Страница:
Вадим, выдерживая взгляд, с искренним удивлением смотрел на взволнованного седовласого террориста. Он не понимал, зачем этот человек хочет знать имена его родителей. Своего отца он не знал, а мама... Не дождавшись ответа, Дон шевельнул губами, словно боясь произнести слово.
– Твою мать, полковник, зовут А-ся? – негромко спросил он, произнеся имя матери Вадима по слогам.
Искреннее изумление, написанное на лице Веклемишева, было ответом на его вопрос.
– Мою маму звали Ася, – уточнил Веклемишев.
– Ее нет в живых? – хмуро спросил Дон.
– Уже давно, – сказал Вадим и неожиданно у него вырвалось: – Вы знали ее?
– Это не имеет значения, – ответил Дон, и его лицо приобрело бесстрастное выражение. – Ни для кого не имеет. Хотя... Интересная партия может выйти. С джокером из рукава. А вполне возможно, все окажется блефом...
Дон разговаривал сам с собой, не обращая ни на кого внимания. Потом, замолчав, он задумался. Прошли полминуты, минута... Пауза затягивалась. Мелодичный звонок мобильного телефона заставил Дона очнуться. Он достал из внутреннего кармана пиджака трубку.
– Да... Я слушаю... Когда?.. Вот как?.. Ты не ошибаешься?.. Повтори, какие... Понял тебя...
Разобрать, о чем идет речь, по отрывочным фразам и междометиям было невозможно. Однако в конце разговора лицо Дона уже нельзя было назвать бесстрастным, как и тон его речи. В голосе террориста звучали тревожные нотки. Резко захлопнув трубку, террорист, не глядя на окружающих, бросил:
– Уходим! Полицейские силы и коммандос подняты по тревоге. Дан приказ перекрыть город. Особое внимание на несколько районов Бразилиа, в том числе и на тот, в котором мы сейчас находимся.
– Что делать с этим? – спросил один из телохранителей, указывая на Веклемишева.
– Ничего не делать, – спокойно сказал Дон и кинул к ногам пленника его паспорт. – Оставьте его здесь.
– Но... – подал голос один из похитителей Вадима.
– Мне еще раз повторить? – надменно вопросил террорист. – Оставьте полковника здесь, только зафиксируйте наручниками, чтобы он не смог сразу выбраться.
– А куда девать ирландца? – телохранитель кивнул на Рея, который стал подавать признаки жизни. – Заберем с собой?
– Пристрели его, Марсио, – небрежно бросил Дон, оглядев скрюченное тело альбиноса. – Он совершил слишком много ошибок и засветился, где только мог. Да и толку от него уже не будет. Не мужчина, не боец!
– Это точно, – хохотнул телохранитель. – После такого удара... Тут уже не всмятку, а натуральный кисель.
Не стирая с лица улыбку, парень вытянул из наплечной кобуры пистолет. Выстрелы из «маузера» сорок пятого калибра гулко ударили по металлическим стенам и потолку ангара. Тело приходящего в себя Рея дважды дернулось и замерло.
Глава 4
Глава 5
– Твою мать, полковник, зовут А-ся? – негромко спросил он, произнеся имя матери Вадима по слогам.
Искреннее изумление, написанное на лице Веклемишева, было ответом на его вопрос.
– Мою маму звали Ася, – уточнил Веклемишев.
– Ее нет в живых? – хмуро спросил Дон.
– Уже давно, – сказал Вадим и неожиданно у него вырвалось: – Вы знали ее?
– Это не имеет значения, – ответил Дон, и его лицо приобрело бесстрастное выражение. – Ни для кого не имеет. Хотя... Интересная партия может выйти. С джокером из рукава. А вполне возможно, все окажется блефом...
Дон разговаривал сам с собой, не обращая ни на кого внимания. Потом, замолчав, он задумался. Прошли полминуты, минута... Пауза затягивалась. Мелодичный звонок мобильного телефона заставил Дона очнуться. Он достал из внутреннего кармана пиджака трубку.
– Да... Я слушаю... Когда?.. Вот как?.. Ты не ошибаешься?.. Повтори, какие... Понял тебя...
Разобрать, о чем идет речь, по отрывочным фразам и междометиям было невозможно. Однако в конце разговора лицо Дона уже нельзя было назвать бесстрастным, как и тон его речи. В голосе террориста звучали тревожные нотки. Резко захлопнув трубку, террорист, не глядя на окружающих, бросил:
– Уходим! Полицейские силы и коммандос подняты по тревоге. Дан приказ перекрыть город. Особое внимание на несколько районов Бразилиа, в том числе и на тот, в котором мы сейчас находимся.
– Что делать с этим? – спросил один из телохранителей, указывая на Веклемишева.
– Ничего не делать, – спокойно сказал Дон и кинул к ногам пленника его паспорт. – Оставьте его здесь.
– Но... – подал голос один из похитителей Вадима.
– Мне еще раз повторить? – надменно вопросил террорист. – Оставьте полковника здесь, только зафиксируйте наручниками, чтобы он не смог сразу выбраться.
– А куда девать ирландца? – телохранитель кивнул на Рея, который стал подавать признаки жизни. – Заберем с собой?
– Пристрели его, Марсио, – небрежно бросил Дон, оглядев скрюченное тело альбиноса. – Он совершил слишком много ошибок и засветился, где только мог. Да и толку от него уже не будет. Не мужчина, не боец!
– Это точно, – хохотнул телохранитель. – После такого удара... Тут уже не всмятку, а натуральный кисель.
Не стирая с лица улыбку, парень вытянул из наплечной кобуры пистолет. Выстрелы из «маузера» сорок пятого калибра гулко ударили по металлическим стенам и потолку ангара. Тело приходящего в себя Рея дважды дернулось и замерло.
Глава 4
Охота в желтом цвете
Веклемишев сидел на грязном бетонном полу ангара и размышлял над своим неожиданным спасением. Уходя, подручные Дона пристегнули его наручники к металлической скобе, вмурованной в кирпичную кладку фундамента. Он попробовал ее на прочность и порадовался за качество работы бразильских строителей, одновременно скорбя о собственном незавидном положении. Вадим слышал, как загремели ворота в соседнем помещении, как завелась машина где-то рядом с ангаром. Потом все стихло.
Тишина и хладный труп Рея, лежащий в луже крови в десятке шагов от Веклемишева, располагали к размышлениям о бренности существования. Вадим не был уверен, что его скоро найдут и найдут вообще. Он искренне сомневался, что в поисках какого-то российского полковника, следующего транзитом через Бразилию, станут выворачивать наизнанку весь город. Слова Дона о том, что коммандос и полицейских подняли по тревоге, радовали, однако это могло произойти вовсе не по причине пропажи Веклемишева. Мало ли дел у силовиков и помимо его скромной персоны? Может, волнения какие или манифестации, к примеру, глобалистов, да просто на учения их вывели. С ним же вчера тепло распрощались и, вероятнее всего, уже забыли о существовании русского полковника. Нет, конечно, хотелось надеяться на лучшее, но были очень серьезные опасения, что поднятая волна тревоги не касается лично Вадима.
То, что он остался жив, следовало приписать божьему промыслу, а точнее – невероятному совпадению. Не было сомнений, что террорист Дон знал его мать. Имя Ася не слишком часто мелькает в российских метриках, чтобы это явилось простой случайностью. Собственно, и фамилия Веклемишев довольно редкая для родных просторов. Вадим, помимо своих собственных родственников, никого не знал, кто бы носил такую же. Да и тех осталось раз, два и обчелся. Похоже, из-за этой самой редкости Дон и вытянул фамилию его матери из глубин памяти.
Но когда, в какое время могли пересечься пути этого человека и мамы Вадима? Уже двадцать семь лет, как ее нет в живых. И вообще что общего может быть у скромного бухгалтера облпотребсоюза из глубинки с матерым террористом? Это было загадкой, на которую Веклемишев хотел найти ответ. И не только из простого любопытства. Факт знакомства его матери с Доном давал шанс идентифицировать личность последнего. И Веклемишев смутно догадывался, где необходимо искать точку пересечения.
Эта тема не была запретной в их семье, просто о том, что случилось в далеких шестидесятых, говорили очень неохотно. И Вадим, видя, что воспоминания о произошедшем несут искреннюю боль родным, никогда не задавал лишних вопросов, хотя это касалось непосредственно его самого. Из отрывков разговоров и случайно вырвавшихся фраз Веклемишев сумел воспроизвести реконструкцию событий, в результате которых он появился на свет.
Его мама, окончив с золотой медалью школу во Всеволжске, поехала учиться в Москву. Тогда в шестидесятых молодежь еще привлекала романтика жизни геологов и нефтяников, а дискуссия о физиках и лириках воспринималась вполне серьезно. Ася поступила в Губкинский институт и успешно осваивала азы геофизики. На втором курсе после зимней сессии на шумной студенческой вечеринке девушка познакомилась с веселым и кудрявым Санчесом, учившимся в университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Их роман был бурным и скоротечным. Расставаясь перед летней практикой и каникулами, Ася и Санчес клялись в вечной любви. Уже в Тюмени, в стройотряде, Ася поняла, что ждет ребенка. Родители временно остались в неведении, хотя и обратили внимание на задумчивость дочери во время летнего отдыха. В сентябре, уже в Москве, Ася узнала, что Санчес не вернется после каникул в институт: пришло официальное письмо от его отца. Учебу в Губкинском матери Вадима пришлось оставить. Ася вернулась во Всеволжск и в должный срок родила сына, приятной смуглости, с кудрявыми черными волосиками. Отчество в свидетельство о рождении ему вписали Александрович – все ближе к Санчесу. Ася в институт не возвратилась и замуж не вышла, посвятив себя воспитанию сына. Окончив курсы бухгалтеров, она долгое время работала в облпотребсоюзе. Мать Вадима умерла, сгорев от тяжелой болезни за три месяца, когда ему было пятнадцать лет. История, в общем, банальная по российским реалиям. Мало ли матерей-одиночек мыкалось и мыкается без мужей с разницей только в том, что прижили они детишек не от Санчеса или Рауля, а от Василия или Николая. Так что ничего из ряда вон выходящего, особенно, если это не касается тебя лично.
Предположение, что мать Вадима могла знать Дона в годы учебы в Москве в далекие шестидесятые годы, имело полное право на существование. В другое время и в другом месте они не должны были встретиться. За одной партой в средней школе Дон и Ася точно не сидели, и можно было дать голову на отсечение, что террорист не заведовал сельским райпо и не заготавливал шкуры крупного рогатого скота и овчину мериносов для нужд потребительской кооперации, где она работала. К тому же, ввиду большого числа оборонных предприятий, Всеволжск был в те времена закрытым для иностранцев городом.
Но все это проходило по категории догадок, проверить которые вряд ли представлялось возможным. Слишком много лет прошло и еще больше воды утекло...
Мелькнула дурная мысль, которую Веклемишев сразу отбросил. Если Дон знал мать Вадима в шестидесятых, то, естественно, мог претендовать на роль его отца. Однако Веклемишев был неплохим психологом и по реакции террориста, его словам, без труда сумел разобраться, что в поведении Дона преобладают более прагматические мотивы, но никак не потрясение от встречи с родным чадом. Было очевидно, что террорист сухо оценивает, как можно практически использовать полученную информацию, и не более того. Но и это проходило на уровне ощущений. Так что, кроме неясных догадок и предположений, встреча с Доном ничего другого не дала.
Час сидения Вадима в ангаре особых изменений не принес, за исключением того, что становилось все жарче и жарче. Солнце нагревало металлическую крышу, планируя к полудню раскалить воздух в ангаре до температуры сауны. А это обещало, кроме физических страданий, доставить еще и моральные. Труп Рея в такой жаре долго сохраняться не мог, и через несколько часов должен был выдать соответствующий аромат, от которого заточение в железном сарае могло превратиться в ад.
Веклемишев еще раз попробовал раскачать скобу, к которой был пристегнут, и снова потерпел неудачу. Он знал множество способов избавления от наручников – от совсем простых до экзотических. К последним относилась легендарная методика ниндзя по разъему кисти. Пальцы, а затем и само запястье вынимались из суставов и кисть превращалась в некое подобие тряпки, с которой можно было стянуть оковы. По молодости и глупости Вадим однажды попробовал исполнить подобный трюк и даже сумел разъединить пару фаланг, в результате чего поимел дикую боль и потерял неделю, дожидаясь, когда придут в рабочее состояние вправленные пальцы. В принципе и этот метод имел право на существование. Люди себе руки и ноги отрезали, чтобы остаться в живых. Но так как на данный момент смерть Веклемишеву не грозила, он решил выбрать для себя менее экстремальный способ освобождения от наручников.
Пол на расстоянии вытянутой ноги был тщательно изучен, но ничего полезного, типа гвоздика или булавки, которые можно было бы использовать для взлома стальных браслетов, Вадим не обнаружил. Единственным предметом, который мог сгодиться для дела, являлся штырек от пряжки ремня. Его Веклемишев сразу взял на заметку, но поначалу забраковал, так как тот был толстоват в диаметре и для использования в качестве ключа не годился. Однако народная молва утверждает, что на безрыбье и рак – рыба, а также, что кто-то из наших блоху подковал. Поэтому после раздумий, которые можно было определить как технологические, Вадим решил все же использовать запирающую детальку пряжки.
Примерно минут двадцать ушло на то, чтобы снять с себя ремень и зубами разжать и вытащить штырек. Ну а дальше все было очень даже просто. Около полутора часов Веклемишев точил железячку о кирпич, пока она не стала настолько тонкой, что смогла войти в замочную скважину наручников. Работа была нудной, да и духота усиливалась, не говоря уже о малоприятном соседстве отошедшего в мир иной Рея, однако все когда-нибудь заканчивается. Замок на левом запястье негромко щелкнул, и Вадим расстегнул и скинул браслет с руки и вытянул наручники из скобы. Через двадцать секунд и второй замок капитулировал перед отмычкой.
Освободившись, Веклемишев не стал задерживаться и двинулся к выходу. По дороге он подобрал свой паспорт, который Дон бросил на пол. Дверь в соседнее помещение была не заперта. Там сиротливо стояло такси – орудие его похищения. Сумка Вадима лежала на заднем сиденье, куда он и забросил ее, усаживаясь в машину у КПП части коммандос. Веклемишев с глубоким удовлетворением констатировал, что потерь ни в личном составе, ни в материальном плане команда «Викинг штук один» не понесла.
Ворота анагара были полуоткрыты. Террористы уходили в спешке и не закрыли их. И это радовало: долгожданная свобода ждала Вадима за ржавыми железными створками. Однако расслабляться не стоило. Он сегодня уже раз лопухнулся, за что и получил хорошую оплеуху, и повторения не желал. Веклемишев осторожно выглянул из ангара и огляделся по сторонам. Захламленный двор был огорожен высоким бетонным забором, однако въездные ворота отсутствовали.
Сомневаться и раздумывать, что делать дальше, было глупо, поэтому Вадим вернулся к машине за сумкой. Он уже взялся за ручку задней дверки, как его сознание выдало простую, но продвинутую мысль. Зачем шагать пешим ходом в дали дальние, неизведанные, когда их можно достигнуть с меньшими затратами сил, используя для этого авто? Тем паче что он заказывал такси до аэропорта и его заказ выполнен не был.
Ключ в замке зажигания отсутствовал, но эта проблема легко решалась. Оторванные от клемм замка провода путем подбора пар через две минуты выдали отменный результат: мотор такси заработал и можно было отправляться в путь. Вадим выехал из ангара, вырулил в проем в заборе и не спеша покатил по разбитой дороге между унылыми строениями производственно-гаражного типа – в основной массе обшарпанными, кое-где явно заброшенными. Ни единой живой души за семь минут езды, пока такси выбиралось из запутанного лабиринта заборов и зданий, Вадим не встретил. Впечатление было такое, что он ехал по выжженной инопланетянами зоне братьев Стругацких. Только когда впереди замаячила асфальтовая дорога, Веклемишев вспомнил, что сегодня воскресенье, нерабочий день, и такое безлюдье вполне естественно.
Куда ему направляться, ни малейших сомнений не возникало: в аэропорт, причем как можно скорее. И спешил он не из-за того, что хотел успеть на свой рейс – его самолет уже давно находился в воздухе, а потому что у Вадима было искреннее желание в кратчайшие сроки покинуть страну, где много диких обезьян, а также людей, находящихся в состоянии перманентной охоты на Веклемишева Вадима Александровича, русского, пола мужского, полковника службы безопасности. Деньги, чтобы купить билет на ближайший рейс до Асунсьона, у него имелись. Он мечтал, как доберется до аэровокзала, купит билет и забьется в самый дальний и темный уголок, чтобы никто его не нашел до самой посадки в самолет. А потом Вадим устроится в уютном кресле и полетит в Парагвай, в край обетованный, в райские кущи, где поют соловьи и танцуют гурии...
Насчет гурий он все-таки перегнул. За это дело Надежда могла ему и прическу попортить. Следовательно, данный пункт из будущей счастливой жизни придется вычеркнуть.
Первый попавшийся прохожий указал ему направление движения в аэропорт. Вадим рассмотрел в зеркало заднего вида, как пожилой бразилец с донельзя морщинистым лицом долго смотрел вслед машине. Наверное, удивлялся, что шофер такси не знает дороги. Очень скоро вдоль шоссе, по которому ехал Веклемишев, пошли жилые многоэтажные дома. Указатель на перекрестке подтвердил, что он едет правильно и вожделенный аэропорт располагается в восемнадцати километрах, что в переводе на время может составить максимум минут двадцать пять движения на автомобиле.
Вадим остановился на очередном светофоре на красный свет и неожиданно ощутил на себе внимательный взгляд. На противоположной стороне улицы стояло желтое такси – близнец машины, на которой ехал Веклемишев. Он безразлично скользнул по таксисту глазами и перевел их на светофор. Загоревшийся желтый, а затем и зеленый свет предложили Вадиму двигаться дальше. Он не проехал и половины квартала, как обнаружил в зеркале, что стоявшее на перекрестке такси развернулось и следует за ним.
Этот маневр насторожил Веклемишева, однако преследователь, если он действительно преследовал его, не предпринимал никаких активных действий. Такси просто ехало метрах в ста пятидесяти сзади. Это не успокаивало Вадима. К тому же он рассмотрел, что шофер держит правую руку около уха. Не требовалось быть излишне догадливым, чтобы понять, что таксист разговаривает по телефону.
Через пару кварталов обнаружилось, что за автомобилем Вадима следуют уже две желтые машины, а еще через квартал к ним присоединились еще три такси. Было ясно, что весь этот караван собрался по его душу, и он примерно понимал, чем это обусловлено, хотя и не до конца. Скоро число преследующих Вадима такси достигло десятка, и это не было пределом. Шоссе, по которому он следовал, с каждой минутой становилось все желтее и желтее. Такси догоняли и увеличивали пелатон, выныривали с боковых улиц, двигались по встречной...
Неожиданно, словно по команде, что вероятнее всего и было на самом деле, на перекресток, к которому подъезжал Вадим, с двух сторон выехали несколько такси, перекрывая движение. Одновременно с этим машины, следующие сзади, резко увеличили скорость, обходя автомобиль Веклемишева и прижимая его к высокому бордюру. В замешательстве он не стал ничего предпринимать, да, собственно, и сделать ничего не мог против такой армады на колесах. Не менее тридцати такси взяли машину Вадима в кольцо и заставили остановиться.
Из ближайших автомобилей выскочили водители и кинулись к машине, в которой сидел Веклемишев. При виде решительных лиц бразильских шоферюг, а также монтировок в трудовых руках, Вадиму в голову пришли слова Остапа Бендера, сказанные им Воробьянинову, когда их догоняли васюковские любители шахматной игры. Он так же, как и Великий комбинатор, не мог поручиться за целостность своего пенсне, хотя такового и не существовало в природе. Веклемишев зачарованно смотрел на стекающуюся к его машине разъяренную толпу, не зная, что делать. На всякий случай Вадим заблокировал двери, хотя и предполагал, что при обострении ситуации, а все шло именно к такому развитию событий, это вряд ли ему могло помочь.
Тишина и хладный труп Рея, лежащий в луже крови в десятке шагов от Веклемишева, располагали к размышлениям о бренности существования. Вадим не был уверен, что его скоро найдут и найдут вообще. Он искренне сомневался, что в поисках какого-то российского полковника, следующего транзитом через Бразилию, станут выворачивать наизнанку весь город. Слова Дона о том, что коммандос и полицейских подняли по тревоге, радовали, однако это могло произойти вовсе не по причине пропажи Веклемишева. Мало ли дел у силовиков и помимо его скромной персоны? Может, волнения какие или манифестации, к примеру, глобалистов, да просто на учения их вывели. С ним же вчера тепло распрощались и, вероятнее всего, уже забыли о существовании русского полковника. Нет, конечно, хотелось надеяться на лучшее, но были очень серьезные опасения, что поднятая волна тревоги не касается лично Вадима.
То, что он остался жив, следовало приписать божьему промыслу, а точнее – невероятному совпадению. Не было сомнений, что террорист Дон знал его мать. Имя Ася не слишком часто мелькает в российских метриках, чтобы это явилось простой случайностью. Собственно, и фамилия Веклемишев довольно редкая для родных просторов. Вадим, помимо своих собственных родственников, никого не знал, кто бы носил такую же. Да и тех осталось раз, два и обчелся. Похоже, из-за этой самой редкости Дон и вытянул фамилию его матери из глубин памяти.
Но когда, в какое время могли пересечься пути этого человека и мамы Вадима? Уже двадцать семь лет, как ее нет в живых. И вообще что общего может быть у скромного бухгалтера облпотребсоюза из глубинки с матерым террористом? Это было загадкой, на которую Веклемишев хотел найти ответ. И не только из простого любопытства. Факт знакомства его матери с Доном давал шанс идентифицировать личность последнего. И Веклемишев смутно догадывался, где необходимо искать точку пересечения.
Эта тема не была запретной в их семье, просто о том, что случилось в далеких шестидесятых, говорили очень неохотно. И Вадим, видя, что воспоминания о произошедшем несут искреннюю боль родным, никогда не задавал лишних вопросов, хотя это касалось непосредственно его самого. Из отрывков разговоров и случайно вырвавшихся фраз Веклемишев сумел воспроизвести реконструкцию событий, в результате которых он появился на свет.
Его мама, окончив с золотой медалью школу во Всеволжске, поехала учиться в Москву. Тогда в шестидесятых молодежь еще привлекала романтика жизни геологов и нефтяников, а дискуссия о физиках и лириках воспринималась вполне серьезно. Ася поступила в Губкинский институт и успешно осваивала азы геофизики. На втором курсе после зимней сессии на шумной студенческой вечеринке девушка познакомилась с веселым и кудрявым Санчесом, учившимся в университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Их роман был бурным и скоротечным. Расставаясь перед летней практикой и каникулами, Ася и Санчес клялись в вечной любви. Уже в Тюмени, в стройотряде, Ася поняла, что ждет ребенка. Родители временно остались в неведении, хотя и обратили внимание на задумчивость дочери во время летнего отдыха. В сентябре, уже в Москве, Ася узнала, что Санчес не вернется после каникул в институт: пришло официальное письмо от его отца. Учебу в Губкинском матери Вадима пришлось оставить. Ася вернулась во Всеволжск и в должный срок родила сына, приятной смуглости, с кудрявыми черными волосиками. Отчество в свидетельство о рождении ему вписали Александрович – все ближе к Санчесу. Ася в институт не возвратилась и замуж не вышла, посвятив себя воспитанию сына. Окончив курсы бухгалтеров, она долгое время работала в облпотребсоюзе. Мать Вадима умерла, сгорев от тяжелой болезни за три месяца, когда ему было пятнадцать лет. История, в общем, банальная по российским реалиям. Мало ли матерей-одиночек мыкалось и мыкается без мужей с разницей только в том, что прижили они детишек не от Санчеса или Рауля, а от Василия или Николая. Так что ничего из ряда вон выходящего, особенно, если это не касается тебя лично.
Предположение, что мать Вадима могла знать Дона в годы учебы в Москве в далекие шестидесятые годы, имело полное право на существование. В другое время и в другом месте они не должны были встретиться. За одной партой в средней школе Дон и Ася точно не сидели, и можно было дать голову на отсечение, что террорист не заведовал сельским райпо и не заготавливал шкуры крупного рогатого скота и овчину мериносов для нужд потребительской кооперации, где она работала. К тому же, ввиду большого числа оборонных предприятий, Всеволжск был в те времена закрытым для иностранцев городом.
Но все это проходило по категории догадок, проверить которые вряд ли представлялось возможным. Слишком много лет прошло и еще больше воды утекло...
Мелькнула дурная мысль, которую Веклемишев сразу отбросил. Если Дон знал мать Вадима в шестидесятых, то, естественно, мог претендовать на роль его отца. Однако Веклемишев был неплохим психологом и по реакции террориста, его словам, без труда сумел разобраться, что в поведении Дона преобладают более прагматические мотивы, но никак не потрясение от встречи с родным чадом. Было очевидно, что террорист сухо оценивает, как можно практически использовать полученную информацию, и не более того. Но и это проходило на уровне ощущений. Так что, кроме неясных догадок и предположений, встреча с Доном ничего другого не дала.
Час сидения Вадима в ангаре особых изменений не принес, за исключением того, что становилось все жарче и жарче. Солнце нагревало металлическую крышу, планируя к полудню раскалить воздух в ангаре до температуры сауны. А это обещало, кроме физических страданий, доставить еще и моральные. Труп Рея в такой жаре долго сохраняться не мог, и через несколько часов должен был выдать соответствующий аромат, от которого заточение в железном сарае могло превратиться в ад.
Веклемишев еще раз попробовал раскачать скобу, к которой был пристегнут, и снова потерпел неудачу. Он знал множество способов избавления от наручников – от совсем простых до экзотических. К последним относилась легендарная методика ниндзя по разъему кисти. Пальцы, а затем и само запястье вынимались из суставов и кисть превращалась в некое подобие тряпки, с которой можно было стянуть оковы. По молодости и глупости Вадим однажды попробовал исполнить подобный трюк и даже сумел разъединить пару фаланг, в результате чего поимел дикую боль и потерял неделю, дожидаясь, когда придут в рабочее состояние вправленные пальцы. В принципе и этот метод имел право на существование. Люди себе руки и ноги отрезали, чтобы остаться в живых. Но так как на данный момент смерть Веклемишеву не грозила, он решил выбрать для себя менее экстремальный способ освобождения от наручников.
Пол на расстоянии вытянутой ноги был тщательно изучен, но ничего полезного, типа гвоздика или булавки, которые можно было бы использовать для взлома стальных браслетов, Вадим не обнаружил. Единственным предметом, который мог сгодиться для дела, являлся штырек от пряжки ремня. Его Веклемишев сразу взял на заметку, но поначалу забраковал, так как тот был толстоват в диаметре и для использования в качестве ключа не годился. Однако народная молва утверждает, что на безрыбье и рак – рыба, а также, что кто-то из наших блоху подковал. Поэтому после раздумий, которые можно было определить как технологические, Вадим решил все же использовать запирающую детальку пряжки.
Примерно минут двадцать ушло на то, чтобы снять с себя ремень и зубами разжать и вытащить штырек. Ну а дальше все было очень даже просто. Около полутора часов Веклемишев точил железячку о кирпич, пока она не стала настолько тонкой, что смогла войти в замочную скважину наручников. Работа была нудной, да и духота усиливалась, не говоря уже о малоприятном соседстве отошедшего в мир иной Рея, однако все когда-нибудь заканчивается. Замок на левом запястье негромко щелкнул, и Вадим расстегнул и скинул браслет с руки и вытянул наручники из скобы. Через двадцать секунд и второй замок капитулировал перед отмычкой.
Освободившись, Веклемишев не стал задерживаться и двинулся к выходу. По дороге он подобрал свой паспорт, который Дон бросил на пол. Дверь в соседнее помещение была не заперта. Там сиротливо стояло такси – орудие его похищения. Сумка Вадима лежала на заднем сиденье, куда он и забросил ее, усаживаясь в машину у КПП части коммандос. Веклемишев с глубоким удовлетворением констатировал, что потерь ни в личном составе, ни в материальном плане команда «Викинг штук один» не понесла.
Ворота анагара были полуоткрыты. Террористы уходили в спешке и не закрыли их. И это радовало: долгожданная свобода ждала Вадима за ржавыми железными створками. Однако расслабляться не стоило. Он сегодня уже раз лопухнулся, за что и получил хорошую оплеуху, и повторения не желал. Веклемишев осторожно выглянул из ангара и огляделся по сторонам. Захламленный двор был огорожен высоким бетонным забором, однако въездные ворота отсутствовали.
Сомневаться и раздумывать, что делать дальше, было глупо, поэтому Вадим вернулся к машине за сумкой. Он уже взялся за ручку задней дверки, как его сознание выдало простую, но продвинутую мысль. Зачем шагать пешим ходом в дали дальние, неизведанные, когда их можно достигнуть с меньшими затратами сил, используя для этого авто? Тем паче что он заказывал такси до аэропорта и его заказ выполнен не был.
Ключ в замке зажигания отсутствовал, но эта проблема легко решалась. Оторванные от клемм замка провода путем подбора пар через две минуты выдали отменный результат: мотор такси заработал и можно было отправляться в путь. Вадим выехал из ангара, вырулил в проем в заборе и не спеша покатил по разбитой дороге между унылыми строениями производственно-гаражного типа – в основной массе обшарпанными, кое-где явно заброшенными. Ни единой живой души за семь минут езды, пока такси выбиралось из запутанного лабиринта заборов и зданий, Вадим не встретил. Впечатление было такое, что он ехал по выжженной инопланетянами зоне братьев Стругацких. Только когда впереди замаячила асфальтовая дорога, Веклемишев вспомнил, что сегодня воскресенье, нерабочий день, и такое безлюдье вполне естественно.
Куда ему направляться, ни малейших сомнений не возникало: в аэропорт, причем как можно скорее. И спешил он не из-за того, что хотел успеть на свой рейс – его самолет уже давно находился в воздухе, а потому что у Вадима было искреннее желание в кратчайшие сроки покинуть страну, где много диких обезьян, а также людей, находящихся в состоянии перманентной охоты на Веклемишева Вадима Александровича, русского, пола мужского, полковника службы безопасности. Деньги, чтобы купить билет на ближайший рейс до Асунсьона, у него имелись. Он мечтал, как доберется до аэровокзала, купит билет и забьется в самый дальний и темный уголок, чтобы никто его не нашел до самой посадки в самолет. А потом Вадим устроится в уютном кресле и полетит в Парагвай, в край обетованный, в райские кущи, где поют соловьи и танцуют гурии...
Насчет гурий он все-таки перегнул. За это дело Надежда могла ему и прическу попортить. Следовательно, данный пункт из будущей счастливой жизни придется вычеркнуть.
Первый попавшийся прохожий указал ему направление движения в аэропорт. Вадим рассмотрел в зеркало заднего вида, как пожилой бразилец с донельзя морщинистым лицом долго смотрел вслед машине. Наверное, удивлялся, что шофер такси не знает дороги. Очень скоро вдоль шоссе, по которому ехал Веклемишев, пошли жилые многоэтажные дома. Указатель на перекрестке подтвердил, что он едет правильно и вожделенный аэропорт располагается в восемнадцати километрах, что в переводе на время может составить максимум минут двадцать пять движения на автомобиле.
Вадим остановился на очередном светофоре на красный свет и неожиданно ощутил на себе внимательный взгляд. На противоположной стороне улицы стояло желтое такси – близнец машины, на которой ехал Веклемишев. Он безразлично скользнул по таксисту глазами и перевел их на светофор. Загоревшийся желтый, а затем и зеленый свет предложили Вадиму двигаться дальше. Он не проехал и половины квартала, как обнаружил в зеркале, что стоявшее на перекрестке такси развернулось и следует за ним.
Этот маневр насторожил Веклемишева, однако преследователь, если он действительно преследовал его, не предпринимал никаких активных действий. Такси просто ехало метрах в ста пятидесяти сзади. Это не успокаивало Вадима. К тому же он рассмотрел, что шофер держит правую руку около уха. Не требовалось быть излишне догадливым, чтобы понять, что таксист разговаривает по телефону.
Через пару кварталов обнаружилось, что за автомобилем Вадима следуют уже две желтые машины, а еще через квартал к ним присоединились еще три такси. Было ясно, что весь этот караван собрался по его душу, и он примерно понимал, чем это обусловлено, хотя и не до конца. Скоро число преследующих Вадима такси достигло десятка, и это не было пределом. Шоссе, по которому он следовал, с каждой минутой становилось все желтее и желтее. Такси догоняли и увеличивали пелатон, выныривали с боковых улиц, двигались по встречной...
Неожиданно, словно по команде, что вероятнее всего и было на самом деле, на перекресток, к которому подъезжал Вадим, с двух сторон выехали несколько такси, перекрывая движение. Одновременно с этим машины, следующие сзади, резко увеличили скорость, обходя автомобиль Веклемишева и прижимая его к высокому бордюру. В замешательстве он не стал ничего предпринимать, да, собственно, и сделать ничего не мог против такой армады на колесах. Не менее тридцати такси взяли машину Вадима в кольцо и заставили остановиться.
Из ближайших автомобилей выскочили водители и кинулись к машине, в которой сидел Веклемишев. При виде решительных лиц бразильских шоферюг, а также монтировок в трудовых руках, Вадиму в голову пришли слова Остапа Бендера, сказанные им Воробьянинову, когда их догоняли васюковские любители шахматной игры. Он так же, как и Великий комбинатор, не мог поручиться за целостность своего пенсне, хотя такового и не существовало в природе. Веклемишев зачарованно смотрел на стекающуюся к его машине разъяренную толпу, не зная, что делать. На всякий случай Вадим заблокировал двери, хотя и предполагал, что при обострении ситуации, а все шло именно к такому развитию событий, это вряд ли ему могло помочь.
Глава 5
Битва с таксистами
Водители окружили машину со всех сторон. Свирепые смуглые лица, разверстые орущие рты, монтировки и разводные ключи в опасной близости от стекол напрягли Вадима. Он понимал, что это беснование долго продолжаться не будет и в ближайшие минуты его начнут выковыривать из такси, как шпротину из консервной банки. Надо было что-то предпринимать.
Веклемишев на пару сантиметров опустил стекло и тотчас в образовавшуюся щель в большом количестве полезли пальцы восставших таксистов. У Вадима сложилось впечатление, что все они объединены единой целью сомкнуться на его шее. Шум усилился, но одновременно стали слышны отдельные слова рассерженных водителей. Поминали некоего невинно убиенного Рамона и проклятых налетчиков-каинов, которым место в аду. Нетрудно было догадаться, что к последним окружившие машину таксисты относили его самого.
Неожиданная догадка пришла в голову Вадима. Он опустил глаза на водительскую карточку, прикрепленную к передней панели, и прочитал имя таксиста. Его звали Рамоном. Присмотревшись к фотографии, Веклемишев обнаружил, что это вовсе не шофер-мулат, который подал машину к проходной части коммандос. Но кто же из пассажиров такси скрупулезно сравнивает личность водителя с его изображением на водительской карточке. Везет и везет...
Теперь стало понятно, почему таксисты устроили облаву на бедного российского командированного и что им от него нужно. Парни Дона, чтобы завладеть машиной, грохнули водителя, и теперь его коллеги пылают желанием отомстить за смерть товарища. И, соответственно, убийцей этого самого Рамона считают человека, сидящего за рулем его такси.
Вадима едва не прошиб холодный пот. До него наконец дошло, что дело пахнет судом Линча. Веклемишеву, похоже, стоило проявить заботу не о целостности пенсне, а о том, как спасти свою жизнь. И пока он не видел разумного решения.
Гневные водители, тесным кольцом окружившие машину, стали ее раскачивать. Кто-то ударил монтировкой по лобовому стеклу, и густое переплетение трещин покрыло его словно рыбацкой сетью, перекрывая обзор. Еще удар... Триплексное стекло прогнулось внутрь салона, и было очевидно, что очередного натиска ему уже не выдержать. Через считаные секунды таксисты достанут мнимого обидчика...
Веклемишев лихорадочно просчитывал, как избежать самосуда разъяренных шоферюг. Принимать смерть, аки святой мученик, за чужой беспредел было обидно. Вадим не раз ходил по краю пропасти, однако то был сознательный выбор. А здесь его подставили, как пацана, возможно – случайно, но результат от этого не менялся.
Ощущение бессилия, совсем непривычное для него, подняло в Веклемишеве волну гнева. Он оглядел искаженные ненавистью лица таксистов, терзающих машину. Объяснять им, что он не убивал их товарища, было бессмысленно.
«Хотите меня? – скрипнул зубами Вадим. – Так получите! Сами напросились...»
Он рывком крутнул ручку стеклоподъемника. Кто-то успел отдернуть руки, но несколько пальцев, просунутых через щель в салон, стекло успело зажать. Крики от боли слились с общим ревом штурмующих машину таксистов, и большинство из них так и не разобралось, что случилось. Коротким быстрым движением Веклемишев вытянул кнопку блокиратора и дернул за ручку, отпирающую замок. Крутнувшись на сиденье, он что есть силы двумя ногами врезал по приоткрывшейся дверце, отбрасывая навалившихся на нее водителей. Ухватившись за руль, Вадим разгибом вперед выбросил тело из машины.
Немедленно десятки рук ухватились за его одежду и плечи. Но Веклемишева уже трудно было остановить, тем более что сгрудившиеся в кучу таксисты мешали друг другу. Отчаянно закрутившись волчком, Вадим частично освободился от захватов, и это дало ему капельку свободы, которую он использовал, чтобы выдернуть себя из толпы и, отбиваясь, вскарабкаться на крышу такси. При этом восхождении от его ног пострадали несколько шоферских физиономий. Правда, и его тело ныло от множества ударов и ссадин, полученных за считаные секунды.
Оказавшись на крыше автомобиля, Веклемишев «пустился в пляс». Солист молдавского ансамбля танцев «Жок» позавидовал бы лютой завистью Вадиму, наблюдая, с какой скоростью он сучит ногами, отбиваясь от множества рук, пытающихся его схватить и стащить с такси. Более того, Веклемишев ухитрялся пинать и скидывать с автомобиля наиболее расторопных таксистов, пытающихся забраться к нему на крышу. Он просчитал, что как минимум человек шесть уже вывел из строя: кому-то пальцы свернул дверцей, кому ботинком расквасил нос. Жаль только, боеспособных недругов оставалось раз в пять больше выведенных из строя.
Искрометное исполнение «Молдавеняски» долго продолжаться не могло. Минут через пять Вадим ощутил, что начинает уставать. И злобные таксисты стали умнее и уже не подставляли головы и верхние конечности под его мелькающие в пляске ноги, пытаясь достать Веклемишева монтировками. И пару раз Вадим ловил чувствительно удары. Сильно ныли ушибленный подъем на левой ноге и икра правой. Хорошо еще, что водители мешали друг другу. В общей сумятице Вадим даже сумел завладеть разводным ключом, который вырвал из рук зазевавшегося шофера.
Беспорядочные действия таксистов постепенно стали принимать относительно организованные формы. Немолодой водитель в угловатой фуражке с разлапистой кокардой стоял на газоне метрах в десяти от машины. Вадим ловил краем глаза, как он жестикулировал и что-то кричал. Из толпы на зов выбирались крепкие парни и кучковались рядом с ним. Похоже, дядька собирал ударную группу для последнего и решительного штурма. Вадиму показалось, что у организатора, в отличие от его орущих и беснующихся коллег, еще сохранились признаки разумного начала.
Все шло к тому, что Веклемишеву в забаве «хозяин горы» долго не продержаться. Тактику противодействия следовало срочно менять и, более того, проявить инициативу. Вадим знал, что он способен на многое, однако вступать в единоборство с толпой из тридцати рассерженных мужчин было верхом безумия. И драки-то не получится: его просто затопчут и забьют железками. Против лома и оглобли, да еще во множественном числе, высокое мастерство Вадима, Великого Дракона, суперчемпиона боев без правил, обладателя Бриллиантового Льва и прочая, и прочая, не плясало. Бегство с поля боя проблемы также не решало, а лишь оттягивало развязку. Вряд ли ему удастся оторваться от таксистов. Нагонят, забьют... Куда ни кинь, всюду клин. Следовало предпринять нечто кардинальное, способное изменить положение дел его скорбных.
Решение пришло во время очередного натиска. С десяток человек в едином тесном порыве устремились к машине и попытались забраться на нее. Вадим не стал мешать атаке и, когда они ринулись в бой, неожиданно метнулся с крыши автомобиля. Он пробежал по головам и плечам штурмующих и спрыгнул на траву. Не ожидавшие подобной прыти таксисты несколько мгновений находились в оцепенении. Когда же они пришли в себя, Веклемишев уже находился в непосредственной близости от формировавшейся ударной группы.
– Убью, суки конвойные! Порву на лапшу, как Тузик грелку! – размахивая разводным ключом, оглушительно по-русски заорал Вадим, вызвав неподдельное изумление противника и, как следствие, растерянность в его рядах.
Секундного замешательства хватило Веклемишеву на то, чтобы подскочить к дядьке с кокардой и уцепить его в захват, зажав разводным ключом шею. Он потащил потерявшего способность к сопротивлению заложника к ближайшему дереву и оперся спиной о шершавую кору – уж очень не хотелось получить сзади по голове монтировкой.
– Не подходи! Убью! Его убью и себя! – проорал Веклемишев уже на испанском дернувшимся к нему таксистам и посильнее нажал на ключ.
Веклемишев на пару сантиметров опустил стекло и тотчас в образовавшуюся щель в большом количестве полезли пальцы восставших таксистов. У Вадима сложилось впечатление, что все они объединены единой целью сомкнуться на его шее. Шум усилился, но одновременно стали слышны отдельные слова рассерженных водителей. Поминали некоего невинно убиенного Рамона и проклятых налетчиков-каинов, которым место в аду. Нетрудно было догадаться, что к последним окружившие машину таксисты относили его самого.
Неожиданная догадка пришла в голову Вадима. Он опустил глаза на водительскую карточку, прикрепленную к передней панели, и прочитал имя таксиста. Его звали Рамоном. Присмотревшись к фотографии, Веклемишев обнаружил, что это вовсе не шофер-мулат, который подал машину к проходной части коммандос. Но кто же из пассажиров такси скрупулезно сравнивает личность водителя с его изображением на водительской карточке. Везет и везет...
Теперь стало понятно, почему таксисты устроили облаву на бедного российского командированного и что им от него нужно. Парни Дона, чтобы завладеть машиной, грохнули водителя, и теперь его коллеги пылают желанием отомстить за смерть товарища. И, соответственно, убийцей этого самого Рамона считают человека, сидящего за рулем его такси.
Вадима едва не прошиб холодный пот. До него наконец дошло, что дело пахнет судом Линча. Веклемишеву, похоже, стоило проявить заботу не о целостности пенсне, а о том, как спасти свою жизнь. И пока он не видел разумного решения.
Гневные водители, тесным кольцом окружившие машину, стали ее раскачивать. Кто-то ударил монтировкой по лобовому стеклу, и густое переплетение трещин покрыло его словно рыбацкой сетью, перекрывая обзор. Еще удар... Триплексное стекло прогнулось внутрь салона, и было очевидно, что очередного натиска ему уже не выдержать. Через считаные секунды таксисты достанут мнимого обидчика...
Веклемишев лихорадочно просчитывал, как избежать самосуда разъяренных шоферюг. Принимать смерть, аки святой мученик, за чужой беспредел было обидно. Вадим не раз ходил по краю пропасти, однако то был сознательный выбор. А здесь его подставили, как пацана, возможно – случайно, но результат от этого не менялся.
Ощущение бессилия, совсем непривычное для него, подняло в Веклемишеве волну гнева. Он оглядел искаженные ненавистью лица таксистов, терзающих машину. Объяснять им, что он не убивал их товарища, было бессмысленно.
«Хотите меня? – скрипнул зубами Вадим. – Так получите! Сами напросились...»
Он рывком крутнул ручку стеклоподъемника. Кто-то успел отдернуть руки, но несколько пальцев, просунутых через щель в салон, стекло успело зажать. Крики от боли слились с общим ревом штурмующих машину таксистов, и большинство из них так и не разобралось, что случилось. Коротким быстрым движением Веклемишев вытянул кнопку блокиратора и дернул за ручку, отпирающую замок. Крутнувшись на сиденье, он что есть силы двумя ногами врезал по приоткрывшейся дверце, отбрасывая навалившихся на нее водителей. Ухватившись за руль, Вадим разгибом вперед выбросил тело из машины.
Немедленно десятки рук ухватились за его одежду и плечи. Но Веклемишева уже трудно было остановить, тем более что сгрудившиеся в кучу таксисты мешали друг другу. Отчаянно закрутившись волчком, Вадим частично освободился от захватов, и это дало ему капельку свободы, которую он использовал, чтобы выдернуть себя из толпы и, отбиваясь, вскарабкаться на крышу такси. При этом восхождении от его ног пострадали несколько шоферских физиономий. Правда, и его тело ныло от множества ударов и ссадин, полученных за считаные секунды.
Оказавшись на крыше автомобиля, Веклемишев «пустился в пляс». Солист молдавского ансамбля танцев «Жок» позавидовал бы лютой завистью Вадиму, наблюдая, с какой скоростью он сучит ногами, отбиваясь от множества рук, пытающихся его схватить и стащить с такси. Более того, Веклемишев ухитрялся пинать и скидывать с автомобиля наиболее расторопных таксистов, пытающихся забраться к нему на крышу. Он просчитал, что как минимум человек шесть уже вывел из строя: кому-то пальцы свернул дверцей, кому ботинком расквасил нос. Жаль только, боеспособных недругов оставалось раз в пять больше выведенных из строя.
Искрометное исполнение «Молдавеняски» долго продолжаться не могло. Минут через пять Вадим ощутил, что начинает уставать. И злобные таксисты стали умнее и уже не подставляли головы и верхние конечности под его мелькающие в пляске ноги, пытаясь достать Веклемишева монтировками. И пару раз Вадим ловил чувствительно удары. Сильно ныли ушибленный подъем на левой ноге и икра правой. Хорошо еще, что водители мешали друг другу. В общей сумятице Вадим даже сумел завладеть разводным ключом, который вырвал из рук зазевавшегося шофера.
Беспорядочные действия таксистов постепенно стали принимать относительно организованные формы. Немолодой водитель в угловатой фуражке с разлапистой кокардой стоял на газоне метрах в десяти от машины. Вадим ловил краем глаза, как он жестикулировал и что-то кричал. Из толпы на зов выбирались крепкие парни и кучковались рядом с ним. Похоже, дядька собирал ударную группу для последнего и решительного штурма. Вадиму показалось, что у организатора, в отличие от его орущих и беснующихся коллег, еще сохранились признаки разумного начала.
Все шло к тому, что Веклемишеву в забаве «хозяин горы» долго не продержаться. Тактику противодействия следовало срочно менять и, более того, проявить инициативу. Вадим знал, что он способен на многое, однако вступать в единоборство с толпой из тридцати рассерженных мужчин было верхом безумия. И драки-то не получится: его просто затопчут и забьют железками. Против лома и оглобли, да еще во множественном числе, высокое мастерство Вадима, Великого Дракона, суперчемпиона боев без правил, обладателя Бриллиантового Льва и прочая, и прочая, не плясало. Бегство с поля боя проблемы также не решало, а лишь оттягивало развязку. Вряд ли ему удастся оторваться от таксистов. Нагонят, забьют... Куда ни кинь, всюду клин. Следовало предпринять нечто кардинальное, способное изменить положение дел его скорбных.
Решение пришло во время очередного натиска. С десяток человек в едином тесном порыве устремились к машине и попытались забраться на нее. Вадим не стал мешать атаке и, когда они ринулись в бой, неожиданно метнулся с крыши автомобиля. Он пробежал по головам и плечам штурмующих и спрыгнул на траву. Не ожидавшие подобной прыти таксисты несколько мгновений находились в оцепенении. Когда же они пришли в себя, Веклемишев уже находился в непосредственной близости от формировавшейся ударной группы.
– Убью, суки конвойные! Порву на лапшу, как Тузик грелку! – размахивая разводным ключом, оглушительно по-русски заорал Вадим, вызвав неподдельное изумление противника и, как следствие, растерянность в его рядах.
Секундного замешательства хватило Веклемишеву на то, чтобы подскочить к дядьке с кокардой и уцепить его в захват, зажав разводным ключом шею. Он потащил потерявшего способность к сопротивлению заложника к ближайшему дереву и оперся спиной о шершавую кору – уж очень не хотелось получить сзади по голове монтировкой.
– Не подходи! Убью! Его убью и себя! – проорал Веклемишев уже на испанском дернувшимся к нему таксистам и посильнее нажал на ключ.