Страница:
Но Жорж не спешил сообщить Андрею о причине своего приезда, и Андрей не спешил его расспрашивать. Они наскоро пожали друг другу руки, и Жорж молча подвинулся на диване, давая место Андрею. Тот сел, и оба стали слушать.
Всеобщее внимание приковал человек средних лет, с гладко выбритым лицом, по прозванию "Дядя". В качестве чиновника на государственной службе он имел право доступа на самый черный помост, и он воспользовался этим правом, чтобы приговоренные увидели хоть одно дружеское лицо среди своих врагов. Он видел всю процедуру казни и теперь рассказывал о ней ровным, глухим голосом, просто, без всяких отступлений или комментариев.
Два человека стояли около него. Остальные сидели, кто на стуле, кто на подоконнике или на диване, застывши в различных позах, не шевелясь, не смотря друг на друга. Все слушали. Никто не предлагал вопросов, никто не делал замечаний.
Когда рассказ стал приближаться к роковому концу, Андрей почувствовал, что Жоржа начинает подергивать нервная дрожь. Он крепко сжал его за локоть и потянул книзу, чтоб он не разнервничался и не помешал слушать. Жорж сдержал себя и выслушал до конца ужасные, жестокие подробности. Но тут его нервы не выдержали. С ним сделалась истерика.
- Перестань, баба! - злобно вскричал Андрей, вскочив с своего места и тряся его за плечо. - Кровью, а не слезами отвечают на такие вещи!
Великая и страшная мысль зародилась в эту минуту в его душе. Но он не высказал ее. Ему нужно было много и много раз передумать ее про себя, прежде чем высказать вслух. Есть слова, которые преступно бросать на ветер и позорно брать назад, раз они высказаны.
Жорж успокоился через несколько времени, и они присоединились к кружку толковавших между собою товарищей. Все только и говорили что о необходимости скорой мести. Генерал-губернатор, прокурор, жандармский полковник выставлялись "кандидатами", на головы которых должен был пасть удар.
Один Андрей молчал. "Все это было бы недурно, - думал он, - но стоит ли игра свеч? Какая польза в этих ничтожных нападениях на ничтожных людишек, которые все, от мала до велика, не больше как пешки, без собственной воли и власти? Сколько бы их ни перебили, гнусное здание деспотизма от этого не пошатнется. На каждый удар правительство всегда может ответить десятью, и революция выродится в мелкую борьбу между полицией и конспираторами. Если уж бить, так надо целить выше, - в того, кто является краеугольным камнем, главою всей системы".
Он равнодушно слушал горячие речи товарищей, потерявшие для него всякий интерес, и скоро ушел, взяв Жоржа под руку.
Долго бродили они, так как им о многом хотелось переговорить. Жорж рассказал Андрею причину своего приезда и настаивал, чтобы он в ту же ночь ехал в Петербург. Таким образом он избегнет расставленных сетей. Андрей тотчас же согласился. Ничто более не удерживало его в Дубравнике.
Жорж успел оправиться от нервного потрясения, вызванного рассказом о казни. Из них двоих он был теперь наиболее бодрым.
- Нам нечего падать духом от неудач, - говорил он. - Наша победа зависит от нашей способности переносить одну неудачу за другою.
- Может быть, - задумчиво отвечал Андрей, - но в таком случае мы должны метить так, чтобы самая наша неудача была победою.
- Что ты этим хочешь сказать? - спросил Жорж, уловив что-то особенное в лице Андрея.
- Узнаешь потом, - уклончиво ответил Андрей, не желая пока высказываться.
Глава V
ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО
По возвращении Андрей и Жорж застали Ватажко, дожидавшегося их с большим нетерпением. Давид был тут же - такой истомленный и убитый, каким Андрей еще никогда его не видал.
- Как жаль, что вы раньше не пришли! - обратился к ним Ватажко. Приходил "Дядя" и хотел вас видеть, Андрей.
- Зачем?
- Вам письмо от Зины, и ему нужно было повидать вас.
- Письмо от Зины? - воскликнул Андрей. - Где оно? У вас?
- Нет, он не мог его получить, не повидавши вас. Затем он и приходил. Надзиратель ждал вас в трактире в условленный час. Но вы не пришли.
Правда, Андрей счел за лишнее явиться на свидание теперь...
- В таком случае я сейчас же отправлюсь к нему на дом, - сказал Андрей, желая поправить свою ошибку.
- Слишком поздно, - возразил Ватажко. - Вы едва ли поймаете ваш поезд в Петербург.
- Черт с ним, с поездом! Если сегодня не удастся, я завтра повидаю надзирателя.
Им, однако, удалось уговорить Андрея не ходить к нему на дом, а назначить свидание на завтра, в трактире, что было безопаснее.
На следующее утро Ватажко отправился к надзирателю, чтобы уговориться относительно свидания, но он оказался на дежурстве в тюрьме и мог вернуться домой только поздно ночью. Ватажко явился ни с чем.
- Он, конечно, не взял с собою письма Зины в тюрьму. Не у жены ли оно? - спросил Андрей.
- Я то же думал, - отвечал Ватажко. - Но жена говорит, что ей неизвестно, куда он прячет такие письма.
Все это было до крайности неприятно и означало, что Андрею придется по крайней мере прожить еще лишний день в Дубравнике, чего он никак не мог бы себе позволить из-за шпионов.
- Ну, так я пойду к нему в тюрьму, - заявил Андрей и тем вызвал всеобщее оцепенение.
- В тюрьму! В своем ли вы уме? - вскричал Ватажко.
- Почему же нет? Сегодня дают свидания политическим, и я пойду с Варей, которая видается с Дудоровыми.
- Тебя узнают и тут же арестуют, - сказал Жорж.
- Ну вот еще! Кому придет в голову искать меня в приемной тюремного здания? Это только кажется страшно. Впрочем, - прибавил Андрей спокойным тоном, - я пошел бы, если бы даже была опасность. Я должен прочесть это письмо раньше, чем выеду отсюда.
Послание от погибших друзей имело для него, кроме задушевного смысла, еще другое, более важное значение. Он был убежден, что именно в нем, в этом письме, найдет ответ на обуревавшие его сомнения и тревогу, и решил во что бы то ни стало раздобыть его.
Давид молчал. Он был очень взволнован и колебался - ему не меньше Андрея хотелось знать содержание письма Зины. Но вместе с Жоржем он стал отговаривать Андрея от слишком рискованного шага. Он предложил остаться в Дубравнике еще дня два-три и привезти письмо в Петербург.
Но Андрея трудно было урезонить. За последние дни он жил в атмосфере смерти и всевозможных ужасов, и ощущение опасности в нем окончательно притупилось.
- Нечего толковать! - сказал он с нетерпением. - Я пойду один и вернусь к поезду. Встретимся на вокзале.
Не дождавшись возражений, Андрей вышел и быстрыми шагами направился к Варе.
Свидания с политическими происходили между двумя и четырьмя часами пополудни. В половине второго Андрей, с провизией и книгами в руках, направлялся к мрачному квадратному зданию, с которым у него связывалось так много воспоминаний. Варя Воинова шла рядом с ним. Она хорошо знала процедуру тюремных свиданий и охотно согласилась на просьбу Андрея. Ей даже показалась забавной эта затея. Но при виде тюрьмы с ее массивными железными воротами и вооруженными часовыми ею овладело чувство страха и раскаяния: "Что, если его там арестуют?"
- Послушайте, Кожухов, - сказала она, - отдайте мне провизию и книги и ступайте домой. Меня страх берет, что эта шутка окончится скверно.
Андрей поднял опущенную голову и встрепенулся, как бы со сна.
- Чему быть, того не миновать, - сказал он рассеянно.
На самом деле он совсем не думал о том, что с ним может случиться, и даже хорошенько не расслышал слов Вари. Его давило мучительное сознание, что два дня тому назад четверо погибших друзей выехали из этих самых ворот и последовали на виселицу.
Часовой впустил их и, когда они переступили высокий порог, с шумом задвинул засовы и запер ворота. Андрей очутился в пасти льва. На минуту он почувствовал изумление и беспомощность человека, внезапно брошенного в тюрьму. Он смотрел и прислушивался. Раздавался сдавленный шум голосов в царившем кругом полумраке. Слабый свет проникал из щелей железных ворот, находившихся по обоим концам проезда, в котором они стояли. Тюрьма была четырехугольной формы и заключала внутри небольшой двор. Ведущий ко двору проезд под сводом служил в то же время приемной для приходивших на свидания.
Когда глаза Андрея привыкли к темноте, он различил группу мужчин, женщин и детей, скучившихся около железных решеток по обеим сторонам узкого проезда. Посетители к уголовным составляли большинство. Но в углу, направо от входа, можно было заметить несколько человек, мужчин и женщин, принадлежавших по внешнему обличью к привилегированным классам. Обилие цветов и книг в руках у большинства из них резко отличало их от остальной публики. Они явились на свидание с политическими.
Варя направилась к ним, а Андрей следовал за нею на некотором расстоянии. Обычная обстановка и знакомые лица вернули ей самоуверенность и бодрость. Она забыла и думать об опасности в этом месте, где чувствовала себя совершенно как дома. Она поздоровалась со всеми и обменялась новостями и вопросами. Бледнолицая дама с мальчиком лет десяти задержала ее дольше других. В руках у нее был большой букет цветов.
- Какие чудные цветы! - воскликнула Варя. - Дайте мне немного для моих заключенных. Я сегодня не захватила с собой.
И, овладев букетом, она без церемонии разделила его пополам. Из своей половины она передала часть стоявшему около нее седому господину.
- Вот для вашей дочери, - сказала она. - Цветы больше всего радуют заключенных.
Затем она обратилась к старухе крестьянке в простом деревенском платье, с темным ситцевым платком на голове.
- Много ли еще у вашего сына денег? - спросила она.
- Два рубля, матушка, - отвечала старуха.
- Этого не хватит на месяц, - заметила Варя. - Я принесу еще два в следующее воскресенье.
Она вынула из кармана толстую потертую записную книжку и сделала в ней отметку. В качестве революционной сестры милосердия она заведовала денежным фондом для заключенных и заботилась о том, чтобы все они, богатые и бедные, получали свою долю денег, книг, белья и всего остального.
- Кто эта барыня с ребенком? - спросил Андрей.
- Жена Палицына, мирового судьи, - сказала Варя. - Его отправляют в Сибирь на каторгу. Она следует за ним. Горько ей приходится, потому что она вынуждена оставить мальчика у родственников.
Варя рассказала ему и об остальных посетителях. Старый господин местный купец - пришел попрощаться с младшей дочерью, которую вслед за двумя старшими ссылают в Восточную Сибирь. Старуха крестьянка навещает сына, одного из лучших пропагандистов-самоучек из рабочих. Другие принадлежали к разным классам и состояниям и были связаны лишь общим горем.
Звяканье цепей и засовов у внутренних ворот прервало их разговоры. Ворота открылись настежь, обдавая на минуту светом мрачный проезд. Затем въехал тюремный фургон с партией уголовных, выходивших на свободу.
Внутренние ворота тотчас же заперли; вслед за ними открылись наружные; фургон исчез, и все снова погрузилось в темноту.
Все дожидались молча. По временам у дверей, ведущих к тюремной конторе, появлялся сторож и выкликал имена тех, к кому пришли на свидание.
- Долго еще нам ждать? - спросил Андрей Варю.
- Нет, недолго. У фальшивомонетчиков свидания уже кончились; теперь идут воры и грабители, а за ними по списку наша очередь, - прибавила она с улыбкой.
Наружные ворота хлопнули еще раз, впустив старика в потертой чиновничьей шинели. Он беспокойно оглядывался кругом, щуря свои маленькие глаза и стараясь отдышаться. Очевидно, он торопился, чтобы не опоздать. Когда он снял шляпу, чтобы вытереть платком лоб и лысину, лицо его показалось Андрею как будто знакомым.
- А, вот и Михаил Евграфович! Наконец! - сказала Варя, указывая на тучного полицейского офицера, показавшегося в дверях конторы.
- Посетители к политическим! - выкрикнул он.
Варя быстро поднялась на ступеньки, ведущие к конторе, и тотчас же подошла к полицейскому, которого довольно хорошо знала.
- Михаил Евграфович, - обратилась она к нему, - я привела с собой брата Дудоровых. Он приехал нарочно из Москвы и уезжает завтра. Он не успел получить разрешение, а между тем...
Полицейский бросил испытующий взгляд на предполагаемого брата, который приблизился и вежливо поклонился.
- Запишите имя в конторе, - повернулся он к Варе. - Только это в последний раз. Вы знаете правила.
Старый лысый господин тем временем подошел к разговаривавшим.
Услыхав имя Дудоровых, он вздрогнул и с большим изумлением посмотрел на молодого человека, заявлявшего себя братом осужденных девушек Он произнес многозначительно "гм", но пока молчал.
- Позвольте, сударь, - обратился он наконец к офицеру довольно спокойно, - я тоже прошу свидания с сестрами Дудоровыми. Я Тимофей Дудоров, их дядя.
- Не могу разрешить, - резко ответил офицер. - Уже и без того двое пришли к ним на свидание.
- Но у меня специальное разрешение, и они мои племянницы. Раз вы допускаете посторонних, - сказал он, бросая подозрительный взгляд на Андрея.
- Невозможно. Приходите в другой раз, - продолжал офицер, не слушая его.
Отдав громким голосом какое-то распоряжение одному из служащих, он удалился в контору. Но старик не хотел угомониться. Он был вне себя за выказанное ему непочтение.
- Это неслыханно! Я пожалуюсь тюремному смотрителю! - гремел он, направляясь в контору.
Варя вся похолодела. Она предвидела катастрофу. Бросившись к беспокойному старику, она схватила его за руку.
- Что вы делаете! - шепнула она ему, отводя его в сторону. - Он жених Маши, и они любят друг друга до безумия. Они собираются повенчаться, как только выяснится ее положение. Вы их погубите вашими жалобами. Успокойтесь, ради бога: я все улажу.
- А, понимаю! - сказал он, смягчившись. - Вам бы следовало меня предупредить.
Варя отправилась в контору для объяснений, а старик подошел приветствовать своего будущего родственника.
- Я знаю вашу тайну, молодой человек, и с своей стороны желаю вам всякого благополучия и счастья, - начал он, но вдруг остановился.
Андрей поднял на него недоумевающий взгляд, и тут они узнали друг друга. Дядя Дудоровых оказался тем самым попутчиком, с которым Андрей возвращался из-за границы в Петербург.
- Мы, кажется, где-то встречались с вами, - произнес он упавшим голосом.
И раздражение и снисходительность исчезли в нем сразу. Он вспомнил свои радикальные речи в вагоне, и теперь страх охватил его и парализовал все его способности.
- Может быть, - заметил осторожно Андрей, - но я никак не могу припомнить, при каких обстоятельствах.
Старик сразу почувствовал дружеское расположение к Андрею и счел лишним освежать в его памяти их разговор.
- Я, конечно, не стану препятствовать вашему свиданию с Машей, - сказал он. - Вы передадите ей от меня привет. Нам, старикам, нужно уступать место молодым.
Со свойственной ему болтливостью он разговорился о своих племянницах, расхваливая обеих, особенно Машу, объясняя, как он был поражен известием об их участии в конспирациях.
- Это эпидемия, сударь мой, чистая эпидемия! - повторял он.
Между тем Варя вернулась с приятными вестями. Все удалось к лучшему. Дяде дадут свидание с младшей племянницей, а Варя и Андрей повидают Машу.
Дудоров попал в первую партию посетителей и был вызван через несколько минут. Четверть часа спустя он вернулся, очевидно весьма довольный собою. Проходя мимо Андрея, он с таинственным видом шепнул ему:
- Я поручил передать Маше о вас. Ей будет приятно знать заранее.
Потянулась новая вереница посетителей к политическим - отцы, матери, дети, жены. С цветами и узелками в руках, возбужденные перспективою свидания, они торопливо следовали друг за другом, оживленные каким-то лучом надежды. Назад они возвращались без цветов и с потухшими взглядами. Казалось, бездна, в которую они окунулись на минуту, лишила их и цветов и света. Некоторые из них были так глубоко потрясены, что едва сдерживали свое волнение. Как тени, подвигались они под темным сводом к выходу. Эта картина подействовала подавляющим образом на Андрея. Нервы его, обыкновенно не особенно чувствительные, были сильно потрясены за последние дни. Он читал на лицах этих посетителей историю неповеданных миру страданий и слез, и ему казалось, что за два часа, проведенных им в тюремной приемной, он насмотрелся на такую бездну горя, какой не видал раньше за всю свою жизнь.
Наконец вызвали к Марии Дудоровой.
- Идем! - сказала Варя.
Быстрыми шагами прошли они через какие-то темные коридоры, где сталкивались с шедшими им навстречу тенями, лиц которых они не могли разглядеть. Их ввели в очень высокую светлую комнату, скорее похожую на коридор. Вдоль ее, по обеим сторонам, находилось как бы два громадных шкафа с железными решетками вместо стекол. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что эти решетки - двойные; за первой решеткой была поставлена другая на расстоянии двух или трех аршин от первой. В промежутке между ними ходил стражник. В самой комнате сидели два сонных сторожа; на их обязанности лежало наблюдать за посетителями.
- Где же заключенные? - спросил Андрей.
- Их сейчас приведут. Сперва необходимо заполучить нас, - отвечала Варя.
Старший сторож заявил, что все принесенное для заключенных должно быть передано дежурному.
Андрей взял у Вари вещи и направился к форточке, за которой стоял дежурный - знакомый Андрею надзиратель. Андрей пропустил вперед других посетителей и затем уже впихнул свой довольно большой узел.
- Сестрам Дудоровым! - сказал он громким голосом и сейчас же прибавил шепотом: - Мне необходимо письмо сегодня. Где оно?
Дежурный, казалось, ничего не расслышал. Он медленно разворачивал и рассматривал содержимое узла.
- В задней комнате, под старым ящиком, - отвечал он, не подымая глаз с жареной курицы, которую разрезал на четыре части, чтобы убедиться, не спрятано ли в ней чего-нибудь.
Варя уже разговаривала с Машей Дудоровой, видневшейся из-за второй решетки. Лицо ее изображало светлое пятно под густой железной вуалью.
- Так вот кто мой жених! - засмеялась она, увидев подходившего Андрея. - Я никак не могла догадаться со слов Кати.
- Как же вы поживаете и сестра ваша? - спросил Андрей.
Маша сообщила, что они обе совершенно здоровы и что их скоро отправят в Сибирь. Она даже назвала ему прииск, где их водворят.
У Андрея оказалось там несколько товарищей, и он попросил передать им привет.
Они беседовали вполголоса, чтобы их не было слышно извне. В сущности, им нечего было опасаться, так как их знакомый надзиратель притворялся, будто ничего не слышит.
Девушка обещала исполнить поручение и, в свою очередь, из-за решетки посылала ему горячий привет и выражала надежду, что он еще долго будет на свободе и многое успеет сделать.
- Постараюсь! - с чувством отвечал он.
Отрывки этого разговора долетели до Машиного соседа с левой стороны. Она обменялась с ним двумя-тремя словами шепотом.
- Мой сосед Палицын желает с вами познакомиться, Андрей, - сказала ему Маша.
Стоявший за решеткой известный революционер и бывший мировой судья Палицын был человек лет сорока, невысокого роста, с энергичным лицом, квадратным подбородком и такой же головой. Андрей мог бы легко догадаться об этом раньше по жене и сыну, стоявшим против его клетки.
Он был рад познакомиться с Палицыным и выразил сожаление, что они не могут встретиться по сю сторону решетки.
- Почем знать? Может быть, еще встретимся на свободе, - весело отвечал он, вскидывая головой. - Высоки тюремные стены, а ястреб и того выше парит. Ну, да вот мой сынок скоро заместит меня, - прибавил он, указывая на мальчика, который весь вспыхнул.
Их разговор был неожиданно прерван раздавшимся на всю комнату громким восклицанием: "Андрей, Андрей!"
Задремавшие сторожа встрепенулись. Все повернулись в сторону, откуда шел оклик. Андрей смотрел с удивлением и любопытством, Варя - с нескрываемым ужасом.
Один из заключенных с противоположной стороны энергично манил рукой. Андрей прошел через комнату и приблизился к решетке.
- Митя! Возможно ли? Ты здесь? - Он узнал старого друга и товарища по университету, с которым меньше всего ожидал встречи в таком месте.
Сторож вмешался.
- Пожалуйста на ваше место, - сказал он резко. - Запрещено разговаривать с заключенными без разрешения.
- Очень хорошо, - вежливо отвечал Андрей, не торопясь, однако, уходить.
- Третий год! По подозрению! - выкрикивал между тем молодой человек. Чахотка. Доктор говорит, одна восьмая легких осталась! - продолжал он торжествующим голосом, как будто ему доставляло громадное удовольствие делиться с Андреем такими необыкновенными новостями.
Неудержимый кашель прервал его речь. Подали сигнал о прекращении свидания, и заключенных стали уводить. Посетители тоже начали расходиться. Варя и Андрей замыкали шествие.
Между тем в проезде под воротами происходила какая-то суматоха.
- Что случилось? - спросила встревоженная Варя.
- Привезли нового политического, - сообщила ей Палицына.
В самом деле, два жандарма распоряжались в подворотне: один отворял ворота, другой удерживал теснившуюся публику.
Общество тюремных сторожей было совершенно безопасно для Андрея, потому что никто, кроме знакомого надзирателя, не знал его в лицо. С жандармами же дело обстояло иначе; ему следовало избегать их по многим причинам. Но почему-то ему показалось, что именно теперь, после свидания, он вне всякой опасности. Желание узнать, кого привезли - быть может, знакомого, близкого товарища, - заставило его забыть всякую осторожность.
Он протолкался вперед и, склонившись к решетке, стал дожидаться при входе, в двух шагах от ворот. Он ждал не напрасно. Когда въехала тюремная карета, он увидел через решетчатую дверцу изможденное, страшно бледное лицо Заики. Продержав его три дня в больнице, власти нашли, что он достаточно оправился, и перевели его в тюрьму.
Пораженный таким ужасным открытием, Андрей не заметил, как сам в эту минуту сделался предметом внимательного созерцания со стороны рыжего жандарма, следовавшего за каретой. Он так заинтересовался Андреем, что, протолкавшись вперед, пошел доложить по начальству.
Через минуту он вернулся с другим жандармом, постарше чином. Но Андрея и след простыл. Не дождавшись Вари, он шмыгнул из ворот и быстро зашагал по направлению к квартире надзирателя, где хранилось драгоценное письмо. Ему было слишком тяжело, и он предпочел уйти один.
Часовой, привлеченный въезжавшей каретой, не заметил выходившего Андрея, и на все расспросы с полною уверенностью отвечал, что никто не выходил из ворот за последние пять минут.
Глава VI
ВЕЛИКОЕ РЕШЕНИЕ
Жоржу, мало привыкшему к революционной практике, пришлось провести несколько часов в мучительном ожидании. Страх за Андрея овладел им, и он поминутно обращался к Ватажко с тайной надеждой найти у него успокоение, но юноша своими ответами только хуже усиливал его волнение.
- Нет, мы не должны были отпускать его, - говорил Жорж с чувством позднего раскаяния.
- Авось сойдет, - спокойно заметил Ватажко. - Андрей побывал и не в таких передрягах.
Юноша приобрел уже некоторую опытность и привык довольно хладнокровно относиться к опасности.
- Положим, - возразил Жорж, - а все-таки так легко бывает провалиться на пустяках.
С этим Ватажко охотно согласился и начал приводить в подтверждение самые поразительные примеры из своего собственного, опыта и из жизни товарищей.
Нельзя сказать, чтобы он был подходящим собеседником в эту минуту.
Жорж чувствовал себя обиженным и очень несчастным. Он не мог простить себе, что не настоял на своем, и горько упрекал себя в излишней податливости - он всегда так делал в подобных случаях. Он охотно преувеличивал свое влияние на Андрея и именно теперь был уверен, что если бы проявил немного больше энергии, то мог бы настоять на том, чтобы письмо было предоставлено Давиду, и отговорить Андрея от его отчаянного похождения.
Велика же была его радость, когда Андрей явился минута в минуту к назначенному сроку.
Петербургский поезд уходил в половине десятого. Нужно было торопиться.
- Идем, - сказал Андрей. - Вещи, конечно, уложены?
Но вещи, конечно, не были уложены. Погруженный в думы о том, что могло случиться и чего можно было бы избежать, Жорж забыл обо всем остальном. К счастью, сборы были недолгие. У них было ровно столько вещей, сколько нужно было, чтобы сойти за обыкновенных путешественников, и, наскоро уложившись, они отправились на вокзал.
Из-за Андрея пришлось принять чрезвычайные предосторожности. Ватажко с вещами поехал вперед на извозчике. Он должен был купить билеты, занять места в вагоне и только за несколько минут до отхода поезда встретить Андрея и Жоржа недалеко от станции. Толкаться на людях в ожидании поезда было бы небезопасно.
Оба друга последовали на другом извозчике минут десять спустя и сошли у перекрестка около вокзала. Ватажко подошел к ним раньше, чем они ожидали. Билетов он не стал покупать, так как убедился, что Андрею невозможно даже показаться. Выслеживание уже началось. Рыжий жандарм, очевидно, узнал Андрея, и ему устроили западню на вокзале, наполнив его полицейскими. Два парня в штатском платье - вероятно, шпионы, знавшие Андрея в лицо, - стояли у входа и нагло заглядывали всем в глаза. Они несомненно узнали бы Андрея, и по их знаку его бы тут же арестовали.
Всеобщее внимание приковал человек средних лет, с гладко выбритым лицом, по прозванию "Дядя". В качестве чиновника на государственной службе он имел право доступа на самый черный помост, и он воспользовался этим правом, чтобы приговоренные увидели хоть одно дружеское лицо среди своих врагов. Он видел всю процедуру казни и теперь рассказывал о ней ровным, глухим голосом, просто, без всяких отступлений или комментариев.
Два человека стояли около него. Остальные сидели, кто на стуле, кто на подоконнике или на диване, застывши в различных позах, не шевелясь, не смотря друг на друга. Все слушали. Никто не предлагал вопросов, никто не делал замечаний.
Когда рассказ стал приближаться к роковому концу, Андрей почувствовал, что Жоржа начинает подергивать нервная дрожь. Он крепко сжал его за локоть и потянул книзу, чтоб он не разнервничался и не помешал слушать. Жорж сдержал себя и выслушал до конца ужасные, жестокие подробности. Но тут его нервы не выдержали. С ним сделалась истерика.
- Перестань, баба! - злобно вскричал Андрей, вскочив с своего места и тряся его за плечо. - Кровью, а не слезами отвечают на такие вещи!
Великая и страшная мысль зародилась в эту минуту в его душе. Но он не высказал ее. Ему нужно было много и много раз передумать ее про себя, прежде чем высказать вслух. Есть слова, которые преступно бросать на ветер и позорно брать назад, раз они высказаны.
Жорж успокоился через несколько времени, и они присоединились к кружку толковавших между собою товарищей. Все только и говорили что о необходимости скорой мести. Генерал-губернатор, прокурор, жандармский полковник выставлялись "кандидатами", на головы которых должен был пасть удар.
Один Андрей молчал. "Все это было бы недурно, - думал он, - но стоит ли игра свеч? Какая польза в этих ничтожных нападениях на ничтожных людишек, которые все, от мала до велика, не больше как пешки, без собственной воли и власти? Сколько бы их ни перебили, гнусное здание деспотизма от этого не пошатнется. На каждый удар правительство всегда может ответить десятью, и революция выродится в мелкую борьбу между полицией и конспираторами. Если уж бить, так надо целить выше, - в того, кто является краеугольным камнем, главою всей системы".
Он равнодушно слушал горячие речи товарищей, потерявшие для него всякий интерес, и скоро ушел, взяв Жоржа под руку.
Долго бродили они, так как им о многом хотелось переговорить. Жорж рассказал Андрею причину своего приезда и настаивал, чтобы он в ту же ночь ехал в Петербург. Таким образом он избегнет расставленных сетей. Андрей тотчас же согласился. Ничто более не удерживало его в Дубравнике.
Жорж успел оправиться от нервного потрясения, вызванного рассказом о казни. Из них двоих он был теперь наиболее бодрым.
- Нам нечего падать духом от неудач, - говорил он. - Наша победа зависит от нашей способности переносить одну неудачу за другою.
- Может быть, - задумчиво отвечал Андрей, - но в таком случае мы должны метить так, чтобы самая наша неудача была победою.
- Что ты этим хочешь сказать? - спросил Жорж, уловив что-то особенное в лице Андрея.
- Узнаешь потом, - уклончиво ответил Андрей, не желая пока высказываться.
Глава V
ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО
По возвращении Андрей и Жорж застали Ватажко, дожидавшегося их с большим нетерпением. Давид был тут же - такой истомленный и убитый, каким Андрей еще никогда его не видал.
- Как жаль, что вы раньше не пришли! - обратился к ним Ватажко. Приходил "Дядя" и хотел вас видеть, Андрей.
- Зачем?
- Вам письмо от Зины, и ему нужно было повидать вас.
- Письмо от Зины? - воскликнул Андрей. - Где оно? У вас?
- Нет, он не мог его получить, не повидавши вас. Затем он и приходил. Надзиратель ждал вас в трактире в условленный час. Но вы не пришли.
Правда, Андрей счел за лишнее явиться на свидание теперь...
- В таком случае я сейчас же отправлюсь к нему на дом, - сказал Андрей, желая поправить свою ошибку.
- Слишком поздно, - возразил Ватажко. - Вы едва ли поймаете ваш поезд в Петербург.
- Черт с ним, с поездом! Если сегодня не удастся, я завтра повидаю надзирателя.
Им, однако, удалось уговорить Андрея не ходить к нему на дом, а назначить свидание на завтра, в трактире, что было безопаснее.
На следующее утро Ватажко отправился к надзирателю, чтобы уговориться относительно свидания, но он оказался на дежурстве в тюрьме и мог вернуться домой только поздно ночью. Ватажко явился ни с чем.
- Он, конечно, не взял с собою письма Зины в тюрьму. Не у жены ли оно? - спросил Андрей.
- Я то же думал, - отвечал Ватажко. - Но жена говорит, что ей неизвестно, куда он прячет такие письма.
Все это было до крайности неприятно и означало, что Андрею придется по крайней мере прожить еще лишний день в Дубравнике, чего он никак не мог бы себе позволить из-за шпионов.
- Ну, так я пойду к нему в тюрьму, - заявил Андрей и тем вызвал всеобщее оцепенение.
- В тюрьму! В своем ли вы уме? - вскричал Ватажко.
- Почему же нет? Сегодня дают свидания политическим, и я пойду с Варей, которая видается с Дудоровыми.
- Тебя узнают и тут же арестуют, - сказал Жорж.
- Ну вот еще! Кому придет в голову искать меня в приемной тюремного здания? Это только кажется страшно. Впрочем, - прибавил Андрей спокойным тоном, - я пошел бы, если бы даже была опасность. Я должен прочесть это письмо раньше, чем выеду отсюда.
Послание от погибших друзей имело для него, кроме задушевного смысла, еще другое, более важное значение. Он был убежден, что именно в нем, в этом письме, найдет ответ на обуревавшие его сомнения и тревогу, и решил во что бы то ни стало раздобыть его.
Давид молчал. Он был очень взволнован и колебался - ему не меньше Андрея хотелось знать содержание письма Зины. Но вместе с Жоржем он стал отговаривать Андрея от слишком рискованного шага. Он предложил остаться в Дубравнике еще дня два-три и привезти письмо в Петербург.
Но Андрея трудно было урезонить. За последние дни он жил в атмосфере смерти и всевозможных ужасов, и ощущение опасности в нем окончательно притупилось.
- Нечего толковать! - сказал он с нетерпением. - Я пойду один и вернусь к поезду. Встретимся на вокзале.
Не дождавшись возражений, Андрей вышел и быстрыми шагами направился к Варе.
Свидания с политическими происходили между двумя и четырьмя часами пополудни. В половине второго Андрей, с провизией и книгами в руках, направлялся к мрачному квадратному зданию, с которым у него связывалось так много воспоминаний. Варя Воинова шла рядом с ним. Она хорошо знала процедуру тюремных свиданий и охотно согласилась на просьбу Андрея. Ей даже показалась забавной эта затея. Но при виде тюрьмы с ее массивными железными воротами и вооруженными часовыми ею овладело чувство страха и раскаяния: "Что, если его там арестуют?"
- Послушайте, Кожухов, - сказала она, - отдайте мне провизию и книги и ступайте домой. Меня страх берет, что эта шутка окончится скверно.
Андрей поднял опущенную голову и встрепенулся, как бы со сна.
- Чему быть, того не миновать, - сказал он рассеянно.
На самом деле он совсем не думал о том, что с ним может случиться, и даже хорошенько не расслышал слов Вари. Его давило мучительное сознание, что два дня тому назад четверо погибших друзей выехали из этих самых ворот и последовали на виселицу.
Часовой впустил их и, когда они переступили высокий порог, с шумом задвинул засовы и запер ворота. Андрей очутился в пасти льва. На минуту он почувствовал изумление и беспомощность человека, внезапно брошенного в тюрьму. Он смотрел и прислушивался. Раздавался сдавленный шум голосов в царившем кругом полумраке. Слабый свет проникал из щелей железных ворот, находившихся по обоим концам проезда, в котором они стояли. Тюрьма была четырехугольной формы и заключала внутри небольшой двор. Ведущий ко двору проезд под сводом служил в то же время приемной для приходивших на свидания.
Когда глаза Андрея привыкли к темноте, он различил группу мужчин, женщин и детей, скучившихся около железных решеток по обеим сторонам узкого проезда. Посетители к уголовным составляли большинство. Но в углу, направо от входа, можно было заметить несколько человек, мужчин и женщин, принадлежавших по внешнему обличью к привилегированным классам. Обилие цветов и книг в руках у большинства из них резко отличало их от остальной публики. Они явились на свидание с политическими.
Варя направилась к ним, а Андрей следовал за нею на некотором расстоянии. Обычная обстановка и знакомые лица вернули ей самоуверенность и бодрость. Она забыла и думать об опасности в этом месте, где чувствовала себя совершенно как дома. Она поздоровалась со всеми и обменялась новостями и вопросами. Бледнолицая дама с мальчиком лет десяти задержала ее дольше других. В руках у нее был большой букет цветов.
- Какие чудные цветы! - воскликнула Варя. - Дайте мне немного для моих заключенных. Я сегодня не захватила с собой.
И, овладев букетом, она без церемонии разделила его пополам. Из своей половины она передала часть стоявшему около нее седому господину.
- Вот для вашей дочери, - сказала она. - Цветы больше всего радуют заключенных.
Затем она обратилась к старухе крестьянке в простом деревенском платье, с темным ситцевым платком на голове.
- Много ли еще у вашего сына денег? - спросила она.
- Два рубля, матушка, - отвечала старуха.
- Этого не хватит на месяц, - заметила Варя. - Я принесу еще два в следующее воскресенье.
Она вынула из кармана толстую потертую записную книжку и сделала в ней отметку. В качестве революционной сестры милосердия она заведовала денежным фондом для заключенных и заботилась о том, чтобы все они, богатые и бедные, получали свою долю денег, книг, белья и всего остального.
- Кто эта барыня с ребенком? - спросил Андрей.
- Жена Палицына, мирового судьи, - сказала Варя. - Его отправляют в Сибирь на каторгу. Она следует за ним. Горько ей приходится, потому что она вынуждена оставить мальчика у родственников.
Варя рассказала ему и об остальных посетителях. Старый господин местный купец - пришел попрощаться с младшей дочерью, которую вслед за двумя старшими ссылают в Восточную Сибирь. Старуха крестьянка навещает сына, одного из лучших пропагандистов-самоучек из рабочих. Другие принадлежали к разным классам и состояниям и были связаны лишь общим горем.
Звяканье цепей и засовов у внутренних ворот прервало их разговоры. Ворота открылись настежь, обдавая на минуту светом мрачный проезд. Затем въехал тюремный фургон с партией уголовных, выходивших на свободу.
Внутренние ворота тотчас же заперли; вслед за ними открылись наружные; фургон исчез, и все снова погрузилось в темноту.
Все дожидались молча. По временам у дверей, ведущих к тюремной конторе, появлялся сторож и выкликал имена тех, к кому пришли на свидание.
- Долго еще нам ждать? - спросил Андрей Варю.
- Нет, недолго. У фальшивомонетчиков свидания уже кончились; теперь идут воры и грабители, а за ними по списку наша очередь, - прибавила она с улыбкой.
Наружные ворота хлопнули еще раз, впустив старика в потертой чиновничьей шинели. Он беспокойно оглядывался кругом, щуря свои маленькие глаза и стараясь отдышаться. Очевидно, он торопился, чтобы не опоздать. Когда он снял шляпу, чтобы вытереть платком лоб и лысину, лицо его показалось Андрею как будто знакомым.
- А, вот и Михаил Евграфович! Наконец! - сказала Варя, указывая на тучного полицейского офицера, показавшегося в дверях конторы.
- Посетители к политическим! - выкрикнул он.
Варя быстро поднялась на ступеньки, ведущие к конторе, и тотчас же подошла к полицейскому, которого довольно хорошо знала.
- Михаил Евграфович, - обратилась она к нему, - я привела с собой брата Дудоровых. Он приехал нарочно из Москвы и уезжает завтра. Он не успел получить разрешение, а между тем...
Полицейский бросил испытующий взгляд на предполагаемого брата, который приблизился и вежливо поклонился.
- Запишите имя в конторе, - повернулся он к Варе. - Только это в последний раз. Вы знаете правила.
Старый лысый господин тем временем подошел к разговаривавшим.
Услыхав имя Дудоровых, он вздрогнул и с большим изумлением посмотрел на молодого человека, заявлявшего себя братом осужденных девушек Он произнес многозначительно "гм", но пока молчал.
- Позвольте, сударь, - обратился он наконец к офицеру довольно спокойно, - я тоже прошу свидания с сестрами Дудоровыми. Я Тимофей Дудоров, их дядя.
- Не могу разрешить, - резко ответил офицер. - Уже и без того двое пришли к ним на свидание.
- Но у меня специальное разрешение, и они мои племянницы. Раз вы допускаете посторонних, - сказал он, бросая подозрительный взгляд на Андрея.
- Невозможно. Приходите в другой раз, - продолжал офицер, не слушая его.
Отдав громким голосом какое-то распоряжение одному из служащих, он удалился в контору. Но старик не хотел угомониться. Он был вне себя за выказанное ему непочтение.
- Это неслыханно! Я пожалуюсь тюремному смотрителю! - гремел он, направляясь в контору.
Варя вся похолодела. Она предвидела катастрофу. Бросившись к беспокойному старику, она схватила его за руку.
- Что вы делаете! - шепнула она ему, отводя его в сторону. - Он жених Маши, и они любят друг друга до безумия. Они собираются повенчаться, как только выяснится ее положение. Вы их погубите вашими жалобами. Успокойтесь, ради бога: я все улажу.
- А, понимаю! - сказал он, смягчившись. - Вам бы следовало меня предупредить.
Варя отправилась в контору для объяснений, а старик подошел приветствовать своего будущего родственника.
- Я знаю вашу тайну, молодой человек, и с своей стороны желаю вам всякого благополучия и счастья, - начал он, но вдруг остановился.
Андрей поднял на него недоумевающий взгляд, и тут они узнали друг друга. Дядя Дудоровых оказался тем самым попутчиком, с которым Андрей возвращался из-за границы в Петербург.
- Мы, кажется, где-то встречались с вами, - произнес он упавшим голосом.
И раздражение и снисходительность исчезли в нем сразу. Он вспомнил свои радикальные речи в вагоне, и теперь страх охватил его и парализовал все его способности.
- Может быть, - заметил осторожно Андрей, - но я никак не могу припомнить, при каких обстоятельствах.
Старик сразу почувствовал дружеское расположение к Андрею и счел лишним освежать в его памяти их разговор.
- Я, конечно, не стану препятствовать вашему свиданию с Машей, - сказал он. - Вы передадите ей от меня привет. Нам, старикам, нужно уступать место молодым.
Со свойственной ему болтливостью он разговорился о своих племянницах, расхваливая обеих, особенно Машу, объясняя, как он был поражен известием об их участии в конспирациях.
- Это эпидемия, сударь мой, чистая эпидемия! - повторял он.
Между тем Варя вернулась с приятными вестями. Все удалось к лучшему. Дяде дадут свидание с младшей племянницей, а Варя и Андрей повидают Машу.
Дудоров попал в первую партию посетителей и был вызван через несколько минут. Четверть часа спустя он вернулся, очевидно весьма довольный собою. Проходя мимо Андрея, он с таинственным видом шепнул ему:
- Я поручил передать Маше о вас. Ей будет приятно знать заранее.
Потянулась новая вереница посетителей к политическим - отцы, матери, дети, жены. С цветами и узелками в руках, возбужденные перспективою свидания, они торопливо следовали друг за другом, оживленные каким-то лучом надежды. Назад они возвращались без цветов и с потухшими взглядами. Казалось, бездна, в которую они окунулись на минуту, лишила их и цветов и света. Некоторые из них были так глубоко потрясены, что едва сдерживали свое волнение. Как тени, подвигались они под темным сводом к выходу. Эта картина подействовала подавляющим образом на Андрея. Нервы его, обыкновенно не особенно чувствительные, были сильно потрясены за последние дни. Он читал на лицах этих посетителей историю неповеданных миру страданий и слез, и ему казалось, что за два часа, проведенных им в тюремной приемной, он насмотрелся на такую бездну горя, какой не видал раньше за всю свою жизнь.
Наконец вызвали к Марии Дудоровой.
- Идем! - сказала Варя.
Быстрыми шагами прошли они через какие-то темные коридоры, где сталкивались с шедшими им навстречу тенями, лиц которых они не могли разглядеть. Их ввели в очень высокую светлую комнату, скорее похожую на коридор. Вдоль ее, по обеим сторонам, находилось как бы два громадных шкафа с железными решетками вместо стекол. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что эти решетки - двойные; за первой решеткой была поставлена другая на расстоянии двух или трех аршин от первой. В промежутке между ними ходил стражник. В самой комнате сидели два сонных сторожа; на их обязанности лежало наблюдать за посетителями.
- Где же заключенные? - спросил Андрей.
- Их сейчас приведут. Сперва необходимо заполучить нас, - отвечала Варя.
Старший сторож заявил, что все принесенное для заключенных должно быть передано дежурному.
Андрей взял у Вари вещи и направился к форточке, за которой стоял дежурный - знакомый Андрею надзиратель. Андрей пропустил вперед других посетителей и затем уже впихнул свой довольно большой узел.
- Сестрам Дудоровым! - сказал он громким голосом и сейчас же прибавил шепотом: - Мне необходимо письмо сегодня. Где оно?
Дежурный, казалось, ничего не расслышал. Он медленно разворачивал и рассматривал содержимое узла.
- В задней комнате, под старым ящиком, - отвечал он, не подымая глаз с жареной курицы, которую разрезал на четыре части, чтобы убедиться, не спрятано ли в ней чего-нибудь.
Варя уже разговаривала с Машей Дудоровой, видневшейся из-за второй решетки. Лицо ее изображало светлое пятно под густой железной вуалью.
- Так вот кто мой жених! - засмеялась она, увидев подходившего Андрея. - Я никак не могла догадаться со слов Кати.
- Как же вы поживаете и сестра ваша? - спросил Андрей.
Маша сообщила, что они обе совершенно здоровы и что их скоро отправят в Сибирь. Она даже назвала ему прииск, где их водворят.
У Андрея оказалось там несколько товарищей, и он попросил передать им привет.
Они беседовали вполголоса, чтобы их не было слышно извне. В сущности, им нечего было опасаться, так как их знакомый надзиратель притворялся, будто ничего не слышит.
Девушка обещала исполнить поручение и, в свою очередь, из-за решетки посылала ему горячий привет и выражала надежду, что он еще долго будет на свободе и многое успеет сделать.
- Постараюсь! - с чувством отвечал он.
Отрывки этого разговора долетели до Машиного соседа с левой стороны. Она обменялась с ним двумя-тремя словами шепотом.
- Мой сосед Палицын желает с вами познакомиться, Андрей, - сказала ему Маша.
Стоявший за решеткой известный революционер и бывший мировой судья Палицын был человек лет сорока, невысокого роста, с энергичным лицом, квадратным подбородком и такой же головой. Андрей мог бы легко догадаться об этом раньше по жене и сыну, стоявшим против его клетки.
Он был рад познакомиться с Палицыным и выразил сожаление, что они не могут встретиться по сю сторону решетки.
- Почем знать? Может быть, еще встретимся на свободе, - весело отвечал он, вскидывая головой. - Высоки тюремные стены, а ястреб и того выше парит. Ну, да вот мой сынок скоро заместит меня, - прибавил он, указывая на мальчика, который весь вспыхнул.
Их разговор был неожиданно прерван раздавшимся на всю комнату громким восклицанием: "Андрей, Андрей!"
Задремавшие сторожа встрепенулись. Все повернулись в сторону, откуда шел оклик. Андрей смотрел с удивлением и любопытством, Варя - с нескрываемым ужасом.
Один из заключенных с противоположной стороны энергично манил рукой. Андрей прошел через комнату и приблизился к решетке.
- Митя! Возможно ли? Ты здесь? - Он узнал старого друга и товарища по университету, с которым меньше всего ожидал встречи в таком месте.
Сторож вмешался.
- Пожалуйста на ваше место, - сказал он резко. - Запрещено разговаривать с заключенными без разрешения.
- Очень хорошо, - вежливо отвечал Андрей, не торопясь, однако, уходить.
- Третий год! По подозрению! - выкрикивал между тем молодой человек. Чахотка. Доктор говорит, одна восьмая легких осталась! - продолжал он торжествующим голосом, как будто ему доставляло громадное удовольствие делиться с Андреем такими необыкновенными новостями.
Неудержимый кашель прервал его речь. Подали сигнал о прекращении свидания, и заключенных стали уводить. Посетители тоже начали расходиться. Варя и Андрей замыкали шествие.
Между тем в проезде под воротами происходила какая-то суматоха.
- Что случилось? - спросила встревоженная Варя.
- Привезли нового политического, - сообщила ей Палицына.
В самом деле, два жандарма распоряжались в подворотне: один отворял ворота, другой удерживал теснившуюся публику.
Общество тюремных сторожей было совершенно безопасно для Андрея, потому что никто, кроме знакомого надзирателя, не знал его в лицо. С жандармами же дело обстояло иначе; ему следовало избегать их по многим причинам. Но почему-то ему показалось, что именно теперь, после свидания, он вне всякой опасности. Желание узнать, кого привезли - быть может, знакомого, близкого товарища, - заставило его забыть всякую осторожность.
Он протолкался вперед и, склонившись к решетке, стал дожидаться при входе, в двух шагах от ворот. Он ждал не напрасно. Когда въехала тюремная карета, он увидел через решетчатую дверцу изможденное, страшно бледное лицо Заики. Продержав его три дня в больнице, власти нашли, что он достаточно оправился, и перевели его в тюрьму.
Пораженный таким ужасным открытием, Андрей не заметил, как сам в эту минуту сделался предметом внимательного созерцания со стороны рыжего жандарма, следовавшего за каретой. Он так заинтересовался Андреем, что, протолкавшись вперед, пошел доложить по начальству.
Через минуту он вернулся с другим жандармом, постарше чином. Но Андрея и след простыл. Не дождавшись Вари, он шмыгнул из ворот и быстро зашагал по направлению к квартире надзирателя, где хранилось драгоценное письмо. Ему было слишком тяжело, и он предпочел уйти один.
Часовой, привлеченный въезжавшей каретой, не заметил выходившего Андрея, и на все расспросы с полною уверенностью отвечал, что никто не выходил из ворот за последние пять минут.
Глава VI
ВЕЛИКОЕ РЕШЕНИЕ
Жоржу, мало привыкшему к революционной практике, пришлось провести несколько часов в мучительном ожидании. Страх за Андрея овладел им, и он поминутно обращался к Ватажко с тайной надеждой найти у него успокоение, но юноша своими ответами только хуже усиливал его волнение.
- Нет, мы не должны были отпускать его, - говорил Жорж с чувством позднего раскаяния.
- Авось сойдет, - спокойно заметил Ватажко. - Андрей побывал и не в таких передрягах.
Юноша приобрел уже некоторую опытность и привык довольно хладнокровно относиться к опасности.
- Положим, - возразил Жорж, - а все-таки так легко бывает провалиться на пустяках.
С этим Ватажко охотно согласился и начал приводить в подтверждение самые поразительные примеры из своего собственного, опыта и из жизни товарищей.
Нельзя сказать, чтобы он был подходящим собеседником в эту минуту.
Жорж чувствовал себя обиженным и очень несчастным. Он не мог простить себе, что не настоял на своем, и горько упрекал себя в излишней податливости - он всегда так делал в подобных случаях. Он охотно преувеличивал свое влияние на Андрея и именно теперь был уверен, что если бы проявил немного больше энергии, то мог бы настоять на том, чтобы письмо было предоставлено Давиду, и отговорить Андрея от его отчаянного похождения.
Велика же была его радость, когда Андрей явился минута в минуту к назначенному сроку.
Петербургский поезд уходил в половине десятого. Нужно было торопиться.
- Идем, - сказал Андрей. - Вещи, конечно, уложены?
Но вещи, конечно, не были уложены. Погруженный в думы о том, что могло случиться и чего можно было бы избежать, Жорж забыл обо всем остальном. К счастью, сборы были недолгие. У них было ровно столько вещей, сколько нужно было, чтобы сойти за обыкновенных путешественников, и, наскоро уложившись, они отправились на вокзал.
Из-за Андрея пришлось принять чрезвычайные предосторожности. Ватажко с вещами поехал вперед на извозчике. Он должен был купить билеты, занять места в вагоне и только за несколько минут до отхода поезда встретить Андрея и Жоржа недалеко от станции. Толкаться на людях в ожидании поезда было бы небезопасно.
Оба друга последовали на другом извозчике минут десять спустя и сошли у перекрестка около вокзала. Ватажко подошел к ним раньше, чем они ожидали. Билетов он не стал покупать, так как убедился, что Андрею невозможно даже показаться. Выслеживание уже началось. Рыжий жандарм, очевидно, узнал Андрея, и ему устроили западню на вокзале, наполнив его полицейскими. Два парня в штатском платье - вероятно, шпионы, знавшие Андрея в лицо, - стояли у входа и нагло заглядывали всем в глаза. Они несомненно узнали бы Андрея, и по их знаку его бы тут же арестовали.