— О, это весьма опасный трюк, Виола, — предупредил ее Холмер.
— Чем же он опасен для невиновного? — спросил Вулф.
Мисс Дьюди сделала глоток из своего стакана.
— И все же, — сказала она, — я думаю, что стоит рискнуть, хотя я и сомневаюсь, понадобится ли мне полчаса. Вряд ли вы предполагаете, мистер Вулф, что у меня почти нет никаких мотивов, позволяющих пойти на такое преступление. Конечно, я получила бы ценные бумаги на большую сумму, так же как и все остальные.
Но они могут забаллотировать и выставить меня, если захотят. А если Присцилла была бы жива, я стала бы вскоре главой корпорации и держала бы все ее дела под контролем. Кажется ли вам это разумным?
Вулф кивнул.
— Гудвин уже разъяснил мне вашу точку зрения, — ответил он, — а миссис Джеффи слышала от мисс Идз, что та действительно намеревалась сделать вас президентом. А знали вы о том, что миссис Фомоз предполагали сделать директором?
— Да. Потому что Присцилла хотела, чтобы всеми директорами были женщины. Нужны были пять кандидатур. Она, я и Сара Джеффи — трое, миссис Дренчер, управляющая фабрикой, была четвертой. Не хватало еще одной женщины. Маргрет пробыла с Присциллой долгое время и была ей очень предана. Так вот мы и решили, что подобный жест будет очень милым и никакого вреда корпорации не принесет.
— Это было единственной причиной подобного поступка?
— Да. Должна сказать, что я принимала этот вариант без особого энтузиазма. Все дела обсуждаются на директорских совещаниях, и если Маргрет будет принимать в них участие, то, естественно, окажется в курсе всех дел. Но Присцилла полностью ей доверяла, и у меня не было причин протестовать. Но я все же хотела узнать о ней немного больше, в частности об ее отношениях с мужем. Женщины, на которых можно положиться во всех других делах, обычно все выбалтывают своим мужьям. Вот почему я приходила к Маргрет в один из вечеров на прошлой неделе. Я хотела встретиться с ее мужем, поговорить с ним и посмотреть, как они ладят между собой. В этом нет никакой тайны…
— Нет?!
Эндрю снова вышел из себя. Он рванулся вперед, размахивая руками. Я сразу же вскочил и перехватил его на дороге. Мне ничего не оставалось, как обеспечить свою безопасность, так как он полез напролом прямо на меня. Но я несколько переоценил его подвижность и вес. Поэтому мне удалось всего лишь отшвырнуть его в сторону. Он поднялся и двинулся на меня, но я предусмотрительно отгородился от него стулом и на всякий случай зажал в руке кастет.
— Послушай, мальчуган, — сказал я, — я не хочу пробовать на тебе эту игрушку, но, думаю, тебе самое время вздремнуть. Садись-ка ты лучше на свое место, а мы пока продолжим разговор.
Следя за Фомозом краешком глаза, я обратился к Вулфу:
— Может быть, вы позволите ему продолжать?
— Не теперь. Возможно, позднее. Продолжайте, мисс Дьюди.
Виола Дьюди подождала, пока Фомоз вернулся к своему креслу, и продолжила:
— Мой визит к Маргрет Фомоз и моя с ней беседа не имели большого значения. Но я говорила о мотиве.
Должна ли я продолжать?
— Говорите обо всем, что может, с вашей точки зрения, помочь делу.
— Но это будет трудно сделать, не создав ложного впечатления. Я все же попытаюсь. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я бросаю тень на одного из моих компаньонов. Но факт есть факт. Хотя Присцилла и не питала ко мне никаких нежных чувств, она все же была высокого мнения о моих умственных способностях. Кроме того, она считала, что женщинам следует добиваться большей власти. Решив около восемнадцати месяцев назад заняться делами «Софтдауна», она была возмущена тем, что мужчины, особенно четверо здесь присутствующих, относятся к ней с подобострастием, но не скрывают…
Двое софтдаунцев возмущенно зашумели…
Виола замолчала. Вулф, метнув на нарушителей спокойствия суровый взгляд, заставил их утихнуть.
Мисс Дьюди продолжала:
— …Но не скрывают своих сомнений относительно ее способностей понять тайны процесса производства полотенец. Если я и разделяла их сомнения, то у меня хватало ума не показывать этого, и Присцилла это оценила. Она сблизилась со мной и стала обращаться ко мне за разъяснениями и советами. В результате у меня появились веские причины ожидать крупных продвижений по службе, как только дело перейдет в ее собственность. А что могли ожидать наши мужчины, об этом они могут рассказать сами. Могу добавить следующее: в 1941 году, когда мистер Идз был еще жив и я была помощницей президента, мое жалованье составляло сорок тысяч долларов. В прошлом году я получала всего лишь восемнадцать. Присцилла же обещала, что я, как президент, буду иметь пятьдесят тысяч долларов. Жалованье мистера Брукера — шестьдесят пять тысяч.
Вулф хмыкнул несколько раздраженно, как мне показалось. Возможно, причиной этого было известие о том, что простой торговец полотенцами получает в два раза больше его. Он спросил:
— Знали ли эти джентльмены о том, что мисс Идз намеревается поставить вас во главе корпорации?
— Я предпочла бы, чтобы они сами ответили на этот вопрос. Если только… если они скажут «нет», то я могу доказать, что это не так.
— Хорошо. Продолжайте, мисс Дьюди.
— Что ж… Я, конечно, понимаю, что, как предполагают, обе жертвы — дело рук одного и того же лица, и Маргрет Фомоз убита после половины одиннадцатого, а Присцилла — до двух часов ночи. В течение этих трех с половиной часов я…
— Остановитесь, — перебил ее Вулф. — Мы не можем тратить на это время.
— Вас это не интересует? — удивленно спросила Виола.
— Конечно нет. Если один из вас имеет неуязвимое алиби и оно проверено полицией, он может послать меня к черту и конечно же так и сделает. Но и это алиби меня все равно ни в чем бы не убедило. А теперь давайте рассмотрим, как было совершено преступление.
Миссис Фомоз подстерегли на улице вечером, затащили в вестибюль, задушили и взяли ее сумочку, в которой были ключи от квартиры Присциллы Идз. Воспользовавшись ими, убийца проник в ее квартиру, устроил там засаду и, как только она вошла, ударил ее чем-то, а потом задушил. Глядя на вас, мисс Дьюди, я бы счел крайне сомнительной возможность совершения лично вами этих преступлений. Но я допускаю, что вы могли им содействовать. Сколько вам могли бы заплатить за это? Десять тысяч, двадцать? Нет, я оставляю ваше алиби или отсутствие его на усмотрение полиции.
Меня больше интересуют мотивы преступления, а они не нуждаются в дальнейших расследованиях. Они заявляют сами о себе. Убийца мог быть подкуплен. Игра была такой крупной, что ее стоило тщательно спланировать и не жалеть средств. Я не собираюсь расставлять вам западню, а предоставляю вам самой высказаться.
Скажите, как мистер Холмер и мистер Брукер ладили с мисс О'Нейл?
Этот вопрос вызвал некоторое смущение. Брукер, развалившийся в кресле, дернулся и привстал. Питкин издал такой звук, словно собирался захихикать, но тут же подавил его. Челюсть Холмера отвисла. Мисс Дьюди сохранила полнейшее самообладание.
— Я просто не знаю, — ответила она.
— Вы сказали Гудвину, что Присцилла Идз, собираясь взять дело под свой контроль, уволила бы мисс О'Нейл.
— Неужели? Ну, теперь она не потеряет ее.
— Вы также сказали, что она натравливала мистера Холмера и мистера Брукера друг на друга. Есть ли связь между этим фактом и убийством?
— Да никакой, насколько мне известно.
— Нет, связь должна обязательно быть. Гудвин сказал тогда, что он расследует убийство, и вы добровольно дали ему эту информацию. Вы же слишком умны для того, чтобы просто так болтать о ничего не значащих вещах. Так какая же связь?
Мисс Дьюди улыбнулась немного принужденно:
— То есть, говоря откровенно, вы приперли меня к стенке. Вы предполагаете, что я имела тайные намерения если не обвинить этих мужчин в убийстве ради выгоды, то допустить, что они сделали это, ослепленные страстью? Вы это имеете в виду? И именно это я сболтнула в тот день мистеру Гудвину? Неужели такое на меня похоже?
— Этого я сказать не могу. — Вулф резко переменил тему: — Когда в последний раз вы видели мисс Идз?
— Неделю назад. В прошлый четверг, в офисе.
— В «Софтдауне»?
— Да.
— О чем шел разговор? Расскажите об этом.
Она заколебалась. Открыла рот, снова его закрыла и какое-то время оставалась в нерешительности. Потом заговорила:
Честно говоря, мы действовали тогда как идиоты. Эти четверо мужчин и я обсуждали события четверга. Совещание прервало появление вашего человека, мистера Гудвина. Мы решили рассказать об этом разговоре в четверг. Мы знали, что вопрос этот все равно возникнет в ходе расследования. Пожалуй, впервые я вела себя как законченная дура. Мисс О'Нейл тоже принимала участие в том обсуждении, поскольку она была в курсе событий. Но так как она совершенно безмозгла, то полицейским не потребовалось и десяти минут, чтобы ее запугать. Они узнали от нее все, что произошло в четверг. Поэтому теперь я считаю себя вправе рассказать обо всем. Вы хотите получить полный отчет?
— Да.
— Присцилла приехала в нижнюю часть города, и мы с ней позавтракали вместе. Она сказала, что накануне разговаривала с Сарой Джеффи. Но та отказалась от должности директора и даже не захотела прийти на совещание акционеров, которое мы планировали провести 1 июля. Мы с Присциллой обсудили возможные кандидатуры на должность пятого директора. После ленча она вернулась со мной в офис.
Обычно она приходила туда всегда, когда возникала напряженная обстановка, а в тот раз дело приняло более крутой оборот, чем обычно.
Меня не было в комнате, когда между Присциллой и мисс О'Нейл возникла ссора, так что я не знаю, с чего она началась. Но конец я застала.
Присцилла велела ей оставить офис и никогда туда больше не возвращаться. Мисс О'Нейл заявила, что никуда не уйдет. Такое уже случалось и раньше.
Присцилла была в ярости. Она позвонила Холмеру в его кабинет и попросила прийти. Когда тот вошел, она заявила ему и Брукеру, что решила переизбрать совет директоров и сделать меня президентом. Они вызвали Квеста и Питкина и вчетвером три часа пытались убедить ее в том, что с таким президентом, как я, дело быстро придет к гибели. Но я не думаю, что они преуспели в своих намерениях. Когда она уходила, то зашла в мою комнату и сказала, что до вступления ее в права осталось только одиннадцать дней и она уезжает на уик-энд. Мы пожали друг другу руки. Вот тогда-то я и видела ее в последний раз.
— Итак, Присцилла не изменила своего намерения сделать вас президентом?
— Да. Я в этом уверена.
— Вам известно о том, что она приходила сюда в понедельник и провела здесь несколько часов?
— Известно.
— Вы знали, зачем она приходила?
— Нет, могла предполагать, и только.
— Я не спрашиваю вас, от кого и какие вы слышали предположения. Мне очень хорошо известно, что побудило ваших коллег прийти сюда. Это угроза миссис Джеффи начать действия в суде. А вы, кроме того, надеялись еще и узнать, зачем миссис Идз приходила ко мне. Боюсь, что мне придется вас разочаровать. Я уже дал об этом полный отчет полиции, равно как и Гудвин, и если она не считает нужным распространяться об этом, то и я тоже не считаю это необходимым. Но еще один вопрос: знаете ли вы, почему Присцилла Идз искала в понедельник уединения? Была ли она обеспокоена или напугана кем-то?
— В понедельник?
— Да.
— Не знаю. Мне об этом ничего неизвестно, но я могу предполагать…
— Послушаем ваши предположения.
— Перри Холмер договорился о встрече с ней у нее на квартире в понедельник вечером. Я узнала об этом только вчера. Я видела, что все эти мужчины находились в растерянности и провели несколько часов в офисе, просматривая отчеты прошлых лет и составляя различные справки. Я решила тогда, что они, возможно, собирают доказательства моей некомпетентности, чтобы продемонстрировать их Присцилле. Я думаю, что Холмер хотел представить ей эти документы и убедить Присциллу, что мне нельзя доверять.
Если она решила искать какого-то убежища, то только лишь потому, чтобы ей не докучали, особенно Холмер. Она страшно устала от них.
— И особенно Холмер?
— Да, потому что на его карту было поставлено больше всего. Все остальные могли бы оставаться на своих местах и получать хорошее жалованье после прихода Присциллы. Но Холмер почти не имеет отношения к деловым операциям и не является служащим корпорации. Он получает свои сорок тысяч как адвокат фирмы. Зарабатывал же он, возможно, только десятую часть этих денег, если вообще имел на них какое-либо право. И я очень сомневаюсь, чтобы после 30 июня он вообще что-нибудь получил…
— Это неправда, и вы об этом знаете, — перебил ее Холмер. — Подобное заявление ни на чем не основано!
— У вас еще будет возможность высказаться, — сказал Вулф.
— О, он может воспользоваться ею уже и сейчас. — Голос мисс Дьюди был полон презрения. — Это все, что я хотела сказать… Может быть, у вас есть еще вопросы?
— Нет. Итак, мистер Холмер, прошу вас.
Эрик Хаф неожиданно вежливо попросил разрешения ненадолго прервать беседу. Он захотел наполнить свой бокал, и все остальные с удовольствием последовали его примеру.
Хаф, возможно, решил, что его пригласили сюда составить компанию Саре Джеффи, но я был слишком занят, чтобы негодовать на него.
Вулф, выпив свое пиво, обратился к Холмеру:
— Итак, угодно ли вам высказаться, сэр?
— Чем же он опасен для невиновного? — спросил Вулф.
Мисс Дьюди сделала глоток из своего стакана.
— И все же, — сказала она, — я думаю, что стоит рискнуть, хотя я и сомневаюсь, понадобится ли мне полчаса. Вряд ли вы предполагаете, мистер Вулф, что у меня почти нет никаких мотивов, позволяющих пойти на такое преступление. Конечно, я получила бы ценные бумаги на большую сумму, так же как и все остальные.
Но они могут забаллотировать и выставить меня, если захотят. А если Присцилла была бы жива, я стала бы вскоре главой корпорации и держала бы все ее дела под контролем. Кажется ли вам это разумным?
Вулф кивнул.
— Гудвин уже разъяснил мне вашу точку зрения, — ответил он, — а миссис Джеффи слышала от мисс Идз, что та действительно намеревалась сделать вас президентом. А знали вы о том, что миссис Фомоз предполагали сделать директором?
— Да. Потому что Присцилла хотела, чтобы всеми директорами были женщины. Нужны были пять кандидатур. Она, я и Сара Джеффи — трое, миссис Дренчер, управляющая фабрикой, была четвертой. Не хватало еще одной женщины. Маргрет пробыла с Присциллой долгое время и была ей очень предана. Так вот мы и решили, что подобный жест будет очень милым и никакого вреда корпорации не принесет.
— Это было единственной причиной подобного поступка?
— Да. Должна сказать, что я принимала этот вариант без особого энтузиазма. Все дела обсуждаются на директорских совещаниях, и если Маргрет будет принимать в них участие, то, естественно, окажется в курсе всех дел. Но Присцилла полностью ей доверяла, и у меня не было причин протестовать. Но я все же хотела узнать о ней немного больше, в частности об ее отношениях с мужем. Женщины, на которых можно положиться во всех других делах, обычно все выбалтывают своим мужьям. Вот почему я приходила к Маргрет в один из вечеров на прошлой неделе. Я хотела встретиться с ее мужем, поговорить с ним и посмотреть, как они ладят между собой. В этом нет никакой тайны…
— Нет?!
Эндрю снова вышел из себя. Он рванулся вперед, размахивая руками. Я сразу же вскочил и перехватил его на дороге. Мне ничего не оставалось, как обеспечить свою безопасность, так как он полез напролом прямо на меня. Но я несколько переоценил его подвижность и вес. Поэтому мне удалось всего лишь отшвырнуть его в сторону. Он поднялся и двинулся на меня, но я предусмотрительно отгородился от него стулом и на всякий случай зажал в руке кастет.
— Послушай, мальчуган, — сказал я, — я не хочу пробовать на тебе эту игрушку, но, думаю, тебе самое время вздремнуть. Садись-ка ты лучше на свое место, а мы пока продолжим разговор.
Следя за Фомозом краешком глаза, я обратился к Вулфу:
— Может быть, вы позволите ему продолжать?
— Не теперь. Возможно, позднее. Продолжайте, мисс Дьюди.
Виола Дьюди подождала, пока Фомоз вернулся к своему креслу, и продолжила:
— Мой визит к Маргрет Фомоз и моя с ней беседа не имели большого значения. Но я говорила о мотиве.
Должна ли я продолжать?
— Говорите обо всем, что может, с вашей точки зрения, помочь делу.
— Но это будет трудно сделать, не создав ложного впечатления. Я все же попытаюсь. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я бросаю тень на одного из моих компаньонов. Но факт есть факт. Хотя Присцилла и не питала ко мне никаких нежных чувств, она все же была высокого мнения о моих умственных способностях. Кроме того, она считала, что женщинам следует добиваться большей власти. Решив около восемнадцати месяцев назад заняться делами «Софтдауна», она была возмущена тем, что мужчины, особенно четверо здесь присутствующих, относятся к ней с подобострастием, но не скрывают…
Двое софтдаунцев возмущенно зашумели…
Виола замолчала. Вулф, метнув на нарушителей спокойствия суровый взгляд, заставил их утихнуть.
Мисс Дьюди продолжала:
— …Но не скрывают своих сомнений относительно ее способностей понять тайны процесса производства полотенец. Если я и разделяла их сомнения, то у меня хватало ума не показывать этого, и Присцилла это оценила. Она сблизилась со мной и стала обращаться ко мне за разъяснениями и советами. В результате у меня появились веские причины ожидать крупных продвижений по службе, как только дело перейдет в ее собственность. А что могли ожидать наши мужчины, об этом они могут рассказать сами. Могу добавить следующее: в 1941 году, когда мистер Идз был еще жив и я была помощницей президента, мое жалованье составляло сорок тысяч долларов. В прошлом году я получала всего лишь восемнадцать. Присцилла же обещала, что я, как президент, буду иметь пятьдесят тысяч долларов. Жалованье мистера Брукера — шестьдесят пять тысяч.
Вулф хмыкнул несколько раздраженно, как мне показалось. Возможно, причиной этого было известие о том, что простой торговец полотенцами получает в два раза больше его. Он спросил:
— Знали ли эти джентльмены о том, что мисс Идз намеревается поставить вас во главе корпорации?
— Я предпочла бы, чтобы они сами ответили на этот вопрос. Если только… если они скажут «нет», то я могу доказать, что это не так.
— Хорошо. Продолжайте, мисс Дьюди.
— Что ж… Я, конечно, понимаю, что, как предполагают, обе жертвы — дело рук одного и того же лица, и Маргрет Фомоз убита после половины одиннадцатого, а Присцилла — до двух часов ночи. В течение этих трех с половиной часов я…
— Остановитесь, — перебил ее Вулф. — Мы не можем тратить на это время.
— Вас это не интересует? — удивленно спросила Виола.
— Конечно нет. Если один из вас имеет неуязвимое алиби и оно проверено полицией, он может послать меня к черту и конечно же так и сделает. Но и это алиби меня все равно ни в чем бы не убедило. А теперь давайте рассмотрим, как было совершено преступление.
Миссис Фомоз подстерегли на улице вечером, затащили в вестибюль, задушили и взяли ее сумочку, в которой были ключи от квартиры Присциллы Идз. Воспользовавшись ими, убийца проник в ее квартиру, устроил там засаду и, как только она вошла, ударил ее чем-то, а потом задушил. Глядя на вас, мисс Дьюди, я бы счел крайне сомнительной возможность совершения лично вами этих преступлений. Но я допускаю, что вы могли им содействовать. Сколько вам могли бы заплатить за это? Десять тысяч, двадцать? Нет, я оставляю ваше алиби или отсутствие его на усмотрение полиции.
Меня больше интересуют мотивы преступления, а они не нуждаются в дальнейших расследованиях. Они заявляют сами о себе. Убийца мог быть подкуплен. Игра была такой крупной, что ее стоило тщательно спланировать и не жалеть средств. Я не собираюсь расставлять вам западню, а предоставляю вам самой высказаться.
Скажите, как мистер Холмер и мистер Брукер ладили с мисс О'Нейл?
Этот вопрос вызвал некоторое смущение. Брукер, развалившийся в кресле, дернулся и привстал. Питкин издал такой звук, словно собирался захихикать, но тут же подавил его. Челюсть Холмера отвисла. Мисс Дьюди сохранила полнейшее самообладание.
— Я просто не знаю, — ответила она.
— Вы сказали Гудвину, что Присцилла Идз, собираясь взять дело под свой контроль, уволила бы мисс О'Нейл.
— Неужели? Ну, теперь она не потеряет ее.
— Вы также сказали, что она натравливала мистера Холмера и мистера Брукера друг на друга. Есть ли связь между этим фактом и убийством?
— Да никакой, насколько мне известно.
— Нет, связь должна обязательно быть. Гудвин сказал тогда, что он расследует убийство, и вы добровольно дали ему эту информацию. Вы же слишком умны для того, чтобы просто так болтать о ничего не значащих вещах. Так какая же связь?
Мисс Дьюди улыбнулась немного принужденно:
— То есть, говоря откровенно, вы приперли меня к стенке. Вы предполагаете, что я имела тайные намерения если не обвинить этих мужчин в убийстве ради выгоды, то допустить, что они сделали это, ослепленные страстью? Вы это имеете в виду? И именно это я сболтнула в тот день мистеру Гудвину? Неужели такое на меня похоже?
— Этого я сказать не могу. — Вулф резко переменил тему: — Когда в последний раз вы видели мисс Идз?
— Неделю назад. В прошлый четверг, в офисе.
— В «Софтдауне»?
— Да.
— О чем шел разговор? Расскажите об этом.
Она заколебалась. Открыла рот, снова его закрыла и какое-то время оставалась в нерешительности. Потом заговорила:
Честно говоря, мы действовали тогда как идиоты. Эти четверо мужчин и я обсуждали события четверга. Совещание прервало появление вашего человека, мистера Гудвина. Мы решили рассказать об этом разговоре в четверг. Мы знали, что вопрос этот все равно возникнет в ходе расследования. Пожалуй, впервые я вела себя как законченная дура. Мисс О'Нейл тоже принимала участие в том обсуждении, поскольку она была в курсе событий. Но так как она совершенно безмозгла, то полицейским не потребовалось и десяти минут, чтобы ее запугать. Они узнали от нее все, что произошло в четверг. Поэтому теперь я считаю себя вправе рассказать обо всем. Вы хотите получить полный отчет?
— Да.
— Присцилла приехала в нижнюю часть города, и мы с ней позавтракали вместе. Она сказала, что накануне разговаривала с Сарой Джеффи. Но та отказалась от должности директора и даже не захотела прийти на совещание акционеров, которое мы планировали провести 1 июля. Мы с Присциллой обсудили возможные кандидатуры на должность пятого директора. После ленча она вернулась со мной в офис.
Обычно она приходила туда всегда, когда возникала напряженная обстановка, а в тот раз дело приняло более крутой оборот, чем обычно.
Меня не было в комнате, когда между Присциллой и мисс О'Нейл возникла ссора, так что я не знаю, с чего она началась. Но конец я застала.
Присцилла велела ей оставить офис и никогда туда больше не возвращаться. Мисс О'Нейл заявила, что никуда не уйдет. Такое уже случалось и раньше.
Присцилла была в ярости. Она позвонила Холмеру в его кабинет и попросила прийти. Когда тот вошел, она заявила ему и Брукеру, что решила переизбрать совет директоров и сделать меня президентом. Они вызвали Квеста и Питкина и вчетвером три часа пытались убедить ее в том, что с таким президентом, как я, дело быстро придет к гибели. Но я не думаю, что они преуспели в своих намерениях. Когда она уходила, то зашла в мою комнату и сказала, что до вступления ее в права осталось только одиннадцать дней и она уезжает на уик-энд. Мы пожали друг другу руки. Вот тогда-то я и видела ее в последний раз.
— Итак, Присцилла не изменила своего намерения сделать вас президентом?
— Да. Я в этом уверена.
— Вам известно о том, что она приходила сюда в понедельник и провела здесь несколько часов?
— Известно.
— Вы знали, зачем она приходила?
— Нет, могла предполагать, и только.
— Я не спрашиваю вас, от кого и какие вы слышали предположения. Мне очень хорошо известно, что побудило ваших коллег прийти сюда. Это угроза миссис Джеффи начать действия в суде. А вы, кроме того, надеялись еще и узнать, зачем миссис Идз приходила ко мне. Боюсь, что мне придется вас разочаровать. Я уже дал об этом полный отчет полиции, равно как и Гудвин, и если она не считает нужным распространяться об этом, то и я тоже не считаю это необходимым. Но еще один вопрос: знаете ли вы, почему Присцилла Идз искала в понедельник уединения? Была ли она обеспокоена или напугана кем-то?
— В понедельник?
— Да.
— Не знаю. Мне об этом ничего неизвестно, но я могу предполагать…
— Послушаем ваши предположения.
— Перри Холмер договорился о встрече с ней у нее на квартире в понедельник вечером. Я узнала об этом только вчера. Я видела, что все эти мужчины находились в растерянности и провели несколько часов в офисе, просматривая отчеты прошлых лет и составляя различные справки. Я решила тогда, что они, возможно, собирают доказательства моей некомпетентности, чтобы продемонстрировать их Присцилле. Я думаю, что Холмер хотел представить ей эти документы и убедить Присциллу, что мне нельзя доверять.
Если она решила искать какого-то убежища, то только лишь потому, чтобы ей не докучали, особенно Холмер. Она страшно устала от них.
— И особенно Холмер?
— Да, потому что на его карту было поставлено больше всего. Все остальные могли бы оставаться на своих местах и получать хорошее жалованье после прихода Присциллы. Но Холмер почти не имеет отношения к деловым операциям и не является служащим корпорации. Он получает свои сорок тысяч как адвокат фирмы. Зарабатывал же он, возможно, только десятую часть этих денег, если вообще имел на них какое-либо право. И я очень сомневаюсь, чтобы после 30 июня он вообще что-нибудь получил…
— Это неправда, и вы об этом знаете, — перебил ее Холмер. — Подобное заявление ни на чем не основано!
— У вас еще будет возможность высказаться, — сказал Вулф.
— О, он может воспользоваться ею уже и сейчас. — Голос мисс Дьюди был полон презрения. — Это все, что я хотела сказать… Может быть, у вас есть еще вопросы?
— Нет. Итак, мистер Холмер, прошу вас.
Эрик Хаф неожиданно вежливо попросил разрешения ненадолго прервать беседу. Он захотел наполнить свой бокал, и все остальные с удовольствием последовали его примеру.
Хаф, возможно, решил, что его пригласили сюда составить компанию Саре Джеффи, но я был слишком занят, чтобы негодовать на него.
Вулф, выпив свое пиво, обратился к Холмеру:
— Итак, угодно ли вам высказаться, сэр?
Глава 11
Судя по поведению Перри Холмера, он никак не мог поверить, что попал в такое затруднительное положение. Для него, старого сотрудника уолл-стритской фирмы, сидеть на виду у всех в красном кожаном кресле и пытаться убедить частного детектива по имени Ниро Вулф в том, что он не убийца, было невыносимо. И все же ему приходилось это переносить. Его ораторский баритон продолжал звучать довольно высокомерно:
— Очевиден тот факт, что мисс Дьюди совершенно необъективна и руководствуется враждебным к нам отношением. Она ведь не может подтвердить ничем свое заявление о том, что после 30 июня мой доход от корпорации был бы сведен к нулю. Присцилла Идз не могла внять столь безответственным советам.
Он вынул из кармана бумагу и развернул ее:
— Как вам известно, я, придя в квартиру мисс Идз в понедельник вечером на условленную встречу, нашел записку, которую она мне оставила. Оригинал находится в полиции — это копия. Записка гласит:
«Дорогой Перри! Надеюсь, вы не будете на меня слишком сердиться за то, что я вас так подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Я просто хочу побыть одна там, где я сейчас есть. Я сомневаюсь, что вы хоть что-нибудь услышите обо мне до 30 июня, но после этой даты узнаете все обязательно. Пожалуйста, не волнуйтесь и не пытайтесь меня найти.
Любящая Прис».
Он сложил бумагу и убрал ее в карман.
— По-моему, тон и содержание этой записки не указывают на то, что мисс Идз решила ответить за многие годы бескорыстного служения ее интересам способом, изложенным мисс Дьюди. Она не была глупой или неблагодарной. Я не собираюсь давать отчет о суммах, заплаченных мне корпорацией, скажу только, что все выплачивалось в соответствии с оказанными услугами.
Дело ни в коем случае не ограничивалось лишь производством и продажей полотенец, как насмешливо намекнула мисс Дьюди. Наши общие интересы с Присциллой требовали постоянного квалифицированного труда. Тем не менее, если бы даже мисс Идз и решила действовать так, как предполагает мисс Дьюди, все равно все это не выглядело бы таким трагичным.
Мой доход от адвокатской практики, не считая гонораров «Софтдауна», вполне покрывает мои нужды.
Но, находясь даже в отчаянном положении, я все равно не пошел бы на убийство. Мысль о том, что у человека моего воспитания и темперамента может зародиться желание совершить подобный поступок и подвергнуть себя такому страшному риску, противна любой теории поведения человека. Это все. — Он плотно сжал губы.
— Далеко не все, — заметил Вулф. — Вы слишком многое оставили в стороне. Если у вас даже не возникало мысли о том, что вас могут вывести из игры, почему же вы тогда предлагали мне пять тысяч долларов за то, чтобы я нашел мисс Идз в течение четырех дней, и обещали удвоить сумму, если я приведу ее к вам, как вы выразились, «живой и невредимой».
— Я уже все объяснил вам. Я считал, что она могла уехать в Венесуэлу повидаться с бывшим мужем, и хотел остановить ее раньше, чем она успеет с ним связаться.
Я получил от него письмо с претензиями на половину ее собственности. Она была им крайне обеспокоена. Так что я боялся, как бы она не наделала глупостей. То, что я использовал речевой штамп «живой и невредимой», совершенно не имеет значения. Я сказал вам, что первое, что необходимо сделать, — проверить списки всех пассажиров, летящих в Венесуэлу. А вы, как оказалось, прятали ее в своем доме и скрыли это от меня. И после того, как я ушел, послали на смерть.
Вулф спокойно спросил:
— Значит, вы согласны с тем, что документ, которым размахивал мистер Хаф, — подлинный? С тем, что он подписан его женой?
— Нет.
— Но она-то, конечно, знала, подписывала она его или нет. Если нет, если он поддельный, зачем же ей нужно было бы лететь в Венесуэлу?
— Она временами была слишком невоздержанна.
Вулф покачал головой:
— Так у нас с вами ничего не выйдет, мистер Холмер. Давайте поставим все точки над «i». Вы показали мисс Идз письмо от мистера Хафа и фотокопию документа. Что она сказала? Согласилась с тем, что подписала его, или отрицала это?
— Я воздержусь от ответа на этот вопрос.
— Я сомневаюсь в том, чтобы ваше умалчивание способствовало продвижению дела, — сухо заметил Вулф. — Теперь, когда вы знаете о том, что мисс Идз не улетела в Венесуэлу, я могу вас заверить: она и не намеревалась это делать. Как вы объясните ее бегство из дома и нежелание встречаться с вами? И просьбу Присциллы не пытаться искать ее?
— Я не могу объяснить все ее поступки.
— А может быть, вы все же попытаетесь?
— Какие еще вам нужны разъяснения? Что я могу добавить к тому, что вам уже известно? Она знала, что я приду вечером с документами, подтверждающими полную некомпетентность в делах корпорации мисс Дьюди… Я сказал ей об этом по телефону утром.
Я считаю вполне вероятным тот факт, что она уже к тому времени поняла, что ей придется отказаться от мысли поставить мисс Дьюди во главе корпорации.
Поэтому она и не захотела встречаться со мной, желая уйти от очевидных фактов. Она знала и о том, что мисс Дьюди не даст ей ни минуты покоя в течение оставшейся недели.
— Какой же вы чудовищный лжец, Перри, — сказала Виола Дьюди своим четким, приятным голосом.
Он посмотрел на нее. И тут я впервые увидел его подлинное лицо! Я без труда перехватил его взгляд, злой и мстительный, поскольку она сидела точно по прямой между ним и мной. Холмер утверждал, что человек его воспитания и темперамента не может совершить убийство. Но его откровенный взгляд говорил как раз о другом. О том, что этот человек мог, не задумываясь, накинуть веревку на шею и затянуть ее. Но он моментально погасил эту злобную вспышку и снова повернулся к Вулфу:
— Думаю, что я все же мог бы объяснить ее записку ко мне. Но не хочу этого делать, поскольку она разговаривала и с вами, а мне неизвестно, что говорила вам она.
— Может быть, что-то было связано с мисс О'Нейл?
— Оставьте ее.
— Нет, почему же. Она, может быть, и не причастна к делу, но я должен все о ней знать. Какова была ее игра? Находилась ли она в интимных отношениях и с мистером Брукером, и с вами или ни с одним из вас?
Что ее интересовало: развлечения, деньги, мужчины?
Челюсть Холмера пришла в движение. Она выступила вперед и сделалась похожей на бульдожью.
— Было бы глупо подчиняться подобным требованиям. Если в полиции это неизбежно, то отвечать вам абсурдно. И выслушивать ваши невежественные и гнусные инсинуации относительно молодой женщины, трогать которую вы не имеете права. В своей невинности и скромности она так далека от всей этой развращенности, которую вы ей приписываете! Нет! Я был глуп, что согласился на эту встречу!
Я смотрел на него, вытаращив глаза, и едва верил своим ушам. Нельзя сказать, что проявление добрых чувств к хорошо сложенной хапуге со стороны уолл-стритского адвоката было чем-то неслыханным, но слышать, как он несет подобный вздор, было поистине чудовищным. Подобные мужчины представляют собой угрозу здоровым и нормальным отношениям между полами.
Послушав, как Холмер несет вздор о такой птичке, как Дафни О'Нейл, я позднее спрашивал себя, неужели из моих уст когда-нибудь раздавалось иное обращение к молодой женщине, чем вызывающая, бессмысленная болтовня.
Вулф сказал:
— Насколько я понимаю, вы закончили, мистер Холмер?
— Да.
Вулф повернулся к Брукеру:
— Вы — мистер Брукер?
Брукер был тем, на кого я ставил. Случается иногда, что группа людей, находящихся под следствием, довольно однообразна, но это бывает не часто. При всех условиях у следователя, как правило, появляется фаворит. Для меня этим фаворитом был Джей Л. Брукер, президент корпорации. Я не знаю почему, может быть, из-за его худого лица и тонкого длинного носа.
Это лицо напоминало мне одну пташку, на которую я работал во время летних каникул в Огайо, в бытность мою студентом. Брукер был единственный из присутствующих, проглотивший три порции спиртного, и я заметил, что, когда он подносил бокал к губам, руки его дрожали.
— Я хотел бы сказать… — начал он, но это его вступление прозвучало не слишком внушительно. Тогда он прочистил горло и продолжил: — …Я хотел бы сказать, мистер Вулф, что я считаю действия миссис Джеффи справедливыми. Мое мнение таково: акции должны находиться под контролем до тех пор, пока не будет пролит свет на обстоятельства смерти миссис Идз. Но остальные акционеры возражают. Они приводят следующие доводы: убийства раскрываются месяцами, даже годами, а иногда и вообще не раскрываются. Мне приходится допустить, что их позиция вполне обоснованна, так же как позиция миссис Джеффи. Так что самым лучшим было бы достичь компромисса. Ваша заинтересованность этим делом меня совершенно не обижает. Я высоко ценю ваше содействие.
Вулф покачал головой:
— Вы только зря тратите время, сэр. Я ведь не следователь и не торговец. Я охочусь за убийцей. Я не знаю, вы это или кто другой, но в отношении себя — вы знаете. И я прошу вас говорить именно об этом.
— Я был бы рад, если бы знал нечто такое, что могло бы помочь вам добраться до истины. Но я всего лишь уступчивый бизнесмен. В моей особе нет ничего захватывающего и эффектного. Когда-то я, робкий молодой человек, окончив колледж, пришел в «Софтдаун»…
— Если вы считаете, что это имеет отношение к делу… — перебил его Вулф.
— О да, сэр… — пробормотал Брукер. — В один из декабрьских дней миссис Идз пришла в офис навестить мужа и привела с собой Присциллу, свою очаровательную пятилетнюю дочурку. Пока ее мать поднималась наверх, в кабинет мужа, Присцилла оставалась внизу, разглядывая все вокруг, как это обычно делают дети.
Случилось так, что я тоже оказался там. Присцилла, подойдя ко мне, спросила, как меня зовут. Я ответил:
«Джей». Вы знаете, сэр, что она сказала?
Он явно ждал реплики Вулфа, и тот скрепя сердце сказал:
— Нет.
— Она повторила: «Джей». И добавила: «А ведь вы совсем не похожи на Блуджея[5]». Она была просто неотразима!
В то утро я занимался испытанием новой пряжи, которую мы рассчитывали пустить в ход, и нитки лежали в моем кармане. Я вытащил их, обвязал свободно вокруг шейки и сказал, что это прекрасное ожерелье, которое я дарю ей к Рождеству. Потом подвел ее к висевшему на стене зеркалу и поднял так, чтобы она могла себя видеть. — Он снова прочистил горло. — Она была в восторге, хлопала в ладоши, что-то кричала от радости. Потом за ней пришли мать и отец, мистер Натаниэль Идз. Маленькая Присцилла побежала к нему, восхищаясь своим зеленым ожерельем. И знаете, что она ему сказала?
— Нет, — снова был вынужден ответить Вулф.
— Она сказала: «Папа, посмотри, что мне подарил Джей! О, папа, ты должен задержать Джея, я хочу поговорить с ним». И меня оставили.
Это была моя первая встреча с Присциллой Идз. Вы можете представить, какие чувства я испытывал к ней с тех пор, пронеся их снова сквозь все годы, несмотря на трудности, трения и разногласия. Об этом зеленом ожерелье из ниток я уже рассказывал в полиции, и мой рассказ был проверен. И вы можете себе представить, что чувствую я теперь, зная, что меня самым серьезным образом подозревают в убийстве Присциллы Идз! — Он вытянул вперед руки, и они задрожали. — Этими руками! Теми самыми, которыми двадцать лет назад я повязал вокруг ее шейки ожерелье из ниток!
Он встал, подошел к столу с напитками и, с трудом удерживая одной рукой стакан, другой налил виски с содовой. Вернувшись к своему креслу, он одним махом прикончил половину стакана.
— Итак, сэр? — напомнил ему Вулф.
— Больше мне нечего сказать, — объявил Брукер.
— Очевиден тот факт, что мисс Дьюди совершенно необъективна и руководствуется враждебным к нам отношением. Она ведь не может подтвердить ничем свое заявление о том, что после 30 июня мой доход от корпорации был бы сведен к нулю. Присцилла Идз не могла внять столь безответственным советам.
Он вынул из кармана бумагу и развернул ее:
— Как вам известно, я, придя в квартиру мисс Идз в понедельник вечером на условленную встречу, нашел записку, которую она мне оставила. Оригинал находится в полиции — это копия. Записка гласит:
«Дорогой Перри! Надеюсь, вы не будете на меня слишком сердиться за то, что я вас так подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Я просто хочу побыть одна там, где я сейчас есть. Я сомневаюсь, что вы хоть что-нибудь услышите обо мне до 30 июня, но после этой даты узнаете все обязательно. Пожалуйста, не волнуйтесь и не пытайтесь меня найти.
Любящая Прис».
Он сложил бумагу и убрал ее в карман.
— По-моему, тон и содержание этой записки не указывают на то, что мисс Идз решила ответить за многие годы бескорыстного служения ее интересам способом, изложенным мисс Дьюди. Она не была глупой или неблагодарной. Я не собираюсь давать отчет о суммах, заплаченных мне корпорацией, скажу только, что все выплачивалось в соответствии с оказанными услугами.
Дело ни в коем случае не ограничивалось лишь производством и продажей полотенец, как насмешливо намекнула мисс Дьюди. Наши общие интересы с Присциллой требовали постоянного квалифицированного труда. Тем не менее, если бы даже мисс Идз и решила действовать так, как предполагает мисс Дьюди, все равно все это не выглядело бы таким трагичным.
Мой доход от адвокатской практики, не считая гонораров «Софтдауна», вполне покрывает мои нужды.
Но, находясь даже в отчаянном положении, я все равно не пошел бы на убийство. Мысль о том, что у человека моего воспитания и темперамента может зародиться желание совершить подобный поступок и подвергнуть себя такому страшному риску, противна любой теории поведения человека. Это все. — Он плотно сжал губы.
— Далеко не все, — заметил Вулф. — Вы слишком многое оставили в стороне. Если у вас даже не возникало мысли о том, что вас могут вывести из игры, почему же вы тогда предлагали мне пять тысяч долларов за то, чтобы я нашел мисс Идз в течение четырех дней, и обещали удвоить сумму, если я приведу ее к вам, как вы выразились, «живой и невредимой».
— Я уже все объяснил вам. Я считал, что она могла уехать в Венесуэлу повидаться с бывшим мужем, и хотел остановить ее раньше, чем она успеет с ним связаться.
Я получил от него письмо с претензиями на половину ее собственности. Она была им крайне обеспокоена. Так что я боялся, как бы она не наделала глупостей. То, что я использовал речевой штамп «живой и невредимой», совершенно не имеет значения. Я сказал вам, что первое, что необходимо сделать, — проверить списки всех пассажиров, летящих в Венесуэлу. А вы, как оказалось, прятали ее в своем доме и скрыли это от меня. И после того, как я ушел, послали на смерть.
Вулф спокойно спросил:
— Значит, вы согласны с тем, что документ, которым размахивал мистер Хаф, — подлинный? С тем, что он подписан его женой?
— Нет.
— Но она-то, конечно, знала, подписывала она его или нет. Если нет, если он поддельный, зачем же ей нужно было бы лететь в Венесуэлу?
— Она временами была слишком невоздержанна.
Вулф покачал головой:
— Так у нас с вами ничего не выйдет, мистер Холмер. Давайте поставим все точки над «i». Вы показали мисс Идз письмо от мистера Хафа и фотокопию документа. Что она сказала? Согласилась с тем, что подписала его, или отрицала это?
— Я воздержусь от ответа на этот вопрос.
— Я сомневаюсь в том, чтобы ваше умалчивание способствовало продвижению дела, — сухо заметил Вулф. — Теперь, когда вы знаете о том, что мисс Идз не улетела в Венесуэлу, я могу вас заверить: она и не намеревалась это делать. Как вы объясните ее бегство из дома и нежелание встречаться с вами? И просьбу Присциллы не пытаться искать ее?
— Я не могу объяснить все ее поступки.
— А может быть, вы все же попытаетесь?
— Какие еще вам нужны разъяснения? Что я могу добавить к тому, что вам уже известно? Она знала, что я приду вечером с документами, подтверждающими полную некомпетентность в делах корпорации мисс Дьюди… Я сказал ей об этом по телефону утром.
Я считаю вполне вероятным тот факт, что она уже к тому времени поняла, что ей придется отказаться от мысли поставить мисс Дьюди во главе корпорации.
Поэтому она и не захотела встречаться со мной, желая уйти от очевидных фактов. Она знала и о том, что мисс Дьюди не даст ей ни минуты покоя в течение оставшейся недели.
— Какой же вы чудовищный лжец, Перри, — сказала Виола Дьюди своим четким, приятным голосом.
Он посмотрел на нее. И тут я впервые увидел его подлинное лицо! Я без труда перехватил его взгляд, злой и мстительный, поскольку она сидела точно по прямой между ним и мной. Холмер утверждал, что человек его воспитания и темперамента не может совершить убийство. Но его откровенный взгляд говорил как раз о другом. О том, что этот человек мог, не задумываясь, накинуть веревку на шею и затянуть ее. Но он моментально погасил эту злобную вспышку и снова повернулся к Вулфу:
— Думаю, что я все же мог бы объяснить ее записку ко мне. Но не хочу этого делать, поскольку она разговаривала и с вами, а мне неизвестно, что говорила вам она.
— Может быть, что-то было связано с мисс О'Нейл?
— Оставьте ее.
— Нет, почему же. Она, может быть, и не причастна к делу, но я должен все о ней знать. Какова была ее игра? Находилась ли она в интимных отношениях и с мистером Брукером, и с вами или ни с одним из вас?
Что ее интересовало: развлечения, деньги, мужчины?
Челюсть Холмера пришла в движение. Она выступила вперед и сделалась похожей на бульдожью.
— Было бы глупо подчиняться подобным требованиям. Если в полиции это неизбежно, то отвечать вам абсурдно. И выслушивать ваши невежественные и гнусные инсинуации относительно молодой женщины, трогать которую вы не имеете права. В своей невинности и скромности она так далека от всей этой развращенности, которую вы ей приписываете! Нет! Я был глуп, что согласился на эту встречу!
Я смотрел на него, вытаращив глаза, и едва верил своим ушам. Нельзя сказать, что проявление добрых чувств к хорошо сложенной хапуге со стороны уолл-стритского адвоката было чем-то неслыханным, но слышать, как он несет подобный вздор, было поистине чудовищным. Подобные мужчины представляют собой угрозу здоровым и нормальным отношениям между полами.
Послушав, как Холмер несет вздор о такой птичке, как Дафни О'Нейл, я позднее спрашивал себя, неужели из моих уст когда-нибудь раздавалось иное обращение к молодой женщине, чем вызывающая, бессмысленная болтовня.
Вулф сказал:
— Насколько я понимаю, вы закончили, мистер Холмер?
— Да.
Вулф повернулся к Брукеру:
— Вы — мистер Брукер?
Брукер был тем, на кого я ставил. Случается иногда, что группа людей, находящихся под следствием, довольно однообразна, но это бывает не часто. При всех условиях у следователя, как правило, появляется фаворит. Для меня этим фаворитом был Джей Л. Брукер, президент корпорации. Я не знаю почему, может быть, из-за его худого лица и тонкого длинного носа.
Это лицо напоминало мне одну пташку, на которую я работал во время летних каникул в Огайо, в бытность мою студентом. Брукер был единственный из присутствующих, проглотивший три порции спиртного, и я заметил, что, когда он подносил бокал к губам, руки его дрожали.
— Я хотел бы сказать… — начал он, но это его вступление прозвучало не слишком внушительно. Тогда он прочистил горло и продолжил: — …Я хотел бы сказать, мистер Вулф, что я считаю действия миссис Джеффи справедливыми. Мое мнение таково: акции должны находиться под контролем до тех пор, пока не будет пролит свет на обстоятельства смерти миссис Идз. Но остальные акционеры возражают. Они приводят следующие доводы: убийства раскрываются месяцами, даже годами, а иногда и вообще не раскрываются. Мне приходится допустить, что их позиция вполне обоснованна, так же как позиция миссис Джеффи. Так что самым лучшим было бы достичь компромисса. Ваша заинтересованность этим делом меня совершенно не обижает. Я высоко ценю ваше содействие.
Вулф покачал головой:
— Вы только зря тратите время, сэр. Я ведь не следователь и не торговец. Я охочусь за убийцей. Я не знаю, вы это или кто другой, но в отношении себя — вы знаете. И я прошу вас говорить именно об этом.
— Я был бы рад, если бы знал нечто такое, что могло бы помочь вам добраться до истины. Но я всего лишь уступчивый бизнесмен. В моей особе нет ничего захватывающего и эффектного. Когда-то я, робкий молодой человек, окончив колледж, пришел в «Софтдаун»…
— Если вы считаете, что это имеет отношение к делу… — перебил его Вулф.
— О да, сэр… — пробормотал Брукер. — В один из декабрьских дней миссис Идз пришла в офис навестить мужа и привела с собой Присциллу, свою очаровательную пятилетнюю дочурку. Пока ее мать поднималась наверх, в кабинет мужа, Присцилла оставалась внизу, разглядывая все вокруг, как это обычно делают дети.
Случилось так, что я тоже оказался там. Присцилла, подойдя ко мне, спросила, как меня зовут. Я ответил:
«Джей». Вы знаете, сэр, что она сказала?
Он явно ждал реплики Вулфа, и тот скрепя сердце сказал:
— Нет.
— Она повторила: «Джей». И добавила: «А ведь вы совсем не похожи на Блуджея[5]». Она была просто неотразима!
В то утро я занимался испытанием новой пряжи, которую мы рассчитывали пустить в ход, и нитки лежали в моем кармане. Я вытащил их, обвязал свободно вокруг шейки и сказал, что это прекрасное ожерелье, которое я дарю ей к Рождеству. Потом подвел ее к висевшему на стене зеркалу и поднял так, чтобы она могла себя видеть. — Он снова прочистил горло. — Она была в восторге, хлопала в ладоши, что-то кричала от радости. Потом за ней пришли мать и отец, мистер Натаниэль Идз. Маленькая Присцилла побежала к нему, восхищаясь своим зеленым ожерельем. И знаете, что она ему сказала?
— Нет, — снова был вынужден ответить Вулф.
— Она сказала: «Папа, посмотри, что мне подарил Джей! О, папа, ты должен задержать Джея, я хочу поговорить с ним». И меня оставили.
Это была моя первая встреча с Присциллой Идз. Вы можете представить, какие чувства я испытывал к ней с тех пор, пронеся их снова сквозь все годы, несмотря на трудности, трения и разногласия. Об этом зеленом ожерелье из ниток я уже рассказывал в полиции, и мой рассказ был проверен. И вы можете себе представить, что чувствую я теперь, зная, что меня самым серьезным образом подозревают в убийстве Присциллы Идз! — Он вытянул вперед руки, и они задрожали. — Этими руками! Теми самыми, которыми двадцать лет назад я повязал вокруг ее шейки ожерелье из ниток!
Он встал, подошел к столу с напитками и, с трудом удерживая одной рукой стакан, другой налил виски с содовой. Вернувшись к своему креслу, он одним махом прикончил половину стакана.
— Итак, сэр? — напомнил ему Вулф.
— Больше мне нечего сказать, — объявил Брукер.