Страница:
— Извините, — перебил меня Карл, — вы нас туда отвезете?
— Нет, я занят. Мне надо…
— Но я не умею водить машину.
— Пусть ее поведет ваша жена. Вы уедете…
— Но она тоже не умеет.
Я вскочил с места.
— Послушайте, у нас нет времени для подобных шуток. Оставьте их для полиции. Как это вы не умеете водить машину. Разумеется, умеете! Любой человек умеет!
Они с оторопелым видом смотрели на меня. Тина нахмурилась.
— В Америке — да, мистер Гудвин. Но мы же не американцы… пока. Мы никогда этому не учились. Зачем? Не пригодилось бы.
— Вы никогда не сидели за рулем машины?
— Никогда.
— А Карл?
— Тоже никогда.
Я вернулся к своему креслу.
— Это как раз тот вопрос, который я хотел задать. Он имеет принципиальное значение, как вы вскоре убедитесь.
Я внимательно посмотрел на Тину и Карла.
— Если вы лжете сейчас, властям вообще не понадобится высылать вас, потому что вы умрете — здесь. А узнать это вовсе не сложно.
— Чего ради стали бы мы лгать? — запротестовал Карл. — Разве это так важно?
— Еще раз, — настаивал я, — умеете ли вы водить машину?
— Нет.
— А вы, Тина?
— Нет, конечно.
— Что ж, ладно.
Я повернулся к Вулфу.
— Посетитель, явившийся сегодня утром в парикмахерскую, был детективом из округа, некто Воллен. Фиклер отвел его в кабинку Тины, и он, в первую очередь, допросил ее. Потом и другие тоже беседовали с ним в этой же кабинке в следующем порядке: Филипп, Карл, Джимми, Том, Эд и Жанет. Напомню, на всякий случай, что маникюрные кабины находятся за перегородкой. После того, как оттуда вышла Жанет, Воллен в течение минут десяти-пятнадцати находился в кабинке один. Потом Фиклер пошел узнать, что ему еще требуется, и нашел его труп… Ему в спину были всажены ножницы… Да, да, кто-то убил его этим оружием. Поскольку Тина и Карл скрылись…
Крик Тины был похож на вздох; «последний вздох», как принято писать в романах. Одним прыжком она оказалась около Карла, вцепилась в него и взмолилась:
— Карл, ведь нет? Нет, скажи, Карл?
— Заставь ее замолчать! — рявкнул Вулф.
У меня просто не было другого выхода — он предпочел бы находиться в одной комнате с голодным тигром, но не с рыдающей женщиной.
Я подошел к Тине и схватив ее за плечо, но сразу же отпустил, увидев выражение лица Карла. Мне показалось, что он лучше меня справится с этой задачей… И я был прав. Он поднялся, прижал ее к себе, почти касаясь губами ее лица, и тихо, тихо произнес:
— Нет, дорогая. Ты понимаешь? Нет.
После этого он осторожно усадил ее снова с кресло и повернулся ко мне.
— Тот человек был убит прямо в кабинке Тины?
— Да.
Карл вновь улыбнулся той странной улыбкой, которая вызывала у меня нервную дрожь.
— Тогда конечно, — произнес он таким голосом, как будто решал трудную задачу. — Мы пропали! Но, пожалуйста, я прошу вас не обвинять мою жену. Только потому, что мы прошли с ней через многие испытания, она готова приписать мне такое, что не совсем мне под силу. Она обо мне очень хорошего мнения. А я о ней. Но я не убивал этого человека. Я не дотронулся до него даже пальцем.
Он нахмурился.
— Не понимаю, почему вы только что советовали нам уехать с Бронкс. Разумеется, вы должны немедленно выдать нас полиции, иначе у вас самих…
— Про Бронкс забудьте, — оборвал я его. — Сейчас все полицейские города не знают ни минуты покоя, надеясь нас отыскать. И садитесь, наконец!
Но Карл стоял, поочередно переводя глаза с Тины на Вулфа, потом на меня и снова на Тину.
— Садитесь же, черт возьми!
Он подошел к своему креслу и сел.
— В отношении умения водить машину, — спросил Вулф, — это что, пустая болтовня?
— Нет, сэр, перехожу к этому. Вчера, поздно вечером, около полуночи, водитель на угнанной машине сбил двух женщин на Бродвее. Они умерли… позднее машину обнаружили на углу Бродвея и Девяносто шестой улицы. Первым ее осматривал тот самый Воллен. В машине он, очевидно, нашел что-то такое, что привело его и парикмахерскую Голденрода. Во всяком случае, он позвонил жене, сообщив, что идет по свежему следу и надеется на славу и повышение по службе.
Кремер сделал вывод, что Воллен загнал в угол водителя — преступника, и тот пустил в ход ножницы.
Но чтобы угнать чужую машину, надо уметь водить ее. Казалось бы, самое правильное для Тины и Карла — возвратиться в парикмахерскую и сдаться на милость тому же Кремеру. Поначалу им, конечно, придется туго, потому что глупое бегство вроде бы подтверждает их вину. Но потом полиция все же разберется, что они не убивали полицейского. Однако отсутствие у них соответствующих документа… Все равно правонарушение.
Я махнул рукой.
— И вот получается заколдованный круг… Если их пошлют туда, откуда они с таким трудом выбрались, они там погибнут. Кстати, одна пикантная подробность: получилось, что вы приютили у себя людей, скрывающихся от закона, а я нет. Я сказал Пэрли, что они здесь. Так что…
— Что ты сказал? — заорал Вулф.
— Я честно признался, что они здесь… В репутации болтуна есть определенные преимущества: что бы ты ни говорил, тебе не верят. Можно сказать все, чти угодно, только надо следить за своей физиономией.
Вот и получается, что я чист, а вы — нет. Вы даже не можете просто выставить их из дома. Если только нам не захочется вызвать самого Кремера. Что, пожалуй, чуточку бестактно, поскольку они были нашими гостями за обедом. Я мог бы разыскать Пэрли в парикмахерской и сказать ему, что они все еще находятся в нашем доме.
— Может быть, лучше, — сказала Тина без всякой надежды, — немного лучше, если вы разрешите нам пойти самим? Или нет?
Она не получила ответа. Вулф уставился на меня. Ему вовсе не требовалось услышать мое описание обстановки в парикмахерской, чтобы понять, в какой мы оказались затруднительной ситуации. Я никогда не отрицал того, что он самолично приводил в порядок факты, собранные в его черепной коробке, причем гораздо быстрее меня. Сейчас он негодовал из-за того, что я по собственной инициативе проделал этот небольшой трюк касательно умения Карла водить машину. Если бы не это, он имел бы какое-то моральное право передать их властям и таким образом от них отделаться. Сейчас это стало уже невозможно. Ну и, конечно же, Вулфу вовсе не понравилось, что я переложил ношу на его плечи.
Если бы я занял позицию защитника несчастных, этакого человеколюбца, Вулф непременно обвинил бы меня в том, что я доставляю ему кучу неприятностей, а тут я, наоборот, вроде бы пытаюсь избавить его от них.
— Есть ли еще одна возможность, о которой стоит поразмыслить, — изрек он ворчливо.
— Да, сэр. Какая?
— Позвольте нам самим пойти в полицию, — снова повторила Тина.
— Пфу…
Он перевел на нее глаза.
— Вы, разумеется, попытаетесь перехитрить полицию, куда-то скрыться, а они вас схватят в течение часа.
И снова ко мне:
— Ты сказал сержанту Стеббинсу, что они находятся здесь. Мы просто можем задержать их у себя и ждать, как развернутся дальше события. Поскольку Кремер и Стеббинс продолжают заниматься этим делом, то могут с минуты на минуту обнаружить настоящего убийцу.
— Конечно, могут, — согласился я, — но я в этом сильно сомневаюсь. Просто они привыкли действовать тщательно и скрупулезно, поэтому еще не выбрались из парикмахерской. Но вообще-то полиция остановилась на Тине и Карле, и сейчас им нужны доказательства. Их больше всего интересует, какой найденный в машине предмет привел Воллена в парикмахерскую, но, как мне думается, они не слишком надеются что-то отыскать, поскольку Карл и Тина могли эту вещь забрать с собой. Так или иначе, вы сами знаете, как это бывает, коли все думы и мысли направлены к одной цели.
Вулф снова обратился к Карлу:
— Вы с женой вышли из парикмахерской вместе?
Тот покачал головой.
— На это могли бы обратить внимание; поэтому сначала ушла она. В парикмахерской, видите ли, нет дамского туалета. Тина и вторая маникюрша в случае необходимости ходят в туалет, находящийся в конце холла. Так что Тине было очень просто уйти незаметно. Она ушла. Я дождался, пока все будут заняты, выскочил за дверь и побежал к Тине.
— Когда это было? — спросил я. — Кто находился в этот момент у Воллена?
— Я не думаю, что у него кто-то был. Жанет как раз только что вышла и делала маникюр клиенту Джимми.
— Великий боже!
Я воздел руки к потолку.
— Получается, что вы покинули парикмахерскую буквально за минуту до того, как Фиклер нашел мертвого Воллена?
— Не знаю. Мне известно только то, что я ушел оттуда, пальцем не тронув полицейского.
— Это, — обратился я к Вулфу, — делает случившееся еще более симпатичным. Если бы они ушли оттуда пораньше, был бы хоть какой-то шанс выпутаться из беды.
— Да…
Он посмотрел на меня.
— Надо считать, что Воллен был еще жив, когда из кабинки вышел Эд, потому что молодая особа — как там ее зовут?..
— Жанет.
— К очень немногим мужчинам и ни к одной женщине я не обращаюсь по именам. Меня интересует ее фамилия.
— Все, что мне известно, — это Жанет. С нами ничего не случится, если вы ее тоже так назовете.
— Шталь, — сказала Тина, — Жанет Шталь.
— Благодарю вас. Воллен был предположительно жив, когда Эд вышел из кабины, поскольку следом за ним туда вошла мисс Шталь. Она заявила, что видела его живым и невредимым. А мистер Фиклер? У них у обоих была возможность… А какие возможности были у остальных?
— Вы не должны забывать, — сказал я, — что в парикмахерскую я пришел побриться и проявил не более чем естественное любопытство. Поэтому мне пришлось быть предельно осторожным, чтобы не перейти дозволенной границы. Из того, что мне рассказал Эд, можно заключить, что возможности у всех были не ограниченные, он исключает одного себя.
Как вам известно, сотрудники постоянно забегают за перегородку, то за одним, то за другим. Эд не мог припомнить, кто туда ходил, а кто — нет в течение этих десяти-пятнадцати минут. Тут можно совершенно спокойно поспорить, что другие этого тоже не знают. Раз полицейские их специально об этом спрашивали, значит, Карл и Тина — не единственные подозреваемые. Как выразился Эд, полиция «добывает» доказательства и продолжает еще этим заниматься.
Вулф молча кивнул головой.
— Это также показывает, — продолжал я, — что у них нет пока ничего путного: вроде отпечатков пальцев на машине или на ножницах. Ничего, за что можно было бы ухватиться… Они, разумеется, ищут Карла и Тину, и вы прекрасно знаете, что произойдет, когда их найдут. Однако улик нет. Вообще-то ваше предложение подержать Карла и Тину у нас в доме до той поры, пока полиция схватит преступника, имеет смысл. Но ведь вы же первый возражаете против присутствия женщины в нашем мужском обществе, а через несколько месяцев это просто начнет действовать нам на нерпы.
— Никуда не годится, — заговорила Тина задыхающимся шепотом. — Умоляю, отпустите нас и не беспокойтесь. Мы попробуем что-нибудь сделать, а уж если не выйдет, то… Вы — удивительный детектив, но даже вам не под силу тут справиться.
Вулф не обратил внимания на ее слова.
Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и тяжело вздохнул. По тому, как задвигался его нос, я понял: он подготавливает себя к мысли, что ему придется усиленно поработать.
Пригласить Пэрли он не мог, это я твердо знал. Ему не позволяло это сделать собственное самолюбие. Которое он почему-то называл «самоуважением и профессиональной гордостью».
Чета Вардас смотрела на него если не с надеждой, то уже и без недавнего отчаяния. Мне думается, что у них наступил период безразличия и покорности, когда человек перестает сопротивляться обстоятельствам. Я тоже наблюдал за физиономией Вулфа, за его носом, потом пришел черед губ: он принялся то втягивать их, то сильно выпячивать, что означало, что он примирился с неизбежностью и пускает в ход свою мыслительную машину. Иной раз я наблюдал подобные упражнения чуть ли не в течение часа, но сейчас они продолжались несколько минут.
Вулф вздохнул, открыл глаза и обратился к Тине:
— После разговора с Фиклером тот человек допрашивал вас первой, так?
— Да, сэр.
— Повторите мне все, что он говорил, что спрашивал. Мне нужно знать каждое слово.
Я считаю, что при сложившихся обстоятельствах Тина прекрасно справилась с задачей. Убежденная, что ее судьба решена и что вопросы Воллена уже не в силах ее изменить тем или иным образом, она все же старалась изо всех сил. Тина сосредоточенно нахмурила брови и приняла такой вид, будто хочет вывернуться наизнанку. Но она не обладала натренированной памятью, и ее отчет страдал неточностями.
Когда она замолчала, Вулф спросил:
— Вы уверены, что он вам не показал никакого предмета?
— Да, уверена.
— Он не спрашивал вас ни о какой вещи в парикмахерской?
— Нет.
— И вообще не упоминал ни о какой вещи?
— Нет.
— Ничего не вынимал из кармана?
— Нет.
— У него была газета. Он достал ее из кармана?
— Нет. Я уже говорила: когда он вошел в кабинку, газета была у него в руках.
— В руках или же под рукой?
— В руке, я думаю… Я уверена.
— Была ли она сложена?
— Ну да, газеты всегда сложенные.
— Миссис Вардас, постарайтесь представить себе эту газету в его руке… Я обращаю на нее внимание потому, что больше не с чего начать, а нам нужно найти какую-нибудь зацепку. Была ли газета сложена таким образом, будто она раньше лежала у него в кармане?
— Нет. Ее не перегибали больше, чем обычно. Это была «Ньюс». Когда он сел, он положил ее у своей правой руки. Я убрала кое-что со стола, чтобы освободить ему место, и газета лежала точно так, как на журнальном столике. Нет, он ее не перегибал.
— Вы не заметили в ней ничего необычного?
Тина покачала головой.
— Газета как газета.
Вулф повторил то же самое с Карлом и получил примерно такие же ответы. Никаких предметов ему не предъявляли и ничего не показали. А пресловутая газета действительно лежала на краю столика, и Воллен ее не касался в ходе разговора. Карл был практичнее Тины, он не затрачивал столько усилий, чтобы припомнить точные слова Воллена.
Под конец Вулф отказался от попытки получить от них то, чем они не располагали. Он снова откинулся назад, сжал губы, закрыл глаза и принялся выстукивать какую-то мелодию кончиками пальцев на подлокотниках.
Карл и Тина переглянулись. Потом Тина встала со стула, подошла к мужу и пригладили ему волосы. Заметив, что я смотрю на нее, она покраснела, один бог знает почему, и снова вернулась на свое место.
Наконец Вулф разлепил веки.
— Проклятье! — сердито буркнул он. — Даже если бы я мог сделать ход, мне пришлось бы от него отказаться. Ведь стоит только шевельнуть пальцем, как Кремер поднимет крик, а у меня нет для него намордника. Все усилия…
Во входную дверь позвонили. Во время обеда Фрицу было сказано, что он может не обращать внимания на эти сигналы, поэтому я поднялся, пересек холл и направился к двери.
Но сделал всего четыре шага и остановился: сквозь дверное стекло, пропускавшее свет только с одной стороны, мне были хорошо видны красное обветренное лицо и широкие плечи посетителя.
Я вернулся и кабинет и кратко доложил Вулфу:
— Явился человек, который сядет в красное кресло.
— Вот как? — Он поднял голову. — В переднюю комнату быстро.
— Я мог бы сказать ему…
— Нет.
Карл и Тина, предупрежденные нашим тоном, были уже на ногах.
Снова раздался звонок. Я подбежал к двери в соседнюю комнату и распахнул ее, скомандовав:
— Быстрее проходите сюда!
Они повиновались без звука, будто знали меня многие годы и полностью мне доверяли.
Впрочем, у них не было выбора. Когда они вошли в комнату, я распорядился:
— Отдыхайте и сидите тихо.
Закрыв дверь, я взглянул на Вулфа. Тот кивнул. Тогда я отправился в холл, распахнул входную дверь и по-деловому, но вежливо, сказал:
— Привет! Ну, что теперь?
Инспектор Кремер ворчливо бросил:
— Можно было бы открыть и поживее!
— Нет, я занят. Мне надо…
— Но я не умею водить машину.
— Пусть ее поведет ваша жена. Вы уедете…
— Но она тоже не умеет.
Я вскочил с места.
— Послушайте, у нас нет времени для подобных шуток. Оставьте их для полиции. Как это вы не умеете водить машину. Разумеется, умеете! Любой человек умеет!
Они с оторопелым видом смотрели на меня. Тина нахмурилась.
— В Америке — да, мистер Гудвин. Но мы же не американцы… пока. Мы никогда этому не учились. Зачем? Не пригодилось бы.
— Вы никогда не сидели за рулем машины?
— Никогда.
— А Карл?
— Тоже никогда.
Я вернулся к своему креслу.
— Это как раз тот вопрос, который я хотел задать. Он имеет принципиальное значение, как вы вскоре убедитесь.
Я внимательно посмотрел на Тину и Карла.
— Если вы лжете сейчас, властям вообще не понадобится высылать вас, потому что вы умрете — здесь. А узнать это вовсе не сложно.
— Чего ради стали бы мы лгать? — запротестовал Карл. — Разве это так важно?
— Еще раз, — настаивал я, — умеете ли вы водить машину?
— Нет.
— А вы, Тина?
— Нет, конечно.
— Что ж, ладно.
Я повернулся к Вулфу.
— Посетитель, явившийся сегодня утром в парикмахерскую, был детективом из округа, некто Воллен. Фиклер отвел его в кабинку Тины, и он, в первую очередь, допросил ее. Потом и другие тоже беседовали с ним в этой же кабинке в следующем порядке: Филипп, Карл, Джимми, Том, Эд и Жанет. Напомню, на всякий случай, что маникюрные кабины находятся за перегородкой. После того, как оттуда вышла Жанет, Воллен в течение минут десяти-пятнадцати находился в кабинке один. Потом Фиклер пошел узнать, что ему еще требуется, и нашел его труп… Ему в спину были всажены ножницы… Да, да, кто-то убил его этим оружием. Поскольку Тина и Карл скрылись…
Крик Тины был похож на вздох; «последний вздох», как принято писать в романах. Одним прыжком она оказалась около Карла, вцепилась в него и взмолилась:
— Карл, ведь нет? Нет, скажи, Карл?
— Заставь ее замолчать! — рявкнул Вулф.
У меня просто не было другого выхода — он предпочел бы находиться в одной комнате с голодным тигром, но не с рыдающей женщиной.
Я подошел к Тине и схватив ее за плечо, но сразу же отпустил, увидев выражение лица Карла. Мне показалось, что он лучше меня справится с этой задачей… И я был прав. Он поднялся, прижал ее к себе, почти касаясь губами ее лица, и тихо, тихо произнес:
— Нет, дорогая. Ты понимаешь? Нет.
После этого он осторожно усадил ее снова с кресло и повернулся ко мне.
— Тот человек был убит прямо в кабинке Тины?
— Да.
Карл вновь улыбнулся той странной улыбкой, которая вызывала у меня нервную дрожь.
— Тогда конечно, — произнес он таким голосом, как будто решал трудную задачу. — Мы пропали! Но, пожалуйста, я прошу вас не обвинять мою жену. Только потому, что мы прошли с ней через многие испытания, она готова приписать мне такое, что не совсем мне под силу. Она обо мне очень хорошего мнения. А я о ней. Но я не убивал этого человека. Я не дотронулся до него даже пальцем.
Он нахмурился.
— Не понимаю, почему вы только что советовали нам уехать с Бронкс. Разумеется, вы должны немедленно выдать нас полиции, иначе у вас самих…
— Про Бронкс забудьте, — оборвал я его. — Сейчас все полицейские города не знают ни минуты покоя, надеясь нас отыскать. И садитесь, наконец!
Но Карл стоял, поочередно переводя глаза с Тины на Вулфа, потом на меня и снова на Тину.
— Садитесь же, черт возьми!
Он подошел к своему креслу и сел.
— В отношении умения водить машину, — спросил Вулф, — это что, пустая болтовня?
— Нет, сэр, перехожу к этому. Вчера, поздно вечером, около полуночи, водитель на угнанной машине сбил двух женщин на Бродвее. Они умерли… позднее машину обнаружили на углу Бродвея и Девяносто шестой улицы. Первым ее осматривал тот самый Воллен. В машине он, очевидно, нашел что-то такое, что привело его и парикмахерскую Голденрода. Во всяком случае, он позвонил жене, сообщив, что идет по свежему следу и надеется на славу и повышение по службе.
Кремер сделал вывод, что Воллен загнал в угол водителя — преступника, и тот пустил в ход ножницы.
Но чтобы угнать чужую машину, надо уметь водить ее. Казалось бы, самое правильное для Тины и Карла — возвратиться в парикмахерскую и сдаться на милость тому же Кремеру. Поначалу им, конечно, придется туго, потому что глупое бегство вроде бы подтверждает их вину. Но потом полиция все же разберется, что они не убивали полицейского. Однако отсутствие у них соответствующих документа… Все равно правонарушение.
Я махнул рукой.
— И вот получается заколдованный круг… Если их пошлют туда, откуда они с таким трудом выбрались, они там погибнут. Кстати, одна пикантная подробность: получилось, что вы приютили у себя людей, скрывающихся от закона, а я нет. Я сказал Пэрли, что они здесь. Так что…
— Что ты сказал? — заорал Вулф.
— Я честно признался, что они здесь… В репутации болтуна есть определенные преимущества: что бы ты ни говорил, тебе не верят. Можно сказать все, чти угодно, только надо следить за своей физиономией.
Вот и получается, что я чист, а вы — нет. Вы даже не можете просто выставить их из дома. Если только нам не захочется вызвать самого Кремера. Что, пожалуй, чуточку бестактно, поскольку они были нашими гостями за обедом. Я мог бы разыскать Пэрли в парикмахерской и сказать ему, что они все еще находятся в нашем доме.
— Может быть, лучше, — сказала Тина без всякой надежды, — немного лучше, если вы разрешите нам пойти самим? Или нет?
Она не получила ответа. Вулф уставился на меня. Ему вовсе не требовалось услышать мое описание обстановки в парикмахерской, чтобы понять, в какой мы оказались затруднительной ситуации. Я никогда не отрицал того, что он самолично приводил в порядок факты, собранные в его черепной коробке, причем гораздо быстрее меня. Сейчас он негодовал из-за того, что я по собственной инициативе проделал этот небольшой трюк касательно умения Карла водить машину. Если бы не это, он имел бы какое-то моральное право передать их властям и таким образом от них отделаться. Сейчас это стало уже невозможно. Ну и, конечно же, Вулфу вовсе не понравилось, что я переложил ношу на его плечи.
Если бы я занял позицию защитника несчастных, этакого человеколюбца, Вулф непременно обвинил бы меня в том, что я доставляю ему кучу неприятностей, а тут я, наоборот, вроде бы пытаюсь избавить его от них.
— Есть ли еще одна возможность, о которой стоит поразмыслить, — изрек он ворчливо.
— Да, сэр. Какая?
— Позвольте нам самим пойти в полицию, — снова повторила Тина.
— Пфу…
Он перевел на нее глаза.
— Вы, разумеется, попытаетесь перехитрить полицию, куда-то скрыться, а они вас схватят в течение часа.
И снова ко мне:
— Ты сказал сержанту Стеббинсу, что они находятся здесь. Мы просто можем задержать их у себя и ждать, как развернутся дальше события. Поскольку Кремер и Стеббинс продолжают заниматься этим делом, то могут с минуты на минуту обнаружить настоящего убийцу.
— Конечно, могут, — согласился я, — но я в этом сильно сомневаюсь. Просто они привыкли действовать тщательно и скрупулезно, поэтому еще не выбрались из парикмахерской. Но вообще-то полиция остановилась на Тине и Карле, и сейчас им нужны доказательства. Их больше всего интересует, какой найденный в машине предмет привел Воллена в парикмахерскую, но, как мне думается, они не слишком надеются что-то отыскать, поскольку Карл и Тина могли эту вещь забрать с собой. Так или иначе, вы сами знаете, как это бывает, коли все думы и мысли направлены к одной цели.
Вулф снова обратился к Карлу:
— Вы с женой вышли из парикмахерской вместе?
Тот покачал головой.
— На это могли бы обратить внимание; поэтому сначала ушла она. В парикмахерской, видите ли, нет дамского туалета. Тина и вторая маникюрша в случае необходимости ходят в туалет, находящийся в конце холла. Так что Тине было очень просто уйти незаметно. Она ушла. Я дождался, пока все будут заняты, выскочил за дверь и побежал к Тине.
— Когда это было? — спросил я. — Кто находился в этот момент у Воллена?
— Я не думаю, что у него кто-то был. Жанет как раз только что вышла и делала маникюр клиенту Джимми.
— Великий боже!
Я воздел руки к потолку.
— Получается, что вы покинули парикмахерскую буквально за минуту до того, как Фиклер нашел мертвого Воллена?
— Не знаю. Мне известно только то, что я ушел оттуда, пальцем не тронув полицейского.
— Это, — обратился я к Вулфу, — делает случившееся еще более симпатичным. Если бы они ушли оттуда пораньше, был бы хоть какой-то шанс выпутаться из беды.
— Да…
Он посмотрел на меня.
— Надо считать, что Воллен был еще жив, когда из кабинки вышел Эд, потому что молодая особа — как там ее зовут?..
— Жанет.
— К очень немногим мужчинам и ни к одной женщине я не обращаюсь по именам. Меня интересует ее фамилия.
— Все, что мне известно, — это Жанет. С нами ничего не случится, если вы ее тоже так назовете.
— Шталь, — сказала Тина, — Жанет Шталь.
— Благодарю вас. Воллен был предположительно жив, когда Эд вышел из кабины, поскольку следом за ним туда вошла мисс Шталь. Она заявила, что видела его живым и невредимым. А мистер Фиклер? У них у обоих была возможность… А какие возможности были у остальных?
— Вы не должны забывать, — сказал я, — что в парикмахерскую я пришел побриться и проявил не более чем естественное любопытство. Поэтому мне пришлось быть предельно осторожным, чтобы не перейти дозволенной границы. Из того, что мне рассказал Эд, можно заключить, что возможности у всех были не ограниченные, он исключает одного себя.
Как вам известно, сотрудники постоянно забегают за перегородку, то за одним, то за другим. Эд не мог припомнить, кто туда ходил, а кто — нет в течение этих десяти-пятнадцати минут. Тут можно совершенно спокойно поспорить, что другие этого тоже не знают. Раз полицейские их специально об этом спрашивали, значит, Карл и Тина — не единственные подозреваемые. Как выразился Эд, полиция «добывает» доказательства и продолжает еще этим заниматься.
Вулф молча кивнул головой.
— Это также показывает, — продолжал я, — что у них нет пока ничего путного: вроде отпечатков пальцев на машине или на ножницах. Ничего, за что можно было бы ухватиться… Они, разумеется, ищут Карла и Тину, и вы прекрасно знаете, что произойдет, когда их найдут. Однако улик нет. Вообще-то ваше предложение подержать Карла и Тину у нас в доме до той поры, пока полиция схватит преступника, имеет смысл. Но ведь вы же первый возражаете против присутствия женщины в нашем мужском обществе, а через несколько месяцев это просто начнет действовать нам на нерпы.
— Никуда не годится, — заговорила Тина задыхающимся шепотом. — Умоляю, отпустите нас и не беспокойтесь. Мы попробуем что-нибудь сделать, а уж если не выйдет, то… Вы — удивительный детектив, но даже вам не под силу тут справиться.
Вулф не обратил внимания на ее слова.
Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и тяжело вздохнул. По тому, как задвигался его нос, я понял: он подготавливает себя к мысли, что ему придется усиленно поработать.
Пригласить Пэрли он не мог, это я твердо знал. Ему не позволяло это сделать собственное самолюбие. Которое он почему-то называл «самоуважением и профессиональной гордостью».
Чета Вардас смотрела на него если не с надеждой, то уже и без недавнего отчаяния. Мне думается, что у них наступил период безразличия и покорности, когда человек перестает сопротивляться обстоятельствам. Я тоже наблюдал за физиономией Вулфа, за его носом, потом пришел черед губ: он принялся то втягивать их, то сильно выпячивать, что означало, что он примирился с неизбежностью и пускает в ход свою мыслительную машину. Иной раз я наблюдал подобные упражнения чуть ли не в течение часа, но сейчас они продолжались несколько минут.
Вулф вздохнул, открыл глаза и обратился к Тине:
— После разговора с Фиклером тот человек допрашивал вас первой, так?
— Да, сэр.
— Повторите мне все, что он говорил, что спрашивал. Мне нужно знать каждое слово.
Я считаю, что при сложившихся обстоятельствах Тина прекрасно справилась с задачей. Убежденная, что ее судьба решена и что вопросы Воллена уже не в силах ее изменить тем или иным образом, она все же старалась изо всех сил. Тина сосредоточенно нахмурила брови и приняла такой вид, будто хочет вывернуться наизнанку. Но она не обладала натренированной памятью, и ее отчет страдал неточностями.
Когда она замолчала, Вулф спросил:
— Вы уверены, что он вам не показал никакого предмета?
— Да, уверена.
— Он не спрашивал вас ни о какой вещи в парикмахерской?
— Нет.
— И вообще не упоминал ни о какой вещи?
— Нет.
— Ничего не вынимал из кармана?
— Нет.
— У него была газета. Он достал ее из кармана?
— Нет. Я уже говорила: когда он вошел в кабинку, газета была у него в руках.
— В руках или же под рукой?
— В руке, я думаю… Я уверена.
— Была ли она сложена?
— Ну да, газеты всегда сложенные.
— Миссис Вардас, постарайтесь представить себе эту газету в его руке… Я обращаю на нее внимание потому, что больше не с чего начать, а нам нужно найти какую-нибудь зацепку. Была ли газета сложена таким образом, будто она раньше лежала у него в кармане?
— Нет. Ее не перегибали больше, чем обычно. Это была «Ньюс». Когда он сел, он положил ее у своей правой руки. Я убрала кое-что со стола, чтобы освободить ему место, и газета лежала точно так, как на журнальном столике. Нет, он ее не перегибал.
— Вы не заметили в ней ничего необычного?
Тина покачала головой.
— Газета как газета.
Вулф повторил то же самое с Карлом и получил примерно такие же ответы. Никаких предметов ему не предъявляли и ничего не показали. А пресловутая газета действительно лежала на краю столика, и Воллен ее не касался в ходе разговора. Карл был практичнее Тины, он не затрачивал столько усилий, чтобы припомнить точные слова Воллена.
Под конец Вулф отказался от попытки получить от них то, чем они не располагали. Он снова откинулся назад, сжал губы, закрыл глаза и принялся выстукивать какую-то мелодию кончиками пальцев на подлокотниках.
Карл и Тина переглянулись. Потом Тина встала со стула, подошла к мужу и пригладили ему волосы. Заметив, что я смотрю на нее, она покраснела, один бог знает почему, и снова вернулась на свое место.
Наконец Вулф разлепил веки.
— Проклятье! — сердито буркнул он. — Даже если бы я мог сделать ход, мне пришлось бы от него отказаться. Ведь стоит только шевельнуть пальцем, как Кремер поднимет крик, а у меня нет для него намордника. Все усилия…
Во входную дверь позвонили. Во время обеда Фрицу было сказано, что он может не обращать внимания на эти сигналы, поэтому я поднялся, пересек холл и направился к двери.
Но сделал всего четыре шага и остановился: сквозь дверное стекло, пропускавшее свет только с одной стороны, мне были хорошо видны красное обветренное лицо и широкие плечи посетителя.
Я вернулся и кабинет и кратко доложил Вулфу:
— Явился человек, который сядет в красное кресло.
— Вот как? — Он поднял голову. — В переднюю комнату быстро.
— Я мог бы сказать ему…
— Нет.
Карл и Тина, предупрежденные нашим тоном, были уже на ногах.
Снова раздался звонок. Я подбежал к двери в соседнюю комнату и распахнул ее, скомандовав:
— Быстрее проходите сюда!
Они повиновались без звука, будто знали меня многие годы и полностью мне доверяли.
Впрочем, у них не было выбора. Когда они вошли в комнату, я распорядился:
— Отдыхайте и сидите тихо.
Закрыв дверь, я взглянул на Вулфа. Тот кивнул. Тогда я отправился в холл, распахнул входную дверь и по-деловому, но вежливо, сказал:
— Привет! Ну, что теперь?
Инспектор Кремер ворчливо бросил:
— Можно было бы открыть и поживее!
Глава 4
Вулф при желании умеет передвигаться быстро, я много раз видел это собственными глазами. К тому времени, как мы с инспектором вошли к кабинет, у него на столе были разложены какие-то справочники по луковичным растениям, пачка бумаги, десяток разноцветных карандашей и масса папок со сведениями об орхидеях, за которыми ему пришлось сходить к шкафу в противоположном конце помещения. Одна из папок была открыта, и Вулф склонился над ней в хорошо знакомой для меня позе. Я взглянул на мой стол: там тоже лежал чистый журнал, в который мне якобы следовало записать какие-то данные.
Вулф ответил на приветствие инспектора, но в его голосе сквозило раздражение.
Кремера это не обескуражило. Он подошел к красному кожаному креслу и устроился в нем.
Я сел за свой стол и демонстративно отложил в сторону журнал. К сожалению, на этот раз я не мог равнодушно следить за встречей этих давних противников. Мысленно я дал себе слово не перечить Вулфу и не изводить его в течение целого месяца, если только ему удастся спасти Карла и Тину от когтей Кремера и самому при этом не угодить за решетку.
Вошел Фриц с подносом. Значит, Вулф не забыл нажать на кнопку. На подносе была обычная порция: три бутылки и стакан.
Достав из шкафа открывалку, Вулф велел Фрицу принести еще стакан, но Кремер отказался.
Неожиданно инспектор посмотрел на меня и спросил:
— Куда вы пошли после того, как покинули парикмахерскую?
Мои брови поползли вверх.
— Даже так?
— Да.
— Ну что же… Если это и правда так важно, вы могли приставить ко мне хвост. Если же вас просто мучает любопытство, то я протестую против данного вопроса. Задавайте следующий.
— Почему бы не ответить на первый?
— Потому что меня частенько посылают с конфиденциальными поручениями, и я не хочу развивать у вас дурную привычку.
Кремер резко повернулся к Вулфу:
— Вы знаете, что в этой парикмахерской был убит полицейский?
— Да. — Вулф приподнял стакан, над которым шапкой поднималась пена, и поднес его ко рту. — Арчи рассказал мне.
— Может быть.
— Не «может быть», а рассказал.
— Ну, хорошо, хорошо.
Кремер наклонил голову и стал наблюдать, как Вулф опустошил стакан и вытер губы носовым платком, потом произнес:
— Послушайте. Вот что привело меня сюда… За эти годы я твердо усвоил: когда я обнаруживаю вас на расстоянии мили от места убийства, — а Гудвин является частью вас самого, — надо ожидать каких-то осложнений… Нет нужды приводить примеры, ваша память не хуже моей…
— Обождите секундочку, — поспешно продолжил он, — разрешите мне закончить. Я не спорю, бывают на свете совпадения. Мне известно, что вы ходите в эту парикмахерскую вот уже два года, а Гудвин — более шести. Так что вроде бы и нет ничего примечательного в том, что он оказался там именно сегодня, через два часа после совершения убийства, если бы не некоторые нюансы. Он сказал Грабоффу, своему мастеру, что его нужно срочно побрить, так как у него неотложная и важная встреча. Но никакой спешки почему-то не проявил. Наоборот, прождал чуть ли не полчаса, пока тот не отпустил своего клиента… Но это я могу еще понять. Однако вот другое: и Фиклер, и Грабофф показали, что за эти шесть лет Гудвин ни разу не приходил к ним только побриться. Ни разу, слышите? Всегда стрижка, мытье головы, укладка феном, бритье и так далее. И вот впервые за шесть лет он испытывает такую необходимость и заходит только побриться. Причем как раз в такой день. Я этому не верю.
Вулф пожал плечами:
— Ну, не верьте Я не отвечаю ни за вашу доверчивость, ни за вашу подозрительность, мистер Кремер. За это не отвечает также и мистер Гудвин. Ведь сие от нас не зависит. Не знаю, чем могу вам помочь.
— Да, да, и никто бы этому не поверил, — упрямо заявил Кремер, не желая принимать насмешки Вулфа. — По этой-то причине я и пришел. Я уверен, что Гудвин отправился в парикмахерскую потому, что знал о случившемся убийстве.
— Вы сильно ошибаетесь, — сказал я — Ваша мнительность часто вас подводит, инспектор. До тех пор, пока я не пришел туда, я не только не знал, но даже не подозревал, что в парикмахерской или в другом месте убит человек.
— Вы зачастую врете, мистер Гудвин.
— Только в известных пределах, ну, а пределы-то я знаю. Я могу зафиксировать свои показания письменно. Запишите все это, и я распишусь, а в конторе на углу находится нотариус. Вы понимаете, что я не пойду на дачу ложных показаний.
— Так ваш визит в парикмахерскую не имеет ничего общего с убийством?
— Сформулируйте это таким образом, коли так вам больше нравится. Да, не имеет!
Вулф налил себе еще пива.
— Скажите, — заговорил он вполне миролюбиво, — каким образом мистер Гудвин смог бы узнать про убийство?
— Понятия не имею! — Кремер нетерпеливо махнул рукой. — У меня нет готовой схемы. Но мне прекрасно известно, что когда я занят раскрытием убийства, и появляетесь вы сами или Гудвин — жди неожиданностей. А Гудвин был в парикмахерской через два часа после того, как это произошло. Домыслы о случайном совпадении меня не устраивают. Откровенно говоря, я не представляю, каким образом и в качестве кого вы можете выступать в данном деле. Вы работаете только за большие деньги. Конечно, человек, сбивший двух женщин на Бродвее, может быть весьма состоятельным, но в таком случае он не из числа сотрудников парикмахерской. Ни у одного из них нет таких заработков, чтобы нанять Ниро Вулфа. Получается, что вас привлекли не деньги. А я, сознаться, не представляю, что же еще может сдвинуть вас с места… Знаете, сейчас, пожалуй, я бы выпил стаканчик пива, если вы не возражаете.
Вулф наклонился и нажал кнопку.
— Меня смущало то, — продолжал Кремер, — что Гудвин не случайно оказался на месте преступления… Но я должен признать, что не настолько уж он бесшабашен, чтобы дать заведомо ложные показания…
Он посмотрел на меня.
— Давайте это письменное заявление. Сегодня же. Составьте его сами, но ясно и точно.
— Будет сослано, — заверил я.
— Сегодня же, слышите?
— Да
— Только не забудьте.
Вошел Фриц. Он поставил поднос на письменный столик возле локтя Кремера и откупорил бутылку.
— Налить, сэр?
— Спасибо, я сам.
Кремер взял стакан в левую руку и аккуратно наполнил его до краев. В отличие от Вулфа, он не любил большой пены.
— Я подумал, — продолжал инспектор, — что Гудвина могло привести туда что-то такое, о чем вы готовы мне рассказать, но сам он — нет, поскольку вы его хозяин, а он чертовски скрытен, пока не получит от вас соответствующих указаний. Я не хочу сказать, что располагаю какими-то сведениями, которые заставили бы вас выложить карты. Вам, конечно, хорошо известен закон о сокрытии информации. Однако те номера, которые вы откалываете…
Пена в стакане осела до приемлемого уровня, и он замолчал, чтобы сделать глоток.
— Так вы подумали, — спросил Вулф, — что я послал Арчи в парикмахерскую с каким-то поручением?
Кремер облизал губы.
— Да. И по вышеназванным соображениям я продолжаю так думать.
— Вы ошибаетесь. Я его не посылал. Поскольку вы желаете получить письменное заявление от Арчи, можете получить второе от меня, это я вам устрою. В нем будет сказано, что я не только не посылал его в парикмахерскую, но даже не знал, что он собирается туда идти, и что я не знал ничего и не слышал про убийство до тех нор, пока Арчи не вернулся и не рассказал мне об этом.
— Готовы присягнуть?
— Да. Вы напрасно потеряли время, явившись сюда, и можете получить хотя бы маленькую компенсацию.
Вулф потянулся ко второй бутылке.
— Кстати, я все еще не знаю, почему вы пришли. По словам Арчи, убийца известен, и единственное, что остается вам сделать, это найти его. Этот человек… гардеробщик, Карл, да? И еще его жена, ты так говорил, Арчи?
— Да, сэр. Тина, одна из маникюрш… Пэрли мне прямо сказал, что они это сделали и скрылись.
Вулф хмуро посмотрел на Кремера:
— Тогда чего же вы ждете от меня? Каким образом я сумею вам помочь?
Выливая остаток пива в стакан, Кремер упрямо повторил:
— Когда я вижу, что Гудвин вертится поблизости, я хочу знать, с чего бы это?
— Не верю! — грубо оборвал его Вулф и сразу же повернулся ко мне; — Арчи, я думаю, ты сам виноват. Ты очень ершистый и много болтаешь. Наверняка и на этот раз что-то сделал или сказанул? Ну, выкладывай!
— Конечно, вечно я виноват… — пожаловался я с обиженным видом. — Что я сделал? Побрился! Но поскольку у Эда сидел в кресле клиент, мне пришлось подождать. Я поговорил с Пэрли и посмотрел журнал, хотя нет, начал было смотреть, но отложил. Потом побеседовал с инспектором Кремером, немного с Жанет, для вас — мисс Шталь, ну и с Эдом, пока я сидел у него в кресле. Вернее, говорил он…
— Ты чего сказал мистеру Кремеру?
— Практически ничего, просто вежливо ответил на вопросы.
— А мистеру Стеббинсу?
Мне показалось, что я понимаю, куда он клонит. Оставалось только молить бога, чтобы не вышло ошибки.
— Ну, спросил, что происходит, и он мне объяснил. Я же вам об этом рассказывал?
— В общих чертах. А дословно?
— Ничего, черт возьми! Конечно, Пэрли интересовало, что привело меня в парикмахерскую, и я объяснил ему… подождите-подождите… Возможно, тут вы и правы. Он спросил, видел ли я Карла и Тину этим утром, и я ответил — «конечно, я усадил их у нас в передней комнате и велел им помалкивать, так что если…»
Вулф ответил на приветствие инспектора, но в его голосе сквозило раздражение.
Кремера это не обескуражило. Он подошел к красному кожаному креслу и устроился в нем.
Я сел за свой стол и демонстративно отложил в сторону журнал. К сожалению, на этот раз я не мог равнодушно следить за встречей этих давних противников. Мысленно я дал себе слово не перечить Вулфу и не изводить его в течение целого месяца, если только ему удастся спасти Карла и Тину от когтей Кремера и самому при этом не угодить за решетку.
Вошел Фриц с подносом. Значит, Вулф не забыл нажать на кнопку. На подносе была обычная порция: три бутылки и стакан.
Достав из шкафа открывалку, Вулф велел Фрицу принести еще стакан, но Кремер отказался.
Неожиданно инспектор посмотрел на меня и спросил:
— Куда вы пошли после того, как покинули парикмахерскую?
Мои брови поползли вверх.
— Даже так?
— Да.
— Ну что же… Если это и правда так важно, вы могли приставить ко мне хвост. Если же вас просто мучает любопытство, то я протестую против данного вопроса. Задавайте следующий.
— Почему бы не ответить на первый?
— Потому что меня частенько посылают с конфиденциальными поручениями, и я не хочу развивать у вас дурную привычку.
Кремер резко повернулся к Вулфу:
— Вы знаете, что в этой парикмахерской был убит полицейский?
— Да. — Вулф приподнял стакан, над которым шапкой поднималась пена, и поднес его ко рту. — Арчи рассказал мне.
— Может быть.
— Не «может быть», а рассказал.
— Ну, хорошо, хорошо.
Кремер наклонил голову и стал наблюдать, как Вулф опустошил стакан и вытер губы носовым платком, потом произнес:
— Послушайте. Вот что привело меня сюда… За эти годы я твердо усвоил: когда я обнаруживаю вас на расстоянии мили от места убийства, — а Гудвин является частью вас самого, — надо ожидать каких-то осложнений… Нет нужды приводить примеры, ваша память не хуже моей…
— Обождите секундочку, — поспешно продолжил он, — разрешите мне закончить. Я не спорю, бывают на свете совпадения. Мне известно, что вы ходите в эту парикмахерскую вот уже два года, а Гудвин — более шести. Так что вроде бы и нет ничего примечательного в том, что он оказался там именно сегодня, через два часа после совершения убийства, если бы не некоторые нюансы. Он сказал Грабоффу, своему мастеру, что его нужно срочно побрить, так как у него неотложная и важная встреча. Но никакой спешки почему-то не проявил. Наоборот, прождал чуть ли не полчаса, пока тот не отпустил своего клиента… Но это я могу еще понять. Однако вот другое: и Фиклер, и Грабофф показали, что за эти шесть лет Гудвин ни разу не приходил к ним только побриться. Ни разу, слышите? Всегда стрижка, мытье головы, укладка феном, бритье и так далее. И вот впервые за шесть лет он испытывает такую необходимость и заходит только побриться. Причем как раз в такой день. Я этому не верю.
Вулф пожал плечами:
— Ну, не верьте Я не отвечаю ни за вашу доверчивость, ни за вашу подозрительность, мистер Кремер. За это не отвечает также и мистер Гудвин. Ведь сие от нас не зависит. Не знаю, чем могу вам помочь.
— Да, да, и никто бы этому не поверил, — упрямо заявил Кремер, не желая принимать насмешки Вулфа. — По этой-то причине я и пришел. Я уверен, что Гудвин отправился в парикмахерскую потому, что знал о случившемся убийстве.
— Вы сильно ошибаетесь, — сказал я — Ваша мнительность часто вас подводит, инспектор. До тех пор, пока я не пришел туда, я не только не знал, но даже не подозревал, что в парикмахерской или в другом месте убит человек.
— Вы зачастую врете, мистер Гудвин.
— Только в известных пределах, ну, а пределы-то я знаю. Я могу зафиксировать свои показания письменно. Запишите все это, и я распишусь, а в конторе на углу находится нотариус. Вы понимаете, что я не пойду на дачу ложных показаний.
— Так ваш визит в парикмахерскую не имеет ничего общего с убийством?
— Сформулируйте это таким образом, коли так вам больше нравится. Да, не имеет!
Вулф налил себе еще пива.
— Скажите, — заговорил он вполне миролюбиво, — каким образом мистер Гудвин смог бы узнать про убийство?
— Понятия не имею! — Кремер нетерпеливо махнул рукой. — У меня нет готовой схемы. Но мне прекрасно известно, что когда я занят раскрытием убийства, и появляетесь вы сами или Гудвин — жди неожиданностей. А Гудвин был в парикмахерской через два часа после того, как это произошло. Домыслы о случайном совпадении меня не устраивают. Откровенно говоря, я не представляю, каким образом и в качестве кого вы можете выступать в данном деле. Вы работаете только за большие деньги. Конечно, человек, сбивший двух женщин на Бродвее, может быть весьма состоятельным, но в таком случае он не из числа сотрудников парикмахерской. Ни у одного из них нет таких заработков, чтобы нанять Ниро Вулфа. Получается, что вас привлекли не деньги. А я, сознаться, не представляю, что же еще может сдвинуть вас с места… Знаете, сейчас, пожалуй, я бы выпил стаканчик пива, если вы не возражаете.
Вулф наклонился и нажал кнопку.
— Меня смущало то, — продолжал Кремер, — что Гудвин не случайно оказался на месте преступления… Но я должен признать, что не настолько уж он бесшабашен, чтобы дать заведомо ложные показания…
Он посмотрел на меня.
— Давайте это письменное заявление. Сегодня же. Составьте его сами, но ясно и точно.
— Будет сослано, — заверил я.
— Сегодня же, слышите?
— Да
— Только не забудьте.
Вошел Фриц. Он поставил поднос на письменный столик возле локтя Кремера и откупорил бутылку.
— Налить, сэр?
— Спасибо, я сам.
Кремер взял стакан в левую руку и аккуратно наполнил его до краев. В отличие от Вулфа, он не любил большой пены.
— Я подумал, — продолжал инспектор, — что Гудвина могло привести туда что-то такое, о чем вы готовы мне рассказать, но сам он — нет, поскольку вы его хозяин, а он чертовски скрытен, пока не получит от вас соответствующих указаний. Я не хочу сказать, что располагаю какими-то сведениями, которые заставили бы вас выложить карты. Вам, конечно, хорошо известен закон о сокрытии информации. Однако те номера, которые вы откалываете…
Пена в стакане осела до приемлемого уровня, и он замолчал, чтобы сделать глоток.
— Так вы подумали, — спросил Вулф, — что я послал Арчи в парикмахерскую с каким-то поручением?
Кремер облизал губы.
— Да. И по вышеназванным соображениям я продолжаю так думать.
— Вы ошибаетесь. Я его не посылал. Поскольку вы желаете получить письменное заявление от Арчи, можете получить второе от меня, это я вам устрою. В нем будет сказано, что я не только не посылал его в парикмахерскую, но даже не знал, что он собирается туда идти, и что я не знал ничего и не слышал про убийство до тех нор, пока Арчи не вернулся и не рассказал мне об этом.
— Готовы присягнуть?
— Да. Вы напрасно потеряли время, явившись сюда, и можете получить хотя бы маленькую компенсацию.
Вулф потянулся ко второй бутылке.
— Кстати, я все еще не знаю, почему вы пришли. По словам Арчи, убийца известен, и единственное, что остается вам сделать, это найти его. Этот человек… гардеробщик, Карл, да? И еще его жена, ты так говорил, Арчи?
— Да, сэр. Тина, одна из маникюрш… Пэрли мне прямо сказал, что они это сделали и скрылись.
Вулф хмуро посмотрел на Кремера:
— Тогда чего же вы ждете от меня? Каким образом я сумею вам помочь?
Выливая остаток пива в стакан, Кремер упрямо повторил:
— Когда я вижу, что Гудвин вертится поблизости, я хочу знать, с чего бы это?
— Не верю! — грубо оборвал его Вулф и сразу же повернулся ко мне; — Арчи, я думаю, ты сам виноват. Ты очень ершистый и много болтаешь. Наверняка и на этот раз что-то сделал или сказанул? Ну, выкладывай!
— Конечно, вечно я виноват… — пожаловался я с обиженным видом. — Что я сделал? Побрился! Но поскольку у Эда сидел в кресле клиент, мне пришлось подождать. Я поговорил с Пэрли и посмотрел журнал, хотя нет, начал было смотреть, но отложил. Потом побеседовал с инспектором Кремером, немного с Жанет, для вас — мисс Шталь, ну и с Эдом, пока я сидел у него в кресле. Вернее, говорил он…
— Ты чего сказал мистеру Кремеру?
— Практически ничего, просто вежливо ответил на вопросы.
— А мистеру Стеббинсу?
Мне показалось, что я понимаю, куда он клонит. Оставалось только молить бога, чтобы не вышло ошибки.
— Ну, спросил, что происходит, и он мне объяснил. Я же вам об этом рассказывал?
— В общих чертах. А дословно?
— Ничего, черт возьми! Конечно, Пэрли интересовало, что привело меня в парикмахерскую, и я объяснил ему… подождите-подождите… Возможно, тут вы и правы. Он спросил, видел ли я Карла и Тину этим утром, и я ответил — «конечно, я усадил их у нас в передней комнате и велел им помалкивать, так что если…»