— От чего, интересно, умер Джо Шардин?
— От сердечного приступа.
— Эту версию передо мной уже проиграли, это я слышал... Ну ладно. Все, Виллис. Меня интересовало, отчего ты раньше ни звука не проронил о Чамберсе... Ты дал мне ответ.
— Я сказал вам правду...
Риган, пожав плечами, повернулся к выходу, небрежно бросив:
— Не сомневаюсь... В конце концов у меня об этой истории голова болеть не должна. Легендарного Чамберса арестуют, а что всплывет на суде — кто его знает. Мне любопытна концовка этой истории.
— Мне тоже, — вежливо вставил Паркер. Риган сказал уже в прихожей, стоя лицом к солнечному свету и затылком к Паркеру:
— С тобой было любопытно познакомиться. Виллис... — Ответ на эту стереотипную фразу, произносимую столь часто и по самым разным поводам, — не предусматривался. Паркер отворил дверь. Риган повернул на пороге коротковолосую голову.
— Ты, видимо, скоро покинешь Сагамор?
— Не исключено...
— Ну — тогда до свидания, Чарльз Виллис.
— До свидания.
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
— От сердечного приступа.
— Эту версию передо мной уже проиграли, это я слышал... Ну ладно. Все, Виллис. Меня интересовало, отчего ты раньше ни звука не проронил о Чамберсе... Ты дал мне ответ.
— Я сказал вам правду...
Риган, пожав плечами, повернулся к выходу, небрежно бросив:
— Не сомневаюсь... В конце концов у меня об этой истории голова болеть не должна. Легендарного Чамберса арестуют, а что всплывет на суде — кто его знает. Мне любопытна концовка этой истории.
— Мне тоже, — вежливо вставил Паркер. Риган сказал уже в прихожей, стоя лицом к солнечному свету и затылком к Паркеру:
— С тобой было любопытно познакомиться. Виллис... — Ответ на эту стереотипную фразу, произносимую столь часто и по самым разным поводам, — не предусматривался. Паркер отворил дверь. Риган повернул на пороге коротковолосую голову.
— Ты, видимо, скоро покинешь Сагамор?
— Не исключено...
— Ну — тогда до свидания, Чарльз Виллис.
— До свидания.
Глава 5
Ровно в три часа явился Янгер. Паркер не стал дожидаться, пока он вылезет, качая брюхом, из “форда”, пока дойдет до крыльца и позвонит... едва завидя машину, он, взяв чемодан, легко сбежал с крыльца.
У поворота дорожки он через плечо посмотрел на дом старика: на окнах были всюду опущены шторы, словно веками прикрыты глаза.
Он открыл дверцу “форда”, и Янгер с тревогой спросил:
— А зачем взял чемодан?
— Может, придется там ночевать... Пока доедем... А темнеет рано...
— Мог бы мне позвонить, я бы тоже взял, — обидчиво сказал Янгер.
В планах Паркера такое предусмотрено не было.
— Да какая разница? Что будет нужно — позаимствуешь у меня... Он положил на заднее сиденье свой чемодан, устроился рядом с Янгером, захлопнул дверцу и, стараясь не глядеть на осиротевший дом, произнес:
— Ну, поехали отсюда...
— Сей момент, только мотор заведу. Паркер насмешливо указал на “плимут”, будто вросший в землю на изгибе дороги.
— Заодно хоть разбудим твоего часового...
— Что-что?
— В дневное время он, обыкновенно, отсыпается: видно, где-то промышляет ночами... Янгер свирепо спросил:
— И давно ты его просчитал?
— Да как только он встал тут.
— Гад полосатый! — кулаком саданул по рулю Янгер. Он, все так же свирепо, завел “форд”, развернул машину, и они оставили позади и стариковский дом, и злополучный “плимут”.
— Что ж ты не смылся, узнав про слежку, тем паче, что этот сурок без просыпу спит?
— Деньги, — кратко напомнил Паркер.
Ответ вполне удовлетворил капитана. Он повернул к Паркеру голову в своей неизменной ковбойской шляпе. Пахло от него лошадью, которая курит сигары. Он как-то очень фривольно улыбнулся:
— Да, деньжонки теперь тебе ой как нужны! С дамами расходы большие...
— Ну да.
— Я это предполагал, — игриво сказал Янгер, которому явно понравилась тема. Но развить он ее не мог. Он стал внимательно следить за дорогой. — Она, твоя дама, так здорово залепила про этого сукина сына Чамберса! Риган буквально отпал. Ты отлично поставил пьесу.
— Так она сыграла нормально?
— Ох, что ты... Одно слово — актриса! Я чуть сам нюни не распустил... Но вот как быть, когда твоего Чамберса поймают?
— Это исключено...
— Ты какой-то чересчур самоуверенный!
— Нет.
Некоторое время они ехали молча. Янгер все выбирал какие-то объезды, что было весьма кстати, — и правильно, что не поехал через центр, нечего чтобы видели их рядом в машине... Хотя сейчас это было уже без разницы.
Когда они выбрались на широченное шоссе, идущее на Омаху, Янгеру явно наскучило молчание.
— Слушай, так ты из Майами?
— Бываю там наездами...
— Я вот тоже так буду. Как только заполучу деньжищи, — уеду на фиг из Сагамора. Куда захочу. В Майами, на Ривьеру, в Акапулько, а? Не хило?
— Города все на одно лицо, — рассеянно заметил Паркер, зная, что говорит впустую. Так оно и вышло.
— Ну, не скажи, — протянул Янгер. — Уж когда в кармане полмиллиона — это извините, подвиньтесь...
— Четверть миллиона, — корректно уточнил Паркер. Сдобное лицо Янгера стало лицом школьника, которого застукали, когда он прогуливал уроки.
Он лукаво и виновато засмеялся — только и всего.
— Ой, конечно, ты прав. Виллис, это я оговорился. Я совсем зарапортовался: хотел сказать “четверть миллиона”, а вышло... Конечно, ты прав...
— Да что ты!
— Поверь мне, клянусь...
— Нет. Поверить я тебе никак не в состоянии. Ты это прекрасно знаешь и, в свою очередь, не доверяешь мне. Как вспомню твои “плимут” и “додж”!..
— А ты, что ль, и “додж” просек?
— Мы вовсе не верим друг другу. Призрак бешеных денег никак не дает нам покоя. Но учти, по-шакальски следя один за другим, — мы не сможем найти ничего. Убийца Тифтуса перебьет нас по одиночке...
— Да я его арестую, наверно, на днях...
— Ах, не в нем дело, не в нем одном дело...
Янгер не отрывал глаза от серебристо-серого полотна шоссе.
— Я понимаю. И ты абсолютно прав, мы должны — кровь из носу! — научиться верить друг другу.
— О том и речь.
— Но как? — Янгер повернул голову, искоса глянул на Паркера и опять обратился к дороге. — Знаешь, Виллис, я тебе открытым текстом скажу: вот пускай ты, хоть положив руку на Библию, скажешь, что солнце взошло, — я непременно выйду на улицу и погляжу сам. На свете нет такой силы, которая велит мне поверить тебе...
— Один путь есть.
— Какой же?
— А я дам тебе в руки козырь, чтобы ты смог достать меня, если я куда-то свильну.
Янгер был ошеломлен. Он пробормотал:
— Не понял...
— Что ж тут не понять... Я составлю такое признание, например: “Я убил Адольфа Тифтуса при таких-то обстоятельствах...” и подпишусь. Это будет твой козырь, можно даже сказать — козырной туз... Можно назвать это — гарантийное письмо... Ты отдаешь это признание в запечатанном конверте своему адвокату, а хочешь — близкому человеку, и предупреждаешь: если что-то случится с тобой, — письмо должно тут же уйти в полицию. И тут уж я получу, как ты выражаешься, “прямой наводкой и по полной схеме...”. Следовательно, я даю тебе в руки гарантию твоей безопасности и не посмею причинить тебе ни малейшего вреда.
Янгер потрясение кивнул.
— Ты смотри, какая шикарная идея... Мне нравится. После этого мы станем друг другу даже как-то ближе.
— Ну конечно.
— Так и сделаем, когда вернемся в Сагамор...
— Да что ты! Давай прямо в Омахе, Эбнер, на квартире Джо. Чем скорее, тем целей оба с тобой будем... Янгер пожал плечами.
— Сделаем, как хочешь... А что же алиби, я ведь тебе его дал?
— Я обязательно упомяну о нем в гарантийном письме. Объясню, например, что все дело с Тифтусом сделалось раньше, но у тебя стояли часы... И я тебе дал неточный временной отсчет.
— Чудненько. Очень богатая, ценная мысль. Мне нравится.
— Но и с тебя причитается такого же плана признание, — увлеченно продолжил Паркер.
Янгер недоверчиво покосился на него.
— И мне тоже надо писать?
— А как же?! Ты что, хочешь односторонних гарантий? Так не бывает.
— И что мне писать? Мол, я убил Тифтуса? Это будет полная глупость.
— Зачем? Напиши, что ты убил Джозефа Шардина. — Янгер дернулся, как от удара, и закричал:
— Ты с ума сошел? Не убивал я его! Ты слышишь. Виллис?
— А я, между прочим, не убивал бедолагу Тифтуса. Дело не в тексте. Мне, согласись, тоже ведь требуется гарантийное письмо от тебя! Я имею на него право, как и ты на мое...
— Какой вздор, ну просто кошмар... И что нужно будет мне писать?
Паркер сказал, пристально глядя на Янгера:
— Ты напишешь вот что: “Я убил Джозефа Шардина. Я вымогал у него деньги. Это стало основной причиной его гибели”. И поставишь подпись. Хотя нет, постой. Сделаешь приписку: “Доктор Рейборн в курсе этого дела”. Он ведь в курсе, не правда ли?
Янгер от гнева сделался клубничного цвета.
— Тварюга, дрянь... Все разболтал тебе...
— Да нет же. Последний раз я видел его, когда он занимался моим лицом...
— Ох, что-то мне все это сильно не по душе. Я не убивал Джо Шардина. Для чего мне возводить на себя напраслину?..
Паркер безмолвствовал.
Янгер был в полной панике, он кусал губы, растерянно косился на своего монументального спутника, несколько раз останавливал машину, выходил из “форда” и стоял, сняв шляпу, подставляя разгоряченное лицо прохладному ветру. Он бормотал еле слышно: “Не нравится мне это, не нравится...”
Паркер безучастно смотрел в окно. Желтые поля проносились за окошком “форда”, и ни одного деревца не было на этой сельскохозяйственной равнине, даже такого искривленного, как та, изломанная ветрами, но все равно живая, милая сердцу яблонька в стариковском саду.
Янгер как-то странно отяжелел. Он держал в своих потных ладонях руль; исходивший от него запах лошади, курящей сигары, становился все крепче. Янгер никак не мог, вдобавок ко всему, смириться с призрачной четвертью миллиона, — он слишком долго мысленно укладывал в карман целый, неподеленный, кусок.
Между тем, на краю равнины уже виднелись белые пригороды Омахи. Янгер наконец решился. Он сказал, не глядя на Паркера:
— Ладно. Пусть так и будет. Это все же лучше, чем ничего. Это гарантия...
— Ты абсолютно прав.
У поворота дорожки он через плечо посмотрел на дом старика: на окнах были всюду опущены шторы, словно веками прикрыты глаза.
Он открыл дверцу “форда”, и Янгер с тревогой спросил:
— А зачем взял чемодан?
— Может, придется там ночевать... Пока доедем... А темнеет рано...
— Мог бы мне позвонить, я бы тоже взял, — обидчиво сказал Янгер.
В планах Паркера такое предусмотрено не было.
— Да какая разница? Что будет нужно — позаимствуешь у меня... Он положил на заднее сиденье свой чемодан, устроился рядом с Янгером, захлопнул дверцу и, стараясь не глядеть на осиротевший дом, произнес:
— Ну, поехали отсюда...
— Сей момент, только мотор заведу. Паркер насмешливо указал на “плимут”, будто вросший в землю на изгибе дороги.
— Заодно хоть разбудим твоего часового...
— Что-что?
— В дневное время он, обыкновенно, отсыпается: видно, где-то промышляет ночами... Янгер свирепо спросил:
— И давно ты его просчитал?
— Да как только он встал тут.
— Гад полосатый! — кулаком саданул по рулю Янгер. Он, все так же свирепо, завел “форд”, развернул машину, и они оставили позади и стариковский дом, и злополучный “плимут”.
— Что ж ты не смылся, узнав про слежку, тем паче, что этот сурок без просыпу спит?
— Деньги, — кратко напомнил Паркер.
Ответ вполне удовлетворил капитана. Он повернул к Паркеру голову в своей неизменной ковбойской шляпе. Пахло от него лошадью, которая курит сигары. Он как-то очень фривольно улыбнулся:
— Да, деньжонки теперь тебе ой как нужны! С дамами расходы большие...
— Ну да.
— Я это предполагал, — игриво сказал Янгер, которому явно понравилась тема. Но развить он ее не мог. Он стал внимательно следить за дорогой. — Она, твоя дама, так здорово залепила про этого сукина сына Чамберса! Риган буквально отпал. Ты отлично поставил пьесу.
— Так она сыграла нормально?
— Ох, что ты... Одно слово — актриса! Я чуть сам нюни не распустил... Но вот как быть, когда твоего Чамберса поймают?
— Это исключено...
— Ты какой-то чересчур самоуверенный!
— Нет.
Некоторое время они ехали молча. Янгер все выбирал какие-то объезды, что было весьма кстати, — и правильно, что не поехал через центр, нечего чтобы видели их рядом в машине... Хотя сейчас это было уже без разницы.
Когда они выбрались на широченное шоссе, идущее на Омаху, Янгеру явно наскучило молчание.
— Слушай, так ты из Майами?
— Бываю там наездами...
— Я вот тоже так буду. Как только заполучу деньжищи, — уеду на фиг из Сагамора. Куда захочу. В Майами, на Ривьеру, в Акапулько, а? Не хило?
— Города все на одно лицо, — рассеянно заметил Паркер, зная, что говорит впустую. Так оно и вышло.
— Ну, не скажи, — протянул Янгер. — Уж когда в кармане полмиллиона — это извините, подвиньтесь...
— Четверть миллиона, — корректно уточнил Паркер. Сдобное лицо Янгера стало лицом школьника, которого застукали, когда он прогуливал уроки.
Он лукаво и виновато засмеялся — только и всего.
— Ой, конечно, ты прав. Виллис, это я оговорился. Я совсем зарапортовался: хотел сказать “четверть миллиона”, а вышло... Конечно, ты прав...
— Да что ты!
— Поверь мне, клянусь...
— Нет. Поверить я тебе никак не в состоянии. Ты это прекрасно знаешь и, в свою очередь, не доверяешь мне. Как вспомню твои “плимут” и “додж”!..
— А ты, что ль, и “додж” просек?
— Мы вовсе не верим друг другу. Призрак бешеных денег никак не дает нам покоя. Но учти, по-шакальски следя один за другим, — мы не сможем найти ничего. Убийца Тифтуса перебьет нас по одиночке...
— Да я его арестую, наверно, на днях...
— Ах, не в нем дело, не в нем одном дело...
Янгер не отрывал глаза от серебристо-серого полотна шоссе.
— Я понимаю. И ты абсолютно прав, мы должны — кровь из носу! — научиться верить друг другу.
— О том и речь.
— Но как? — Янгер повернул голову, искоса глянул на Паркера и опять обратился к дороге. — Знаешь, Виллис, я тебе открытым текстом скажу: вот пускай ты, хоть положив руку на Библию, скажешь, что солнце взошло, — я непременно выйду на улицу и погляжу сам. На свете нет такой силы, которая велит мне поверить тебе...
— Один путь есть.
— Какой же?
— А я дам тебе в руки козырь, чтобы ты смог достать меня, если я куда-то свильну.
Янгер был ошеломлен. Он пробормотал:
— Не понял...
— Что ж тут не понять... Я составлю такое признание, например: “Я убил Адольфа Тифтуса при таких-то обстоятельствах...” и подпишусь. Это будет твой козырь, можно даже сказать — козырной туз... Можно назвать это — гарантийное письмо... Ты отдаешь это признание в запечатанном конверте своему адвокату, а хочешь — близкому человеку, и предупреждаешь: если что-то случится с тобой, — письмо должно тут же уйти в полицию. И тут уж я получу, как ты выражаешься, “прямой наводкой и по полной схеме...”. Следовательно, я даю тебе в руки гарантию твоей безопасности и не посмею причинить тебе ни малейшего вреда.
Янгер потрясение кивнул.
— Ты смотри, какая шикарная идея... Мне нравится. После этого мы станем друг другу даже как-то ближе.
— Ну конечно.
— Так и сделаем, когда вернемся в Сагамор...
— Да что ты! Давай прямо в Омахе, Эбнер, на квартире Джо. Чем скорее, тем целей оба с тобой будем... Янгер пожал плечами.
— Сделаем, как хочешь... А что же алиби, я ведь тебе его дал?
— Я обязательно упомяну о нем в гарантийном письме. Объясню, например, что все дело с Тифтусом сделалось раньше, но у тебя стояли часы... И я тебе дал неточный временной отсчет.
— Чудненько. Очень богатая, ценная мысль. Мне нравится.
— Но и с тебя причитается такого же плана признание, — увлеченно продолжил Паркер.
Янгер недоверчиво покосился на него.
— И мне тоже надо писать?
— А как же?! Ты что, хочешь односторонних гарантий? Так не бывает.
— И что мне писать? Мол, я убил Тифтуса? Это будет полная глупость.
— Зачем? Напиши, что ты убил Джозефа Шардина. — Янгер дернулся, как от удара, и закричал:
— Ты с ума сошел? Не убивал я его! Ты слышишь. Виллис?
— А я, между прочим, не убивал бедолагу Тифтуса. Дело не в тексте. Мне, согласись, тоже ведь требуется гарантийное письмо от тебя! Я имею на него право, как и ты на мое...
— Какой вздор, ну просто кошмар... И что нужно будет мне писать?
Паркер сказал, пристально глядя на Янгера:
— Ты напишешь вот что: “Я убил Джозефа Шардина. Я вымогал у него деньги. Это стало основной причиной его гибели”. И поставишь подпись. Хотя нет, постой. Сделаешь приписку: “Доктор Рейборн в курсе этого дела”. Он ведь в курсе, не правда ли?
Янгер от гнева сделался клубничного цвета.
— Тварюга, дрянь... Все разболтал тебе...
— Да нет же. Последний раз я видел его, когда он занимался моим лицом...
— Ох, что-то мне все это сильно не по душе. Я не убивал Джо Шардина. Для чего мне возводить на себя напраслину?..
Паркер безмолвствовал.
Янгер был в полной панике, он кусал губы, растерянно косился на своего монументального спутника, несколько раз останавливал машину, выходил из “форда” и стоял, сняв шляпу, подставляя разгоряченное лицо прохладному ветру. Он бормотал еле слышно: “Не нравится мне это, не нравится...”
Паркер безучастно смотрел в окно. Желтые поля проносились за окошком “форда”, и ни одного деревца не было на этой сельскохозяйственной равнине, даже такого искривленного, как та, изломанная ветрами, но все равно живая, милая сердцу яблонька в стариковском саду.
Янгер как-то странно отяжелел. Он держал в своих потных ладонях руль; исходивший от него запах лошади, курящей сигары, становился все крепче. Янгер никак не мог, вдобавок ко всему, смириться с призрачной четвертью миллиона, — он слишком долго мысленно укладывал в карман целый, неподеленный, кусок.
Между тем, на краю равнины уже виднелись белые пригороды Омахи. Янгер наконец решился. Он сказал, не глядя на Паркера:
— Ладно. Пусть так и будет. Это все же лучше, чем ничего. Это гарантия...
— Ты абсолютно прав.
Глава 6
Гарантийное письмо Паркера выглядело так:
“Я убил Адольфа Тифтуса. Он явился в мой номер и затеял скандал. Я ударил его тяжелой пепельницей. Сразу после убийства я свиделся в доме Джо Шардина с капитаном Янгером, но ввел его в заблуждение тем, что на вопрос капитана: “Который час?” назвал то время, что меня в действительности бы устраивало для получения чистого алиби. Ронду Сэмуэльс я запугал до такого состояния, что она дала ложные сведения о Джимми Чамберсе.
Чарльз Виллис”.
Янгер перечитал признание на разные лады и остался очень доволен:
— Хорошо сказано. Все, что надо, тут есть.
Сидели они в Омахе, в квартире Джо Шира, за столом на просторной кухне.
Жилье не навещалось людьми и выглядело запустелым и одичалым, хотя все здесь оставалось на своих местах, только явственнее сделался в наглухо запечатанном помещении запах пыли и старой бумаги.
Паркер нашел листок и ручку и, чтобы несколько усыпить подозрительность Янгера, стал писать гарантийное письмо первый. Янгер был в крайне растрепанных чувствах и напоминал засаленный трущобный диван с торчащими наружу пружинами...
Он подвинул к Янгеру, сидящему по другую сторону кухонного стола, спиной к холодильнику, чистый лист бумаги:
— Теперь твоя очередь.
— Разумеется, — согласился Янгер, дольше, чем следовало бы, задерживая в руках гарантийное письмо Паркера и что-то сосредоточенно решая для себя...
Паркер посмотрел на него прохладным и ясным взором и дружески посоветовал:
— Не стоит. Не стоит этого делать, Янгер. Я тебе еще понадоблюсь, чтобы найти и деньги, и убийцу Тифтуса...
— Да что ты, тебе почудилось! — не глядя на него, пробормотал Янгер и, взяв ручку, склонился над листом.
Паркер смотрел на него все тем же прохладным и ясным взором, сидя напротив.
Квартиру Джо купил в респектабельном, тихом районе Омахи, У него под окнами, во дворе, росло долговязое пыльное дерево. Городской шум не проникал сюда, было удивительно тихо, и только мерно капнула, вслед другой капельке, вода из крана, да скреблась, точно мышь в коробке с ванильными сухарями, ручка по листу хорошей, крахмальной и твердой, белой, как снежное поле, бумаги...
Янгер сочинял приговор самому себе.
Когда он отложил, со вздохом облегчения, ручку, Паркер взял листок и поднес к глазам, потому что в комнате уже поселились осенние сумерки.
“Я убил Джозефа Шардина. Я долго вымогал у него деньги, но не думал, что это убьет его. Подробности знает доктор Рейборн, который помогал мне, но под моим нажимом, я пригрозил ему...
Капитан Эбнер Л. Янгер”.
— Ну и как тебе? — с видом романиста, закончившего роман, спросил Янгер.
— Годится, — одобрительно сказал Паркер, доставая из кармана пистолет двадцать второго калибра.
— Руки со стола не убирай, — спокойно посоветовал он. Янгер остановившимися глазами смотрел на пистолет. Язык ему с трудом повиновался:
— Чт-т-то т-т-ты хочешь со мной сделать?
Паркер взял листок со своим признанием, смял его и небрежно сунул в карман. Потом поднялся за столом во весь свой нормальный рост.
— Не смей двигаться. Не шевелись.
— Значит, деньга... — горестно всхлипнул Янгер. — Ты их все-таки нашел в доме...
— Я не нашел ничего. Ты зря не поверил Джо. Он говорил тебе чистую правду. А ты придумал химеру. Полмиллиона — твоя фантазия.
— Не ври, Виллис, — проговорил Янгер, наливаясь своим клубничным соком.
— Мне врать сейчас тебе нет никакого резона... — Паркер чрезвычайно аккуратно, за уголок, взял лист бумаги с Янгеровым признанием и переместил его на холодильник, за спину Янгера, подальше от него.
— Но ведь, если денег нет, зачем тогда убивать меня? — застонал Янгер, неотрывно глядя в черный зрачок пистолета.
— Я уже в любом случае не могу тебе доверять, что бы ты сейчас не говорил. Если оставить тебя в покое, ты все равно вернешься к своей идиотской мысли, что полмиллиона существует и надо искать до конца жизни; или будешь думать все время, что деньги прикарманил я, и безумно осложнишь мою жизнь...
— Нет, я больше никогда...
— Хорошо. Давай обсудим вопрос, но вот оружие свое отдай. Оно придает нашей беседе некоторую напряженность.
— Вот-вот... все и обсудим... — лихорадочно заговорил Янгер. — Ты совершенно прав, надо мирно взвесить... Мы ли с тобой не сойдемся...
— Пистолет, — негромко и размеренно сказал Паркер. — Очень осторожно, медленно, ты сейчас вынимаешь его, берись большим и указательным пальцем за рукоятку, и тут же опускаешь, — повторяю, очень аккуратно, — сюда на стол.
— Ну да. Виллис, конечно... Я все исполню, как ты велишь... Лицо Янгера маслено блестело от пота. Он был так испуган, что страх перехлестывал пределы его существа, волнами расходился вокруг, и в мире больше совсем ничего не осталось, кроме тоскливого, звериного, предсмертного, безысходного страха.
Янгер доставал пистолет, стараясь в точности следовать команде Паркера, наконец он опустил оружие на поверхность стола.
Это была тридцатая модель “смит-и-вессона”, тридцать второго калибра. Паркер вытащил из кармана своей безупречно отглаженный, белоснежный носовой платок и сквозь ткань правой рукой ухватил пистолет Янгера. Он устроил его поудобнее в ладони, все так же сквозь платок держа в правой руке.
В левой у него был его собственный, двадцать второго калибра. Руки Янгера ходили ходуном на поверхности кухонного стола, хотя он всячески старался сдерживать дрожь; более того, капитан, как заведенный, улыбался, улыбался и улыбался, стараясь продемонстрировать Паркеру, как он верит ему, не боится его и не ждет для себя никакого дурного исхода.
Он даже в подтверждение своей глубокой душевной перемены сумел составить фразу:
— Я тебе верю, Паркер. А денег нет. А тебе верю.
— Поздно, — бесцветно ответил Паркер. Мгновенно обогнув стол, он легко приставил “смит-и-вессон” к груди Янгера, точно под таким углом, как если бы тот стрелял себе в грудь, держа оружие в правой руке.
Янгер открыл пересохший рот, его руки пытались оттолкнуть прижатый к сердцу невыносимый, холодный и грубый предмет, в котором таился тот страшный огонь, разрывающий мягкие, беззащитные ткани живого существа... Он ничего не успел.
Паркер уже нажимал курок.
Он привел все в порядок за десять минут. В еще теплую податливую руку Янгера вложил “смит-и-вессон”. Он поместил на столе перед капитаном его признание, стерев платком с уголка листа отпечатки своих пальцев.
Обмотав платком руку, он протер все предметы, которых ненароком коснулся: дверную ручку, краны в ванной и на кухне, спинку стула, на котором сидел...
Вынув из кармана полицейского конверт с реестром ограблений и списком Джо Шира, Паркер добавил туда же свое признание в убийстве Тифтуса, скомкал всю бумагу, поджег ее в пепельнице, дал прогореть корчащемуся комку и спустил в унитаз пепел. Пепельницу он не забыл протереть тем же платком, который после всех манипуляций проще было выбросить в мусоропровод, нежели пытаться отстирать.
Он еще раз все осмотрел и проверил, и остался доволен своей аккуратностью и тщательностью.
Да, Риган теперь найдет недостающие звенья, так волновавшие его воображение.
Ему хотелось все узнать о смерти Джо Шира — предсмертная записка Янгера удовлетворит его любопытство. Янгер гнусно и грубо вымогал у старика деньги, чем фактически и отправил его на тот свет.
Три знакомца умершего старика приехали в Сагамор на его похороны — двое из них оказались людьми с темным прошлым, и один прикончил другого... Третий здесь ни при чем.
У этого, третьего, были подозрения, что Янгер приложил руку к внезапной смерти старого Джо, но третий держал свои подозрения при себе, поскольку не имел убедительных доказательств. Потому-то ни словом не обмолвился о своих терзаниях инспектору Ригану. Третий покинул Сагамор, когда закрыли следствие по делу Тифтуса, найдя убийцу...
А вот Янгер, терзаемый раскаянием, не выдержал — он неожиданно, под вечер почему-то, помчался в Омаху, и тут, в квартире старика, которого погубил, полицейский капитан написал предсмертную записку, выпустил из своего пистолета пулю прямо в сердце, так и оставшись сидеть за столом в уже явственных сумерках, все оседая на стуле и все сильней каменея...
Все было сделано правильно. Оставалось вызволить из Сагамора Бронзовую Ронду.
Паркер, обернув платком руку, словно ему на поле боя прострелили кисть, еще постоял на пороге со своим чемоданом и тихо закрыл за собой дверь, не запирая ее на ключ.
“Я убил Адольфа Тифтуса. Он явился в мой номер и затеял скандал. Я ударил его тяжелой пепельницей. Сразу после убийства я свиделся в доме Джо Шардина с капитаном Янгером, но ввел его в заблуждение тем, что на вопрос капитана: “Который час?” назвал то время, что меня в действительности бы устраивало для получения чистого алиби. Ронду Сэмуэльс я запугал до такого состояния, что она дала ложные сведения о Джимми Чамберсе.
Чарльз Виллис”.
Янгер перечитал признание на разные лады и остался очень доволен:
— Хорошо сказано. Все, что надо, тут есть.
Сидели они в Омахе, в квартире Джо Шира, за столом на просторной кухне.
Жилье не навещалось людьми и выглядело запустелым и одичалым, хотя все здесь оставалось на своих местах, только явственнее сделался в наглухо запечатанном помещении запах пыли и старой бумаги.
Паркер нашел листок и ручку и, чтобы несколько усыпить подозрительность Янгера, стал писать гарантийное письмо первый. Янгер был в крайне растрепанных чувствах и напоминал засаленный трущобный диван с торчащими наружу пружинами...
Он подвинул к Янгеру, сидящему по другую сторону кухонного стола, спиной к холодильнику, чистый лист бумаги:
— Теперь твоя очередь.
— Разумеется, — согласился Янгер, дольше, чем следовало бы, задерживая в руках гарантийное письмо Паркера и что-то сосредоточенно решая для себя...
Паркер посмотрел на него прохладным и ясным взором и дружески посоветовал:
— Не стоит. Не стоит этого делать, Янгер. Я тебе еще понадоблюсь, чтобы найти и деньги, и убийцу Тифтуса...
— Да что ты, тебе почудилось! — не глядя на него, пробормотал Янгер и, взяв ручку, склонился над листом.
Паркер смотрел на него все тем же прохладным и ясным взором, сидя напротив.
Квартиру Джо купил в респектабельном, тихом районе Омахи, У него под окнами, во дворе, росло долговязое пыльное дерево. Городской шум не проникал сюда, было удивительно тихо, и только мерно капнула, вслед другой капельке, вода из крана, да скреблась, точно мышь в коробке с ванильными сухарями, ручка по листу хорошей, крахмальной и твердой, белой, как снежное поле, бумаги...
Янгер сочинял приговор самому себе.
Когда он отложил, со вздохом облегчения, ручку, Паркер взял листок и поднес к глазам, потому что в комнате уже поселились осенние сумерки.
“Я убил Джозефа Шардина. Я долго вымогал у него деньги, но не думал, что это убьет его. Подробности знает доктор Рейборн, который помогал мне, но под моим нажимом, я пригрозил ему...
Капитан Эбнер Л. Янгер”.
— Ну и как тебе? — с видом романиста, закончившего роман, спросил Янгер.
— Годится, — одобрительно сказал Паркер, доставая из кармана пистолет двадцать второго калибра.
— Руки со стола не убирай, — спокойно посоветовал он. Янгер остановившимися глазами смотрел на пистолет. Язык ему с трудом повиновался:
— Чт-т-то т-т-ты хочешь со мной сделать?
Паркер взял листок со своим признанием, смял его и небрежно сунул в карман. Потом поднялся за столом во весь свой нормальный рост.
— Не смей двигаться. Не шевелись.
— Значит, деньга... — горестно всхлипнул Янгер. — Ты их все-таки нашел в доме...
— Я не нашел ничего. Ты зря не поверил Джо. Он говорил тебе чистую правду. А ты придумал химеру. Полмиллиона — твоя фантазия.
— Не ври, Виллис, — проговорил Янгер, наливаясь своим клубничным соком.
— Мне врать сейчас тебе нет никакого резона... — Паркер чрезвычайно аккуратно, за уголок, взял лист бумаги с Янгеровым признанием и переместил его на холодильник, за спину Янгера, подальше от него.
— Но ведь, если денег нет, зачем тогда убивать меня? — застонал Янгер, неотрывно глядя в черный зрачок пистолета.
— Я уже в любом случае не могу тебе доверять, что бы ты сейчас не говорил. Если оставить тебя в покое, ты все равно вернешься к своей идиотской мысли, что полмиллиона существует и надо искать до конца жизни; или будешь думать все время, что деньги прикарманил я, и безумно осложнишь мою жизнь...
— Нет, я больше никогда...
— Хорошо. Давай обсудим вопрос, но вот оружие свое отдай. Оно придает нашей беседе некоторую напряженность.
— Вот-вот... все и обсудим... — лихорадочно заговорил Янгер. — Ты совершенно прав, надо мирно взвесить... Мы ли с тобой не сойдемся...
— Пистолет, — негромко и размеренно сказал Паркер. — Очень осторожно, медленно, ты сейчас вынимаешь его, берись большим и указательным пальцем за рукоятку, и тут же опускаешь, — повторяю, очень аккуратно, — сюда на стол.
— Ну да. Виллис, конечно... Я все исполню, как ты велишь... Лицо Янгера маслено блестело от пота. Он был так испуган, что страх перехлестывал пределы его существа, волнами расходился вокруг, и в мире больше совсем ничего не осталось, кроме тоскливого, звериного, предсмертного, безысходного страха.
Янгер доставал пистолет, стараясь в точности следовать команде Паркера, наконец он опустил оружие на поверхность стола.
Это была тридцатая модель “смит-и-вессона”, тридцать второго калибра. Паркер вытащил из кармана своей безупречно отглаженный, белоснежный носовой платок и сквозь ткань правой рукой ухватил пистолет Янгера. Он устроил его поудобнее в ладони, все так же сквозь платок держа в правой руке.
В левой у него был его собственный, двадцать второго калибра. Руки Янгера ходили ходуном на поверхности кухонного стола, хотя он всячески старался сдерживать дрожь; более того, капитан, как заведенный, улыбался, улыбался и улыбался, стараясь продемонстрировать Паркеру, как он верит ему, не боится его и не ждет для себя никакого дурного исхода.
Он даже в подтверждение своей глубокой душевной перемены сумел составить фразу:
— Я тебе верю, Паркер. А денег нет. А тебе верю.
— Поздно, — бесцветно ответил Паркер. Мгновенно обогнув стол, он легко приставил “смит-и-вессон” к груди Янгера, точно под таким углом, как если бы тот стрелял себе в грудь, держа оружие в правой руке.
Янгер открыл пересохший рот, его руки пытались оттолкнуть прижатый к сердцу невыносимый, холодный и грубый предмет, в котором таился тот страшный огонь, разрывающий мягкие, беззащитные ткани живого существа... Он ничего не успел.
Паркер уже нажимал курок.
Он привел все в порядок за десять минут. В еще теплую податливую руку Янгера вложил “смит-и-вессон”. Он поместил на столе перед капитаном его признание, стерев платком с уголка листа отпечатки своих пальцев.
Обмотав платком руку, он протер все предметы, которых ненароком коснулся: дверную ручку, краны в ванной и на кухне, спинку стула, на котором сидел...
Вынув из кармана полицейского конверт с реестром ограблений и списком Джо Шира, Паркер добавил туда же свое признание в убийстве Тифтуса, скомкал всю бумагу, поджег ее в пепельнице, дал прогореть корчащемуся комку и спустил в унитаз пепел. Пепельницу он не забыл протереть тем же платком, который после всех манипуляций проще было выбросить в мусоропровод, нежели пытаться отстирать.
Он еще раз все осмотрел и проверил, и остался доволен своей аккуратностью и тщательностью.
Да, Риган теперь найдет недостающие звенья, так волновавшие его воображение.
Ему хотелось все узнать о смерти Джо Шира — предсмертная записка Янгера удовлетворит его любопытство. Янгер гнусно и грубо вымогал у старика деньги, чем фактически и отправил его на тот свет.
Три знакомца умершего старика приехали в Сагамор на его похороны — двое из них оказались людьми с темным прошлым, и один прикончил другого... Третий здесь ни при чем.
У этого, третьего, были подозрения, что Янгер приложил руку к внезапной смерти старого Джо, но третий держал свои подозрения при себе, поскольку не имел убедительных доказательств. Потому-то ни словом не обмолвился о своих терзаниях инспектору Ригану. Третий покинул Сагамор, когда закрыли следствие по делу Тифтуса, найдя убийцу...
А вот Янгер, терзаемый раскаянием, не выдержал — он неожиданно, под вечер почему-то, помчался в Омаху, и тут, в квартире старика, которого погубил, полицейский капитан написал предсмертную записку, выпустил из своего пистолета пулю прямо в сердце, так и оставшись сидеть за столом в уже явственных сумерках, все оседая на стуле и все сильней каменея...
Все было сделано правильно. Оставалось вызволить из Сагамора Бронзовую Ронду.
Паркер, обернув платком руку, словно ему на поле боя прострелили кисть, еще постоял на пороге со своим чемоданом и тихо закрыл за собой дверь, не запирая ее на ключ.
Глава 7
В Омахе Паркер зашел в опрятную телефонную будку с маленьким откидным сиденьем на стенке, и переписал номер этого телефона-автомата. Уже темнело, зажигались огни. Он отправился на железнодорожный вокзал, в компанию “Вестерн юнион”. На вокзале волнующе пахло дальней дорогой, сновали носильщики с чемоданами, под сводами гулко звучал голос вокзального диктора, объявляющего возбужденным пассажирам их участь...
Пахло мандариновыми корками и жареным арахисом.
Паркер поместил свой чемодан в ячейку автоматической камеры хранения.
В отделанном светлым лакированным деревом помещении “Вестерн юнион” Паркер, взяв телеграфный бланк, написал: “Ронде Сэмуэльс, отель “Сагамор”, город Сагамор, Небраска”. Он указал номер телефона-автомата, того, что понравился ему своей уединенностью, и приписал: “Позвони в девять из автомата”.
Девушка, принимающая телеграммы, подняла бровки:
— Но здесь нет вашей подписи!..
— Это текст должен идти без подписи, — сказал Паркер. — Она поймет...
— Нет, без подписи не положено, — заупрямилась девушка. Он склонился к ее круглому окошечку и заговорщицки подмигнул:
— Дела сердечные... там ревнивый муж...
— Ясно, — сочувственно улыбнулась девушка, — тогда все понятно...
Заплатив за свою мгновенно ушедшую телеграмму, он покинул вокзал и посидел за ресторанным столиком, выпив две чашки превосходного кофе. Есть ему не хотелось.
Выйдя из ресторана, он прошел не спеша по бульварам и без десяти девять оказался у облюбованного телефона-автомата. Примостившись на откидном сиденье, Паркер прикрыл глаза.
Позвонила она в три минуты десятого. Паркер взял трубку, но не сказал ни слова. Бронзовая Ронда выжидающе молчала, было слышно ее прерывистое дыхание. Наконец она робко отозвалась:
—Алло?
— Это я. — Он сказал так, словно расстался с ней только что.
— Ой, — обрадовалась Бронзовая Ронда, — ты нашелся!
— Собрала чемодан?
— Ты смеешься надо мной, да?
— Возьмешь два билета. Поезд до Омахи. Ближайший отходит в одиннадцать двадцать, а будет здесь в одиннадцать сорок пять. Два билета. Не забудь. Я тебя встречаю.
— У меня чемодан не собран! — в отчаянье сказала она.
— Кидай все, как попало. Здесь разберешься. Я жду тебя.
— Хо-ро-шо! — выдохнула она и опустила трубку.
Он вышел из телефонной будки и вновь двинулся бульварами на вокзал. Город был полон уже ночной жизнью, ярко горели вывески, пульсировали, переплетаясь, разноцветные нити реклам, летели стаи светляков — это проносились автомобили...
Город был как город, а все города на одно лицо, верно сказал он Янгеру.
Лучше всего было бы сидеть сейчас в неосвещенной гостиной, в глубоком кресле и слушать гул мыслей — как ровный гул океана или гул ветра там, на пустырях, в сонном, пустом Сага-море...
Без двадцати одиннадцать он забрал свой чемодан из камеры хранения.
Без пятнадцати одиннадцать Бронзовая Ронда ступила своей легкой ногой на перрон Омахи.
Он подошел к ней, забирая чемодан, и увидел поднятое к нему, счастливое и одновременно молящее лицо.
Она тихо спросила:
— Мы вместе?
—Да.
— А надолго? Мне хотелось бы надолго! — Она даже чуть подпрыгнула на перроне.
—Да.
— Мы уедем в Майами?
— Да. Завтра.
— А сегодня?
— Пойдем в отель.
— Господи, опять отель, — вздохнула она, поправляя свой белый, так оттеняющий смуглое лицо, плащ.
— В этом отеле все будет совсем по-иному, — тихо сказал Паркер, беря ее под руку.
Но были, оставались еще неувязки, могущие там, в Сагаморе, разогнать волну такой силы, что она захлестнет, докатившись, и Чарльза Виллиса, и Паркера к нему впридачу...
Предсмертная записка Янгера. Она давала одну зацепку, которую, безусловно, использует полиция, когда станет вытряхивать показания из Рейборна.
Он будет отпираться сколько сможет, а потом, естественно, выложит всю правду о смерти Джозефа Шардина. “Он повесился”, — заявит доктор Рейборн, и отсюда, петелька за петелькой, начнет ползти, распускаться все тщательно сработанное вязание.
В расследование вступит Риган, и он расшибет свою коротковолосую голову в кровь, но докопается до правды.
Он добьется разрешения суда на эксгумацию Джозефа Шардина. Экспертиза покажет, что старик наложил на себя руки, но не оттого ли, что его жестоко пытали и мучили?
Были и другие зацепки.
Например, лопата в кабинете Янгера.
Риган прощупает дом старика, методично, дюйм за дюймом, и найдет закопанного в подвале веснушчатого малого, что якобы уехал на неопределенное время в неизвестном направлении...
И вот Риган в своей системе зеркал увидит фигуру, которая даст большую работу его мыслительному аппарату.
Это будет фигура Чарльза Виллиса.
Интерес Ригана к загадочному бизнесмену будет столь велик, что он снимет отпечатки пальцев Виллиса — как ни тщательно перетирал Паркер тряпицами все поверхности, которых он мог ненароком коснуться, — отпечатки его явно остались в домике Джо!
Да нетрудно их было, впрочем, сыскать и в номере отеля, носящего звучное название города Сагамора...
Итак, сняв несколько четких отпечатков, инспектор Риган отправит их в Вашингтон со своим срочным запросом.
Все бы сошлось, когда б Янгер собственноручно убил Джо Шардина. Но фактически он не убивал старика. И, схватив своими крепкими полицейскими пальцами эту зацепку, Риган примется распускать вязание, как заведенный...
Пришлют из ФБР ответ на запрос инспектора Ригана. На срочный запрос! После проведения идентификации отпечатков федеральные эксперты сообщат, что Чарльз Виллис — это, на самом деле, Рональд Каспер, и он сейчас находится в розыске за убийство охранника и побег из тюрьмы в далекой золотоносной Калифорнии...
К свидетельству экспертов, дактилоскопических светил, будет приложена и фотография Рональда Каспера.
Паркер, правда, после пребывания в тюрьме изменил свою внешность, пойдя на крайнюю меру — пластическую операцию.
Так что лицо Каспера будет неидентично лицу Виллиса, и это обстоятельство несколько притормозит Риганово расследование...
Притормозит, но лишь на какое-то время. Риган — стреляный воробей, он так просто от своего не отступится.
Инспектор направит новый официальный запрос, теперь уже в Майами, в здешнее отделение Федерального бюро расследований. Он убедительно попросит обстоятельно проверить Чарльза Виллиса и добавит, что последний адрес, которым он располагает, скорее всего вымышленный, и все же...
К удивлению агентов ФБР, адрес Чарльза Виллиса при проверке окажется абсолютно реальным.
Пахло мандариновыми корками и жареным арахисом.
Паркер поместил свой чемодан в ячейку автоматической камеры хранения.
В отделанном светлым лакированным деревом помещении “Вестерн юнион” Паркер, взяв телеграфный бланк, написал: “Ронде Сэмуэльс, отель “Сагамор”, город Сагамор, Небраска”. Он указал номер телефона-автомата, того, что понравился ему своей уединенностью, и приписал: “Позвони в девять из автомата”.
Девушка, принимающая телеграммы, подняла бровки:
— Но здесь нет вашей подписи!..
— Это текст должен идти без подписи, — сказал Паркер. — Она поймет...
— Нет, без подписи не положено, — заупрямилась девушка. Он склонился к ее круглому окошечку и заговорщицки подмигнул:
— Дела сердечные... там ревнивый муж...
— Ясно, — сочувственно улыбнулась девушка, — тогда все понятно...
Заплатив за свою мгновенно ушедшую телеграмму, он покинул вокзал и посидел за ресторанным столиком, выпив две чашки превосходного кофе. Есть ему не хотелось.
Выйдя из ресторана, он прошел не спеша по бульварам и без десяти девять оказался у облюбованного телефона-автомата. Примостившись на откидном сиденье, Паркер прикрыл глаза.
Позвонила она в три минуты десятого. Паркер взял трубку, но не сказал ни слова. Бронзовая Ронда выжидающе молчала, было слышно ее прерывистое дыхание. Наконец она робко отозвалась:
—Алло?
— Это я. — Он сказал так, словно расстался с ней только что.
— Ой, — обрадовалась Бронзовая Ронда, — ты нашелся!
— Собрала чемодан?
— Ты смеешься надо мной, да?
— Возьмешь два билета. Поезд до Омахи. Ближайший отходит в одиннадцать двадцать, а будет здесь в одиннадцать сорок пять. Два билета. Не забудь. Я тебя встречаю.
— У меня чемодан не собран! — в отчаянье сказала она.
— Кидай все, как попало. Здесь разберешься. Я жду тебя.
— Хо-ро-шо! — выдохнула она и опустила трубку.
Он вышел из телефонной будки и вновь двинулся бульварами на вокзал. Город был полон уже ночной жизнью, ярко горели вывески, пульсировали, переплетаясь, разноцветные нити реклам, летели стаи светляков — это проносились автомобили...
Город был как город, а все города на одно лицо, верно сказал он Янгеру.
Лучше всего было бы сидеть сейчас в неосвещенной гостиной, в глубоком кресле и слушать гул мыслей — как ровный гул океана или гул ветра там, на пустырях, в сонном, пустом Сага-море...
Без двадцати одиннадцать он забрал свой чемодан из камеры хранения.
Без пятнадцати одиннадцать Бронзовая Ронда ступила своей легкой ногой на перрон Омахи.
Он подошел к ней, забирая чемодан, и увидел поднятое к нему, счастливое и одновременно молящее лицо.
Она тихо спросила:
— Мы вместе?
—Да.
— А надолго? Мне хотелось бы надолго! — Она даже чуть подпрыгнула на перроне.
—Да.
— Мы уедем в Майами?
— Да. Завтра.
— А сегодня?
— Пойдем в отель.
— Господи, опять отель, — вздохнула она, поправляя свой белый, так оттеняющий смуглое лицо, плащ.
— В этом отеле все будет совсем по-иному, — тихо сказал Паркер, беря ее под руку.
Но были, оставались еще неувязки, могущие там, в Сагаморе, разогнать волну такой силы, что она захлестнет, докатившись, и Чарльза Виллиса, и Паркера к нему впридачу...
Предсмертная записка Янгера. Она давала одну зацепку, которую, безусловно, использует полиция, когда станет вытряхивать показания из Рейборна.
Он будет отпираться сколько сможет, а потом, естественно, выложит всю правду о смерти Джозефа Шардина. “Он повесился”, — заявит доктор Рейборн, и отсюда, петелька за петелькой, начнет ползти, распускаться все тщательно сработанное вязание.
В расследование вступит Риган, и он расшибет свою коротковолосую голову в кровь, но докопается до правды.
Он добьется разрешения суда на эксгумацию Джозефа Шардина. Экспертиза покажет, что старик наложил на себя руки, но не оттого ли, что его жестоко пытали и мучили?
Были и другие зацепки.
Например, лопата в кабинете Янгера.
Риган прощупает дом старика, методично, дюйм за дюймом, и найдет закопанного в подвале веснушчатого малого, что якобы уехал на неопределенное время в неизвестном направлении...
И вот Риган в своей системе зеркал увидит фигуру, которая даст большую работу его мыслительному аппарату.
Это будет фигура Чарльза Виллиса.
Интерес Ригана к загадочному бизнесмену будет столь велик, что он снимет отпечатки пальцев Виллиса — как ни тщательно перетирал Паркер тряпицами все поверхности, которых он мог ненароком коснуться, — отпечатки его явно остались в домике Джо!
Да нетрудно их было, впрочем, сыскать и в номере отеля, носящего звучное название города Сагамора...
Итак, сняв несколько четких отпечатков, инспектор Риган отправит их в Вашингтон со своим срочным запросом.
Все бы сошлось, когда б Янгер собственноручно убил Джо Шардина. Но фактически он не убивал старика. И, схватив своими крепкими полицейскими пальцами эту зацепку, Риган примется распускать вязание, как заведенный...
Пришлют из ФБР ответ на запрос инспектора Ригана. На срочный запрос! После проведения идентификации отпечатков федеральные эксперты сообщат, что Чарльз Виллис — это, на самом деле, Рональд Каспер, и он сейчас находится в розыске за убийство охранника и побег из тюрьмы в далекой золотоносной Калифорнии...
К свидетельству экспертов, дактилоскопических светил, будет приложена и фотография Рональда Каспера.
Паркер, правда, после пребывания в тюрьме изменил свою внешность, пойдя на крайнюю меру — пластическую операцию.
Так что лицо Каспера будет неидентично лицу Виллиса, и это обстоятельство несколько притормозит Риганово расследование...
Притормозит, но лишь на какое-то время. Риган — стреляный воробей, он так просто от своего не отступится.
Инспектор направит новый официальный запрос, теперь уже в Майами, в здешнее отделение Федерального бюро расследований. Он убедительно попросит обстоятельно проверить Чарльза Виллиса и добавит, что последний адрес, которым он располагает, скорее всего вымышленный, и все же...
К удивлению агентов ФБР, адрес Чарльза Виллиса при проверке окажется абсолютно реальным.
Глава 8
Прошло две недели с тех пор, как Паркер вернулся из Сагамора. Он жил с Бронзовой Рондой в Майами, и эта жизнь необыкновенно нравилась ему.
Он полюбил свой номер в отеле — Паркер вообще любил отель, в котором он останавливался вот уже десять лет, и жил то месяц, а то и два...
Ему иногда казалось, что у него возникло какое-то подобие теплого, уютного гнезда, — не птичьего, которое ветер срывает и швыряет оземь, а теплого и прочного — человечьего, с милой женщиной, любящей и умеющей молчать, распевающей под душем какие-то школьные песенки и оказавшейся большой выдумщицей, озорницей и насмешницей, оказавшейся настоящей актрисой...
Странно, Паркеру никогда не было скучно с ней...
Вот и сейчас он вызвал лифт и стоял, прижимая к груди только что купленную коробку. Там, в высоком кожаном футляре, крепко и восхитительно пахнущем какой-то прочной, доброй, старинной жизнью, в футляре выложенным изнутри нежнейшей фланелью, помещалось чудо, которое Бронзовая Ронда спала и видела во сне: там был морской бинокль.
Эта невероятная женщина хотела разглядывать корабли, облака и птиц, дальние деревья, луну и звезды, пролетающие в заиндевелой вышине самолеты, — словом, она мечтала о морском бинокле...
Лифт остановился перед Паркером. В тот же миг к нему как-то очень быстро подошел, почти подбежал его многолетний знакомец — управляющий отелем, и поманил куда-то пальцем.
— Мистер Виллис! По деликатному делу!
Паркер, словно очнувшись ото сна, зорко посмотрел на него.
Управляющего звали Дж. Э. Фридмен. Это был небольшой человек с внушительным брюшком, глядящий на мир с веселым изумлением сквозь свои громадные очки в роговой оправе.
Фридмен опасливо коснулся плеча Паркера пальцем и тихо молвил:
— Очень и очень важно.
Они прошли в кабинет Фридмена, и управляющий, не предлагая Паркеру присесть, начал с места в карьер:
— Мистер Виллис, разговор весьма деликатный... Даже не знаю, как приступить...
— Что такое?
— Я так понял, — Фридмен неопределенно помахал в воздухе рукой, — что у вас неприятности... Конечно, не мое дело... Но все же уклонение от уплаты налогов — сопряжено с неприятностями для вашей особы...
— Откуда вы это взяли, мистер Фридмен?
— Пришли двое из ФБР... Сагамор! Ну конечно.
— И чем же они интересовались?
— Ничем, мистер Виллис, как ни странно... Они просто разыскивали вас.
— А что вы?
— Мне деться некуда, я лицо подневольное... Вы как бизнесмен должны меня понять... Дал информацию.
— Ну естественно...
— Я сказал, где ваш номер и что вас пока нет. Они ответили, что подождут в номере. Это было полчаса назад. Я остался внизу, мне хотелось предупредить вас, чтобы вы хоть успели связаться со своим адвокатом... А то их двое, и они застанут вас врасплох...
Паркер вдохнул и выдохнул, унимая сердце: итак, агенты из ФБР сейчас допрашивают Бронзовую Ронду...
— Громадное спасибо вам!
— Не за что. Каждый может оказаться на вашем месте.
— Что ж... Надо действовать!
— О, конечно же... Полагаю, вы не чрезмерно пострадаете?
— Пока не знаю... Спасибо еще раз.
— Какие пустяки! Не за что.
Паркер спустился в вестибюль. Караулит ли его внизу третий агент?
Имеет ли ФБР его фотографию?
Во всяком случае, выходить следует не через вестюбиль, а через бар, там боковая дверь открывается прямо на стоянку такси.
Такси подлетело мгновенно. Он назвал первый пришедший в голову адрес, лишь бы подальше от этого места...
Таксист долго вез его по улицам Майами, и все это время Паркер лихорадочно просчитывал, что же могло случиться там, на бурой земле, в сонном мареве осеннего дня, в захолустной глубокой пыли, в зловещей тиши Сагамора?..
Там могло случиться все, что угодно.
Но это уже не важно. Важно, что имя Чарльза Виллиса слетело с него сейчас, как легкая широкополая соломенная шляпа в сильный ветер...
А это значило; что шестьдесят тысяч долларов, хранящихся на банковских счетах и в сейфах — отныне не принадлежат ему...
У него осталась сотня долларов в кармане, — да морской бинокль, коробку с которым, он, оказывается, все время держал, прижимая к груди.
Он старался не думать о Бронзовой Ронде, потому что тогда в то место, где у людей должно по идее располагаться сердце, кто-то вонзал холодную и очень длинную иглу, а потом не спеша ее вынимал...
Добравшись на такси до какой-то отдаленной тихой улочки, он спокойно и непринужденно похитил автомобиль — белый “рамблер”.
Он погнал на север, оставляя за своей мощной спиной все — прошлую жизнь, прошлое время, какие-то бумажки, которые почему-то повсеместно зовутся “деньги”...
С ним осталось его новое, хорошо вылепленное во время пластической операции лицо, его стальные нервы и не менее стальные мускулы, его невероятное терпение и упорство...
Осталась та зоркая, жадная, одновременно и адская и небесная нематериальная субстанция, имя которой — человеческая душа...
Он найдет себе дело по душе. Он еще нарастит, слой за слоем, новое имя, нужно только переждать, кануть в тихое место...
По серому шоссе он гнал чужой белый автомобиль на север.
Он полюбил свой номер в отеле — Паркер вообще любил отель, в котором он останавливался вот уже десять лет, и жил то месяц, а то и два...
Ему иногда казалось, что у него возникло какое-то подобие теплого, уютного гнезда, — не птичьего, которое ветер срывает и швыряет оземь, а теплого и прочного — человечьего, с милой женщиной, любящей и умеющей молчать, распевающей под душем какие-то школьные песенки и оказавшейся большой выдумщицей, озорницей и насмешницей, оказавшейся настоящей актрисой...
Странно, Паркеру никогда не было скучно с ней...
Вот и сейчас он вызвал лифт и стоял, прижимая к груди только что купленную коробку. Там, в высоком кожаном футляре, крепко и восхитительно пахнущем какой-то прочной, доброй, старинной жизнью, в футляре выложенным изнутри нежнейшей фланелью, помещалось чудо, которое Бронзовая Ронда спала и видела во сне: там был морской бинокль.
Эта невероятная женщина хотела разглядывать корабли, облака и птиц, дальние деревья, луну и звезды, пролетающие в заиндевелой вышине самолеты, — словом, она мечтала о морском бинокле...
Лифт остановился перед Паркером. В тот же миг к нему как-то очень быстро подошел, почти подбежал его многолетний знакомец — управляющий отелем, и поманил куда-то пальцем.
— Мистер Виллис! По деликатному делу!
Паркер, словно очнувшись ото сна, зорко посмотрел на него.
Управляющего звали Дж. Э. Фридмен. Это был небольшой человек с внушительным брюшком, глядящий на мир с веселым изумлением сквозь свои громадные очки в роговой оправе.
Фридмен опасливо коснулся плеча Паркера пальцем и тихо молвил:
— Очень и очень важно.
Они прошли в кабинет Фридмена, и управляющий, не предлагая Паркеру присесть, начал с места в карьер:
— Мистер Виллис, разговор весьма деликатный... Даже не знаю, как приступить...
— Что такое?
— Я так понял, — Фридмен неопределенно помахал в воздухе рукой, — что у вас неприятности... Конечно, не мое дело... Но все же уклонение от уплаты налогов — сопряжено с неприятностями для вашей особы...
— Откуда вы это взяли, мистер Фридмен?
— Пришли двое из ФБР... Сагамор! Ну конечно.
— И чем же они интересовались?
— Ничем, мистер Виллис, как ни странно... Они просто разыскивали вас.
— А что вы?
— Мне деться некуда, я лицо подневольное... Вы как бизнесмен должны меня понять... Дал информацию.
— Ну естественно...
— Я сказал, где ваш номер и что вас пока нет. Они ответили, что подождут в номере. Это было полчаса назад. Я остался внизу, мне хотелось предупредить вас, чтобы вы хоть успели связаться со своим адвокатом... А то их двое, и они застанут вас врасплох...
Паркер вдохнул и выдохнул, унимая сердце: итак, агенты из ФБР сейчас допрашивают Бронзовую Ронду...
— Громадное спасибо вам!
— Не за что. Каждый может оказаться на вашем месте.
— Что ж... Надо действовать!
— О, конечно же... Полагаю, вы не чрезмерно пострадаете?
— Пока не знаю... Спасибо еще раз.
— Какие пустяки! Не за что.
Паркер спустился в вестибюль. Караулит ли его внизу третий агент?
Имеет ли ФБР его фотографию?
Во всяком случае, выходить следует не через вестюбиль, а через бар, там боковая дверь открывается прямо на стоянку такси.
Такси подлетело мгновенно. Он назвал первый пришедший в голову адрес, лишь бы подальше от этого места...
Таксист долго вез его по улицам Майами, и все это время Паркер лихорадочно просчитывал, что же могло случиться там, на бурой земле, в сонном мареве осеннего дня, в захолустной глубокой пыли, в зловещей тиши Сагамора?..
Там могло случиться все, что угодно.
Но это уже не важно. Важно, что имя Чарльза Виллиса слетело с него сейчас, как легкая широкополая соломенная шляпа в сильный ветер...
А это значило; что шестьдесят тысяч долларов, хранящихся на банковских счетах и в сейфах — отныне не принадлежат ему...
У него осталась сотня долларов в кармане, — да морской бинокль, коробку с которым, он, оказывается, все время держал, прижимая к груди.
Он старался не думать о Бронзовой Ронде, потому что тогда в то место, где у людей должно по идее располагаться сердце, кто-то вонзал холодную и очень длинную иглу, а потом не спеша ее вынимал...
Добравшись на такси до какой-то отдаленной тихой улочки, он спокойно и непринужденно похитил автомобиль — белый “рамблер”.
Он погнал на север, оставляя за своей мощной спиной все — прошлую жизнь, прошлое время, какие-то бумажки, которые почему-то повсеместно зовутся “деньги”...
С ним осталось его новое, хорошо вылепленное во время пластической операции лицо, его стальные нервы и не менее стальные мускулы, его невероятное терпение и упорство...
Осталась та зоркая, жадная, одновременно и адская и небесная нематериальная субстанция, имя которой — человеческая душа...
Он найдет себе дело по душе. Он еще нарастит, слой за слоем, новое имя, нужно только переждать, кануть в тихое место...
По серому шоссе он гнал чужой белый автомобиль на север.