Страница:
— Разве мы больше не веселимся? — спросил он, вглядываясь в ее серьезное лицо.
Лукас, очевидно, хотел выразить, что ему было так же хорошо с нею в снегу, как и ей с ним, но все равно она не могла отправиться в «Хайфилд».
— Я не поеду с вами, — выпалила Жермена.
— Чем я провинился? Может, сказал что-то лишнее? Почему ты хочешь лишить меня своего общества?
Ее решимость колебалась, но гордость было не так легко унять.
— Вы ничего не сказали, — честно ответила она. — Но вы отлично знаете, что всего час назад у вас не было ни малейшего желания везти меня обратно в «Хайфилд». Я не могу поехать с вами, — повторила девушка, чувствуя себя совершенно несчастной.
— Нет, дорогая, я очень этого хочу, — уговаривая, улыбнулся он.
Ах, не надо, Лукас! Гордость Жермены оказалась мыльным пузырем. И все-таки она продолжала слабо сопротивляться:
— Но если бы мой отец…
— Если бы твой отец, беспокоясь об Эдвине, не предложил этого, я бы увез тебя по собственной инициативе.
Жермена посмотрела на Лукаса, отчаянно желая верить ему. Не предлагает ли он ей сладкий обман лишь для того, чтобы успокоить ее уязвленную гордость?
— Увез бы? — медленно переспросила она, когда на нее неотрывно смотрели эти его внимательные серые глаза, а в голове все еще райской музыкой звучало его слово «дорогая».
— Конечно, — подтвердил он, мягко улыбаясь, потом наклонился к ней и нежно, неторопливо поцеловал. И, так же неторопливо отодвинувшись, заглянул в ее теплые фиалковые глаза. — Поедешь — чтобы сделать мне приятное?
О, да, да! — кричало все в ней.
— Если ты уверен, что это так, — хрипло ответила она.
— Никогда еще я не был так уверен, — пробормотал Лукас. — Веришь мне?
Ошеломленной Жермене показалось, что он с трудом оторвал от нее взгляд и заставил себя повернуть ключ зажигания и тронуться с места.
Лукас назвал ее «дорогая», и было похоже, что он вложил в эти слова особый смысл. У нее сложилось впечатление, что он не из тех, кто разбрасывается нежными словами. Жермена молча сидела рядом с ним и размышляла. Рассудок подсказывал ей, что Лукасу нужна именно она, хоть Эдвина уже и обосновалась у него в доме, — она, а не ее сестра.
Жермену переполняла любовь к нему; она была очень возбуждена и в то же самое время испытывала тревогу. Стоит ли верить тому, что в его приглашении кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд? Но ведь Лукасу совершенно незачем было заезжать к ней сегодня утром, когда он оказался поблизости, верно? А он заехал. И заявил, что пригласил бы ее снова в «Хайфилд» — даже без намека отца.
Возможно, она и ошибается, но может, Лукас действительно явился, чтобы увидеться с ней? Или же из-за событий сегодняшнего дня ей совсем отказали мозги?
Неоспоримо одно: она сидит рядом с Лукасом и едет к нему домой.
Ах, разве не благосклонна к ней судьба? Жермена не только видит Лукаса сейчас, в эту самую минуту, но увидит его снова и завтра. Разве может быть у влюбленной Рождество лучше этого?
Они одновременно повернули головы и посмотрели друг на друга.
— Повеселела? — спросил Лукас.
Жермена не могла говорить из-за переполнявших ее чувств. Она кивнула, а потом улыбнулась. Лукас сказал, чтобы она ему верила, — она это и делает.
Глава ВОСЬМАЯ
Лукас, очевидно, хотел выразить, что ему было так же хорошо с нею в снегу, как и ей с ним, но все равно она не могла отправиться в «Хайфилд».
— Я не поеду с вами, — выпалила Жермена.
— Чем я провинился? Может, сказал что-то лишнее? Почему ты хочешь лишить меня своего общества?
Ее решимость колебалась, но гордость было не так легко унять.
— Вы ничего не сказали, — честно ответила она. — Но вы отлично знаете, что всего час назад у вас не было ни малейшего желания везти меня обратно в «Хайфилд». Я не могу поехать с вами, — повторила девушка, чувствуя себя совершенно несчастной.
— Нет, дорогая, я очень этого хочу, — уговаривая, улыбнулся он.
Ах, не надо, Лукас! Гордость Жермены оказалась мыльным пузырем. И все-таки она продолжала слабо сопротивляться:
— Но если бы мой отец…
— Если бы твой отец, беспокоясь об Эдвине, не предложил этого, я бы увез тебя по собственной инициативе.
Жермена посмотрела на Лукаса, отчаянно желая верить ему. Не предлагает ли он ей сладкий обман лишь для того, чтобы успокоить ее уязвленную гордость?
— Увез бы? — медленно переспросила она, когда на нее неотрывно смотрели эти его внимательные серые глаза, а в голове все еще райской музыкой звучало его слово «дорогая».
— Конечно, — подтвердил он, мягко улыбаясь, потом наклонился к ней и нежно, неторопливо поцеловал. И, так же неторопливо отодвинувшись, заглянул в ее теплые фиалковые глаза. — Поедешь — чтобы сделать мне приятное?
О, да, да! — кричало все в ней.
— Если ты уверен, что это так, — хрипло ответила она.
— Никогда еще я не был так уверен, — пробормотал Лукас. — Веришь мне?
Ошеломленной Жермене показалось, что он с трудом оторвал от нее взгляд и заставил себя повернуть ключ зажигания и тронуться с места.
Лукас назвал ее «дорогая», и было похоже, что он вложил в эти слова особый смысл. У нее сложилось впечатление, что он не из тех, кто разбрасывается нежными словами. Жермена молча сидела рядом с ним и размышляла. Рассудок подсказывал ей, что Лукасу нужна именно она, хоть Эдвина уже и обосновалась у него в доме, — она, а не ее сестра.
Жермену переполняла любовь к нему; она была очень возбуждена и в то же самое время испытывала тревогу. Стоит ли верить тому, что в его приглашении кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд? Но ведь Лукасу совершенно незачем было заезжать к ней сегодня утром, когда он оказался поблизости, верно? А он заехал. И заявил, что пригласил бы ее снова в «Хайфилд» — даже без намека отца.
Возможно, она и ошибается, но может, Лукас действительно явился, чтобы увидеться с ней? Или же из-за событий сегодняшнего дня ей совсем отказали мозги?
Неоспоримо одно: она сидит рядом с Лукасом и едет к нему домой.
Ах, разве не благосклонна к ней судьба? Жермена не только видит Лукаса сейчас, в эту самую минуту, но увидит его снова и завтра. Разве может быть у влюбленной Рождество лучше этого?
Они одновременно повернули головы и посмотрели друг на друга.
— Повеселела? — спросил Лукас.
Жермена не могла говорить из-за переполнявших ее чувств. Она кивнула, а потом улыбнулась. Лукас сказал, чтобы она ему верила, — она это и делает.
Глава ВОСЬМАЯ
Эш и Эдвина вышли на дорожку, увидев, что подъехала машина Лукаса. Но они стояли не рядом, а на некотором расстоянии друг от друга, и у Жермены создалось впечатление, что их отношения весьма далеки от дружеских.
Эш направился к машине, как только она остановилась.
— Жермена! Какой сюрприз! — воскликнул он и совсем не удивился, увидев, как Лукас вынимает из машины ее сумку.
Эдвина мило улыбнулась, когда Жермена подошла к ней, но от Жермены не укрылось жесткое выражение в глазах сестры, которая, вес еще улыбаясь, прошипела:
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Как твоя спинка? — любезно спросила Жермена и получила в ответ уничтожающий взгляд.
Все четверо отправились в дом, но Жермена почувствовала, что очень скоро еще услышит свою сестру. Надо было заранее подумать о том, как будет реагировать Эдвина на ее неожиданный приезд.
Само собой разумелось, конечно, что это ей не понравится. Но Жермена была слишком поглощена счастливой возможностью быть рядом с Лукасом, поэтому ни на секунду не задумалась о том, какова будет реакция ее сестры на то, что Лукас уехал один, а вернулся с пассажиркой.
— Чаю? — предложил Лукас.
И вдруг Жермену охватило неожиданное смущение. Она признавала, что это глупо. Но ведь с тех пор, как Амур выпустил свою могущественную стрелу, она пережила разные сокрушительные эмоции, которые до сих пор были ей совершенно неведомы.
— Думаю, мне нужно отнести сумку, и…
— Я отнесу ее, — вызвался Эш.
Жермена посмотрела на Лукаса — он улыбался, и у нее гулко забилось сердце. Она улыбнулась в ответ, и тут Эдвина воспользовалась моментом и дружески предложила:
— Я пойду и помогу тебе распаковать вещи, Жермена.
Жермена удивленно уставилась на свою сестру, которая мило улыбалась ей. Очевидно, Эдвине не терпелось поскорее выяснить, зачем она приехала.
Эш пошел в ту же самую спальню, где Жермена останавливалась раньше. В ней пахло чистотой и мастикой, а кровать, которую она разобрала, когда уезжала в последний раз, была застлана свежим бельем. Видимо, миссис Добсон любила, чтобы гостевые комнаты были проветрены и убраны. После того, как Эш доставил сумку Жермены, он сразу же ушел, одновременно исчезло и подобие приятного выражения с лица Эдвины.
— Что это за дурацкие улыбочки? — враждебно спросила она, как только дверь за Эшем закрылась.
— Дурацкие улыбочки? — повторила за ней Жермена.
— Две минуты тому назад ты смотрела на Лукаса с обожанием!
Господи, неужели это так заметно? Что подумает Лукас?
— Ну, тебе виднее, у тебя такая практика!
Видя, что Жермена не поддается нападкам, Эдвина пошла по другому пути:
— А как все-таки ты встретилась с Лукасом?
— Он заехал к родителям…
— К родителям! — возмутилась Эдвина.
— Он был поблизости и…
— Зачем?
— Не знаю, зачем! Я не спрашивала.
— Ну конечно! — презрительно усмехнулась Эдвина. — Зря ты сюда приехала. Наверняка сама напросилась. Положила на него глаз, верно? Ну, вряд ли тебе повезет, Жермена. Он даже имени твоего не упоминал вчера вечером, когда мы…
— Сама все заварила! — резко ответила Жермена. Вечно Эдвина встает на ее дороге! — И я не напрашивалась сюда — это сделал папа.
Расстегнув сумку, Жермена достала подарок, который привезла сестре, и протянула его ей.
Не поблагодарив, Эдвина схватила завернутый в яркую бумагу флакон своих любимых духов.
— Папа! — резко воскликнула она. — Как? Он…
— Он все еще беспокоится о твоей спине. И хоть я накануне сказала, что здесь есть миссис Добсон, папа считает, что тебе плохо без моей помощи. — Жермена без улыбки посмотрела на сестру. — Это только показывает, как мало он знает тебя на самом деле, — язвительно закончила она.
Увидев, как сузились глаза Эдвины, Жермена поняла, что рано или поздно получит свое. Когда Эдвина, в сердцах хлопнув дверью, вышла из комнаты, Жермена без сил опустилась на кровать.
«Вчера вечером, когда мы…» А что делали вчера вечером Лукас и Эдвина? Прекрати! — приказала себе Жермена. Ты знаешь сестру. Она всегда умела врать напропалую, без всякого зазрения совести. Если они провели романтический вечер, зачем ему было оставлять сегодня Эдвину, пусть даже с Эшем, и заниматься каким-то делом вне дома?
Жермена разобрала вещи, пытаясь воскресить в памяти те счастливые минуты с Лукасом в снегу. Он не особенно-то стремился вернуться к Эдвине! — напомнила себе Жермена.
Почему-то ей расхотелось идти в гостиную. Однако нужно было чем-то заняться. Не находя себе места, Жермена решила заглянуть в кухню к миссис Добсон, но потом передумала. В такое время экономка по уши завалена делами.
Если бы не темнота, Жермена уступила бы желанию навестить то чудесное место у ручья — может быть, и на нее опустился бы мир и покой. Но зимой темнеет рано. Чтобы как-то унять беспокойство, которое внесла Эдвина своим упоминанием о себе и Лукасе вчера вечером, Жермена встала под душ, очень сожалея, что поддалась на уговоры Лукаса приехать сюда.
Но, выходя из комнаты, Жермена почувствовала, что настроение у нее стало улучшаться. Он назвал ее «дорогая»! О, Лукас!
А вот и он. Стоит у основания лестницы, как будто поджидая ее. Жермена изо всех сил постаралась не улыбаться: яд Эдвины все еще действовал. Но в ней запоздало проснулось чувство, что не следует всерьез принимать полунамеки сестры. Господи, она же выросла, постоянно слушая выдумки Эдвины, которые той были выгодны.
— Ты все не спускалась, — укорял Лукас, когда Жермена подошла к нему.
Сердце у нее затрепетало, а мысли об Эдвине отодвинулись на задний план. Лукас говорил так, как будто с нетерпением ждал ее.
— Я… вот я и здесь, — смогла выговорить Жермена.
Лукас обнял ее и поцеловал. И с неохотой отпустил.
— Наверное, ты любишь, когда на Рождество много омелы? — тихо спросил он.
Жермена громко рассмеялась, потому что, хотя холл и украшало большое количество остролиста, нигде не было и веточки омелы.
Она все еще смеялась, когда Лукас взял ее за руку и повел в гостиную. Эдвина была уже там, украшая один из диванов.
Глаза Эдвины сразу же приковались к их переплетенным рукам. От Жермены не ускользнуло, как сжался рот у сестры. Но Эдвина быстро состроила детскую наивную улыбку и поинтересовалась:
— Нравятся красивые выходы, Жермена?
Интересно, подумала Жермена, одна ли она заметила под улыбкой жало?
— Что хочешь выпить, Эдвина? — спросил Лукас, отпустив руку Жермены. — А ты, Жермена?
Вечер пошел своим чередом. Эш сел рядом с Эдвиной и мило болтал с ней, пока не настало время идти в столовую. К счастью, трапеза прошла без каких-либо других язвительных замечаний Эдвины. Хотя Жермена заметила тяжелый взгляд Эдвины, который та не успела сразу спрятать, когда не она стала объектом внимания Лукаса, а Жермена.
И снова чувства Жермены были в полном смятении. Ей казалось, что, когда она одна с Лукасом, можно забыть обо всем и просто наслаждаться его обществом. Даже не надо беспокоиться о том, куда идут их отношения, — пусть они вообще стоят на месте. Ей было достаточно находиться рядом с ним. Но при Эдвине Жермена чувствовала себя неестественно, неловко, как будто нужно следить за каждым словом. Как будто в любую секунду Эдвина может все испортить.
Жермена раздумывала, кажется ли ей, или Лукас на самом деле смотрит в ее сторону вес чаще и чаще? Как если бы ему было трудно оторвать от нее взгляд.
Воображение! — насмехалось ее переполненное любовью сердце. Правда, Эдвина все видела, и любому, кто знал ее так же хорошо, как Жермена, было бы ясно, что старшая из сестер терпит фиаско.
После кофе все вернулись в гостиную.
— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Лукас Эдвину.
Та изобразила, будто не знает, что ей выбрать, и поэтому подошла к бару вместе с Лукасом. Эш тут же сел рядом с Жерменой.
— У меня не было возможности поговорить с тобой наедине.
— Доволен, как прошло Рождество? — улыбнулась она, хотя ее настроение упало, потому что Эдвина с увлечением прислушивалась к словам Лукаса.
— Мы можем остаться друзьями, Жермена? — задал Эш свой вопрос вместо того, чтобы ответить ей.
Жермена внимательно посмотрела на него.
— Ты так говоришь, как будто это важно для тебя, — заметила она.
Эш серьезно посмотрел на нее.
— В действительности так и есть. Хотя я не стал бы винить тебя, если бы, после того как я обошелся с тобой, ты бы меня отшила.
— Что было, то прошло, — снова улыбнулась Жермена. Она не питала к Эшу зла и на самом деле могла остаться с ним в хороших отношениях, поэтому искренне согласилась: — Друзья.
Хотела протянуть ему руку, но Эш расплылся в улыбке и поцеловал ее — в знак дружбы.
— Не позавтракаешь со мной как-нибудь на следующей неделе? — предложил он, но ответа не получил, потому что рядом с ними оказался Лукас.
— А что ты выпьешь, Жермена? — резко вмешался он, и его голос прозвучал весьма агрессивно.
Если Лукас спрашивает ее таким тоном, то она лучше умрет от жажды.
— Спасибо, ничего, — вежливо ответила Жермена, поднимаясь. — Если никто не возражает, я пойду спать.
— Ты уверена? — вскинул брови Эш.
— Уверена, — улыбнулась она.
— У меня нет носового платка, я поднимусь за ним наверх, — заверещала Эдвина и вышла с Жерменой в холл. — Развлекаешься? — спросила она, когда они стали подниматься по лестнице. На этот раз она, кажется, пребывала в хорошем расположении духа.
В Жермене зашевелились подозрения. Весь вечер ее сестра бросала ей тайком недовольные взгляды. И вдруг, когда рядом нет свидетелей, она решила облагодетельствовать ее и показать свою радужную сторону?
— Что так развеселило тебя? — поинтересовалась Жермена.
— Разве не чудесно? — вздохнула Эдвина. — Лукас предложил мне оставаться в «Хайфилде», сколько я захочу. — Эдвина, с трудом сдерживая себя и улыбаясь хитрой улыбкой Жермене, добавила: — Разве это не прогресс?
К счастью, они уже дошли до верхнего этажа. Эдвина, подмигнув сестре, направилась к своей комнате.
Жермена чувствовала, что готова расплакаться, но она не станет этого делать! Ах, как она сожалела, что приехала! Катание на санках в снегу, смех, поцелуи Лукаса в тот день — вдруг все это показалось таким далеким. Его поведение по отношению к ней минуту назад — холодное и агрессивное — было огромным контрастом.
Сначала он очаровывал ее, а потом переключился на Эдвину! Жермена все больше распалялась. Что он возомнил о себе, чтобы так играть ее чувствами? Конечно, Лукас не знает о ее чувствах. Да она и не особенно хотела, чтобы он знал. Но все же Лукас, вероятно, догадывается, что хоть немного нравится ей — иначе почему она согласилась приехать сюда сегодня?
Жермена обнаружила, что не может все время злиться на Лукаса, ее гнев так же быстро улетучился, как и возник. Но, снова ощутив беспокойство, она в четвертый раз за день приняла душ, раздумывая, правду ли сказала Эдвина?
Факт заключался в том, что ее сестра, казалось, обдумывала каждое слово, которое Лукас произносил у бара. Но Эдвина все и всегда видит в выгодном ей свете. А если так, могла ли она из чего-то незначительного, сказанного Лукасом, вытянуть маленькую ниточку и сплести еще более изощренную выдумку?
Жермена вспомнила, как Лукас обнял и поцеловал ее, когда она раньше выходила из комнаты. Вспомнила также тс моменты за обедом, когда он посматривал на нее и, казалось, радовался ее присутствию.
Она лежала в ночной рубашке в кровати и спрашивала себя, стоит ли ей доверять своей интуиции. Ведь недаром что-то подсказывало ей, что она все же нравится Лукасу.
Стоп! Не так давно она поверила его брату Эшу. Жермена спустилась на землю. Чудесно! Осознав, что она, вероятно, просто дубина и что братья Тэвинор просто флиртовали и развлекались, используя ее, она уже была готова выскочить из кровати, одеться и тут же убраться отсюда.
В этот момент в дверь легонько постучали. Жермена посмотрела на часы — было еще сравнительно рано, около половины одиннадцатого. Подумав, что вряд ли кто-нибудь еще ушел спать вечером в День подарков, она встала с кровати. Быстро завязав на ходу поясок халата, подошла к двери. Это не могла быть Эдвина: та не стала бы стучать, а сразу бы вошла. А если это один из Тэвиноров, что ж, она готова встретить его достойно.
Жермена сердито распахнула дверь — и ее странное сердце задрожало. Ну за какие грехи она вынуждена стоять и терпеть, как он разглядывает ее?
— Знаю, что расстроил тебя, — тихо сказал Лукас.
— Подумаешь! — небрежно выдохнула она.
Лукас, улыбаясь, заглянул в ее мятежные фиалковые глаза.
— Как говорила моя старая няня, нельзя ложиться спать, не помирившись.
— Мы не ссорились! — напомнила ему Жермена. Она не желала видеть его улыбку; это расслабляло ее.
— Не хочешь, чтобы я извинился? — спросил он, и она еще больше расслабилась.
— Не стоит об этом говорить, — упрямо повторила Жермена и уже собралась закрыть дверь, как Лукас резко напомнил ей:
— Ты поцеловала моего брата!
— Когда? — испугалась она.
— Совсем недавно — в гостиной.
Она уставилась на него. Он стал агрессивен и холоден к ней — из-за этого поцелуя?
— Не я поцеловала его, а он меня.
— Уж не собираешься ли ты пойти с ним позавтракать на следующей неделе?
Жермену вдруг поразила невероятная мысль.
— Неужели ты… — она едва осмелилась вымолвить следующее слово, — ревнуешь?
— Я? — усмехнулся Лукас. — Только из-за того, что мой брат сидел и болтал с тобою, из-за того, что он поцеловал тебя?
Он действительно ревновал! Сердце Жермены громко застучало, а вся злость растаяла.
— Он… Эш… хочет, чтобы мы были друзьями, — проговорила Жермена. Испытав на себе муки ревности, она не хотела причинять боль человеку, которого любила.
— Вот как! — воскликнул Лукас, как будто это все объясняло.
Нет, подумала девушка, не может быть и речи о том, что Лукас может ревновать ее. Ей стало неловко.
— Тогда спокойной ночи, — пожелала она ему и снова собралась закрыть дверь, но его слова остановили ее.
— А ты не хочешь увидеть свой рождественский подарок? — спросил Лукас. Потом наклонился к той стороне двери, которая была ей не видна, и поднял прямоугольный плоский сверток. — Счастливого Рождества, Жермена, — нежно пожелал он ей и протянул завернутый в золотую бумагу сверток.
— Ах, Лукас! — запричитала Жермена. — Я ничего тебе не приготовила!
— Не огорчайся. Тебе понравится мой подарок.
— Можно развернуть?
Лукас кивнул, и в его серых глазах зажегся теплый свет. Жермене пришлось отвернуться от него. Она не хотела, чтобы он заглянул ей в глаза и увидел ее душу. Девушка вошла в комнату, теребя пальцами золоченую обертку. Сняла первый слой и увидела, что подарок завернут в еще одну защитную обертку. А когда сняла и эту, издала возглас настоящего изумления.
— Лукас! — вскрикнула Жермена и устремила на него сверкающий взор. — Ты… — выдохнула она, но так и не могла найти слов.
Он продвинулся внутрь комнаты и закрыл дверь.
— Тебе нравится?
По ее виду Лукас понял, что «нравится» — слабо сказано. Жермена перевела фиалковые глаза с него на картину, которую он ей подарил.
— Это «Мальчик с тележкой!», — сообщила она ему то, что он и без нее прекрасно знал. — Мы видели ее на той художественной выставке… — Ее голос замер. — Я не могу принять этого! — вдруг воскликнула она.
— Она тебе не нравится?
— Ах, Лукас, ты же знаешь, что она мне очень нравится. Это самый замечательный рождественский подарок, который я когда-нибудь получала, — честно ответила она, а потом добавила хриплым голосом: — Но она, должно быть, дорогая, и я не могу…
— Можешь, моя прекрасная девочка, можешь, — мягко перебил ее Лукас, — Доставь мне удовольствие увидеть, как ты наслаждаешься своей картиной.
Глаза Жермены стали мечтательными. Это прозвучало так сокровенно. Как будто каждый раз, глядя на картину, Лукас вспоминал о ней, о Жермене.
— Честно говоря, она не такая уж дорогая, — продолжал уверять ее Лукас. И, нанося сокрушительный удар, добавил: — Ты должна знать, милая Жермена, что я просто не мог допустить, чтобы ее купил кто-нибудь другой.
— Ах, Лукас! — дрожа, воскликнула она.
— Уж не собираешься ли ты заплакать? — спросил он с искренним беспокойством.
Жермена рассмеялась:
— Я собираюсь расцеловать тебя!
— Из двух предположений это мне больше подходит, — улыбнулся Лукас и протянул к ней руки.
Задрожав всем телом, она шагнула к Лукасу. Ощущение его губ стало тем бальзамом, который был нужен ей, чтобы забыть о прежних горестях. В его объятиях все ее беспокойство исчезло.
За первым поцелуем последовал второй, третий… Лукас прижимал Жермену к своей груди, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Она чувствовала жар его тела через тонкую ткань халата, чувствовала его руки у себя на талии, на изгибах спины, на ягодицах.
— Лукас! — прошептала она, и ее тело пронзил доселе неиспытанный ею восторг.
Лукас отстранился, чтобы заглянуть в раскрасневшееся лицо Жермены. Его серые глаза искрились от желания.
— Остановиться? — гортанно спросил он.
Жермена с трудом сглотнула. Она не хотела останавливаться. Хотела получить еще больше поцелуев, еще больше прикосновений.
— А… нужно?
— Любимая! — выдохнул он.
У Жермены подпрыгнуло сердце. Она знала, что готова пойти за ним, куда бы он ни повел. Улыбнулась, взглянув на него, и поцеловала. Лукас поднял ее, понес к кровати и нежно опустил на нее. Жермена закрыла глаза и почувствовала, как дрогнула кровать, когда Лукас лег рядом с нею. Снова открыв глаза, Жермена увидела, что он сбросил пиджак. Лукас обнял ее, и они прильнули друг к другу. Это было блаженство, настоящее блаженство — быть рядом, ощущать жар его тела.
Они целовались снова и снова. Его ищущие руки нежно продвигались к ее груди, но внезапно Лукас замер, услышав неровное дыхание Жермены.
— Ты боишься, славная моя? — спросил он.
— Нет, — прошептала Жермена. — Нет, — повторила она, опасаясь, что он не услышал в первый раз и сейчас уйдет. — Просто, думаю, мне немного… неловко.
Мягко и нежно Лукас прикоснулся губами к ее губам.
— Любимая! — Медленно, чтобы не торопить то важное, что происходит с ней, руки Лукаса подобрались к поясу ее халата. — Можно? — Он вес еще давал ей время отступить.
— Да, — ответила она, позволяя ему осторожно снять с себя халат.
Ночная рубашка задралась, и у Жермены запылало лицо, когда она почувствовала руку Лукаса на своем обнаженном бедре.
— Лукас! — дрожа, прошептала она.
Его рука замерла, но в чутких серых глазах были лишь нежность и понимание.
— Ты еще не совсем уверена? — спросил он, глядя в ее прекрасные фиалковые глаза и на залитое краской лицо.
— Уверена, — проговорила она как можно тверже. — Просто… все это… так ново…
— Знаю, любимая, — откликнулся он. — Все будет хорошо. Доверься мне.
Жермена с чувством поцеловала Лукаса и больше нисколько не возражала, когда его замершая рука снова двинулась под рубашкой и, поразив ее восторгом своего прикосновения, теплая и ищущая, прошлась по животу и поднялась выше, чтобы обхватить полушарие ее груди.
— Ах! — выдохнула Жермена.
— Ты не боишься?
— С тобой — нет, — смущенно ответила она.
— Любимая! — ликуя, воскликнул Лукас.
Когда он осторожно снял с нее ночную рубашку — последнюю прикрывающую наготу одежду, — Жермена испытала не только естественное смущение, но и настоящий восторг.
— Ты прекрасна, любовь моя, — хрипло пробормотал Лукас, залюбовавшись ее грудью с розовыми сосками.
Жермена ощутила еще большее блаженство, когда он снова склонился к ней. В то время, как рукой Лукас ласкал ее правую грудь, левую он ласкал губами, доводя неискушенную девушку до полного изнеможения.
Потом они опять целовались, объятия сменялись ласками… И вдруг, словно вынырнув из своего блаженного забытья, Жермена увидела, что Лукас снял одежду и лежит рядом полностью обнаженный.
— Лукас! — слабо вскрикнула она, инстинктивно отодвигаясь.
— Ты шокирована?
— Нет, нет. Я… — Она не знала, как ей поступать и что говорить. — Помоги мне!
— Ты хочешь заняться со мною любовью, маленькая моя?
— Д-да, — ответила она тоненьким голоском.
— Но тебе что-то мешает?
— Нет, ничего. — Сглотнула, Жермена попросила: — Поцелуи меня, пожалуйста!
— Любовь моя, — пробормотал Лукас и склонился, чтобы поцеловать ее. Их тела снова соприкоснулись. Жермена прижалась к нему; физическое ощущение его тела рядом с ее собственным горячим телом требовало мгновения, чтобы привыкнуть. Школьные уроки биологии так и не подготовили ее к тому моменту, когда так близко ощущаешь мужчину.
— Лукас, — прошептала она его имя.
Но тут где-то хлопнула дверь. Это было настолько неуместно в момент глубокой и чувственной любви, что Жермена подскочила. И сразу же Лукас принял решение. Он быстро сел, отодвинувшись от нее. Пока она силилась понять, что происходит, Лукас начал торопливо натягивать нижнее белье и брюки — так торопливо, как будто боялся передумать.
— Что? — спросила, тоже садясь, Жермена.
— Это неправильно, любовь моя, — заключил Лукас; его взгляд скользнул по ее груди, но он быстро отвел его.
— Неправильно?
У Лукаса на щеке задергалась жилка.
— Мне казалось… Я думал, мы… Но здесь слишком людно. Нам надо быть где-нибудь совсем одним, где я смогу… — Он осекся и стал взглядом искать ее глаза. — Ты любишь меня?
Жермена хотела сказать, что обожает его, но тут до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно обнаженная, и ею овладело смущение.
— Идея была не очень хорошая, — признал Лукас с кривой ухмылкой. И, крепко держа ее за руки, продолжил: — Находиться рядом с тобой и вести светские беседы — невыносимо. Я не могу даже трезво мыслить. — Решительно встав, он подошел к двери. — Если я тебе небезразличен, любовь моя, встретимся завтра, но не в этой комнате… — Он помолчал, потом улыбнулся: — Буду ждать тебя у нашей скамейки. Ты знаешь, что я имею в виду?
Эш направился к машине, как только она остановилась.
— Жермена! Какой сюрприз! — воскликнул он и совсем не удивился, увидев, как Лукас вынимает из машины ее сумку.
Эдвина мило улыбнулась, когда Жермена подошла к ней, но от Жермены не укрылось жесткое выражение в глазах сестры, которая, вес еще улыбаясь, прошипела:
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Как твоя спинка? — любезно спросила Жермена и получила в ответ уничтожающий взгляд.
Все четверо отправились в дом, но Жермена почувствовала, что очень скоро еще услышит свою сестру. Надо было заранее подумать о том, как будет реагировать Эдвина на ее неожиданный приезд.
Само собой разумелось, конечно, что это ей не понравится. Но Жермена была слишком поглощена счастливой возможностью быть рядом с Лукасом, поэтому ни на секунду не задумалась о том, какова будет реакция ее сестры на то, что Лукас уехал один, а вернулся с пассажиркой.
— Чаю? — предложил Лукас.
И вдруг Жермену охватило неожиданное смущение. Она признавала, что это глупо. Но ведь с тех пор, как Амур выпустил свою могущественную стрелу, она пережила разные сокрушительные эмоции, которые до сих пор были ей совершенно неведомы.
— Думаю, мне нужно отнести сумку, и…
— Я отнесу ее, — вызвался Эш.
Жермена посмотрела на Лукаса — он улыбался, и у нее гулко забилось сердце. Она улыбнулась в ответ, и тут Эдвина воспользовалась моментом и дружески предложила:
— Я пойду и помогу тебе распаковать вещи, Жермена.
Жермена удивленно уставилась на свою сестру, которая мило улыбалась ей. Очевидно, Эдвине не терпелось поскорее выяснить, зачем она приехала.
Эш пошел в ту же самую спальню, где Жермена останавливалась раньше. В ней пахло чистотой и мастикой, а кровать, которую она разобрала, когда уезжала в последний раз, была застлана свежим бельем. Видимо, миссис Добсон любила, чтобы гостевые комнаты были проветрены и убраны. После того, как Эш доставил сумку Жермены, он сразу же ушел, одновременно исчезло и подобие приятного выражения с лица Эдвины.
— Что это за дурацкие улыбочки? — враждебно спросила она, как только дверь за Эшем закрылась.
— Дурацкие улыбочки? — повторила за ней Жермена.
— Две минуты тому назад ты смотрела на Лукаса с обожанием!
Господи, неужели это так заметно? Что подумает Лукас?
— Ну, тебе виднее, у тебя такая практика!
Видя, что Жермена не поддается нападкам, Эдвина пошла по другому пути:
— А как все-таки ты встретилась с Лукасом?
— Он заехал к родителям…
— К родителям! — возмутилась Эдвина.
— Он был поблизости и…
— Зачем?
— Не знаю, зачем! Я не спрашивала.
— Ну конечно! — презрительно усмехнулась Эдвина. — Зря ты сюда приехала. Наверняка сама напросилась. Положила на него глаз, верно? Ну, вряд ли тебе повезет, Жермена. Он даже имени твоего не упоминал вчера вечером, когда мы…
— Сама все заварила! — резко ответила Жермена. Вечно Эдвина встает на ее дороге! — И я не напрашивалась сюда — это сделал папа.
Расстегнув сумку, Жермена достала подарок, который привезла сестре, и протянула его ей.
Не поблагодарив, Эдвина схватила завернутый в яркую бумагу флакон своих любимых духов.
— Папа! — резко воскликнула она. — Как? Он…
— Он все еще беспокоится о твоей спине. И хоть я накануне сказала, что здесь есть миссис Добсон, папа считает, что тебе плохо без моей помощи. — Жермена без улыбки посмотрела на сестру. — Это только показывает, как мало он знает тебя на самом деле, — язвительно закончила она.
Увидев, как сузились глаза Эдвины, Жермена поняла, что рано или поздно получит свое. Когда Эдвина, в сердцах хлопнув дверью, вышла из комнаты, Жермена без сил опустилась на кровать.
«Вчера вечером, когда мы…» А что делали вчера вечером Лукас и Эдвина? Прекрати! — приказала себе Жермена. Ты знаешь сестру. Она всегда умела врать напропалую, без всякого зазрения совести. Если они провели романтический вечер, зачем ему было оставлять сегодня Эдвину, пусть даже с Эшем, и заниматься каким-то делом вне дома?
Жермена разобрала вещи, пытаясь воскресить в памяти те счастливые минуты с Лукасом в снегу. Он не особенно-то стремился вернуться к Эдвине! — напомнила себе Жермена.
Почему-то ей расхотелось идти в гостиную. Однако нужно было чем-то заняться. Не находя себе места, Жермена решила заглянуть в кухню к миссис Добсон, но потом передумала. В такое время экономка по уши завалена делами.
Если бы не темнота, Жермена уступила бы желанию навестить то чудесное место у ручья — может быть, и на нее опустился бы мир и покой. Но зимой темнеет рано. Чтобы как-то унять беспокойство, которое внесла Эдвина своим упоминанием о себе и Лукасе вчера вечером, Жермена встала под душ, очень сожалея, что поддалась на уговоры Лукаса приехать сюда.
Но, выходя из комнаты, Жермена почувствовала, что настроение у нее стало улучшаться. Он назвал ее «дорогая»! О, Лукас!
А вот и он. Стоит у основания лестницы, как будто поджидая ее. Жермена изо всех сил постаралась не улыбаться: яд Эдвины все еще действовал. Но в ней запоздало проснулось чувство, что не следует всерьез принимать полунамеки сестры. Господи, она же выросла, постоянно слушая выдумки Эдвины, которые той были выгодны.
— Ты все не спускалась, — укорял Лукас, когда Жермена подошла к нему.
Сердце у нее затрепетало, а мысли об Эдвине отодвинулись на задний план. Лукас говорил так, как будто с нетерпением ждал ее.
— Я… вот я и здесь, — смогла выговорить Жермена.
Лукас обнял ее и поцеловал. И с неохотой отпустил.
— Наверное, ты любишь, когда на Рождество много омелы? — тихо спросил он.
Жермена громко рассмеялась, потому что, хотя холл и украшало большое количество остролиста, нигде не было и веточки омелы.
Она все еще смеялась, когда Лукас взял ее за руку и повел в гостиную. Эдвина была уже там, украшая один из диванов.
Глаза Эдвины сразу же приковались к их переплетенным рукам. От Жермены не ускользнуло, как сжался рот у сестры. Но Эдвина быстро состроила детскую наивную улыбку и поинтересовалась:
— Нравятся красивые выходы, Жермена?
Интересно, подумала Жермена, одна ли она заметила под улыбкой жало?
— Что хочешь выпить, Эдвина? — спросил Лукас, отпустив руку Жермены. — А ты, Жермена?
Вечер пошел своим чередом. Эш сел рядом с Эдвиной и мило болтал с ней, пока не настало время идти в столовую. К счастью, трапеза прошла без каких-либо других язвительных замечаний Эдвины. Хотя Жермена заметила тяжелый взгляд Эдвины, который та не успела сразу спрятать, когда не она стала объектом внимания Лукаса, а Жермена.
И снова чувства Жермены были в полном смятении. Ей казалось, что, когда она одна с Лукасом, можно забыть обо всем и просто наслаждаться его обществом. Даже не надо беспокоиться о том, куда идут их отношения, — пусть они вообще стоят на месте. Ей было достаточно находиться рядом с ним. Но при Эдвине Жермена чувствовала себя неестественно, неловко, как будто нужно следить за каждым словом. Как будто в любую секунду Эдвина может все испортить.
Жермена раздумывала, кажется ли ей, или Лукас на самом деле смотрит в ее сторону вес чаще и чаще? Как если бы ему было трудно оторвать от нее взгляд.
Воображение! — насмехалось ее переполненное любовью сердце. Правда, Эдвина все видела, и любому, кто знал ее так же хорошо, как Жермена, было бы ясно, что старшая из сестер терпит фиаско.
После кофе все вернулись в гостиную.
— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Лукас Эдвину.
Та изобразила, будто не знает, что ей выбрать, и поэтому подошла к бару вместе с Лукасом. Эш тут же сел рядом с Жерменой.
— У меня не было возможности поговорить с тобой наедине.
— Доволен, как прошло Рождество? — улыбнулась она, хотя ее настроение упало, потому что Эдвина с увлечением прислушивалась к словам Лукаса.
— Мы можем остаться друзьями, Жермена? — задал Эш свой вопрос вместо того, чтобы ответить ей.
Жермена внимательно посмотрела на него.
— Ты так говоришь, как будто это важно для тебя, — заметила она.
Эш серьезно посмотрел на нее.
— В действительности так и есть. Хотя я не стал бы винить тебя, если бы, после того как я обошелся с тобой, ты бы меня отшила.
— Что было, то прошло, — снова улыбнулась Жермена. Она не питала к Эшу зла и на самом деле могла остаться с ним в хороших отношениях, поэтому искренне согласилась: — Друзья.
Хотела протянуть ему руку, но Эш расплылся в улыбке и поцеловал ее — в знак дружбы.
— Не позавтракаешь со мной как-нибудь на следующей неделе? — предложил он, но ответа не получил, потому что рядом с ними оказался Лукас.
— А что ты выпьешь, Жермена? — резко вмешался он, и его голос прозвучал весьма агрессивно.
Если Лукас спрашивает ее таким тоном, то она лучше умрет от жажды.
— Спасибо, ничего, — вежливо ответила Жермена, поднимаясь. — Если никто не возражает, я пойду спать.
— Ты уверена? — вскинул брови Эш.
— Уверена, — улыбнулась она.
— У меня нет носового платка, я поднимусь за ним наверх, — заверещала Эдвина и вышла с Жерменой в холл. — Развлекаешься? — спросила она, когда они стали подниматься по лестнице. На этот раз она, кажется, пребывала в хорошем расположении духа.
В Жермене зашевелились подозрения. Весь вечер ее сестра бросала ей тайком недовольные взгляды. И вдруг, когда рядом нет свидетелей, она решила облагодетельствовать ее и показать свою радужную сторону?
— Что так развеселило тебя? — поинтересовалась Жермена.
— Разве не чудесно? — вздохнула Эдвина. — Лукас предложил мне оставаться в «Хайфилде», сколько я захочу. — Эдвина, с трудом сдерживая себя и улыбаясь хитрой улыбкой Жермене, добавила: — Разве это не прогресс?
К счастью, они уже дошли до верхнего этажа. Эдвина, подмигнув сестре, направилась к своей комнате.
Жермена чувствовала, что готова расплакаться, но она не станет этого делать! Ах, как она сожалела, что приехала! Катание на санках в снегу, смех, поцелуи Лукаса в тот день — вдруг все это показалось таким далеким. Его поведение по отношению к ней минуту назад — холодное и агрессивное — было огромным контрастом.
Сначала он очаровывал ее, а потом переключился на Эдвину! Жермена все больше распалялась. Что он возомнил о себе, чтобы так играть ее чувствами? Конечно, Лукас не знает о ее чувствах. Да она и не особенно хотела, чтобы он знал. Но все же Лукас, вероятно, догадывается, что хоть немного нравится ей — иначе почему она согласилась приехать сюда сегодня?
Жермена обнаружила, что не может все время злиться на Лукаса, ее гнев так же быстро улетучился, как и возник. Но, снова ощутив беспокойство, она в четвертый раз за день приняла душ, раздумывая, правду ли сказала Эдвина?
Факт заключался в том, что ее сестра, казалось, обдумывала каждое слово, которое Лукас произносил у бара. Но Эдвина все и всегда видит в выгодном ей свете. А если так, могла ли она из чего-то незначительного, сказанного Лукасом, вытянуть маленькую ниточку и сплести еще более изощренную выдумку?
Жермена вспомнила, как Лукас обнял и поцеловал ее, когда она раньше выходила из комнаты. Вспомнила также тс моменты за обедом, когда он посматривал на нее и, казалось, радовался ее присутствию.
Она лежала в ночной рубашке в кровати и спрашивала себя, стоит ли ей доверять своей интуиции. Ведь недаром что-то подсказывало ей, что она все же нравится Лукасу.
Стоп! Не так давно она поверила его брату Эшу. Жермена спустилась на землю. Чудесно! Осознав, что она, вероятно, просто дубина и что братья Тэвинор просто флиртовали и развлекались, используя ее, она уже была готова выскочить из кровати, одеться и тут же убраться отсюда.
В этот момент в дверь легонько постучали. Жермена посмотрела на часы — было еще сравнительно рано, около половины одиннадцатого. Подумав, что вряд ли кто-нибудь еще ушел спать вечером в День подарков, она встала с кровати. Быстро завязав на ходу поясок халата, подошла к двери. Это не могла быть Эдвина: та не стала бы стучать, а сразу бы вошла. А если это один из Тэвиноров, что ж, она готова встретить его достойно.
Жермена сердито распахнула дверь — и ее странное сердце задрожало. Ну за какие грехи она вынуждена стоять и терпеть, как он разглядывает ее?
— Знаю, что расстроил тебя, — тихо сказал Лукас.
— Подумаешь! — небрежно выдохнула она.
Лукас, улыбаясь, заглянул в ее мятежные фиалковые глаза.
— Как говорила моя старая няня, нельзя ложиться спать, не помирившись.
— Мы не ссорились! — напомнила ему Жермена. Она не желала видеть его улыбку; это расслабляло ее.
— Не хочешь, чтобы я извинился? — спросил он, и она еще больше расслабилась.
— Не стоит об этом говорить, — упрямо повторила Жермена и уже собралась закрыть дверь, как Лукас резко напомнил ей:
— Ты поцеловала моего брата!
— Когда? — испугалась она.
— Совсем недавно — в гостиной.
Она уставилась на него. Он стал агрессивен и холоден к ней — из-за этого поцелуя?
— Не я поцеловала его, а он меня.
— Уж не собираешься ли ты пойти с ним позавтракать на следующей неделе?
Жермену вдруг поразила невероятная мысль.
— Неужели ты… — она едва осмелилась вымолвить следующее слово, — ревнуешь?
— Я? — усмехнулся Лукас. — Только из-за того, что мой брат сидел и болтал с тобою, из-за того, что он поцеловал тебя?
Он действительно ревновал! Сердце Жермены громко застучало, а вся злость растаяла.
— Он… Эш… хочет, чтобы мы были друзьями, — проговорила Жермена. Испытав на себе муки ревности, она не хотела причинять боль человеку, которого любила.
— Вот как! — воскликнул Лукас, как будто это все объясняло.
Нет, подумала девушка, не может быть и речи о том, что Лукас может ревновать ее. Ей стало неловко.
— Тогда спокойной ночи, — пожелала она ему и снова собралась закрыть дверь, но его слова остановили ее.
— А ты не хочешь увидеть свой рождественский подарок? — спросил Лукас. Потом наклонился к той стороне двери, которая была ей не видна, и поднял прямоугольный плоский сверток. — Счастливого Рождества, Жермена, — нежно пожелал он ей и протянул завернутый в золотую бумагу сверток.
— Ах, Лукас! — запричитала Жермена. — Я ничего тебе не приготовила!
— Не огорчайся. Тебе понравится мой подарок.
— Можно развернуть?
Лукас кивнул, и в его серых глазах зажегся теплый свет. Жермене пришлось отвернуться от него. Она не хотела, чтобы он заглянул ей в глаза и увидел ее душу. Девушка вошла в комнату, теребя пальцами золоченую обертку. Сняла первый слой и увидела, что подарок завернут в еще одну защитную обертку. А когда сняла и эту, издала возглас настоящего изумления.
— Лукас! — вскрикнула Жермена и устремила на него сверкающий взор. — Ты… — выдохнула она, но так и не могла найти слов.
Он продвинулся внутрь комнаты и закрыл дверь.
— Тебе нравится?
По ее виду Лукас понял, что «нравится» — слабо сказано. Жермена перевела фиалковые глаза с него на картину, которую он ей подарил.
— Это «Мальчик с тележкой!», — сообщила она ему то, что он и без нее прекрасно знал. — Мы видели ее на той художественной выставке… — Ее голос замер. — Я не могу принять этого! — вдруг воскликнула она.
— Она тебе не нравится?
— Ах, Лукас, ты же знаешь, что она мне очень нравится. Это самый замечательный рождественский подарок, который я когда-нибудь получала, — честно ответила она, а потом добавила хриплым голосом: — Но она, должно быть, дорогая, и я не могу…
— Можешь, моя прекрасная девочка, можешь, — мягко перебил ее Лукас, — Доставь мне удовольствие увидеть, как ты наслаждаешься своей картиной.
Глаза Жермены стали мечтательными. Это прозвучало так сокровенно. Как будто каждый раз, глядя на картину, Лукас вспоминал о ней, о Жермене.
— Честно говоря, она не такая уж дорогая, — продолжал уверять ее Лукас. И, нанося сокрушительный удар, добавил: — Ты должна знать, милая Жермена, что я просто не мог допустить, чтобы ее купил кто-нибудь другой.
— Ах, Лукас! — дрожа, воскликнула она.
— Уж не собираешься ли ты заплакать? — спросил он с искренним беспокойством.
Жермена рассмеялась:
— Я собираюсь расцеловать тебя!
— Из двух предположений это мне больше подходит, — улыбнулся Лукас и протянул к ней руки.
Задрожав всем телом, она шагнула к Лукасу. Ощущение его губ стало тем бальзамом, который был нужен ей, чтобы забыть о прежних горестях. В его объятиях все ее беспокойство исчезло.
За первым поцелуем последовал второй, третий… Лукас прижимал Жермену к своей груди, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Она чувствовала жар его тела через тонкую ткань халата, чувствовала его руки у себя на талии, на изгибах спины, на ягодицах.
— Лукас! — прошептала она, и ее тело пронзил доселе неиспытанный ею восторг.
Лукас отстранился, чтобы заглянуть в раскрасневшееся лицо Жермены. Его серые глаза искрились от желания.
— Остановиться? — гортанно спросил он.
Жермена с трудом сглотнула. Она не хотела останавливаться. Хотела получить еще больше поцелуев, еще больше прикосновений.
— А… нужно?
— Любимая! — выдохнул он.
У Жермены подпрыгнуло сердце. Она знала, что готова пойти за ним, куда бы он ни повел. Улыбнулась, взглянув на него, и поцеловала. Лукас поднял ее, понес к кровати и нежно опустил на нее. Жермена закрыла глаза и почувствовала, как дрогнула кровать, когда Лукас лег рядом с нею. Снова открыв глаза, Жермена увидела, что он сбросил пиджак. Лукас обнял ее, и они прильнули друг к другу. Это было блаженство, настоящее блаженство — быть рядом, ощущать жар его тела.
Они целовались снова и снова. Его ищущие руки нежно продвигались к ее груди, но внезапно Лукас замер, услышав неровное дыхание Жермены.
— Ты боишься, славная моя? — спросил он.
— Нет, — прошептала Жермена. — Нет, — повторила она, опасаясь, что он не услышал в первый раз и сейчас уйдет. — Просто, думаю, мне немного… неловко.
Мягко и нежно Лукас прикоснулся губами к ее губам.
— Любимая! — Медленно, чтобы не торопить то важное, что происходит с ней, руки Лукаса подобрались к поясу ее халата. — Можно? — Он вес еще давал ей время отступить.
— Да, — ответила она, позволяя ему осторожно снять с себя халат.
Ночная рубашка задралась, и у Жермены запылало лицо, когда она почувствовала руку Лукаса на своем обнаженном бедре.
— Лукас! — дрожа, прошептала она.
Его рука замерла, но в чутких серых глазах были лишь нежность и понимание.
— Ты еще не совсем уверена? — спросил он, глядя в ее прекрасные фиалковые глаза и на залитое краской лицо.
— Уверена, — проговорила она как можно тверже. — Просто… все это… так ново…
— Знаю, любимая, — откликнулся он. — Все будет хорошо. Доверься мне.
Жермена с чувством поцеловала Лукаса и больше нисколько не возражала, когда его замершая рука снова двинулась под рубашкой и, поразив ее восторгом своего прикосновения, теплая и ищущая, прошлась по животу и поднялась выше, чтобы обхватить полушарие ее груди.
— Ах! — выдохнула Жермена.
— Ты не боишься?
— С тобой — нет, — смущенно ответила она.
— Любимая! — ликуя, воскликнул Лукас.
Когда он осторожно снял с нее ночную рубашку — последнюю прикрывающую наготу одежду, — Жермена испытала не только естественное смущение, но и настоящий восторг.
— Ты прекрасна, любовь моя, — хрипло пробормотал Лукас, залюбовавшись ее грудью с розовыми сосками.
Жермена ощутила еще большее блаженство, когда он снова склонился к ней. В то время, как рукой Лукас ласкал ее правую грудь, левую он ласкал губами, доводя неискушенную девушку до полного изнеможения.
Потом они опять целовались, объятия сменялись ласками… И вдруг, словно вынырнув из своего блаженного забытья, Жермена увидела, что Лукас снял одежду и лежит рядом полностью обнаженный.
— Лукас! — слабо вскрикнула она, инстинктивно отодвигаясь.
— Ты шокирована?
— Нет, нет. Я… — Она не знала, как ей поступать и что говорить. — Помоги мне!
— Ты хочешь заняться со мною любовью, маленькая моя?
— Д-да, — ответила она тоненьким голоском.
— Но тебе что-то мешает?
— Нет, ничего. — Сглотнула, Жермена попросила: — Поцелуи меня, пожалуйста!
— Любовь моя, — пробормотал Лукас и склонился, чтобы поцеловать ее. Их тела снова соприкоснулись. Жермена прижалась к нему; физическое ощущение его тела рядом с ее собственным горячим телом требовало мгновения, чтобы привыкнуть. Школьные уроки биологии так и не подготовили ее к тому моменту, когда так близко ощущаешь мужчину.
— Лукас, — прошептала она его имя.
Но тут где-то хлопнула дверь. Это было настолько неуместно в момент глубокой и чувственной любви, что Жермена подскочила. И сразу же Лукас принял решение. Он быстро сел, отодвинувшись от нее. Пока она силилась понять, что происходит, Лукас начал торопливо натягивать нижнее белье и брюки — так торопливо, как будто боялся передумать.
— Что? — спросила, тоже садясь, Жермена.
— Это неправильно, любовь моя, — заключил Лукас; его взгляд скользнул по ее груди, но он быстро отвел его.
— Неправильно?
У Лукаса на щеке задергалась жилка.
— Мне казалось… Я думал, мы… Но здесь слишком людно. Нам надо быть где-нибудь совсем одним, где я смогу… — Он осекся и стал взглядом искать ее глаза. — Ты любишь меня?
Жермена хотела сказать, что обожает его, но тут до нее дошло, что она лежит перед ним совершенно обнаженная, и ею овладело смущение.
— Идея была не очень хорошая, — признал Лукас с кривой ухмылкой. И, крепко держа ее за руки, продолжил: — Находиться рядом с тобой и вести светские беседы — невыносимо. Я не могу даже трезво мыслить. — Решительно встав, он подошел к двери. — Если я тебе небезразличен, любовь моя, встретимся завтра, но не в этой комнате… — Он помолчал, потом улыбнулся: — Буду ждать тебя у нашей скамейки. Ты знаешь, что я имею в виду?