Страница:
— Разумеется. Но некоторые люди страшно пугаются при виде человека, у которого из спины торчат ножницы, — возразил я без особого жара. — Я не был близко знаком с Карлом, но он не кажется мне человеком, способным убить полицейского просто из принципа. Воллен пришел сюда его арестовывать?
Пэрли прервали до того, как он успел мне ответить.
Том закончил обслуживать своего клиента. Двое молодчиков, сидевших на стульях у перегородки, теперь уставились на несчастного клиента, который направился к вешалке за своими вещами. Том, очистив от волос кресло, подошел к нам.
Обычно он бегает как шестнадцатилетний мальчик от своего кресла в подсобное помещение за горячей водой, полотенцем и так далее, несмотря на седые волосы и шестидесятилетний возраст. Но сегодня Том еле волочил ноги. Он даже не поздоровался со мной, хоть и глянул в мою сторону, прежде чем обратиться к Пэрли.
— Время моего обеденного перерыва, сержант. Я хожу в кафетерий поблизости.
Пэрли позвал кого-то, вроде бы Джоффа. Один из детективов на стульях возле перегородки тотчас подошел к нему.
— Йеркис собирается идти завтракать, — сказал ему Пэрли. — Ступай вместе с ним.
— Я хочу также позвонить жене, — решительно потребовал Том.
— Почему нет? Звоните. Оставайся с ним все время, Джофф.
— Хорошо, сэр.
Они ушли. Том шел впереди.
Мы с Пэрли отошли в сторону, потому что к кассе, чтобы расплатиться по счету, приблизился другой клиент. Фиклер сел за кассу и взял у него деньги.
— Мне показалось, — начал я крайне вежливо, — что ты говорил о Карле и Тине… Зачем же тогда давать Тому провожатого на время ленча?
— Мы их еще не взяли.
— Ну, это вопрос времени!.. Я же знаю, как ваши ребята относятся к убийствам полицейских. Для чего терроризировать невинных мастеров? Вдруг один из них разнервничается до того, что полоснет бритвой клиента? Кто будет виноват?
Пэрли только презрительно фыркнул.
Я изобразил на лице тревогу.
— Прошу извинить меня, я тоже не поклонник убийц. Согласись, что мой интерес к данному делу совершенно понятен. К счастью, я грамотный, так что сумею прочитать все подробности в газетах.
— Не строй из себя большего дурака, чем ты есть! — Глаза Пэрли были прикованы к клиенту, который прошел мимо стража у дверей и направился дальше, к лестнице. — Конечно, мы поймаем Карла и Тину. А пока, с твоего разрешения, просто последим за аппетитом этих парней. Ты спрашиваешь, чего ради был здесь Джек Воллен?
— Я спросил, не приходил ли он арестовывать Карла?
— Пожалуй, так оно и было, но я не могу этого доказать. Вчера около полуночи на углу Восемьдесят первой улицы и Бродвея машина сбила двух женщин. Они скончались… Машина скрылась, не останавливаясь. Позднее ее нашли на Бродвее, около Девяносто шестой улицы, у входа в метро. Нам не удалось разыскать никого, кто видел бы водителя: ни на месте наезда, ни там, где машину бросили. Выяснилось, что автомобиль был угнан. Владелец оставил его на Сорок восьмой улице между девятью и десятью вечера. Вернулся за ним в одиннадцать и не обнаружил на месте.
Пэрли замолчал, увиден, что в парикмахерскую входит новый клиент. Тот с помощью Фиклера прорвался мимо охраны, сдал пальто и шляпу в гардероб и сел в кресло Джимми. Пэрли вновь вспомнил обо мне.
— Машину обнаружила патрульная бригада. У нее был помят передок, виднелись следы крови и все такое.
Двенадцатый округ направил туда Джека Воллена. Он ее осматривал первым. Позднее, разумеется, появилась целая толпа, включая работников лаборатории, потом машину убрали. Все решили, что Воллен поехал домой и завалился спать, тем более что было уже восемь утра, когда закончилось его дежурство. Но он этого не сделал. Воллен позвонил жене: напал, мол, на горячий след, который непременно выведет его на виновного в наезде, и он сам все распутает, чтобы добиться повышения по службе. Потом позвонил домой владельцу машины и спросил его, не связан ли он каким-то образом с парикмахерской Голденрода, бывал ли когда-нибудь в ней, знаком ли с кем-нибудь из ее работников. Владелец машины даже не слышал о такой. Конечно, все это мы выяснили уже после, когда в 10.15 нас вызвали сюда, и мы увидели Воллена с ножницами в спине.
Я нахмурился.
— Но что привело его в эту парикмахерскую?
— Мы бы тоже хотели это знать. Очевидно, он обнаружил что-то в машине. Проклятый дурак решил отличиться, держал все в тайне, явился сюда… и его убили.
— Неужели он тут ничего не показывал? Хотя бы упоминал про что-нибудь?
— Вроде нет. Говорят, при нем была одна лишь газета. Она у нас Это сегодняшняя «Ньюс», утренний выпуск, вышла вчера ночью. В ней мы не нашли ничего примечательного. В карманах у Воллена тоже ничего не было… Одним словом — никаких следов.
Я фыркнул.
— И правда, глупец… Даже если бы он выяснил, как все случилось, никакое повышение ему не светило. Скорее всего, его направили бы в транспортную полицию.
— Таких у нас, к сожалению, немало. Переоценивают свои силы и возможности. Я не хочу называть имена, но работники на местах оставляют желать…
Зазвонил телефон. Фиклер, склонившись над кассовой книгой, посмотрел на Пэрли, тот сделал шаг и снял трубку. Поскольку вызывали, видимо, его самого, я отошел в сторону.
Меня окликнули:
— Здравствуйте, мистер Гудвин!
Это был Джимми, мастер Ниро Вулфа. Он колдовал ножницами над ухом своего клиента. Самый молодой из мастеров, самый красивый, с ровно очерченными губами, белозубой улыбкой и веселыми темными глазами. Я всегда удивлялся: почему он не работает у Фраминелли?
— Привет, Джимми!
— Мистер Вулф должен сюда прийти, — требовательно заявил он.
При существующем положении вещей я посчитал это довольно нетактичным и даже намеревался ему об этом сообщить, но тут меня позвал Эд. Оказывается, последний клиент пришел к нему по записи.
— Можете еще подождать, мистер Гудвин? Ну и хорошо!
Я подошел к вешалке, разделся до рубашки и направился к одному из стульев возле перегородки, рядом со столиком с журналами.
Я подумал, что мне следовало бы взять в руки журнал, но я уже читал тот, что лежал наверху, а под ним виднелся «Таймс» двухнедельной давности. Поэтому я откинулся на спинку и медленно повел глазами справа налево и обратно. Хотя я ходил в эту парикмахерскую вот уже шесть лет, я практически не знал этих людей, а ведь мастера стрижки и бритья славятся своей разговорчивостью. Мне было известно, что однажды здесь на Фиклера в буквальном смысле слова напала его бывшая жена, что у Филиппа во второй мировой войне погибло двое сыновей, что Тома один раз уличили в воровстве лосьона и других мелочей, что Эд играет на бегах и вечно сидит в долгах, что и Джимми нужно следить в оба, потому что он таскает из парикмахерской свежие журналы, и что Жанет, работавшая тут всего год, по всей вероятности, имеет побочную статью доходов — приторговывает наркотиками.
Помимо этого я ничего не знал о работавших здесь людях.
Неожиданно передо мной возникла Жанет. Она вышла из-за перегородки, и не одна. Ее сопровождал широкоплечий седой тип с серыми глазами, у которого изо рта торчала незажженная сигара. Он окинул взглядом всю парикмахерскую и, поскольку начал с дальнего конца, то закончил мною. И вытаращил глаза.
— Вы! Каким образом?
Я тоже на секунду удивился, увидев самого инспектора Кремера, главу манхэттенского отдела особо тяжких преступлений, здесь, в парикмахерской. Но даже инспектору нравится, когда о нем хорошо отзываются рядовые работники, а на этот раз дело шло об убийстве не простого гражданина, а одного из сотрудников. Все полицейские силы оценят, если он собственными руками поймает убийцу.
Кроме того, должен признать, Кремер хороший полицейский.
— Жду, когда меня побреют, — ответил я. — Я здесь постоянный клиент. Спросите у Пэрли.
Подошел Пэрли и подтвердил мои слова, но инспектор предпочел лично осведомиться у Эда. Потом он отвел в сторону Пэрли, они о чем-то потолковали, после чего Кремер вызвал Филиппа и повел его за перегородку.
Жанет села рядом со мной. В профиль она выглядела даже лучше с ее милым подбородком, прямым носиком и длинными ресницами. Я чувствовал себя в долгу перед ней за то удовольствие, которое она доставляла мне своим видом. Сидя в кресле у Эда, я частенько любовался, как она склоняется над руками клиентки.
— А я-то думал, куда вы пропали, — заметил я.
Она повернулась ко мне. Морщин у нее еще не было, но и девочкой ее нельзя было назвать. А в этот день особенно. Я подумал, что впервые вижу, как у нее напряжены буквально все мышцы.
— Вы что-то сказали?
— Ничего существенного. Мое имя Гудвин. Арчи Гудвин. Зовите меня просто Арчи.
— Знаю, вы детектив. Скажите, как мне не допустить появления моих фотографий в газетах?
— Никак, если их уже сделали. Вас фотографировали?
— По-моему, да. Господи, лучше бы мне умереть!
— Что вы, как можно?!
Я сказал это негромко, но с чувством.
— А чего радоваться?.. Мне жизнь не мила. Мои родные в Мичигане воображают, что я актриса или манекенщица. Я писала об этом туманно. А тут… О, господи!
Подбородок у нее задрожал, но она сумела взять себя в руки.
— Работа есть работа, — философски заметил я. — Мои родители хотели, чтобы я стал ректором колледжа, я же мечтал стать знаменитым футболистом. Посмотрите на меня!.. Во всяком случае, если вашу фотографию опубликуют и вы будете узнаваемы, никто заранее не скажет, к чему это приведет.
— Мое призвание — театр!
Естественно, упоминание о пристрастии к актерской игре показалось мне подозрительным.
— Не думайте о неприятном, — посоветовал я ей, — переключитесь на что-нибудь другое. Подумайте об убитом. Хотя нет, он не годится… Подумайте о его жене. Что она сейчас переживает? Или же об инспекторе Кремере, о той задаче, которую ему предстоит разрешить. О чем он вас только что спрашивал?
Жанет не слышала меня. Зубы у нее стучали; она едва слышно пробормотала:
— Как бы я хотела иметь побольше мужества!
— Зачем? Что бы вы тогда сделали?
— Я бы рассказала обо всем…
— О чем?
— Да о том, что случилось.
— Вы имеете в виду прошлый вечер? Почему бы вам не попробовать на мне, посмотреть, как получится? Для этого вовсе не надо обладать каким-то особым мужеством, просто раскройте ротик и начинайте говорить, а дальше все пойдет само собой. Только не кричите, говорите спокойнее, чтобы не тратить силы.
Она опять не слышала ни единого слова. Ее карие глаза под длинными ресницами буквально впились в мое лицо.
— Как все происходило сегодня утром? Я возвращалась в свою кабину после того, как сделала маникюр мистеру Левинсону в кресле Филиппа, а он позвал меня в Тинину кабину и схватил меня одной рукой за горло так сильно, что я даже не могла вскрикнуть! Я ни капельки не сомневалась, чего он хочет, поэтому схватила ножницы с полки и, не соображая, что делаю, изо всей силы вонзила их в него, а он рухнул на стул, ослабив свою хватку. Вот что я рассказала бы, если бы у меня была воля, и если бы я действительно мечтала сделать блестящую карьеру… Меня бы арестовали, судили, а потом…
— Спуститесь с небес на землю… Итак, мистер Левинсон позвал вас в Тинину кабину?
— Ничего подобного! Человек, которого убили.
Жанет откинула голову назад.
— Видите следы у меня на шее?
На ее прелестной шейке не было никаких следов.
— Великий боже! Такая исповедь принесла бы вам колоссальный гонорар!
— Не сомневаюсь.
— Тогда давайте расскажите подробнее.
— Не могу! Просто не могу! Получится страшно вульгарно.
Ее личико было совсем близко от меня и казалось еще более привлекательным.
При обычных обстоятельствах моя реакция была бы вполне нормальной и здоровой, но в данный момент я с удовольствием надавал бы ей пощечин. У меня появился знакомый зуд в затылке от одной мысли, что она намеревается раскрыть историю полуночной поездки по Бродвею, возможно, с одним из ее друзей по работе… Может быть, с самим боссом… А она выкинула такой фортель!
Ее следовало проучить.
— Я понимаю ваше положение, — сказал я. — Такая очаровательная, чистая и разумная девушка, как вы, — и такое хамство. Но в конце концов правда непременно выплывет наружу, и я хочу вам помочь. Случайно я не женат. Я немедленно отправляюсь к инспектору Кремеру и все ему расскажу. Он пожелает сделать фото вашего горла. Я знаком с надзирательницей в тюрьме и позабочусь о том, чтобы с вами хорошо обращались: не кричали и не грубили. Вы знаете приличного адвоката?
Она покачала головой. Я решил, что это ответ на мой вопрос об адвокате, но нет, по всей вероятности, она вообще не считала нужным отвечать на мои вопросы.
— В отношении того, что вы не женаты, — сказала Жанет, — я об этом даже никогда не задумывалась. В одном журнале в прошлом году была статья о работающих женщинах, которые выходят замуж. Вы ее читали?
— Нет. Возможно, мне удастся убедить окружного прокурора, что уместнее приговор «непреднамеренное убийство», а не просто «убийство». Ваши родственники в Мичигане будут рады.
Я соскользнул на самый краешек стула и даже слегка приподнялся.
— Ну, так я пошел к Кремеру?
— Это была глупая статья, — продолжала Жанет — Я считаю, что девушка должна прежде сделать карьеру. Вот почему меня не волнует, женат или холост тот или иной молодой человек, с которым мне довелось столкнуться. И по этой же причине я ни разу не спросила у вас, имеете ли вы знакомых среди заправил шоу-бизнеса, поскольку я никогда не согласилась бы принять помощь от мужчины… Я думаю, что девушка…
Если бы в этот момент Эд не подошел ко мне и не подал мне сигнала, что он освободился, я не знаю, чем бы все это кончилось. Дать ей на самом деле пощечину — крайне вульгарно… Но никакие слова на нее не действовали! Она оставалась к ним глуха. Конечно, я все-таки придумал бы что-то такое, что возымело бы на нее действие. Но я не хотел заставлять Эда ждать, поэтому подошел и сел в его кресло.
— Просто поскребите мне физиономию, — попросил я.
Он надел на меня нагрудник и завязал его сзади.
— Вы звонили? — спросил Эд. — Этот осел опять забыл меня предупредить.
Я признался, что не звонил. Получилось так, объяснил я, что мне только что стало известно об одном поручении, которое я должен выполнить, а туда нужно явиться в приличном виде.
И тут же добавил:
— Как я посмотрю, у вас сегодня весело?
Эд подошел к шкафчику, достал из него тюбик с мыльной пастой, выжал немного в стаканчик и принялся взбивать пену.
— Совершенно верно, — сказал он с чувством. — Карл, вы ведь знаете Карла, да? Так вот: он убил человека в Тининой кабинке. После этого они оба сбежали. Мне очень жаль Тину, она мне нравилась, да и в отношении Карла ничего не могу сказать дурного.
Эд подошел к моей левой щеке. Я не мог говорить, пока он намыливал мне физиономию. Но вот он закончил и пошел оттереть пальцы, потом снова приблизился ко мне, но уже с бритвой.
— Я бы на вашем месте поостерегся уверенно заявлять, то убийца — Карл. Пока это не доказано.
— Кто же еще мог это сделать? — поинтересовался Эд. Бритва у него была острой и быстрой как всегда. — Чего ради он тогда удрал?
— Трудно сказать. Но ведь здесь околачивается и полиция, даже сам инспектор Кремер.
— Конечно. Ищут вещественные доказательства. Как же без них? — Эд натянул мне кожу на щеке. — Например, меня спросили, не показывал ли мне что-нибудь Карл, не спрашивал ли у меня о каком-то предмете из парикмахерской. Я ответил, что нет. Это уже доказательство, верно?
— Я вижу, вы глубоко копаете, — пробормотал я. — Что еще у вас спрашивали?
— Все обо мне самом: женат или холост?.. Вы же знаете, агенты страховых компаний и налоговые инспекторы интересуются одним и тем же. Но когда он начал расспрашивать меня о вчерашнем вечере, я поначалу хотел послать его подальше. Потом передумал и ответил. Почему не ответить? Такова моя философия, мистер Гудвин: почему нет? Если это избавляет от лишних неприятностей?..
Он приподнял мне подбородок и занялся шеей. Когда она была приведена в порядок, я повернул голову вправо, подставляя другую щеку.
— Конечно, — рассудительно продолжал Эд, — полиции необходимо все выяснить, но с их стороны глупо ожидать, что все решительно все запомнили. Когда он пришел, он сначала поговорил с Фиклером — минут пять, не меньше. Потом Фиклер отвел его в Тинину кабинку, и он поговорил с Тиной. После этого управляющий поочередно посылал к нему: Филиппа, Карла, Джимми, Тома, меня и Жанет. Я считаю большим достижением с моей стороны, что я запомнил это.
Я пробормотал, что совершенно с ним согласен. Эд стал брить кожу у меня под носом.
— Но я не могу помнить все, и они не могут заставить рассказывать то, чего я не знаю. А я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как Жанет вышла из кабинки Тины, и туда вошел Фиклер и обнаружил убитого. Они наслаивали: десять минут? Пятнадцать? Я ответил, что у меня в это время сидел очень капризный клиент. Один Филипп бездельничал, а мне было не до наблюдений. Они спросили, кто из наших сотрудников ходил за перегородку после того, как оттуда вышла Жанет, но я снова повторил, что был занят клиентом и ничего не знаю. Но сам я никуда не отходил, потому что стриг его. А какой требовательный мистер Хауэлл — всем известно.
— Возможно, кроме полиции, — произнес я, но в пустоту, потому что Эд в эту минуту пошел за горячим полотенцем. Он принес его, сделал мне компресс, потом опрыскал меня туалетной водой.
При этом он продолжал изливать душу:
— Еще меня спрашивали, когда точно ушли Карл и Тина, спрашивали раз десять, но я не мог этого сказать и не стал придумывать. Карл, разумеется, полицейского ухлопал, но они зря рассчитывают доказать это с моей помощью. Если им нужны улики, пусть сами их и ищут. Еще холодное полотенце?
— Нет, пусть останется запах.
Эд промокнул мне лицо, чуть поднял кресло и принес расческу и щетку.
— Могу ли я помнить то, чего не знаю? — спросил он раздраженно.
— За себя могу ответить точно: вряд ли.
— Вот видите, а я не такой великий детектив, как вы!
На этот раз Эд довольно резко орудовал щеткой.
— Теперь вот моя очередь идти на завтрак, но вместе со мной отправится детектив. Мы даже не можем сходить в туалет! Всех обыскали, заставив раздеться, и привели женщину, чтобы обыскать Жанет. У нас взяли отпечатки пальцев, но, конечно, я понимаю, им нужны доказательства.
Он снял с меня нагрудник.
— Ну, как побрились?
Я заверил, что так же великолепно, как всегда, встал с кресла и получил квитанцию.
Пэрли Стеббинс, находившийся рядом, следил за нами обоими, не сводя глаз. Бывали моменты, когда мне безумно хотелось пристукнуть бравого сержанта! Но не сейчас.
Ведь убит полицейский!
Пэрли заговорил, совершенно миролюбиво:
— Инспектору не нравится, что ты находишься здесь.
— Мне тоже, — признался я. — Благодарение богу, сегодня не тот день, когда сюда приходит стричься мистер Вулф. Вы бы ни за что не поверили, что это чистая случайность. Я-то мелкая сошка… Рад был повидаться.
Я подошел к кассе и оплатил квитанцию, получил свои вещи и вышел из парикмахерской.
Пэрли прервали до того, как он успел мне ответить.
Том закончил обслуживать своего клиента. Двое молодчиков, сидевших на стульях у перегородки, теперь уставились на несчастного клиента, который направился к вешалке за своими вещами. Том, очистив от волос кресло, подошел к нам.
Обычно он бегает как шестнадцатилетний мальчик от своего кресла в подсобное помещение за горячей водой, полотенцем и так далее, несмотря на седые волосы и шестидесятилетний возраст. Но сегодня Том еле волочил ноги. Он даже не поздоровался со мной, хоть и глянул в мою сторону, прежде чем обратиться к Пэрли.
— Время моего обеденного перерыва, сержант. Я хожу в кафетерий поблизости.
Пэрли позвал кого-то, вроде бы Джоффа. Один из детективов на стульях возле перегородки тотчас подошел к нему.
— Йеркис собирается идти завтракать, — сказал ему Пэрли. — Ступай вместе с ним.
— Я хочу также позвонить жене, — решительно потребовал Том.
— Почему нет? Звоните. Оставайся с ним все время, Джофф.
— Хорошо, сэр.
Они ушли. Том шел впереди.
Мы с Пэрли отошли в сторону, потому что к кассе, чтобы расплатиться по счету, приблизился другой клиент. Фиклер сел за кассу и взял у него деньги.
— Мне показалось, — начал я крайне вежливо, — что ты говорил о Карле и Тине… Зачем же тогда давать Тому провожатого на время ленча?
— Мы их еще не взяли.
— Ну, это вопрос времени!.. Я же знаю, как ваши ребята относятся к убийствам полицейских. Для чего терроризировать невинных мастеров? Вдруг один из них разнервничается до того, что полоснет бритвой клиента? Кто будет виноват?
Пэрли только презрительно фыркнул.
Я изобразил на лице тревогу.
— Прошу извинить меня, я тоже не поклонник убийц. Согласись, что мой интерес к данному делу совершенно понятен. К счастью, я грамотный, так что сумею прочитать все подробности в газетах.
— Не строй из себя большего дурака, чем ты есть! — Глаза Пэрли были прикованы к клиенту, который прошел мимо стража у дверей и направился дальше, к лестнице. — Конечно, мы поймаем Карла и Тину. А пока, с твоего разрешения, просто последим за аппетитом этих парней. Ты спрашиваешь, чего ради был здесь Джек Воллен?
— Я спросил, не приходил ли он арестовывать Карла?
— Пожалуй, так оно и было, но я не могу этого доказать. Вчера около полуночи на углу Восемьдесят первой улицы и Бродвея машина сбила двух женщин. Они скончались… Машина скрылась, не останавливаясь. Позднее ее нашли на Бродвее, около Девяносто шестой улицы, у входа в метро. Нам не удалось разыскать никого, кто видел бы водителя: ни на месте наезда, ни там, где машину бросили. Выяснилось, что автомобиль был угнан. Владелец оставил его на Сорок восьмой улице между девятью и десятью вечера. Вернулся за ним в одиннадцать и не обнаружил на месте.
Пэрли замолчал, увиден, что в парикмахерскую входит новый клиент. Тот с помощью Фиклера прорвался мимо охраны, сдал пальто и шляпу в гардероб и сел в кресло Джимми. Пэрли вновь вспомнил обо мне.
— Машину обнаружила патрульная бригада. У нее был помят передок, виднелись следы крови и все такое.
Двенадцатый округ направил туда Джека Воллена. Он ее осматривал первым. Позднее, разумеется, появилась целая толпа, включая работников лаборатории, потом машину убрали. Все решили, что Воллен поехал домой и завалился спать, тем более что было уже восемь утра, когда закончилось его дежурство. Но он этого не сделал. Воллен позвонил жене: напал, мол, на горячий след, который непременно выведет его на виновного в наезде, и он сам все распутает, чтобы добиться повышения по службе. Потом позвонил домой владельцу машины и спросил его, не связан ли он каким-то образом с парикмахерской Голденрода, бывал ли когда-нибудь в ней, знаком ли с кем-нибудь из ее работников. Владелец машины даже не слышал о такой. Конечно, все это мы выяснили уже после, когда в 10.15 нас вызвали сюда, и мы увидели Воллена с ножницами в спине.
Я нахмурился.
— Но что привело его в эту парикмахерскую?
— Мы бы тоже хотели это знать. Очевидно, он обнаружил что-то в машине. Проклятый дурак решил отличиться, держал все в тайне, явился сюда… и его убили.
— Неужели он тут ничего не показывал? Хотя бы упоминал про что-нибудь?
— Вроде нет. Говорят, при нем была одна лишь газета. Она у нас Это сегодняшняя «Ньюс», утренний выпуск, вышла вчера ночью. В ней мы не нашли ничего примечательного. В карманах у Воллена тоже ничего не было… Одним словом — никаких следов.
Я фыркнул.
— И правда, глупец… Даже если бы он выяснил, как все случилось, никакое повышение ему не светило. Скорее всего, его направили бы в транспортную полицию.
— Таких у нас, к сожалению, немало. Переоценивают свои силы и возможности. Я не хочу называть имена, но работники на местах оставляют желать…
Зазвонил телефон. Фиклер, склонившись над кассовой книгой, посмотрел на Пэрли, тот сделал шаг и снял трубку. Поскольку вызывали, видимо, его самого, я отошел в сторону.
Меня окликнули:
— Здравствуйте, мистер Гудвин!
Это был Джимми, мастер Ниро Вулфа. Он колдовал ножницами над ухом своего клиента. Самый молодой из мастеров, самый красивый, с ровно очерченными губами, белозубой улыбкой и веселыми темными глазами. Я всегда удивлялся: почему он не работает у Фраминелли?
— Привет, Джимми!
— Мистер Вулф должен сюда прийти, — требовательно заявил он.
При существующем положении вещей я посчитал это довольно нетактичным и даже намеревался ему об этом сообщить, но тут меня позвал Эд. Оказывается, последний клиент пришел к нему по записи.
— Можете еще подождать, мистер Гудвин? Ну и хорошо!
Я подошел к вешалке, разделся до рубашки и направился к одному из стульев возле перегородки, рядом со столиком с журналами.
Я подумал, что мне следовало бы взять в руки журнал, но я уже читал тот, что лежал наверху, а под ним виднелся «Таймс» двухнедельной давности. Поэтому я откинулся на спинку и медленно повел глазами справа налево и обратно. Хотя я ходил в эту парикмахерскую вот уже шесть лет, я практически не знал этих людей, а ведь мастера стрижки и бритья славятся своей разговорчивостью. Мне было известно, что однажды здесь на Фиклера в буквальном смысле слова напала его бывшая жена, что у Филиппа во второй мировой войне погибло двое сыновей, что Тома один раз уличили в воровстве лосьона и других мелочей, что Эд играет на бегах и вечно сидит в долгах, что и Джимми нужно следить в оба, потому что он таскает из парикмахерской свежие журналы, и что Жанет, работавшая тут всего год, по всей вероятности, имеет побочную статью доходов — приторговывает наркотиками.
Помимо этого я ничего не знал о работавших здесь людях.
Неожиданно передо мной возникла Жанет. Она вышла из-за перегородки, и не одна. Ее сопровождал широкоплечий седой тип с серыми глазами, у которого изо рта торчала незажженная сигара. Он окинул взглядом всю парикмахерскую и, поскольку начал с дальнего конца, то закончил мною. И вытаращил глаза.
— Вы! Каким образом?
Я тоже на секунду удивился, увидев самого инспектора Кремера, главу манхэттенского отдела особо тяжких преступлений, здесь, в парикмахерской. Но даже инспектору нравится, когда о нем хорошо отзываются рядовые работники, а на этот раз дело шло об убийстве не простого гражданина, а одного из сотрудников. Все полицейские силы оценят, если он собственными руками поймает убийцу.
Кроме того, должен признать, Кремер хороший полицейский.
— Жду, когда меня побреют, — ответил я. — Я здесь постоянный клиент. Спросите у Пэрли.
Подошел Пэрли и подтвердил мои слова, но инспектор предпочел лично осведомиться у Эда. Потом он отвел в сторону Пэрли, они о чем-то потолковали, после чего Кремер вызвал Филиппа и повел его за перегородку.
Жанет села рядом со мной. В профиль она выглядела даже лучше с ее милым подбородком, прямым носиком и длинными ресницами. Я чувствовал себя в долгу перед ней за то удовольствие, которое она доставляла мне своим видом. Сидя в кресле у Эда, я частенько любовался, как она склоняется над руками клиентки.
— А я-то думал, куда вы пропали, — заметил я.
Она повернулась ко мне. Морщин у нее еще не было, но и девочкой ее нельзя было назвать. А в этот день особенно. Я подумал, что впервые вижу, как у нее напряжены буквально все мышцы.
— Вы что-то сказали?
— Ничего существенного. Мое имя Гудвин. Арчи Гудвин. Зовите меня просто Арчи.
— Знаю, вы детектив. Скажите, как мне не допустить появления моих фотографий в газетах?
— Никак, если их уже сделали. Вас фотографировали?
— По-моему, да. Господи, лучше бы мне умереть!
— Что вы, как можно?!
Я сказал это негромко, но с чувством.
— А чего радоваться?.. Мне жизнь не мила. Мои родные в Мичигане воображают, что я актриса или манекенщица. Я писала об этом туманно. А тут… О, господи!
Подбородок у нее задрожал, но она сумела взять себя в руки.
— Работа есть работа, — философски заметил я. — Мои родители хотели, чтобы я стал ректором колледжа, я же мечтал стать знаменитым футболистом. Посмотрите на меня!.. Во всяком случае, если вашу фотографию опубликуют и вы будете узнаваемы, никто заранее не скажет, к чему это приведет.
— Мое призвание — театр!
Естественно, упоминание о пристрастии к актерской игре показалось мне подозрительным.
— Не думайте о неприятном, — посоветовал я ей, — переключитесь на что-нибудь другое. Подумайте об убитом. Хотя нет, он не годится… Подумайте о его жене. Что она сейчас переживает? Или же об инспекторе Кремере, о той задаче, которую ему предстоит разрешить. О чем он вас только что спрашивал?
Жанет не слышала меня. Зубы у нее стучали; она едва слышно пробормотала:
— Как бы я хотела иметь побольше мужества!
— Зачем? Что бы вы тогда сделали?
— Я бы рассказала обо всем…
— О чем?
— Да о том, что случилось.
— Вы имеете в виду прошлый вечер? Почему бы вам не попробовать на мне, посмотреть, как получится? Для этого вовсе не надо обладать каким-то особым мужеством, просто раскройте ротик и начинайте говорить, а дальше все пойдет само собой. Только не кричите, говорите спокойнее, чтобы не тратить силы.
Она опять не слышала ни единого слова. Ее карие глаза под длинными ресницами буквально впились в мое лицо.
— Как все происходило сегодня утром? Я возвращалась в свою кабину после того, как сделала маникюр мистеру Левинсону в кресле Филиппа, а он позвал меня в Тинину кабину и схватил меня одной рукой за горло так сильно, что я даже не могла вскрикнуть! Я ни капельки не сомневалась, чего он хочет, поэтому схватила ножницы с полки и, не соображая, что делаю, изо всей силы вонзила их в него, а он рухнул на стул, ослабив свою хватку. Вот что я рассказала бы, если бы у меня была воля, и если бы я действительно мечтала сделать блестящую карьеру… Меня бы арестовали, судили, а потом…
— Спуститесь с небес на землю… Итак, мистер Левинсон позвал вас в Тинину кабину?
— Ничего подобного! Человек, которого убили.
Жанет откинула голову назад.
— Видите следы у меня на шее?
На ее прелестной шейке не было никаких следов.
— Великий боже! Такая исповедь принесла бы вам колоссальный гонорар!
— Не сомневаюсь.
— Тогда давайте расскажите подробнее.
— Не могу! Просто не могу! Получится страшно вульгарно.
Ее личико было совсем близко от меня и казалось еще более привлекательным.
При обычных обстоятельствах моя реакция была бы вполне нормальной и здоровой, но в данный момент я с удовольствием надавал бы ей пощечин. У меня появился знакомый зуд в затылке от одной мысли, что она намеревается раскрыть историю полуночной поездки по Бродвею, возможно, с одним из ее друзей по работе… Может быть, с самим боссом… А она выкинула такой фортель!
Ее следовало проучить.
— Я понимаю ваше положение, — сказал я. — Такая очаровательная, чистая и разумная девушка, как вы, — и такое хамство. Но в конце концов правда непременно выплывет наружу, и я хочу вам помочь. Случайно я не женат. Я немедленно отправляюсь к инспектору Кремеру и все ему расскажу. Он пожелает сделать фото вашего горла. Я знаком с надзирательницей в тюрьме и позабочусь о том, чтобы с вами хорошо обращались: не кричали и не грубили. Вы знаете приличного адвоката?
Она покачала головой. Я решил, что это ответ на мой вопрос об адвокате, но нет, по всей вероятности, она вообще не считала нужным отвечать на мои вопросы.
— В отношении того, что вы не женаты, — сказала Жанет, — я об этом даже никогда не задумывалась. В одном журнале в прошлом году была статья о работающих женщинах, которые выходят замуж. Вы ее читали?
— Нет. Возможно, мне удастся убедить окружного прокурора, что уместнее приговор «непреднамеренное убийство», а не просто «убийство». Ваши родственники в Мичигане будут рады.
Я соскользнул на самый краешек стула и даже слегка приподнялся.
— Ну, так я пошел к Кремеру?
— Это была глупая статья, — продолжала Жанет — Я считаю, что девушка должна прежде сделать карьеру. Вот почему меня не волнует, женат или холост тот или иной молодой человек, с которым мне довелось столкнуться. И по этой же причине я ни разу не спросила у вас, имеете ли вы знакомых среди заправил шоу-бизнеса, поскольку я никогда не согласилась бы принять помощь от мужчины… Я думаю, что девушка…
Если бы в этот момент Эд не подошел ко мне и не подал мне сигнала, что он освободился, я не знаю, чем бы все это кончилось. Дать ей на самом деле пощечину — крайне вульгарно… Но никакие слова на нее не действовали! Она оставалась к ним глуха. Конечно, я все-таки придумал бы что-то такое, что возымело бы на нее действие. Но я не хотел заставлять Эда ждать, поэтому подошел и сел в его кресло.
— Просто поскребите мне физиономию, — попросил я.
Он надел на меня нагрудник и завязал его сзади.
— Вы звонили? — спросил Эд. — Этот осел опять забыл меня предупредить.
Я признался, что не звонил. Получилось так, объяснил я, что мне только что стало известно об одном поручении, которое я должен выполнить, а туда нужно явиться в приличном виде.
И тут же добавил:
— Как я посмотрю, у вас сегодня весело?
Эд подошел к шкафчику, достал из него тюбик с мыльной пастой, выжал немного в стаканчик и принялся взбивать пену.
— Совершенно верно, — сказал он с чувством. — Карл, вы ведь знаете Карла, да? Так вот: он убил человека в Тининой кабинке. После этого они оба сбежали. Мне очень жаль Тину, она мне нравилась, да и в отношении Карла ничего не могу сказать дурного.
Эд подошел к моей левой щеке. Я не мог говорить, пока он намыливал мне физиономию. Но вот он закончил и пошел оттереть пальцы, потом снова приблизился ко мне, но уже с бритвой.
— Я бы на вашем месте поостерегся уверенно заявлять, то убийца — Карл. Пока это не доказано.
— Кто же еще мог это сделать? — поинтересовался Эд. Бритва у него была острой и быстрой как всегда. — Чего ради он тогда удрал?
— Трудно сказать. Но ведь здесь околачивается и полиция, даже сам инспектор Кремер.
— Конечно. Ищут вещественные доказательства. Как же без них? — Эд натянул мне кожу на щеке. — Например, меня спросили, не показывал ли мне что-нибудь Карл, не спрашивал ли у меня о каком-то предмете из парикмахерской. Я ответил, что нет. Это уже доказательство, верно?
— Я вижу, вы глубоко копаете, — пробормотал я. — Что еще у вас спрашивали?
— Все обо мне самом: женат или холост?.. Вы же знаете, агенты страховых компаний и налоговые инспекторы интересуются одним и тем же. Но когда он начал расспрашивать меня о вчерашнем вечере, я поначалу хотел послать его подальше. Потом передумал и ответил. Почему не ответить? Такова моя философия, мистер Гудвин: почему нет? Если это избавляет от лишних неприятностей?..
Он приподнял мне подбородок и занялся шеей. Когда она была приведена в порядок, я повернул голову вправо, подставляя другую щеку.
— Конечно, — рассудительно продолжал Эд, — полиции необходимо все выяснить, но с их стороны глупо ожидать, что все решительно все запомнили. Когда он пришел, он сначала поговорил с Фиклером — минут пять, не меньше. Потом Фиклер отвел его в Тинину кабинку, и он поговорил с Тиной. После этого управляющий поочередно посылал к нему: Филиппа, Карла, Джимми, Тома, меня и Жанет. Я считаю большим достижением с моей стороны, что я запомнил это.
Я пробормотал, что совершенно с ним согласен. Эд стал брить кожу у меня под носом.
— Но я не могу помнить все, и они не могут заставить рассказывать то, чего я не знаю. А я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как Жанет вышла из кабинки Тины, и туда вошел Фиклер и обнаружил убитого. Они наслаивали: десять минут? Пятнадцать? Я ответил, что у меня в это время сидел очень капризный клиент. Один Филипп бездельничал, а мне было не до наблюдений. Они спросили, кто из наших сотрудников ходил за перегородку после того, как оттуда вышла Жанет, но я снова повторил, что был занят клиентом и ничего не знаю. Но сам я никуда не отходил, потому что стриг его. А какой требовательный мистер Хауэлл — всем известно.
— Возможно, кроме полиции, — произнес я, но в пустоту, потому что Эд в эту минуту пошел за горячим полотенцем. Он принес его, сделал мне компресс, потом опрыскал меня туалетной водой.
При этом он продолжал изливать душу:
— Еще меня спрашивали, когда точно ушли Карл и Тина, спрашивали раз десять, но я не мог этого сказать и не стал придумывать. Карл, разумеется, полицейского ухлопал, но они зря рассчитывают доказать это с моей помощью. Если им нужны улики, пусть сами их и ищут. Еще холодное полотенце?
— Нет, пусть останется запах.
Эд промокнул мне лицо, чуть поднял кресло и принес расческу и щетку.
— Могу ли я помнить то, чего не знаю? — спросил он раздраженно.
— За себя могу ответить точно: вряд ли.
— Вот видите, а я не такой великий детектив, как вы!
На этот раз Эд довольно резко орудовал щеткой.
— Теперь вот моя очередь идти на завтрак, но вместе со мной отправится детектив. Мы даже не можем сходить в туалет! Всех обыскали, заставив раздеться, и привели женщину, чтобы обыскать Жанет. У нас взяли отпечатки пальцев, но, конечно, я понимаю, им нужны доказательства.
Он снял с меня нагрудник.
— Ну, как побрились?
Я заверил, что так же великолепно, как всегда, встал с кресла и получил квитанцию.
Пэрли Стеббинс, находившийся рядом, следил за нами обоими, не сводя глаз. Бывали моменты, когда мне безумно хотелось пристукнуть бравого сержанта! Но не сейчас.
Ведь убит полицейский!
Пэрли заговорил, совершенно миролюбиво:
— Инспектору не нравится, что ты находишься здесь.
— Мне тоже, — признался я. — Благодарение богу, сегодня не тот день, когда сюда приходит стричься мистер Вулф. Вы бы ни за что не поверили, что это чистая случайность. Я-то мелкая сошка… Рад был повидаться.
Я подошел к кассе и оплатил квитанцию, получил свои вещи и вышел из парикмахерской.
Глава 3
Когда я вышел на Лексингтон-авеню, мною овладело несколько мыслей. Наиболее важным было следующее: если подозрения Кремера достаточно сильны, он способен установить за мной наблюдение, а коли увидит, что я прямиком из парикмахерской направился к себе домой, то сразу же возникнет вопрос: чего ради я надумал бриться среди бела дня в парикмахерской, тратить на это дело время и деньги?
Поэтому вместо того, чтобы остановить проезжающее мимо такси, я отправился пешком к универсальному магазину Альтмана. Ну и, разумеется, использовал его многочисленные переходы и выходы, чтобы проверить, нет ли за мной «хвоста».
«Хвоста» не было, так что остальную часть пути к дому я мог посвятить решению других проблем.
Одним из основных вопросов было, найду ли я Тину и Карла именно там, где я их оставил, то есть в нашей передней. Именно по этой причине я не поднялся, а взлетел по всем семи ступенькам крыльца и быстро юркнул внутрь.
Ответ на вопрос был — нет.
Передняя комната оказалась пустой.
Я пошел через холл к кабинету, но остановился у входа, потому что услышал голоса из столовой.
Говорил Вулф:
— Нет, мистер Вардас, я не могу согласиться с вашей трактовкой инфантильности. Ослы стараются перекричать один другого, а человек…
Я перешагнул через порог.
Вулф восседал во главе стола на огромном стуле. Фриц, находившийся подле его локтя, только что снял крышку с супницы, над которой поднимался ароматный пар. Слева от него сидела Тина, справа — Карл, то есть Карл сидел на моем месте. Вулф меня заметил, но обратился ко мне, лишь закончив монолог.
— Как раз во время, Арчи. Ты ведь любишь телятину с грибами?
То, что он не пожелал сесть в одиночестве за стол, когда в его доме находились голодные люди, было нормальным, но почему бы не послать им еду на подносе? Впрочем, я и на этот вопрос мог ответить без труда: Вулф на меня дулся, а этих иностранцев пригласил я.
Я подошел к столу и сказал:
— Опасаюсь, что у вас будет припадок, если я начну говорить о делах за едой, но сотни полицейских согласились бы отдать свою месячную зарплату за то, чтобы схватить наших гостей: Тину и Карла.
— Вот как? — Вулф накладывал себе телятину с гарниром. — А почему?
— Вы с ними разговаривали?
— Нет. Просто пригласил их отобедать.
— В таком случае, выслушайте меня. В парикмахерской я столкнулся с Кремером и Стеббинсом.
Его ложка замерла на полдороге.
— Действительно, очень интересно. Но сначала пообедаем, разумеется. Пожалуйста, передайте мне телятину.
Карл и Тина от ужаса утратили дар речи.
Признаю, что этот обед был одним из лучших и наиболее удачных спектаклей Вулфа. Он ничего не знал о Карле и Тине — лишь то, что они попали в какую-то скверную историю. Он знал, что Кремер занимается только убийствами. Вулф очень не любит ублажать за своим столом убийц. Несколько лет тому назад предполагаемая клиентка тоже была приглашена им на трапезу в силу сложившихся обстоятельств. А потом оказалось, что она отравила собственного мужа.
Поскольку тогда к обеду был жареный гусь, Вулф на целый год исключил его из нашего меню, хотя это — одно из самых любимых его блюд.
По всей вероятности, он надеялся на то, что я не только знаю о его предубеждении, но и полностью разделяю его взгляды по данному вопросу.
Я сел в конце стола, положил себе солидную порцию телятины, за которой последовали слоеные пирожки с тыквой, и умял все это, не моргнув и глазом.
Не сомневаюсь, что Вулф был в страшном напряжении, хотя внешне оставался предельно любезным хозяином до самого конца обеда и не спешил, даже когда подошло время пить кофе. Однако после этого его напряженность стала чувствоваться.
Как правило, он шествовал после еды в кабинет медленно и чинно, но тут он без промедления прошел туда в сопровождении своих гостей, занял привычное место за огромным письменным полом и сердито обратился ко мне:
— В какую историю ты втянул нас теперь?
Я расставлял стулья, — чтобы чета Вардас сидела прямо перед ним, — но остановился и кинул на него пристальный взгляд.
— Нас? — переспросил я.
— Да.
— Хорошо. Если так, я объясню. Я не приглашал этих людей в дом, не говоря уже об обеде. Они пришли по собственной инициативе, я всего лишь впустил их, что является одной из моих обязанностей. Но если угодно, я доведу дело до конца. Через десять минут их здесь не будет.
— Пф. — Вулф был невыносимо надменен. — Теперь уже я отвечаю за них, поскольку они были моими гостями за обедом. Садитесь, сэр, садитесь, миссис Вардас, прошу вас.
Карл и Тина окончательно растерялись. После этого я прошел на свое обычное место и повернулся лицом к Вулфу.
— Мне хочется задать им всего один вопрос, — сказал я ему. — Но сначала выслушайте несколько фактов. Наши гости живут в Америке без необходимых бумаг. Тина и Карл находились в концлагере в Польше и предпочитают не рассказывать, каким образом им удалось приехать сюда. Может быть, конечно, они шпионы, но я в этом сильно сомневаюсь.
Естественно, они впадают в панику при слове «нацист» или «эсэсовец». Когда сегодня утром в парикмахерскую, где они работают, явился человек с полицейским удостоверением и начал расспрашивать, кто они такие — откуда приехали и чем занимались вчера вечером, — бедолаги перепугались и улизнули оттуда при первой же возможности, решив, что он их арестует и вышлет из страны. Но они не знали, куда им податься, и пришли сюда, чтобы за пятьдесят долларов получить совет и исчерпывающие сведения географического характера. Я расчувствовался и пошел в парикмахерскую.
— Вы туда ходили? — ахнула Тина.
Я повернулся к ним.
— Конечно. Положение крайне сложное, и вы своим бегством страшно напортили себе. Но поскольку вы уже здесь, ругать нас бесполезно. Мне думается, я сумею разобраться с этим делом, при условии, что вы будете находиться где-нибудь подальше. Тут вам оставаться опасно. Я знаю одно надежное место в Бронксе, где можно укрыться на несколько дней, Вы не должны рисковать — ехать на такси или в метро. Мы просто пройдем дворами к гаражу мистера Вулфа, и вы уедете туда на его машине Затем я…
Поэтому вместо того, чтобы остановить проезжающее мимо такси, я отправился пешком к универсальному магазину Альтмана. Ну и, разумеется, использовал его многочисленные переходы и выходы, чтобы проверить, нет ли за мной «хвоста».
«Хвоста» не было, так что остальную часть пути к дому я мог посвятить решению других проблем.
Одним из основных вопросов было, найду ли я Тину и Карла именно там, где я их оставил, то есть в нашей передней. Именно по этой причине я не поднялся, а взлетел по всем семи ступенькам крыльца и быстро юркнул внутрь.
Ответ на вопрос был — нет.
Передняя комната оказалась пустой.
Я пошел через холл к кабинету, но остановился у входа, потому что услышал голоса из столовой.
Говорил Вулф:
— Нет, мистер Вардас, я не могу согласиться с вашей трактовкой инфантильности. Ослы стараются перекричать один другого, а человек…
Я перешагнул через порог.
Вулф восседал во главе стола на огромном стуле. Фриц, находившийся подле его локтя, только что снял крышку с супницы, над которой поднимался ароматный пар. Слева от него сидела Тина, справа — Карл, то есть Карл сидел на моем месте. Вулф меня заметил, но обратился ко мне, лишь закончив монолог.
— Как раз во время, Арчи. Ты ведь любишь телятину с грибами?
То, что он не пожелал сесть в одиночестве за стол, когда в его доме находились голодные люди, было нормальным, но почему бы не послать им еду на подносе? Впрочем, я и на этот вопрос мог ответить без труда: Вулф на меня дулся, а этих иностранцев пригласил я.
Я подошел к столу и сказал:
— Опасаюсь, что у вас будет припадок, если я начну говорить о делах за едой, но сотни полицейских согласились бы отдать свою месячную зарплату за то, чтобы схватить наших гостей: Тину и Карла.
— Вот как? — Вулф накладывал себе телятину с гарниром. — А почему?
— Вы с ними разговаривали?
— Нет. Просто пригласил их отобедать.
— В таком случае, выслушайте меня. В парикмахерской я столкнулся с Кремером и Стеббинсом.
Его ложка замерла на полдороге.
— Действительно, очень интересно. Но сначала пообедаем, разумеется. Пожалуйста, передайте мне телятину.
Карл и Тина от ужаса утратили дар речи.
Признаю, что этот обед был одним из лучших и наиболее удачных спектаклей Вулфа. Он ничего не знал о Карле и Тине — лишь то, что они попали в какую-то скверную историю. Он знал, что Кремер занимается только убийствами. Вулф очень не любит ублажать за своим столом убийц. Несколько лет тому назад предполагаемая клиентка тоже была приглашена им на трапезу в силу сложившихся обстоятельств. А потом оказалось, что она отравила собственного мужа.
Поскольку тогда к обеду был жареный гусь, Вулф на целый год исключил его из нашего меню, хотя это — одно из самых любимых его блюд.
По всей вероятности, он надеялся на то, что я не только знаю о его предубеждении, но и полностью разделяю его взгляды по данному вопросу.
Я сел в конце стола, положил себе солидную порцию телятины, за которой последовали слоеные пирожки с тыквой, и умял все это, не моргнув и глазом.
Не сомневаюсь, что Вулф был в страшном напряжении, хотя внешне оставался предельно любезным хозяином до самого конца обеда и не спешил, даже когда подошло время пить кофе. Однако после этого его напряженность стала чувствоваться.
Как правило, он шествовал после еды в кабинет медленно и чинно, но тут он без промедления прошел туда в сопровождении своих гостей, занял привычное место за огромным письменным полом и сердито обратился ко мне:
— В какую историю ты втянул нас теперь?
Я расставлял стулья, — чтобы чета Вардас сидела прямо перед ним, — но остановился и кинул на него пристальный взгляд.
— Нас? — переспросил я.
— Да.
— Хорошо. Если так, я объясню. Я не приглашал этих людей в дом, не говоря уже об обеде. Они пришли по собственной инициативе, я всего лишь впустил их, что является одной из моих обязанностей. Но если угодно, я доведу дело до конца. Через десять минут их здесь не будет.
— Пф. — Вулф был невыносимо надменен. — Теперь уже я отвечаю за них, поскольку они были моими гостями за обедом. Садитесь, сэр, садитесь, миссис Вардас, прошу вас.
Карл и Тина окончательно растерялись. После этого я прошел на свое обычное место и повернулся лицом к Вулфу.
— Мне хочется задать им всего один вопрос, — сказал я ему. — Но сначала выслушайте несколько фактов. Наши гости живут в Америке без необходимых бумаг. Тина и Карл находились в концлагере в Польше и предпочитают не рассказывать, каким образом им удалось приехать сюда. Может быть, конечно, они шпионы, но я в этом сильно сомневаюсь.
Естественно, они впадают в панику при слове «нацист» или «эсэсовец». Когда сегодня утром в парикмахерскую, где они работают, явился человек с полицейским удостоверением и начал расспрашивать, кто они такие — откуда приехали и чем занимались вчера вечером, — бедолаги перепугались и улизнули оттуда при первой же возможности, решив, что он их арестует и вышлет из страны. Но они не знали, куда им податься, и пришли сюда, чтобы за пятьдесят долларов получить совет и исчерпывающие сведения географического характера. Я расчувствовался и пошел в парикмахерскую.
— Вы туда ходили? — ахнула Тина.
Я повернулся к ним.
— Конечно. Положение крайне сложное, и вы своим бегством страшно напортили себе. Но поскольку вы уже здесь, ругать нас бесполезно. Мне думается, я сумею разобраться с этим делом, при условии, что вы будете находиться где-нибудь подальше. Тут вам оставаться опасно. Я знаю одно надежное место в Бронксе, где можно укрыться на несколько дней, Вы не должны рисковать — ехать на такси или в метро. Мы просто пройдем дворами к гаражу мистера Вулфа, и вы уедете туда на его машине Затем я…