аномальные явления наблюдаются на всех планетах, – Талана нагнулась, подняла камешек и швырнула его в пруд. По воде пошли круги, которые напомнили мне тот самый голубой водоворот в космосе. – С выходом в космическое пространство НАЯ стали наблюдаться и там. Но никто так официально и не признал, что этот комплекс явлений вообще существует. Потому что они непериодические – то есть чрезвычайно редки и невоспроизводимы в лабораторных условиях, в их появлении невозможно выявить закономерностей. Серьезная наука от них открещивается, в лучшем случае высокие лбы списывают все на проявления известных законов природы, галлюцинации. Вместе с тем военные прекрасно знают, что существует НЕЧТО. Все это не слишком афишируется, но и не слишком скрывается…
– Что это за объекты?
– А ты как думаешь, встретившись с одним из них?
– Там было нечто разумное.
– Цивилизация, обогнавшая нас на тысячи лет?
– Или миллионы.
– Можно сколько угодно забивать себе голову научными теориями. Я же просто выбрала для себя простую позицию.
– В чем она?
– Это просто демоны.
– Что?! – воскликнул я. Она продолжала удивлять меня.
– Оставим религию – это не нашего ума дело. Под словом демоны понимаю некую могущественную разумную силу, сопровождающую человечество всю историю.
– И что этой могущественной силе понадобилось от нашего «Альбатроса»?
– У нее спроси.
Тут на моем контактном браслете зазвенел зуммер
– Лейтенант Серг Кронбергшен, – забубнил монотонный голос компа. – Вы вызываетесь на четырнадцать-ноль-пять к полковнику Торрелу.
Я поморщился. Главного эскадренного контрразведчика мне хотелось видеть еще меньше, чем психиатра
– Шарх возьми! – выругалась Талана. – Стервятнику захотелось пообедать.
Так, она уже начинает при мне ругать старших по званию. М-да, наши отношения прогрессируют с пугающей скоростью.
– Давай, двигай к полковнику, – скривилась она – Главное спокойнее. Он постарается вывести тебя из равновесия. Не поддавайся.
– Что ему от меня нужно?
– Относись ко всему с пониманием, лейтенант. У каждого свое дело. Кто-то проливает свою кровь. А кто-то играет в игры. И эти игры тоже кончаются кровью. Так что осторожнее.
В назначенное время я переступил порог «каморки» Торрела.
Он повернулся вместе с широким креслом, сорвал контакт-обруч и бросил на пол, сфера его локального компьютера из золотистой стала бледно-розовой, перейдя в нейтральный режим. Посмотрев на меня, полковник даже не пытался скрыть свою неприязнь.
– Прибыл, – доложил я.