— Позже, — мрачно сказал Вулф. — Прежде всего изложите ваши соображения.
Я знал, что Вулф просматривает документы только в тех случаях, когда собирается взяться за дело и к этому его вынуждают обстоятельства.
— Конечно, конечно. — Ирби явно пытался угодить моему патрону. — Один из документов — фотокопия письма, всего одного письма, написанного в Кахамарке 12 августа 1946 года, подписанного Присциллой Идз, Хафом и свидетельницей Маргрет Казелли. Таково было девичье имя Маргрет Фомоз, убитой в понедельник ночью. В этом письме Присцилла Идз передавала своему мужу, Эрику Хафу, право на владение половиной собственности, которая принадлежит или будет принадлежать ей в будущем.
— Еще что-нибудь важное? — спросил Вулф.
— Э… как будто… ничего особенного.
— Тогда все вами сказанное в высшей степени туманно.
— Возможно. Я понимаю, что все это нужно привести в надлежащий вид, но сам факт наличия такого письма, несомненно, подтверждает права мистера Хафа.
— Я не законник, мистер Ирби.
— Я это хорошо знаю, мистер Вулф. Я и пришел к вам совсем не ради соблюдения законов, а для того, чтобы изложить факты. Согласно сообщению утренних номеров «Тайме» и других газет, мисс Идз, бывшая миссис Хаф, была в вашем доме в понедельник вечером и мистер Перри Холмер, управляющий ее имуществом, тоже был здесь в этот же день. Я был бы вам глубоко признателен, если бы вы сказали мне, имело ли место в ходе ваших с ним бесед какое-либо упоминание об этом документе? О письме, подписанном Присциллой Хаф и свидетельницей Казелли Маргрет?
Вулф шевельнулся в своем кресле. Не убирая локти с подлокотника, он поднес руку к нижней губе и провел по ней пальцем.
— Было бы лучше, если бы вы подробнее изложили мне суть дела, — сказал он, не отвечая на вопрос; заданный адвокатом. — Почему мистер Хаф так долго ждал, прежде чем заявить о своих правах?
— Бланко сообщил мне и об этом. Но с моей стороны было бы, пожалуй, нечестно пользоваться привилегией личных контактов, поэтому я не смогу вам ответить. Я знаю лишь, что Хаф впервые увиделся с Бланко только месяц назад. Он показал ему документ и посоветовался относительно формы, в которую необходимо облечь свое требование. Он хотел предъявить иск сразу же после 30 июня.
Бланко связался со мной по телефону, и я взялся за проверку завещания отца Присциллы, которое зарегистрировано надлежащим образом.
Получив на руки документы и устные разъяснения, предоставленные Хафом, Бланко посоветовал последнему не ждать 30 июня, когда состояние полностью отойдет к Присцилле Идз, а немедленно уведомить о своих претензиях опекуна мисс Идз, Перри Холмера. Настаивать на половине состояния, которое должно перейти к Присцилле, а также предупредить Холмера о том, что, в случае отказа выполнить законные требования, вся ответственность падет на опекуна.
Ирби приподнял и снова опустил свои плечи. Потом продолжил:
— Для Венесуэлы этот совет, может быть, и не плох, но будут ли эти требования иметь силу здесь — вот этого я не знаю. Во всяком случае, Хаф последовал совету Бланко, подписал письмо и отправил его Холмеру, а копию — Присцилле. Я тоже получил ее, фотокопии основных документов и полнейший отчет о сложившейся ситуации. Я имею также инструкции от Бланко, согласно которым мне следует удерживать Холмера от передачи состояния и имущества в руки Присциллы.
Я сам немного знаком с законами, но не смог найти такого, который подсказал бы, как это все можно осуществить. Хотя требования Хафа и имеют под собой юридическую основу, но…
— Я не сомневаюсь в ваших словах, мистер Ирби, — перебил его Вулф.
— Но Бланко сообщил мне, что не получил ответа от Холмера. Мне долго не удавалось встретиться с Холмером. Но в конце концов я добился от него свидания.
Это произошло на прошлой неделе, во вторник.
Я имел с ним долгий разговор, но он не привел ни к каким положительным результатам. Холмер не высказал своей позиции, и я не смог добиться от него никаких результатов. Я решил, что при сложившихся обстоятельствах с моей стороны было бы неэтичным не встретиться с Присциллой Идз. Я уже звонил ей и спрашивал, является ли Холмер ее личным адвокатом, но и она не сказала мне ничего определенного. Присцилла наотрез отказывалась со мной встретиться.
С большим трудом я убедил ее. Встреча была назначена на пятницу в ее квартире. Она допускала, что подписала подобный документ по доброй воле, но потом изменила свое решение и просила Хафа вернуть его ей.
Однако Хаф отказался выполнить ее просьбу.
По словам Присциллы, она предложила бывшему мужу сто тысяч долларов наличными в обмен на документ, обещав немедленно перевести деньги. Если он откажется, сказала Присцилла, то не получит ничего вообще.
Я позвонил в Каракас Бланко и информировал об этой беседе.
До 30 июня оставалось только десять дней. Нельзя было терять ни минуты. Но тут все пошло прахом.
Бланко отнесся к предложению Присциллы отрицательно и даже не пожелал его обсуждать. Холмер и Присцилла уехали на уик-энд, и я не мог с ними связаться.
В понедельник утром я начал все сначала, но ни одного из них мне не удалось найти, и я оставил все попытки.
Во вторник утром в газетах появилось сообщение об убийстве Присциллы Идз.
Тут он, как бы в мольбе, простер руки:
— Подумать только!
Вулф кивнул:
— Да, действительно, ваше положение не из лучших!
— Просто безнадежное, — подтвердил адвокат и продолжал: — Не стоило и тратить девять долларов на разговор с Каракасом. Откровенно говоря, вполне может статься, что я не получу никакой компенсации за все издержки. Я все время искал контакта с Холмером, но безуспешно. Наконец я поймал его по телефону, и знаете, что он мне сказал? Он сейчас вообще берет под сомнение сам документ! Он отрицает тот факт, что она его подписала! Он даже намекнул на то, чтобы мой клиент и не вспоминал об этом документе. И отрицает, что в прошлую пятницу Присцилла Идз подтвердила мне его подлинность и собственноручную подпись.
Я снова позвонил Бланко в Каракас. Я посоветовал ему отправить Эрика Хафа в Нью-Йорк первым же самолетом и передать с ним оригинал документа. А потом решил повидать вас.
Может быть, миллионы и были когда-то поставлены на карту, но в общем-то еще неизвестно, есть ли они сейчас. Впрочем, даже если не принимать в расчет акций «Софтдауна», состояние Присциллы Идз весьма значительно. Да и акции представляют большую ценность. Если право на них переходит пяти лицам, то документ Хафа может стать для них грозным оружием, так как ставит под сомнение их незаинтересованность в смерти Присциллы Идз.
Мне пришла в голову мысль о том, что вы, возможно, сможете подтвердить подлинность документа. В тот день она приходила к вам для консультации и провела у вас несколько часов. О документе, безусловно, упоминалось, и, конечно, она созналась в том, что подписала его.
Холмер был здесь в тот же вечер и скорее всего также упоминал о нем. Если мистер Гудвин присутствовал при этом и может все подтвердить, то подобное заявление решит наши проблемы. В этом случае я готов сделать вам конкретное предложение — после обсуждения с Бланко по телефону.
Подобная помощь в идентификации представила бы для мистера Хафа огромную ценность и могла бы быть оценена в пять процентов от общей суммы, которую он должен получить.
Здесь наш посетитель допустил по крайней мере два серьезных просчета: во-первых, предложение строилось на принципе оплаты за подтверждение заведомой правды, что напоминало явный подкуп, или заведомой лжи, что было уж совсем противозаконно.
— Естественно, — сказал Ирби, — мне бы понадобились ваши показания, данные в письменном виде.
Заявление от каждого из вас… Я был бы рад и горд получить их. Что же касается соглашения об оплате, то тут я жду ваших предложений. Было бы, наверное, неразумно переносить его на бумагу.
О, после этих слов Вулф мог бы великолепно проявить себя, и я был уже готов, выполняя его приказ, вышвырнуть адвоката за дверь. Но, как это ни странно, Вулф не выразил никакого неудовольствия, даже, напротив, остался спокоен. Он спросил:
— Мистер Хаф приезжает в Нью-Йорк?
— Да.
— Когда?
— Завтра днем в три часа.
— Я хочу его видеть.
— Нет проблем. Я тоже этого хочу. Я привезу его сюда прямо из аэропорта. И если у меня будут письменные показания…
— Нет! Никаких показаний до тех пор, пока я не переговорю с вашим клиентом, а там увидим. — Вулф был резок. — Но только не везите его сюда прямо из аэропорта. Лучше сначала позвоните мне. Я хочу предпринять один шаг, который, уверен, вам не очень-то понравится, но на который вы, возможно, и согласитесь. Я думаю, что здесь у меня состоится встреча всех, кто имеет отношение к этому делу, то есть обеих сторон, в вашем присутствии. Я думаю назначить эту встречу на завтра здесь, в этой комнате. Я обеспечу присутствие мистера Холмера и его компаньонов.
Ирби слушал Вулфа так сосредоточенно, что его глаза превратились в узкие щелочки.
— Почему вы думаете, что мне это не понравится?
— Я по опыту знаю: все адвокаты убеждены в том, что ни один вопрос, касающийся больших денежных сумм, не может быть решен никем, кроме них самих.
Адвокат может принять без обиды и куда более едкое замечание. И этот даже глазом не моргнул, а только с достоинством покачал головой.
Такую встречу можно только приветствовать, — сказал он. — Но мне все же хотелось быть более уверенным в успехе дела. Если бы я знал, что вы и мистер Гудвин засвидетельствуете факт подлинности документа, разумеется, со слов Присциллы Идз и Холмера…
— Нет, — решительно сказал Вулф. — Сделав мне чудовищное по своей наглости предложение, вы не можете рассчитывать на проявление дружелюбия с моей стороны. Вам придется принять все как есть.
Больше ничего выжать из нас Ирби так и не смог, хотя он проявил такое упорство, что я в конце концов пересек комнату и, сунув ему в руку портфель, дал понять, что разговор окончен.
Приближалось время ужина. Когда я закрыл за посетителем входную дверь, Вулф уже выходил из кабинета, направляясь в столовую.
— Ну, теперь ты доволен? — рявкнул он.
— Нет, сэр, — вежливо ответил я. — И думаю, вы со мной согласитесь.
Я знал, что Вулф просматривает документы только в тех случаях, когда собирается взяться за дело и к этому его вынуждают обстоятельства.
— Конечно, конечно. — Ирби явно пытался угодить моему патрону. — Один из документов — фотокопия письма, всего одного письма, написанного в Кахамарке 12 августа 1946 года, подписанного Присциллой Идз, Хафом и свидетельницей Маргрет Казелли. Таково было девичье имя Маргрет Фомоз, убитой в понедельник ночью. В этом письме Присцилла Идз передавала своему мужу, Эрику Хафу, право на владение половиной собственности, которая принадлежит или будет принадлежать ей в будущем.
— Еще что-нибудь важное? — спросил Вулф.
— Э… как будто… ничего особенного.
— Тогда все вами сказанное в высшей степени туманно.
— Возможно. Я понимаю, что все это нужно привести в надлежащий вид, но сам факт наличия такого письма, несомненно, подтверждает права мистера Хафа.
— Я не законник, мистер Ирби.
— Я это хорошо знаю, мистер Вулф. Я и пришел к вам совсем не ради соблюдения законов, а для того, чтобы изложить факты. Согласно сообщению утренних номеров «Тайме» и других газет, мисс Идз, бывшая миссис Хаф, была в вашем доме в понедельник вечером и мистер Перри Холмер, управляющий ее имуществом, тоже был здесь в этот же день. Я был бы вам глубоко признателен, если бы вы сказали мне, имело ли место в ходе ваших с ним бесед какое-либо упоминание об этом документе? О письме, подписанном Присциллой Хаф и свидетельницей Казелли Маргрет?
Вулф шевельнулся в своем кресле. Не убирая локти с подлокотника, он поднес руку к нижней губе и провел по ней пальцем.
— Было бы лучше, если бы вы подробнее изложили мне суть дела, — сказал он, не отвечая на вопрос; заданный адвокатом. — Почему мистер Хаф так долго ждал, прежде чем заявить о своих правах?
— Бланко сообщил мне и об этом. Но с моей стороны было бы, пожалуй, нечестно пользоваться привилегией личных контактов, поэтому я не смогу вам ответить. Я знаю лишь, что Хаф впервые увиделся с Бланко только месяц назад. Он показал ему документ и посоветовался относительно формы, в которую необходимо облечь свое требование. Он хотел предъявить иск сразу же после 30 июня.
Бланко связался со мной по телефону, и я взялся за проверку завещания отца Присциллы, которое зарегистрировано надлежащим образом.
Получив на руки документы и устные разъяснения, предоставленные Хафом, Бланко посоветовал последнему не ждать 30 июня, когда состояние полностью отойдет к Присцилле Идз, а немедленно уведомить о своих претензиях опекуна мисс Идз, Перри Холмера. Настаивать на половине состояния, которое должно перейти к Присцилле, а также предупредить Холмера о том, что, в случае отказа выполнить законные требования, вся ответственность падет на опекуна.
Ирби приподнял и снова опустил свои плечи. Потом продолжил:
— Для Венесуэлы этот совет, может быть, и не плох, но будут ли эти требования иметь силу здесь — вот этого я не знаю. Во всяком случае, Хаф последовал совету Бланко, подписал письмо и отправил его Холмеру, а копию — Присцилле. Я тоже получил ее, фотокопии основных документов и полнейший отчет о сложившейся ситуации. Я имею также инструкции от Бланко, согласно которым мне следует удерживать Холмера от передачи состояния и имущества в руки Присциллы.
Я сам немного знаком с законами, но не смог найти такого, который подсказал бы, как это все можно осуществить. Хотя требования Хафа и имеют под собой юридическую основу, но…
— Я не сомневаюсь в ваших словах, мистер Ирби, — перебил его Вулф.
— Но Бланко сообщил мне, что не получил ответа от Холмера. Мне долго не удавалось встретиться с Холмером. Но в конце концов я добился от него свидания.
Это произошло на прошлой неделе, во вторник.
Я имел с ним долгий разговор, но он не привел ни к каким положительным результатам. Холмер не высказал своей позиции, и я не смог добиться от него никаких результатов. Я решил, что при сложившихся обстоятельствах с моей стороны было бы неэтичным не встретиться с Присциллой Идз. Я уже звонил ей и спрашивал, является ли Холмер ее личным адвокатом, но и она не сказала мне ничего определенного. Присцилла наотрез отказывалась со мной встретиться.
С большим трудом я убедил ее. Встреча была назначена на пятницу в ее квартире. Она допускала, что подписала подобный документ по доброй воле, но потом изменила свое решение и просила Хафа вернуть его ей.
Однако Хаф отказался выполнить ее просьбу.
По словам Присциллы, она предложила бывшему мужу сто тысяч долларов наличными в обмен на документ, обещав немедленно перевести деньги. Если он откажется, сказала Присцилла, то не получит ничего вообще.
Я позвонил в Каракас Бланко и информировал об этой беседе.
До 30 июня оставалось только десять дней. Нельзя было терять ни минуты. Но тут все пошло прахом.
Бланко отнесся к предложению Присциллы отрицательно и даже не пожелал его обсуждать. Холмер и Присцилла уехали на уик-энд, и я не мог с ними связаться.
В понедельник утром я начал все сначала, но ни одного из них мне не удалось найти, и я оставил все попытки.
Во вторник утром в газетах появилось сообщение об убийстве Присциллы Идз.
Тут он, как бы в мольбе, простер руки:
— Подумать только!
Вулф кивнул:
— Да, действительно, ваше положение не из лучших!
— Просто безнадежное, — подтвердил адвокат и продолжал: — Не стоило и тратить девять долларов на разговор с Каракасом. Откровенно говоря, вполне может статься, что я не получу никакой компенсации за все издержки. Я все время искал контакта с Холмером, но безуспешно. Наконец я поймал его по телефону, и знаете, что он мне сказал? Он сейчас вообще берет под сомнение сам документ! Он отрицает тот факт, что она его подписала! Он даже намекнул на то, чтобы мой клиент и не вспоминал об этом документе. И отрицает, что в прошлую пятницу Присцилла Идз подтвердила мне его подлинность и собственноручную подпись.
Я снова позвонил Бланко в Каракас. Я посоветовал ему отправить Эрика Хафа в Нью-Йорк первым же самолетом и передать с ним оригинал документа. А потом решил повидать вас.
Может быть, миллионы и были когда-то поставлены на карту, но в общем-то еще неизвестно, есть ли они сейчас. Впрочем, даже если не принимать в расчет акций «Софтдауна», состояние Присциллы Идз весьма значительно. Да и акции представляют большую ценность. Если право на них переходит пяти лицам, то документ Хафа может стать для них грозным оружием, так как ставит под сомнение их незаинтересованность в смерти Присциллы Идз.
Мне пришла в голову мысль о том, что вы, возможно, сможете подтвердить подлинность документа. В тот день она приходила к вам для консультации и провела у вас несколько часов. О документе, безусловно, упоминалось, и, конечно, она созналась в том, что подписала его.
Холмер был здесь в тот же вечер и скорее всего также упоминал о нем. Если мистер Гудвин присутствовал при этом и может все подтвердить, то подобное заявление решит наши проблемы. В этом случае я готов сделать вам конкретное предложение — после обсуждения с Бланко по телефону.
Подобная помощь в идентификации представила бы для мистера Хафа огромную ценность и могла бы быть оценена в пять процентов от общей суммы, которую он должен получить.
Здесь наш посетитель допустил по крайней мере два серьезных просчета: во-первых, предложение строилось на принципе оплаты за подтверждение заведомой правды, что напоминало явный подкуп, или заведомой лжи, что было уж совсем противозаконно.
— Естественно, — сказал Ирби, — мне бы понадобились ваши показания, данные в письменном виде.
Заявление от каждого из вас… Я был бы рад и горд получить их. Что же касается соглашения об оплате, то тут я жду ваших предложений. Было бы, наверное, неразумно переносить его на бумагу.
О, после этих слов Вулф мог бы великолепно проявить себя, и я был уже готов, выполняя его приказ, вышвырнуть адвоката за дверь. Но, как это ни странно, Вулф не выразил никакого неудовольствия, даже, напротив, остался спокоен. Он спросил:
— Мистер Хаф приезжает в Нью-Йорк?
— Да.
— Когда?
— Завтра днем в три часа.
— Я хочу его видеть.
— Нет проблем. Я тоже этого хочу. Я привезу его сюда прямо из аэропорта. И если у меня будут письменные показания…
— Нет! Никаких показаний до тех пор, пока я не переговорю с вашим клиентом, а там увидим. — Вулф был резок. — Но только не везите его сюда прямо из аэропорта. Лучше сначала позвоните мне. Я хочу предпринять один шаг, который, уверен, вам не очень-то понравится, но на который вы, возможно, и согласитесь. Я думаю, что здесь у меня состоится встреча всех, кто имеет отношение к этому делу, то есть обеих сторон, в вашем присутствии. Я думаю назначить эту встречу на завтра здесь, в этой комнате. Я обеспечу присутствие мистера Холмера и его компаньонов.
Ирби слушал Вулфа так сосредоточенно, что его глаза превратились в узкие щелочки.
— Почему вы думаете, что мне это не понравится?
— Я по опыту знаю: все адвокаты убеждены в том, что ни один вопрос, касающийся больших денежных сумм, не может быть решен никем, кроме них самих.
Адвокат может принять без обиды и куда более едкое замечание. И этот даже глазом не моргнул, а только с достоинством покачал головой.
Такую встречу можно только приветствовать, — сказал он. — Но мне все же хотелось быть более уверенным в успехе дела. Если бы я знал, что вы и мистер Гудвин засвидетельствуете факт подлинности документа, разумеется, со слов Присциллы Идз и Холмера…
— Нет, — решительно сказал Вулф. — Сделав мне чудовищное по своей наглости предложение, вы не можете рассчитывать на проявление дружелюбия с моей стороны. Вам придется принять все как есть.
Больше ничего выжать из нас Ирби так и не смог, хотя он проявил такое упорство, что я в конце концов пересек комнату и, сунув ему в руку портфель, дал понять, что разговор окончен.
Приближалось время ужина. Когда я закрыл за посетителем входную дверь, Вулф уже выходил из кабинета, направляясь в столовую.
— Ну, теперь ты доволен? — рявкнул он.
— Нет, сэр, — вежливо ответил я. — И думаю, вы со мной согласитесь.
Глава 9
На следующее утро, в четверг, я разложил все по полочкам.
Мне нужна была какая-нибудь лазейка, а в деле Ирби ничего не просматривалось. Я готов был согласиться с тем, что в среду, после обеда, вряд ли что-нибудь придет в голову. Но вот наступило утро четверга — и тот же результат!
Я прекрасно понимал, что не имею никакого морального права заставлять Вулфа работать. В противном случае я уже давно бы бросил свои рассуждения и удалился, раздавленный очевидностью того факта, что я все равно ничего не добьюсь до одиннадцати часов, когда Вулф спустится вниз из оранжереи.
Поэтому я встал, побрился, принял душ, оделся и спустился вниз. Поздоровавшись с Фрицем, я позавтракал, прочел утреннюю газету, узнав среди прочего о том, что убийцы Присциллы Идз и Маргрет Фомоз до сих пор не найдены. И только после всего этого проследовал в кабинет Вулфа.
Там я уселся поудобнее за письменный стол и вскрыл конверты утренней почты. Пробило девять, но сверху не поступило никаких известий. Я набрал номер оранжереи по домашнему телефону и, услышав голос Вулфа, спросил:
— Вы сами пригласите людей на вечеринку или это сделать мне?
— Никто этого делать не станет до тех пор, пока мы не будем уверены в приезде мистера Хафа. — По его голосу я понял, что патрон здорово раздражен. — Но он приземлится только в три…
— Или никогда, — уныло заметил я.
Вот так обстояли дела. Одно из глубочайших убеждений Вулфа состояло в том, что любое механизированное приспособление для перевозки людей, от скутера до океанского лайнера, не может гарантировать благополучного прибытия к месту назначения. По его мнению, с уверенностью говорить об этом может только тупица.
Тут уж я с ним ничего не мог поделать.
Повесив трубку, я позвонил в «Пан-Атлантик». Диспетчер сказал, что рейс 198 ожидается по расписанию.
Когда я встал, чтобы положить разобранную мной почту на стол Вулфа, зазвонил телефон. Сняв трубку, я по заведенному ритуалу сказал:
— Контора Ниро Вулфа. Говорит Арчи Гудвин.
— Арчи Гудвин?
— Совершенно верно.
— Говорит Сара Джеффи.
Судя по голосу, так оно и было.
— Доброе утро. Я хотела знать… как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. А вы?
— Тоже неплохо. Я только что позавтракала и решила позвонить вам. За столом всего лишь одно место — мое.
— Отлично. Во время обеда всегда будет место для нового блюда.
— Но сейчас у меня к вам совсем другое дело. — Наступила пауза, потом она продолжила: — Вы взяли с собой шляпу и пальто?
— Да, взял и, ради всего святого, не говорите мне… что хотите их вернуть. Я уже избавился и от того и от другого.
— Но я и не собираюсь их возвращать. — Это прозвучало весьма убедительно. — Когда я вышла в холл после вашего ухода и увидела, что пальто и шляпа исчезли, я просто расплакалась, как ребенок. А перестав плакать, испугалась. И того, что плакала, и того, что отдала пальто и шляпу… но потом поняла, что дело не только в этом. Но никак не могла определить в чем.
Во всяком случае, через некоторое время я уже не задумывалась о причине моих слез. До меня все-таки дошло, что я очень рада исчезновению этих вещей. А ведь это вы оказали мне столь чудесную услугу. И это после того, как я так недоброжелательно отнеслась к вам. Но я надеюсь, вы понимаете, почему я так поступила. Я просто ужасная трусиха.
Вот, например, вчера днем попыталась вам позвонить. Так я три раза не могла заставить свой палец повернуть диск.
— Вы могли бы…
— Нет, прошу вас! Дайте мне договорить. Я уже не помню, когда спала так крепко. Это восхитительно! Утром я села завтракать за тот стол, где вы вчера сидели со мной, и вдруг все поняла. Я должна сделать то, о чем вы меня просили… все… во всяком случае, я готова… сделать все, что смогу. Так что расскажите мне снова, что требуется от меня.
— Но ведь я же рассказал вам вчера.
— Я знаю, но не слишком-то хорошо помню.
Я еще раз объяснил ей все подробно, но она вряд ли так же внимательно меня слушала, судя по тем вопросам, которые задала. Мне пришлось повторить ей еще.
Она сказала, что будет в конторе в одиннадцать часов.
Я предложил ей привести с собой адвоката, но она стала возражать. По ее мнению, он не одобрит ее действий, а она не желает с ним спорить.
Я продолжал настаивать, поскольку мог порекомендовать ей Натаниэля Паркера, но это мы должны были обговорить позже. Поэтому я перестал говорить об адвокате. Она предупредила меня:
— Я не считаю себя сумасбродкой, но, имейте в виду, так и осталась трусихой. То, что я решила последовать вашему совету, — из ряда вон выходящий поступок с моей стороны, и я надеюсь, вы это оцените.
Я сказал, что хорошо понимаю ее и преклоняюсь перед ее решительностью.
Этот звонок поднял мое настроение. Я сразу же поднялся в оранжерею и сообщил Вулфу, что тридцать центов, добавленные мною таксисту, не выброшены на ветер, так как я не напрасно заехал в Армию Спасения. Получив соответствующие инструкции, я вернулся в кабинет.
Необходимо было сразу же позвонить Паркеру, поскольку ему следовало знать не только имена, адреса и события, но также наши цели и планы наступления.
Но когда я переговорил с ним, то понял, что он не горел энтузиазмом. Паркер весьма недвусмысленно заявил, что, если он станет поверенным в делах миссис Джеффи, ее интересы потребуют сохранять в тайне все откровения клиентки, да и вообще все это дело весьма деликатное.
Прекрасно зная, что в случае необходимости этот человек отдал бы Вулфу свой правый глаз, я сказал ему, что, если в результате этой операции он лишится адвокатской практики, я, возможно, смогу предоставить ему другую работу — например, складывать бумажные салфетки. Я согласился с тем, что это, конечно, слабое утешение, но, предложи я ему даже блестящие перспективы, он все равно не будет доволен. Адвокаты вообще не способны воспринимать шутки, когда речь идет о лишении их адвокатской практики, так как приобретение ее стоит им слишком больших усилий и средств.
Военный совет в кабинете Вулфа, состоявшийся в одиннадцать часов, был организован на самом высоком уровне. Никто из приглашенных не высказал никаких возражений.
Миссис Джеффи опоздала на десять минут, но это не помешало мне гордиться ею, и к концу совещания я серьезно подумывал о том, чтобы называть ее по имени.
Но она вовсе не была такой простушкой, которая согласилась бы на эту роль просто из любопытства. Нужно было лишь обстоятельно объяснить ей, что мы хотим от нее и почему это так необходимо. Такая задача была в основном возложена на Паркера, поскольку она стала его клиенткой.
Паркер отнесся к нашей затее скептически. Мне на минуту даже показалось, что он вообще собирается уклониться от дела. Но, в конце концов, Паркер все же допустил, что может избегнуть юридических осложнений, не подвергая при этом угрозе свою репутацию, жизнь клиента, свободу и независимость.
Когда были оговорены все детали и передан задаток от Сары Джеффи, я взял трубку и набрал номер. Мне пришлось проявить настойчивость. Тонкий и кислый женский голос сообщил, что мистер Холмер занят, и одновременно поинтересовался, зачем он мне нужен.
— Мистер Натаниэль Паркер хотел бы поговорить с мистером Холмером, — сказал я. — Он интересуется, как скоро это будет возможно.
— Мне это неизвестно, — ответила она.
Я продолжал настаивать, действуя согласно разработанному плану, и упомянул имя миссис Джеффи. Это возымело свое действие. Через секунду Холмер был у аппарата. Я передал трубку Вулфа Паркеру, а сам взял параллельную, держа блокнот наготове.
Назвав свое имя и должность, Паркер представился как собрат Холмера по профессии и сразу же приступил к делу:
— Я готов начать действия в пользу моего клиента и звоню вам, исходя из соображений профессиональной этики. Моей клиенткой является Сара Джеффи. Полагаю, она вам известна.
— О, я знаю ее всю жизнь. О каких действиях идет речь?
Паркер был добродушен и разговаривал вполне дружелюбно:
— Возможно, мне следует объяснить вам, что миссис Джеффи направил ко мне Ниро Вулф. Это было в…
— Этот мошенник?! — Холмер пришел в неистовство. — Этот подлец!
Паркер усмехнулся, но продолжал разговор довольно терпеливо:
— Я так не считаю. Но вы, видимо, не совсем правильно меня поняли. Я сказал только, что миссис Джеффи решилась предпринять некоторые действия по совету Ниро Вулфа. И она хочет начать дело немедленно. Оно направлено против Джека Л. Брукера, Бернара Квеста, Оливера Питкина, Виолы Дьюди и Перри Холмера. Она хочет, чтобы я судебным порядком наложил запрет этим пятерым войти в данное время во владение капиталом корпорации «Софтдаун», который должен был перейти к ним согласно завещанию Натана Идза.
Она требует также отклонения всех их попыток оспаривать эти права.
— Что? — Голос Холмера звучал недоверчиво. — Можете ли вы повторить то, что сказали?
Паркер с готовностью повторил, добавив:
— Я думаю, коллега, что это новый подход к делу, причем чрезвычайно интересный. Ее идея такова, что данное постановление должно оставаться в силе до тех пор, пока в суде не будет доказана невиновность всех вышеупомянутых лиц в совершении преступления относительно Присциллы Идз.
Откровенно говоря, вначале я сомневался, согласится ли суд принять подобное постановление, но при дальнейшем размышлении пришел к выводу, что такой вариант вполне возможен. Во всяком случае, стоит попытаться, ведь миссис Джеффи, как акционер корпорации, является, безусловно, заинтересованным лицом.
Я дал ей свое согласие вести дело и приступаю к нему немедленно.
Он замолчал на несколько секунд.
В трубке раздался голос Холмера:
— Такое решение вашей клиентки никак нельзя назвать благожелательным. Определенно, действия миссис Джеффи инспирированы Ниро Вулфом. Я намерен переговорить с миссис Джеффи.
— Не думаю, что это вам поможет. — Голос Паркера зазвучал несколько прохладнее. — Как адвокат миссис Джеффи, я посоветовал ей не обсуждать это дело с кем бы то ни было, конечно кроме Ниро Вулфа, если у нее появится такая необходимость. Сейчас она здесь со мной, в кабинете Ниро Вулфа. И, как я уже сказал, я звоню вам лишь исходя из профессиональной этики.
Кроме того, я верю, так же как и вы, что деловой разговор всегда предпочтительнее драки или даже вооруженного столкновения.
— Но ни один судья не вынесет подобного постановления.
— Это покажет будущее. — Теперь интонации голоса Паркера были почти ледяными. — Я обсуждал этот вопрос с Ниро Вулфом, который направил ко мне миссис Джеффи. Он тоже считает, что медлить не следует. Я отправляюсь в свой офис, чтобы составить черновик заявления. Но я предупредил Вулфа, что нам следует все же предпринять шаги к защите общих интересов. Может быть, без вмешательства суда. Он сказал, что, по его мнению, такие шаги совершенно бесполезны, но все же согласился попытаться договориться, конечно, на определенных условиях. Они таковы: мы встретимся сегодня вечером в кабинете Вулфа. При этом должны присутствовать все лица, вовлеченные в это дело.
— В кабинете Вулфа? — Холмер снова пришел в неистовство.
— Да, — твердо сказал Паркер.
— О, никогда! Никогда! Он сам убийца.
— Я думаю, коллега, вы все же немного вольно обращаетесь со словами. Я, конечно, понимаю, что ваши нервы напряжены, но давайте поговорим серьезно.
— Хорошо, — согласился Холмер. — Но не думайте, что вы можете заставить меня прийти в контору Вулфа. Я не согласен!
И тем не менее он все же согласился. Хотя сначала заявлял, что ни за что не придет, даже если ему придется выбирать между этим визитом и судебным постановлением. Когда же он пошел на попятный, то заявил, что не может позволить своим четырем компаньонам подобную встречу без консультации с ним. И не уверен, как скоро сумеет войти с ними в контакт. Он просил отсрочки до шести часов вечера, но Паркер сказал, что это его не устраивает и крайний срок всех согласований — до половины четвертого.
За это время Паркер должен был подготовить текст заявления и все остальные документы, включая договоренность о встрече с судьей. Он сказал Холмеру, что обратится в суд, если к указанному им сроку не получит известия о согласии софтдаунской компании прибыть в кабинет Ниро Вулфа к девяти часам.
Паркер положил трубку и выпрямился.
— Они обязательно придут, — сказал он уверенно, но без удовлетворения. — Черт бы вас всех побрал, ведь у меня билеты в театр!
— Ну и идите, — сказал Вулф. — Вы нам не нужны.
Паркер фыркнул:
— А моя клиентка останется здесь незащищенной?
Между прочим, вам следует учесть, что один из ваших будущих гостей — возможный убийца, а вы… Разве вы не становитесь диким зверем, когда чувствуете добычу?
— Можете не волноваться, — успокоил его Вулф.
— Ха! Теперь, миссис Джеффи, одна из моих главных обязанностей, как вашего адвоката, — сказал он, обращаясь к Саре, — держать вас как можно дальше от всех опасных лиц и уберечь от посторонних влияний, а эти два человека готовы заманить вас во все волчьи ямы вместе взятые. Вы не пообедаете со мной?
Они вышли вместе.
Я гордился этой женщиной! Еще и потому, что Натаниэль Паркер был холостяк, у него было совершенно особое отношение к женщинам, и он никогда не приглашал их на обед просто так. Но я не ревнив. Я все равно занимал первое место, так как теперь в ее прихожей не было пальто и шляпы ее покойного мужа, которые он мог бы подарить Армии Спасения.
Теперь Вулф по-настоящему занялся делом. Он даже и пальцем не шевельнул, чтобы взять, как обычно, книгу, приняться за кроссворд или заняться еще какой-нибудь из своих игрушек.
До обеда он сидел, откинувшись на спинку кресла с закрытыми глазами. Временами шевелил губами: то вытягивая их, то втягивая обратно. Я решил оставить его одного с его страданиями. Когда дело станет по-настоящему жарким и мы начнем наступление, он так же будет волноваться, как и любой другой, хотя и постарается всеми силами это скрыть. Но на данном этапе он еще пытался доказать, что все это дело его не очень-то волнует. Ну, а я должен был взяться за работу вовсю.
В оставшееся до обеда время я позвонил в «Пан-Атлантик». Мне ответили, что рейс 198 прибудет, как всегда, около двух тридцати. Я вновь снял трубку и попросил приехать к нам Эрика Хафа в половине четвертого. Если, конечно, он сможет. По другому варианту ему со своим адвокатом следует приехать в шесть.
После обеда все шло по-прежнему. Вулф был терпелив, не желая показывать свое бедственное положение, которое всегда возникало у него, когда предстояла большая работа. Кроме того, ему досаждал я, у которого на языке постоянно вертелось несколько ехидных замечаний.
Вскоре после трех позвонил Паркер с сообщением о том, что он только что разговаривал с Холмером и встреча состоится. Пятеро сотрудников корпорации прибудут в девять, а он с миссис Джеффи немного раньше. Я спросил, сопровождает ли он миссис Джеффи лично.
Мне нужна была какая-нибудь лазейка, а в деле Ирби ничего не просматривалось. Я готов был согласиться с тем, что в среду, после обеда, вряд ли что-нибудь придет в голову. Но вот наступило утро четверга — и тот же результат!
Я прекрасно понимал, что не имею никакого морального права заставлять Вулфа работать. В противном случае я уже давно бы бросил свои рассуждения и удалился, раздавленный очевидностью того факта, что я все равно ничего не добьюсь до одиннадцати часов, когда Вулф спустится вниз из оранжереи.
Поэтому я встал, побрился, принял душ, оделся и спустился вниз. Поздоровавшись с Фрицем, я позавтракал, прочел утреннюю газету, узнав среди прочего о том, что убийцы Присциллы Идз и Маргрет Фомоз до сих пор не найдены. И только после всего этого проследовал в кабинет Вулфа.
Там я уселся поудобнее за письменный стол и вскрыл конверты утренней почты. Пробило девять, но сверху не поступило никаких известий. Я набрал номер оранжереи по домашнему телефону и, услышав голос Вулфа, спросил:
— Вы сами пригласите людей на вечеринку или это сделать мне?
— Никто этого делать не станет до тех пор, пока мы не будем уверены в приезде мистера Хафа. — По его голосу я понял, что патрон здорово раздражен. — Но он приземлится только в три…
— Или никогда, — уныло заметил я.
Вот так обстояли дела. Одно из глубочайших убеждений Вулфа состояло в том, что любое механизированное приспособление для перевозки людей, от скутера до океанского лайнера, не может гарантировать благополучного прибытия к месту назначения. По его мнению, с уверенностью говорить об этом может только тупица.
Тут уж я с ним ничего не мог поделать.
Повесив трубку, я позвонил в «Пан-Атлантик». Диспетчер сказал, что рейс 198 ожидается по расписанию.
Когда я встал, чтобы положить разобранную мной почту на стол Вулфа, зазвонил телефон. Сняв трубку, я по заведенному ритуалу сказал:
— Контора Ниро Вулфа. Говорит Арчи Гудвин.
— Арчи Гудвин?
— Совершенно верно.
— Говорит Сара Джеффи.
Судя по голосу, так оно и было.
— Доброе утро. Я хотела знать… как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. А вы?
— Тоже неплохо. Я только что позавтракала и решила позвонить вам. За столом всего лишь одно место — мое.
— Отлично. Во время обеда всегда будет место для нового блюда.
— Но сейчас у меня к вам совсем другое дело. — Наступила пауза, потом она продолжила: — Вы взяли с собой шляпу и пальто?
— Да, взял и, ради всего святого, не говорите мне… что хотите их вернуть. Я уже избавился и от того и от другого.
— Но я и не собираюсь их возвращать. — Это прозвучало весьма убедительно. — Когда я вышла в холл после вашего ухода и увидела, что пальто и шляпа исчезли, я просто расплакалась, как ребенок. А перестав плакать, испугалась. И того, что плакала, и того, что отдала пальто и шляпу… но потом поняла, что дело не только в этом. Но никак не могла определить в чем.
Во всяком случае, через некоторое время я уже не задумывалась о причине моих слез. До меня все-таки дошло, что я очень рада исчезновению этих вещей. А ведь это вы оказали мне столь чудесную услугу. И это после того, как я так недоброжелательно отнеслась к вам. Но я надеюсь, вы понимаете, почему я так поступила. Я просто ужасная трусиха.
Вот, например, вчера днем попыталась вам позвонить. Так я три раза не могла заставить свой палец повернуть диск.
— Вы могли бы…
— Нет, прошу вас! Дайте мне договорить. Я уже не помню, когда спала так крепко. Это восхитительно! Утром я села завтракать за тот стол, где вы вчера сидели со мной, и вдруг все поняла. Я должна сделать то, о чем вы меня просили… все… во всяком случае, я готова… сделать все, что смогу. Так что расскажите мне снова, что требуется от меня.
— Но ведь я же рассказал вам вчера.
— Я знаю, но не слишком-то хорошо помню.
Я еще раз объяснил ей все подробно, но она вряд ли так же внимательно меня слушала, судя по тем вопросам, которые задала. Мне пришлось повторить ей еще.
Она сказала, что будет в конторе в одиннадцать часов.
Я предложил ей привести с собой адвоката, но она стала возражать. По ее мнению, он не одобрит ее действий, а она не желает с ним спорить.
Я продолжал настаивать, поскольку мог порекомендовать ей Натаниэля Паркера, но это мы должны были обговорить позже. Поэтому я перестал говорить об адвокате. Она предупредила меня:
— Я не считаю себя сумасбродкой, но, имейте в виду, так и осталась трусихой. То, что я решила последовать вашему совету, — из ряда вон выходящий поступок с моей стороны, и я надеюсь, вы это оцените.
Я сказал, что хорошо понимаю ее и преклоняюсь перед ее решительностью.
Этот звонок поднял мое настроение. Я сразу же поднялся в оранжерею и сообщил Вулфу, что тридцать центов, добавленные мною таксисту, не выброшены на ветер, так как я не напрасно заехал в Армию Спасения. Получив соответствующие инструкции, я вернулся в кабинет.
Необходимо было сразу же позвонить Паркеру, поскольку ему следовало знать не только имена, адреса и события, но также наши цели и планы наступления.
Но когда я переговорил с ним, то понял, что он не горел энтузиазмом. Паркер весьма недвусмысленно заявил, что, если он станет поверенным в делах миссис Джеффи, ее интересы потребуют сохранять в тайне все откровения клиентки, да и вообще все это дело весьма деликатное.
Прекрасно зная, что в случае необходимости этот человек отдал бы Вулфу свой правый глаз, я сказал ему, что, если в результате этой операции он лишится адвокатской практики, я, возможно, смогу предоставить ему другую работу — например, складывать бумажные салфетки. Я согласился с тем, что это, конечно, слабое утешение, но, предложи я ему даже блестящие перспективы, он все равно не будет доволен. Адвокаты вообще не способны воспринимать шутки, когда речь идет о лишении их адвокатской практики, так как приобретение ее стоит им слишком больших усилий и средств.
Военный совет в кабинете Вулфа, состоявшийся в одиннадцать часов, был организован на самом высоком уровне. Никто из приглашенных не высказал никаких возражений.
Миссис Джеффи опоздала на десять минут, но это не помешало мне гордиться ею, и к концу совещания я серьезно подумывал о том, чтобы называть ее по имени.
Но она вовсе не была такой простушкой, которая согласилась бы на эту роль просто из любопытства. Нужно было лишь обстоятельно объяснить ей, что мы хотим от нее и почему это так необходимо. Такая задача была в основном возложена на Паркера, поскольку она стала его клиенткой.
Паркер отнесся к нашей затее скептически. Мне на минуту даже показалось, что он вообще собирается уклониться от дела. Но, в конце концов, Паркер все же допустил, что может избегнуть юридических осложнений, не подвергая при этом угрозе свою репутацию, жизнь клиента, свободу и независимость.
Когда были оговорены все детали и передан задаток от Сары Джеффи, я взял трубку и набрал номер. Мне пришлось проявить настойчивость. Тонкий и кислый женский голос сообщил, что мистер Холмер занят, и одновременно поинтересовался, зачем он мне нужен.
— Мистер Натаниэль Паркер хотел бы поговорить с мистером Холмером, — сказал я. — Он интересуется, как скоро это будет возможно.
— Мне это неизвестно, — ответила она.
Я продолжал настаивать, действуя согласно разработанному плану, и упомянул имя миссис Джеффи. Это возымело свое действие. Через секунду Холмер был у аппарата. Я передал трубку Вулфа Паркеру, а сам взял параллельную, держа блокнот наготове.
Назвав свое имя и должность, Паркер представился как собрат Холмера по профессии и сразу же приступил к делу:
— Я готов начать действия в пользу моего клиента и звоню вам, исходя из соображений профессиональной этики. Моей клиенткой является Сара Джеффи. Полагаю, она вам известна.
— О, я знаю ее всю жизнь. О каких действиях идет речь?
Паркер был добродушен и разговаривал вполне дружелюбно:
— Возможно, мне следует объяснить вам, что миссис Джеффи направил ко мне Ниро Вулф. Это было в…
— Этот мошенник?! — Холмер пришел в неистовство. — Этот подлец!
Паркер усмехнулся, но продолжал разговор довольно терпеливо:
— Я так не считаю. Но вы, видимо, не совсем правильно меня поняли. Я сказал только, что миссис Джеффи решилась предпринять некоторые действия по совету Ниро Вулфа. И она хочет начать дело немедленно. Оно направлено против Джека Л. Брукера, Бернара Квеста, Оливера Питкина, Виолы Дьюди и Перри Холмера. Она хочет, чтобы я судебным порядком наложил запрет этим пятерым войти в данное время во владение капиталом корпорации «Софтдаун», который должен был перейти к ним согласно завещанию Натана Идза.
Она требует также отклонения всех их попыток оспаривать эти права.
— Что? — Голос Холмера звучал недоверчиво. — Можете ли вы повторить то, что сказали?
Паркер с готовностью повторил, добавив:
— Я думаю, коллега, что это новый подход к делу, причем чрезвычайно интересный. Ее идея такова, что данное постановление должно оставаться в силе до тех пор, пока в суде не будет доказана невиновность всех вышеупомянутых лиц в совершении преступления относительно Присциллы Идз.
Откровенно говоря, вначале я сомневался, согласится ли суд принять подобное постановление, но при дальнейшем размышлении пришел к выводу, что такой вариант вполне возможен. Во всяком случае, стоит попытаться, ведь миссис Джеффи, как акционер корпорации, является, безусловно, заинтересованным лицом.
Я дал ей свое согласие вести дело и приступаю к нему немедленно.
Он замолчал на несколько секунд.
В трубке раздался голос Холмера:
— Такое решение вашей клиентки никак нельзя назвать благожелательным. Определенно, действия миссис Джеффи инспирированы Ниро Вулфом. Я намерен переговорить с миссис Джеффи.
— Не думаю, что это вам поможет. — Голос Паркера зазвучал несколько прохладнее. — Как адвокат миссис Джеффи, я посоветовал ей не обсуждать это дело с кем бы то ни было, конечно кроме Ниро Вулфа, если у нее появится такая необходимость. Сейчас она здесь со мной, в кабинете Ниро Вулфа. И, как я уже сказал, я звоню вам лишь исходя из профессиональной этики.
Кроме того, я верю, так же как и вы, что деловой разговор всегда предпочтительнее драки или даже вооруженного столкновения.
— Но ни один судья не вынесет подобного постановления.
— Это покажет будущее. — Теперь интонации голоса Паркера были почти ледяными. — Я обсуждал этот вопрос с Ниро Вулфом, который направил ко мне миссис Джеффи. Он тоже считает, что медлить не следует. Я отправляюсь в свой офис, чтобы составить черновик заявления. Но я предупредил Вулфа, что нам следует все же предпринять шаги к защите общих интересов. Может быть, без вмешательства суда. Он сказал, что, по его мнению, такие шаги совершенно бесполезны, но все же согласился попытаться договориться, конечно, на определенных условиях. Они таковы: мы встретимся сегодня вечером в кабинете Вулфа. При этом должны присутствовать все лица, вовлеченные в это дело.
— В кабинете Вулфа? — Холмер снова пришел в неистовство.
— Да, — твердо сказал Паркер.
— О, никогда! Никогда! Он сам убийца.
— Я думаю, коллега, вы все же немного вольно обращаетесь со словами. Я, конечно, понимаю, что ваши нервы напряжены, но давайте поговорим серьезно.
— Хорошо, — согласился Холмер. — Но не думайте, что вы можете заставить меня прийти в контору Вулфа. Я не согласен!
И тем не менее он все же согласился. Хотя сначала заявлял, что ни за что не придет, даже если ему придется выбирать между этим визитом и судебным постановлением. Когда же он пошел на попятный, то заявил, что не может позволить своим четырем компаньонам подобную встречу без консультации с ним. И не уверен, как скоро сумеет войти с ними в контакт. Он просил отсрочки до шести часов вечера, но Паркер сказал, что это его не устраивает и крайний срок всех согласований — до половины четвертого.
За это время Паркер должен был подготовить текст заявления и все остальные документы, включая договоренность о встрече с судьей. Он сказал Холмеру, что обратится в суд, если к указанному им сроку не получит известия о согласии софтдаунской компании прибыть в кабинет Ниро Вулфа к девяти часам.
Паркер положил трубку и выпрямился.
— Они обязательно придут, — сказал он уверенно, но без удовлетворения. — Черт бы вас всех побрал, ведь у меня билеты в театр!
— Ну и идите, — сказал Вулф. — Вы нам не нужны.
Паркер фыркнул:
— А моя клиентка останется здесь незащищенной?
Между прочим, вам следует учесть, что один из ваших будущих гостей — возможный убийца, а вы… Разве вы не становитесь диким зверем, когда чувствуете добычу?
— Можете не волноваться, — успокоил его Вулф.
— Ха! Теперь, миссис Джеффи, одна из моих главных обязанностей, как вашего адвоката, — сказал он, обращаясь к Саре, — держать вас как можно дальше от всех опасных лиц и уберечь от посторонних влияний, а эти два человека готовы заманить вас во все волчьи ямы вместе взятые. Вы не пообедаете со мной?
Они вышли вместе.
Я гордился этой женщиной! Еще и потому, что Натаниэль Паркер был холостяк, у него было совершенно особое отношение к женщинам, и он никогда не приглашал их на обед просто так. Но я не ревнив. Я все равно занимал первое место, так как теперь в ее прихожей не было пальто и шляпы ее покойного мужа, которые он мог бы подарить Армии Спасения.
Теперь Вулф по-настоящему занялся делом. Он даже и пальцем не шевельнул, чтобы взять, как обычно, книгу, приняться за кроссворд или заняться еще какой-нибудь из своих игрушек.
До обеда он сидел, откинувшись на спинку кресла с закрытыми глазами. Временами шевелил губами: то вытягивая их, то втягивая обратно. Я решил оставить его одного с его страданиями. Когда дело станет по-настоящему жарким и мы начнем наступление, он так же будет волноваться, как и любой другой, хотя и постарается всеми силами это скрыть. Но на данном этапе он еще пытался доказать, что все это дело его не очень-то волнует. Ну, а я должен был взяться за работу вовсю.
В оставшееся до обеда время я позвонил в «Пан-Атлантик». Мне ответили, что рейс 198 прибудет, как всегда, около двух тридцати. Я вновь снял трубку и попросил приехать к нам Эрика Хафа в половине четвертого. Если, конечно, он сможет. По другому варианту ему со своим адвокатом следует приехать в шесть.
После обеда все шло по-прежнему. Вулф был терпелив, не желая показывать свое бедственное положение, которое всегда возникало у него, когда предстояла большая работа. Кроме того, ему досаждал я, у которого на языке постоянно вертелось несколько ехидных замечаний.
Вскоре после трех позвонил Паркер с сообщением о том, что он только что разговаривал с Холмером и встреча состоится. Пятеро сотрудников корпорации прибудут в девять, а он с миссис Джеффи немного раньше. Я спросил, сопровождает ли он миссис Джеффи лично.