– Такова кибервойна, Тони.
– Слушай, Ван, я не хочу играть в твои дурацкие игры.
– Теперь не хочешь, Тони. Потому что в эту игру я играю лучше тебя.
Тони нагнулся, чтобы заглянуть в ствол бластера.
– Ты правда запихал настоящий патрон в эту игрушку?
– Кибервойна тоже настоящая.
Бластер взорвался. Кэрью вышвырнуло из кресла. Охотничий патрон на 250 гран пороха был рассчитан на то, чтобы уложить матерого лося с четырехсот ярдов. В теле Кэрью зияла дыра.
Руку обожгло болью. Ван опустил глаза. В плече его застрял почерневший осколок металла. Черную рубашку усеяли мелкие дырочки. Следы мельчайшей титановой шрапнели. Из самых глубоких ранок начинала сочиться кровь.
Из чернеющего проема выступил Хикок. Он подошел к Вану и, не говоря ни слова, выдернул из его плеча титановый осколок. Ван скрипнул вставными зубами и промолчал.
– Я наложу бинт, – заметил Хикок, открывая рюкзак. – Просто не верится, что ты пристрелил ублюдка. Эти кибервояки внизу ведут себя как паиньки. Даже мухи не обидели.
– Майк, послушай меня. В информационной войне пальба ничего не решает. Главное – это пиар. Мы исчезнем этого парня и все его следы. Сломаем его пушку. Всё, что здесь случилось, на самом деле никогда не случалось. Публика ничего не узнает.
– Понял, сэр, – отозвался Хикок.
– Инженеры-иностранцы в серверной? Пять минут назад это были специалисты на рабочих визах. Отныне это подпольная ячейка кибертеррористов. Если придется их пристрелить – хорошо. Если разбегутся и попрячутся – скатертью дорога. Если попадутся Эшкрофту – помоги им боже! Пора вызывать подмогу.
– Ур-ра, сэр. – Хикок с товарищеской чуткостью бинтовал кровоточащую рану на плече программиста. – А кому именно полагается звонить в подобных ситуациях?
– Должно быть, группе быстрого реагирования министерства внутренней безопасности. О, погоди, она ещё не создана. Тогда кто у нас поближе? База ВВС в Колорадо-Спрингс? Звони чёртовым летчикам, Майк. Гони сюда «чёрные вертолеты».
Ван поморщился, когда Хикок затянул бинт.
– Демерол? – со знанием дела предложил спецназовец.
– Ага, – просипел Ван. – Демерол. Отличная штука.
Хикок глянул на расплывающуюся под трупом Тони Кэрью лужу крови.
– Босс, у нас тут на руках очень дохлый миллионер.
– Я об этом уже подумал. Надо уничтожить все следы случившегося. У меня есть план.
– Я знал, что у вас найдется план, доктор Вандевеер. Ничего, если я кое в чём признаюсь? Я много раз видел, как гибнут люди. Очень много. Ещё в девяносто восьмом бросил считать. «Телевизионная война» – да, бомбардировки – да, попутные жертвы – да. Но за всё это время я никогда не убивал человека собственными руками. Ни единожды. – Хикок глянул Вану в глаза. – Вы жесткий сукин сын, босс. Настоящий профи.
– Злодея отправляем в орудие массового уничтожения, – скомандовал Ван.
– О нет, Ван. Господи!
– Да. Тело сбросим в телескоп. Взламываем операционную систему. Ставим мощность лазеров на сто десять процентов. Ворота в небо закрываем. Дверь запираем снаружи. Террорист исчезает. Напрочь. От него не останется ни слуха, ни пепла. Он испарится. Это герметичная башня из горючей соломы. Когда подскочат давление и температура, эта штуковина разлетится на мелкие кусочки.
Хикок почесал голову под каской.
– Как, говоришь, нам надо это сделать?
– Не нам, Майк. Мне. Ты держись поблизости и записывай всё на видео.
Ван гнал электрокар одной рукой, в темноте, вниз по горному склону. На шее у него висели заряженное на лося охотничье ружье, повязка для раненой руки и открытый лэптоп. Хикок помог ему наценить кислородную маску и смастерил импровизированную сбрую для газового баллона.
От нескольких глотков чистого кислорода у Вана в прямом смысле открылось второе дыхание. Через страх, омерзение, бешенство и усталость он пришел к состоянию триумфального блаженства. Было два часа ночи. Он убил человека. Он был ранен в бою. Он не испытывал ни на гран сомнения или раскаяния. Никогда прежде он не мыслил так ясно.
Он был в восторге.
Истина заключалась в том, что он любил войну. Никогда прежде он не был в бою, но теперь осознал, что поле боя – его дом. Он любил сражение больше, чем женщин, еду или сон. Если кибервойна окажется для него запретна, ему останется только скрипеть зубами. В часы мира он будет тосковать по любимой своей, прошедшей войне. Будет тосковать.
В оперативном центре его ждал Уимберли. Он стоял над потерявшим сознание сисадмином и щелкал мышкой.
Ван отложил винтовку.
– А что случилось с наводчиком лазерной пушки?
– Я ему обрызгал клавиатуру паралитиком. Вес пальцы залил. Доктор Вандевеер, эти баллончики просто волшебные!
– Жаль. Я его допросить собирался.
– Нет необходимости, сэр, – отчитался Уимберли. – Я подсадил ему «Темпесты». Мы записали каждое нажатие клавиши. Все скриншоты. Я как раз копался в системных настройках, чтобы увеличить мощность лазера сверх проектной.
– Мощности генераторов хватит, чтобы перевалить за красную черту?
– Думаю, да, сэр, – ответил Уимберли. Парень за распределительным щитом очень удивился, когда я ворвался туда и его оглушил.
– А каким способом? – поинтересовался Ван.
– Ножкой от стула, сэр, – признался Уимберли. Он опустил взгляд на перебинтованную руку командира и тактично промолчал.
Из-за шеренги высоких голубых шкафов показался ещё один сисадмин. В руках он сжимал охотничье ружьё.
Ван сделал было движение свободной рукой к винтовке, но Уимберли только повернул к вошедшему голову в черной каске.
– Спецназ киберпространства! – гаркнул он, не отрываясь от клавиатуры. – Стоять!
Инженер с грохотом уронил ружьё. До Вана донесся стук распахнутой двери и панический топот башмаков по ступеням.
Уимберли принес Вану брошенную винтовку.
– Патрон не дослан. – Он уверенно осмотрел оружие. – С предохранителя не снято. И прицел сбит, когда этот олух ее уронил. – Он вернулся к монитору. – Насчет стволов не брать – это вы верно придумали, сэр. Оружие – это не наш метод.
– И под какой системой работает ужасный луч смерти? – поинтересовался Ван.
– OpenBSD. И Х-Windows.
– Обалдеть. – Ван глотнул ещё кислороду.
– С пультом я справлюсь. Я взял под контроль все вражеские программы. И знаете что, сэр? Я готов взорвать лазерную пушку. Я собираюсь спасти американский спутник. Я. Уильям С. Уимберли. Мне всего двадцать один год, и это самое важное, что я сделаю в своей жизни! – Уимберли глянул на Вана, прищурившись. – Вы не обязаны были давать мне второй шанс, сэр. Я вам лицо разбил.
Ван пожал плечами.
– Я полный неудачник. Всегда был лузером. Когда вы позвонили, чтобы пригласить меня в команду, я пьяными слезами разбавлял пиво. Я тогда подумал просто: может, хоть денег заработаю. Я не дурак, доктор Вандевеер, но я никогда не понимал, кто я такой и какого чёрта творю. А сейчас я наконец делаю что-то очень-очень важное.
Ван кивнул. Раньше ему доводилось слышать о подобных случаях, но видеть – никогда. Он наблюдал, как военная служба исправляет трудного подростка.
– Прошлое ушло и сейчас сгорит, – ответил Ван, махнув Уимберли здоровой рукой. – Ты продолжай.
На экран своего лэптопа Ван вывел сигнал с видеокамеры Хикока.
Стены обсерватории распирало изнутри, корежило, от них тянулся дымок. Странно, подумал Ван, было видеть на экране, как проходит уничтожение оружия. Он только что физически находился в этой башне. Он приказал нажать на все кнопки, чтобы снести её, но результат мог проявиться в любой точке планеты: в Северной Корее, в Иране, в Ираке.
Столбы алого света. Сквозь погнувшиеся двери в небо били струи раскаленного газа и, соприкасаясь с воздухом, вспыхивали блеклым мертвенным пламенем.
Сверкнула ослепительная вспышка, когда разогретые лазерами испарения в башне вспыхнули разом. Взрыв был изящен и неожидан. Брикеты прессованной соломы разлетелись в стороны, точно юный великан дохнул на одуванчик. Крышу обсерватории снесло. Полусферу купола швырнуло на склон, точно брошенную монетку, и она кувырком полетела вниз.
Над почерневшими развалинами кружились клочья горящей соломы. Языки пламени липли к оплавленным пультам. Дива агонизировала – обгоревшая, почернелая, павшая на колени. Кости её плавились. Зеркало Венеры растоптал сапог Марса.
Когда пришел рассвет, чёрные вертолеты уже сделали свое дело. Туземное население столпилось вокруг развалин телескопа. Их сокровище было погублено, работа – потеряна. Некоторые поливали ошметки горящей соломы из огнетушителей, но большинство просто толпились кучками и заламывали руки. Потерять инструмент такого класса было ужасно. Это была культурная катастрофа. Гонсалес предложил Вану бинокль. Тот отказался. Ему не хотелось глядеть на людей, чьи мечты и надежды на глазах становились дымом. Среди них почти непременно оказалась бы Дотти.
– Держи паек, Ван, – предложил Хикок. – Если потерял много крови, обязательно надо поесть. В бою об этом первым делом узнаешь.
– Армейская жвачка? – Уимберли подозрительно принюхался.
– Нет, приятель. Это последняя новинка. Гражданский паек быстрого приготовления. Сделано в Бразилии! Такая штука из свинины с ананасами и чёрные бобы, острые, как чёрт… и они сами разогреваются.
Ван пристроил пакет на коленях. Вилку он держал левой рукой. Оказалось очень вкусно. Умеют же в Бразилии готовить. Почему Бразилия никогда ни с кем не воюет? удивился он про себя. Огромная страна посреди огромной Южной Америки. Как так выходит, что у Бразилии нет врагов? Нелепость.
Бразильцы почти ничего не изобрели. Это всё объясняет.
Ван вдохнул ещё кислороду. Баллон почти опустел.
– А вот и вражеский самолёт, – заметил Гонсалес.
– Ладно же, – промолвил Хикок, поднимаясь на ноги. – А вот теперь будет самое интересное.
За штурвалом свежекупленного самолёта сидел индийский киноактер. Он только что оторвался от взлетной полосы частного аэродрома Дефанти. Вану казалось странноватым, что индийские и китайские шпионы полетят через Тихий океан вместе, одним рейсом, все из себя профессионально вежливые. Но и те и другие принадлежали к практичным народам, подумал про себя программист, да и вообще это была не их затея.
На миг Вану показалось, что «боинг» находится вне досягаемости управляющего сигнала. Но когда дело доходило до дистанционного управления воздушными целями в горной местности, Майкл Хикок знал свое дело.
Самолёт завалился на левое крыло и промчался над киберспецназовцами так низко, что вздрогнула гора. Птицы с шумом сорвались с ветвей.
Уимберли, чтобы поесть, снял каску. Теперь ему пришлось заткнуть уши.
Хикок приласкал джойстик. Пленный самолёт чихнул черным дымом и круто набрал высоту.
– Вы только гляньте! – ликовал спецназовец. – Она наша! Ребята, это здорово!
– Да уж, – отозвался Уимберли тихо и пришибленно. – Вы только включили эту коробочку и поймали самолёт на лету.
Ван с Хикоком опасливо переглянулись. Ни Уимберли, ни Гонсалес не попали на саммит в Виргинии. А общественности никто не сообщал о проекте кибервояк перехватывать управление гражданскими самолётами.
– Именно так, – с ухмылкой согласился Хикок. – А теперь смотри она у меня закладывает пологий вираж над эпицентром взрыва. Салон набит индийскими и китайскими шпионами. Можешь себе представить наглость этих комиков? Им же полагается друг друга ненавидеть! Все знают, что они друг друга ненавидят! А они проникли в нашу же страну и заклевали мой любимый спутник! Ну, я их сейчас за глотку возьму!
Уимберли уставился на Вана:
– Вы правда можете перехватывать управление самолётами в воздухе?
Ван кивнул.
– Да кто вы такой, чёрт? – взмолился Уимберли. Его трясло. – Откуда вы взялись? На каком я свете?
– Покуда он на нашей стороне какая тебе разница? – заметил Хикок. Пришла пора навести порядок с нашими зелеными человечками. Эй, Фред? Ты видел этого парня из индийского спецназа – ну, того качка-актера?
– Видел, – проворчал Гонсалес. – Вот же любят индусы красавчиков. Ненавижу смазливых шпионов.
– Вот этот актер у них пилотом. Вот, смотри. – Хикок шлепнул по джойстику. Самолёт опасно накренился. – Настоящий лихач, а? Любит но краю ходить!
– Нечего миндальничать, – ответил Гонсалес. – Спецназ – это невидимые профи. Загнать на самую середину Тихого океана. Кончится топливо, и они отправятся прямиком на дно. Быстро и тихо.
– До середины Тихого океана радиосигнал не достанет, – возразил Хикок. – И это слишком долго. Я планировал крутое пике прямо на вершину во-он той горы.
– Мы их отпустим, – проговорил Ван.
– Что? – возмутился Хикок. – Тогда зачем мы их только что ловили?
– Мы их отпустим, потому что только аль-каедовские лузеры-дикари пускают самолёты на таран. Поймали мы их для того, чтобы показать – нам это под силу. Мы уничтожили лазерную пушку. Они это видят. Они у нас в кармане. Они это знают. Они понятия не имеют, кто мы такие. Знают только, что мы американцы и что они у нас в кармане. Если мы сейчас их убьём, это будет сигналом. И сигнал этот будет означать, что их сопротивление опасно, поэтому мы хотим их уничтожить. Если мы отправим их отчитываться начальству, они сами станут нашим сигналом.
– Что это за сигнал такой, к чертям? – поинтересовался Хикок. – А поубивать их всех мы не можем? Было бы неплохо.
– Сигнал вот какой: наше технологическое превосходство не допускает традиционного военного противостояния. Международное соперничество в обычных вооружениях устарело. Мы действуем на новой геополитической арене. Пришло время и борьбу нашу вести новыми, лучшими способами.
– Что это за вздорная доктрина? – поинтересовался Хикок.
– Это кибервойна! – заявил Уимберли.
– Информационная война, – поправил Гонсалес. – Типа политтехнологий или что-то вроде того. Я прав?
– По другую сторону фронта тоже люди живут, – сказал Ван. – Мы должны убедить их в самом главном. Они должны поверить, что сейчас доступно только два сорта войн: или кибервойна, или кровавый террор самоубийц. Сейчас мы объясняем им разницу. Пусть улетают домой, Майк.
– Ладно, – сдался Хикок. – Я верю, что ты это знаешь. Но я хочу знать – откуда ты это всё знаешь?
– А я летал однажды на этом самолёте, – ответил Ван. – Вот оттуда.
Пентагон-сити, сентябрь 2002 года
Ван проснулся. Это был его день рождения. Он уставился в потемневший от сигаретного дыма потолок. Похоже было, что ему предстоит худший в жизни день рождения.
Правительство наконец возместило ему деньги, потраченные на строительство «Гренделя». На них они с Дотти и жили в последнее время. За это маленькое чудо Ван был благодарен судьбе, потому что БКПКИ больше не существовало. Выполнив свою работу быстро, тихо и в срок, бюро выпало даже из памяти чиновников. Очередной авторитетный орган, вооруживший власти своей мудростью. Труды Вана словно пропали втуне.
Ван не ожидал от столичного истеблишмента столь странной реакции. Он провел незаконную спецоперацию, застрелил человека, взорвал научный прибор стоимостью в сотни миллионов долларов, захватил в плен высокопоставленных агентов вражеских разведок и отпустил их. Ван воображал, что его или арестуют и отдадут под суд, или тишком вручат ему медаль. Ему в голову не могло прийти, что он до такой степени ошеломит вашингтонских чиновников, что те вообще никак не отреагируют.
Разрушенная обсерватория пострадала, по официальной версии, от случайного пожара. Тони Кэрью считался пропавшим без вести. Лучше того – пропавшим без вести в Индии. Новостями об этом переполнены были болливудские журналы. Если верить жёлтой прессе, Тони исчез во время охоты в Гималаях. Судьба разорившегося во времена «пузыря» предпринимателя никого не интересовала. Он был игрушкой звезды, и когда та его бросила, не осталось ничего, кроме космической пустоты.
Дерек Вандевеер тоже остался неличностью. Джебу предложили новую работу – руководителя службы безопасности eBay. Фанни получила неплохое место в федеральной администрации. Майкл Хикок принципиально ни перед кем в своих делах не отчитывался.
Ван остался один. Телефон его не разрывался от звонков работодателей. По электронной почте не приходило ни просьб, ни льстивых приглашений. Ван, собственно, и не искал работы в области информационной безопасности. Он вообще ничего конкретного не искал. Он вел изыскания.
Он завел маленький блог. Никто ещё не понимал толком, что такое блоги. А Ван уже себе завел такой. Незаметный, постоянно пополняющийся блог. С его помощью Ван впитывал и распространял идеи. Он писал о настоящих проблемах. А настоящие проблемы это те, для которых политикам недостает шаблонных решений. Блоги Вана очень заинтересовали. Денег этот сервис покуда не приносил, а политтехнологи только начинали интересоваться им. Блоги конкурировали за внимание читателей. Это в них было самое интересное. Битва за интерес. Война идей.
В своей внутренней ссылке Ван много читал. Областью изучения его было военное дело. Он читал Клаузевица. Клаузевиц был болван. Он читал Лиддел-Гарта. Лиддел-Гарт был слишком занят своей особой. Он читал Миямото Мусаси. Мусаси оказался дзенским мистиком на манер нью-эйджевских. Он читал Сунь-Цзы. Вот у Сунь-Цзы можно было много интересного найти.
Официальный Вашингтон Вана избегал. Это Ван мог понять. В бюрократических кругах ему рады будут не больше, чем взломщикам «Уотергейта» и заговорщикам в деле «Иран-контрас». Пока шум не стих, вашингтонцы таких людей сторонились. Потом колесо проворачивалось дальше. Злоумышленники становились героями ток-шоу.
На карманные расходы Ван зарабатывал, обкатывая базовую версию «Линукс-Бастилия». И начал попивать. Трудно солдату сохранять трезвость, когда его держат в тылу. Ван открыл в себе пристрастие к светлому «Фостерсу» в больших банках. Когда-то он был блистателен, остроумен, находчив. Теперь стал мрачен, озлоблен, изобретателен.
С разрушением телескопа карьера Дотти резко застопорилась. Она покинула Колорадо и вместе с Тедом вернулась к Вану. С деньгами у обоих было плохо. Пришлось снимать половину крошечного домика без мебели в Пентагон-сити. У обоих не было постоянной работы, не было никаких перспектив, зато имелись огромные долги и масса унизительных проблем личного плана. Кабинетов у них тоже не было – работать приходилось друг у друга под ногами, в мрачном закутке, именовавшемся гостиной. Там же стоял и манежик Теда.
Если в программировании наступили тяжелые времена, то в астрономии – кошмарные. Сотрудникам Дотти урезали бюджеты с мясом и кровью. В запятнанном её резюме значилась работа в отделе по связям с общественностью в обсерватории, ухитрившейся спалить собственный телескоп. Не но своей вине и против своей воли доктор Дотти Вандевеер оказалась на пути скорбей.
В последние недели она выглядела особенно бледной и усталой. На лице прорезались морщинки, в русых локонах путались седые волоски.
Ван поднялся с постели. Принял душ, стараясь не замечать отпотевшей штукатурки. Натянул футболку и трусы, забрёл в темную от сажи кухню.
Четыре новых стула в кухне были перевязаны красными ленточками.
– С днем рождения, милый! – сказала Дотти.
– Bay! – выпалил Ван. – Магниевые кресла!
– Тебе нравится?
– Они же самые лучшие!
– Я купила для тебя подержанные! – похвасталась Дотти. – Но едва-едва! И так дешево вышло!
Ван опустился в кресло. Сиденье обожгло холодным металлом через трусы, но магниевые кресла всегда были намного удобнее, чем казалось на вид.
– Целых четыре штуки, ого! – проговорил он вслух и отхлебнул растворимого кофе. – Здорово! Ты у меня такая славная!
Он захрустел подгорелым тостом. Дотти пристроилась на соседнем кресле.
– Дерек… – смущенно пробормотала она.
Ван поглядел на жену и мгновенно, нутряным чутьем, осознал, что Дотти вот-вот скажет ему что-то ужасное. Таким же нежнейшим, самым ласковым тоном она всегда активно подталкивала мужа к чему-нибудь ощерённому ржавыми клыками, точно медвежий капкан. Лицо у нее было зеленовато-измученное: она совсем перестала завтракать, разве что выпьет глоток кофе и втиснет в себя кусочек волглого пончика.
Он брал в жены гордую, застенчивую, одинокую, уязвимую, необычайно одарённую девушку. А теперь на его попечении и по его вине она превратилась в… в кого? В жену солдата, подумал Ван. В женщину, которая обходится «без». Он был одним солдатом невидимого фронта. Одним из суровых, твердых, измученных парней с горькими морщинами вокруг губ. Что ещё посулит им будущее?
– Дерек, случилось кое-что очень важное… Ван повис на краю сиденья.
– Что?
– Я теперь всё время буду рядом с тобой. Тебе постоянно придется меня рядом видеть. – Дотти потерла лоб. – Это мой подарок ко дню рождения, но тебе правда придется терпеть меня постоянно…
О чём, во имя всего святого, она бормочет? Почему не перейдет к делу?
– Дерек, я беременна.
Ван переваривал ее слова. Первым, что пришло ему в голову, было: «А где Тед?» Теду надо было узнать об этом. Для малыша это будет чудовищно важно.
– Я знаю, сейчас не время заводить ребенка… Но, знаешь, единственное место, где мне предложили работу, – Дания… Господи, Дерек, я неосторожная дура… просто не верится, что это случилось. Это всё испортит. После всего, что было, нам и так плохо, а теперь ещё я беременна.
Дотти расплакалась.
Ван ощутил, как на сердце у него творится нечто неописуемое. Лопалась мертвая черная корка. Он даже названия не мог подобрать для этого чувства, покуда оно не начало покидать его, увлекаемое колоссальным давлением изнутри. Но теперь он знал, что это было за чувство. Скорбь, Это была скорбь.
А теперь черная тоска отступала. Уносилась прочь, вон из сердца, на скорости в половину световой. Внутри него некая крошечная, плотно осажденная тьмою искра теперь раздувалась подобно растущему красному гиганту.
Его сердце было огромно. Оно полыхало и сияло. Он обрел тяготение.
– Милая, это замечательная новость. Ты нас просто спасаешь.
Дотти подняла голову. Раздрай у нее на душе был очевиден.
– Меня так мутит с этой утренней болезнью. Делаюсь совсем беспомощная…
– Это лучший подарок на день рождения, какой у меня только был.
Она недоверчиво сморгнула.
– Ты так думаешь?
– Я не думаю. Я знаю. Когда в семье четыре человека – это уже маленькая команда. Возьмем себя в руки и отныне перестаем жаловаться. Избавимся от лени. Со всем, что нужно, – справимся.
– Дерек, нашим карьерам конец.
– Ничего подобного. Твоя только начинается. Ты согласишься на место в Дании, которое тебе предложили. Я пригляжу за малышами.
Дотти выпучила глаза:
– Мы переезжаем в Данию?
– Да. Продаем всё и перебираемся в Европу. Сейчас же.
Щеки Дотти заалели нервозным румянцем.
– Что, даже кресла? Я только что купила мебель.
– Милая, Европа славится мебелью. Это, между прочим, европейские кресла.
– Дерек, а как же твоя карьера?
– Я знаю, что делаю. Милая, разумным людям бессмысленно не заводить детей. С какой стати я буду голосовать против своего будущего? Нам нужна всего лишь верная стратегия. И я ее выбрал. Ты будешь ходить на работу. Я посижу дома с детьми.
– Правда?
– Да.
– И ты пойдёшь на такую жертву?
– Какую жертву? Я хочу иметь двоих детей. Мне это будет полезно. Расширит горизонты. Я что, гвоздями к Вашингтону прибит? На клавишу «ВВОД» я могу нажимать где угодно.
День рождения был у Вана, а в утешении нуждалась Дотти. Он осыпал ее ласками. Это помогло. Когда они валялись в кровати вместе, Дотти ещё плакала, но от счастья. Ван молча смотрел в потолок.
Это был верный шаг – убраться из Вашингтона. Непрямой подход, совсем по Лиддел-Гарту, совсем по Сунь-Цзы. Когда власть избегает тебя, шаг в сторону подманивает ее обратно.
Дотти не стоило об этом знать, но в нынешней администрации было слишком много таких, как он, неприкаянных. Теперь, когда Ван на поразительных контрпримерах узнал кое-что о здравом и компетентном управлении, он ясно понимал, что «война с террором» была лишь новым воплощением е-бума. Столь же бурным, столь же неистовым и столь же недолговечным. Только пребывающее в отчаянии и подвинутое умом правительство могло пригласить доктора Дерека Вандевеера в солдаты.
И всё же именно солдатом он и стал. Что ещё удивительней – он начал понимать войну. Шрамы его доказывали это. Он стал одним из тех, кому под силу менять судьбу мира систематическим применением насилия.
Он стал профессионалом. Но его профессия всегда будет колебаться на грани бытия. Ремесло киберсолдата заключается по большей части в ожидании. Непрямой подход, как любил выражаться Лиддел-Гарт. Утечка информации. Путч под ковром. Терпеливое преследование. Сравнение баз данных. Кибернетическое сатори. Мгновенный сокрушительный удар. И незримый отход. И вновь ожидание.
«Война с терроризмом» была всего лишь фазой перевозбуждения и, как мыльный пузырь е-бума, вскоре должна была лопнуть, раздутая собственной рекламой. И когда это случится, полезнее будет стоять в стороне от рычагов власти. Быть, допустим, неприметным домохозяином в далекой Европе. Растить двоих ребятишек.
Два дня спустя, покуда Ван наблюдал, как идет аукцион с его пожитками на eBay, зазвонил телефон.
– Вандевеер слушает.
Голос в трубке звучал отстраненно и гулко.
– Ван? Тебе привет из прошлого. Это Джимми Мэтсон! Помнишь меня? Мы раньше работали вместе:
Ван задумался. Голос показался ему знакомым, прежде чем память дала подсказку. Конечно. Джимми Мэтсон из «Мондиаля». Его заместитель в лаборатории. Почему Джимми из «Мондиаля» не сказал попросту: «Это я, Джимми из "Мондиаля"»? Конечно, понял Ван. У Джимми были причины умалчивать об этом. Никто из работников компании больше не упоминал ее имени.
– Конечно помню, Джимми. Как дела?
– Я только что в твоем блоге читал, что ты собираешься перебраться в Данию! Ну так я уже здесь, в Швейцарии!
– Как так?
– У меня здесь работа, что-то вроде комитета по связям… ВОИС, и Всемирный союз связи… плюс несколько человек из ВТО… ну, в двух словах этого не объяснишь, Ван, но со стратегией тут полная труба.
– А ты попробуй.
Джимми вздохнул в трубку.
– Ван, я так жалею, что меня не приняли на то замечательное место, которое ты мне прочил в БКПКИ. Но федералы меня не взяли – должно быть, неблагонадежен… В общем, на глобальном уровне тут просто катастрофа… Ты не поверишь, что творится в Женеве за кулисами… Французы и немцы просто злобой исходят на американскую гегемонию, обложили нас по всем дипломатическим каналам… Все делегаты друг друга ненавидят, Ван. Ненавидят друг друга, говорят на разных языках, и все они продажны. Плюс к тому ни один из них понятия не имеет, в чём технически заключается задача комиссии. Это самое скверное. Занять пост технического директора у них некому.
– Понятно.
– Я почему-то сразу о тебе подумал. Я хочу сказать, это место в межправительственном органе – оно, конечно, не для специалиста твоего калибра, но страховка по здоровью есть и служебная квартира неплоха… Здание центрального комитета выходит прямо на озеро. Очень красиво. Этого у них не отнимешь.
– Ищут, с кем пободаться, – заключил Ван.
– В общем, да. Официально на эту должность требуется администратор с техническим образованием, опытом работы в частных международных телекоммуникационных предприятиях, который занимал высокие посты в правительстве ведущей державы. Загвоздка только одна. Нет кандидатов. А если бы и были… В общем, ни один человек на свете, который удовлетворяет всем требованиям, не станет связываться с комитетом. Тут уже позиционная война идет.
– Я удовлетворяю. И я привычный.
– Должен тебя предупредить, Дерек, предприятие это совершенно безнадёжное!
– Надежда – это не чувство, Джимми. Надежда – это не вера в благой исход дела, а убеждённость в том, что наши дела имеют цель и смысл, каким бы ни был исход.
Джимми долго молчал, а потом изменившимся голосом поинтересовался:
– Ван, и давно ты читаешь Вацлава Гавела?
– О, – отозвался Ван, – президент Гавел уже давно стал моим любимым автором.
– Ты можешь вылететь сюда как можно быстрее? Я хочу сказать, прямо сейчас.
– Мне придется постоянно мотаться в Данию.
– В Европе превосходные железные дороги, – заметил Джимми.
– Ладно. Ты обо всём договорись. Со мной будет маленький ребенок, так что закажи для меня два билета.
– Хорошо. Ближайший рейс – подойдёт?
– Слушай, Ван, я не хочу играть в твои дурацкие игры.
– Теперь не хочешь, Тони. Потому что в эту игру я играю лучше тебя.
Тони нагнулся, чтобы заглянуть в ствол бластера.
– Ты правда запихал настоящий патрон в эту игрушку?
– Кибервойна тоже настоящая.
Бластер взорвался. Кэрью вышвырнуло из кресла. Охотничий патрон на 250 гран пороха был рассчитан на то, чтобы уложить матерого лося с четырехсот ярдов. В теле Кэрью зияла дыра.
Руку обожгло болью. Ван опустил глаза. В плече его застрял почерневший осколок металла. Черную рубашку усеяли мелкие дырочки. Следы мельчайшей титановой шрапнели. Из самых глубоких ранок начинала сочиться кровь.
Из чернеющего проема выступил Хикок. Он подошел к Вану и, не говоря ни слова, выдернул из его плеча титановый осколок. Ван скрипнул вставными зубами и промолчал.
– Я наложу бинт, – заметил Хикок, открывая рюкзак. – Просто не верится, что ты пристрелил ублюдка. Эти кибервояки внизу ведут себя как паиньки. Даже мухи не обидели.
– Майк, послушай меня. В информационной войне пальба ничего не решает. Главное – это пиар. Мы исчезнем этого парня и все его следы. Сломаем его пушку. Всё, что здесь случилось, на самом деле никогда не случалось. Публика ничего не узнает.
– Понял, сэр, – отозвался Хикок.
– Инженеры-иностранцы в серверной? Пять минут назад это были специалисты на рабочих визах. Отныне это подпольная ячейка кибертеррористов. Если придется их пристрелить – хорошо. Если разбегутся и попрячутся – скатертью дорога. Если попадутся Эшкрофту – помоги им боже! Пора вызывать подмогу.
– Ур-ра, сэр. – Хикок с товарищеской чуткостью бинтовал кровоточащую рану на плече программиста. – А кому именно полагается звонить в подобных ситуациях?
– Должно быть, группе быстрого реагирования министерства внутренней безопасности. О, погоди, она ещё не создана. Тогда кто у нас поближе? База ВВС в Колорадо-Спрингс? Звони чёртовым летчикам, Майк. Гони сюда «чёрные вертолеты».
Ван поморщился, когда Хикок затянул бинт.
– Демерол? – со знанием дела предложил спецназовец.
– Ага, – просипел Ван. – Демерол. Отличная штука.
Хикок глянул на расплывающуюся под трупом Тони Кэрью лужу крови.
– Босс, у нас тут на руках очень дохлый миллионер.
– Я об этом уже подумал. Надо уничтожить все следы случившегося. У меня есть план.
– Я знал, что у вас найдется план, доктор Вандевеер. Ничего, если я кое в чём признаюсь? Я много раз видел, как гибнут люди. Очень много. Ещё в девяносто восьмом бросил считать. «Телевизионная война» – да, бомбардировки – да, попутные жертвы – да. Но за всё это время я никогда не убивал человека собственными руками. Ни единожды. – Хикок глянул Вану в глаза. – Вы жесткий сукин сын, босс. Настоящий профи.
– Злодея отправляем в орудие массового уничтожения, – скомандовал Ван.
– О нет, Ван. Господи!
– Да. Тело сбросим в телескоп. Взламываем операционную систему. Ставим мощность лазеров на сто десять процентов. Ворота в небо закрываем. Дверь запираем снаружи. Террорист исчезает. Напрочь. От него не останется ни слуха, ни пепла. Он испарится. Это герметичная башня из горючей соломы. Когда подскочат давление и температура, эта штуковина разлетится на мелкие кусочки.
Хикок почесал голову под каской.
– Как, говоришь, нам надо это сделать?
– Не нам, Майк. Мне. Ты держись поблизости и записывай всё на видео.
Ван гнал электрокар одной рукой, в темноте, вниз по горному склону. На шее у него висели заряженное на лося охотничье ружье, повязка для раненой руки и открытый лэптоп. Хикок помог ему наценить кислородную маску и смастерил импровизированную сбрую для газового баллона.
От нескольких глотков чистого кислорода у Вана в прямом смысле открылось второе дыхание. Через страх, омерзение, бешенство и усталость он пришел к состоянию триумфального блаженства. Было два часа ночи. Он убил человека. Он был ранен в бою. Он не испытывал ни на гран сомнения или раскаяния. Никогда прежде он не мыслил так ясно.
Он был в восторге.
Истина заключалась в том, что он любил войну. Никогда прежде он не был в бою, но теперь осознал, что поле боя – его дом. Он любил сражение больше, чем женщин, еду или сон. Если кибервойна окажется для него запретна, ему останется только скрипеть зубами. В часы мира он будет тосковать по любимой своей, прошедшей войне. Будет тосковать.
В оперативном центре его ждал Уимберли. Он стоял над потерявшим сознание сисадмином и щелкал мышкой.
Ван отложил винтовку.
– А что случилось с наводчиком лазерной пушки?
– Я ему обрызгал клавиатуру паралитиком. Вес пальцы залил. Доктор Вандевеер, эти баллончики просто волшебные!
– Жаль. Я его допросить собирался.
– Нет необходимости, сэр, – отчитался Уимберли. – Я подсадил ему «Темпесты». Мы записали каждое нажатие клавиши. Все скриншоты. Я как раз копался в системных настройках, чтобы увеличить мощность лазера сверх проектной.
– Мощности генераторов хватит, чтобы перевалить за красную черту?
– Думаю, да, сэр, – ответил Уимберли. Парень за распределительным щитом очень удивился, когда я ворвался туда и его оглушил.
– А каким способом? – поинтересовался Ван.
– Ножкой от стула, сэр, – признался Уимберли. Он опустил взгляд на перебинтованную руку командира и тактично промолчал.
Из-за шеренги высоких голубых шкафов показался ещё один сисадмин. В руках он сжимал охотничье ружьё.
Ван сделал было движение свободной рукой к винтовке, но Уимберли только повернул к вошедшему голову в черной каске.
– Спецназ киберпространства! – гаркнул он, не отрываясь от клавиатуры. – Стоять!
Инженер с грохотом уронил ружьё. До Вана донесся стук распахнутой двери и панический топот башмаков по ступеням.
Уимберли принес Вану брошенную винтовку.
– Патрон не дослан. – Он уверенно осмотрел оружие. – С предохранителя не снято. И прицел сбит, когда этот олух ее уронил. – Он вернулся к монитору. – Насчет стволов не брать – это вы верно придумали, сэр. Оружие – это не наш метод.
– И под какой системой работает ужасный луч смерти? – поинтересовался Ван.
– OpenBSD. И Х-Windows.
– Обалдеть. – Ван глотнул ещё кислороду.
– С пультом я справлюсь. Я взял под контроль все вражеские программы. И знаете что, сэр? Я готов взорвать лазерную пушку. Я собираюсь спасти американский спутник. Я. Уильям С. Уимберли. Мне всего двадцать один год, и это самое важное, что я сделаю в своей жизни! – Уимберли глянул на Вана, прищурившись. – Вы не обязаны были давать мне второй шанс, сэр. Я вам лицо разбил.
Ван пожал плечами.
– Я полный неудачник. Всегда был лузером. Когда вы позвонили, чтобы пригласить меня в команду, я пьяными слезами разбавлял пиво. Я тогда подумал просто: может, хоть денег заработаю. Я не дурак, доктор Вандевеер, но я никогда не понимал, кто я такой и какого чёрта творю. А сейчас я наконец делаю что-то очень-очень важное.
Ван кивнул. Раньше ему доводилось слышать о подобных случаях, но видеть – никогда. Он наблюдал, как военная служба исправляет трудного подростка.
– Прошлое ушло и сейчас сгорит, – ответил Ван, махнув Уимберли здоровой рукой. – Ты продолжай.
На экран своего лэптопа Ван вывел сигнал с видеокамеры Хикока.
Стены обсерватории распирало изнутри, корежило, от них тянулся дымок. Странно, подумал Ван, было видеть на экране, как проходит уничтожение оружия. Он только что физически находился в этой башне. Он приказал нажать на все кнопки, чтобы снести её, но результат мог проявиться в любой точке планеты: в Северной Корее, в Иране, в Ираке.
Столбы алого света. Сквозь погнувшиеся двери в небо били струи раскаленного газа и, соприкасаясь с воздухом, вспыхивали блеклым мертвенным пламенем.
Сверкнула ослепительная вспышка, когда разогретые лазерами испарения в башне вспыхнули разом. Взрыв был изящен и неожидан. Брикеты прессованной соломы разлетелись в стороны, точно юный великан дохнул на одуванчик. Крышу обсерватории снесло. Полусферу купола швырнуло на склон, точно брошенную монетку, и она кувырком полетела вниз.
Над почерневшими развалинами кружились клочья горящей соломы. Языки пламени липли к оплавленным пультам. Дива агонизировала – обгоревшая, почернелая, павшая на колени. Кости её плавились. Зеркало Венеры растоптал сапог Марса.
Когда пришел рассвет, чёрные вертолеты уже сделали свое дело. Туземное население столпилось вокруг развалин телескопа. Их сокровище было погублено, работа – потеряна. Некоторые поливали ошметки горящей соломы из огнетушителей, но большинство просто толпились кучками и заламывали руки. Потерять инструмент такого класса было ужасно. Это была культурная катастрофа. Гонсалес предложил Вану бинокль. Тот отказался. Ему не хотелось глядеть на людей, чьи мечты и надежды на глазах становились дымом. Среди них почти непременно оказалась бы Дотти.
– Держи паек, Ван, – предложил Хикок. – Если потерял много крови, обязательно надо поесть. В бою об этом первым делом узнаешь.
– Армейская жвачка? – Уимберли подозрительно принюхался.
– Нет, приятель. Это последняя новинка. Гражданский паек быстрого приготовления. Сделано в Бразилии! Такая штука из свинины с ананасами и чёрные бобы, острые, как чёрт… и они сами разогреваются.
Ван пристроил пакет на коленях. Вилку он держал левой рукой. Оказалось очень вкусно. Умеют же в Бразилии готовить. Почему Бразилия никогда ни с кем не воюет? удивился он про себя. Огромная страна посреди огромной Южной Америки. Как так выходит, что у Бразилии нет врагов? Нелепость.
Бразильцы почти ничего не изобрели. Это всё объясняет.
Ван вдохнул ещё кислороду. Баллон почти опустел.
– А вот и вражеский самолёт, – заметил Гонсалес.
– Ладно же, – промолвил Хикок, поднимаясь на ноги. – А вот теперь будет самое интересное.
За штурвалом свежекупленного самолёта сидел индийский киноактер. Он только что оторвался от взлетной полосы частного аэродрома Дефанти. Вану казалось странноватым, что индийские и китайские шпионы полетят через Тихий океан вместе, одним рейсом, все из себя профессионально вежливые. Но и те и другие принадлежали к практичным народам, подумал про себя программист, да и вообще это была не их затея.
На миг Вану показалось, что «боинг» находится вне досягаемости управляющего сигнала. Но когда дело доходило до дистанционного управления воздушными целями в горной местности, Майкл Хикок знал свое дело.
Самолёт завалился на левое крыло и промчался над киберспецназовцами так низко, что вздрогнула гора. Птицы с шумом сорвались с ветвей.
Уимберли, чтобы поесть, снял каску. Теперь ему пришлось заткнуть уши.
Хикок приласкал джойстик. Пленный самолёт чихнул черным дымом и круто набрал высоту.
– Вы только гляньте! – ликовал спецназовец. – Она наша! Ребята, это здорово!
– Да уж, – отозвался Уимберли тихо и пришибленно. – Вы только включили эту коробочку и поймали самолёт на лету.
Ван с Хикоком опасливо переглянулись. Ни Уимберли, ни Гонсалес не попали на саммит в Виргинии. А общественности никто не сообщал о проекте кибервояк перехватывать управление гражданскими самолётами.
– Именно так, – с ухмылкой согласился Хикок. – А теперь смотри она у меня закладывает пологий вираж над эпицентром взрыва. Салон набит индийскими и китайскими шпионами. Можешь себе представить наглость этих комиков? Им же полагается друг друга ненавидеть! Все знают, что они друг друга ненавидят! А они проникли в нашу же страну и заклевали мой любимый спутник! Ну, я их сейчас за глотку возьму!
Уимберли уставился на Вана:
– Вы правда можете перехватывать управление самолётами в воздухе?
Ван кивнул.
– Да кто вы такой, чёрт? – взмолился Уимберли. Его трясло. – Откуда вы взялись? На каком я свете?
– Покуда он на нашей стороне какая тебе разница? – заметил Хикок. Пришла пора навести порядок с нашими зелеными человечками. Эй, Фред? Ты видел этого парня из индийского спецназа – ну, того качка-актера?
– Видел, – проворчал Гонсалес. – Вот же любят индусы красавчиков. Ненавижу смазливых шпионов.
– Вот этот актер у них пилотом. Вот, смотри. – Хикок шлепнул по джойстику. Самолёт опасно накренился. – Настоящий лихач, а? Любит но краю ходить!
– Нечего миндальничать, – ответил Гонсалес. – Спецназ – это невидимые профи. Загнать на самую середину Тихого океана. Кончится топливо, и они отправятся прямиком на дно. Быстро и тихо.
– До середины Тихого океана радиосигнал не достанет, – возразил Хикок. – И это слишком долго. Я планировал крутое пике прямо на вершину во-он той горы.
– Мы их отпустим, – проговорил Ван.
– Что? – возмутился Хикок. – Тогда зачем мы их только что ловили?
– Мы их отпустим, потому что только аль-каедовские лузеры-дикари пускают самолёты на таран. Поймали мы их для того, чтобы показать – нам это под силу. Мы уничтожили лазерную пушку. Они это видят. Они у нас в кармане. Они это знают. Они понятия не имеют, кто мы такие. Знают только, что мы американцы и что они у нас в кармане. Если мы сейчас их убьём, это будет сигналом. И сигнал этот будет означать, что их сопротивление опасно, поэтому мы хотим их уничтожить. Если мы отправим их отчитываться начальству, они сами станут нашим сигналом.
– Что это за сигнал такой, к чертям? – поинтересовался Хикок. – А поубивать их всех мы не можем? Было бы неплохо.
– Сигнал вот какой: наше технологическое превосходство не допускает традиционного военного противостояния. Международное соперничество в обычных вооружениях устарело. Мы действуем на новой геополитической арене. Пришло время и борьбу нашу вести новыми, лучшими способами.
– Что это за вздорная доктрина? – поинтересовался Хикок.
– Это кибервойна! – заявил Уимберли.
– Информационная война, – поправил Гонсалес. – Типа политтехнологий или что-то вроде того. Я прав?
– По другую сторону фронта тоже люди живут, – сказал Ван. – Мы должны убедить их в самом главном. Они должны поверить, что сейчас доступно только два сорта войн: или кибервойна, или кровавый террор самоубийц. Сейчас мы объясняем им разницу. Пусть улетают домой, Майк.
– Ладно, – сдался Хикок. – Я верю, что ты это знаешь. Но я хочу знать – откуда ты это всё знаешь?
– А я летал однажды на этом самолёте, – ответил Ван. – Вот оттуда.
Пентагон-сити, сентябрь 2002 года
Ван проснулся. Это был его день рождения. Он уставился в потемневший от сигаретного дыма потолок. Похоже было, что ему предстоит худший в жизни день рождения.
Правительство наконец возместило ему деньги, потраченные на строительство «Гренделя». На них они с Дотти и жили в последнее время. За это маленькое чудо Ван был благодарен судьбе, потому что БКПКИ больше не существовало. Выполнив свою работу быстро, тихо и в срок, бюро выпало даже из памяти чиновников. Очередной авторитетный орган, вооруживший власти своей мудростью. Труды Вана словно пропали втуне.
Ван не ожидал от столичного истеблишмента столь странной реакции. Он провел незаконную спецоперацию, застрелил человека, взорвал научный прибор стоимостью в сотни миллионов долларов, захватил в плен высокопоставленных агентов вражеских разведок и отпустил их. Ван воображал, что его или арестуют и отдадут под суд, или тишком вручат ему медаль. Ему в голову не могло прийти, что он до такой степени ошеломит вашингтонских чиновников, что те вообще никак не отреагируют.
Разрушенная обсерватория пострадала, по официальной версии, от случайного пожара. Тони Кэрью считался пропавшим без вести. Лучше того – пропавшим без вести в Индии. Новостями об этом переполнены были болливудские журналы. Если верить жёлтой прессе, Тони исчез во время охоты в Гималаях. Судьба разорившегося во времена «пузыря» предпринимателя никого не интересовала. Он был игрушкой звезды, и когда та его бросила, не осталось ничего, кроме космической пустоты.
Дерек Вандевеер тоже остался неличностью. Джебу предложили новую работу – руководителя службы безопасности eBay. Фанни получила неплохое место в федеральной администрации. Майкл Хикок принципиально ни перед кем в своих делах не отчитывался.
Ван остался один. Телефон его не разрывался от звонков работодателей. По электронной почте не приходило ни просьб, ни льстивых приглашений. Ван, собственно, и не искал работы в области информационной безопасности. Он вообще ничего конкретного не искал. Он вел изыскания.
Он завел маленький блог. Никто ещё не понимал толком, что такое блоги. А Ван уже себе завел такой. Незаметный, постоянно пополняющийся блог. С его помощью Ван впитывал и распространял идеи. Он писал о настоящих проблемах. А настоящие проблемы это те, для которых политикам недостает шаблонных решений. Блоги Вана очень заинтересовали. Денег этот сервис покуда не приносил, а политтехнологи только начинали интересоваться им. Блоги конкурировали за внимание читателей. Это в них было самое интересное. Битва за интерес. Война идей.
В своей внутренней ссылке Ван много читал. Областью изучения его было военное дело. Он читал Клаузевица. Клаузевиц был болван. Он читал Лиддел-Гарта. Лиддел-Гарт был слишком занят своей особой. Он читал Миямото Мусаси. Мусаси оказался дзенским мистиком на манер нью-эйджевских. Он читал Сунь-Цзы. Вот у Сунь-Цзы можно было много интересного найти.
Официальный Вашингтон Вана избегал. Это Ван мог понять. В бюрократических кругах ему рады будут не больше, чем взломщикам «Уотергейта» и заговорщикам в деле «Иран-контрас». Пока шум не стих, вашингтонцы таких людей сторонились. Потом колесо проворачивалось дальше. Злоумышленники становились героями ток-шоу.
На карманные расходы Ван зарабатывал, обкатывая базовую версию «Линукс-Бастилия». И начал попивать. Трудно солдату сохранять трезвость, когда его держат в тылу. Ван открыл в себе пристрастие к светлому «Фостерсу» в больших банках. Когда-то он был блистателен, остроумен, находчив. Теперь стал мрачен, озлоблен, изобретателен.
С разрушением телескопа карьера Дотти резко застопорилась. Она покинула Колорадо и вместе с Тедом вернулась к Вану. С деньгами у обоих было плохо. Пришлось снимать половину крошечного домика без мебели в Пентагон-сити. У обоих не было постоянной работы, не было никаких перспектив, зато имелись огромные долги и масса унизительных проблем личного плана. Кабинетов у них тоже не было – работать приходилось друг у друга под ногами, в мрачном закутке, именовавшемся гостиной. Там же стоял и манежик Теда.
Если в программировании наступили тяжелые времена, то в астрономии – кошмарные. Сотрудникам Дотти урезали бюджеты с мясом и кровью. В запятнанном её резюме значилась работа в отделе по связям с общественностью в обсерватории, ухитрившейся спалить собственный телескоп. Не но своей вине и против своей воли доктор Дотти Вандевеер оказалась на пути скорбей.
В последние недели она выглядела особенно бледной и усталой. На лице прорезались морщинки, в русых локонах путались седые волоски.
Ван поднялся с постели. Принял душ, стараясь не замечать отпотевшей штукатурки. Натянул футболку и трусы, забрёл в темную от сажи кухню.
Четыре новых стула в кухне были перевязаны красными ленточками.
– С днем рождения, милый! – сказала Дотти.
– Bay! – выпалил Ван. – Магниевые кресла!
– Тебе нравится?
– Они же самые лучшие!
– Я купила для тебя подержанные! – похвасталась Дотти. – Но едва-едва! И так дешево вышло!
Ван опустился в кресло. Сиденье обожгло холодным металлом через трусы, но магниевые кресла всегда были намного удобнее, чем казалось на вид.
– Целых четыре штуки, ого! – проговорил он вслух и отхлебнул растворимого кофе. – Здорово! Ты у меня такая славная!
Он захрустел подгорелым тостом. Дотти пристроилась на соседнем кресле.
– Дерек… – смущенно пробормотала она.
Ван поглядел на жену и мгновенно, нутряным чутьем, осознал, что Дотти вот-вот скажет ему что-то ужасное. Таким же нежнейшим, самым ласковым тоном она всегда активно подталкивала мужа к чему-нибудь ощерённому ржавыми клыками, точно медвежий капкан. Лицо у нее было зеленовато-измученное: она совсем перестала завтракать, разве что выпьет глоток кофе и втиснет в себя кусочек волглого пончика.
Он брал в жены гордую, застенчивую, одинокую, уязвимую, необычайно одарённую девушку. А теперь на его попечении и по его вине она превратилась в… в кого? В жену солдата, подумал Ван. В женщину, которая обходится «без». Он был одним солдатом невидимого фронта. Одним из суровых, твердых, измученных парней с горькими морщинами вокруг губ. Что ещё посулит им будущее?
– Дерек, случилось кое-что очень важное… Ван повис на краю сиденья.
– Что?
– Я теперь всё время буду рядом с тобой. Тебе постоянно придется меня рядом видеть. – Дотти потерла лоб. – Это мой подарок ко дню рождения, но тебе правда придется терпеть меня постоянно…
О чём, во имя всего святого, она бормочет? Почему не перейдет к делу?
– Дерек, я беременна.
Ван переваривал ее слова. Первым, что пришло ему в голову, было: «А где Тед?» Теду надо было узнать об этом. Для малыша это будет чудовищно важно.
– Я знаю, сейчас не время заводить ребенка… Но, знаешь, единственное место, где мне предложили работу, – Дания… Господи, Дерек, я неосторожная дура… просто не верится, что это случилось. Это всё испортит. После всего, что было, нам и так плохо, а теперь ещё я беременна.
Дотти расплакалась.
Ван ощутил, как на сердце у него творится нечто неописуемое. Лопалась мертвая черная корка. Он даже названия не мог подобрать для этого чувства, покуда оно не начало покидать его, увлекаемое колоссальным давлением изнутри. Но теперь он знал, что это было за чувство. Скорбь, Это была скорбь.
А теперь черная тоска отступала. Уносилась прочь, вон из сердца, на скорости в половину световой. Внутри него некая крошечная, плотно осажденная тьмою искра теперь раздувалась подобно растущему красному гиганту.
Его сердце было огромно. Оно полыхало и сияло. Он обрел тяготение.
– Милая, это замечательная новость. Ты нас просто спасаешь.
Дотти подняла голову. Раздрай у нее на душе был очевиден.
– Меня так мутит с этой утренней болезнью. Делаюсь совсем беспомощная…
– Это лучший подарок на день рождения, какой у меня только был.
Она недоверчиво сморгнула.
– Ты так думаешь?
– Я не думаю. Я знаю. Когда в семье четыре человека – это уже маленькая команда. Возьмем себя в руки и отныне перестаем жаловаться. Избавимся от лени. Со всем, что нужно, – справимся.
– Дерек, нашим карьерам конец.
– Ничего подобного. Твоя только начинается. Ты согласишься на место в Дании, которое тебе предложили. Я пригляжу за малышами.
Дотти выпучила глаза:
– Мы переезжаем в Данию?
– Да. Продаем всё и перебираемся в Европу. Сейчас же.
Щеки Дотти заалели нервозным румянцем.
– Что, даже кресла? Я только что купила мебель.
– Милая, Европа славится мебелью. Это, между прочим, европейские кресла.
– Дерек, а как же твоя карьера?
– Я знаю, что делаю. Милая, разумным людям бессмысленно не заводить детей. С какой стати я буду голосовать против своего будущего? Нам нужна всего лишь верная стратегия. И я ее выбрал. Ты будешь ходить на работу. Я посижу дома с детьми.
– Правда?
– Да.
– И ты пойдёшь на такую жертву?
– Какую жертву? Я хочу иметь двоих детей. Мне это будет полезно. Расширит горизонты. Я что, гвоздями к Вашингтону прибит? На клавишу «ВВОД» я могу нажимать где угодно.
День рождения был у Вана, а в утешении нуждалась Дотти. Он осыпал ее ласками. Это помогло. Когда они валялись в кровати вместе, Дотти ещё плакала, но от счастья. Ван молча смотрел в потолок.
Это был верный шаг – убраться из Вашингтона. Непрямой подход, совсем по Лиддел-Гарту, совсем по Сунь-Цзы. Когда власть избегает тебя, шаг в сторону подманивает ее обратно.
Дотти не стоило об этом знать, но в нынешней администрации было слишком много таких, как он, неприкаянных. Теперь, когда Ван на поразительных контрпримерах узнал кое-что о здравом и компетентном управлении, он ясно понимал, что «война с террором» была лишь новым воплощением е-бума. Столь же бурным, столь же неистовым и столь же недолговечным. Только пребывающее в отчаянии и подвинутое умом правительство могло пригласить доктора Дерека Вандевеера в солдаты.
И всё же именно солдатом он и стал. Что ещё удивительней – он начал понимать войну. Шрамы его доказывали это. Он стал одним из тех, кому под силу менять судьбу мира систематическим применением насилия.
Он стал профессионалом. Но его профессия всегда будет колебаться на грани бытия. Ремесло киберсолдата заключается по большей части в ожидании. Непрямой подход, как любил выражаться Лиддел-Гарт. Утечка информации. Путч под ковром. Терпеливое преследование. Сравнение баз данных. Кибернетическое сатори. Мгновенный сокрушительный удар. И незримый отход. И вновь ожидание.
«Война с терроризмом» была всего лишь фазой перевозбуждения и, как мыльный пузырь е-бума, вскоре должна была лопнуть, раздутая собственной рекламой. И когда это случится, полезнее будет стоять в стороне от рычагов власти. Быть, допустим, неприметным домохозяином в далекой Европе. Растить двоих ребятишек.
Два дня спустя, покуда Ван наблюдал, как идет аукцион с его пожитками на eBay, зазвонил телефон.
– Вандевеер слушает.
Голос в трубке звучал отстраненно и гулко.
– Ван? Тебе привет из прошлого. Это Джимми Мэтсон! Помнишь меня? Мы раньше работали вместе:
Ван задумался. Голос показался ему знакомым, прежде чем память дала подсказку. Конечно. Джимми Мэтсон из «Мондиаля». Его заместитель в лаборатории. Почему Джимми из «Мондиаля» не сказал попросту: «Это я, Джимми из "Мондиаля"»? Конечно, понял Ван. У Джимми были причины умалчивать об этом. Никто из работников компании больше не упоминал ее имени.
– Конечно помню, Джимми. Как дела?
– Я только что в твоем блоге читал, что ты собираешься перебраться в Данию! Ну так я уже здесь, в Швейцарии!
– Как так?
– У меня здесь работа, что-то вроде комитета по связям… ВОИС, и Всемирный союз связи… плюс несколько человек из ВТО… ну, в двух словах этого не объяснишь, Ван, но со стратегией тут полная труба.
– А ты попробуй.
Джимми вздохнул в трубку.
– Ван, я так жалею, что меня не приняли на то замечательное место, которое ты мне прочил в БКПКИ. Но федералы меня не взяли – должно быть, неблагонадежен… В общем, на глобальном уровне тут просто катастрофа… Ты не поверишь, что творится в Женеве за кулисами… Французы и немцы просто злобой исходят на американскую гегемонию, обложили нас по всем дипломатическим каналам… Все делегаты друг друга ненавидят, Ван. Ненавидят друг друга, говорят на разных языках, и все они продажны. Плюс к тому ни один из них понятия не имеет, в чём технически заключается задача комиссии. Это самое скверное. Занять пост технического директора у них некому.
– Понятно.
– Я почему-то сразу о тебе подумал. Я хочу сказать, это место в межправительственном органе – оно, конечно, не для специалиста твоего калибра, но страховка по здоровью есть и служебная квартира неплоха… Здание центрального комитета выходит прямо на озеро. Очень красиво. Этого у них не отнимешь.
– Ищут, с кем пободаться, – заключил Ван.
– В общем, да. Официально на эту должность требуется администратор с техническим образованием, опытом работы в частных международных телекоммуникационных предприятиях, который занимал высокие посты в правительстве ведущей державы. Загвоздка только одна. Нет кандидатов. А если бы и были… В общем, ни один человек на свете, который удовлетворяет всем требованиям, не станет связываться с комитетом. Тут уже позиционная война идет.
– Я удовлетворяю. И я привычный.
– Должен тебя предупредить, Дерек, предприятие это совершенно безнадёжное!
– Надежда – это не чувство, Джимми. Надежда – это не вера в благой исход дела, а убеждённость в том, что наши дела имеют цель и смысл, каким бы ни был исход.
Джимми долго молчал, а потом изменившимся голосом поинтересовался:
– Ван, и давно ты читаешь Вацлава Гавела?
– О, – отозвался Ван, – президент Гавел уже давно стал моим любимым автором.
– Ты можешь вылететь сюда как можно быстрее? Я хочу сказать, прямо сейчас.
– Мне придется постоянно мотаться в Данию.
– В Европе превосходные железные дороги, – заметил Джимми.
– Ладно. Ты обо всём договорись. Со мной будет маленький ребенок, так что закажи для меня два билета.
– Хорошо. Ближайший рейс – подойдёт?