– Видно, эта причина не во мне, – возразил Мак, словно защищаясь, – потому что я просил ее остаться.
– Просил или просто говорил? – вмешалась Либби. – Ты дал ей возможность выбора или стал предъявлять ультиматум, как обычно делал в детстве?
– Ну... – Мак старался вспомнить, о чем они говорили с Сарой после того, как он держал ее в своих объятиях; он помнил сладковатый запах меда, исходящий от нее, но запомнил только ощущения, а не слова.
– Я так и думала, – фыркнула Эдит. – Она, вероятно, считала, что не успеет и глазом моргнуть, как окажется по локоть в грязной воде, моя посуду. Немудрено, что она дала тебе отставку. – Старушка наклонилась вперед, как будто так можно было более полно донести до него смысл ее слов: – Разве ты дал ей выбор, Мак? У женщины всегда должен быть выбор.
Он почувствовал себя как лиса, загнанная в угол собаками, видя, как Либби и Эдит насели на него, ожидая ответа.
– Я предлагал ей поехать вместе, – слабо запротестовал он.
Эдит покачала головой, явно раздраженная.
– Так не пойдет. Когда ты убегаешь, приходится убегать одному, или лучше не убегать вовсе. – Она откинула подставку для ног и снова взяла кружку, махнув на него рукой.
– Почему же ты просил ее остаться. Мак? – тихо спросила Либби. Она уже больше не пыталась подтрунивать над ним.
Почему? Он уставился на женщину, сидящую с ним рядом на диване, но не видел блондинку в джинсах и черном свитере с высоким воротником, в легких сандалиях, которая с сочувствием смотрела на него своими голубыми глазами. Почему? Он положил голову на спинку дивана и наконец-то дал выход своим чувствам, которые так тщательно скрывал ото всех.
– Потому что я люблю ее, – произнес он так же тихо, как и Либби.
– Ты сказал об этом Саре? Ты сказал ей, что любишь ее?
Пока Мак безмолвно сидел на потертом твидовом диване, плечи опущены, руки между колен, как провинившийся школьник, Эдит и Либби обменялись взглядами.
– Завтра я останусь и посижу с твоими ребятами, – сказала Либби и положила руку ему на плечо, как бы успокаивая его, – а ты поедешь за ней.
После всех этих сцен, сначала с Лаурой, потом с Маком, Сара была как выжатый лимон. Вчера она ехала без остановок до Йеллоустона, а сегодня проводила время как турист. Она бродила по тропинке, петляющей среди кипящих ключей, дно которых окрашивалось сюрреалистическим сочетанием желтого, ржавого и оливкового цветов, создавая палитру нежных оттенков. Сара терпеливо ждала, когда проснется Олд Фейсфул, знаменитый гейзер, чтобы успеть сделать два моментальных снимка до того, как он затихнет. Но толпа туристов, прибывшая на автобусах, помешала ей.
Она ощущала беспокойство – и была совершенно одинока. Сознание этого заставило ее бежать и искать убежища в своем грузовике. Оставив позади туристов, она бесцельно каталась по отдаленным дорожкам национального парка, стараясь этим отвлечь себя от мрачных мыслей. Пытаясь победить тревогу, исподволь точившую ее, Сара испугалась, что в этот раз не сможет справиться со своими чувствами, потому что вчера, покидая ранчо, она не испытывала ничего похожего на то чувство свободы, которое испытывала, уезжая из своего дома в Денвере. В этот раз она не радовалась, как обычно, когда отправлялась в новое путешествие. Сейчас она чувствовала себя все хуже с каждой милей, отдалявшей ее от Мака.
Ей требовалось время, чтобы привыкнуть к жизни на дороге, строго выговаривала она себе, вцепившись в руль, приспосабливаясь к нему, стараясь почувствовать его как что-то давно знакомое. Сара потянула за ремень, который был у нее на плече, локтем отодвинув его назад, чтобы он не тер так больно шею. Она пыталась сосредоточиться на волшебно-красивом пейзаже, окружающем ее, насладиться тишиной, которую нарушали только легкий свист ветра, врывавшегося в окно грузовика, да шуршание шин по асфальту.
Дорога простиралась перед ней, окаймленная соснами, словно зеленый тоннель в сгущающихся сумерках раннего вечера. Прерывистая желтая полоска мелькала впереди, будто мерцающий огонек, затягивая ее все дальше и дальше в этот тоннель.
Внезапно Саре захотелось подняться над дорогой, на какое-нибудь высокое место, откуда она могла бы смотреть поверх деревьев, смотреть, не отрываясь, на горизонт, как она делала на ранчо.
Ее нога автоматически нажала на педаль тормоза. Грузовик замедлил ход, и Сара съехала на обочину. Я не хочу ехать дальше по этой новой дороге. Эта мысль словно ужалила ее. Сара села неподвижно и снова проверила себя. У меня нет желания ехать вперед, и совершенно неинтересно, что ждет меня за новым поворотом дороги. Сара ждала в наступающих сумерках, стараясь разобраться в чувствах, которые грозились поглотить ее целиком. В голове было пусто, озарение не приходило, интуиция ничего не подсказывала, но тем не менее, когда Сара осторожно завела грузовик и сделала широкий разворот, направляясь к туристической стоянке, она поняла, что только что приняла молниеносное решение. Решение, которое пока не готова была четко объяснить даже самой себе.
Было уже темно, когда фургончик подкатил к заранее намеченному кемпингу. Сара выбралась из грузовика, вся одеревеневшая от долгого сидения, и стала разминать руки и ноги, оглядываясь вокруг. Множество больших и маленьких палаток, старые фургончики, автомобили, созданные специально для отдыха, и вокруг них дюжины других фургонов, и в свете фар видно, что спальные места находятся всего в нескольких футах одно от другого. Оказывается, в сердце Вайоминга она будет спать намного ближе к людям, чем в гостинице в Денвере.
Внезапно она приглушенно рассмеялась.
Ей было все равно. Абсолютно. Она подняла голову и огляделась вокруг. У нее было такое чувство, как будто она сняла шоры с глаз и впервые за все годы поняла, что важно, а что нет. И, ей-Богу, эта бесконечная посуда была совсем не важна – по сравнению с ее любовью к Маку. И провалившаяся кровать не важна – по сравнению с Маком. Последовал еще один взрыв приглушенного смеха. И то, что Сара заставляла себя делать, все сильнее разбивало ее сердце.
Ее не интересовала посуда, ее интересовал Мак.
Со вчерашнего утра у нее в голове постоянно крутились слова Эдит: «Это нормально – заботиться о ком-то, если ты сама выбрала того, о ком тебе надо заботиться». Она выскользнула из-за стола и распахнула настежь дверь фургончика, впуская прохладный ночной воздух. Опустившись на порог, она свесила ноги наружу и принялась постукивать пятками о бампер, размышляя о том, какой жизненно важный для нее выбор ей надо сделать.
Она добровольно согласилась выйти замуж за Грега, и она любила его так, как могут любить только девятнадцатилетние, не имея ни малейшего представления о том, каким должен быть брак на самом деле. Она жила университетской жизнью, точнее – жизнью мужа, отгородившись от остального мира. Разочарование во всем подкрадывалось к ней исподтишка. И результатом явилось бегство. Бегство от трудных вопросов, которые ставит перед человеком жизнь.
Только теперь она ясно понимала, какое огромное количество работы надо выполнить, чтобы поднять семью, а тем более – чтобы воспитать двух мальчишек-подростков. Теперь она знала точно, что ее может ожидать. Что, если она сознательно и добровольно сделает такой выбор? Будет ли иметь для нее какое-то значение то, что она сама выберет, о ком ей надо заботиться?
Мысли раскручивались все быстрее и быстрее, как будто вся ее жизнь переписывалась у нее в голове заново, и даже прошлое теперь было окрашено этим новым цветом.
Что, если она вернется и попросит Мака поехать с ней в Йеллоустон? Что, если ее предложение приведет к тому, что она будет подбирать по цвету фарфоровую посуду, или продавать выпечку, или косить огромный фермерский газон? Но при этой мысли Сара не содрогнулась от ужаса – было только чувство предвкушения. Она понимала, что свобода – удивительная штука, но без всяких обязательств и чувства ответственности не могло быть и речи о любви.
Ей необходимо вернуться. Слава Богу, что дорога идет в обоих направлениях, подумала она, и ее с новой силой потянуло к путешествию. Завтра с утра она отправится домой. Сегодня вечером она найдет настоящую постель в комнате с высоким потолком и горячим душем. Сара запрыгнула в грузовик и поехала к старинному зданию, расположившемуся в центре парка. Было уже почти десять часов вечера. Может, кто-нибудь отменит свой заказ на номер в последнюю минуту или не приедет вовсе.
Двери особняка были распахнуты, открывая глазу яркий квадрат света в огромном бревенчатом здании. Сара вошла внутрь. Центральный холл открывался взору от пола до потолка, номера располагались по периметру в открытых коридорах, выходящих в людные места. Огромные крашеные бревна служили опорными колоннами, такими высокими, что трудно было поверить, что они когда-то были живыми деревьями. Какая-то группа туристов все еще ходила вокруг: фотоаппараты, как неотъемлемый атрибут, болтались у них на шее. Одни рассматривали сувениры в лавках, другие таращились на архитектуру, как и Сара.
Подходя к администратору, чтобы зарезервировать номер, она краем глаза заметила женщину, которая, выходя из сувенирной лавки, перебирала открытки в руках. Знакомые кудряшки на ее опущенной голове заставили Сару остановиться на месте.
– Лаура?
Услышав свое имя, Лаура подняла голову. На лице ее засветилась улыбка. Она сунула открытки в сумочку и поспешила через холл к матери.
– Снова тебя удивляю, да? Я как тот неугодный человек, который постоянно появляется неожиданно и не вовремя.
– Лаура, что ты здесь делаешь? – спросила Сара, удивленная до глубины души.
Молодая женщина пожала плечами, и ее щеки слегка порозовели от легкого румянца.
– Я подумала, почему бы мне не попробовать так же путешествовать, как и ты? Ну, знаешь, сорваться с места и провести несколько дней, осматривая достопримечательности. Вчера я ночевала в палатке.
– Но ты это всегда ненавидела!
– Да, это было действительно ужасно, правда. Но я хотела найти тебе оправдание. – Лаура начала покусывать нижнюю губу. – Никогда не думала, что встречу тебя здесь... Я хотела разобраться с этим сама, и, когда в следующий раз ты бы мне позвонила, я бы смогла сказать тебе...
– Сказать о чем? – Сара смутилась так же, как и дочь. – Пойдем туда, присядем. – Она повела ее к двум стульям, частично скрытым огромной колонной.
– Ну, расскажи мне теперь обо всем. – Сара не могла вспомнить, когда видела Лауру такой серьезной. Куда подевалась вся ее враждебность?
– Я просто хочу извиниться, ма, – начала Лаура, сплетая пальцы на коленях.
– О нет, не надо, милая. Для тебя это время тоже было очень сложным. Я понимаю...
– И для тебя, – прервала ее Лаура. – Но эти два года я только и делала, что жалела себя, чувствуя, что потеряла и отца, и мать.
– Ох, детка! – Сара не могла вынести мысль о том, что причинила столько боли своей дочери. Она попыталась коснуться ее, но Лаура отпрянула.
– Да в том-то все и дело, мамочка. Я уже больше не ребенок, я взрослая. Когда вчера я от тебя уехала, то колесила и колесила вокруг, стараясь все обдумать. Я не могу больше жить в постоянной борьбе. Это очень больно.
– Я знаю.
– Я всегда считала, что ты во всем виновата, что именно ты неправильно поступала, но теперь я поняла, что ждала от тебя жертвы, не давая ничего взамен. Поэтому решила поехать сюда, попробовать попутешествовать. Я подумала: если ты не сможешь приехать ко мне, может быть, я смогу приехать к тебе присоединиться к тебе в твоих поездках или еще в чем-нибудь. – В ее голосе уже слышались слезы. – Я пыталась, ма, действительно пыталась. Я была свободна целых два дня, и мне это не понравилось. Сара ласково засмеялась и обняла дочь. На этот раз Лаура позволила это объятие.
– Рада слышать, что ты попыталась что-то сделать ради меня. Это для меня много значит. А хочешь знать еще кое-что?
Лаура фыркнула.
– Что?
– Для меня это тоже стало терять всякую привлекательность.
– Да? – Сара увидела, как надежда мелькнула в глазах Лауры, влажных от непролившихся слез.
– Вот почему я приехала сюда, в этом дом. Мне нужна была комната. Я не могла сегодня спать в палатке.
– Извини, но я сняла последний свободный номер. – Озорная улыбка Лауры и то, как она вытирала нос тыльной стороной руки, выпрямляясь на стуле, напомнили о прошлом. – Впрочем, я не возражаю против соседки по комнате.
– Это было бы превосходно, дорогая. Спасибо. – Сара обняла дочь, и впервые за долгое время Лаура не напряглась и тоже обняла ее.
Они встали и направились к лифту.
– У меня номер только на одну ночь, – сказала Лаура. – Завтра я возвращаюсь в Денвер. – Она сделала паузу, и Сара знала, что так Лаура спрашивала о ее дальнейших планах.
– Я тоже завтра уезжаю. – Сара нажала на кнопку лифта, боясь заводить разговор, который, возможно, опять оттолкнет от нее дочь. – Лаура, я понимаю, что у тебя почти не было времени узнать его получше, но...
– Ага. – Лаура понимающе кивнула. – Мак. Ты возвращаешься к нему. – Это прозвучало как утверждение, а не вопрос, но Сара невольно кивнула в ответ.
– Не знаю, к чему это приведет, но...
– Да, я видела, как вас обоих буквально шарахнуло током, когда он влетел в комнату. И по твоим телефонным звонкам я давно поняла: происходит что-то серьезное. По этой причине я и примчалась в Датч-Крик, как какой-нибудь ревнивый подросток, у которого в голове сидит чепуха, вроде: «Ты мне не отец».
Она подняла руку, не давая Саре ответить.
– Не волнуйся. Это долго не продлится. Я уже больше не тот ребенок. – Она с любопытством посмотрела на мать. – Ты собираешься замуж за него?
– Если он предложит.
Двери лифта открылись, и они вошли внутрь. Обе молчали, и Сара почувствовала напряжение в воздухе.
– Лаура...
– Папы уже давно нет в живых. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И если Мак Уоллас сделает тебя счастливой, мне будет очень приятно. – Она бросила на мать проницательный взгляд. – А он любит путешествовать?
– Не думаю, Мак очень занят.
– Тогда он мне уже нравится, – с уверенностью сказала Лаура.
Мощный грузовик покрывал милю за милей, направляясь на север. Костыли лежали поперек сиденья рядом с Маком. У него вырывался стон каждый раз, когда его нога в гипсе выжимала сцепление, но пока ему удавалось нормально управлять машиной. Стоит добраться до места, и все будет по-другому.
В Йеллоустоне было множество палаточных городков. Ему оставалось только искать, пока он не найдет грузовик Сары, твердил он себе, довольный тем, что Либби предложила присмотреть за детьми. Он решил искать ее до конца и, найдя, убедить вернуться с ним домой, на ранчо. Только на этот раз нельзя ее напугать, сурово напомнил он себе, просто запрещаю себе это делать, подумал он, мысленно репетируя, что скажет ей при встрече, совсем не обращая внимания на сельский пейзаж, проносившийся мимо. Он постарается постепенно отучить Сару от дороги. Он попросит ее остаться всего на несколько недель или дольше, на сколько она сама сможет остаться. Или попросит ее так планировать свои путешествия, чтобы заезжать к нему время от времени, пока она не привыкнет к ранчо. Он хотел ее, ее сердце, тело и душу, но он так сильно любил ее, что согласился бы на любое предложение – на месяц, неделю, день, час. Он бы принял и это и благодарил бы за это Бога.
Снова и снова Мак проклинал себя за свою глупую гордость, которая вынудила Сару уехать. Его гордость была так сильно уязвлена уходом Ронды, что он потребовал от Сары возмещения на сто один процент. Он хотел бы все зафиксировать в письменном виде: Сара никогда не покинет его, она будет любить каждую травинку, каждый гвоздик здесь, на ранчо. Какой выбор у нее был, кроме как сбежать, при таком отношении: или все, или ничего?
Сара говорила, что боится будущего. Но он не слушал ее, не успокоил, не нашел компромисса. Его гордость требовала всего, а в результате сейчас у него нет ничего. Но у него не осталось гордости, если это касалось Сары. Если бы только он смог найти ее и убедить дать ему шанс!..
Мак оставил позади пыльный Датч-Крик и продолжал ехать дальше, сосредоточившись на полоске асфальта, который расплывался серым пятном под шинами грузовика. Он физически отреагировал на проезжающий грузовик с фургоном прежде, чем его мозг отметил форму и цвет. Его нога автоматически нажала на тормоз, и так быстро, что ботинок ударил по гипсу. Его взгляд прирос к большому боковому зеркалу над дверцей. В нем он увидел, как грузовик затормозил, мигнул красными огоньками и, замедлив ход, съехал на обочину дороги.
Мак включил заднюю скорость и стал двигаться назад, пока не поравнялся с фургоном. Он выпрыгнул из грузовика, оставив дверцу открытой. Забыв о костылях, сильно прихрамывая, он побежал навстречу Саре, которая в свою очередь спрыгнула на землю и бросилась к нему с другой стороны дороги.
Сара остановилась в нескольких футах от него, внезапно оробев. Она наблюдала, как Мак тоже остановился и его руки, только что протянутые ей навстречу, бессильно опустились вдоль тела.
– Сара, – поприветствовал он ее, слегка кивнув головой.
– Мак, – вторила она ему так же безжизненно, но все время думая о том, как восхитительно он смотрится в этой своей низко надвинутой на лоб шляпе, в голубой полосатой рубашке с засученными рукавами, в потертых узких джинсах. Но почему он заехал так далеко на север по этой дороге? Ее сердце делало поспешные выводы, которые разум просил подтвердить...
– Йеллоустон находится там, – он кивком головы указал назад.
– Я знаю, я уже была там.
– А там, куда ты направляешься, ничего особенного не попадется, кроме одного-двух ранчо.
– Я знаю, я и там уже побывала. – Она сглотнула, желая все-таки узнать от него правду. – Ты уехал очень далеко от дома.
– Я собирался кое-кого найти. А ты? Что ты здесь делаешь?
Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.
– То же, что и ты. Я кое-кого искала.
Он кивнул и устремил свой взгляд куда-то поверх ее головы, явно зачарованный зрелищем, которое предстало перед его взором.
– Найдя этого «кое-кого» – человека, которого искал, – я собирался сказать ему, что люблю его.
Слезы брызнули у Сары из глаз, и она поднесла руку ко рту, чтобы остановить крик, рвущийся наружу.
– Я собирался просить ее выйти за меня замуж. – Глаза их встретились. – Я хотел напомнить ей, что главная дорога проходит прямо перед моим ранчо. Я собирался сказать ей, что буду всегда содержать ее грузовик в порядке, что его бак будет всегда полон бензина, и она сможет уехать в любое время, когда ей захочется, а также и вернуться.
Она больше не могла сдержать слез, и они покатились по ее щекам.
– Я... я собиралась сказать тому, кого искала, что тоже люблю его и что в дороге мне было одиноко без него. Я собиралась сказать ему...
Она так и не смогла закончить фразу. Мак схватил ее в объятия, шляпа его упала на землю, он впился в губы Сары, воспринимая ее такой, какой она и была рождена. Его сильные руки оторвали ее от земли, и Сара почувствовала, как их тела качнулись, когда он перенес всю тяжесть их общего веса на здоровую ногу. Она не отрывала от него своих губ. Ей было наплевать, пусть даже они растянутся здесь, на обочине дороги, лишь бы он не выпускал ее из своих объятий.
– Что ты делаешь? – спросила она, когда он, оторвавшись наконец от ее губ, зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их аромат.
– Вдыхаю твой запах.
Она засмеялась и шумно вздохнула, а он поцеловал ее мокрые щеки, пальцами смахнув с них слезы и держа ее лицо в ладонях. Сара по-прежнему улыбалась ему.
– Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, – сказал он. Это прозвучало, как клятва, и она увидела подтверждение тому в его глазах. – Я найму экономку, чтобы тебе не было так трудно, я научусь делать рисовую запеканку с чем-нибудь еще, кроме тунца, я упакую твои вещи, когда тебе надо будет уезжать...
Она встала на цыпочки и поцеловала его, чтобы прекратить этот страстный поток обещаний.
– Я никуда не еду, – сказала она ему. Пальцы их переплелись. – Теперь единственное место, куда я буду бежать, – это домой, к тебе.
ЭПИЛОГ
– Просил или просто говорил? – вмешалась Либби. – Ты дал ей возможность выбора или стал предъявлять ультиматум, как обычно делал в детстве?
– Ну... – Мак старался вспомнить, о чем они говорили с Сарой после того, как он держал ее в своих объятиях; он помнил сладковатый запах меда, исходящий от нее, но запомнил только ощущения, а не слова.
– Я так и думала, – фыркнула Эдит. – Она, вероятно, считала, что не успеет и глазом моргнуть, как окажется по локоть в грязной воде, моя посуду. Немудрено, что она дала тебе отставку. – Старушка наклонилась вперед, как будто так можно было более полно донести до него смысл ее слов: – Разве ты дал ей выбор, Мак? У женщины всегда должен быть выбор.
Он почувствовал себя как лиса, загнанная в угол собаками, видя, как Либби и Эдит насели на него, ожидая ответа.
– Я предлагал ей поехать вместе, – слабо запротестовал он.
Эдит покачала головой, явно раздраженная.
– Так не пойдет. Когда ты убегаешь, приходится убегать одному, или лучше не убегать вовсе. – Она откинула подставку для ног и снова взяла кружку, махнув на него рукой.
– Почему же ты просил ее остаться. Мак? – тихо спросила Либби. Она уже больше не пыталась подтрунивать над ним.
Почему? Он уставился на женщину, сидящую с ним рядом на диване, но не видел блондинку в джинсах и черном свитере с высоким воротником, в легких сандалиях, которая с сочувствием смотрела на него своими голубыми глазами. Почему? Он положил голову на спинку дивана и наконец-то дал выход своим чувствам, которые так тщательно скрывал ото всех.
– Потому что я люблю ее, – произнес он так же тихо, как и Либби.
– Ты сказал об этом Саре? Ты сказал ей, что любишь ее?
Пока Мак безмолвно сидел на потертом твидовом диване, плечи опущены, руки между колен, как провинившийся школьник, Эдит и Либби обменялись взглядами.
– Завтра я останусь и посижу с твоими ребятами, – сказала Либби и положила руку ему на плечо, как бы успокаивая его, – а ты поедешь за ней.
После всех этих сцен, сначала с Лаурой, потом с Маком, Сара была как выжатый лимон. Вчера она ехала без остановок до Йеллоустона, а сегодня проводила время как турист. Она бродила по тропинке, петляющей среди кипящих ключей, дно которых окрашивалось сюрреалистическим сочетанием желтого, ржавого и оливкового цветов, создавая палитру нежных оттенков. Сара терпеливо ждала, когда проснется Олд Фейсфул, знаменитый гейзер, чтобы успеть сделать два моментальных снимка до того, как он затихнет. Но толпа туристов, прибывшая на автобусах, помешала ей.
Она ощущала беспокойство – и была совершенно одинока. Сознание этого заставило ее бежать и искать убежища в своем грузовике. Оставив позади туристов, она бесцельно каталась по отдаленным дорожкам национального парка, стараясь этим отвлечь себя от мрачных мыслей. Пытаясь победить тревогу, исподволь точившую ее, Сара испугалась, что в этот раз не сможет справиться со своими чувствами, потому что вчера, покидая ранчо, она не испытывала ничего похожего на то чувство свободы, которое испытывала, уезжая из своего дома в Денвере. В этот раз она не радовалась, как обычно, когда отправлялась в новое путешествие. Сейчас она чувствовала себя все хуже с каждой милей, отдалявшей ее от Мака.
Ей требовалось время, чтобы привыкнуть к жизни на дороге, строго выговаривала она себе, вцепившись в руль, приспосабливаясь к нему, стараясь почувствовать его как что-то давно знакомое. Сара потянула за ремень, который был у нее на плече, локтем отодвинув его назад, чтобы он не тер так больно шею. Она пыталась сосредоточиться на волшебно-красивом пейзаже, окружающем ее, насладиться тишиной, которую нарушали только легкий свист ветра, врывавшегося в окно грузовика, да шуршание шин по асфальту.
Дорога простиралась перед ней, окаймленная соснами, словно зеленый тоннель в сгущающихся сумерках раннего вечера. Прерывистая желтая полоска мелькала впереди, будто мерцающий огонек, затягивая ее все дальше и дальше в этот тоннель.
Внезапно Саре захотелось подняться над дорогой, на какое-нибудь высокое место, откуда она могла бы смотреть поверх деревьев, смотреть, не отрываясь, на горизонт, как она делала на ранчо.
Ее нога автоматически нажала на педаль тормоза. Грузовик замедлил ход, и Сара съехала на обочину. Я не хочу ехать дальше по этой новой дороге. Эта мысль словно ужалила ее. Сара села неподвижно и снова проверила себя. У меня нет желания ехать вперед, и совершенно неинтересно, что ждет меня за новым поворотом дороги. Сара ждала в наступающих сумерках, стараясь разобраться в чувствах, которые грозились поглотить ее целиком. В голове было пусто, озарение не приходило, интуиция ничего не подсказывала, но тем не менее, когда Сара осторожно завела грузовик и сделала широкий разворот, направляясь к туристической стоянке, она поняла, что только что приняла молниеносное решение. Решение, которое пока не готова была четко объяснить даже самой себе.
Было уже темно, когда фургончик подкатил к заранее намеченному кемпингу. Сара выбралась из грузовика, вся одеревеневшая от долгого сидения, и стала разминать руки и ноги, оглядываясь вокруг. Множество больших и маленьких палаток, старые фургончики, автомобили, созданные специально для отдыха, и вокруг них дюжины других фургонов, и в свете фар видно, что спальные места находятся всего в нескольких футах одно от другого. Оказывается, в сердце Вайоминга она будет спать намного ближе к людям, чем в гостинице в Денвере.
Внезапно она приглушенно рассмеялась.
Ей было все равно. Абсолютно. Она подняла голову и огляделась вокруг. У нее было такое чувство, как будто она сняла шоры с глаз и впервые за все годы поняла, что важно, а что нет. И, ей-Богу, эта бесконечная посуда была совсем не важна – по сравнению с ее любовью к Маку. И провалившаяся кровать не важна – по сравнению с Маком. Последовал еще один взрыв приглушенного смеха. И то, что Сара заставляла себя делать, все сильнее разбивало ее сердце.
Ее не интересовала посуда, ее интересовал Мак.
Со вчерашнего утра у нее в голове постоянно крутились слова Эдит: «Это нормально – заботиться о ком-то, если ты сама выбрала того, о ком тебе надо заботиться». Она выскользнула из-за стола и распахнула настежь дверь фургончика, впуская прохладный ночной воздух. Опустившись на порог, она свесила ноги наружу и принялась постукивать пятками о бампер, размышляя о том, какой жизненно важный для нее выбор ей надо сделать.
Она добровольно согласилась выйти замуж за Грега, и она любила его так, как могут любить только девятнадцатилетние, не имея ни малейшего представления о том, каким должен быть брак на самом деле. Она жила университетской жизнью, точнее – жизнью мужа, отгородившись от остального мира. Разочарование во всем подкрадывалось к ней исподтишка. И результатом явилось бегство. Бегство от трудных вопросов, которые ставит перед человеком жизнь.
Только теперь она ясно понимала, какое огромное количество работы надо выполнить, чтобы поднять семью, а тем более – чтобы воспитать двух мальчишек-подростков. Теперь она знала точно, что ее может ожидать. Что, если она сознательно и добровольно сделает такой выбор? Будет ли иметь для нее какое-то значение то, что она сама выберет, о ком ей надо заботиться?
Мысли раскручивались все быстрее и быстрее, как будто вся ее жизнь переписывалась у нее в голове заново, и даже прошлое теперь было окрашено этим новым цветом.
Что, если она вернется и попросит Мака поехать с ней в Йеллоустон? Что, если ее предложение приведет к тому, что она будет подбирать по цвету фарфоровую посуду, или продавать выпечку, или косить огромный фермерский газон? Но при этой мысли Сара не содрогнулась от ужаса – было только чувство предвкушения. Она понимала, что свобода – удивительная штука, но без всяких обязательств и чувства ответственности не могло быть и речи о любви.
Ей необходимо вернуться. Слава Богу, что дорога идет в обоих направлениях, подумала она, и ее с новой силой потянуло к путешествию. Завтра с утра она отправится домой. Сегодня вечером она найдет настоящую постель в комнате с высоким потолком и горячим душем. Сара запрыгнула в грузовик и поехала к старинному зданию, расположившемуся в центре парка. Было уже почти десять часов вечера. Может, кто-нибудь отменит свой заказ на номер в последнюю минуту или не приедет вовсе.
Двери особняка были распахнуты, открывая глазу яркий квадрат света в огромном бревенчатом здании. Сара вошла внутрь. Центральный холл открывался взору от пола до потолка, номера располагались по периметру в открытых коридорах, выходящих в людные места. Огромные крашеные бревна служили опорными колоннами, такими высокими, что трудно было поверить, что они когда-то были живыми деревьями. Какая-то группа туристов все еще ходила вокруг: фотоаппараты, как неотъемлемый атрибут, болтались у них на шее. Одни рассматривали сувениры в лавках, другие таращились на архитектуру, как и Сара.
Подходя к администратору, чтобы зарезервировать номер, она краем глаза заметила женщину, которая, выходя из сувенирной лавки, перебирала открытки в руках. Знакомые кудряшки на ее опущенной голове заставили Сару остановиться на месте.
– Лаура?
Услышав свое имя, Лаура подняла голову. На лице ее засветилась улыбка. Она сунула открытки в сумочку и поспешила через холл к матери.
– Снова тебя удивляю, да? Я как тот неугодный человек, который постоянно появляется неожиданно и не вовремя.
– Лаура, что ты здесь делаешь? – спросила Сара, удивленная до глубины души.
Молодая женщина пожала плечами, и ее щеки слегка порозовели от легкого румянца.
– Я подумала, почему бы мне не попробовать так же путешествовать, как и ты? Ну, знаешь, сорваться с места и провести несколько дней, осматривая достопримечательности. Вчера я ночевала в палатке.
– Но ты это всегда ненавидела!
– Да, это было действительно ужасно, правда. Но я хотела найти тебе оправдание. – Лаура начала покусывать нижнюю губу. – Никогда не думала, что встречу тебя здесь... Я хотела разобраться с этим сама, и, когда в следующий раз ты бы мне позвонила, я бы смогла сказать тебе...
– Сказать о чем? – Сара смутилась так же, как и дочь. – Пойдем туда, присядем. – Она повела ее к двум стульям, частично скрытым огромной колонной.
– Ну, расскажи мне теперь обо всем. – Сара не могла вспомнить, когда видела Лауру такой серьезной. Куда подевалась вся ее враждебность?
– Я просто хочу извиниться, ма, – начала Лаура, сплетая пальцы на коленях.
– О нет, не надо, милая. Для тебя это время тоже было очень сложным. Я понимаю...
– И для тебя, – прервала ее Лаура. – Но эти два года я только и делала, что жалела себя, чувствуя, что потеряла и отца, и мать.
– Ох, детка! – Сара не могла вынести мысль о том, что причинила столько боли своей дочери. Она попыталась коснуться ее, но Лаура отпрянула.
– Да в том-то все и дело, мамочка. Я уже больше не ребенок, я взрослая. Когда вчера я от тебя уехала, то колесила и колесила вокруг, стараясь все обдумать. Я не могу больше жить в постоянной борьбе. Это очень больно.
– Я знаю.
– Я всегда считала, что ты во всем виновата, что именно ты неправильно поступала, но теперь я поняла, что ждала от тебя жертвы, не давая ничего взамен. Поэтому решила поехать сюда, попробовать попутешествовать. Я подумала: если ты не сможешь приехать ко мне, может быть, я смогу приехать к тебе присоединиться к тебе в твоих поездках или еще в чем-нибудь. – В ее голосе уже слышались слезы. – Я пыталась, ма, действительно пыталась. Я была свободна целых два дня, и мне это не понравилось. Сара ласково засмеялась и обняла дочь. На этот раз Лаура позволила это объятие.
– Рада слышать, что ты попыталась что-то сделать ради меня. Это для меня много значит. А хочешь знать еще кое-что?
Лаура фыркнула.
– Что?
– Для меня это тоже стало терять всякую привлекательность.
– Да? – Сара увидела, как надежда мелькнула в глазах Лауры, влажных от непролившихся слез.
– Вот почему я приехала сюда, в этом дом. Мне нужна была комната. Я не могла сегодня спать в палатке.
– Извини, но я сняла последний свободный номер. – Озорная улыбка Лауры и то, как она вытирала нос тыльной стороной руки, выпрямляясь на стуле, напомнили о прошлом. – Впрочем, я не возражаю против соседки по комнате.
– Это было бы превосходно, дорогая. Спасибо. – Сара обняла дочь, и впервые за долгое время Лаура не напряглась и тоже обняла ее.
Они встали и направились к лифту.
– У меня номер только на одну ночь, – сказала Лаура. – Завтра я возвращаюсь в Денвер. – Она сделала паузу, и Сара знала, что так Лаура спрашивала о ее дальнейших планах.
– Я тоже завтра уезжаю. – Сара нажала на кнопку лифта, боясь заводить разговор, который, возможно, опять оттолкнет от нее дочь. – Лаура, я понимаю, что у тебя почти не было времени узнать его получше, но...
– Ага. – Лаура понимающе кивнула. – Мак. Ты возвращаешься к нему. – Это прозвучало как утверждение, а не вопрос, но Сара невольно кивнула в ответ.
– Не знаю, к чему это приведет, но...
– Да, я видела, как вас обоих буквально шарахнуло током, когда он влетел в комнату. И по твоим телефонным звонкам я давно поняла: происходит что-то серьезное. По этой причине я и примчалась в Датч-Крик, как какой-нибудь ревнивый подросток, у которого в голове сидит чепуха, вроде: «Ты мне не отец».
Она подняла руку, не давая Саре ответить.
– Не волнуйся. Это долго не продлится. Я уже больше не тот ребенок. – Она с любопытством посмотрела на мать. – Ты собираешься замуж за него?
– Если он предложит.
Двери лифта открылись, и они вошли внутрь. Обе молчали, и Сара почувствовала напряжение в воздухе.
– Лаура...
– Папы уже давно нет в живых. Я хочу, чтобы ты была счастлива. И если Мак Уоллас сделает тебя счастливой, мне будет очень приятно. – Она бросила на мать проницательный взгляд. – А он любит путешествовать?
– Не думаю, Мак очень занят.
– Тогда он мне уже нравится, – с уверенностью сказала Лаура.
Мощный грузовик покрывал милю за милей, направляясь на север. Костыли лежали поперек сиденья рядом с Маком. У него вырывался стон каждый раз, когда его нога в гипсе выжимала сцепление, но пока ему удавалось нормально управлять машиной. Стоит добраться до места, и все будет по-другому.
В Йеллоустоне было множество палаточных городков. Ему оставалось только искать, пока он не найдет грузовик Сары, твердил он себе, довольный тем, что Либби предложила присмотреть за детьми. Он решил искать ее до конца и, найдя, убедить вернуться с ним домой, на ранчо. Только на этот раз нельзя ее напугать, сурово напомнил он себе, просто запрещаю себе это делать, подумал он, мысленно репетируя, что скажет ей при встрече, совсем не обращая внимания на сельский пейзаж, проносившийся мимо. Он постарается постепенно отучить Сару от дороги. Он попросит ее остаться всего на несколько недель или дольше, на сколько она сама сможет остаться. Или попросит ее так планировать свои путешествия, чтобы заезжать к нему время от времени, пока она не привыкнет к ранчо. Он хотел ее, ее сердце, тело и душу, но он так сильно любил ее, что согласился бы на любое предложение – на месяц, неделю, день, час. Он бы принял и это и благодарил бы за это Бога.
Снова и снова Мак проклинал себя за свою глупую гордость, которая вынудила Сару уехать. Его гордость была так сильно уязвлена уходом Ронды, что он потребовал от Сары возмещения на сто один процент. Он хотел бы все зафиксировать в письменном виде: Сара никогда не покинет его, она будет любить каждую травинку, каждый гвоздик здесь, на ранчо. Какой выбор у нее был, кроме как сбежать, при таком отношении: или все, или ничего?
Сара говорила, что боится будущего. Но он не слушал ее, не успокоил, не нашел компромисса. Его гордость требовала всего, а в результате сейчас у него нет ничего. Но у него не осталось гордости, если это касалось Сары. Если бы только он смог найти ее и убедить дать ему шанс!..
Мак оставил позади пыльный Датч-Крик и продолжал ехать дальше, сосредоточившись на полоске асфальта, который расплывался серым пятном под шинами грузовика. Он физически отреагировал на проезжающий грузовик с фургоном прежде, чем его мозг отметил форму и цвет. Его нога автоматически нажала на тормоз, и так быстро, что ботинок ударил по гипсу. Его взгляд прирос к большому боковому зеркалу над дверцей. В нем он увидел, как грузовик затормозил, мигнул красными огоньками и, замедлив ход, съехал на обочину дороги.
Мак включил заднюю скорость и стал двигаться назад, пока не поравнялся с фургоном. Он выпрыгнул из грузовика, оставив дверцу открытой. Забыв о костылях, сильно прихрамывая, он побежал навстречу Саре, которая в свою очередь спрыгнула на землю и бросилась к нему с другой стороны дороги.
Сара остановилась в нескольких футах от него, внезапно оробев. Она наблюдала, как Мак тоже остановился и его руки, только что протянутые ей навстречу, бессильно опустились вдоль тела.
– Сара, – поприветствовал он ее, слегка кивнув головой.
– Мак, – вторила она ему так же безжизненно, но все время думая о том, как восхитительно он смотрится в этой своей низко надвинутой на лоб шляпе, в голубой полосатой рубашке с засученными рукавами, в потертых узких джинсах. Но почему он заехал так далеко на север по этой дороге? Ее сердце делало поспешные выводы, которые разум просил подтвердить...
– Йеллоустон находится там, – он кивком головы указал назад.
– Я знаю, я уже была там.
– А там, куда ты направляешься, ничего особенного не попадется, кроме одного-двух ранчо.
– Я знаю, я и там уже побывала. – Она сглотнула, желая все-таки узнать от него правду. – Ты уехал очень далеко от дома.
– Я собирался кое-кого найти. А ты? Что ты здесь делаешь?
Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.
– То же, что и ты. Я кое-кого искала.
Он кивнул и устремил свой взгляд куда-то поверх ее головы, явно зачарованный зрелищем, которое предстало перед его взором.
– Найдя этого «кое-кого» – человека, которого искал, – я собирался сказать ему, что люблю его.
Слезы брызнули у Сары из глаз, и она поднесла руку ко рту, чтобы остановить крик, рвущийся наружу.
– Я собирался просить ее выйти за меня замуж. – Глаза их встретились. – Я хотел напомнить ей, что главная дорога проходит прямо перед моим ранчо. Я собирался сказать ей, что буду всегда содержать ее грузовик в порядке, что его бак будет всегда полон бензина, и она сможет уехать в любое время, когда ей захочется, а также и вернуться.
Она больше не могла сдержать слез, и они покатились по ее щекам.
– Я... я собиралась сказать тому, кого искала, что тоже люблю его и что в дороге мне было одиноко без него. Я собиралась сказать ему...
Она так и не смогла закончить фразу. Мак схватил ее в объятия, шляпа его упала на землю, он впился в губы Сары, воспринимая ее такой, какой она и была рождена. Его сильные руки оторвали ее от земли, и Сара почувствовала, как их тела качнулись, когда он перенес всю тяжесть их общего веса на здоровую ногу. Она не отрывала от него своих губ. Ей было наплевать, пусть даже они растянутся здесь, на обочине дороги, лишь бы он не выпускал ее из своих объятий.
– Что ты делаешь? – спросила она, когда он, оторвавшись наконец от ее губ, зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их аромат.
– Вдыхаю твой запах.
Она засмеялась и шумно вздохнула, а он поцеловал ее мокрые щеки, пальцами смахнув с них слезы и держа ее лицо в ладонях. Сара по-прежнему улыбалась ему.
– Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, – сказал он. Это прозвучало, как клятва, и она увидела подтверждение тому в его глазах. – Я найму экономку, чтобы тебе не было так трудно, я научусь делать рисовую запеканку с чем-нибудь еще, кроме тунца, я упакую твои вещи, когда тебе надо будет уезжать...
Она встала на цыпочки и поцеловала его, чтобы прекратить этот страстный поток обещаний.
– Я никуда не еду, – сказала она ему. Пальцы их переплелись. – Теперь единственное место, куда я буду бежать, – это домой, к тебе.
ЭПИЛОГ
– Причина в том, что наступила осень, и ты можешь сделать перерыв. Так или иначе, сейчас еще слишком рано начинать учиться. – Сара услышала, как Мак подошел к тому месту, где она сидела на бревне, ежась от утренней прохлады. Его рука, тяжелая и властная, опустилась ей на плечо, и она ощутила дразнящий аромат кофе. Она взглянула вверх и улыбнулась, подставляя ему лицо для поцелуя, в котором она различила и запах бекона и дым костра, и привкус ментоловой пасты.
– Я просто не хочу отстать от других, вот и все. – Она захлопнула толстый учебник биологии, лежавший у нее на коленях, и взяла чашку кофе, которую он протягивал ей. Сжав ее в ладонях, она наслаждалась ее теплом.
– Ты лучше всех сдала первый экзамен, – напомнил он ей. – Твой профессор думает, что ты гений.
– Гм, мой профессор внешне выглядит приблизительно как Майкл и даже не представляет, что я по возрасту гожусь ему в бабушки. – Она отхлебнула глоточек кофе. – И, скорее всего, я буду самой старой выпускницей ветеринарного отделения за всю историю университета.
Этой весной Сару зачислили в университет в Чейеннах, и она каждую неделю получала пакеты с видеокассетами, на которых были записаны задания, разговаривала с профессором по телефону и возвращала выполненные задания по почте. Перед нею были годы учебы, но для нее это было самым радостным испытанием, с которым она столкнулась в последние годы. И Мак на каждом шагу поддерживал ее и вдохновлял.
– Скоро ты станешь самым образованным и опытным специалистом и все в округе будут приводить животных лечиться к тебе, а не к какому-нибудь деревенскому безмозглому сопляку-недоучке.
Он снова слегка коснулся губами ее губ, затем выпрямился. Настало время для выбора пути.
– Если говорить об отдыхе, то, по-моему, ты еще никак не можешь понять, что это такое, так ведь? – поддразнила она его. – Нам не стоит вставать каждое утро задолго до рассвета.
– Эй, у меня это первый отпуск за пятнадцать лет. Я еще к этому не привык.
Она улыбнулась, наблюдая, как он вылил остатки кофе на тлеющие красные угольки, оставшиеся после костра, на котором они готовили завтрак. Со времени свадьбы Мак поправился на пару фунтов, и ей нравилось, что ее стряпня отражается на нем таким образом.
Вытянув ноги, обутые в кроссовки, Сара наблюдала, как он уничтожает следы костра, и наслаждалась этим зрелищем. Это было приятно, очень приятно, когда кто-то другой занимался теми вещами, которые ей приходилось так часто делать самой. Она всегда была уверена, что лучше предпринимать такие вылазки в одиночку, но эти восхитительные дни, проведенные вместе с Маком, показали ей, насколько сильно она ошибалась.
Густой туман с Орегонского побережья низко клубился между соснами, заключая место их ночлега в своего рода защитный кокон, который заглушал шум океанских волн, бившихся о прибрежные скалы. Влажный воздух, насыщенный запахом сока растений, соли и водорослей, постоянно напоминал о том, что широкие просторы Вайоминга остались далеко-далеко позади.
– Как ты думаешь, стоит ли нам где-нибудь остановиться и позвонить Лауре? – спросила Сара, удивленная внезапно охватившей ее тоской по дому. Она вскочила на ноги и стряхнула с джинсов древесные опилки.
– Неплохая мысль. – Мак взобрался по ступенькам в фургон и принялся складывать посуду, оставшуюся после завтрака. – Она как будто немного обеспокоена после этой истории со стиральной машиной. С ее стороны было здорово отпустить нас и предложить посидеть с детьми, и я надеюсь, для нее это не будет уж так тяжело.
Сара тоже поднялась в фургон и, проскользнув мимо Мака, подошла к кровати с измятыми простынями.
– Это только пойдет ей на пользу. Немного готовки, немного стирки, несколько детей – ведь она всегда думала, что сидеть с детьми легко. Возможно, теперь она посмотрит на свою дорогую мамочку с должным уважением, когда, мы вернемся. – Сара взбивала подушку, когда вдруг ее руки замерли на мгновение. – Сегодня вторник или среда?
– Кажется, вторник.
– Хорошо, до свадьбы Сайреса и Сьюзи осталась неделя.
– Еще много времени, – согласился Мак. Он развернулся в тесном помещении фургона, обвил руками ее талию и притянул к себе. – Когда ты перестанешь застилать постель? Ты же знаешь, что так или иначе, но мы проведем в ней почти всю неделю. – Он ткнулся носом ей в шею, щекоча ее своим дыханием.
Она вывернулась из его объятий и шутливо произнесла:
– Тебе придется доказать это, ковбой! Мне бы очень не хотелось беспокоить тебя, если у тебя другие планы.
– Ты чертовски права. – Его губы продолжили путешествие по ее шее и остановились около виска. – В каком направлении ты хочешь двигаться сегодня? – пробормотал он, прижавшись к ней. – На север или на юг?
– Ах... – Она не могла ни на чем сосредоточиться, когда он так ласкал ее. – Ах...
– Я так понимаю, что ты готова выслушать мое предложение?
Сара попыталась кивнуть.
– Тогда, – его губы нежно пощипывали ее кожу, – я думаю, – они покачнулись, – нам следует остаться именно здесь.
И когда они упали в кровать, разворошив подушки и узорчатое покрывало, Саре уже больше ни на что другое не хотелось соглашаться.
– Я просто не хочу отстать от других, вот и все. – Она захлопнула толстый учебник биологии, лежавший у нее на коленях, и взяла чашку кофе, которую он протягивал ей. Сжав ее в ладонях, она наслаждалась ее теплом.
– Ты лучше всех сдала первый экзамен, – напомнил он ей. – Твой профессор думает, что ты гений.
– Гм, мой профессор внешне выглядит приблизительно как Майкл и даже не представляет, что я по возрасту гожусь ему в бабушки. – Она отхлебнула глоточек кофе. – И, скорее всего, я буду самой старой выпускницей ветеринарного отделения за всю историю университета.
Этой весной Сару зачислили в университет в Чейеннах, и она каждую неделю получала пакеты с видеокассетами, на которых были записаны задания, разговаривала с профессором по телефону и возвращала выполненные задания по почте. Перед нею были годы учебы, но для нее это было самым радостным испытанием, с которым она столкнулась в последние годы. И Мак на каждом шагу поддерживал ее и вдохновлял.
– Скоро ты станешь самым образованным и опытным специалистом и все в округе будут приводить животных лечиться к тебе, а не к какому-нибудь деревенскому безмозглому сопляку-недоучке.
Он снова слегка коснулся губами ее губ, затем выпрямился. Настало время для выбора пути.
– Если говорить об отдыхе, то, по-моему, ты еще никак не можешь понять, что это такое, так ведь? – поддразнила она его. – Нам не стоит вставать каждое утро задолго до рассвета.
– Эй, у меня это первый отпуск за пятнадцать лет. Я еще к этому не привык.
Она улыбнулась, наблюдая, как он вылил остатки кофе на тлеющие красные угольки, оставшиеся после костра, на котором они готовили завтрак. Со времени свадьбы Мак поправился на пару фунтов, и ей нравилось, что ее стряпня отражается на нем таким образом.
Вытянув ноги, обутые в кроссовки, Сара наблюдала, как он уничтожает следы костра, и наслаждалась этим зрелищем. Это было приятно, очень приятно, когда кто-то другой занимался теми вещами, которые ей приходилось так часто делать самой. Она всегда была уверена, что лучше предпринимать такие вылазки в одиночку, но эти восхитительные дни, проведенные вместе с Маком, показали ей, насколько сильно она ошибалась.
Густой туман с Орегонского побережья низко клубился между соснами, заключая место их ночлега в своего рода защитный кокон, который заглушал шум океанских волн, бившихся о прибрежные скалы. Влажный воздух, насыщенный запахом сока растений, соли и водорослей, постоянно напоминал о том, что широкие просторы Вайоминга остались далеко-далеко позади.
– Как ты думаешь, стоит ли нам где-нибудь остановиться и позвонить Лауре? – спросила Сара, удивленная внезапно охватившей ее тоской по дому. Она вскочила на ноги и стряхнула с джинсов древесные опилки.
– Неплохая мысль. – Мак взобрался по ступенькам в фургон и принялся складывать посуду, оставшуюся после завтрака. – Она как будто немного обеспокоена после этой истории со стиральной машиной. С ее стороны было здорово отпустить нас и предложить посидеть с детьми, и я надеюсь, для нее это не будет уж так тяжело.
Сара тоже поднялась в фургон и, проскользнув мимо Мака, подошла к кровати с измятыми простынями.
– Это только пойдет ей на пользу. Немного готовки, немного стирки, несколько детей – ведь она всегда думала, что сидеть с детьми легко. Возможно, теперь она посмотрит на свою дорогую мамочку с должным уважением, когда, мы вернемся. – Сара взбивала подушку, когда вдруг ее руки замерли на мгновение. – Сегодня вторник или среда?
– Кажется, вторник.
– Хорошо, до свадьбы Сайреса и Сьюзи осталась неделя.
– Еще много времени, – согласился Мак. Он развернулся в тесном помещении фургона, обвил руками ее талию и притянул к себе. – Когда ты перестанешь застилать постель? Ты же знаешь, что так или иначе, но мы проведем в ней почти всю неделю. – Он ткнулся носом ей в шею, щекоча ее своим дыханием.
Она вывернулась из его объятий и шутливо произнесла:
– Тебе придется доказать это, ковбой! Мне бы очень не хотелось беспокоить тебя, если у тебя другие планы.
– Ты чертовски права. – Его губы продолжили путешествие по ее шее и остановились около виска. – В каком направлении ты хочешь двигаться сегодня? – пробормотал он, прижавшись к ней. – На север или на юг?
– Ах... – Она не могла ни на чем сосредоточиться, когда он так ласкал ее. – Ах...
– Я так понимаю, что ты готова выслушать мое предложение?
Сара попыталась кивнуть.
– Тогда, – его губы нежно пощипывали ее кожу, – я думаю, – они покачнулись, – нам следует остаться именно здесь.
И когда они упали в кровать, разворошив подушки и узорчатое покрывало, Саре уже больше ни на что другое не хотелось соглашаться.