— Ты присутствовал при этом, Эбнер?
   — А что особенного? Мы навестили с Виллисом дом покойного, а оступиться в темноте может любой, хоть бы и меня взять, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить...
   — А не было ли с вами, в таком случае, Адольфа Тифтуса?
   — Что-что? — переспросил Янгер с таким изумлением и возмущением, точно его спросили, а не было ли в их компании Адольфа Гитлера.
   — А мне подумалось, что вам, трем знакомцам Шардина, был резон сойтись в его доме... — Паркер перебил говорившего:
   — Лично я не особенно жаждал общения с Тифтусом, честно говоря. Он, правда, пробовал утром со мной повидаться, но я был в угнетенном состоянии духа, — вы можете это понять! — и он удалился.
   — Итак, вы видели его последний раз нынешним утром?
   — Нет-нет. Через какое-то время мы еще раз столкнулись в городе, но перебросились парой незначащих фраз, только и всего.
   — Все ясно. А вот особа, только что случайно попавшая сюда, почему-то думает, что у вас были какие-то счеты с ее другом... Или не так?
   — Нет, не так.
   Риган ожидал обстоятельного объяснения, но Паркер умолк, словно уйдя в свои мысли. Янгер порывался что-то вставить, однако благоразумие взяло верх, и он, поскрипев креслом, так и не проронил ни слова.
   Риган, ничего не дождавшись, явно поскучнел.
   — Ну что ж, надеюсь, все прояснится после допроса этой дамы. А ты, — повернулся он к Янгеру, — давно ли знаешь мистера Виллиса?
   — Уже несколько лет, — не моргнув глазом, солгал Янгер. — Джозеф Шардин был человек общительный, и вот в один из наездов Виллиса я оказался приглашен на коньячок...
   — Ну да, ну да, — пробарабанил Риган по Паркерову бумажнику. — Превосходно. Я думаю, на сегодня довольно, мистер Виллис. Однако, если понадобитесь, я непременно отыщу вас. Вы ведь не собираетесь быстро уехать в Майами?
   — Не собираюсь. Независимо от вашего пожелания еще пробуду в Сагаморе какое-то время.
   — Прелестно. Благодарю вас за помощь, оказанную следствию...
   Паркер встал и забрал свой, лежащий перед Риганом, бумажник.
   — Отель я покидаю, — уведомил он, — а если понадоблюсь, буду в доме Шардина, адрес у капитана.
   — Чудесно. Было приятно познакомиться с вами, мистер Виллис. Риган ослепительно улыбался, но глаза его, настороженные и недоверчивые, как собаки-ищейки, неутомимо обследовали Паркера. Он и на дюйм не привстал из кресла; прощаясь, не думал протягивать руку, и Паркер понял, что Риган почувствовал в нем опасного преступника, точно так же как он сам открыл в Ригане опасного для себя противника. Риган пока только чувствовал нечто, у него не было никаких доказательств, но собачье чутье редко подводило его. Паркер знал этот тип полицейских — терпеливо, не мытьем, так катаньем, достигающих цели, расследующих дело скрупулезно и настойчиво, буквально как в поговорке “Капля камень точит”...
   Поднялся было и Янгер, но Риган тут же осадил его:
   — Послушай, Эбнер, а что же ты не хочешь поприсутствовать у меня на допросе? Это ведь твой город, тебе и карты в руки, будешь меня корректировать, а то пойду еще по ложному пути...
   Янгеру вовсе не улыбалось торчать здесь на последних ролях, но выхода у него не было. Надувшись, он сел и, доставая сигару, подозрительным и мрачным взором проводил выходящего Паркера.
   В приемной управляющего Паркер застал давешних незадачливых статистов: свидетельница курила, положив ногу на ногу, полицейские мирно обсуждали какие-то свои домашние дела.
   Паркер, подойдя к осиротевшей любовнице Тифтуса, наклонился к ней, и негромко сказал:
   — Давай не будем ссориться. Твоего несчастного Адольфа я не убивал, я в это время был с тем толстым капитаном, так что претензии — не по адресу...
   Полицейские замолчали, но лица их были безучастны. Из-под копны пшеничных волос на Паркера недоверчиво смотрели серые, чуть раскосые глаза. Никакой косметики на бронзовом лице не было. Она прищурилась, выпустив неровное колечко дыма.
   — Не верю тебе. Кто же его тогда?.. — Паркер поднес руку к разбитой скуле.
   — Тот же, кто и меня... И одним орудием. — Полицейский заметил:
   — А по-моему, вы не должны разговаривать...
   — Найди на окраине дом Джозефа Шардина. Я буду тебя ждать. Приезжай ко мне после допроса.
   — Ничего себе предложение на ночь глядя от незнакомого мужчины, — усмехнулась она, поправляя на ослепительных бронзовых коленях короткую серую узкую юбку. Она сидела все так же, нога на ногу, только теперь вдобавок ритмично покачивала висящей над полом дорогой туфелькой.
   Паркер посмотрел на нее долгим взглядом и так же негромко сказал, подчеркивая каждое слово и делая глубокие паузы:
   — Твой Тифтус буквально атаковал меня все утро. Я отделывался от него как мог. Но я абсолютно чист перед ним. А тебя я видел единственный раз — ты стояла там, у стойки портье, когда вы вселялись, в таком белом плащике, очень тебе идущем...
   Она коснулась его руки длинными тонкими пальцами с прозрачным нежно-розовым лаком на крепких овальных ногтях:
   — Я совершенно тебе не верю, но слова твои обдумаю... — Руки у нее были такие же красивые, как ноги. Полицейский сказал, теряя терпение:
   — Вы кончите наконец трепаться, или вас разводить силой? Паркер повернулся к нему.
   — Скажи, пожалуйста, ты ведь работаешь на Янгера, ты здешний?
   — Отстань от меня, я при исполнении... Да, Янгер — мой начальник. Но ее вон велел привести Риган, — кивнул полицейский на сероглазую.
   — Так вот, Янгеру и доложи о нашем с ней разговоре...
   — Для чего это? — насупился полицейский.
   — А ты разве еще не понял, как твой капитан относится к этому Ригану? Думаю, он совсем не рвется снабжать залетную пташку дополнительной информацией...
   — Ладно. Доложу Янгеру, — подумав, сказал полицейский. Его напарник все это время старательно связывал порвавшийся в ботинке шнурок.
   — Превосходно... Так я жду, Ронда... Серые, чуть раскосые глаза глянули на него с веселым изумлением: так он, оказывается, знает и помнит ее имя?

Глава 4

   Над пустырями уже догорала малиновая — к ветру! — заря; перистые облака фантастически розовели в совсем зеленом на западе небе.
   Паркер галантно отворил дверь:
   — Милости прошу, Ронда...
   Она успела переодеться и что-то сделала со своим лицом. Бирюзовые, с серебряной пыльцой веки, словно крылья тропических бабочек, чудесно подчеркивали серый цвет глаз, придавая им призрачную, обманчивую синеву. Свои хорошего и точного рисунка губы она чуть тронула нежно-розовой помадой; румянец на щеках был естественный, от быстрой ходьбы и волнения. Серый костюм Ронда сменила на строгий черный.
   Она явно смущалась и от неуверенности старалась вести себя лихо и независимо, поэтому сказала немного невпопад:
   — Интересно, что за дела у тебя с этим Янгером? Ведь он, между прочим, полицейский...
   — Именно так! — Затворив дверь, Паркер провел Ронду в гостиную. — Располагайся, пожалуйста.
   — Я бы, пожалуй, чего-нибудь выпила после всех этих допросов... — У нее был вид школьницы, свалившей наконец с плеч экзамены.
   — Прости, но похозяйничай на кухне сама...
   — Ничего себе! Сам пригласил в гости и сам не уделяет внимания!.. — Она стояла перед ним, чуть покачиваясь на каблуках. Духи у нее были просто шикарные...
   Паркер снисходительно посмотрел сверху вниз в ее меняющие цвет глаза и еле заметно улыбнулся.
   — У меня совсем нет времени. Я не лукавлю. Вот-вот подойдет Янгер. Он должен буквально прибежать сюда.
   — Зачем это?
   Паркер укоризненно покачал головой.
   — Будь умной девочкой. Вернее, будь наконец деловой дамой... В любом случае — ты наследница доли Тифтуса. Это тебе интересно?
   — О, даже так?.. У тебя что, ко всем вдовам трогательная слабость?
   — Перестань смеяться... Ты у нас, что ли, Ронда Тифтус?
   — Избави Боже... Я только не пойму, зачем тебе нужна... — Она стояла под люстрой, опустив бирюзовые перламутровые веки, так, что на щеки упала зубчатая тень от черных длиннющих ресниц. — Ты, может, захотел заместить этого бедного Тифтуса?
   — Нет, — почти не солгал Паркер. Во-первых, он не мог так, сразу, переключиться на нее, — в Майами у него остался любовный роман в полном разгаре; во-вторых, и это, честно говоря, было самое главное, —женщины страстно волновали его только по завершении дела. В ходе операции он не позволял себе никаких расслаблении... Сейчас он включился в дело — хоть и не впрямую относящееся к его специализации.
   Паркер бережно поправил чуть завернувшийся бархатный воротничок Рондиного траурного костюма.
   — Пока нет! — Улыбаться ему было все еще больно. Ронда отошла от него и присела в стоящее у окна кресло, не забыв при этом положить одну свою бронзовую ножку на другую. Она запустила руку в свои пшеничные волосы, немилосердно взбивая и растрепывая их. Впрочем, это ей шло еще больше.
   — Значит, так... — произнесла она, в раздумье склонив голову и чертя своим нежно-розовым ноготком по колену, словно обсуждала с подругой какой-нибудь выходящий за рамки разумных мечтаний наряд. — Ты видел меня выходящей из душа. Но сейчас на такие вещи не клюнешь. Ты, стало быть, деловой мужик. Зачем же меня позвал?
   — Прости за немыслимое сейчас для тебя занудство, но мне надо узнать расклад... Я честно тебе скажу все, как есть: Тифтус ведь явился сюда не затем, чтобы здесь погулять и отдохнуть с тобой, — для этого существуют места пошикарнее... Янгер тут рыщет не хуже сыскного пса, все что-то вынюхивает. Убийца Тифтуса ведет со своей стороны неустанные поиски... И все почему-то считали или считают, что информация сходится ко мне, но я ей не владею, понимаешь?
   — Отчего же?
   — А я просто не знаю, что все ищут...
   Ронда воззрилась на него с детским изумлением.
   — Да ты что? — Она откинулась на кресло и, забыв, что должна держать осанку и позу фотомодели, заливисто расхохоталась, мотая головой и болтая в воздухе ногами.
   Паркер нетерпеливо смотрел на нее; впрочем, самому ему улыбаться было решительно больно.
   — Послушай, прекрати... Мне известно лишь, что все ниточки ведут в Джо Ширу...
   — А кто это — Джо Шир? Паркер обвел рукой гостиную.
   — Ты сейчас в его доме.
   — Да? А я-то думала, что дом принадлежал Джозефу Шардину, я и адрес этот, между прочим, нашла в телефонном справочнике против такого имени...
   — Ну не важно... Он сменил недавно фамилию... Не в этом дело. Тебе Тифтус хоть намекал, зачем он сюда приехал?
   — Ага.
   — Зачем?
   — Да за деньгами, — сказала она так, словно речь шла об английских булавках или бананах.
   — За какими? Что он искал, если точнее: наличные, бриллианты, золото?
   Ронда, подняв плечи, поглядела вдруг на него с грустью, чуть ли не с материнской улыбкой; впрочем, она тут же снова превратилась в шаловливую школьницу.
   — А мне без разницы. Деньги и деньги. Он мне все твердил, что у нас будет сто тысяч, а то и больше.
   — Деньги от Джо Шира? Или деньги от Джо Шардина? — спросил ее Паркер.
   — Да понятия не имею... Я и так тебе сказала все, что знаю.
   — Хорошо. А Тифтус хоть называл такое имя: “Джо”? — Ни разу. Он ничегошеньки не рассказывал о делах, только вот все твердил про сто тысяч. А так — ни одну фамилию не называл. О тебе только сказал, когда мы стояли с ним у стойки портье: “Надо же! Посмотри вон на того, высокого, который вошел в вестибюль, — это мой старый знакомый...” Мы едва успели вселиться, как он побежал к тебе... Паркер посмотрел на часы.
   — Ты хотела похозяйничать на кухне... Бутылки в буфете.
   — Очень мило с твоей стороны. — Она легко поднялась и простучала каблуками в святилище старого Джо, с полом цвета морской волны и канареечным ситчиком занавесок.
   Паркер посмотрел в окно гостиной. В сгущающихся сумерках он увидел неотрывно глядящее на него лицо соседского малого лет восемнадцати — девятнадцати. Малый, видимо, уже давно занимал наблюдательный пост на крыльце своего роскошного, по сравнению с джошировским, коттеджа. Паркер почувствовал себя неуютно.
   Посторонние люди, зачем-то посещающие дом умершего, несомненно, уже взбудоражили всех соседей. Паркера вовсе не устраивала перспектива быть объектом вечного заинтересованного внимания обывателей. Тем более, что ноль информации, который Паркер мысленно нарисовал перед собой в воздухе, как был, так и остался овальным и правильным нолем, не претерпев никаких превращений.
   Как выглядят сто тысяч: может, это кирпичики наличных в банковских упаковках; может, какое-нибудь вспыхивающее радужными огоньками колье в черном бархатном футляре; меньше всего шансов — что это музейные вещи, какие-нибудь бесцветные полотна — для хранения их необходимы специальные условия...
   И уж не эта ли женщина-девочка, простучавшая каблучками сейчас мимо него на кухню, убила доверчивого Тифтуса; она совсем не так проста, как показалась на первый взгляд; она может знать тайну, но скрывает ее, вооруженная всей тысячелетней хитростью и мудростью лукавой своей породы...
   Ведь в подвале напал на него не Тифтус. Но и не женщина. И не Янгер. Напал на него некто, явно неизвестный, готовый охранять этот дом от любого вторжения, нацеленный на то, что надо; пусть торопясь и промахиваясь, — но убивать...
   И это был не профессиональный убийца. В который раз прокручивая в голове удар из подвальной темноты, Паркер все более утверждался в догадке, что работал именно любитель. Ведь и убийство Тифтуса, по сути, абсолютно бесцельное и бессмысленное, ничего не смогло дать убийце, кроме того, что вызвало переполох полиции, и теперь тому же убийце надо держать ухо востро... Этот, с мешком на голове и лопатой, явно из местных. А может, Глифф? Или доктор Рейборн? Ведь Паркер о каждом из них имел самые смутные и поверхностные представления. Надо спросить о них Янгера...
   Но сейчас ему надо было пойти поглядеть на Бронзовую Ронду, как он назвал ее про себя, посмеиваясь над величавостью сошедшихся в этом сочетании созвучий.
   Он прикрыл окно непроницаемой для взгляда с улицы кружевной шторой, и тихо вошел на кухню.
   Бронзовая Ронда увлеченно перерывала всю кухню, как девочка, которая знает, что где-то здесь спрятана карамель, но где именно — непонятно. Она сначала испугалась, потом смутилась, потом, тряхнув головой, засмеялась. Он взял ее за плечи и подержал секунд сорок. Пшеничный локон, спадающий на шею, был светлее остальных, — она поправляла его пальцами, испачканными в муке. Он осторожно подул на этот упрямый локон.
   Но улыбаться было все-таки больно. Паркер шутливо погрозил Бронзовой Ронде пальцем.
   — Ай-я-яй!.. Тут я сам разберусь...
   — Никак не могу найти для коктейлей соломинки, — лукаво посетовала она.
   — Лучше ступай последи за улицей. Не отодвигай штору на окне в гостиной — смотри сквозь нее, чтобы тебя не было видно снаружи. Скажешь мне, когда увидишь Янгера, а сама быстро выйдешь вот здесь, через заднее крыльцо. Поезжай в отель, сиди в номере, никуда не суй свой хорошенький нос. Я позвоню тебе ночью.
   — А ты что будешь делать? Все тут обыскивать?
   — Я продолжу поиск соломинок для коктейлей.
   — И ты, что ли, правда отдашь мне деньги, если найдешь? — Ну конечно...
   — О, я бы тогда стала богатая дама! — Она повернулась на одном каблучке и чуть ли не вприпрыжку побежала в гостиную.

Глава 5

   Совсем стемнело. Янгер был мрачнее тучи, когда Паркер открыл ему парадную дверь.
   — Этот Риган мне — вот как в горле кость! — с отчаянием сказал он, поднимая к потолку покрасневшие от табачного дыма глаза. — Господи, я рапорт на него напишу!
   — Какого он мнения о нас? — спросил Паркер, запирая входную дверь.
   — Плевать на его мнение! Хозяин в городе — я...
   — Правильно, — одобрил Паркер. — Пойдем в гостиную. Янгер спросил на ходу:
   — Что за переговоры ты ведешь с этой Сэмуэльс?
   — С кем, с кем?
   — Ну, с любовницей убитого, Рондой Сэмуэльс, она ведь отреклась на допросе от всего, что говорила прежде. Чем ты ее обольстил?
   — Да ничем особенным, — слукавил Паркер. Он еще слышал в гостиной запах ее страшно дорогих французских духов.
   Усевшись, как и в прошлый раз на облюбованной кушетке, Янгер опять сделал сенсационное сообщение:
   — Я вот немного подумал...
   — Ну-ну!
   — ...и пришел к выводу, что один и тот же хмырь копал в подвале, а потом убил твоего Типуса, тьфу, то есть Тифтуса...
   Предположить это мог даже книжный шкаф, умей он разговаривать. Паркер подошел к окну и незаметно отогнул уголок тяжелой портьеры, — он занавесил ею ту, непроницаемую кружевную штору, когда включил в доме свет. Молодой человек больше не маячил на соседнем крыльце. Паркер поправил портьеру и закурил сигарету. Бронзовая Ронда была сейчас на пути в отель.
   Янгер все воздвигал свои восхитительные словесные цельнометаллические конструкции:
   — ...и этот убийца не нашел ничего. Если бы копал в подвале и нашел, навряд ли он бы помчался в отель убивать твоего, э-э, тьфу, напарника ни за понюх табака...
   Паркер пустил ровное, голубовато-серое колечко дыма, — оно все расходилось концентрическими оборками, редело и расточилось совсем в старомодном тепле и уюте освещенного светом жилья.
   — А что будет, если Риган отыщет убийцу?
   — Думаешь, этот козел в очках сумеет? Знаешь, Виллис, Риган может наезжать сюда на гастроли сколько захочет, но главный хозяин в городе все-таки я. Пусть он даже арестует кого-нибудь, потешит душеньку. Но дело все равно висит на моей шее. И убийцу я найду сам, и посажу в здешнюю тюрьму, так что все концы в воду...
   — А Глифф? А доктор Рейборн? Их не подозреваешь?
   — При чем тут они? Им-то как раз ничего не известно.
   — Но они в курсе дела... Когда я появился у Глиффа — он позвонил тебе; Рейборну ты сам велел меня задержать. Так?
   — Ну так... Но они ничего не знают о деньгах старика, это я тебе говорю...
   Зная идиотскую самонадеянность Янгера, Паркер счел нужным подстраховаться:
   — Все же прощупай их. Где, например, были тот и другой, когда меня свалили с ног в подвале и когда убили Тифтуса...
   — Да ладно тебе. Я могу их проверить, пожалуйста, но в этом нет смысла.
   — Все. Покончили со второстепенным. Давай о деле. — Паркер сел в кресло у круглого стола в центре гостиной. Он ждал информацию. — Как думаешь, где стариков тайник? Здесь, в доме?
   Он прекрасно знал, что в доме ничего нет, потому что в ожидании Янгера завершил обследование, начатое нынешним утром.
   Он побывал в подвале, не найдя там ничего, кроме вырытой в земле ямы; поднимался он и на засыпанный чередующимися слоями опилок и шлака чердак. Там было пыльно, сумрачно и абсолютно пусто. Паркер спустился оттуда, стряхивая с себя приставшую пыль и обирая налипшую паутину.
   С Янгером он продолжал играть роль ничего не знающего дурачка. Капитан был настроен энергичней и решительней обычного.
   — Нет, и еще раз нет! В доме нет ни цента. Была тысяча долларов в желтой банке с мукой, но это все, что я нашел. Паркер и бровью не повел.
   — А как ты узнал?
   — Виллис, может я, конечно, произвожу впечатление идиота, но я им не являюсь... Распространенная ошибка людей, плохо знающих меня: думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле. Джо Шир вот как раз так и думал...
   — Ну хорошо... Думаешь, сто тысяч долларов где-то за пределами дома?
   — Что-что? Мальчик, что за детские представления о крупных суммах? Не смеши меня, пожалуйста. Ничего-то ты, оказывается, не знаешь...
   — Да? — растерянно спросил Паркер, забыв стряхнуть вовремя со своей сигареты рыхлый белесый столбик пепла. — А сколько?
   — Сколько? — Янгер поднялся с кушетки и, подойдя к столу, поставил локти на вязаную скатерть напротив Паркера, чтобы иметь удовольствие увидеть его потрясенное лицо в момент своего торжества. — Сколько, ты спрашиваешь? По моим сведениям, — полмиллиона. Не исключено, что больше...
   Паркер оторопело смотрел на сдобное, подсвеченное сверху люстрой лицо капитана. Полмиллиона! Да еще наличными! Нет, Янгер положительно сошел с ума. Полмиллиона долларов сразу — такой пай Джо Шир и в руках не держал. Но если бы держал... Что он, осел, как этот капитан, чтобы хранить наличные в чулке? Это старый-то грабитель банков, взломщик сейфов! Он лучше других знал способы безопасного и прибыльного хранения денег.
   Нет, ну это, конечно, сказка... Шалость разгоряченного воображения... Фата-моргана. Кочующий мираж пустыни... Тифтус, Янгер и кто-то еще преследовали радужный мыльный шар. Тифтус, мир его душе, был все-таки недалек, Янгер паталогически алчен, а третий, судя по всему, дилетант. И самое обидное, что все события, как снежный ком, выросли из пустяка, из горсти сжатого в горячей ладони снега, к ней прилип еще снег, и еще, и вот покатился шар...
   Паркер неверяще покачал головой. Однако кто-то сжимал снег в горячей горсти, кто-то катил снежный ком, кто-то подсчитывал эту сверхъестественную по меркам простого обывателя сумму. Паркер должен был знать!
   — Я умираю от любопытства, Янгер. Бога ради, подробности! Откуда такая цифра?
   — Так сделалось, — смиренно ответил Янгер с интонацией верующего, которого просят привести доказательства существования божества, а он лишь твердит: “Так сделалось...” — Так сосчиталось; вот и все тут. Но я перепроверял — меньше не получается.
   — И ты мне покажешь расчеты?
   Янгеру не следовало в этот момент смотреть на Паркера, да он и не смотрел. Он; не задумываясь, сказал:
   — Покажу, — и достал из внутреннего кармана своего коричневого пиджака узенький тонкий конверт. — Вот все цифровые выкладки, с общим итогом. Верно, как в аптеке!
   В конверте было два листа бумаги. Один из них Янгер развернул на вязаной скатерти, другой аккуратно спрятал назад в конверт. Обращался он с бумагами крайне бережно.
   — Посмотри сам!
   Паркер придвинул к себе лист, и, словно кто-то хлестнул по глазам, на мгновение прикрыл их: весь лист, сверху донизу, был исписан характерным, угловатым почерком Джо Шира. Это оказался длинный перечень, разбитый на три колонст.: год, название города, цифра. Он пробежал глазами начало:
   “1915 Луисвилль 12000
   1915 Сакраменто 14500
   1916 Нью-Йорк 9000...”
   Перечень шел до самого низа страницы. Там, под чертой, была выставлена итоговая цифра 1 876 000. Эту сумму, нацарапанную иным почерком и другими, отличными от предыдущих, чернилами, подсчитал, вероятно, на досуге лично капитан Янгер.
   Тот горделиво спросил:
   — Ну, теперь видишь? Это тебе не хухры-мухры, тут полный послужной список Джо Шира, с девятьсот пятнадцатого, когда у него был, кхм, дебют, и до того времени, как он завязал. Каждая строчка — год, город, сумма... А внизу — мой подсчет — бешеное количество денег, почти два миллиона долларов. Вот оно: пятьдесят семь ограблений — и это все за сорок три года; можно сойти с ума — почти два миллиона долларов...
   — И что? — спросил Паркер. Капитан все же был, вероятно, со сдвигом.
   На Янгера было страшно смотреть. Он заговорил как в бреду:
   — Я вывел сумму его расходов за год. Среднестатистическую. Деньги у него были бешеные, но тратить много он не мог из осторожности. Кто он был, так сказать, легально? Нормальный обыватель, жил тихо, неприхотливо, в последние годы стал получать пенсию... Он не должен был шиковать, чтобы не вызвать подозрения, поэтому я рассчитал — старик мог от силы тратить двадцать пять тысяч в год. А может, и того меньше. А вдруг больше?
   — Ты что? Куда это можно ухнуть такие деньжищи? Это совершенно исключено! — Категоричность и ограниченность Янгера в сочетании были очаровательны. — Конечно, если ты натуральный миллионер, все можно... Но у Джо Шира в его положении рука бы не поднялась отстегнуть лишнюю тысячу.
   Паркер мысленно фыркнул. У него самого рука довольно часто поднималась отстегнуть сумму в несколько раз большую, чем двадцать пять тысяч. То же самое можно было сказать и о старом ветренике Джо. Но Янгер никогда не имел двадцать пять тысяч в год, и думал об этой сумме с благоговейным ужасом мелкого скопидома и домашнего скряги. Но его можно было понять и простить.
   Между тем, Янгер, как некую драгоценность, достал из конверта второй листок.
   — Погляди теперь сюда...
   По левую сторону листа шел столбик цифр, но не цифры; а список фамилий сразу бросился Паркеру в глаза. Он прочел: Лумис, Мак-Кей, Паркер, Литтлфилд, Клипер — примерно тридцать сообщников, участвовавших в разные годы в операциях, разработанных Джо Широм... Весь этот второй лист — колонка цифр и столбец имен (а суммы были те же самые, что и на первом листе, но здесь откинули за ненадобностью города и годы), — так вот, весь второй лист был исписан той рукой, что выводила итоговую сумму на первом...
   Янгер с гигантской гордостью кивнул на расправленную бумагу.
   — Ну и как тебе? Кстати, между нами, в этом списке фамилий может быть и твоя настоящая, ты ведь не думаешь, что я поверил в Чарльза Виллиса...
   В этот самый момент Паркер впервые глянул на него как на окончательно приговоренного к смертной казни.
   — Слушаю тебя, — негромко сказал он.
   Янгер поднял глаза от бумаги, и с его лица сошла улыбка. Торжество в его взгляде сменилось растерянностью, а растерянность — паникой. Он закашлялся и опустил глаза.
   — Вот, — хрипло сказал он. — Все тут. Все основное тут. Паркер выжидательно скрестил руки на груди и откинулся в кресле. Больше он Янгера не перебивал.