Но примерно в то же время появился в некотором роде ответ на один из моих вопросов: "Почему же никто не бросит вызов негодяям... раз уж они такие плохие?
   Босс Сакраменто, Фрэнк Родс, азартный игрок, проводил однажды сборище местных вожаков шаек в комнате под игорным домом. Дело было ночью. Посторонних не было, в них не нуждались, а сами они были боевые люди, умевшие стрелять. Во время сборища Гроув Л. Джонсон, известный в городе юрист, зашёл туда со своими сыновьями, Альбертом и Хирамом, которые в то время были чуть ли не подростками, но у обоих были револьверы. Они вошли туда, один из ребят стоял слева от него, второй справа, и г-н Джонсон высказал им всё, что думает о них и чем они занимаются. Он был сердит, бесстрашен и откровенен, он оскорблял их, бросал вызов этим политикам, призывал город очиститься от них и предсказал, что их власть когда-нибудь будет сломлена. Ответа не последовало. Закончив, он вышел вместе с сыновьями.
   Что-то во мне откликнулось на это событие. Это был один из путей решения моей проблемы. Других же решений, насколько мне было известно, не было. О Гроуве Л.
   Джонсоне говорили неприятные вещи, а шайка Родса продолжала править в городе.И только много позже босс куда-то подевался, а ещё позже Гроув Л. Джонсон сам стал одним из боссов в Законодательном собрании. Альберт Джонсон умер. А Хирам Джонсон стал губернатором-реформатором Калифорнии и сенатором Соединённых Штатов.
   Что меня удивило и поразило в то время, так это то, что это смелое выступление Джонсонов, в особенности ребят, никак не повлияло на знакомых мне людей. Я пытался видеть Законодательное собрание и правительство так, как г-н Марпл видел тот закат сквозь кустарник в пойме реки, не грязь, а... золото, индейцев...
   некоторую красоту в них. Художник говорил, что всегда есть нечто прекрасное, что можно увидеть. Так вот, г-н Джонсон и его двое сыновей, их вызов был прекрасен, не так ли? Я думал именно так, но никто не разделял моего мнения. Отчего? И я отступился, вернее, отложил этот вопрос.Мне было о чём думать, о прекрасных вещах, о том, что было мне ближе.
   
   Глава VII ФЕРМА НИЛИ
   
   Когда романтика скачек стала тускнеть, я стал осматриваться в поисках новых увлечений, но в старых рамках таковых не оказалось. Я почти истощил ресурсы мира, окружавшего меня в пределах четверти дня езды от дома. Круг следовало расширять, надо выезжать на целый день. Что же меня удерживало? Только не родители, они разрешали мне делать всё, что заблагорассудится. И не пони, это была выносливая индейская лошадка. Я же был привязан к полуденному обеду. Если бы только я мог уезжать за город до обеда, потом поесть где-нибудь, затем возвращаться назад после обеда, то смог бы проехать много, много миль, увидеть новые места, новых людей. Проблема состояла в том, где поесть самому и как покормить пони.
   Сначала я попробовал обойтись без этого. Я проехал полдня, спешился у виноградника и наелся винограда. Но там, где растёт спелый виноград, нет травы, и пони приходилось довольствоваться стернёй. Этого ему явно не хватало, а я вскоре пресытился виноградом. Я вернулся домой, и у меня заболел живот. Матушка, совершенно не понимавшая мальчиков, сказала, что это всё от винограда, и предложила мне брать обед с собой. "Отец же берёт его с собой", - убеждала она меня. Всё так, но ведь скауты, рыцари и вакеро не возят с собой обеда... и я не буду. Когда же мать настаивала и делала мне узелок, я прятал его в конюшне или запихивал куда-нибудь. Небуду проявлять слабости. Я ещё "найду" себя, как говорили люди моего склада.
   Я посоветовался об этом с обходчиком моста. Он сказал, что я могу есть у него, как только захочу, а пища у него была простая и хорошая: ветчина и яйца с чёрным кофе и жжёным сахаром. Однако, для коня он не мог предложить ничего, да и мост был не так уж далеко от города. Я пользовался его гостеприимством только на завтрак, и только тогда, когда добирался до него до шести тридцати утра.
   Я подружился с А-Хуком, фермером-китайцем, который жил чуть подальше. Сначала он проявил недружелюбие. У него был участок дынь и ещё один с арахисом, и он относился к мальчикам с подозрением.
   - А зачем тебе приезжать сюда есть? - спрашивал он. - Почему бы не съездить домой?
   Я объяснил. - Слишком далеко. - А он снова спросил: "А зачем уезжать слишком далеко?"
   Ну уж на это-то ответить было просто. Мне нужно посмотреть, что там дальше. А он рассмеялся.
   - Мериканский мальчик, поехать посмотреть... что? Ни-чо. Ни-чо. Китайский мальчик, он никуда не ездит, ничего не смотрит. Он и так уже всё знает, ни-чо, всё одно и то же.
   Я же ответил так: " А для чего А-Хук проделал такой путь сюда из Китая, чтобы посмотреть... Сакраменто?"
   - Я приехал сюда не смотреть на Сакраменто, - ответил он. - Я приехал заработать доллар, и поеду назад в Китай.
   - Ну да, - заспорил я, - ты приехал подзаработать, чтобы есть, так же как и я.
   А-Хуку это понравилось. Он захихикал и сдался.
   - Холосо, - произнёс он, - холосо, приезжай сюда есть рис с нами.
   Я так и сделал раз-другой, а А-Хук ставил моего пони кормить вместе со своей тощей клячей. Но рацион у него всегда был один и тот же, рис и чай, всё на китайский манер, а я не любил риса. Мне нужно было найти себе другое пристанище.
   По своей привычке я превратил эти поиски в дело, а дело превратил в игру. А моя младшая сестра обратила этот мой трюк в философию. "А зачем работать?" - говорит она, когда кто-либо жалуется на свою работу. "Преврати свою работу в игру, и ...играй себе".
   Я представил себе, что скрываюсь от органов правосудия и ищу друга, но вскоре стал настолько закоренелым преступником, что пришлось слишком много осторожничать. Я шарахался от людей, которые могли бы помочь мне. Я так ничего и не нашёл, а другой день пропал потому, что я гонялся за противником и совсем забыл, что мне-то ведь нужен друг. Я всех избегал. В следующую субботу я уже стал благоразумнее. Я был доверенным разведчиком генерала, пославшего меня, чтобы найти место, где расквартировать и обеспечить его войска, и он приказал мне действовать, пока не найду то, что нам нужно. Проезжая по несколько возвышенной стоктонской дороге я сложил руки и провёл разведку, и присмотрел несколько подходящих мест. Я судил по внешнему виду, предпочитал чистенькие фермы. Ферма Даденов была как с иголочки. Она была небольшой, но все строения были покрашены, заборы были хорошо сделаны, а поля хорошо вспаханы. У г-на Дадена была кузница на перекрёстке главной дороги и одной из поперечных. Там он всегда работал сам, а сыновья занимались фермой. И это вызывало трудности.
   Сельские ребята как-то неприязненно посматривали на городских, презрительно и свысока, они задавали неудобные вопросы и смеялись над ответами. Однако, я был в отчаянии, войска надо было обеспечить, генерал был прекрасный начальник, но строг. Я стал обдумывать вариант фермы Дадена.
   Подъехав к кузнице, я остановился и уставился на г-на Дадена. Он поднял голову от наковальни и спросил, надо ли мне подковать пони, и когда я сказал, что не надо, он продолжил работу, колотя по красному железу и разбрызгивая искры повсюду, даже на свой кожаный фартук, и к моему удивлению, на свои оголённые волосатые руки. Это было восхитительное зрелище. Я бы тоже стал кузнецом, который подковывает лошадей.Тлеющие осколки выжигали на полу темные пятна, но не причиняли вреда г-ну Дадену. С чего бы это? Я спросил.
   - Они знают меня, - ответил он, не поднимая головы. Он продолжал молотить красное железо, то суя его в шипящую воду, то кладя его снова в открытый огонь, как будто бы меня там вовсе не было. Я поехал дальше, а Дадены на год-другой потеряли возможность познакомиться со мной и кормить меня.
   Ферма Дадена была в пяти милях от города. Двумя милями дальше была ещё одна поперечная дорога, которая вела к Флорину, железнодорожной станции, которая теперь стала центром японской колонии, о которой много писали как о примере того,что белые не смогли удержать землю перед лицом одной из самых умных желтых рас. В моё время фермы были по размерам почти что ранчо, а домов было немного.
   Между Даденами и перекрёстной дорогой не было строений, и дальше тоже на много миль вперёд. Кругом были только бескрайние поля пшеницы, сияющей под жарким солнцем. Видно было как жар подымался как белое пламя над землёй. Я свернул на флоринскую дорогу, так как слева от неё заметил оазис, белый коттедж с летящей ветряной мельницей в небольшом огороженном саду с молодыми деревьями, а рядом большой некрашеный амбар. Чудненько. От дороги отходила аллея, я поехал по ней между желтой пшеницей игромадным светлозелёным виноградником, орошавшимся ветряными мельницами, к дому. В саду были цветы, они были свежими из-за протекавших рядом ручейков воды, которые составляли совершенную маленькую систему канав. Всё хозяйство было чистеньким, прохладным, тенистым и тихим; не было никаких признаков присутствия человека до тех пор, пока я не подъехал к воротам коттеджа. Там, вздрогнув, я увидел женщину, которая стояла, вытирая руки о передник и внимательно глядя на меня.Это была г-жа Нили.
   Г-жа Нили, жена высокого, прямого, мягкого мужчины из штата Миссисипи, была родом из Новой Англии. Об этом я узнал позднее, и многое из того, что я расскажу сейчас, основано на её рассказах, пересказанным позже моей матерью, всё это безнадёжно перемешалось с моими собственными воспоминаниями. Но и теперь я вижу прямую линию её тонких молчаливых губ и весёлый, танцующий взгляд её внимательных, испытующих глаз. У меня сразу же пропали все мысли о войсках.
   - Здравствуйте, - осторожно начал я.
   - Здравствуй, - ответила она.
   - Меня зовут Лэнни Стеффенс, - объяснил я, - я ищу, где бы можно было нам перекусить, когда я выезжаю на долгие загородные прогулки.
   - Нам? - переспросила она. - Кому это нам? Ты имеешь в виду своего пони?
   - Да, - сказал я. - Отец говорит, что гораздо важнее накормить пони, чем меня, но он может поесть и травы, если у вас нет сена.
   - О, сено-то у нас есть, - ответила она, - но с какой стати нам кормить мальчика и лошадь, как только они объявятся здесь?
   - Не знаю, - сказал я, и это было правдой. Мне частенько задавали этот вопрос, я даже сам себя спрашивал, но ответить на него не мог.
   - А где вы живёте со своим пони? - поинтересовалась она. - И чем вы занимаетесь?
   Что ты сейчас делаешь здесь?
   Я рассказал ей, где живу. Чем я живу, не мог сказать ей ничего, кроме того, что хожу в школу. А что касается этой поездки, то я это уже объяснил и повторил теперь подробнее. Ищу такое место, где всегда можно было бы поесть, как только попаду на стоктонскую дорогу.
   - И твоя мать разрешает тебе болтаться так по окрестностям? А отец! Они хоть знают, где ты сегодня есть?
   - Нет, - я покраснел за них. - Они этого не знают. Да и вообще, они редко знают, куда я поеду, пока не вернусь. Но они не возражают. Они разрешают мне ездить куда угодно, если только я вместе с пони.
   - Ага, понятно, - сказала она. - Они доверяют пони. - И затем позвала: "Джим, Джим".
   Из сарая показалась голова мужчины. - Привет, - ответил он.
   - Вот, Джим, - сказала она, - поди-ка сюда, возьми этого никчёмного пони у мальчишки, поставь его в амбар и накорми его. Сеном, а не овсом. А ты, - обратилась она ко мне, - слезай-ка с лошади и пойдём со мной.
   Джим подошёл и, вопросительно глядя на меня, взял моего пони. Я же пошёл с г-жой Нили, которая привела меня на кухню и велела мне "помыться". Она сказала, что я грязный. Она занялась готовкой, а когда я вымылся, мы разговорились. Не помню уж о чём, но она интересовалась моими сёстрами, которые мне были совсем ни к чему.
   Они ведь не были мальчиками, и как я уже выяснил, в дождливые дни их можно очень даже хорошо использовать в качестве проводников, а ещё лучше пассажиров на поезде или пароходе из стульев. Да, и ещё она расспрашивала меня о школе, которая мне и так надоела. Единственное, что я мог сказать хорошего о школе, так это то, что по пятницам был короткий день, она заканчивалась в два часа вместо трёх, и до понедельника мы были свободны. Два с половиной свободных дня. Однако, чтобы воспользоваться ими сполна, мне нужно было найти места, где можно было бы остановиться и подкрепиться.
   - Понятно, - сказала она. - И когда ты решишь, что мы будем для тебя одним из таких мест, ты поедешь дальше и будешь искать ещё.
   - Д-а-а, - согласился я. До сих пор я как-то не думал об этом, но теперь, когда она упомянула об этом, я понял, что хорошо бы иметь и другие места. И ещё я уразумел, что г-жа Нили способна понимать кое-что, что очень важно для мальчика, чья жизнь представляет собой сплошной поиск людей, которые понимают хоть что-нибудь, понимание встречается так редко, особенно среди взрослых.
   На приготовление обеда ушло много времени. Я подумал, что г-жа Нили не перестанет выставлять яства на стол, великолепные вещи: пирожные и варенье, мёд и молоко, соленья. Даже после того, как мне уже было более чем достаточно, она продолжала печь, готовить и вынимать продукты из буфетов, подвалов и печи. И не терпелось не только мне. Не успела она закончить, как в дом вошёл Джим.
   - Как есть, так всегда первый, - нелестно произнесла г-жа Нили, но Джим ответил ей, что и так уже поздно. - Полуденный поезд прошёл уже давно. - В ответ она включила сирену, и в дверях появился г-н Нили. Оба мужчины тщательно вытерли ноги о половичок у входа в кухню, и тогда я заметил, что в доме очень чисто.
   Меня представили г-ну Нили как "никчёмного мальчишку, приехавшего сюда на ничтожном пони, которых надо накормить, и он предполагает, если еда будет подходящей, частенько приезжать сюда, если окажется рядом ... в обеденное время."
   - Тогда, - сказал г-н Нили, - надеюсь, что ты приготовила ему хороший обед." Он очень любезно произнёс всё это, вежливо поклонившись в мою сторону и тепло пожав мне руку. И я тут же полюбил г-на Нили. О г-же Нили этого нельзя было сказать, она была какая-то странная. А что касается Джима, брата г-на Нили, то я оставил его там, куда его посадила г-жа Нили, в конец стола, он был простой человек.
   - Да, - повторила г-жа Нили, когда мужчины вымылись и уселись за стол, - как видите, я уж постаралась, готовя этот первый,... пробный обед. Из того, что мне рассказали, я поняла, что он больше не приедет сюда, если его не устроит еда, хоть он и сообщил мне, что отец его говорит, что гораздо важнее, чтобы Джим как следует накормил пони. - Всё верно, я всё это и говорил, но от того, как г-жа Нили преподнесла это, мне стало как-то не по себе. Меня всегда озадачивало, почему это люди передают то, что я говорю, с каким-то вывертом, так что это выглядит выспренно и смехотворно.
   Однако, я проголодался. То же самое и остальные, а пищи было не только изобилие, но она была очень вкусной. Мне выпало встретить лучшую кухарку в окрестностях, и я стал есть, ели все, все, кроме г-жи Нили, которая продолжала задаватьмне забавные вопросы. Как пройдут выборы? Кто будет у нас следующим президентом? Что показывают в театре? А в опере? (В Сакраменто не было оперы). Когда состоится следующий бал? Какова последняя мода? Но я не отвечал на эти вопросы, некогда было, все были заняты. Мы просто ели и ели, а она продолжала задавать мне вопросы, не дожидаясь ответов, пока я не наелся совсем, и тогда г-жа Нили заставила меня рассказать, кем я хочу стать. И это вроде бы заинтересовало их всех, они сидели и слушали о том, кем я буду, и, наконец, г-жа Нили сказала, что пора идти работать. Г-н Нили пожал мне руку, попрощался и сказал, чтобы я приезжал к ним снова в любое время.
   - Ну, что касается нас, так нас это устраивает, - сказала г-жа Нили. Г-н Нили глава дома, и если уж он сказал, что мне можно приезжать ещё, то уж можно быть уверенным в том, что и она проявит гостеприимство.
   - А как насчёт тебя? - обратилась она ко мне. - Ты приедешь снова? Тебе понравилась еда?
   Я ответил, что да, и при этом был искренен, что обрадовало и её. Ей нравилось время от времени принимать гостей из внешнего мира, она любила послушать новости. Она также пожаловалась, что некоторые посетители, особенно мальчики, не очень-то много знают, не сведущи в том, что творится в мире, а ещё мальчишки причиняют неприятности, стучат и гремят, ломают заборы и прочие вещи, шумят и пугают скот и птицу. Я же не такой. Её радует то, что я отличаюсь от них. И казалось, её огорчает то, что мальчик приходит не сам, а ещё с лошадью, которую надо кормить и чистить. Что ей делать с таким мальчиком? Что можно ожидать от такого мальчика? Чтобы его принимали, привечали и ... я встревожился. Всё это было как бы обо мне, и Джим ухмыльнулся. Она же обернулась и прогнала его прочь.
   - Иди работать, - сердито скомандовала она, а когда он ушёл, она схватила и обняла меня.
   - Милый ты мой, - сказала она, - дорогой, - и поцеловала меня сильно несколько раз так, как это делала матушка, пока я не положил этому конец. Г-жу Нили же я остановить не мог. Мне показалось, что глаза у неё стали влажными, и тут она внезапно вытолкала меня из дома и захлопнула дверь.
   Меня уже ждал Джим. Он отвёл меня в амбар. Он продолжал ухмыляться и едва удерживался от смеха, пока показывал мне, что пони хорошо поел. Он надел на него уздечку и попону, помог взобраться на коня.
   - Ну, паренёк, - сказал он, - приезжай почаще. Когда ты здесь, нас кормят лучше.
   Не каждый день хозяйка старается так, как сегодня. И ты понравился Виллу.
   - А как насчёт миссис Нили? - спросил я. - Она действительно хочет, чтобы я приезжал?
   - Хочет ли она? - воскликнул Джим. - Хочет! Да она всю жизнь хотела иметь такого мальчика, как ты.
   
   Глава VIII ПРИНЦ И КОВБОЙ
   
   Жизнь мальчика обуревают проблемы, трудные, ничуть не проще чем у взрослых. Надо охватить умом весь мир. Надо составить себе картину мира, и это просто, но картина-то должна хоть как-то соответствовать внешнему миру, который постоянноменяется. Солнце ходит вокруг земли, затем ты вдруг узнаёшь нечто, и земля начинает крутиться вокруг солнца. И это значит, что надо полностью перестраиваться. И так происходит довольно часто. Каждый раз, как только я всё устрою и все слаженно заработает, так что можно забыть о нём и заняться своим делом, вдруг выявляется какой-нибудь факт, и всё приходится выбрасывать. Я помню, когда земля ещё была плоской,мне надо было расположить Китай на запад от себя, что не так-то просто для мальчика, и как только я справился с этим, прочитал одну книжку, и вдруг земля стала круглой как апельсин. Как же мне теперь быть c Китаем?
   Я посоветовался об этом с ребятами, и некоторое время они изумлённо смотрели на меня, но вскоре вернулись к мячу и бите и посоветовали мне поступить так же.
   - А, играй лучше в мяч, - сказали они.
   Наш повар, китаец, отнёсся к этому с презрением. - Зачем тебе искать Китай?
   Китай никуда не делся. Это просто глупый мальчик заблудился, а с Китаем всё в порядке.
   И вот это-то, создание вселенной в целом, было главным делом жизни. А кроме того были мелкие проблемы. Мне и моей ватаге потребовалось много дней, чтобы исследовать и отобразить у себя в уме место слияния наших двух рек, Америкэн иСакраменто. Гораздо дольше понадобилось для того, чтобы разобраться, как это речные корабли и поезда выходят из Сакраменто под прямым углом, а прибывают в одно и то же место, Сан-Франциско. К тому же надо было научиться понимать народонаселение земли, в особенности взрослых, которые делают и говорят такие странные вещи. Они утверждают, что любят тебя, и всё же шпыняют тебя как враги.
   Они говорят вам, что надо поступать хорошо и вы преуспеете, и вдруг вы видите, как они хихикают по поводу того, насколько бесчестен кто-либо из преуспевающих.
   И они не хотят объяснять что-либо серьёзно. Они начинают смеяться над вопросами ребёнка. Или же если и прикинутся, что проливают свет, то только напустят такого туману, что ещё больше затемняют всё дело. Они вроде бы совсем не понимают, насколько мучительно тебе надо выяснить своё место в этом запутанном мире.
   Иногда мне даже казалось, что они и сами не знают своего.
   Уезжая с фермы Нили в тот день я всё думал, что имел в виду Джим Нили, когда сказал, что г-жа Нили хотела бы иметь такого мальчика как я, а та в свою очередь была то такой строгой, то вдруг так расчувствовалась. Если я нужен был ей, то почему же она не приняла меня сразу же, как это сделал бы любой нормальный человек? В этом я разобраться не мог. Я думал и думал, но солнце так жарко светило сверху, а пони былтакой горячий подо мной. И я поступил так, как мне приходилось делать со многими из них, на время я отложил их, отложил их в сторону и стал думать о том, что так или иначе у меня теперь есть опорный пункт в семи милях по стоктонской дороге. И не успел я доехать домой, как у меня появился ещё один опорный пункт дальше того, и ещё одна проблема.
   Одиноко пыля по раскалённой дороге, я поехал по следу стада скота, который гнали впереди меня, и вскоре впереди показалась туча пыли. Погоняя, насколько это было возможно в такой день, я догнал ковбоя, который гнал небольшое стадо быков и телков на рынок. Я спросил, не надо ли ему помочь.
   - Ради бога, - ответил тот, - моя лошадь совсем сдохла.
   И не удивительно. Гурт был небольшой, и как сказал тот ковбой, гораздо легче управляться с большим гуртом. Если возникает толпа, то скот сбивается в кучу как и люди. Но если их немного, и они разного возраста, то они превращаются в искры бенгальского огня.
   - Вдвоём-то мы, может, и справимся, - сказал он. - Я погоню их сзади, а ты езжай вдоль стороны следующего перекрёстка, и проделаешь грязную работу.
   Работа была грязной. Телок вдруг взревёт и понесётся прочь. Мой пони рванёт вперёд и отрежет его. А затем молодой вол, учуяв воду, замычит и бросится туда, увлекая остальных за собой. Мне нужно было гнать вперёд, резко остановиться и удержать его. Когда боковая дорога отходила в одну сторону, это было легко, пони сам видел её, выскакивал туда и перекрывал, но если дорога была перекрёстной, открытой в обе стороны, то нам с ковбоем приходилось по очереди выезжать вперёд и направлять гурт. Я с криком бросался вперёд с одной стороны, затем отставал и ехал рядом, а он в это время гнал по другой стороне. Так слаженно работая мы и продвигались дальше. Я весь вспотел, пони мой был в мыле, а ковбой и его лошадь были все заляпаны грязью и влажной пылью. Однако он был доволен, что я еду с ним, и похвалил меня (так, как этоделают взрослые).
   - Ты умеешь управляться со скотом, так ведь? - сказал он.
   - Нет, - ответил я, - но мой пони знает работу, и я учусь у него. Как долго вы гоните стадо?
   - Да весь день, - ответил он, - ранчо примерно в двадцати милях отсюда.
   Двадцать миль! То, что надо. Я стал набиваться на приглашение и задавать ему вопросы. Ранчо было небольшое, сообщил он, главным образом зерновое, только частью фуражное и животноводческое. Он был одним из пяти-шести наёмных работников, которые постоянно работают там.
   - Почему бы тебе не приехать и не навестить нас как-нибудь?, пригласил он. - Тебе нравится работать со скотиной. Мы тебе позволим заниматься этим сколько хочешь.
   Я рассказал ему о своей ватаге, и он рассмеялся. - Пятеро, шестеро? Все ребята?
   Ну что ж, можете приезжать все вместе. А почему бы и нет? Приезжайте на уикенд.
   Уикенд? Что это такое? У него было много незнакомых слов, и выговаривал он их очень по-английски. И он назвал мне дату, когда для всех нас найдётся работа со скотом.
   Эта мысль мне понравилась, я ухватился за неё, и ещё мне понравился этот парень.
   Я одобрительно уставился на него, и он вскоре отвернулся как бы засмущавшись, а когда снова глянул на меня, то задал мне отвлекающий вопрос.
   - А почему ты без седла?
   Я объяснил ему, что отец хочет, чтобы я научился ездить без седла, а всё это восходит к команчам. Я рассказал ему всё, как они ездят, воюют и ... должно быть так распалился насчёт индейцев, что он заподозрил меня.
   - Понятно, - сказал он, - и ты сам один из вождей команчей.
   Мне это показалось дерзковатым. Мне не нравится, когда люди врываются в мою...
   мою личную жизнь, так бесцеремонно рассевшись и положив ноги на стол. Но поразмыслив, я посчитал, что он, возможно, человек моего типа, как и обходчикмоста. И я решил выяснить.
   - Нет, - ответил я, - когда-то я был сыном вождя команчей, но это уже было давно, несколько недель назад. Сейчас я... кто-то другой. Я скажу вам кто, если вы первый скажете мне кто вы.
   - Как, - ответил он, - я, как видишь, ковбой.
   Это меня разочаровало. Он ничего не понимает. И я так и сказал ему. Ну да, я вижу, что вы погонщик скота, но ведь это только ваша работа. Я же спрашиваю, кто вы на самом деле?
   - В самом деле? - повторил он. - То есть как это на самом деле? Я в самом деле и есть ковбой.
   - Странно, - ответил я. - Я думал, что вы угадаете, что я имел в виду, а вы не поняли.
   Я уж готов был отступиться, и он вроде бы почувствовал это. Ему как бы даже стало стыдно, но мне уже было всё равно. Он оказался не моего круга, человек не моего склада, и поэтому всё остальное не имеет значения. Мы поехали дальше так, что молчание между нами ощутимо повисло как и зной, и тут вдруг один вол перемахнул через забор. - Вода, - воскликнул я, когда мой пони бросился вдогонку, и я даже обрадовался, когда остальной скот бросился к забору.
   Некоторое время мы были заняты этим. Когда же уладили это дело и поехали дальше вместе, ковбой решил заговорить.
   - Я расскажу тебе о себе, - сказал он. - Среди ковбоев меня зовут Герцогом. Так меня кличут от Техаса до Тихого океана, только они произносят это как "херцог".
   А прозвали меня так вовсе не потому, что я в самом деле герцог. Кстати, отец мой - лорд, но этот титул унаследует мой старший брат. Я сам, как видишь, ничего из себя не представляю. Меня прозвали по-английски потому, что я и есть англичанин, но в самом деле я простой американский ковбой.