- Жан! Открой и поторопись позвать господина приора.
   Раздался шорох хорошо смазанного засова, створки подались внутрь, и я, шагнув вслед за рыцарем Эдом во двор, увидел спину человека в темной сутане, стремительно семенившего к дому, маленькие, полукруглые окна которого были озарены слабым светом.
   В густеющих сумерках я различил подкову, висевшую на цепочке над открытой дверью темной кузницы, перекладину с развешанной на ней коновязью, мощные, вровень с входными, ворота конюшни. Я насчитал еще полдюжины дверей каких-то служб и по такой основательности постоя определил, что рыцари-тамплиеры здесь, в столице сельджукского Рума, вовсе не случайные гости или наемники.
   От дверей братского корпуса к нам спешил уже другой человек, торопливость и мелкий шаг которого никак не вязались с его крепким телосложением и руками дровосека. На вид ему можно было дать больше пяти десятков.
   - Брат комтур, вы вернулись! - взволнованно проговорил он, косясь на меня.- Случилось что-то непредвиденное?
   - Чрезмерно предвиденное, брат приор,- спокойным, твердым голосом ответил Эд де Морей.- Тот, за кем я был послан, вышел мне навстречу намного раньше, чем был оседлан мой Калибурн.
   - Что вы говорите, брат комтур! - прошептал приор, удивление которого, верно, уже превысило внушительные размеры его собственного тела.
   - Собирайте капитул, брат приор. Немедля,- так же спокойно повелел рыцарь Эд.- Скажите братьям одно: он пришел.
   - Святая Мадонна! - перекрестился приор.
   - Посланник здесь. Перед вами,- добавил Эд де Морей.
   - Святой Крест! - с еще большим испугом прошептал великан-приор и низко поклонился мне.
   Моя память, словно одежда, зацепилась во тьме за какую-то острую колючку, и, не замечая оказываемых мне почестей, я принялся дергать ее туда-сюда, а потом, можно сказать, присел на корточки, пытаясь нащупать и выдернуть злополучный шип.
   Мне удалось найти его! Да, этот шип действительно торчал во тьме, ведь я сидел на камне с закрытыми глазами, когда по дороге в Конью старый дервиш передавал некое послание в руки своего ученика Ибрагима, прибавив к посланию два неписаных слова: "Он пришел".
   - Мессир,- обратился я к рыцарю Эду, когда приор исчез исполнять то, что должно было последовать за предвиденным.
   - Мессир,- не слишком учтиво оборвал меня Эд де Морей.- Приношу извинения. Теперь это обращение положено вам. У вас есть право называть меня "братом".
   - Брат Эд,- поправился я и почувствовал несказанную теплоту, разом охватившую мое сердце.
   Пройдя несколько шагов и не дождавшись от меня смысла обращения, Эд де Морей сам задал вопрос:
   - Вы хотели что-то сказать, мессир?
   - Брат Эд,- с радостью повторил я,- не известен ли вам некий "благословенный шейх Якуб аль-Муаль"?
   - Якуб аль-Муаль? - переспросил комтур конийских тамплиеров, и в его голосе можно было-легко расслышать не только изумление, но и тревогу.- Нет, не известен. Странное для араба имя. Возможно, сын некоего крещеного сарацина.
   - И при этом шейх? - в свою очередь изумился я.
   - Ничего не могу сказать,- покачал головой Эд.
   В эти мгновения мы, войдя в братский корпус, уже поднимались по лестнице, озаренной масляным светильником, что был повешен на стене в виде лампады.
   - К тому же, насколько можно догадаться,- продолжил я по праву свой допрос,- вы, брат Эд, получили от кого-то уведомление, что меня можно разыскать, если отправиться по дороге, ведущей к одному месту, известному ныне как логово демонов или ассасинов. Оно известно и нам обоим, поэтому лучше его не упоминать. Но мне необходимо узнать, чье слово уверило вас в том, что день предвиденного наступил.
   Теперь мне открылся широкий коридор с низенькими дверцами по обеим сторонам, и я догадался, что здесь, на втором ярусе строения, расположены кельи братьев-тамплиеров.
   - Никого не слышно,- задумчиво произнес рыцарь Эд.- Вероятно, все уже спустились по западной лестнице и ожидают в нефе. Мессир, если верить тайным знакам на пергаменте, а не верить им - смертный грех, то послание получено мной непосредственно от вас.
   "Слишком трудно смириться с тем, что один из нас и есть этот благословенный шейх Якуб аль-Муаль",- подумал я и повторил свою мысль вслух, присовокупив к ней вопрос о том, кто привез послание к воротам капеллы Ордена.
   - Согласно преданию, пергамент должен быть привязан к стреле, пущенной из-за городских ворот,- ответил рыцарь Эд.- Сто лет тому назад на заднем дворе капеллы был посажен кипарис как цель для священной стрелы. Сегодня на рассвете мой оруженосец в свой установленный черед вышел на задний двор к этому древнему дереву.
   - Стрелу венчало белое оперение? - уточнил я.
   - Нет, черное, сельджукское,- несколько удивил меня Эд де Морей.- В пергаменте было указано, что комтур должен выехать не ранее шестого часа, чтобы к полуночи достигнуть Чудесного Миража.
   "Вот как именуется охотничий дворец Алаэддина",- уяснил я себе.
   Завернув в какой-то новый проход, мы столкнулись с человеком, явно дожидавшемся нас.
   - Брат комтур! - сказал он, однако низкий поклон отвесил одному мне и притом безо всякого обращения, которое теперь я посчитал некой страшной тайной, не произносимой человеческими устами.
   - Брат сенешаль! - ответил ему рыцарь Эд.- Приготовьте посланнику достойную одежду, а что касается меча, то случаю подобает "Благословенный Вход в Иерусалим".
   Сенешаль, еще раз низко поклонившись, исчез во мраке, а мы, вернувшись в коридор, остановились у одной из келий, дверь которой никак не отличалась от аскетического вида прочих.
   - Мессир, прошу вас освятить мое жилище своим посещением,- изрек рыцарь Эд, потянув за грубое кольцо.
   Когда загорелся фитиль восковой свечи, то кроме нищенской лежанки, покрытой сухим тростником, дощатого стола с кувшином и лежавшей на углу пергаментной Псалтири, недешевой, судя по крышке переплета, а также висевшего на стене кипарисового распятия, я ничего более в этой убогой каменной каморке не обнаружил.
   - Жилище достойное великого рыцаря,- без всякого лукавства признал я.
   Комтур румских тамплиеров ответил молчанием, а спустя мгновение на пороге кельи появился сенешаль и с неописуемым почтением передал на руки комтура тщательно сложенные одежды, поверх которых покоился убранный в дорогие ножны франкский меч.
   Оставаясь настороже, я, конечно, приметил, что мои руки, управляясь с франкским одеянием, не испытывают никакой неловкости, а тело ничуть не сопротивляется тесноте материй на ляжках и талии.
   - Взгляните на гравировку, мессир,- предложил мне рыцарь Эд, приобнажив меч и поднеся его к моим глазам.- "Осанна в вышних". Примите его, мессир, как дар капеллы.
   Я поблагодарил рыцаря со всей учтивостью и, затягивая пояс с ножнами, добавил с невольным вздохом:
   - Если бы я еще мог знать, ради каких благ обязан принять его.
   - "Ради каких благ"? - опешил комтур.
   - Прошу вас, брат Эд, не забывайте, что усилиями союзников или врагов, то есть с некой целью, у того, чей приход вы ожидали, отнята память,напомнил я ему.- Мне не известно, кто я. Каждый жест, каждое слово вызывают у меня тысячи вопросов.
   - Да, да, я стараюсь не забывать этого, мессир,- пробормотал рыцарь Эд и повлек меня из кельи в другой конец коридора, на западную лестницу.
   Спустившись, мы оказались в весьма обширном помещении, в котором совершенно отсутствовали окна. Освещенное двумя рядами масляных светильников, покоившихся на бронзовых треногах, оно по своему виду сразу напомнило мне всплывшую из бездн моей памяти базилику: я отметил ту же продолговатость со ступенчатым возвышением, несколько уплощенный свод и низкие галереи на длинных сторонах помещения. Большего в те мгновения мне разглядеть не удалось, поскольку все передо мной загородили грозные рыцари, облаченные в белые плащи.
   С большой настороженностью стали они разглядывать меня, и я удивился, заметив наконец, что, пожалуй, любой из них мог сгодится мне в отцы. Бороды половины из них оказались богаче серебром, нежели борода самого комтура.
   - Братья! - негромко обратился к ним Эд де Морей.- Долгие годы службы, проведенные нами на земле иноверцев, не прошли даром, и, волею Всемогущего, кипарис не успел состариться и засохнуть. Тот, чьего прихода мы ожидали, стоит перед нами. Не удивляйтесь его словам и вопросам.
   Один из рыцарей выступил на шаг из полукруга.
   - Брат комтур! - произнес он густым голосом.
   - Брат маршал капеллы, говори! - кивнул ему Эд де Морей.
   - Я имею смелость напомнить братьям слова святого Иоанна Крестителя,сказал маршал капеллы, любезно напомнив мне о том, чья голова была изображена на стене помещения.- И теми словами задать пришедшему вопрос: тот ли он, или ждать нам иного.
   Слова маршала мне ничуть не понравились. Я тоже сделал один шаг ему навстречу и задрал рукав, расширявшийся к запястью.
   - На вопрос маршала капеллы я не имею ответа, - чистосердечно, как и раньше, признался я.- К вратам вашего дома меня привез доблестный комтур, который и назвал меня тем, чей приход ожидался вами столь долгое время. Вот признак, так же загадочный для меня, как и многозначимый для вас. Сколько себя помню, я всегда носил этот предмет.- Последние слова, разумеется, содержали каплю лжи, но по существу были правдивы.
   Все тамплиеры разом преклонили колена.
   - Мессир,- смиренно произнес маршал, обращаясь ко мне.- Других признаков нет, и ваш ответ вполне достаточен.
   - По преданию, братья, мы должны приветствовать Посланника братским поцелуем,- напомнил Эд де Морей скорее мне, чем тамплиерам.
   Он первым учтиво обнял меня за плечи и прикоснулся своими жесткими губами к моим губам. Поцелуи остальных братьев сильно смутили и встревожили меня. Седобородые мужи, несмотря на видимое благоговение, обхватывали меня своими сильными руками, как девушку, и, не ведая стыда, проводили пальцами по моим чреслам и ляжкам. Смутная волна каких-то тяжелых воспоминаний вновь поднялась в сумрачном хаосе моего таинственного происхождения, но на этот раз не выбросила на берег ничего, кроме скоропреходящей тошноты и отвращения.
   За этим обрядом последовала весьма скромная трапеза, состоявшая из сухих лепешек и разбавленного вина. Прислуживали за столом безбородые слуги моего возраста, одетые во все черное.
   По окончании трапезы состоялся еще один, благодарственный, молебен, в словах которого приор говорил об исполнении сроков, о приближающемся Судном Дне и обо мне как вестнике долгожданной победы света над тьмой. Если молитвенным духом и были бледно озарены лица окружавших меня франков, то никакой радости от того, что наконец настал час, ради которого рыцари Храма пребывали на чужбине добрую сотню лет, я в их бесстрастных взорах не нашел. Трапеза в полусумрачном зале больше напоминала сновидение, нежели все минувшие мои сны, которые теперь казались мне ярче утренней яви. Так я снова впал в глубокие сомнения.
   "Возможно, все они давно покойники,- нарочно пугая себя и страхом торопя пробуждение, предположил я.- Целую сотню лет сидят здесь на одном месте и ожидают свою жертву".
   Устав требовал от братьев после трапезы немедля удалиться в свои кельи для уединенной молитвы, и, вновь оказавшись под покровительством одного рыцаря Эда, я вздохнул.
   - Мне кажется, что я опять пребываю в колдовском сне,- так и сказал я рыцарю Эду, когда мы поднялись в его келью.
   Это признание немного успокоило меня, поскольку я тут же предположил, что, если спящий скажет во сне, что он спит, то сон в тот же миг несомненно должен рассеяться.
   - Я видел, с какой тревогой, мессир, вы смотрели на лица братьев,сказал рыцарь Эд.- Они долго учились не ожидать ничего и ни на что не надеяться. Это было необходимо, для того, чтобы удержать цитадель.
   - Подобно Али Бабе, я теперь стою над пещерой, полной тайн и сокровищ, и страшусь произнести волшебное слово,- добавил я к своему признанию еще одно.- Могу ли я воспользоваться своей властью и заставить тебя, брат Эд, бодрствовать до тех пор, пока из глубин пещеры не будет извлечен последний самый мелкий бриллиант?
   - Мессир,- сдержанно улыбнулся рыцарь Эд.- Меня мучает то же самое искушение. Что касается бодрствования, то я обучен этому искусству.
   - Хотелось бы начать с сотворения мира,- с трепетом вздохнул я, предчувствуя, что начинается та ночь, когда многое из тайного должно стать явным,- однако опасаюсь, что нам не хватит времени до Судного Дня. Имея в виду свой незначительный возраст и почти опорожненный сосуд памяти, я предпочел бы первым предъявить свои монеты для сличения с настоящими, имеющими хождение в этой стране.
   -Я-то, столько лет ожидал этого дня, чтобы проверить свои собственные сбережения,- с мучительным вздохом проговорил рыцарь Эд.
   - Видно, главному чеканщику угодно, чтобы мы сами научились отличать фальшивые монеты от настоящих,- мудро рассудил я и начал свой рассказ.
   Когда я приблизился к его завершению и уже таился в придорожных кустах с намерением смело выступить навстречу рыцарю Эду, направлявшемуся к дворцу Чудесного Миража, толстая свеча в келье комтура укоротилась на целую нарезку, свидетельствуя о начале второй стражи.
   С улыбкой кивнув мне, как только я выскочил на дорогу, рыцарь Эд поправил загнувшийся кончик фитиля пальцами, будто вовсе не чувствовавшими жара маленького огня, и, немного времени побыв в молчании, покачал головой:
   - Не сиди я сейчас в своей келье и не будь мы связаны вещими знаками, более значимыми, чем все самые сокрушительные события, случившиеся в Конье, я подумал бы, что началась одна из тысячи ночей царицы Шахерезады. Так чудесна и удивительна ваша история, мессир.
   - Для удобства представим дело так, что никаких чудес нет, а есть один обман,- предложил я.
   - Разумно,- кивнул рыцарь Эд.- Тогда вернее начать с самого конца и заметить, что никакого султана Масуда Четвертого не было и в помине.
   - Об этом я уже догадался,- не преминул утвердить я.
   - Власть сельджуков в Руме кончилась на Масуде Третьем,- продолжал рыцарь Эд.- Теперь царством повелевает монгольский наместник.
   - Значит, брат Эд, вы достигли желаемого? - задал я старый вопрос.
   - Увы,- усмехнулся Эд де Морей.- Ваш сон, мессир, оказался отчасти вещим. Получены сведения, что великий ильхан Олджайту намерен в скором времени прислать сюда одного из своих эмиров, строгого мусульманина. Нынешний наместник требовался ильхану только для поддержки заговора и в качестве иудейского козла отпущения, если выйдут неприятности. Вы оказались правы, мессир, наша поддержка заговора только ухудшит положение христиан в Руме.
   - Этот узел завязан на другом конце веревки,- сказал я,- а чтобы развязать узел на нашем конце, нужно для начала потянуть за два изгиба. Во-первых, ясно, что я заснул раньше, чем ступил на порог тронного зала. Во-вторых, несмотря на то, что сон в главных видениях лжив, однако содержит некие правдивые и немаловажные подробности, тайные наяву. Что ты можешь на это сказать, брат Эд?
   - То, что ваш сон, мессир, не простой морок,- осторожно проговорил комтур.- Кто-то не только обманывает вас и сбивает с толку, но и намерен с помощью образов, отсутствующих наяву, показать вам нечто, как вы заметили, немаловажное.
   - Кто? - встрепенулся я.
   - Мессир,- рыцарь Эд потеребил одну из двух тонких косичек, заплетенных в его бороде.- Мессир. Что я могу сказать? Вы посланы из сфер, мне не доступных.
   - Тогда подергаем с другой стороны,- поспешил я, испугавшись, что так узел затянется еще крепче.- Комтур вошел в тронный зал, а я остался с изменившими султану гулямами и приступил к трапезе.
   - Кстати, о трапезе,- спохватился комтур и постучал по столу грубым перстнем-печатью.
   Тут же из коридора донесся слабый скрип, затем приоткрылась дверь кельи комтура, и перед нами появился смиренный юноша в черных одеждах.
   - Гавриил, самая пора сходить к Симону. Возьми двойную ношу,- повелел ему рыцарь Эд, и, как только юноша, отвесив низкий поклон, исчез, комтур повернул голову ко мне.- До еврейского квартала отсюда пара шагов. Полагаю, доброе вино только ускорит ход мысли.
   - Возможно, что ускорит,- сказал я в ответ,- если только не вся загадка в вине, которое и отправляет меня в сонные странствия, ведь во дворце я тоже приложился к одному подозрительному кувшину. Из него, по всей видимости, и выскочил вроде джинна этот Масуд Четвертый.
   Лицо рыцаря Эда окаменело, и мне пришлось добавить:
   - Брат Эд, я искренне доверяю тебе. Как раз твои слова указали мне на возможную отраву. К тому же есть повод проверить наверняка, не все ли вино стараниями неких демонов или ассасинов действует на меня столь сокрушительно.
   - Я не помню, мессир, чтобы вы пили вино во дворце,- с нерешительностью проговорил комтур.- Впрочем, если вы сделали там всего один глоток, то это могло произойти и за моей спиной. Важно другое: я не входил в тронный зал. Туда могли войти только два главных серхенга. Естественно, что мой взор был долгое время прикован к дверям тронного зала, ведь там могло произойти все что угодно. Один раз я обернулся, но вас уже не увидел. Потом один из серхенгов, тот, которого я знаю много лет, появился в дверях и позвал меня. От него, уже находясь в тронном зале, я узнал о вас странные вещи.
   - Этот серхенг, должно быть, одного с вами возраста? - полюбопытствовал я.
   - На год старше,- ответил комтур.- Ему ровно сорок.
   - А какого возраста продольный шрам на его лбу? - задал я новый вопрос, на который комтур ответил только удивленным молчанием, и тогда я удивил его еще больше: - Это тот самый серхенг, который разбудил меня, пустив черную сельджукскую стрелу мне прямо в сердце. Не уверен, что он намеревался разбудить меня таким способом.
   - Я всегда доверял ему,- тяжело вздохнул комтур.
   - Нет никаких достоверных свидетельств того, что он лжет,- успокоил я рыцаря Эда,- как и того, что именно он убил султана здесь, наяву или в моем сне. Нельзя даже определить, чью волю он исполняет и какую, злую или добрую. Но не в нем дело. Для удобства оставим пока одно объяснение: кто-то подсыпал в дворцовое вино щепотку дурманного средства и поставил передо мной кувшин. После чего, судя по всему, я был похищен или действовал, подобно одержимому лунной болезнью. Из всего этого я делаю заключение, что хорошо бы научиться избегать подобных ловушек в будущем.
   - Заключение вполне разумное,- согласился рыцарь Эд, немного взбодрившись от моих слов.- По-видимому, мессир, вы сами стали полем сражения неких великих и таинственных сил. Если нельзя решить исход битвы одним всеобщим столкновением, то следует применять череду засад и наскоков. Самое лучшее: таиться у могущественного врага в тылу. В нашем случае это означает, что перлы истины нужно искать в море лжи. Вспомним еще раз те события, которые вы несомненно считаете сонными видениями или же рассказанными вам преданиями. Признаюсь, меня более остального удивили рассказы дервиша наяву и - визиря в сновидении. Притом истинный визирь последних султанов Рума, Ахмад Лакуши, не имеет никакого внешнего сходства с вашим всемогущим "дядей". Вы не заметили сходства "дяди" с самим дервишем?
   Я покачал головой, ощутив прилив смутной тревоги.
   - Итак, примем на веру, что дервиш был наяву, а визирь,- несомненно, во сне,- продолжил рыцарь Эд де Морей.- Затем вновь направим стопы от конца к началу. Обдумав немного рассказ визиря, я могу сомневаться в ваших кровных связях с Умаром аль-Азри не меньше, чем - с самим визирем. Со слов визиря, получается, что ваш отец должен был появиться на свет немногими годами раньше или позже падения Константинополя и провозглашения Латинской империи. Тогда, мессир, либо вы чудесным образом сохранились, либо достопочтенный ваш отец родил вас, будучи восьмидесятилетним старцем, а такое последний раз случалось разве что во времена Авраама. Из этого я могу сделать только одно заключение: зная, что ваш сон может в любой миг оборваться, визирь торопился и в судьбе вашего отца отлил сплав из судеб двух или больше колен вашего рода.
   - Таким образом, брат Эд, вы относите визиря к разряду добрых духов, являющихся во сне? - с некоторым недоумением рассудил я.- Мне, однако, он предстает в ином свете.
   - Возможно, нет существенной разницы в том, через какой источник к вам, мессир, должна вернуться утраченная память,- пожав плечами, ответил рыцарь Эд.- Мессир, я простой воин, хотя моему отцу некогда удалось заплатить за мое образование добрым учителям в Париже. Поверьте, я не силен в различении духов. Я вижу перед собой череду малообъяснимых событий, и обстоятельства нашего разговора заставляют меня кое-как соединить их в единую цепь. Свыше ста лет Румская капелла ожидала Посланника, который, согласно, пророчеству должен открыть Великого Мстителя, который, в свою очередь, восстановит истину в Ордене и укрепит его духовное могущество. Наконец Посланник появляется, и мы обнаруживаем, что он сам пребывает в неведении относительно своей миссии. В этом мы не находим ничего удивительного: во многих преданиях можно найти посланников и пророков, пораженных подобным неведением. Однако здесь рассказ самого посланника наводит на мысль, что он на своем священном пути сделался жертвой каких-то неведомых врагов, а, с другой стороны, ему оказывают посильное покровительство некие неведомые союзники. Меня более тревожат вторые, нежели первые. Извечные наши враги известны, в какие бы одежды они ни облачались. Что же касается тайных друзей, то источник их появления может представлять для нас не меньшую опасность, чем все крепости ассасинов вместе взятые.
   - Всемогущий Боже! - воскликнул я.- Теперь я вижу, что мне не так уж плохо. Похоже, лучше в этом мире ничего не помнить, чем помнить все пророчества и предания, перепутанные между собой, как шерсть в колтуне!
   - Прошу вас, мессир, вспомните, действительно ли дервиш запретил вам выходить из шатра, когда приехали акынджи со своим одержимым, которого потом так искусно исцелил старик? - спросил меня комтур, словно пропустив мимо ушей мою мятежную речь.
   - Если мне память действительно не изменяет, то так оно и было,- кивнул я.
   - Полагаю, что все туркменское стойбище было подстроено для вас, мессир,- спокойно продолжал комтур.- Вам устроили некий сон наяву за невозможностью дать хороший урок во сне. Где-то вам пригодится то, что вы там видели и слышали. Возможно также, что я не прав.
   - Что вы тогда скажете, брат Эд, о ритуале попирания или о гибели шейха? - недоумевал я.- Наконец о сражении на дворцовой площади и о Черной Молнии?
   При упоминании о Черной Молнии комтур вздрогнул, и взгляд его, на удивление, просветлел.
   - О Черной Молнии я могу сказать, увы, многое,- сказал он, и его вздох насторожил меня еще больше.- О ней я могу даже спеть. Но, мессир, скажу вам одно: если суфии захотят, они могут безо всякого наваждения возвести для вас целый город, чтобы разыграть перед вашими глазами забавный спор двух кукол, а потом, когда вы отправитесь в путь, разобрать его за вашей спиной по камням в течение одного часа.
   - Знать хотя бы один короткий ответ на еще более короткий вопрос,простонал я,- и тогда неважны все остальные подробности и фокусы. Ради какой цели возводится шутовской город и населяется тряпичными куклами?
   - Вот, мессир,- тихо произнес рыцарь Эд и медленно провел рукой по лицу,- мы сидим здесь и ждем часа, когда все тайное станет явным.
   В это мгновение раздался тихий стук в дверь: слуга комтура вернулся из еврейского квартала с двумя увесистыми кувшинами вина.
   - Вот и дождались,- заметил я.- Не пройдет и часа, как явное с такой силой ударит нам в головы, что собьет с ног.
   Рыцарь Эд сдержанно рассмеялся и, как только его юный слуга покинул келью, всем своим видом дал понять, что, несмотря на возлияние, приходит черед второй половины обоюдных откровений, которые, совместившись подобно двум частям одной тайной монеты, позволят увидеть полный лик правды, имеющий хождение под небесами.
   - Мессир,- тихо, если не сказать "едва слышно", обратился ко мне комтур тамплиеров Румского царства.- По чести говоря, я решился доверить вам всю свою жизнь, ибо многое из того, что я теперь намерен открыть вам, является тайной за семью печатями. В узком кругу своих соратников я поклялся не выдавать этих сведений никому, ибо их разглашение может привести к ужасному разгрому светлых сил, ратующих за истинную чистоту Ордена. Но в клятве имеются в виду простые смертные, в то время как Посланник, согласно преданиям и пророчествам, приходит из сфер Провидения, которые едва можно назвать земными. К тому же обстоятельства, не упоминавшиеся ни в каких пророчествах, заставляют меня принимать собственные решения на поле брани.
   - Понимаю, брат Эд,- поддержал я комтура.- Вероятно, в преданиях и пророчествах не указано, что Посланнику по дороге отобьют память.
   - Именно так, мессир,- подтвердил рыцарь Эд.- Известно, что Посланник обязан скрывать свое имя, но здесь, как я вижу, совершенно иной случай. Кто-то почти достиг цели, сбивая вас с пути, и кому-то почти удалось исправить ваши стези. Короче говоря, я принял решение рассказать вам все, что хранит мое сердце и мой рассудок и ради чего посреди иноверской Коньи, через которую некогда проходили пути Крестовых походов, уже более века стоит капелла Ордена. Если мое решение правильно, то вполне возможно, что силы светлых воинов будут восполнены, а если я делаю роковую ошибку, тогда меня ожидает слава Иуды Искариотского. Хотя, видит Бог, я почти до пятого десятка служил Ему верой и правдой и ныне желаю только одного: Его вящей славы.