— Что у него, мания была такая? — спросил Вулф. — Он только за черникой приезжал сюда из Сент-Луиса?
Я сказал, что Броделл еще ездил верхом и ловил рыбу. Потом продолжил:
— Большую часть времени из трех дней в Тимбербурге я занимался Гилбертом Хейтом — расспрашивал тех, кто его знает. За исключением семейства Гривов, он единственный, у кого тоже имелся зуб на Броделла. Его алиби, возможно, фальшивое, но для того, чтобы разоблачить его, нужно доказать, что трое людей лгут, а здесь это невозможно, так как отец Гилберта — местный шериф. Личность самого шерифа Хейта тоже отражается на ходе дела. Хейт-старший будет счастлив, если Харвея осудят, поскольку Харвей очень противился его избранию. Окружной прокурор Томас Р.Джессап будет менее счастлив, поскольку Харвей наоборот помогал при его избирательной кампании. Но зависит от прокурора немного, поскольку все улики, что собрал Хейт, указывают на Харвея. Хейт будет рад, если ему удастся досадить Джессапу, а не наоборот, но я еще не придумал, как воспользоваться этим в наших интересах. Я даже не могу пробиться к Джессапу на прием. Возможно потому, что он уже слишком уверен в исходе дела.
Вулф кивнул:
— Генеральный прокурор сказал мне, что мистер Джессап — человек способный, решительный и честный.
— Возможно, это и так, хотя его вчерашний поступок свидетельствует об обратном. Вчера днем они прикатили сюда вместе с защитником обвиняемого, адвокатом, которого наняла мисс Роуэн, чтобы задать ей несколько вопросов. Он хотел знать… они хотели знать, не обращалась ли мисс Роуэн…
Я остановился, услышав шум мотора. Лили привстала, но я сказал, что я сам. Однако, когда я вышел в коридор, Лили последовала за мной. Такси уже вернулось, и шофер открыл багажник и вытаскивал из него огромный кожаный чемодан, который за последние шесть лет впервые покинул кладовую в подвале нашего особняка на Западной Тридцать пятой улице. Прибыл багаж нового гостя.
Я сказал, что Броделл еще ездил верхом и ловил рыбу. Потом продолжил:
— Большую часть времени из трех дней в Тимбербурге я занимался Гилбертом Хейтом — расспрашивал тех, кто его знает. За исключением семейства Гривов, он единственный, у кого тоже имелся зуб на Броделла. Его алиби, возможно, фальшивое, но для того, чтобы разоблачить его, нужно доказать, что трое людей лгут, а здесь это невозможно, так как отец Гилберта — местный шериф. Личность самого шерифа Хейта тоже отражается на ходе дела. Хейт-старший будет счастлив, если Харвея осудят, поскольку Харвей очень противился его избранию. Окружной прокурор Томас Р.Джессап будет менее счастлив, поскольку Харвей наоборот помогал при его избирательной кампании. Но зависит от прокурора немного, поскольку все улики, что собрал Хейт, указывают на Харвея. Хейт будет рад, если ему удастся досадить Джессапу, а не наоборот, но я еще не придумал, как воспользоваться этим в наших интересах. Я даже не могу пробиться к Джессапу на прием. Возможно потому, что он уже слишком уверен в исходе дела.
Вулф кивнул:
— Генеральный прокурор сказал мне, что мистер Джессап — человек способный, решительный и честный.
— Возможно, это и так, хотя его вчерашний поступок свидетельствует об обратном. Вчера днем они прикатили сюда вместе с защитником обвиняемого, адвокатом, которого наняла мисс Роуэн, чтобы задать ей несколько вопросов. Он хотел знать… они хотели знать, не обращалась ли мисс Роуэн…
Я остановился, услышав шум мотора. Лили привстала, но я сказал, что я сам. Однако, когда я вышел в коридор, Лили последовала за мной. Такси уже вернулось, и шофер открыл багажник и вытаскивал из него огромный кожаный чемодан, который за последние шесть лет впервые покинул кладовую в подвале нашего особняка на Западной Тридцать пятой улице. Прибыл багаж нового гостя.
Глава 5
На следующий день, в четверг, в четверть четвертого мы с Вулфом сидели на камнях лицом друг к другу. Мы провели так уже больше трех часов. Камень, на котором восседал Вулф, был высотой как раз с сиденье кресла — ровный, плоский, довольно гладкий и, главное, достаточно широкий для ягодиц Вулфа. Мой же камень был куда более далек от совершенства, так что время от времени я вставал и беседовал стоя. Справа от Вулфа росли кусты, слева деревья, в основном сосны, а перед ним ярдах в десяти журчал Ягодный ручей, быстрые воды которого неслась над каменистым ложем к коттеджу Лили, примерно в полумиле от нас.
Накануне вечером, выйдя от Вулфа, мы с Лили решили, что не будем его особенно баловать. Он оказался в суровом мире и должен привыкнуть к его законам. Если же станет капризничать и возьмется за прежние выкрутасы, вроде завтрака в постели, то пусть сам нагружает себе на кухне поднос и тащит его в комнату. Постель тоже должен застилать и разбирать сам или оставлять неубранной, если захочет. Условившись таким образом с Лили, я возвратился в комнату Вулфа, застал его уже под электрическим одеялом и объяснил честные порядки. Вулф хрюкнул и повернулся к стенке.
Завтракали мы в девять и собирались обычно все, кроме разве что Дианы, которая иногда любила поспать подольше. На сей раз она не проспала — возможно, по случаю приезда такого гостя. Мими, конечно, уже прознала про гастрономические причуды Вулфа, но я все равно не смог сдержать улыбку, когда увидел, как она перчит омлет и сколько ветчины и хлеба она нарезала для тостов. Кроме того, вместо обычных трех разновидностей джема к столу подали шесть. Уэйд Уорти, усаживаясь, заметил:
— У вашей репутации есть определенные преимущества, мистер Вулф. Смотрите, какое изобилие!
— Не обращайте на него внимания, — сказала Диана, легонько прикоснувшись двумя пальцами к рукаву Вулфа. — Он просто ревнует. Хотите, я намажу вам тост?
Вулф отказался, но не нахмурился. Гость, как никак — драгоценный камень. Мими подала еще одно блюдо с омлетом. И снова с перцем.
После завтрака мы с Вулфом отправились в его комнату и я помог ему распаковать чемодан. Конечно, это уже было сродни балованью, но мне было любопытно. Еще занося чемодан в комнату, я подумал, что Вулф подготовился к длительному отсутствию. Теперь я в этом убедился, когда увидел второй костюм, запасные туфли, пять рубашек, десять пар носков и так далее, в том числе четыре книги, одну из которых он, возможно, прихватил для работы. Я имею а виду «Становление человеческой цивилизаций на примере североамериканских индейцев — от первобытных племен до индустриальной эпохи». Автор — Питер Фабр. Должно быть, Вулф заподозрил, что Черный Коготь или Серое Облако могли приложить руку к убийству Броделла и решил изучить их психологию.
Когда мы все распаковали и разложили по местам, я внес предложение:
— Подробный отчет займет несколько часов, а вы привыкли к более просторному помещению. Моя комната вдвое больше вашей. Можем также перейти в гостиную или на террасу. Вам больше…
— Нет, — отрезал он.
— Нет? Не надо отчета?
— Не здесь. Вечером я никак не мог отогнать от себя ощущение, что нас могут подслушать. Мы привыкли обсуждать свои дела в звукоизолированной комнате, без лишних ушей. Здесь же… Здесь целых три женщины, и одна из них врожденная приставака. Дьявольщина! Где еще мы можем уединиться?
— Если вы хотите иметь крышу над головой, то нигде. Но я знаю дюжина прелестных местечек для пикника. Кладовая уже, правда, не столь ломится от деликатесов, как месяц назад, но остались еще осетрина, ветчина, бастурма, четыре сорта сыра — словом, есть с чем разгуляться. В холодильнике на кухне лежит половина жареной индейки, температура ручья — в самый раз для пива.
— Далеко?
— От сотни ярдов до ста миль. Если мы поскачем верхом…
Он метнул на меня свирепый взгляд и спросил, где находится кладовая.
Мы вышли в поход почти в одиннадцать, потому что битых двадцать минут Вулф потратил на осмотр содержимого кладовой. К тому же мне надо было предупредить Лили, переобуться и набить рюкзак жратвой. Когда мы проходили по террасе, Диана, развалившаяся в шезлонге, увидела Вулфа и, кокетливо надувшись, сказала, что хотела бы составить нам компанию, но Вулф сдержался и даже не испепелил ее взглядом. Итак, в четверть четвертого мы сидели на камнях. Остатки обеда, включая три жестянки из-под пива, уже были в рюкзаке, отчет состоялся, и на все вопросы я дал ответ. Конечно, отчет оказался далеко не полным, поскольку под «полным» подразумевается дословное изложение всех бесед, но существо дела Вулф уразумел, включая имена и фамилии, знакомства и связи. Три молодых деревца терлись сзади о камень Вулфа, и Вулф раз двадцать пытался откинуться назад, чтобы использовать их как опору для спины, но ноги при этом неизменно отрывались от земли и дрыгались в воздухе, а это его не устраивало. Он сделал очередную попытку, сказал: «Грр-рр», — выпрямился, соскользнул с камня и открыл было рот, чтобы заговорить, но что-то за моей спиной отвлекло его. Он поднял руку, вытянул палец и спросил:
— А это что?
Я развернулся На ветке футах в двадцати от меня сидела крупная серая птица.
— Дикуша, — сказал я. — Нечто типа тетерева, живущего по принципу: «Мир — Земле, добро — дикуше». Если мирно и спокойно приблизиться к ней, то можно поймать ее руками.
— Она вкусная?
— Да. Очень даже.
— Почему тогда их еще всех не переловили?
Я пообещал непременно выяснить.
Вулф, держась рукой за дерево, попеременно подрыгал обеими ногами, чтобы отряхнуть вниз брючины.
— Я попробую позвонить, — сказал он. — Ты написал, что телефон мисс Роуэн могут прослушивать. Если так, то кто? Шериф или окружной прокурор?
— Шериф.
— Значит, придется поискать другой телефон. Ты знаешь, откуда можно позвонить без опаски?
Я кивнул.
— Из Лейм-Хорса. В Нью-Йорк? Солу?
— Нет. Мистеру Вилу.
— Я не упоминал никакого мистера Вила.
— Этот тот самый генеральный прокурор из Хелены. У меня есть его номер. Он знает, что я здесь. Мистер Макфарланд вчера перезвонил ему по моей просьбе, предупредив о моем прилете, и я заезжал к нему. Хочу теперь у него кое-что уточнить.
Я навьючил на себя рюкзак, и мы пустились в обратный путь. Поскольку мы теперь были на равных, я мог бы потребовать от него, чтобы он сказал, чего добивается от генерального прокурора, но потом решил не торопить события.
Возвращение далось Вулфу тяжелее, поскольку пришлось спускаться, а в двух местах склон был крутоват. Однако Вулф вышел из положения с честью. Машина стояла у дома. Я зашел, сбросил рюкзак, разыскал в ящике стола в комнате Вулфа обрывок бумаги с телефонным номером, нашел на террасе Лили, сказал ей, что у нас дела в Лейм-Хорсе, и спросил, можно ли воспользоваться машиной. Лили сказала, что можно, и осведомилась, вернемся ли мы к ужину. Я сказал, что да, присовокупив, что мы едем только для того, чтобы позвонить, а кому и зачем, расскажу позже. Выйдя на воздух, я обнаружил, что Вулф уже успел забраться в машину — довольно бесцеремонно для гостя — и взгромоздился на переднее сиденье, что меня удивило. В нашем «героне», когда я за рулем, он неизменно садится сзади, где для него установлен специальный поручень на тот случай, если машина взбрыкнет и захочет боднуть дерево или столкнуться со встречным автомобилем, вызвавшим у нее неприязнь. Я сел за руль, и мы покатили. Когда мы выезжали на дорогу в самом конце аллеи, из-за кочки выскочил зверек и стремглав понесся к кустам.
— Местный заяц? — поинтересовался Вулф.
— Это зависит от того, можно ли лугового кролика назвать зайцем, — ответил я. — Пожалуй, я специально проверю это ради вас. Но они не столь вкусны. — Я объехал обломок скалы. — Человека, телефоном которого мы попытаемся воспользоваться, зовут Вудро Степанян. Как я уже говорил, он один из немногих, кто верит в невиновность Харвея.
— Дворец культуры. Года три назад ты пожаловался мне, что мистер Степанян пытался заставить тебя прочесть эссе Бэкона.
— О, я вижу, вы прихватили вашу память с собой, это может нам пригодиться. — Я притормозил, съезжая в каньон. — Кстати, Степанян захочет поздороваться с вами за руку. И вообще, так здесь принято, поэтому не усугубляйте наши трудности, демонстрируя свои нелепые повадки.
— Я отвергаю все формальности, при которых нужно входить в физический контакт с кем-либо.
— Угу, я знаю. Но после всех тягот, что выпали на вашу долю со вчерашнего утра, это пустяки.
Вулф поджал губы и повернул голову посмотреть на разбегающихся по норам сурков.
Лейм-Хорс в будний день в четыре часа выгодно отличается от Нью-Йорка в одном отношении; в нем есть, куда поставить машину. Хотя субботними вечерами подобные сложности встречаются и в Лейм-Хорсе. Мы остановились прямо перед входом во Дворец культуры, и Вулф с минуту постоял, зорко осматриваясь по сторонам, прежде чем пошел за мной. Мы прошли к столу у стены, за которым четверо игроков резались в «скрэбл». Если быть точным, то игрок был один Вуди, — но на столе стояли четыре таблички с именами: Вильям Шекспир, Джон Мильтон, Генри Лонгфелло и Вудро Степанян. Мне уже не раз доводилось видеть это представление с участием различных игроков, за исключением, конечно, самого Вуди. Завидев нас, он встал, я представил их с Вулфом друг другу, и Вулф, как истый джентльмен, пожал протянутую ему руку. Должен признать, что, вынужденный пожимать руку, делает он это умеючи.
— Весьма польщен, — улыбнулся Вуди. — Склоняю голову перед вами. Вы играете в «скрэбл»?
Вулф помотал головой:
— Я не играю ни в какие игры. Я люблю использовать слова, а не забавляться с ними.
— Мы хотим попросить вас об одолжении, — сказал я. — Нам нужно сделать важный телефонный звонок, а шериф, возможно, велел прослушивать телефон мисс Роуэн. Она вам кланяется. Можем мы воспользоваться вашим телефоном?
Вуди сказал, что да, конечно, перевел взгляд на игровое поле, пробормотал: «Ход Мильтона», — подошел к зашторенной двери и пригласил нас заходить.
Вулф протопал к столу, на котором стоял телефонный аппарат и бухнулся в кресло вполне подходящих размеров для Вудро Степаняна, но совершенно не приспособленное для самого Вулфа. Я сказал, чтобы он вызвал телефонистку и дал ей нужный номер. Вулф скорчил гримасу, но тем не менее снял трубку.
Поскольку параллельного аппарата в комнате не было, могу изложить лишь то, что слышал. Сообщив кому-то свое имя, Вулф попросил соединить его с мистером Вилом, а пару минут спустя заговорил: «Да, слушаю… Нет, я не в Тимбербурге, я остановился в доме владелицы ранчо, управляющим которым был мистер Грив… Да, мисс Лили Роуэн. Я решил, что должен переговорить с мистером Джессапом, и хочу знать, поговорили ли с ним вы… Нет, я прекрасно понимаю, что нужно соблюдать осторожность… Нет, и он не знает, где я… Да, конечно, я очень вам признателен, и мистер Макфарланд также будет весьма благодарен».
Повесив трубку, он повернулся ко мне и сказал:
— Свяжись с мистером Джессапом. — Потом нахмурился и добавил: — Пожалуйста.
Представляете, как трудно быть со мной на равных?
Поскольку я четырежды звонил в контору окружного прокурора в Тимбербурге, пытаясь добиться встречи, лезть в записную книжку за номером телефона мне было ни к чему. Я дотянулся до аппарата, снял трубку, сообщил ответившей мне девушке, что Ниро Вулф желает переговорить с мистером Джессапом и несколько секунд спустя услышал голос Джессапа:
— Мистер Вулф?
— Это Арчи Гудвин. Соединяю вас с мистером Вулфом.
И снова могу передать вам лишь то, что слышал сам: «Мистер Джессап? Ниро Вулф. С вами обо мне говорил мистер Вил… Да, он так и сказал мне. Я хочу с вами побеседовать, Желательно — не по телефону… Да… Конечно… Сегодня было бы лучше… Да, понимаю… Нет, я звоню из Лейм-Хорса, из кабинета мистера Вудро Степаняна… Нет. Лучше договоритесь с мистером Гудвином.»
Он протянул мне трубку. Я взял ее и произнес:
— Арчи Гудвин.
— Вы знаете, где находится усыпальница Уэдона?
— Да.
— Я выйду минут через десять-двадцать, и встретимся там. С вами будет еще кто-нибудь, кроме мистера Вулфа?
— Нет.
— Хорошо.
Он повесил трубку. Я повернулся к Вулфу;
— Мы договорились встретиться возле усыпальницы Уэдона, которая находится ближе к нам, чем к Тимбербургу. Милях в десяти отсюда.
— Кладбище?
— Нет. Много лет назад некий Уэдон вбил себе в голову, что попытается выращивать там пшеницу, и, как гласит молва, умер от голода. Впрочем, я в этом сомневаюсь. Джессап не хочет встречаться у себя, поскольку контора шерифа находится в том же здании суда.
Я взглянул на наручные часы. Было без пяти пять.
— Я позвоню мисс Роуэн и предупрежу, что к ужину мы не опоздаем.
Пока я звонил, Вулф осматривал экспонаты. Выйдя из кабинета, я рассчитывал увидеть Вуди, но его на месте не оказалось. Я разглядел его среди небольшой кучки зевак возле универмага, которые следили за гонкой или, скорее, за погоней. Тщедушный человечек в джинсах и без рубашки приближался к нам, улепетывая от толстой краснолицей женщины с длинным кожаным кнутом. Завидев публику, человечек завопил:
— Свяжите ее! Черт побери, да свяжите же ее!
Поравнявшись с нами, он споткнулся и чуть не упал, в самый последний миг увернувшись от удара кнутом. Женщина буквально наседала ему на пятки, когда они скрылись за углом дома.
Вулф вопросительно посмотрел на меня.
— Местная достопримечательность, — пояснил я. — Можно лицезреть примерно раз в месяц. Мистер и миссис Нов Барнес. Она печет и продаст хлеб и пироги, а он таскает выпечку и покупает спиртное у некой Генриетты. Знатоки считают, что она не прячет от мужа всю выпечку, потому что это повредило бы представлению. А он кричит: «Свяжите ее!» — потому, что пару лет назад выходивший из универмага ковбой, который только что приобрел лассо, завидев погоню, сумел набросить его на миссис Барнес и спасти беднягу от возмездия.
— Это ее хлеб мы ели за завтраком?
— Да. Вы съели четыре куска.
— Неплохо, совсем неплохо.
Он подошел к машине и забрался внутрь. Я сел за руль, запустил мотор, и мы выехали. Когда позади осталось три или четыре мили, Вулф заговорил:
— Ты нарочно наезжаешь на ухабы.
— Нет. Это такая дорога. Попробуйте сами не наехать на ухаб. К тому же мы не в вашем «героне» со специально изготовленными рессорами — Бух! — Вас не затруднит обсудить со мной предстоящий разговор с Джессапом?
— При такой-то тряске? Очень затруднит. Я на месте решу, как и о чем говорить с ним.
Если вам взбредет в голову посетить усыпальницу Уэдона, то вы должны знать, как ее найти. Ни указателя, ни особой дороги вы не увидите, хотя в былые времена дорога, должно быть, все-таки существовала. Теперь же, сразу за небольшой тополиной рощей, примыкающей к шоссе, и перед акведуком, вы сворачиваете вправо, съезжаете на сухую траву — сухую в августе, — огибаете подножие холма и следуете вдоль неглубокого каньона. Каких-то две сотни ярдов — и вы на месте. Впрочем, особой радости оно вам не доставит. От дома с крышей остались одни развалины, из которых в разные стороны торчат стропила и бревна. С другой стороны, если вас привлекают мощи, то вокруг разбросано вдосталь костей, которые изредка перебирают и потом бросают немногочисленные туристы. Джонни Уотер уверяет, что некоторые из этих костей принадлежали Уэдону, но сам признает, что не является признанным авторитетом в этом вопросе.
Машину Джессапа, темно-синий, седан я знал, но здесь ее не было. Кроме того, что я вам описал, не было вообще ничего и никого, Я развернул машину, заглушил мотор и сказал:
— Есть предложение. Если он усядется сзади, то вам придется повернуть голову, чтобы разговаривать с ним. Если же вы переберетесь назад, а он сядет на переднее сиденье, то крутить головой придется уже ему.
— Я никогда не веду важных разговоров, сидя в автомобиле, — отмахнулся Вулф.
— Ничего подобного. Один раз у вас состоялся такой разговор с мисс Роуэн, один раз со мной, да еще пару раз. У вас замечательная память. Вы сами как-то раз изволили заметить, что одно из главных достоинств памяти — это способность начисто отбрасывать то, что мы хотим забыть. К тому же — где еще здесь сидеть? Могильных плит в этой усыпальнице нет.
Вулф распахнул дверцу, пятясь выбрался наружу, открыл заднюю дверцу и заполз на заднее сиденье. Я развернулся, придирчиво осмотрел шефа и сказал:
— Совсем другое дело. Когда-нибудь вы поймете, до чего я все-таки ценный помощник.
— Фу. Почему тогда я здесь, в двух тысячах миль от дома?
— Чтобы поспособствовать торжеству правосудия. Оправдать невинного. Теперь о Джессапе. Чтобы лучше понять его натуру, вам следует знать, что родился он в Монтане, ему сорок один год и у него трое детей, в которых он души не чает. Окончил университет Монтаны, что в городе Миссула. В отчете я не упомянул слова Лютера Доусона, который сказал, что Джессап всегда мечтал стать судьей и… А вот и он.
Поскольку, как я уже говорил, я развернул машину, нам не пришлось выпячивать шеи, чтобы увидеть «форд», который вынырнул из-за холма и теперь трясся вдоль каньона. Ярдах в двадцати от нас машина остановилась, потом снова поползла вперед, развернулась и поравнялась с нашей. Джессап вылез, кивнул мне, подошел к задней дверце, сказал: «Я Том Джессап» — и протянул руку.
Сперва мне показалось, что Вулф подложит мне свинью и проявит свой нрав, но он протянул руку, сказал: «Я Ниро Вулф» — и допустил физический контакт. Джессап заметил, что наша машина более вместительна, чем его «форд», мы с этим согласились, и он начал огибать ее с другой стороны. Я открыл переднюю дверцу. Джессап понял намек и забрался на переднее сиденье.
— Я приехал, чтобы выслушать мистера Вулфа, — обратился он ко мне, — но сначала хотел бы кое-что уточнить. Вчера вы сказали, что не знаете, почему одно важное лицо интересуется этим делом, теперь же выясняется, что… Словом, вы ввели меня в заблуждение, да?
— Теперь послушайте вы, — сказал я. — Вместо того, чтобы набрасываться на меня с упреками, вы могли бы просто спросить. И я бы ответил, что понятия не имел о вмешательстве мистера Вулфа до вчерашнего вечера, когда увидел, как он выбирается из такси. В доказательство правдивости своих слов приведу такой аргумент: знай я наперед о приезде мистера Вулфа, я бы безусловно отправился встречать его — если не в Хелену, то хотя бы в Тимбербург. Впрочем, сейчас это не столь важно, поскольку вы подозреваете, что отчет потребовался генеральному прокурору именно для мистера Вулфа.
— Не подозреваю, а знаю. — Джессап развернулся и посмотрел на Вулфа. — Мистер Вулф, я поставлен здесь для того, чтобы блюсти закон. Высшее должностное лицо обратилось ко мне с просьбой отнестись к вам с пониманием, а также…
— Разве он не попросил, чтобы вы оказали мне содействие?
— Возможно. Но я стараюсь прежде всего выполнять свой долг перед избирателями. Буду с вами откровенен. Никогда прежде генеральный прокурор не обращался ко мне с подобной просьбой. Поэтому, если не возникнет крайняя необходимость, мне бы не хотелось ему отказывать. В свою очередь, я прошу вас быть со мной откровенным. Скажите, какой рычаг вы использовали, чтобы убедить мистера Вила обратиться ко мне.
Вулф кивнул.
— Я вполне понимаю, чем вызван ваш вопрос, и многие представители закона на вашем месте даже не удосужились бы его задать. Мистер Вил называл какие-либо имена?
— Только ваше… и мистера Гудвина.
— Тогда я не смогу полностью сравняться с вами в откровенности. «Рычаг» — слишком сильно сказано. У меня нет никаких связей в Монтане — ни политических, ни профессиональных, ни даже личных, но один мой нью-йоркский знакомый всеми этими связями обладает. И при этом хорошо ко мне расположен. Поскольку мистер Вил умолчал про него, я тоже не стану называть его имя, но человек он честный, достойный и обязательный. Думаю, что он просто обратился к мистеру Вилу с просьбой. И уж совершенно убежден, что он не использовал никаких рычагов. Впрочем, я не уверен, готовы ли вы поверить мне на слово, поскольку вы меня не знаете.
— Я знаю вашу репутацию. Как и большинство других людей, даже в нашей глубинке. Я звонил двоим коллегам в Нью-Йорк, и они мне сказали, что ваше слово очень весомо, но каждый, кто имеет с вами дело, должен точно знать формулировку этого слова.
Уголок рта Вулфа еле заметно приподнялся — у него это означало улыбку.
— Подобное скорее может относиться к дельфийскому оракулу. Скажите, как мне сформулировать мое слово, чтобы оно удовлетворило вас?
— Может быть, вы все-таки назовете его? Только между нами.
— Нет. Раз мистер Вил его не назвал, я тем более не могу. — Вулф наклонил голову. — Вопрос, мистер Джессап. Почему вы не спрашиваете, какое содействие от вас требуется? Возможно, что вы согласились бы пойти мне навстречу и без просьбы мистера Вила.
— Хорошо. Что вам от меня требуется?
Вулф закрыл глаза, потом открыл их.
— Я хочу, чтобы мне не чинили препятствий в расследовании. Мистер Гудвин безуспешно пытался пробиться через завесу молчания в течение десяти дней. У него не нашлось не то что рычага, но даже точки опоры. Даже адвокат, нанятый мисс Роуэн для защиты обвиняемого, убежден, что мистер Грив виновен.
— Это не просто убеждение, а логическое заключение, основанное на уликах.
— Уликах, которые добыл мистер Хейт. Я обвиняю мистера Хейта в невыполнении возложенных на него служебных обязанностей, которое повлекло за собой должностное преступление. Он враждебно настроен к мистеру Гриву, поэтому, собрав, как ему кажется, достаточно улик против мистера Грива, чтобы предъявить ему обвинение, мистер Хейт не счел нужным расследовать другие версии. В тот четверг пятнадцать других людей, которые знали мистера Броделла, находились на сравнительно небольшом удалении от места преступления, но мистер Хейт даже не удосужился допросить их, как следует. Я не…
— Вы можете это доказать?
— Я могу, — вмешался а. — Они не хотят говорить со мной про Броделла и про убийство, но Хейта не покрывают. Можете спросить их сами.
— Я не включаю в это число жену и дочь мистера Грива, — добавил Вулф, — поскольку мы с мистером Гудвином исключили их из числа подозреваемых на основании фактов, которые убедили нас, но не убедят вас. Точно так же, как вы не примете на веру те сведения, которые убедили нас в невиновности мистера Грива. Впрочем, это не важно, поскольку мне нужно лишь одно: чтобы мне не чинили препятствий. Я согласен, что факты, которые могли бы доказать невиновность мистера Грива, в настоящее время отсутствуют, но мы хотим получить право найти их. С этой целью…
— Я и не оспариваю вашего права, как и никто другой, пожалуйста.
— Фу. Это демагогия и вы сами это понимаете. С таким же успехом вы можете сказать безногому, что не оспариваете его права на ходьбу. Я хочу от вас следующего: вы должны активно поддерживать наше право. От мистера Хейта нам этого не добиться; вы же — другое дело. Мне сказали, что окружной прокурор в Монтане при возбуждении дела руководствуется прежде всего материалами, полученными от шерифа и от полиции, но довольно часто предпринимает независимое расследование — лично, через своих людей или даже иногда прибегает к услугам частных сыщиков. Мы с мистером Гудвином хотим, чтобы вы наняли нас для расследования убийства мистера Броделла. Нам нужны соответствующие полномочия. Профессиональная квалификация у нас вполне достаточная. Ни гонорара, ни возмещения расходов нам не понадобится.
Накануне вечером, выйдя от Вулфа, мы с Лили решили, что не будем его особенно баловать. Он оказался в суровом мире и должен привыкнуть к его законам. Если же станет капризничать и возьмется за прежние выкрутасы, вроде завтрака в постели, то пусть сам нагружает себе на кухне поднос и тащит его в комнату. Постель тоже должен застилать и разбирать сам или оставлять неубранной, если захочет. Условившись таким образом с Лили, я возвратился в комнату Вулфа, застал его уже под электрическим одеялом и объяснил честные порядки. Вулф хрюкнул и повернулся к стенке.
Завтракали мы в девять и собирались обычно все, кроме разве что Дианы, которая иногда любила поспать подольше. На сей раз она не проспала — возможно, по случаю приезда такого гостя. Мими, конечно, уже прознала про гастрономические причуды Вулфа, но я все равно не смог сдержать улыбку, когда увидел, как она перчит омлет и сколько ветчины и хлеба она нарезала для тостов. Кроме того, вместо обычных трех разновидностей джема к столу подали шесть. Уэйд Уорти, усаживаясь, заметил:
— У вашей репутации есть определенные преимущества, мистер Вулф. Смотрите, какое изобилие!
— Не обращайте на него внимания, — сказала Диана, легонько прикоснувшись двумя пальцами к рукаву Вулфа. — Он просто ревнует. Хотите, я намажу вам тост?
Вулф отказался, но не нахмурился. Гость, как никак — драгоценный камень. Мими подала еще одно блюдо с омлетом. И снова с перцем.
После завтрака мы с Вулфом отправились в его комнату и я помог ему распаковать чемодан. Конечно, это уже было сродни балованью, но мне было любопытно. Еще занося чемодан в комнату, я подумал, что Вулф подготовился к длительному отсутствию. Теперь я в этом убедился, когда увидел второй костюм, запасные туфли, пять рубашек, десять пар носков и так далее, в том числе четыре книги, одну из которых он, возможно, прихватил для работы. Я имею а виду «Становление человеческой цивилизаций на примере североамериканских индейцев — от первобытных племен до индустриальной эпохи». Автор — Питер Фабр. Должно быть, Вулф заподозрил, что Черный Коготь или Серое Облако могли приложить руку к убийству Броделла и решил изучить их психологию.
Когда мы все распаковали и разложили по местам, я внес предложение:
— Подробный отчет займет несколько часов, а вы привыкли к более просторному помещению. Моя комната вдвое больше вашей. Можем также перейти в гостиную или на террасу. Вам больше…
— Нет, — отрезал он.
— Нет? Не надо отчета?
— Не здесь. Вечером я никак не мог отогнать от себя ощущение, что нас могут подслушать. Мы привыкли обсуждать свои дела в звукоизолированной комнате, без лишних ушей. Здесь же… Здесь целых три женщины, и одна из них врожденная приставака. Дьявольщина! Где еще мы можем уединиться?
— Если вы хотите иметь крышу над головой, то нигде. Но я знаю дюжина прелестных местечек для пикника. Кладовая уже, правда, не столь ломится от деликатесов, как месяц назад, но остались еще осетрина, ветчина, бастурма, четыре сорта сыра — словом, есть с чем разгуляться. В холодильнике на кухне лежит половина жареной индейки, температура ручья — в самый раз для пива.
— Далеко?
— От сотни ярдов до ста миль. Если мы поскачем верхом…
Он метнул на меня свирепый взгляд и спросил, где находится кладовая.
Мы вышли в поход почти в одиннадцать, потому что битых двадцать минут Вулф потратил на осмотр содержимого кладовой. К тому же мне надо было предупредить Лили, переобуться и набить рюкзак жратвой. Когда мы проходили по террасе, Диана, развалившаяся в шезлонге, увидела Вулфа и, кокетливо надувшись, сказала, что хотела бы составить нам компанию, но Вулф сдержался и даже не испепелил ее взглядом. Итак, в четверть четвертого мы сидели на камнях. Остатки обеда, включая три жестянки из-под пива, уже были в рюкзаке, отчет состоялся, и на все вопросы я дал ответ. Конечно, отчет оказался далеко не полным, поскольку под «полным» подразумевается дословное изложение всех бесед, но существо дела Вулф уразумел, включая имена и фамилии, знакомства и связи. Три молодых деревца терлись сзади о камень Вулфа, и Вулф раз двадцать пытался откинуться назад, чтобы использовать их как опору для спины, но ноги при этом неизменно отрывались от земли и дрыгались в воздухе, а это его не устраивало. Он сделал очередную попытку, сказал: «Грр-рр», — выпрямился, соскользнул с камня и открыл было рот, чтобы заговорить, но что-то за моей спиной отвлекло его. Он поднял руку, вытянул палец и спросил:
— А это что?
Я развернулся На ветке футах в двадцати от меня сидела крупная серая птица.
— Дикуша, — сказал я. — Нечто типа тетерева, живущего по принципу: «Мир — Земле, добро — дикуше». Если мирно и спокойно приблизиться к ней, то можно поймать ее руками.
— Она вкусная?
— Да. Очень даже.
— Почему тогда их еще всех не переловили?
Я пообещал непременно выяснить.
Вулф, держась рукой за дерево, попеременно подрыгал обеими ногами, чтобы отряхнуть вниз брючины.
— Я попробую позвонить, — сказал он. — Ты написал, что телефон мисс Роуэн могут прослушивать. Если так, то кто? Шериф или окружной прокурор?
— Шериф.
— Значит, придется поискать другой телефон. Ты знаешь, откуда можно позвонить без опаски?
Я кивнул.
— Из Лейм-Хорса. В Нью-Йорк? Солу?
— Нет. Мистеру Вилу.
— Я не упоминал никакого мистера Вила.
— Этот тот самый генеральный прокурор из Хелены. У меня есть его номер. Он знает, что я здесь. Мистер Макфарланд вчера перезвонил ему по моей просьбе, предупредив о моем прилете, и я заезжал к нему. Хочу теперь у него кое-что уточнить.
Я навьючил на себя рюкзак, и мы пустились в обратный путь. Поскольку мы теперь были на равных, я мог бы потребовать от него, чтобы он сказал, чего добивается от генерального прокурора, но потом решил не торопить события.
Возвращение далось Вулфу тяжелее, поскольку пришлось спускаться, а в двух местах склон был крутоват. Однако Вулф вышел из положения с честью. Машина стояла у дома. Я зашел, сбросил рюкзак, разыскал в ящике стола в комнате Вулфа обрывок бумаги с телефонным номером, нашел на террасе Лили, сказал ей, что у нас дела в Лейм-Хорсе, и спросил, можно ли воспользоваться машиной. Лили сказала, что можно, и осведомилась, вернемся ли мы к ужину. Я сказал, что да, присовокупив, что мы едем только для того, чтобы позвонить, а кому и зачем, расскажу позже. Выйдя на воздух, я обнаружил, что Вулф уже успел забраться в машину — довольно бесцеремонно для гостя — и взгромоздился на переднее сиденье, что меня удивило. В нашем «героне», когда я за рулем, он неизменно садится сзади, где для него установлен специальный поручень на тот случай, если машина взбрыкнет и захочет боднуть дерево или столкнуться со встречным автомобилем, вызвавшим у нее неприязнь. Я сел за руль, и мы покатили. Когда мы выезжали на дорогу в самом конце аллеи, из-за кочки выскочил зверек и стремглав понесся к кустам.
— Местный заяц? — поинтересовался Вулф.
— Это зависит от того, можно ли лугового кролика назвать зайцем, — ответил я. — Пожалуй, я специально проверю это ради вас. Но они не столь вкусны. — Я объехал обломок скалы. — Человека, телефоном которого мы попытаемся воспользоваться, зовут Вудро Степанян. Как я уже говорил, он один из немногих, кто верит в невиновность Харвея.
— Дворец культуры. Года три назад ты пожаловался мне, что мистер Степанян пытался заставить тебя прочесть эссе Бэкона.
— О, я вижу, вы прихватили вашу память с собой, это может нам пригодиться. — Я притормозил, съезжая в каньон. — Кстати, Степанян захочет поздороваться с вами за руку. И вообще, так здесь принято, поэтому не усугубляйте наши трудности, демонстрируя свои нелепые повадки.
— Я отвергаю все формальности, при которых нужно входить в физический контакт с кем-либо.
— Угу, я знаю. Но после всех тягот, что выпали на вашу долю со вчерашнего утра, это пустяки.
Вулф поджал губы и повернул голову посмотреть на разбегающихся по норам сурков.
Лейм-Хорс в будний день в четыре часа выгодно отличается от Нью-Йорка в одном отношении; в нем есть, куда поставить машину. Хотя субботними вечерами подобные сложности встречаются и в Лейм-Хорсе. Мы остановились прямо перед входом во Дворец культуры, и Вулф с минуту постоял, зорко осматриваясь по сторонам, прежде чем пошел за мной. Мы прошли к столу у стены, за которым четверо игроков резались в «скрэбл». Если быть точным, то игрок был один Вуди, — но на столе стояли четыре таблички с именами: Вильям Шекспир, Джон Мильтон, Генри Лонгфелло и Вудро Степанян. Мне уже не раз доводилось видеть это представление с участием различных игроков, за исключением, конечно, самого Вуди. Завидев нас, он встал, я представил их с Вулфом друг другу, и Вулф, как истый джентльмен, пожал протянутую ему руку. Должен признать, что, вынужденный пожимать руку, делает он это умеючи.
— Весьма польщен, — улыбнулся Вуди. — Склоняю голову перед вами. Вы играете в «скрэбл»?
Вулф помотал головой:
— Я не играю ни в какие игры. Я люблю использовать слова, а не забавляться с ними.
— Мы хотим попросить вас об одолжении, — сказал я. — Нам нужно сделать важный телефонный звонок, а шериф, возможно, велел прослушивать телефон мисс Роуэн. Она вам кланяется. Можем мы воспользоваться вашим телефоном?
Вуди сказал, что да, конечно, перевел взгляд на игровое поле, пробормотал: «Ход Мильтона», — подошел к зашторенной двери и пригласил нас заходить.
Вулф протопал к столу, на котором стоял телефонный аппарат и бухнулся в кресло вполне подходящих размеров для Вудро Степаняна, но совершенно не приспособленное для самого Вулфа. Я сказал, чтобы он вызвал телефонистку и дал ей нужный номер. Вулф скорчил гримасу, но тем не менее снял трубку.
Поскольку параллельного аппарата в комнате не было, могу изложить лишь то, что слышал. Сообщив кому-то свое имя, Вулф попросил соединить его с мистером Вилом, а пару минут спустя заговорил: «Да, слушаю… Нет, я не в Тимбербурге, я остановился в доме владелицы ранчо, управляющим которым был мистер Грив… Да, мисс Лили Роуэн. Я решил, что должен переговорить с мистером Джессапом, и хочу знать, поговорили ли с ним вы… Нет, я прекрасно понимаю, что нужно соблюдать осторожность… Нет, и он не знает, где я… Да, конечно, я очень вам признателен, и мистер Макфарланд также будет весьма благодарен».
Повесив трубку, он повернулся ко мне и сказал:
— Свяжись с мистером Джессапом. — Потом нахмурился и добавил: — Пожалуйста.
Представляете, как трудно быть со мной на равных?
Поскольку я четырежды звонил в контору окружного прокурора в Тимбербурге, пытаясь добиться встречи, лезть в записную книжку за номером телефона мне было ни к чему. Я дотянулся до аппарата, снял трубку, сообщил ответившей мне девушке, что Ниро Вулф желает переговорить с мистером Джессапом и несколько секунд спустя услышал голос Джессапа:
— Мистер Вулф?
— Это Арчи Гудвин. Соединяю вас с мистером Вулфом.
И снова могу передать вам лишь то, что слышал сам: «Мистер Джессап? Ниро Вулф. С вами обо мне говорил мистер Вил… Да, он так и сказал мне. Я хочу с вами побеседовать, Желательно — не по телефону… Да… Конечно… Сегодня было бы лучше… Да, понимаю… Нет, я звоню из Лейм-Хорса, из кабинета мистера Вудро Степаняна… Нет. Лучше договоритесь с мистером Гудвином.»
Он протянул мне трубку. Я взял ее и произнес:
— Арчи Гудвин.
— Вы знаете, где находится усыпальница Уэдона?
— Да.
— Я выйду минут через десять-двадцать, и встретимся там. С вами будет еще кто-нибудь, кроме мистера Вулфа?
— Нет.
— Хорошо.
Он повесил трубку. Я повернулся к Вулфу;
— Мы договорились встретиться возле усыпальницы Уэдона, которая находится ближе к нам, чем к Тимбербургу. Милях в десяти отсюда.
— Кладбище?
— Нет. Много лет назад некий Уэдон вбил себе в голову, что попытается выращивать там пшеницу, и, как гласит молва, умер от голода. Впрочем, я в этом сомневаюсь. Джессап не хочет встречаться у себя, поскольку контора шерифа находится в том же здании суда.
Я взглянул на наручные часы. Было без пяти пять.
— Я позвоню мисс Роуэн и предупрежу, что к ужину мы не опоздаем.
Пока я звонил, Вулф осматривал экспонаты. Выйдя из кабинета, я рассчитывал увидеть Вуди, но его на месте не оказалось. Я разглядел его среди небольшой кучки зевак возле универмага, которые следили за гонкой или, скорее, за погоней. Тщедушный человечек в джинсах и без рубашки приближался к нам, улепетывая от толстой краснолицей женщины с длинным кожаным кнутом. Завидев публику, человечек завопил:
— Свяжите ее! Черт побери, да свяжите же ее!
Поравнявшись с нами, он споткнулся и чуть не упал, в самый последний миг увернувшись от удара кнутом. Женщина буквально наседала ему на пятки, когда они скрылись за углом дома.
Вулф вопросительно посмотрел на меня.
— Местная достопримечательность, — пояснил я. — Можно лицезреть примерно раз в месяц. Мистер и миссис Нов Барнес. Она печет и продаст хлеб и пироги, а он таскает выпечку и покупает спиртное у некой Генриетты. Знатоки считают, что она не прячет от мужа всю выпечку, потому что это повредило бы представлению. А он кричит: «Свяжите ее!» — потому, что пару лет назад выходивший из универмага ковбой, который только что приобрел лассо, завидев погоню, сумел набросить его на миссис Барнес и спасти беднягу от возмездия.
— Это ее хлеб мы ели за завтраком?
— Да. Вы съели четыре куска.
— Неплохо, совсем неплохо.
Он подошел к машине и забрался внутрь. Я сел за руль, запустил мотор, и мы выехали. Когда позади осталось три или четыре мили, Вулф заговорил:
— Ты нарочно наезжаешь на ухабы.
— Нет. Это такая дорога. Попробуйте сами не наехать на ухаб. К тому же мы не в вашем «героне» со специально изготовленными рессорами — Бух! — Вас не затруднит обсудить со мной предстоящий разговор с Джессапом?
— При такой-то тряске? Очень затруднит. Я на месте решу, как и о чем говорить с ним.
Если вам взбредет в голову посетить усыпальницу Уэдона, то вы должны знать, как ее найти. Ни указателя, ни особой дороги вы не увидите, хотя в былые времена дорога, должно быть, все-таки существовала. Теперь же, сразу за небольшой тополиной рощей, примыкающей к шоссе, и перед акведуком, вы сворачиваете вправо, съезжаете на сухую траву — сухую в августе, — огибаете подножие холма и следуете вдоль неглубокого каньона. Каких-то две сотни ярдов — и вы на месте. Впрочем, особой радости оно вам не доставит. От дома с крышей остались одни развалины, из которых в разные стороны торчат стропила и бревна. С другой стороны, если вас привлекают мощи, то вокруг разбросано вдосталь костей, которые изредка перебирают и потом бросают немногочисленные туристы. Джонни Уотер уверяет, что некоторые из этих костей принадлежали Уэдону, но сам признает, что не является признанным авторитетом в этом вопросе.
Машину Джессапа, темно-синий, седан я знал, но здесь ее не было. Кроме того, что я вам описал, не было вообще ничего и никого, Я развернул машину, заглушил мотор и сказал:
— Есть предложение. Если он усядется сзади, то вам придется повернуть голову, чтобы разговаривать с ним. Если же вы переберетесь назад, а он сядет на переднее сиденье, то крутить головой придется уже ему.
— Я никогда не веду важных разговоров, сидя в автомобиле, — отмахнулся Вулф.
— Ничего подобного. Один раз у вас состоялся такой разговор с мисс Роуэн, один раз со мной, да еще пару раз. У вас замечательная память. Вы сами как-то раз изволили заметить, что одно из главных достоинств памяти — это способность начисто отбрасывать то, что мы хотим забыть. К тому же — где еще здесь сидеть? Могильных плит в этой усыпальнице нет.
Вулф распахнул дверцу, пятясь выбрался наружу, открыл заднюю дверцу и заполз на заднее сиденье. Я развернулся, придирчиво осмотрел шефа и сказал:
— Совсем другое дело. Когда-нибудь вы поймете, до чего я все-таки ценный помощник.
— Фу. Почему тогда я здесь, в двух тысячах миль от дома?
— Чтобы поспособствовать торжеству правосудия. Оправдать невинного. Теперь о Джессапе. Чтобы лучше понять его натуру, вам следует знать, что родился он в Монтане, ему сорок один год и у него трое детей, в которых он души не чает. Окончил университет Монтаны, что в городе Миссула. В отчете я не упомянул слова Лютера Доусона, который сказал, что Джессап всегда мечтал стать судьей и… А вот и он.
Поскольку, как я уже говорил, я развернул машину, нам не пришлось выпячивать шеи, чтобы увидеть «форд», который вынырнул из-за холма и теперь трясся вдоль каньона. Ярдах в двадцати от нас машина остановилась, потом снова поползла вперед, развернулась и поравнялась с нашей. Джессап вылез, кивнул мне, подошел к задней дверце, сказал: «Я Том Джессап» — и протянул руку.
Сперва мне показалось, что Вулф подложит мне свинью и проявит свой нрав, но он протянул руку, сказал: «Я Ниро Вулф» — и допустил физический контакт. Джессап заметил, что наша машина более вместительна, чем его «форд», мы с этим согласились, и он начал огибать ее с другой стороны. Я открыл переднюю дверцу. Джессап понял намек и забрался на переднее сиденье.
— Я приехал, чтобы выслушать мистера Вулфа, — обратился он ко мне, — но сначала хотел бы кое-что уточнить. Вчера вы сказали, что не знаете, почему одно важное лицо интересуется этим делом, теперь же выясняется, что… Словом, вы ввели меня в заблуждение, да?
— Теперь послушайте вы, — сказал я. — Вместо того, чтобы набрасываться на меня с упреками, вы могли бы просто спросить. И я бы ответил, что понятия не имел о вмешательстве мистера Вулфа до вчерашнего вечера, когда увидел, как он выбирается из такси. В доказательство правдивости своих слов приведу такой аргумент: знай я наперед о приезде мистера Вулфа, я бы безусловно отправился встречать его — если не в Хелену, то хотя бы в Тимбербург. Впрочем, сейчас это не столь важно, поскольку вы подозреваете, что отчет потребовался генеральному прокурору именно для мистера Вулфа.
— Не подозреваю, а знаю. — Джессап развернулся и посмотрел на Вулфа. — Мистер Вулф, я поставлен здесь для того, чтобы блюсти закон. Высшее должностное лицо обратилось ко мне с просьбой отнестись к вам с пониманием, а также…
— Разве он не попросил, чтобы вы оказали мне содействие?
— Возможно. Но я стараюсь прежде всего выполнять свой долг перед избирателями. Буду с вами откровенен. Никогда прежде генеральный прокурор не обращался ко мне с подобной просьбой. Поэтому, если не возникнет крайняя необходимость, мне бы не хотелось ему отказывать. В свою очередь, я прошу вас быть со мной откровенным. Скажите, какой рычаг вы использовали, чтобы убедить мистера Вила обратиться ко мне.
Вулф кивнул.
— Я вполне понимаю, чем вызван ваш вопрос, и многие представители закона на вашем месте даже не удосужились бы его задать. Мистер Вил называл какие-либо имена?
— Только ваше… и мистера Гудвина.
— Тогда я не смогу полностью сравняться с вами в откровенности. «Рычаг» — слишком сильно сказано. У меня нет никаких связей в Монтане — ни политических, ни профессиональных, ни даже личных, но один мой нью-йоркский знакомый всеми этими связями обладает. И при этом хорошо ко мне расположен. Поскольку мистер Вил умолчал про него, я тоже не стану называть его имя, но человек он честный, достойный и обязательный. Думаю, что он просто обратился к мистеру Вилу с просьбой. И уж совершенно убежден, что он не использовал никаких рычагов. Впрочем, я не уверен, готовы ли вы поверить мне на слово, поскольку вы меня не знаете.
— Я знаю вашу репутацию. Как и большинство других людей, даже в нашей глубинке. Я звонил двоим коллегам в Нью-Йорк, и они мне сказали, что ваше слово очень весомо, но каждый, кто имеет с вами дело, должен точно знать формулировку этого слова.
Уголок рта Вулфа еле заметно приподнялся — у него это означало улыбку.
— Подобное скорее может относиться к дельфийскому оракулу. Скажите, как мне сформулировать мое слово, чтобы оно удовлетворило вас?
— Может быть, вы все-таки назовете его? Только между нами.
— Нет. Раз мистер Вил его не назвал, я тем более не могу. — Вулф наклонил голову. — Вопрос, мистер Джессап. Почему вы не спрашиваете, какое содействие от вас требуется? Возможно, что вы согласились бы пойти мне навстречу и без просьбы мистера Вила.
— Хорошо. Что вам от меня требуется?
Вулф закрыл глаза, потом открыл их.
— Я хочу, чтобы мне не чинили препятствий в расследовании. Мистер Гудвин безуспешно пытался пробиться через завесу молчания в течение десяти дней. У него не нашлось не то что рычага, но даже точки опоры. Даже адвокат, нанятый мисс Роуэн для защиты обвиняемого, убежден, что мистер Грив виновен.
— Это не просто убеждение, а логическое заключение, основанное на уликах.
— Уликах, которые добыл мистер Хейт. Я обвиняю мистера Хейта в невыполнении возложенных на него служебных обязанностей, которое повлекло за собой должностное преступление. Он враждебно настроен к мистеру Гриву, поэтому, собрав, как ему кажется, достаточно улик против мистера Грива, чтобы предъявить ему обвинение, мистер Хейт не счел нужным расследовать другие версии. В тот четверг пятнадцать других людей, которые знали мистера Броделла, находились на сравнительно небольшом удалении от места преступления, но мистер Хейт даже не удосужился допросить их, как следует. Я не…
— Вы можете это доказать?
— Я могу, — вмешался а. — Они не хотят говорить со мной про Броделла и про убийство, но Хейта не покрывают. Можете спросить их сами.
— Я не включаю в это число жену и дочь мистера Грива, — добавил Вулф, — поскольку мы с мистером Гудвином исключили их из числа подозреваемых на основании фактов, которые убедили нас, но не убедят вас. Точно так же, как вы не примете на веру те сведения, которые убедили нас в невиновности мистера Грива. Впрочем, это не важно, поскольку мне нужно лишь одно: чтобы мне не чинили препятствий. Я согласен, что факты, которые могли бы доказать невиновность мистера Грива, в настоящее время отсутствуют, но мы хотим получить право найти их. С этой целью…
— Я и не оспариваю вашего права, как и никто другой, пожалуйста.
— Фу. Это демагогия и вы сами это понимаете. С таким же успехом вы можете сказать безногому, что не оспариваете его права на ходьбу. Я хочу от вас следующего: вы должны активно поддерживать наше право. От мистера Хейта нам этого не добиться; вы же — другое дело. Мне сказали, что окружной прокурор в Монтане при возбуждении дела руководствуется прежде всего материалами, полученными от шерифа и от полиции, но довольно часто предпринимает независимое расследование — лично, через своих людей или даже иногда прибегает к услугам частных сыщиков. Мы с мистером Гудвином хотим, чтобы вы наняли нас для расследования убийства мистера Броделла. Нам нужны соответствующие полномочия. Профессиональная квалификация у нас вполне достаточная. Ни гонорара, ни возмещения расходов нам не понадобится.