Страница:
По словам Дотти, покуда они с Хельгой вдвоем кантовались в Бостоне, девушка была неизменно мила, ласкова с ребенком и никаких проблем с мужским полом не создавала. Но в крошечном тихом Мервинстере Хельгу словно подменили. Новоявленная мужеедка паровым катком проехала по рядам местных компьютерных маньяков, сшибая их, будто кегли, могучим бюстом валькирии. Вану мерещилось временами, что с Хельгиных кавалеров следовало брать плату по повремённому тарифу.
Дотти отставила чашку с желтой кашицей и взялась готовить омлет с гренками. Ван обожал наблюдать, как Дотти готовит. Поварского таланта у нее не было ни грамма, но алгоритм успешного приготовления завтрака она освоила в совершенстве. Дотти вынимала яйца из серой картонки и разбивала о край белой миски в синюю полосочку – каждый раз на одной и той же полосочке, с идеальной точностью.
Зрелище это затрагивало в душе Вана струнки, которым он сам не мог подобрать название. Его любовь к Дотти представлялась Вану чем-то молчаливым, тёмным, огромным, как озерная вода подо льдом. Удовольствие, с которым он наблюдал за женой у плиты, было сродни тому, с каким он взирал на Дотти, когда та одевалась поутру. Ван обожал смотреть, как она, обнаженная, взъерошенная, сонная, элегантно исполняет все тайные женские обряды, покуда не облачится вполне в наружную свою оболочку. Глядеть, как Дотти одевается, было ему даже приятней, чем видеть, как она раздевается.
Теду недавно исполнилось одиннадцать месяцев. Лишенный мамы и резиновой ложечки, малыш чувствовал себя совершенно заброшенным – он суматошно размахивал пухлыми ножками, озираясь испуганно и капризно. Ван пристально наблюдал за сыном. Малыш его завораживал. Выпирающее пузико и копна пухово-тонких волосиков придавали Теду изумительное сходство с Вановым тестем – напыщенным инженером-электриком, сколотившим небольшое состояние на производстве нестандартных соленоидов.
При необходимости малыш мог визгом, как ледорубом, проломить череп. Однако вопить «мама» Тед раздумал. Вместо этого он старательно подобрал двумя пальчиками несколько разбежавшихся по столу кукурузных шариков. Ван ощутил, что схватить и засунуть в рот кукурузный шарик было для Теда существенным достижением – младенческим эквивалентом успешно сданного проекта.
Ван расчесал пятерней густую рыжеватую бороду, ещё не просохшую после душа, и решительно отложил наладонник, чтобы обратить внимание на полуразрушенную башню из каталогов. Торговцы почтой пронюхали о титаническом вице-президентском окладе. Для них маньяк-программист с новым домом и младенцем на руках представлял собою золотую жилу.
В общем и целом Ван не любил делать покупки. Любил он математику, аппаратное программирование, крутые фантастические фильмы, жену и боулинг. Однако в покупках он находил нечто, иначе ему недоступное. Перелистывая каталоги, Ван мог не вспоминать о равенствах Нэша и функциях задержки. Последние три месяца он серьёзно обдумывал эти вопросы компьютерной эзотерики. Последние две недели – весьма серьёзно. А последние шесть дней – очень, очень серьёзно.
Так серьёзно, что переставал замечать даже Дотти. Так серьёзно, что временами едва мог ходить.
Однако анализ запаздываний в сетях был уже успешно завершен и оформлен. Чистовик статьи непременно вызовет восторг у ключевых членов ИИЭР[7] и искреннее непонимание в совете директоров «Мондиаля». Так что Ван решил устроить себе отгул.
Стройная, прелестная босоногая Дотти читала про себя инструкцию к новому ростеру. Дотти всегда читала инструкции по использованию чего бы то ни было. Все эти «компания не несёт ответственности» и даже условия лицензий на коробках с программами.
В МТИ однокурсники посмеивались над её навязчивыми привычками. Ван же заметил в первую очередь, что Дотти никогда не делала дурацких ошибок, которые совершает любой новичок. А Дотти была польщена тем, что это её качество оказалось востребовано и признано. В конце концов она вышла за Вана замуж – предварительно составив текст брачного соглашения.
Перелистывая скользкие пёстрые страницы, Ван наткнулся на рабочую лампу «Фортебраччио». Лампа была похожа не то на столовый прибор, не то на медицинский инструмент, крепкая и самоуверенная, как одна из старых серий «Звездного пути», когда их ставил ещё Джин Родденберри. Лампа была крутая.
Ван вырвал страницу из каталога, а остальное отправил в мусорное ведро за спиной. Следующий каталог в стопке был переполнен креслами. Вот теперь Ван погрузился в решение проблемы с головой, посвятив ей всё своё внимание. Сейчас он неуклюже восседал на дрянном складном стуле из белого пластика – набор из шести штук он купил в обеденный перерыв, заехав в супермаркет дешёвых товаров. Так жить не годится.
– Дерек! – повторила Дотти. – Тебе какой хлеб – серый или отрубной?
Ван вскинул голову.
– А у какого больше стэк?
– Э… отрубного хлеба больше осталось.
– Тогда мне серый.
Рассуждая логически, быстрее должен идти самый вкусный.
На работе Ван, будучи программистом серьёзным, восседал в аэроновском кресле. «Аэрон» производил в каком-то смысле идеальные рабочие кресла – единственные, какие вообще требовал иметь в доме стиль жизни прожжённого хакера. Ван задумчиво повел мощными плечами. Но в жилом-то доме стоило иметь нормальные стулья! Вот, например, для использования за обеденным столом «Аэрон» не подходил – брызги детского питания будут застревать в нейлоновой сетке.
Вспомнив, как в его мервинстерский особняк явились за консультациями по информационной безопасности трое агентов ФБР, Ван поморщился. Фэбээровцам пришлось сидеть на белых складных стульях. Парни из бюро, конечно, ничего не сказали о пластмассовой мебели, только хлебали растворимый кофе и делали конспекты в желтых адвокатских блокнотах, – но в глазах у них просвечивало особое агентское презрение, с каким квалифицированного эксперта опускают в простые стукачи. С этим надо что-то делать.
О тайных визитах фэбээровцев Дотти ничего не знала. Ван ей не рассказывал о сотрудничестве с ФБР – знал, что жена не одобрит. «Заинтересованные стороны» из казначейского департамента и бюро специальных расследований ВМФ США тоже проходили мимо её внимания.
Каталог оказался потрясающим. Там были кресла из чёрной кожи и гнутых хромированных трубок. Кресла как бейсбольные перчатки. Кресла, похожие на оплывшие бокалы для мартини. Кресла, вырезанные из единого куска муарово-бледной фанеры.
Дотти подсунула мужу под нос тарелку. В новом ростере кусочки хлеба прожаривались идеально. Таких совершенных гренок Вану прежде и видеть-то не доводилось. На коричневой корочке не было и следа грубых полос, оставленных дешёвыми нагревателями. – Дерек, открой, пожалуйста.
Ван приложил мужскую грубую силу к банке импортного английского джема. Чёрная эмалированная крышка отскочила с легким хлопком, и в ноздри Вану ударило такое благоухание, что программист тут же впал в детство. Джем оказался изумительным. От него с такой царственной силой несло Букингемским дворцом, что Вану тут же захотелось вскочить и отдать честь.
– Милая, джем отпадный!
– Черничный! – пропела Дотти над медной сковородкой. – Твой любимый!
Чудесный аромат джема подействовал даже на малыша. Тед прищурил круглые голубые глазёнки.
– Тата! – объявил он.
– Он снова сказал «тата».
Ван намазал идеальную гренку так удачно купленным джемом.
Тед шлёпнул слюнявыми ладошками по детскому столику.
– Тага! – пискнул он. – Тата!
Дотти воззрилась на сына в удивлении и восторге.
– И правда, Дерек!
Она метнулась к малышу, осыпая его похвалами и поцелуями. Тед улыбнулся маме во весь рот.
– Та-та, – доверительно прошептал он.
Тед всегда был с мамой ласков и всеми силами старался ее улестить.
Наблюдая, как Дотти возится с сыном, «тата» незаметно для себя умял с джемом все восемь гренок. Жизнь была прекрасна, а джем – просто король среди сладостей.
– Дот, где ты раскопала этакое чудо?
– В Интернете.
– Отлично. Скидку на опт нам дадут?
– Хочешь взять ещё?
– Само собой. «Пойнт-клик», и поехали.
Ван откинулся на спинку кресла и, страшно довольный всем миром, отодвинул в сторону тарелку с крошками. Дотти пристроилась рядом с тарелкой пышного омлета. Ван взялся было за вилку, и тут взгляд его наткнулся на очередное кресло, отчего программист едва не подвинулся умом.
– Господи, помилуй! Дотти, ты только глянь! Вот это кресло!
– На паука похоже.
– На оленя! Ты посмотри, какие у него ножки!
– Вот ножки как раз паучьи.
– Это магниевое литьё!
Дотти отобрала у мужа банку с джемом.
– Привет от Стенли Кубрика.
Ничего подобного, подумал про себя Ван. От фильма «2001» разит шестьдесят восьмым! А сейчас, в 2001 году, тогдашний футуризм бесповоротно вышел из моды. Ван всё же сунул в рот кусочек омлета – было очень вкусно.
– Магниевое! Bay! Раньше никто не брался обрабатывать магний, а теперь из него кресла делают!
Дотти отставила тарелку – еды в ней едва хватило бы для крупного воробья, – вытащила егозливого малыша из высокого стульчика и пристроила на узком бедре. Тед был крупным младенцем, а Дотти – весьма стройной мамой. Малыш качался взад-вперед, на каждом ходу врезаясь матери в плечо темечком, будто стенобитное орудие.
– Сколько стоит? – практично поинтересовалась она.
– Шестьсот. Плюс доставка.
– Шесть сотен долларов за одно кресло, Дерек?
– Магний и поликарбонат! – возразил Ван. – Оно всего семь килограммов весит! А ещё их можно складывать пирамидой.
Не донеся вилки до рта, Дотти вгляделась в страницы каталога.
– У него даже спинки нет.
– Есть у него спинка! – возразил Ван. – Вот эта штуковина, которая из подлокотников торчит, – это на самом деле спинка. Зуб даю, оно на самом деле гораздо удобнее, чем выглядит.
Дотти плеснула ему ещё кофе, покуда Тед пытался вырвать клок ее коротких русых волос.
– Тебе не нравится, – скорбно подытожил Ван.
– Кресло очень любопытное, милый, но оно совершенно ненормальное.
– Зато мы бы первые на нашей улице такое купили! – Дотти только вздохнула.
Ван уставился на изумительное кресло, изо всех сил стараясь не дуться. Шестьсот долларов для него были несущественной тратой: понятное дело, акции «Мондиаля» сейчас несколько упали с тех надзвёздных высот, где парили, когда Ван покупал особняк, но парень, который дарит жене изумруды на годовщину свадьбы, не станет ныть из-за какого-то магниевого кресла.
Заставить себя перевернуть страницу Ван не мог. Потрясающее кресло уже стало частью его внутреннего образа. Кресло производило на него то же сногсшибательное впечатление, что и любой компьютер, – то были орудия. Инструменты для серьёзной работы. На инструментах экономят только ламеры. Продвинутый юзер идет и делает апгрейд.
– Это же викторианский особняк, – напомнила Дотти вполголоса. – Кресло сюда не впишется. Оно… ну оно просто запредельное.
Она отобрала у мужа каталог и принялась внимательно читать всё, что написано о кресле мелким шрифтом.
– Не такое уж оно и странное, – пробурчал Ван. – Сейчас весь мир сошел с ума. А когда мир сходит с ума – безумие требует профессиональной подготовки. – Он взялся за лэптоп. – Попробую отгуглить производителей…
– Ты правда так загорелся его купить?
– Aгa. Штук десять. Или двенадцать.
– Дерек – это семь тысяч двести долларов на какие-то кресла. Это неразумно! – Дотти вздохнула. Тони Кэрью вечно твердит, что нам следует диверсифицировать вложения. Рынок в нынешнем сезоне падает.
– Ну ладно, ладно, мы же не биржевые фанаты вроде Тони. А железки людям будут нужны всегда.
Ван пожал плечами. Он владел акциями «Мондиаля» только потому, что всегда вкладывал сбережения туда, где работал сам. Ван ни в чём на свете не разбирался так хорошо, как в собственной работе. И что бы ни обещало ему будущее, Ван всегда ставил на себя. До сих пор это окупалось.
Дотти разгладила глянцевую журнальную страницу.
– Дерек, в нынешнем семестре истекает срок моего гранта. Это очень скверно. Я уже выжала из этого исследования шаровых всё, что только можно было опубликовать. В читательских рецензиях постоянно твердят, что нам требуются более совершенные инструменты.
Она вытерла залитый слюнями подбородок малыша запасным бумажным полотенцем, которое Ван оторвал пару минут назад.
Ван попытался осмыслить ее слова. Работа значила для Дотти всё. Четыре года она посвятила исследованию шаровых звёздных скоплений. На ее исследования опирались работы коллег из Бостона. При ней кормились аспиранты.
– Дерек, мы просто не получаем результатов, на которые я надеялась. В науке так бывает, знаешь. К тебе приходит гениальная идея, ты вкладываешь массу труда в разработку гипотезы, но опытные данные ее не подтверждают.
– Твоя теория нуклеации темной энергии пользовалась успехом, – попытался поддержать ее Ван.
– Я подумывала о том, чтобы больше времени проводить дома.
У Вана перехватило в горле.
– Да?
– Тед скоро встанет на ножки. И уже начинает говорить – только послушай! – Дотти погладила малыша по тонким волосикам, покуда тот пытался пробить затылком ее плечо. – Малышу нужна нормальная жизнь, в нормальном доме.
Ван сам изумился тому, насколько важной показалась ему эта мысль. Чтобы Дотти проводила с ним и Тедом каждый день… перспектива эта ошеломляла.
– Bay. В нормальном доме – это как-то… непривычно.
Дотти поморщилась.
– Ну, Хельги никогда нет рядом, когда она действительно нужна. Я уже думаю, не ошиблась ли я с нею?
– Можем отрядить на ее поиски полицию, – улыбнулся Ван. – Ну не хмурься, милая. Мы справимся.
– Могло быть и лучше, – пробормотала она. – У меня просто не хватает времени заботиться о вас с Тедди так, как положено.
У Дотти опять начинался приступ вины и депрессии – это у нее на лбу было написано. Ещё немного – и она снова начнет горевать по маме.
Впадать в мучительную неуверенность Дотти позволяла себе только тогда, когда бывала по-настоящему счастлива. У Вана ушло десять лет семейной жизни, чтобы осознать это, но теперь он понял. Она портила счастливые дни по необходимости. То был ее тайный обет, данный страшному уродливому миру: никогда не наслаждаться жизнью слишком сильно.
Обычно такие приступы Вана беспокоили, но сегодня ему было так хорошо, что хандра показалась ему забавной.
– Ну милая, ну у тебя неприятности на работе. Ничего страшного. Что может случиться такого непоправимого? Мы же не разоримся!
– Мишка, – Дотти стеснительно буравила взглядом безупречно чистую столешницу, – ты слишком много работаешь. Даже когда ты дома, тебя постоянно дергают эти твои компьютерные полицейские. А ты им позволяешь. – Она снова указала на каталог: – Это нелепое кресло, которое тебе так приглянулось, оно водоупорное. А нам нужно что-нибудь на веранду. Вот закажи одно, мы его поставим на улице. Годится?
– Два?
Губы ее дрогнули.
– Дерек, одно.
– Ну ладно!
Одно кресло – это для начала. Пусть это будет рабочая модель. Ван просиял.
Голоса в телевизоре звучали всё настойчивей. Дотти глянула через плечо на экран:
– Господи! Какая ужасная авария!
– А? – Ван уставился на дымящуюся дыру в стене небоскрёба. – Bay!
– Это ведь Нью-Йорк, да?
– Угу. Боже! Такое не каждый день увидишь. До телевизорчика было каких-то три шага, но Ван из принципа потратил с полминуты, пытаясь нашарить заваленный каталогами дистанционник, прежде чем увеличил громкость. Мертвую тишину заполнил голос диктора.
Какой-то реактивный самолёт столкнулся с башней Всемирного торгового центра.
– Самое несчастливое место на свете, – скривился Ван.
Дотти глянула на него с недоумением и ужасом. Даже Тед нахмурил лобик.
– Я про ту банду негодяев с бомбой в грузовике, – объяснил Ван. – Они когда-то пытались взорвать небоскрёб.
Дотти поморщилась. Это была не ее тема.
Ван поднял с пола свой наладонник. Стоило пробежаться по новостным сайтам. У местных телевизионщиков бюджет убогий.
Тайком от жены Ван проверил электронную почту. За последние две минуты ему пришло тридцать четыре письма. Он пробежался по заголовкам: повернутые на безопасности ребята из отделов компьютерной войны. Телеконференции, обновления через Сеть… Все абоненты смотрели телевизор, не отрываясь от мониторов. И сбесились разом. Вану стало стыдно, что он знаком с таким множеством подобных типов. И хуже того – дал им всем свой адрес электронной почты.
Ван снова обернулся к телевизору. Зрелище на экране ужасало. Ван был невеликим специалистом по авиационной электронике, но знал о ней не меньше, чем любой специалист по надёжности систем. И знал, что почти абсолютно невероятно, чтобы авиадиспетчеры FАА[8] в аэропортах Кеннеди и Ла-Гуардиа позволили реактивному авиалайнеру совершенно случайно въехать в небоскрёб в центре Нью-Йорка. Плотность обзорных РЛС и пунктов управления воздушным движением в Нью-Йорке была огромна. Значит, речь не могла идти о простом несчастном случае.
А вот непростой и не случай – это совсем другое дело. Скверное дело. Вану когда-то пришлось провести долгие нервозные выходные на конференции FЕМА[9], слушая, как парни из отдела информационной войны расписывают кромешные ужасы, какие может натворить «противник», захватив федеральную систему управления воздушным движением.
Люди, которые занимаются информационной войной, принадлежали к числу самых нелепых типов, каких только знал Ван, потому что на свете нет такой штуки, как «информационная война». Их тактические приёмы были высосаны из пальца, как и противники. Было в них что-то из разряда готического фэнтези. Они походили на черную стаю воронов рока над полем боя – прямо из толкиеновского «Властелина колец». Ван с трудом мог заставить себя воспринимать их всерьёз – ему достаточно было реальных проблем с информационной безопасностью, от вирусов до малолетних хакеров.
Но одна фраза ему тогда врезалась в память. Взвинченный очкарик ботанской наружности с упыриным восторгом расписывал, как любой самолёт в небесах Америки может «превратиться в летающую бомбу».
Системе управления воздушным движением принадлежала своя компьютерная сеть федерального размаха – одна из мощнейших и старейших в стране. Попытки её заменить не раз кончались пшиком. Парни из РАА пользовались примитивными, старомодными ЭВМ семидесятых годов выпуска – потому что те были куда надежнее современных. При упоминании о компьютерных глюках авиадиспетчеров пробивало на чёрный юмор. Для них подвисший компьютер равнозначен был упавшему самолёту. «Аварийной высадке без посадки». «Дюралевому дождю».
Теперь, понял Ван, «дюралевый дождь» пролился на высочайший небоскрёб Нью-Йорка.
Это никуда не годится. Совсем никуда не годится.
Ван медленно перевел дух. На экране царил кромешный ад, но программист был к нему готов. Он уже однажды пережил ад в своем воображении. В 1999 году «Мондиаль» растратил больше 130 миллионов долларов на борьбу с «ошибкой-2000», и эксперты по информационной безопасности тогда твёрдо уверяли, что иначе планета развалится. Ван тоже в это верил. Потом ему было очень стыдно. То, что компьютеры по всему свету не отключились разом и мир не преобразился в одну ночь в мрачные пустоши из «Безумного Макса», стало для Вана персональным унижением.
По крайней мере, борьба с «ошибкой-2000» помогла подкормиться толпам старых программистов, так и не скопивших себе на пенсию.
В канун года 2001-го Ван дал себе зарок никогда больше не паниковать. Поэтому он пытался унять сердцебиение, глядя, как полыхает на телеэкране пробитый насквозь небоскрёб. Мысли его уже обгоняли события. Мозг переключился на десятую передачу.
«Успокойся, – приказал себе Ван. – Остынь. Подумай».
Покуда не зазвонит телефон – ничего действительно серьёзного ещё не произошло. Поток е-мейлов от самых подозрительных и склонных к паранойе знакомых – это ещё ничего не значит. Интернет-форумы – не более чем предохранительные клапаны, где болтуны могут выпустить пар. А вот номер своего домашнего телефона Ван не давал почти никому. Если этот телефон зазвонит, значит, случилась большая беда.
Если телефон не зазвонит, то, наверное, Дотти вообще не стоит ни о чём говорить. Пусть она будет счастлива. Пусть Тед будет счастлив. Господи, пожалуйста, пусть только все будут счастливы. Какое солнце за окном. Как красиво зеленеет дуб на лужайке перед домом. Такой прекрасный день…
Оп-паньки. А вот и второй.
ГЛАВА 2
Дотти отставила чашку с желтой кашицей и взялась готовить омлет с гренками. Ван обожал наблюдать, как Дотти готовит. Поварского таланта у нее не было ни грамма, но алгоритм успешного приготовления завтрака она освоила в совершенстве. Дотти вынимала яйца из серой картонки и разбивала о край белой миски в синюю полосочку – каждый раз на одной и той же полосочке, с идеальной точностью.
Зрелище это затрагивало в душе Вана струнки, которым он сам не мог подобрать название. Его любовь к Дотти представлялась Вану чем-то молчаливым, тёмным, огромным, как озерная вода подо льдом. Удовольствие, с которым он наблюдал за женой у плиты, было сродни тому, с каким он взирал на Дотти, когда та одевалась поутру. Ван обожал смотреть, как она, обнаженная, взъерошенная, сонная, элегантно исполняет все тайные женские обряды, покуда не облачится вполне в наружную свою оболочку. Глядеть, как Дотти одевается, было ему даже приятней, чем видеть, как она раздевается.
Теду недавно исполнилось одиннадцать месяцев. Лишенный мамы и резиновой ложечки, малыш чувствовал себя совершенно заброшенным – он суматошно размахивал пухлыми ножками, озираясь испуганно и капризно. Ван пристально наблюдал за сыном. Малыш его завораживал. Выпирающее пузико и копна пухово-тонких волосиков придавали Теду изумительное сходство с Вановым тестем – напыщенным инженером-электриком, сколотившим небольшое состояние на производстве нестандартных соленоидов.
При необходимости малыш мог визгом, как ледорубом, проломить череп. Однако вопить «мама» Тед раздумал. Вместо этого он старательно подобрал двумя пальчиками несколько разбежавшихся по столу кукурузных шариков. Ван ощутил, что схватить и засунуть в рот кукурузный шарик было для Теда существенным достижением – младенческим эквивалентом успешно сданного проекта.
Ван расчесал пятерней густую рыжеватую бороду, ещё не просохшую после душа, и решительно отложил наладонник, чтобы обратить внимание на полуразрушенную башню из каталогов. Торговцы почтой пронюхали о титаническом вице-президентском окладе. Для них маньяк-программист с новым домом и младенцем на руках представлял собою золотую жилу.
В общем и целом Ван не любил делать покупки. Любил он математику, аппаратное программирование, крутые фантастические фильмы, жену и боулинг. Однако в покупках он находил нечто, иначе ему недоступное. Перелистывая каталоги, Ван мог не вспоминать о равенствах Нэша и функциях задержки. Последние три месяца он серьёзно обдумывал эти вопросы компьютерной эзотерики. Последние две недели – весьма серьёзно. А последние шесть дней – очень, очень серьёзно.
Так серьёзно, что переставал замечать даже Дотти. Так серьёзно, что временами едва мог ходить.
Однако анализ запаздываний в сетях был уже успешно завершен и оформлен. Чистовик статьи непременно вызовет восторг у ключевых членов ИИЭР[7] и искреннее непонимание в совете директоров «Мондиаля». Так что Ван решил устроить себе отгул.
Стройная, прелестная босоногая Дотти читала про себя инструкцию к новому ростеру. Дотти всегда читала инструкции по использованию чего бы то ни было. Все эти «компания не несёт ответственности» и даже условия лицензий на коробках с программами.
В МТИ однокурсники посмеивались над её навязчивыми привычками. Ван же заметил в первую очередь, что Дотти никогда не делала дурацких ошибок, которые совершает любой новичок. А Дотти была польщена тем, что это её качество оказалось востребовано и признано. В конце концов она вышла за Вана замуж – предварительно составив текст брачного соглашения.
Перелистывая скользкие пёстрые страницы, Ван наткнулся на рабочую лампу «Фортебраччио». Лампа была похожа не то на столовый прибор, не то на медицинский инструмент, крепкая и самоуверенная, как одна из старых серий «Звездного пути», когда их ставил ещё Джин Родденберри. Лампа была крутая.
Ван вырвал страницу из каталога, а остальное отправил в мусорное ведро за спиной. Следующий каталог в стопке был переполнен креслами. Вот теперь Ван погрузился в решение проблемы с головой, посвятив ей всё своё внимание. Сейчас он неуклюже восседал на дрянном складном стуле из белого пластика – набор из шести штук он купил в обеденный перерыв, заехав в супермаркет дешёвых товаров. Так жить не годится.
– Дерек! – повторила Дотти. – Тебе какой хлеб – серый или отрубной?
Ван вскинул голову.
– А у какого больше стэк?
– Э… отрубного хлеба больше осталось.
– Тогда мне серый.
Рассуждая логически, быстрее должен идти самый вкусный.
На работе Ван, будучи программистом серьёзным, восседал в аэроновском кресле. «Аэрон» производил в каком-то смысле идеальные рабочие кресла – единственные, какие вообще требовал иметь в доме стиль жизни прожжённого хакера. Ван задумчиво повел мощными плечами. Но в жилом-то доме стоило иметь нормальные стулья! Вот, например, для использования за обеденным столом «Аэрон» не подходил – брызги детского питания будут застревать в нейлоновой сетке.
Вспомнив, как в его мервинстерский особняк явились за консультациями по информационной безопасности трое агентов ФБР, Ван поморщился. Фэбээровцам пришлось сидеть на белых складных стульях. Парни из бюро, конечно, ничего не сказали о пластмассовой мебели, только хлебали растворимый кофе и делали конспекты в желтых адвокатских блокнотах, – но в глазах у них просвечивало особое агентское презрение, с каким квалифицированного эксперта опускают в простые стукачи. С этим надо что-то делать.
О тайных визитах фэбээровцев Дотти ничего не знала. Ван ей не рассказывал о сотрудничестве с ФБР – знал, что жена не одобрит. «Заинтересованные стороны» из казначейского департамента и бюро специальных расследований ВМФ США тоже проходили мимо её внимания.
Каталог оказался потрясающим. Там были кресла из чёрной кожи и гнутых хромированных трубок. Кресла как бейсбольные перчатки. Кресла, похожие на оплывшие бокалы для мартини. Кресла, вырезанные из единого куска муарово-бледной фанеры.
Дотти подсунула мужу под нос тарелку. В новом ростере кусочки хлеба прожаривались идеально. Таких совершенных гренок Вану прежде и видеть-то не доводилось. На коричневой корочке не было и следа грубых полос, оставленных дешёвыми нагревателями. – Дерек, открой, пожалуйста.
Ван приложил мужскую грубую силу к банке импортного английского джема. Чёрная эмалированная крышка отскочила с легким хлопком, и в ноздри Вану ударило такое благоухание, что программист тут же впал в детство. Джем оказался изумительным. От него с такой царственной силой несло Букингемским дворцом, что Вану тут же захотелось вскочить и отдать честь.
– Милая, джем отпадный!
– Черничный! – пропела Дотти над медной сковородкой. – Твой любимый!
Чудесный аромат джема подействовал даже на малыша. Тед прищурил круглые голубые глазёнки.
– Тата! – объявил он.
– Он снова сказал «тата».
Ван намазал идеальную гренку так удачно купленным джемом.
Тед шлёпнул слюнявыми ладошками по детскому столику.
– Тага! – пискнул он. – Тата!
Дотти воззрилась на сына в удивлении и восторге.
– И правда, Дерек!
Она метнулась к малышу, осыпая его похвалами и поцелуями. Тед улыбнулся маме во весь рот.
– Та-та, – доверительно прошептал он.
Тед всегда был с мамой ласков и всеми силами старался ее улестить.
Наблюдая, как Дотти возится с сыном, «тата» незаметно для себя умял с джемом все восемь гренок. Жизнь была прекрасна, а джем – просто король среди сладостей.
– Дот, где ты раскопала этакое чудо?
– В Интернете.
– Отлично. Скидку на опт нам дадут?
– Хочешь взять ещё?
– Само собой. «Пойнт-клик», и поехали.
Ван откинулся на спинку кресла и, страшно довольный всем миром, отодвинул в сторону тарелку с крошками. Дотти пристроилась рядом с тарелкой пышного омлета. Ван взялся было за вилку, и тут взгляд его наткнулся на очередное кресло, отчего программист едва не подвинулся умом.
– Господи, помилуй! Дотти, ты только глянь! Вот это кресло!
– На паука похоже.
– На оленя! Ты посмотри, какие у него ножки!
– Вот ножки как раз паучьи.
– Это магниевое литьё!
Дотти отобрала у мужа банку с джемом.
– Привет от Стенли Кубрика.
Ничего подобного, подумал про себя Ван. От фильма «2001» разит шестьдесят восьмым! А сейчас, в 2001 году, тогдашний футуризм бесповоротно вышел из моды. Ван всё же сунул в рот кусочек омлета – было очень вкусно.
– Магниевое! Bay! Раньше никто не брался обрабатывать магний, а теперь из него кресла делают!
Дотти отставила тарелку – еды в ней едва хватило бы для крупного воробья, – вытащила егозливого малыша из высокого стульчика и пристроила на узком бедре. Тед был крупным младенцем, а Дотти – весьма стройной мамой. Малыш качался взад-вперед, на каждом ходу врезаясь матери в плечо темечком, будто стенобитное орудие.
– Сколько стоит? – практично поинтересовалась она.
– Шестьсот. Плюс доставка.
– Шесть сотен долларов за одно кресло, Дерек?
– Магний и поликарбонат! – возразил Ван. – Оно всего семь килограммов весит! А ещё их можно складывать пирамидой.
Не донеся вилки до рта, Дотти вгляделась в страницы каталога.
– У него даже спинки нет.
– Есть у него спинка! – возразил Ван. – Вот эта штуковина, которая из подлокотников торчит, – это на самом деле спинка. Зуб даю, оно на самом деле гораздо удобнее, чем выглядит.
Дотти плеснула ему ещё кофе, покуда Тед пытался вырвать клок ее коротких русых волос.
– Тебе не нравится, – скорбно подытожил Ван.
– Кресло очень любопытное, милый, но оно совершенно ненормальное.
– Зато мы бы первые на нашей улице такое купили! – Дотти только вздохнула.
Ван уставился на изумительное кресло, изо всех сил стараясь не дуться. Шестьсот долларов для него были несущественной тратой: понятное дело, акции «Мондиаля» сейчас несколько упали с тех надзвёздных высот, где парили, когда Ван покупал особняк, но парень, который дарит жене изумруды на годовщину свадьбы, не станет ныть из-за какого-то магниевого кресла.
Заставить себя перевернуть страницу Ван не мог. Потрясающее кресло уже стало частью его внутреннего образа. Кресло производило на него то же сногсшибательное впечатление, что и любой компьютер, – то были орудия. Инструменты для серьёзной работы. На инструментах экономят только ламеры. Продвинутый юзер идет и делает апгрейд.
– Это же викторианский особняк, – напомнила Дотти вполголоса. – Кресло сюда не впишется. Оно… ну оно просто запредельное.
Она отобрала у мужа каталог и принялась внимательно читать всё, что написано о кресле мелким шрифтом.
– Не такое уж оно и странное, – пробурчал Ван. – Сейчас весь мир сошел с ума. А когда мир сходит с ума – безумие требует профессиональной подготовки. – Он взялся за лэптоп. – Попробую отгуглить производителей…
– Ты правда так загорелся его купить?
– Aгa. Штук десять. Или двенадцать.
– Дерек – это семь тысяч двести долларов на какие-то кресла. Это неразумно! – Дотти вздохнула. Тони Кэрью вечно твердит, что нам следует диверсифицировать вложения. Рынок в нынешнем сезоне падает.
– Ну ладно, ладно, мы же не биржевые фанаты вроде Тони. А железки людям будут нужны всегда.
Ван пожал плечами. Он владел акциями «Мондиаля» только потому, что всегда вкладывал сбережения туда, где работал сам. Ван ни в чём на свете не разбирался так хорошо, как в собственной работе. И что бы ни обещало ему будущее, Ван всегда ставил на себя. До сих пор это окупалось.
Дотти разгладила глянцевую журнальную страницу.
– Дерек, в нынешнем семестре истекает срок моего гранта. Это очень скверно. Я уже выжала из этого исследования шаровых всё, что только можно было опубликовать. В читательских рецензиях постоянно твердят, что нам требуются более совершенные инструменты.
Она вытерла залитый слюнями подбородок малыша запасным бумажным полотенцем, которое Ван оторвал пару минут назад.
Ван попытался осмыслить ее слова. Работа значила для Дотти всё. Четыре года она посвятила исследованию шаровых звёздных скоплений. На ее исследования опирались работы коллег из Бостона. При ней кормились аспиранты.
– Дерек, мы просто не получаем результатов, на которые я надеялась. В науке так бывает, знаешь. К тебе приходит гениальная идея, ты вкладываешь массу труда в разработку гипотезы, но опытные данные ее не подтверждают.
– Твоя теория нуклеации темной энергии пользовалась успехом, – попытался поддержать ее Ван.
– Я подумывала о том, чтобы больше времени проводить дома.
У Вана перехватило в горле.
– Да?
– Тед скоро встанет на ножки. И уже начинает говорить – только послушай! – Дотти погладила малыша по тонким волосикам, покуда тот пытался пробить затылком ее плечо. – Малышу нужна нормальная жизнь, в нормальном доме.
Ван сам изумился тому, насколько важной показалась ему эта мысль. Чтобы Дотти проводила с ним и Тедом каждый день… перспектива эта ошеломляла.
– Bay. В нормальном доме – это как-то… непривычно.
Дотти поморщилась.
– Ну, Хельги никогда нет рядом, когда она действительно нужна. Я уже думаю, не ошиблась ли я с нею?
– Можем отрядить на ее поиски полицию, – улыбнулся Ван. – Ну не хмурься, милая. Мы справимся.
– Могло быть и лучше, – пробормотала она. – У меня просто не хватает времени заботиться о вас с Тедди так, как положено.
У Дотти опять начинался приступ вины и депрессии – это у нее на лбу было написано. Ещё немного – и она снова начнет горевать по маме.
Впадать в мучительную неуверенность Дотти позволяла себе только тогда, когда бывала по-настоящему счастлива. У Вана ушло десять лет семейной жизни, чтобы осознать это, но теперь он понял. Она портила счастливые дни по необходимости. То был ее тайный обет, данный страшному уродливому миру: никогда не наслаждаться жизнью слишком сильно.
Обычно такие приступы Вана беспокоили, но сегодня ему было так хорошо, что хандра показалась ему забавной.
– Ну милая, ну у тебя неприятности на работе. Ничего страшного. Что может случиться такого непоправимого? Мы же не разоримся!
– Мишка, – Дотти стеснительно буравила взглядом безупречно чистую столешницу, – ты слишком много работаешь. Даже когда ты дома, тебя постоянно дергают эти твои компьютерные полицейские. А ты им позволяешь. – Она снова указала на каталог: – Это нелепое кресло, которое тебе так приглянулось, оно водоупорное. А нам нужно что-нибудь на веранду. Вот закажи одно, мы его поставим на улице. Годится?
– Два?
Губы ее дрогнули.
– Дерек, одно.
– Ну ладно!
Одно кресло – это для начала. Пусть это будет рабочая модель. Ван просиял.
Голоса в телевизоре звучали всё настойчивей. Дотти глянула через плечо на экран:
– Господи! Какая ужасная авария!
– А? – Ван уставился на дымящуюся дыру в стене небоскрёба. – Bay!
– Это ведь Нью-Йорк, да?
– Угу. Боже! Такое не каждый день увидишь. До телевизорчика было каких-то три шага, но Ван из принципа потратил с полминуты, пытаясь нашарить заваленный каталогами дистанционник, прежде чем увеличил громкость. Мертвую тишину заполнил голос диктора.
Какой-то реактивный самолёт столкнулся с башней Всемирного торгового центра.
– Самое несчастливое место на свете, – скривился Ван.
Дотти глянула на него с недоумением и ужасом. Даже Тед нахмурил лобик.
– Я про ту банду негодяев с бомбой в грузовике, – объяснил Ван. – Они когда-то пытались взорвать небоскрёб.
Дотти поморщилась. Это была не ее тема.
Ван поднял с пола свой наладонник. Стоило пробежаться по новостным сайтам. У местных телевизионщиков бюджет убогий.
Тайком от жены Ван проверил электронную почту. За последние две минуты ему пришло тридцать четыре письма. Он пробежался по заголовкам: повернутые на безопасности ребята из отделов компьютерной войны. Телеконференции, обновления через Сеть… Все абоненты смотрели телевизор, не отрываясь от мониторов. И сбесились разом. Вану стало стыдно, что он знаком с таким множеством подобных типов. И хуже того – дал им всем свой адрес электронной почты.
Ван снова обернулся к телевизору. Зрелище на экране ужасало. Ван был невеликим специалистом по авиационной электронике, но знал о ней не меньше, чем любой специалист по надёжности систем. И знал, что почти абсолютно невероятно, чтобы авиадиспетчеры FАА[8] в аэропортах Кеннеди и Ла-Гуардиа позволили реактивному авиалайнеру совершенно случайно въехать в небоскрёб в центре Нью-Йорка. Плотность обзорных РЛС и пунктов управления воздушным движением в Нью-Йорке была огромна. Значит, речь не могла идти о простом несчастном случае.
А вот непростой и не случай – это совсем другое дело. Скверное дело. Вану когда-то пришлось провести долгие нервозные выходные на конференции FЕМА[9], слушая, как парни из отдела информационной войны расписывают кромешные ужасы, какие может натворить «противник», захватив федеральную систему управления воздушным движением.
Люди, которые занимаются информационной войной, принадлежали к числу самых нелепых типов, каких только знал Ван, потому что на свете нет такой штуки, как «информационная война». Их тактические приёмы были высосаны из пальца, как и противники. Было в них что-то из разряда готического фэнтези. Они походили на черную стаю воронов рока над полем боя – прямо из толкиеновского «Властелина колец». Ван с трудом мог заставить себя воспринимать их всерьёз – ему достаточно было реальных проблем с информационной безопасностью, от вирусов до малолетних хакеров.
Но одна фраза ему тогда врезалась в память. Взвинченный очкарик ботанской наружности с упыриным восторгом расписывал, как любой самолёт в небесах Америки может «превратиться в летающую бомбу».
Системе управления воздушным движением принадлежала своя компьютерная сеть федерального размаха – одна из мощнейших и старейших в стране. Попытки её заменить не раз кончались пшиком. Парни из РАА пользовались примитивными, старомодными ЭВМ семидесятых годов выпуска – потому что те были куда надежнее современных. При упоминании о компьютерных глюках авиадиспетчеров пробивало на чёрный юмор. Для них подвисший компьютер равнозначен был упавшему самолёту. «Аварийной высадке без посадки». «Дюралевому дождю».
Теперь, понял Ван, «дюралевый дождь» пролился на высочайший небоскрёб Нью-Йорка.
Это никуда не годится. Совсем никуда не годится.
Ван медленно перевел дух. На экране царил кромешный ад, но программист был к нему готов. Он уже однажды пережил ад в своем воображении. В 1999 году «Мондиаль» растратил больше 130 миллионов долларов на борьбу с «ошибкой-2000», и эксперты по информационной безопасности тогда твёрдо уверяли, что иначе планета развалится. Ван тоже в это верил. Потом ему было очень стыдно. То, что компьютеры по всему свету не отключились разом и мир не преобразился в одну ночь в мрачные пустоши из «Безумного Макса», стало для Вана персональным унижением.
По крайней мере, борьба с «ошибкой-2000» помогла подкормиться толпам старых программистов, так и не скопивших себе на пенсию.
В канун года 2001-го Ван дал себе зарок никогда больше не паниковать. Поэтому он пытался унять сердцебиение, глядя, как полыхает на телеэкране пробитый насквозь небоскрёб. Мысли его уже обгоняли события. Мозг переключился на десятую передачу.
«Успокойся, – приказал себе Ван. – Остынь. Подумай».
Покуда не зазвонит телефон – ничего действительно серьёзного ещё не произошло. Поток е-мейлов от самых подозрительных и склонных к паранойе знакомых – это ещё ничего не значит. Интернет-форумы – не более чем предохранительные клапаны, где болтуны могут выпустить пар. А вот номер своего домашнего телефона Ван не давал почти никому. Если этот телефон зазвонит, значит, случилась большая беда.
Если телефон не зазвонит, то, наверное, Дотти вообще не стоит ни о чём говорить. Пусть она будет счастлива. Пусть Тед будет счастлив. Господи, пожалуйста, пусть только все будут счастливы. Какое солнце за окном. Как красиво зеленеет дуб на лужайке перед домом. Такой прекрасный день…
Оп-паньки. А вот и второй.
ГЛАВА 2
Нью-Джерси – Калифорния, 11-14 сентября 2001 года
Воздушное движение пресеклось. Ван жил теперь в мире без самолётов. Карточки «постоянного путешественника» превратились в бесполезный пластик.
Вот теперь Ван понял, за каким чёртом купил себе спортивный «рейнджровер».
Ван вскарабкался в кабину припаркованного, как обычно, у бордюра, «ровера» – в старинном особняке гаража не имелось. Отъехав с полмили от городка, он оставил машину на огромной автостоянке на месте бывшего выгона, торопливо просочился сквозь бурые плексигласовые двери и разграбил свою лабораторию. Сотрудники вопросов не задавали – ни зачем Вану понадобилось столько хардвера, ни куда он с ним намылился. В мондиалевских лабораториях дружба Вана с федералами незамеченной не оставалась.
Настроение в лаборатории было нервозным до истерики. Во Всемирном торговом центре «Мондиаль» потерял один из филиалов. Хотя большая часть персонала успела эвакуироваться из горящего здания, двое человек остались погребены в пирамиде обломков. Узнать, что твои коллеги погибли ужасной смертью по вине террористов, – уже скверно, но физический ущерб телекоммуникационным сетям «Мондиаля» был нанесен просто чудовищный. Когда рухнули два высочайших здания на Манхэттене, микроволновая связь в Нью-Йорке получила удар под дых.
Оптоволоконные кабели толщиной в руку, надёжно укрытые в подвалах ВТЦ, теперь рвались, горели, тонули в нечистотах. Осыпавшиеся с падающего небоскрёба обломки раздавили телефонный коммутатор за квартал от места катастрофы. Сотовые ретрансляторы остались похоронены в руинах. Дозвониться по мобильнику удавалось один раз из двадцати. Стационарные телефоны оказались перегружены бесчисленными вызовами.
Полиция, федералы, журналисты, даже профессиональные сисадмины поневоле перешли на пейджеры. Телефонные компании города воем выли, требуя дополнительного оборудования, новых рабочих, временных разрешений от Федкомсвязи, покуда аварийки пробирались в объезд закрытых мостов и заваленных обломками и пеплом улиц.
Более страшной аварии Ван припомнить не мог за всю свою карьеру. Дело было не только в том, что пострадала его компания. Совета требовали федералы – кто по е-мейлу, кто факсом, кто по телефону. Множество федералов. Закон и порядок, военные, аварийные службы. Звонили из контор, о которых Ван никогда прежде не слыхивал – а ему приходилось слышать почти обо всех федеральных службах. Будущее Вана болталось на дымном ветру, точно выбитая обгорелая оконная рама.
Паники Ван не испытывал. Он ощущал в себе мрачную самоуверенность. Гибли полицейские, гибли пожарные, но Дерек Вандевеер был ещё жив и не собирался накрываться ветошью. Он отчётливо осознавал, что сегодня судьба его переменилась кардинально и отныне его услуги потребуются не там, где раньше. Всё переменится. Всё станет страшней, суровей, мрачней и опасней. Ему просто нужен был совет – добрый верный совет, и всё. Капля истинной мудрости, в которой не будет подвоха. Точка зрения, на которую можно будет встать и которой стоит держаться.
Вот поэтому – по причинам глубоко личным – неодолимая сила гнала Вана из Мервинстера, штат Нью-Джерси, в Бербанк, штат Калифорния.
Дотти его понимала. Она даже не спрашивала ни о чём. Когда телеэкран заволокли клубы мерзкого черного дыма, Дотти впала в деловитое забытье. Ясные очи за круглыми очочками остекленели. Она торопливо собрала свой чемодан, детские вещи и даже дозвонилась до няньки Хельги.
Ван взял с собой три компьютера, лэптоп, принтер, три ящика с инструментами, восемь аккумуляторов, пять мобильников и спутниковую антенну. Он заплатил за свой внедорожник шестьдесят тысяч, но объём багажника машины составлял шесть с половиной кубометров, и сейчас наступил звездный час «рейнджровера». Задние сиденья Ван тоже снял, а вместо них бросил футон[10] из лаборатории. Чем бы ни пришлось ему заниматься в ближайшем будущем, Ван был уверен, что времени на сон у него будет немного.
Волочь за собой Хельгу до самой Калифорнии Вану вовсе не улыбалось. Молоденькая и симпатичная европейка воспринимала Штаты как один большой Диснейленд, где милые немолодые мужчины осыпали ее подарками. Столкновение с настоящим террором привело ее в ужас. Забираясь в «рейнджровер», Хельга жалобно всхлипывала и никак не могла унять слёзы.
Ван был отличным водителем. Дотти вела машину аккуратно и по всем правилам. Хельга по молодости лет водила машину так скверно, что ей даже международных прав не дали. Но Ван всё равно усадил ее за баранку – чтобы отвлечь от рыданий.
Воздушное движение пресеклось. Ван жил теперь в мире без самолётов. Карточки «постоянного путешественника» превратились в бесполезный пластик.
Вот теперь Ван понял, за каким чёртом купил себе спортивный «рейнджровер».
Ван вскарабкался в кабину припаркованного, как обычно, у бордюра, «ровера» – в старинном особняке гаража не имелось. Отъехав с полмили от городка, он оставил машину на огромной автостоянке на месте бывшего выгона, торопливо просочился сквозь бурые плексигласовые двери и разграбил свою лабораторию. Сотрудники вопросов не задавали – ни зачем Вану понадобилось столько хардвера, ни куда он с ним намылился. В мондиалевских лабораториях дружба Вана с федералами незамеченной не оставалась.
Настроение в лаборатории было нервозным до истерики. Во Всемирном торговом центре «Мондиаль» потерял один из филиалов. Хотя большая часть персонала успела эвакуироваться из горящего здания, двое человек остались погребены в пирамиде обломков. Узнать, что твои коллеги погибли ужасной смертью по вине террористов, – уже скверно, но физический ущерб телекоммуникационным сетям «Мондиаля» был нанесен просто чудовищный. Когда рухнули два высочайших здания на Манхэттене, микроволновая связь в Нью-Йорке получила удар под дых.
Оптоволоконные кабели толщиной в руку, надёжно укрытые в подвалах ВТЦ, теперь рвались, горели, тонули в нечистотах. Осыпавшиеся с падающего небоскрёба обломки раздавили телефонный коммутатор за квартал от места катастрофы. Сотовые ретрансляторы остались похоронены в руинах. Дозвониться по мобильнику удавалось один раз из двадцати. Стационарные телефоны оказались перегружены бесчисленными вызовами.
Полиция, федералы, журналисты, даже профессиональные сисадмины поневоле перешли на пейджеры. Телефонные компании города воем выли, требуя дополнительного оборудования, новых рабочих, временных разрешений от Федкомсвязи, покуда аварийки пробирались в объезд закрытых мостов и заваленных обломками и пеплом улиц.
Более страшной аварии Ван припомнить не мог за всю свою карьеру. Дело было не только в том, что пострадала его компания. Совета требовали федералы – кто по е-мейлу, кто факсом, кто по телефону. Множество федералов. Закон и порядок, военные, аварийные службы. Звонили из контор, о которых Ван никогда прежде не слыхивал – а ему приходилось слышать почти обо всех федеральных службах. Будущее Вана болталось на дымном ветру, точно выбитая обгорелая оконная рама.
Паники Ван не испытывал. Он ощущал в себе мрачную самоуверенность. Гибли полицейские, гибли пожарные, но Дерек Вандевеер был ещё жив и не собирался накрываться ветошью. Он отчётливо осознавал, что сегодня судьба его переменилась кардинально и отныне его услуги потребуются не там, где раньше. Всё переменится. Всё станет страшней, суровей, мрачней и опасней. Ему просто нужен был совет – добрый верный совет, и всё. Капля истинной мудрости, в которой не будет подвоха. Точка зрения, на которую можно будет встать и которой стоит держаться.
Вот поэтому – по причинам глубоко личным – неодолимая сила гнала Вана из Мервинстера, штат Нью-Джерси, в Бербанк, штат Калифорния.
Дотти его понимала. Она даже не спрашивала ни о чём. Когда телеэкран заволокли клубы мерзкого черного дыма, Дотти впала в деловитое забытье. Ясные очи за круглыми очочками остекленели. Она торопливо собрала свой чемодан, детские вещи и даже дозвонилась до няньки Хельги.
Ван взял с собой три компьютера, лэптоп, принтер, три ящика с инструментами, восемь аккумуляторов, пять мобильников и спутниковую антенну. Он заплатил за свой внедорожник шестьдесят тысяч, но объём багажника машины составлял шесть с половиной кубометров, и сейчас наступил звездный час «рейнджровера». Задние сиденья Ван тоже снял, а вместо них бросил футон[10] из лаборатории. Чем бы ни пришлось ему заниматься в ближайшем будущем, Ван был уверен, что времени на сон у него будет немного.
Волочь за собой Хельгу до самой Калифорнии Вану вовсе не улыбалось. Молоденькая и симпатичная европейка воспринимала Штаты как один большой Диснейленд, где милые немолодые мужчины осыпали ее подарками. Столкновение с настоящим террором привело ее в ужас. Забираясь в «рейнджровер», Хельга жалобно всхлипывала и никак не могла унять слёзы.
Ван был отличным водителем. Дотти вела машину аккуратно и по всем правилам. Хельга по молодости лет водила машину так скверно, что ей даже международных прав не дали. Но Ван всё равно усадил ее за баранку – чтобы отвлечь от рыданий.