Стил Даниэла. Безмолвная честь

   — Что же нам теперь делать, Питер-сан? — встревоженно спросила Хироко. Ей не хотелось никому причинять боль или предавать родителей. Она приехала в Америку не за тем, чтобы опозорить семью или запятнать свою честь.
   Но что-то говорило ей, она приехала сюда, чтобы найти Питера, и больше не в состоянии отворачиваться от своей судьбы.
   — Нам придется быть очень осторожными и действовать мудро. Ты пробудешь здесь до июля — за это время может случиться многое. Вероятно, следующим летом я отправлюсь в Японию, повидаться с твоим отцом.
   Меньше всего Хироко тревожило то, что они с Питером были едва знакомы. Она давно смирилась с тем, что ей придется выйти замуж за почти незнакомого мужчину, с которым она встречалась бы даже реже, чем с Питером Дженкинсом. Основную проблему представляло гражданство Питера, и эта проблема казалась непреодолимой.
   — Как думаешь, что скажет твой отец? — обеспокоенно поинтересовался Питер.
   — Не знаю, Питер-сан, — откровенно ответила Хироко. — Для него это будет большим потрясением. Возможно, дядя Такео сумеет поговорить с ним следующим летом. — Она вдруг повернулась к спутнику с женственной улыбкой, изумившей его:
   — А что будем делать до тех пор?
   — Посмотрим, как пойдет жизнь. Возможно, к следующему лету ты не захочешь меня видеть. — Питер улыбнулся, но обоим такое предположение показалось невероятным.
   Он привез Хироко к небольшому озеру, где они прогулялись, а затем некоторое время целовались, сидя на скамейке.
   У Хироко захватывало дух, она, и не подозревала о таких восхитительных ощущениях.
   — Я люблю тебя, — шептал Питер, зарывшись губами в ее волосы, совершенно опьяненный ею. Она оказалась самой удивительной женщиной, какую он когда-либо встречал, а их любовь — величайшим событием в его жизни. Внезапно Питеру расхотелось рассказывать Таку и Рэйко о том, что происходит между ними. Поделиться любовью значило запятнать ее.
   По дороге домой они обсудили, стоит ли посвящать родственников Хироко в свои планы, и в конце концов решили немного подождать, посмотреть, что будет дальше, и по крайней мере ненадолго сохранить чувства при себе. В этой таинственности было что-то особенно чудесное. Такео уже знал, какие чувства испытывает Питер, но еще никто не догадывался, как относится к нему Хироко.
   — По-моему, они и так все узнают, — честно заявил Питер, улыбаясь и глядя на Хироко сверху вниз — ростом он был намного выше ее. — А твои младшие родственники не смогут опомниться от радости.
   При этой мысли Хироко рассмеялась, а затем задумалась о том, что скажет ее родной брат. Несмотря на пылкую любовь к Америке, Юдзи и в голову не приходило, что сестра влюбится в американца. Подобная мысль даже не мелькала у нее в голове, пока она плыла из Кобе на «Нагоя-мару». Хироко знала: если бы родители предполагали нечто подобное, ни за что не отпустили бы ее.
   Питер высадил ее на углу — они решили не афишировать свои отношения. Проследив, как Хироко дошла до дома, он поехал прочь, ни на секунду не переставая думать о ней. Питер думал и о Таке и молился, чтобы дядя Хироко сумел принять случившееся. Питера и Хироко неудержимо тянуло друг к другу. Они не хотели никого обидеть, нарушить какие-либо правила или опозорить ее семью. Хотели просто быть вместе и надеялись, что в конце концов все поймут это. Пока ситуация представлялась более чем неловкой. Прежде всего Питеру надо поговорить с Кэрол и прекратить всякие отношения с ней. Питер знал, что этим признанием не разобьет ей сердце, но и радоваться Кэрол не станет.
   Несмотря на благие намерения отправиться на следующий день после работы в город, Питер навестил Хироко и болтался в доме Така до тех пор, пока Рэйко не пригласила его на ужин. Она знала, что происходит, но ничего не сказала. В каком-то смысле влечение Питера и Хироко друг к другу было очень трогательным, Питер нежно заботился о ней, а Хироко относилась к нему с величайшим уважением. В эти дни ее внимание к Питеру возросло, и кланяться ему она стала еще ниже.
   Наблюдая за парой, Такео не раз пожалел, что видит все это. Он оказался в затруднительном положении перед братом. Как он сумеет объяснить Масао, что Хироко влюбилась в американца, его ассистента? Однако Так не мог сдержать улыбку, глядя на влюбленных, — они казались юными и беззащитными. У Така щемило сердце.
   Вечером после ужина все отправились в кино, и Такео пригласил Питера. Так радовался, видя, какое взаимопонимание установилось между Хироко и Питером. Вероятно, они считали, что никто не замечает их чувства, — Питер думал, что они скрывают их очень ловко Такео с трудом прятал усмешку: в том, как относились к друг другу эти молодые люди, не было никакой тайны — всякий смог бы разгадать ее с первого взгляда. Они посмотрели фильм «Подозрение» с Кэри Грантом и Джоан Фонтейн, который всем понравился, вернулись домой, выпили горячего шоколада, и Питер наконец попрощался — время близилось к полуночи. Влюбленные обменялись долгим взглядом. На следующий день Хироко предстояло вернуться в колледж, и, выходя из кинотеатра, Питер пообещал позвонить ей. Как обычно, отвезти Хироко в колледж должен был Кен — Так и Рэйко сочли, что отвозить ее Питеру не стоит.
   На следующий день, когда Хироко уже переоделась в черную юбку и белый свитер, тетя Рэйко взглянула на нее понимающим женским взглядом.
   — Смотри, не наделай глупостей, детка, — предостерегла Рэйко, привлекая ее к себе как дочь. — Увлечься так легко, — добавила она, и Хироко кивнула. Она была еще слишком неопытна, но мать уже давно предупреждала, что от мужчин следует держаться подальше. Даже целуясь с Питером, она понимала, какими опасными могут стать последствия.
   — Я не опозорю вас, Рэйко-сан, — ответила Хироко, испытав приступ тоски по матери.
   — Береги себя, — напутствовала Рэйко, и Хироко поняла, что она имеет в виду. Рэйко боялась, что девушка совершит непоправимую ошибку.
   — Я скоро вернусь, тетя Рэй. — Хироко собиралась остаться в колледже несколько последующих выходных — надвигались экзамены, а затем студенток распускали на три недели на рождественские каникулы. Хироко не могла дождаться каникул, в особенности теперь. Благодаря работе в университете Питер будет свободен в то же самое время.
   По дороге в колледж она сидела молча, и Кен понял, что ей не хочется возвращаться.
   — Не вешай нос, все не так плохо, — попытался ободрить он сестру — До рождественских каникул осталась всего пара недель.
   Хироко с нетерпением ждала каникул и улыбнулась, думая о них. Кен помог ей внести вещи в вестибюль, а затем уехал в Пало-Альто.
   Поднявшись к себе в комнату, Хироко обнаружила, что Шерон уже здесь. Она хмурилась: День благодарения в Палм-Спрингсе у отца выдался для нее неудачным. Девушка ничего не стала рассказывать Хироко, но не могла забыть, как отец пропьянствовал четыре дня в обществе новой подруги.
   В таком виде он был ненавистен Шерон, но возвращаться в колледж было еще тоскливее. Она запустила учебу, ей было неприятно зависеть от помощи Хироко. Все это приводило Шерон в уныние. Она уже подумывала о том, чтобы бросить колледж и попытаться стать актрисой.
   — Вы плохо провели праздники, Шерон-сан? — сочувственно спросила Хироко, и рыжеволосая соседка пожала плечами. Она нарядилась в брюки и свитер, в которых, как ей говорили, она похожа на Кэтрин Хэпберн.
   — Это уж точно, — ответила она, прикуривая сигарету.
   Курить на территории колледжа было строго запрещено, но Шерон плевала на запреты: если выгонят из колледжа — еще и лучше.
   — Напрасно вы так делаете, — предупредила Хироко.
   Унюхать табачный дым не составляло труда, и тогда им обеим грозили неприятности.
   Спустя полчаса, когда одна "из студенток зашла поболтать с Шерон и заметила окурки, она отправилась к старосте этажа и сообщила, что японка, живущая вместе с Шерон, курит Хироко никто не расспрашивал о случившемся до следующего дня, а когда начались расспросы, она побоялась подвести Шерон. Сама Шерон ни в чем не призналась, но и не стала выгораживать Хироко. Хироко оставалось лишь сознаться в том, чего она не совершала. Вернувшись в комнату, она горько расплакалась от обиды.
   Вечером позвонил Питер и ужаснулся, услышав рассказ Хироко.
   — Ради Бога, немедленно расскажи правду! Незачем брать на себя чужую вину. Почему ты так сделала?
   — Но иначе меня возненавидели бы еще сильнее, Питерсан, — прошептала Хироко в трубку, чувствуя себя так, словно опозорила всех близких людей. Питер пришел в ярость от того, что студентка донесла на свою подругу, но еще больше разозлился на Шерон, которая не призналась в проступке, свалив вину на Хироко.
   — Что за скверные девчонки! — воскликнул он, вешая трубку, и в который раз пожалел, что Хироко учится не в Стэнфорде.
   Он вызвался проведать ее на следующей неделе, так как Хироко не смогла приехать в Пало-Альто, но она отказалась.
   Если бы Питер навестил ее на территории колледжа, это дало бы пищу многочисленным сплетням, чего Хироко опасалась больше всего. Питер пообещал вскоре еще раз позвонить ей.
   Энн Спенсер вернулась в колледж в конце недели, как раз к экзаменам, и ни словом не перемолвилась ни с Шерон, ни с Хироко.
   На следующий день Шерон нарушила режим, бодрствуя после отбоя, выпила и подралась со старшими, так что все равно получила выговор, несмотря на попытку Хироко защитить ее в случае с курением в понедельник. Из-за всего случившегося Шерон не успела подготовиться к экзамену по истории и долго плакалась Хироко, когда завалила его.
   Энн не обращала внимания на своих соседок. Она не хотела терять времени, выслушивая их жалобы и сплетни о них. Она слышала о случае с курением, но отказалась что-либо объяснить. Если соседки хотят курить и получать выговоры, ее это не касается. Энн знала, что Шерон курит, но была удивлена, услышав, что Хироко последовала ее примеру.
   Как всегда, она держалась отчужденно, занималась в обществе подруг, получала высшие отметки и выполняла все домашние задания. У Энн было множество подруг, в последнее время она все чаще ночевала у них. Она всеми силами старалась не спать в одной комнате с Хироко и Шерон. Старосты, которые обнаруживали ее в чужих комнатах, все отлично понимали и закрывали глаза на нарушение правил.
   После праздников неделя показалась Хироко особенно долгой, и в пятницу вечером она пожалела о том, что не поехала в Пало-Альто. Она вновь говорила с Питером по телефону и не переставала обдумывать их разговор в День благодарения. Она до сих пор не могла поверить признаниям и поцелуям Питера. Вспоминая о нем все выходные, она написала родителям письмо, решив упомянуть о Питере, но в конце концов отказалась от этой мысли. Родители только встревожатся, к тому же будет трудно объяснить им то, что и сама Хироко толком не понимала. Разделенные тысячами миль, они начнут волноваться, и потому Хироко рассказала им лишь о праздновании Дня благодарения с семейством Танака.
   В субботу она пораньше легла спать. Энн, как обычно, отсутствовала, а Шерон сидела в другой комнате, курила и потягивала джин в компании девушки, которую Хироко знала, но недолюбливала. Хироко испытывала лишь облегчение оттого, что они решили устроить себе праздник не в ее комнате. Ее до сих пор мучили угрызения совести за полученный выговор.
   Утром в воскресенье Хироко отправилась играть в теннис с тремя другими девушками. Они держались вежливо и дружелюбно. Поначалу одна из них смутилась, увидев Хироко, но уже через несколько минут не стала отказываться от игры. Такое случалось зачастую: сначала люди были недовольны присутствием Хироко, тем, что она иностранка, да еще японка, но, узнав ее поближе, успокаивались. Некоторые из студенток были просто не в силах преодолеть предубеждение — особенно девушки из Сан-Франциско. Они славились своей ненавистью к японцам — кстати, чаще всего сами они происходили из простых семей. Род Хироко был очень древним, а ее родители — более образованными, чем у большинства студенток. Отец Хироко мог проследить свою родословную вплоть до четырнадцатого века, а ее мать — еще дальше, но ни одной семье не удалось разбогатеть, подобно Спенсерам.
   Хироко и ее партнерша выиграли партию. Девушки выпили лимонаду в кафетерии, дружески болтая об игре. Они сказали Хироко, что не прочь вновь поиграть с ней, и впервые за три месяца она почувствовала себя так, словно оказалась в кругу друзей и решила, что, возможно, с соседками по комнате ей просто не повезло.
   Около одиннадцати часов она вернулась в комнату переодеться, когда полчаса спустя вышла из душевой, услышала чей-то вопль. Решив, что произошел несчастный случай, Хироко без колебаний схватила халат, набросила его, не тратя времени на вытирание, и поспешила в коридор. Его заполняли группки девушек, у некоторых из них были радиоприемники, и большинство плакало, особенно уроженки Гавайских островов.
   — Что случилось? — встревоженно спросила Хироко. Она ничего не понимала; девушки выглядели перепуганными и взволнованными, а снизу, с лестницы, доносился чей-то исступленный крик. Хироко силилась понять, в чем дело. Похоже, ее вопроса никто не расслышал.
   — Нас бомбили! — крикнул кто-то. — Бомбили! — Кто-то снова завизжал, Хироко выглянула в окно, но ничего не увидела. Одна из девушек повернула к ней заплаканное лицо и произнесла:
   — Разбомбили Перл-Харбор. — Девушка явно не представляла, где он находится, но, взглянув на бледных гавайянок, Хироко поняла, в чем дело., — Это на Гавайях, — ответила она кому-то.
   — Японцы бомбили Перл-Харбор! — Хироко ощутила, как ее сердце закаменело.
   — Не может быть! — воскликнул кто-то.
   — А если они высадятся здесь? — Вдруг все заплакали, закричали и бросились бежать. В коридорах колледжа святого Эндрю воцарилась суматоха, и Хироко никак не могла понять, что произошло. В точности об этом никто не знал. Но, по-видимому, японцы совершили два налета на военные базы США на Гавайских островах. По слухам, были уничтожены все самолеты американцев, потоплено много кораблей, а еще больше сгорело. Бесчисленное множество людей было убито и ранено, и хотя подробностей еще никто не знал, потери американской стороны были более чем серьезны и объявление войны стало вопросом нескольких часов. Больше всего девушки опасались, что те же самые бомбардировщики уже летят к Калифорнии.
   В коридорах не прекращались крики и плач, и чувствуя, как слезы катятся по щекам, Хироко скользнула обратно в свою комнату, теряясь в догадках, что все это значит. Что же произошло? Неужели и вправду началась война? А как же ее родители? Сможет ли она уехать домой? Или полиция, арестует ее? Может быть, ее посадят в тюрьму или вышлют из страны? Неужели Юдзи пойдет воевать? Последствия казались невообразимыми, внезапно все, что она слышала месяцами о переговорах с Японией, разорванных соглашениях в Европе, о Гитлере, Муссолини и Сталине, соединилось. В мире разразилась война, и частью этой войны стала Хироко.
   Но самым страшным было то, что она оказалась врагом в чужой стране, а от родителей ее отделяли четыре тысячи миль.
   Прошел еще час, прежде чем она вернулась в коридор, успев одеться. Многие девушки разошлись по комнатам, но некоторые по-прежнему стояли кучками, переговаривались, плакали и слушали радио. Хироко боялась подойти к ним и вдруг увидела одну из девушек, с которыми играла ;в теннис, — она тоже была родом с Гавайских островов и сейчас горько плакала. Еще два часа назад она была одной из новых подруг Хироко, а теперь, во время войны, они стали врагами. Девушка вскинула голову и с нескрываемой ненавистью взглянула на Хироко.
   — Как ты смеешь смотреть на нас! Может быть, мои родители уже погибли… и это сделала ты! — Обвинение было лишено всякой логики, но в этот день над рассудком преобладали эмоции. Другие гавайянки выбежали из комнат и тоже, закричали, и, безудержно всхлипывая, Хироко в ужасе бросилась обратно.
   Весь день она не выходила из комнаты, слушая радио.
   Продолжали поступать страшные сообщения, но по крайней мере налета авиации на Калифорнию так и не произошло. На улицах творилась паника, люди запрокидывали головы, стараясь высмотреть вражеские бомбардировщики. Была объявлена мобилизация, весь день полицейские участки и пожарные команды осаждали штатские, выражая желание добровольно участвовать в строительстве оборонных цепей. США еще никогда не подвергались нападению на своей территории, никто из жителей страны не видел ничего подобного.
   Днем Так и Рэйко пытались позвонить Хироко, но некому было подозвать се к телефону. Говорили, что линии держат свободными для экстренных случаев, и Так побоялся привлекать внимание к Хироко. Он думал, что после случившегося Хироко ждет самое плохое, тревожился весь день, но не хотел уезжать в колледж, оставив жену одну с детьми. Вся семья была встревожена, но только за судьбу Соединенных Штатов. У них не осталось родственников в Японии, кроме отца Хироко. Такео безуспешно пытался связаться и с ним и наконец решил дать телеграмму, прося подтвердить, что с ними все хорошо, и сообщить, как теперь быть с Хироко.
   Если США объявили войну Японии, что казалось неизбежным, Так считал, что Хироко безопаснее оставаться в Америке, но, с другой стороны, он не был уверен, что власти позволят ей остаться. Эта дилемма должна была разрешиться, как только что-нибудь выяснится.
   Только после шести часов вечера Так наконец смог связаться с Хироко — к тому времени она пребывала в истерике.
   Она весь день просидела в комнате, боясь выйти и подвергнуться нападению за то, что армия ее народа совершила в Пирл-Харборе. В комнату никто не заходил.
   Хироко беспокоилась, почему ей не звонят из дома. Она сидела и всхлипывала, пока наконец одна из старост не пришла сказать, что звонит дядя Хироко, и безмолвно проводила ее вниз. Взяв трубку, Хироко была способна лишь всхлипывать и по-японски объяснять дяде, как все ужасно, как она тревожится за родственников и родителей. В эти минуты она не помнила ни слова по-английски. Юная девушка оказалась одна в чужой стране, среди врагов и чужаков. По крайней мере здесь у нее есть родственники, напомнил ей Так, а Хироко вспомнила о Питере. Может, он тоже возненавидит ее теперь? Может быть, с ней больше никто не заговорит? Хироко весь день ждала, когда за ней придет полиция, и была изумлена, когда этого не произошло. Кроме того, она ждала, что ее сразу же выгонят из колледжа, но, возможно, это должно было случиться в понедельник — так она и объяснила дяде.
   — Ну-ну, успокойся, — проговорил в трубку Такео. — Ничего не будет. Это не твоя вина. Посмотрим, что скажет завтра президент. — Впрочем, Такео не сомневался в неизбежности войны. — А я постараюсь связаться с твоим отцом.
   Случившееся вовсе не значит, что тебя вышлют. Ты студентка, оказалась здесь, и тебя должны либо увезти в Японию, либо позволить остаться. Никто не посадит тебя в тюрьму.
   Хироко, даже не думай об этом. Ты же не вражеская шпион" ка. Твой отец наверняка захочет, чтобы ты осталась здесь, — так будет безопаснее. — Его рассуждения были не лишены логики, но Таку было далеко за восемнадцать лет, и он не провел весь день один в комнате, окруженный враждебно настроенными студентками.
   — А как же мама, папа и Юдзи? Если Япония вступит в войну…
   — Они поступят так, как смогут. Но тебе лучше быть подальше от них, с нами. Посмотрим, что выяснится завтра, и тогда я позвоню тебе. А пока успокойся, не паникуй.
   Разговор с Таком принес Хироко облегчение, а позже вечером позвонил Питер. Он хотел узнать, все ли в порядке с Хироко, осталась ли она в колледже или вернулась в Пало-Альто. Весь день он волновался за нее и безуспешно пытался дозвониться. Ему не хотелось обращаться к родственникам Хироко, выясняя, как у нее дела, — он боялся признаться, как сильно беспокоится за нее, хотя понимал, что Так и Рэйко обо всем догадываются.
   — У тебя все хорошо? — нервно спросил он. Судя по голосу, Хироко перенесла сильное потрясение, и Питер боялся, что с ней что-нибудь случится, если она останется в колледже.
   — Все хорошо, Питер-сан, — храбро отозвалась Хироко.
   — Ты вернешься домой? Я имею в виду, к Танака?
   — Не знаю. Дядя Так хочет, чтобы я осталась здесь. Завтра он все узнает, выяснит, надо ли мне покинуть колледж… и попытается связаться с моим отцом.
   — Лучше бы ему поспешить, — хмуро пробормотал Питер. — Подозреваю, послезавтра связь с Японией надолго прервется. — Питер не был уверен, чем это обернется для Хироко. — А как насчет колледжа? Ты сможешь остаться?
   Это безопасно?
   — Да, здесь все хорошо. Так считает, что я должна остаться, — посмотрим, что будет дальше.
   Питер не был согласен с Таком, но не хотел тревожить Хироко. После холодного приема Хироко в колледже вряд ли положение сейчас могло улучшиться, и Питер считал, что ей следует немедленно вернуться в Пало-Альто.
   — А что творится в городе, Питер-сан? — спросила Хироко, чувствуя себя словно отрезанной от большого мира.
   — Люди сходят с ума. Все в панике. Они уверены, что японцы будут бомбить Западное побережье. — День выдался длинным и трудным для всех. Никто не представлял, что происходит.
   Никто из них не знал, что еще ночью ФБР начало аресты подозрительных лиц, обвиняемых в шпионаже. Большинство из них составили матросы рыболовных судов, имеющих на борту коротковолновые передатчики, за другими наблюдали целыми неделями, подозревая их в связи с противником.
   — Так или иначе, я вернусь в Пало-Альто в конце недели, — пообещала Хироко. В пятницу начинались рождественские каникулы.
   — До пятницы мы еще созвонимся. И еще, Хироко… — Питер смутился, не желая пугать ее, но ему хотелось, чтобы Хироко знала что бы ни случилось, его чувства остались неизменными. — Если что-нибудь случится, постарайся не волноваться и никуда не уезжай. Я приеду и заберу тебя. — Эти слова прозвучали так серьезно и твердо, что Хироко улыбнулась — в первый раз за весь день.
   — Спасибо вам, Питер-сан.
   Она медленно вернулась к себе в комнату и в эту ночь спала одна. Соседки не пожелали вернуться. Никто не обменялся с ней ни словом. Хироко долго сидела на постели, думая о Питере. А на следующее утро они узнали ответы на все вопросы.
   В половине десятого по времени Сан-Франциско президент Рузвельт обратился к конгрессу Выступление заняло шесть минут, в нем президент предлагал объявить войну Японии. Он заявил, что японцы предпочли не только «игнорировать переговоры с их правительством и императором страны, направленные на поддержание мира в Тихом океане, но и намеренно спланировали атаку и разбомбили не только наши военные базы на Гавайских островах, но и Малайю, Филиппины, атолл Уэйк, Гуам, Мидуэй и Гонконг». Атака в Тихом океане совершилась бурно и стремительно. В сущности, война была уже объявлена днем раньше, и теперь Рузвельт лишь хотел, чтобы конгресс подтвердил это. За исключением одного воздержавшегося, конгресс проголосовал единогласно, и к часу дня все документы были подписаны. В ответ к концу дня Япония объявила войну и США, и Великобритании. Америка наконец вступила в войну.
   Но прежде чем были разорваны все официальные связи, японский консул из Сан-Франциско передал Таку телеграмму от Масао. Отец хотел, чтобы Хироко пробыла в Сан-Франциско как можно дольше, если это возможно, — особенно теперь, когда Америка и Япония объявили друг другу войну. Масао чувствовал себя спокойнее, зная, что Хироко находится в Америке, и просил Така позаботиться о ней.
   Кроме того, в телеграмме было сказано, что Юдзи поступил в военно-воздушные силы и что вся семья желает родственникам всего самого лучшего.
   Для США этот день был не только «днем позора», как сказал Рузвельт, но и днем хаоса. Принадлежащие японцам банки, предприятия и газеты были конфискованы, как и рыболовные суда, даже самые мелкие предприятия потребовали закрыть. Было арестовано немало немцев и итальянцев, но больше всего пострадали японцы. Границы закрыли, транспорт прекратил движение, и Хироко так или иначе никуда не могла уехать. По всему Западному побережью была объявлена тревога, а в шесть сорок вечера сирена возвестила о воздушном налете. Все началось с того, что поступило донесение о приближении вражеских самолетов. Люди рассыпались в панике, женщины плакали, подвалы спешно переоборудовались в бомбоубежища, атака все не начиналась, и наконец сирены перестали выть. Все радиостанции прекратили передачу, и, несмотря на предосторожности, принятые в городах, впоследствии все поняли, что остров-тюрьма Алькатрас остался ярко освещенным, словно маяк.
   Поздно вечером вновь взвыли сирены, а радиостанции опять отключились. Кроме всеобщей паники, и на этот раз ничего не произошло.
   Третий сигнал тревоги был подан в половине второго ночи, и все опять бросились в убежища — в халатах и ночных рубашках, неся на руках детей, увлекая следом домашних животных.
   В два часа тревогу отменили, а в три поступило донесение о двух приближающихся эскадрильях противника. Опять-таки эти самолеты никто не увидел и не услышал, хотя на следующий день генерал-лейтенант Джон Девитт настаивал, что они появились с авианосца, но никаких признаков этого судна так и не было обнаружено. Авианосец словно сквозь землю провалился, самолеты-призраки никто не видел, но многие слышали, и на следующий день заголовки газет пестрели сообщениями об угрозах вражеских атак и воображаемых налетах. К девятому декабря весь город изнемогал от усталости.