Стампас Октавиан. Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

Стампас Октавиан
Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

   Октавиан Стампас
   Рыцарь Христа
   (Тамплиеры - 1)
   Исторические хроники рыцарей Ордена Храма Соломонова
   Octavian Stampas. Templiers (1996)
   авторизованный перевод А. Сегеня
   Роман о храбром и достославном рыцаре Лунелинке фон Зегенгейме; об императоре Священной Римской Империи - Генрихе IV, об императрице Адельгейде, чей светлый образ озарил темную и кровавую эпоху; о колдунах и ведьмах; о многих великих сражениях и мужественных поединках; о Первом крестовом походе и о взятии Святого Города Иерусалима; о герцоге Годфруа Буйонском и брате его, короле Бодуэне I; о смелых воинах Гуго Вермандуа и Боэмунде Норманне, а также об основании ордена Христа и Храма и о том, кто были первые тамплиеры.
   От издательства
   Уважаемые читатели!
   Издательство "OCTO PRINT" представляет Вам исторические хроники Октавиана Стампаса. Впервые в России на страницы романов во всем блеске выходят Тамплиеры - Рыцари Ордена Храма Соломонова. Вы держите в руках первую книгу единственной в своем роде серии, не имеющей аналогов в мировой исторической литературе.
   Итак, "ТАМПЛИЕРЫ". В хроники вошли 5 романов Октавиана Стампаса, связанных последовательностью событий: "Рыцарь Христа", "Великий магистр", "Цитадель", "Древо Жизора", "Проклятие" и "Семь свитков из Рас Альхага" рукопись из личного архива автора, представляющая собой настоящую энциклопедию заговоров и тайн, мистики и реальных фактов из истории Европы и Ближнего Востока IX-XIV веков.
   Так кто же они - тамплиеры? Современные справочники и энциклопедии скупым языком историографии расскажут Вам, что Орден бедных рыцарей Храма Соломонова был основан в 1118 году в Иерусалиме и изначально в его задачи входила охрана паломников на пути в Святую Землю, что все вступавшие в Орден рыцари давали обет бедности и аскетизма, что Устав Ордена был написан Бернардом Клервоским, что в 1314 году королем Франции Филиппом Красивым Орден был официально упразднен, а его Великий магистр Жак де Моле был сожжен в Париже. Но двести лет тайн, заговоров, фантастического могущества Ордена, уникальные знания, привезенные тамплиерами с Востока, несметные богатства бедных рыцарей Храма, тайна их "разгрома" остаются в тени истории и по сей день. Наш современник практически ничего не знает о том, что именно тамплиеры были первыми банкирами Европы и даже восточные султаны и эмиры, враги христианской Европы, предпочитали хранить свои богатства в замках тамплиеров. Слава первых тамплиеров привела под знамена Ордена весь цвет европейского дворянства. Ордену передавались земли, замки, ленные владении по всей Европе. Именно тогда была заложена основа финансового могущества Ордена. Но не только победы рыцарей на бранном поле и финансовое могущество предоставили им реальную власть в Европе. Тамплиеры воплотили в себе парадоксальный синтез двух великих культур - христианской Европы и мусульманского Востока. Мы только можем догадываться о всей глубине взаимного проникновения двух культур, но деяния и тайны тамплиеров, не разгаданные до настоящего времени, загадочное исчезновение сокровищ тамплиеров, вывезенных на галерах в неизвестном направлении, нераскрытая Истина их мистерий, тайная и непознанная связь со Старцем Горы, позволяют предположить, что на самом деле этот Орден оказал на судьбы Европы гораздо большее влияние, чем сами крестовые походы. На страницах романов О. Стампаса вы встретитесь с императорами и папами, с русской княжной Евпраксией, первыми крестоносцами, основателями Ордена, со Старцем Горы и его беспощадными воинами-ассасинами и вождем мусульман Саладином, с сектой левитов и рыцарями-госпитальерами. Вас ждут тайны католической церкви, православной Византии и христианских государств Иерусалима. Каждый роман является самостоятельным, законченным произведением, хотя публикация имеет свою хронологию, рекомендованную автором. Именно в таком порядке, перечисленном выше, следует читать эти книги.
   Необходимо сказать несколько слов и об авторе хроник. Октавиан Стампас не известен как беллетрист. Его романы впервые печатаются в России. На наш взгляд, автор интересен не только как талантливый писатель, но и как независимый исследователь интереснейшей эпохи. Мы не всегда можем согласиться с мнением автора, но сохранили все тексты в авторской редакции, особенно "Семь свитков из Рас Альхага", несмотря на то, что именно эта рукопись вызывает наибольшие споры.
   Искренне надеемся, что книги О. Стампаса по праву займут достойное место на книжных полках любителей исторической литературы.
   С уважением
   Компания "OCTO GROUP INC"
   Издательство "OCTO PRINT"
   КНИГА ПЕРВАЯ
   РЫЦАРИ АДЕЛЬГЕЙДЫ
   Amorem canat aetas prima.
   Propertius*
   [Пусть молодость поет о любви.
   Проперций]
   Глава I
   TO УТРО НА РЕЙНЕ
   Мне ли забыть тот день, такой же солнечный, как сегодня? Так же чисто и ясно было в небе, редкие облака гуляли где-то вдалеке, легкие и белоснежные; тихий и теплый ветер дул с юга на север, подталкивая нерасторопные воды Рейна, уже успевшие, прежде чем добрести досюда, повидать Гельвецию и Швабию, обойти по краю Шварцвальд, подняться вверх, пересечь сланцевые горы и прийти сюда, в Вестфалию. Да, Христофор, сей славный и памятный день я считаю отправной пристанью, на которой я расстался с детством и пустился в путешествие по новой жизни, полной счастья и страданий, потерь и обретений, разочарований и восторгов. Доселе жил я, как росток пшеницы, прозябающий хоть и на краю поля, но еще не изведавший ни холодов, ни ливней, ни сладости солнечного тепла после ухода ненастья. Словом...
   В то утро, задолго до рассвета мы с моим старым дядькою и оруженосцем Аттилой отправились удить рыбу. Поначалу клевало слабо, и Аттила начал было покряхтывать, потом, на зорьке, рыбы, будто сговорившись, взялись хватать приманку, только поспевай выдергивать. Когда же солнце взошло и стало немного припекать, рыбалка снова заглохла, словно какая-нибудь из пойманных нами рыб ухитрилась улизнуть из садка и сообщить остальным, что двое злоумышленников под видом того, что из любви к обитателям реки решили подкормить их, на самом деле с помощью подачек улавливают карасей, окуней и угрей, дабы затем предать смертной казни и полакомиться. Прошло немало времени, а удочки наши оставались в праздности и унынии, и Аттила начал возмущенно переминаться и пыхтеть, а следовательно нужно было ждать, что он заговорит о неоспоримом преимуществе рыбалки на Дунае по сравнению с Рейном.
   - Вы только посмотрите, сударь, что эти распропащие рыбные сарацины с нами выделывают! - промолвил он, нарушая священную тишину рыболовного утра.Как будто черти позвали их на свадебный пир к самому Люциферу.
   - Неужто ты полагаешь, что сатана захочет жениться в тот же самый день, когда венчается1 наш император с нашей императрицей? - с сомнением опроверг я догадку моего оруженосца.
   - Ох не знаю,- пожал плечами Аттила.- Император-то могуч, да только и он не указ врагу рода человеческого. Хотя...
   - Что - хотя?
   - По всему судя, кабы чорт* [Чорт - написание дается в старой орфографии, (прим. пер.)] удумал жениться, непременно позвал бы на свадебный пир нашего Генриха.
   - Опять ты за старое, несносный болтун! - возмутился я, как возмущался всякий раз, когда Аттила, принимался ворчать в адрес императора.- Охота некоторым повторять базарные сплетни! Да и вообще, зачем, скажи на милость, пришла в твою голову мысль о свадьбе чорта?! Разве может чорт жениться, если он прикован к самому центру пекла и не в состоянии даже пойти посвататься? Да и кто, ответь мне, будь любезен, согласится отдать ему свою дочь?
   - Не скажите, сударь,- расплылся в улыбке старый плут,- помнится, у нас в Вадьоношхазе2 у рябого Иштвана было, если помните, пять человек дочек, и одна другой хуже - одна косая, одна щербатая, третья сухоручка, четвертая страшна, как проказа, а пятая - рябая, точь-в-точь свой папаша. Так вот он бы хоть всех их за нечистого отдал и до самого нижнего ада бежал бы да кланялся и спасибо говорил. Нет, сударь, что ни говорите, а много на свете есть баб, которые хоть за чорта лысого, только бы замуж.
   - Они-то, может, и готовы, да он согласится ли на таких, которым уж все равно за кого, лишь бы взяли? - улыбнулся и я.
   - То-то и оно,- вздохнул Аттила.- Вот и говорят, что молодая императрица чудо как собою хороша. Жаль, что мы не успели приехать, когда ее венчали на царство.
   Я щелкнул языком, тоже сожалея об упущенном зрелище. Оставалось утешаться, что по ритуалу бракосочетание происходило не до, а после торжественного дня возложения на невесту императорского венца. Тут до меня дошло, что в последней своей сентенции Аттила снова сравнивал императора с сатаною, и я принялся не на шутку бранить упрямого моего слугу.
   - Вовсе я никого такого не имел в виду, а просто...- виновато моргал Аттила.- А у вас вон клюет, сударь, а вы не видите.
   - Врешь ты все, ничего у меня не клюет, а ты только хочешь перевести разговор.
   - Именно, сударь, как раз я хотел перевести разговор с чорта на совсем противоположное, и спросить вас, поскольку вы всяческие науки превзошли и непременно знаете ответ на один .вопрос, который меня мучает, а как соберусь спросить у вас, так непременно забываю, о чем хотел спросить.
   - Что еще такое? Ну спрашивай, если снова не забыл.
   - Эх ты!.. Кажись, опять забыл! А, нет, вот что. Скажите мне такое. Почему это Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа иной раз называют рыбой. Что общего может быть у Сына Божьего с этими ненавистными созданиями, которые вот уже почти битый час издеваются над нами и никак не хотят попадаться на крючок?
   - Удивляюсь тебе,- отвечал я, внутренне смеясь над простодушием Аттилы.- Иные глупости так быстро и прочно застревают в твоей голове - где разыскать ту или иную податливую бабенку, о ком какие распускаются сплетни, и все такое подобное. А вот серьезные и важные вещи чаще всего влетают в тебя и принимают какой-то причудливый, недоделанный вид. Откуда ты взял, что Христа называют рыбой, прости Господи?!
   - А разве нет? Значит, вы, сударь, просто не знаете. Уверяю вас, что он рыба, и все попы так говорят.
   - Стыдись, Аттила,- осуждающе покачал головою я.- Мало того, что ты невежествен, ты еще кичишься своим невежеством и оспариваешь свое право на невежество. Как у тебя язык поворачивается говорить, что Христос - рыба! Ты слышишь звон, а не знаешь, где он. Так вот, запомни: рыба - лишь эмблема Христа. Ее использовали первые христиане, которым, в отличие от нас с тобой, нужно было скрывать от враждебного окружения свою принадлежность к Господу. Они боялись, что кто-то перехватит и прочтет их письма, и в письмах вместо имени господа ставили слово "рыба".
   - Вот я и говорю, что чудно,- пожал плечом Аттила.- Почему же все-таки, не конь, не олень и не какая-нибудь другая хорошая живность, а именно рыба, которая, гляньте, несмотря на нашу умную беседу про нее, все равно не хочет ловиться!
   - Потому рыба, что это была анаграмма, то есть, слово, составленное из других слов. Иисус Христос Сын Божий, Спаситель - а из первых букв этих слов получалось слово "рыба".
   - Понятно,- сказал Аттила с растерянным видом.
   - Что тебе понятно? - рассмеялся я.
   - То-то и оно, что ничего не понятно,- ответил он.- Как из букв рыбы получится Иисус Христос? Ну, буква "бэ", допустим, "Божий", а из буквы "ы" какое слово может на "ы" начинаться? "Ыысус" если только! Чудно!
   - Расшифровщик анаграмм из тебя все равно не получится,- сказал я.Э-э-эх! "Ыысус"! Как только язык поворачивается! Слово-то было по-гречески. Рыба по-гречески будет "ихтис", а по первым буквам получалось "Иисус Христос Тэу Ииос, Сотэр".
   - Ах вот оно что! - сказал Аттила.- Интересный народ эти греки. Помните, у нас в Вадьоношхазе, жил один грек, no-прозвищу Пакля, и нос у него был точь-в-точь баклажан... Хотя нет, вы еще не родились, как он помер, перепившись пива. А правда ли говорят, будто греки и евреи - один народ, и потому они ни свинины, ни крольчатины, ни даже вот этой самой распропащей рыбы не едят?
   - Полная ерунда. Греки все едят и они не евреи, а как и мы, христиане. Только не подчиняются папе. И они с евреями разных корней. А евреи и впрямь не едят ни крольчатины, ни свинины. А рыбу едят. Хотя у пророка Исайи есть слова: "И восплачут рыбаки и возрыдают все бросающие уду в реку..."
   - Прав был тот пророк,- вздохнул Аттила.- В самый раз нам, сударь, с вами восплакать и возрыдать. Сочувственный это пророк Исайя. Жаль, что я читать не умею, а то бы и я читал Библию.
   - Кто же тебе мешает выучить азбуку? Я охотно бы тебе помог.
   - Да зачем мне? Что нужно, вы мне завсегда перескажете. У вас, сударь, не голова, а прямо кладовка Жирного Дьердя. Помните, у нас такой в Вадьоношхазе? Жив ли он? Того и гляди лопнет от жира. Все худые кругом, а он все жиреет.
   - Да ведь и ты, по-моему, никогда худобой не отличался,- посмеялся я, кивая на брюхо моего оруженосца.
   - Слава Богу,- сказал он.- А все-таки, с Дьердем не сравнить. Как не сравнить, сударь, здешнюю худую рыбалку с рыбалкой у нас, на Дунае.
   - Ну вот и добрались! - ухмыльнулся я, но он, не замечая моей ухмылки, уже садился на своего любимого конька и начинал излюбленные упражнения в сравнительном анализе Вадьоношхаза и Дуная с другими реками и местностями мира:
   - Как можно сравнивать! Разве у нас на Дунае может рыба настолько терять всяческое уважение к человеку, чтобы не ловиться на крючок больше часа! Нет, у нас такой нахальной рыбы не бывает. У нас она еще, слава Богу, помнит, что рыба для человека, а не человек для рыбы. У нас еще не успела завестись традиция, чтобы белое называть черным, а черное - белым, и все ставить с ног на голову, как, я гляжу, по всему миру делается. Видать, и впрямь, как говорит здешняя повариха Урсула, последние времена наступают и скоро конец света. Должно быть, как только в Вадьоношхазе станет, как везде, все сикось-накось, тогда и явится антихрист. Это... Запамятовал, какой нынче год у нас от Рождества Христова?
   - Одна тысяча восемьдесят девятый.
   - Нет, не то, а от тех пор, как сказал Господь: "Да будет земля и твердь, и всякие твари..."?
   - От сотворения мира? Шесть тысяч пятьсот девяносто седьмой.
   - Вот, это оно самое и есть, про что повариха говорила. Что когда будет шесть тыщь шестьсот шестьдесят шестьсотый год, тогда и придет антихрист. Тогда, наверное, уж и на Дунае рыба ловиться не будет, и ни птиц, ни зверей, а одни только железные пауки и тараканы. Сейчас уже чувствуется, что не те времена, а тогда и подавно. Говорят, что тогда и реки остановятся, а берега будут мимо них плыть.
   - Я конечно, понимаю,- заговорил я, начиная закипать,- что повариха Урсула для тебя - высший религиозный авторитет, но позволю все же заметить тебе, уважаемый Аттила, что, во-первых, о грядущем дне Страшного суда в самом Евангелии сказано, что о том, когда он придет, не знает ни один человек, ни сам Иисус, ни ангелы, а только Господь Бог. Надеюсь, ты в своем богохульстве не дошел еще до отождествления поварихи Урсулы с Господом?
   - Пока еще нет,- почесываясь, отвечал мой оруженосец.
   - Какое счастье! А во-вторых, дорогой мой Аттила Газдаг...
   Я не успел сказать, что там "во-вторых". Мало того, я сразу напрочь забыл, что там "во-вторых", ибо у меня самого берега побежали вдоль рек, а реки застыли, как вмерзшие. В эту минуту в отдалении я увидел девушку, входящую в воду реки. Она медленно входила, ласково разгребая ладонями волны и любуясь бликами солнца на поверхности воды. Даже издалека видно было, как великолепно выточена ее фигурка, как упруго и свежо это юное нагое тело. Длинные черные волосы спускались до пояса. Она посмотрела в нашу сторону и, поспешив нырнуть, поплыла легкими и сильными толчками, быстро отдаляясь от берега.
   Аттила поначалу опешил, почему это его господин вдруг умолк на полуслове. Он терпеливо ожидал моих дальнейших наставлений и, внезапно перестав получать их, почувствовал острую нехватку. Но проследив за моим взглядом, он все понял, улыбнулся во всю ширину своей округлой физиономии и сказал:
   - Правильно, сударь. В вашем возрасте обязательно нужно смотреть на купающихся девиц. Это такой уж закон. Я, бывало, в ваши годы так и шнырял по берегу Дуная в надежде подглядеть за ними, часами в кустах просиживал, чтобы только насладиться видом их прекрасных грудок и ягодиц.
   Что говорить, я и впрямь был в том возрасте, когда не только при виде красивой девушки, а при одной лишь мысли о ней захватывает дыхание и дух заводится так, что кажется - вот сейчас и умрешь. Рыба, глупая болтовня Аттилы, Рейн, страшный суд - все мигом исчезло куда-то прочь. Лишь юное девичье тело, весело плывущее через реку, существовало для меня в ту минуту. Щеки мои пылали, а в груди крутилось Бог знает что, какой-то вихрь.
   Достигнув чуть ли не середины Рейна, девушка раскинула руки, легла на спину и какое-то время показывала ослепительно голубому небу свои лицо, живот и груди, которые, как угадывалось мне, были необыкновенно хороши. В глазах у меня помутилось и захотелось броситься в воду и поплыть туда, к ней. Но она уже окунулась и стала возвращаться к берегу.
   - Вот теперь-то самое время, сударь, подбежать во-он к тем кусточкам, спрятаться в них да подглядеть, как она будет выбираться на берег.
   - Что ты говоришь такое, грубый индюк! - возмущенно ответил я Аттиле, который сам, как видно, не прочь был побежать прятаться в кустах.- Ты хочешь, чтобы я, благородный рыцарь, слуга самого императора Священной Римской Империи, прятался в кустах и подглядывал за девицами?!
   - А хоть бы вы были самим императором, что в этом зазорного! - хлопая глазами, невозмутимо отвечал негодник.- Смею вас уверить, наш Генрих не приминул бы воспользоваться таким случаем, если и не такое за ним водится.
   - Опять ты за свое, мерзавец! Вот уж дождешься, что я отправлю тебя, да не в Вадьоношхаз, а к отцу, чтоб он как следует наказал, тебя. А себе возьму в оруженосцы кого-нибудь из местных.
   - Дело ваше,- вздохнул Аттила,- но разве ж кто-нибудь из местной швали сможет так обихаживать вас, сударь? Ведь нет. И вы сами прекрасно знаете это.
   - Знаю,- сказал я.- Но вот нарочно, назло тебе поступлю так, как сказал. Пусть они не будут так заботиться обо мне, как ты, но зато мне не придется ежечасно, ежеминутно выслушивать от них всякие гнусные сплетни об особе императора, которому я служу верой и правдой. И ежели ты, горшок с горохом, не уважаешь господина, которому я предан, значит, не уважаешь и меня.
   - Вовсе не значит...- начал было Аттила, но увидев мой раскаляющийся взор, решил прекратить возражения.- Ну да Господь с вами, сударь. Не сердитесь на меня. Я постараюсь не беспокоить больше сахарную особу вашего Генриха. Смотрите, она уже выбирается на берег. Эх, сударь, опоздали!
   Последние слова, разумеемся, относились не к особе императора, а к девице, которая, увы, и впрямь уже выбралась на берег и исчезла в прибрежном кустарнике.
   - Запомни,- вновь заговорил я после некоторого молчания и замешательства,- что бы ни болтали о Генрихе, каких бы наигнуснейших сплетен не довелось тебе услышать, Генрих - император. Он самый главный государь во всей вселенной, он доверенное лицо Господа Бога на земле.
   - Выше папы?
   - Не выше. Почти наравне. А в каком-то смысле и выше.
   - А Алексей? Он ведь тоже называется императором.
   - Алексей - схизматик3. Да, он тоже император и тоже заслуживает почитания, но он гораздо ниже Генриха, точно так же, как константинопольские иерархи ниже римских. Потому что схизматики.
   - Хорошо, я постараюсь,- снова глубоко вздохнув, сказал Аттила. Разговор о светской и церковной власти на земле утомил его, и он снова принялся сравнивать достоинства придунайских земель с недостатками прирейнских, в конце подытожив:
   - Эх, сударь, поскорее бы вам завоевать какой-нибудь город да разбогатеть, чтобы мы могли со спокойной совестью вернуться в родные края и зажить счастливо и мирно.
   Славу Богу, он умолк, глядя на воду и грустя о родном Вадьоношхазе, а я мог позволить себе предаться самым разнообразным мечтаниям, коими душа моя в то время полна была через край. Ах уж эти юношеские мечтания, святые и наивные, внешне глупые, но если разобраться - необыкновенно мудрые. Сколько лет прошло с того утра на Рейне, а разве, если положить руку на сердце, избавился я от тех моих юношеских грез? Сколько пережито, выстрадано, прочувствовано и переосмыслено, как многое погибло, рухнуло, отсохло, улетело, а где-то глубоко-глубоко внутри я все тот же и какая-то сверхгреза, какая-то верховная мечта все еще руководит мною, и дай Боже, чтобы она не оставила меня до того часа, когда в последнем содрогании я испущу дух свой.
   Вот и тогда я стоял, смотрел на воду Рейна и не думал о том, почему же не ловится рыба, а весь был охвачен этой высшей грезой, не имеющей ни названия, ни очертаний, ни цвета, ни запаха. Она неподвластна мысленному оформлению, она безыдейна и свободна, как само небо. Сейчас нередко она посещает меня и радует своим присутствием. Тогда же она была постоянно со мной и стоило мне прикоснуться взглядом, мыслью, слухом, обонянием к чему-нибудь прекрасному, чем полон сей мир, как она тотчас охватывала меня, завораживала, увлекала все мое существо в свою радостную и священную область.
   - С добрым утром, рыболовы! Много ли наловили рыбы? - раздался вдруг за моею спиной звонкий и веселый голос.
   Я оглянулся и увидел девушку в простом сельском наряде - никаких украшений, никаких узоров на верхнем платье, сшитом из грубой ткани и препоясанном веревочкой. Но в то же время вся она была как лучшее украшение, лучшая драгоценность, коей достойны были лишь это лучезарное небо и это царственное светило, восходящее на свой лазурный трон. Темно-каштановые, почти черные волосы ее мокрыми прядями рассыпались по плечам, окаймляя свежее, румяное лицо, на котором светились, контрастируя с темным цветом шевелюры, ярко-голубые, как небо, глаза. В этих глазах, в этой улыбке пунцовых губ, за которыми обнажались два стройных ряда белоснежных зубов, было столько живости, столько восторга перед очарованием юности, что душа моя переполнилась восхищением и я не мог вымолвить ни слова в ответ.
   - Можно мне посмотреть, сколько вы поймали? - спросила девушка, подходя к садку.- Ух ты, как много! Целых - раз, два, три, четыре, пять - пять рыбин!
   - Много! Для нее это много! - рассмеялся Аттила, переходя с родного венгерского на свой ломаный немецкий, а я мысленно пожелал ему удалиться куда-нибудь на другой конец мирозданья.- Это, милая девица, не много, а если точнее сказать, по-нашему, тьфу, а не улов!
   - Вы, видно, не местные, коль говорите с таким выговором,- заметила девушка.
   - Угадали,- продолжал беседовать с нею мой несносный оруженосец.- Я лично, происхожу из племени мадьяр, что живут далеко на Дунае. Но вот господин мой, коему я имею честь быть оруженосцем, является потомственным германским рыцарем графом фон Зегенгеймом и слугою его императорского величества Генриха Четвертого.
   - Ах, простите, благородный рыцарь,- сказала девушка, кланяясь мне,- я никак не могла догадаться по вашему платью, что вы рыцарь и приняла; вас за простолюдина.
   - Оно и не мудрено, и господин Зегенгейм не рассердится на вас,- не давая мне вставить ни слова, продолжал разглагольствовать Аттила, а в душе у меня уже все клокотало от ярости на него.
   - Дело в том, что его настоящий наряд, по которому можно судить о нем как о рыцаре, сейчас сохнет выстиранный самым тщательным образом, поскольку сегодня господин Зегенгейм должен будет присутствовать на бракосочетании нашего императора с новою императрицей Адельгейдой.
   - Ах, как я вам завидую, благородный рыцарь! - простодушно воскликнула девушка.- Вы будете присутствовать при их бракосочетании и наверное даже на пиру. Я сама направляюсь в Кельн, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на эту свадьбу, но боюсь, что мне никак не удастся даже немного рассмотреть невесту нашего императора. Говорят, она на диво хороша собой.
   - О да, милая девушка...- начал было Аттила, но тут уж я не выдержал и топнул на него ногой:
   - Замолчишь ли ты наконец, чортова подкова! Дашь ли ты и мне, наконец, сказать хотя бы одно слово? Мне, твоему господину!
   - Простите, сударь, я действительно заболтался. Прошу вас, говорите.
   - Ну, спасибо! - я глубоко вздохнул, перевел взгляд на девушку, дал себе успокоиться и с улыбкой сказал: - Сколько бы ни была прославлена красота нашей новой императрицы, боюсь, что подобно луне, скрывшейся за горизонтом при восходе солнца, она померкнет и присутствии твоих прекрасных очей.
   - Неплохо,- пробормотал Аттила и боязливо прикрыл свой незатыкаемый рот кончиками пальцев.
   - О рыцарь, зачем вы так говорите! Зачем вводите в :краску бедную крестьянку! - воскликнула девушка, явно польщенная моим сравнением.
   - Клянусь же, что это так! - продолжал я, сломя голову.- И в доказательство своих слов обещаю подвести тебя как можно ближе к свадебной церемонии. Ты увидишь, что взоры присутствующих очень быстро станут больше обращаться в твою сторону, чем в сторону Адельгейды.
   - Ах, этого, конечно, не будет, но я была бы навеки вашей рабой, если бы вы и впрямь помогли мне пробраться поближе к новобрачным, чтобы я могла рассмотреть и жениха и невесту как следует. О, мне тогда будут все так завидовать у нас в деревне! - не в силах сдерживать радостную улыбку, сказала девушка.
   - Даю тебе слово, что ты будешь стоять не далее, чем в десяти шагах от императора и императрицы! - ударив себя в грудь кулаком, произнес я.
   - Ох ты! - тихонько пробурчал Аттила, и я едва сдержался, чтобы не столкнусь его в реку.
   - Благодарю тебя, прекрасный рыцарь,- сказала девушка.- В таком случае я буду ждать тебя накануне церемонии на площади перед собором. Если я и впрямь приглянулась тебе, ты мигом отыщешь меня в толпе народа. До встречи, господин фон Зегенгейм!