Страница:
— О боже! — в ужасе вскричал Сантер. — Марсель, пригнись!..
— Зач?.. — начал было Жернико, но раздавшийся выстрел оборвал вопрос.
Отчаянная попытка ухватиться за портьеру не удалась, и Жернико рухнул на пол, растянувшись во весь рост.
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
— Зач?.. — начал было Жернико, но раздавшийся выстрел оборвал вопрос.
Отчаянная попытка ухватиться за портьеру не удалась, и Жернико рухнул на пол, растянувшись во весь рост.
Глава VI
Налет
Сантер бросился к Жернико и, упав на колени, простонал:
— Марсель! Дружище!
Смертельная бледность залила лицо Асунсьон, и она, чтобы не упасть, оперлась о спинку кресла. Губы ее дрожали, а рука нервно сжимала золотой крестик.
— Что с ним? — пробормотала она, будучи не в силах сдвинуться с места.
Сантер осторожно приподнял Марселя, подперев его тело своим коленом. Он пребывал в полнейшем отчаянии, диком и молчаливом отчаянии. Машинально потирая влажные от пота виски друга, он произнес:
— Извини, старина... Это все из-за меня... Это я во всем виноват... Я не хотел тебе поверить... Извини!..
Жернико открыл глаза. Его лицо исказила страшная гримаса, когда он попытался разжать зубы, но все же ему удалось произнести, выдавив из себя жалкое подобие улыбки:
— Он... Он-таки добрался до меня!
После чего Жернико вновь закрыл глаза, а Сантер почувствовал, как по телу друга пробежала дрожь.
— Отнеси... Отнеси меня на кровать!
Подняв Марселя на руки, Сантер приподнял его легкое, словно перышко, тело. Поднимаясь, он заметил, что в гостиничном номере напротив погас тот единственный огонек. На улице же, казалось, царило полнейшее спокойствие. Что же происходит? Неужели никто не слышал выстрела? Неужели никто не поднял тревоги?
Держа Жернико на руках, Сантер повернулся к неподвижной, словно статуя, Асунсьон:
— Немедленно позвоните в полицию!.. Нельзя терять ни секунды!
Ступив несколько шагов, он очутился перед дверью спальни и ногой открыл дверь. Войдя в комнату, он осторожно опустил Жернико на кровать.
Теперь нужно срочно действовать! Только с чего же начать? Бежать в гостиницу, обшарить ее и, словно собаку, пристрелить первого же встречного в темных очках и с рыжей бородой? А быть может, лучше, не теряя ни секунды, обратиться в ближайший комиссариат полиции или же отправиться на поиски врача? Впрочем, лучше ему самому оказать первую помощь раненому.
Остановившись на последнем решении, Сантер побежал за мокрым полотенцем. Когда он снова подошел к Жернико, тот энергично замотал головой и, задыхаясь, судорожно вцепился в залитую кровью рубаху.
— Нет, нет, ничего... ничего не нужно... Мне... Мне это уже не поможет...
Сантер почувствовал, как к горлу подкатывается ком. Он долго стоял, так и не решаясь пошевелиться. Но затем все же попытался, взяв Жернико за запястья, оторвать руки того от раны.
— Ты остался все таким же глупеньким!.. Ну, пусти же!..
— Нет, Жорж, — заупрямился слабеющий на глазах Жернико. — Я... прошу тебя, не надо!.. Беги лучше скорее в гостиницу... нужно...
— Не беспокойся, дружище! Ты будешь отомщен! Клянусь тебе!.. А все же дай мне...
— Оставьте его! — услышал Сантер за спиной. Обернувшись, он увидел рядом с собой Асунсьон.
— Оставьте, я сама займусь его раной. А вы скорее бегите за врачом.
— Вы правы, — не сомневаясь ни доли секунды, сказал Сантер. — Оставляю его на ваше попечение. Мужайся, друг! Мы поможем тебе выкарабкаться...
В спальне была еще одна дверь, выходившая непосредственно на лестничную клетку, Сантер замешкался на пороге: благоразумно ли оставлять друга в таком состоянии? Однако, увидев, как Асунсьон с озаренным нежностью лицом склоняется над Марселем, он подумал, что более преданную и заинтересованную в скорейшем выздоровлении сиделку ему не найти!
Мигом скатившись по лестнице, Сантер натолкнулся в вестибюле на консьержа. Тот вносил последние чемоданы.
— Что вы здесь делаете? — заорал на него Сантер.
— Однако... — начал было тот.
— Вы что, ничего не видели, ничего не слышали? Консьерж лишь отрицательно покачал головой в ответ.
В нескольких словах сообщив о случившемся, Сантер приказал ему немедленно бежать в расположенный на углу комиссариат.
Сам же он бросился в противоположную сторону, к дому, где жил доктор Тьено. Он решил, что, доверившись быстроте собственных ног, добежит до врача быстрее, нежели станет тратить время на машину — ведь пока поймаешь ее и договоришься с водителем!..
...Несмотря на настойчивые, беспрерывные звонки, Сантеру пришлось ждать долгих, как сама вечность, минут пять, прежде чем ему открыли дверь. Затем он кратко сообщал доктору о разыгравшейся трагедии, помог тому натянуть пиджак и отыскать саквояж.
На улице они сперва побежали, однако доктору, с его круглым брюшком, было не по силам передвигаться столь быстро. И Сантер, совершенно напрасно кипя от негодования, терзаемый переживаниями, то подталкивал толстяка в спину, то тянул его за собой, но быстрей от этого не получалось.
Наконец они достигли цели. Войдя в вестибюль, Сантер открыл дверцу лифта.
— Быстрее входите!
Доктор поспешно вошел, однако, закрыв все двери, молодой человек безрезультатно нажимал кнопку третьего этажа — лифт не двигался с места.
— Черт возьми! — выругался он.
Ему пришлось снова открывать дверцу и возвращаться на лестницу.
Было слышно, как наверху скрипят под чьими-то ногами ступеньки.
— Эй, кто там? — крикнул Сантер.
— Это Перлонжур, — послышался в ответ спокойно-безмятежный голос. — А это ты, Жорж?
Сантер вместе с доктором догнали Перлонжура на лестничной площадке второго этажа. Затем Жорж в нескольких словах ввел Перлонжура в курс дела.
Очутившись на площадке своего этажа, Сантер увидел, что дверь, ведущая в спальню, так и осталась открытой. Толкнув ее, он замер на пороге, словно пораженный громом...
Жернико на кровати не было, а покрывало валялось на полу...
Войдя в комнату, Сантер окликнул, желая выяснить, есть ли кто-нибудь, но, уже вторично, остановился, словно вкопанный.
Возле стеклянной двери, ведущей в гостиную, скрестив руки, лежала Асунсьон, ее голова была укутана в плотное серое полотно, крепко обвязанное вокруг шеи тонким шелковым шнуром.
— Марсель! Дружище!
Смертельная бледность залила лицо Асунсьон, и она, чтобы не упасть, оперлась о спинку кресла. Губы ее дрожали, а рука нервно сжимала золотой крестик.
— Что с ним? — пробормотала она, будучи не в силах сдвинуться с места.
Сантер осторожно приподнял Марселя, подперев его тело своим коленом. Он пребывал в полнейшем отчаянии, диком и молчаливом отчаянии. Машинально потирая влажные от пота виски друга, он произнес:
— Извини, старина... Это все из-за меня... Это я во всем виноват... Я не хотел тебе поверить... Извини!..
Жернико открыл глаза. Его лицо исказила страшная гримаса, когда он попытался разжать зубы, но все же ему удалось произнести, выдавив из себя жалкое подобие улыбки:
— Он... Он-таки добрался до меня!
После чего Жернико вновь закрыл глаза, а Сантер почувствовал, как по телу друга пробежала дрожь.
— Отнеси... Отнеси меня на кровать!
Подняв Марселя на руки, Сантер приподнял его легкое, словно перышко, тело. Поднимаясь, он заметил, что в гостиничном номере напротив погас тот единственный огонек. На улице же, казалось, царило полнейшее спокойствие. Что же происходит? Неужели никто не слышал выстрела? Неужели никто не поднял тревоги?
Держа Жернико на руках, Сантер повернулся к неподвижной, словно статуя, Асунсьон:
— Немедленно позвоните в полицию!.. Нельзя терять ни секунды!
Ступив несколько шагов, он очутился перед дверью спальни и ногой открыл дверь. Войдя в комнату, он осторожно опустил Жернико на кровать.
Теперь нужно срочно действовать! Только с чего же начать? Бежать в гостиницу, обшарить ее и, словно собаку, пристрелить первого же встречного в темных очках и с рыжей бородой? А быть может, лучше, не теряя ни секунды, обратиться в ближайший комиссариат полиции или же отправиться на поиски врача? Впрочем, лучше ему самому оказать первую помощь раненому.
Остановившись на последнем решении, Сантер побежал за мокрым полотенцем. Когда он снова подошел к Жернико, тот энергично замотал головой и, задыхаясь, судорожно вцепился в залитую кровью рубаху.
— Нет, нет, ничего... ничего не нужно... Мне... Мне это уже не поможет...
Сантер почувствовал, как к горлу подкатывается ком. Он долго стоял, так и не решаясь пошевелиться. Но затем все же попытался, взяв Жернико за запястья, оторвать руки того от раны.
— Ты остался все таким же глупеньким!.. Ну, пусти же!..
— Нет, Жорж, — заупрямился слабеющий на глазах Жернико. — Я... прошу тебя, не надо!.. Беги лучше скорее в гостиницу... нужно...
— Не беспокойся, дружище! Ты будешь отомщен! Клянусь тебе!.. А все же дай мне...
— Оставьте его! — услышал Сантер за спиной. Обернувшись, он увидел рядом с собой Асунсьон.
— Оставьте, я сама займусь его раной. А вы скорее бегите за врачом.
— Вы правы, — не сомневаясь ни доли секунды, сказал Сантер. — Оставляю его на ваше попечение. Мужайся, друг! Мы поможем тебе выкарабкаться...
В спальне была еще одна дверь, выходившая непосредственно на лестничную клетку, Сантер замешкался на пороге: благоразумно ли оставлять друга в таком состоянии? Однако, увидев, как Асунсьон с озаренным нежностью лицом склоняется над Марселем, он подумал, что более преданную и заинтересованную в скорейшем выздоровлении сиделку ему не найти!
Мигом скатившись по лестнице, Сантер натолкнулся в вестибюле на консьержа. Тот вносил последние чемоданы.
— Что вы здесь делаете? — заорал на него Сантер.
— Однако... — начал было тот.
— Вы что, ничего не видели, ничего не слышали? Консьерж лишь отрицательно покачал головой в ответ.
В нескольких словах сообщив о случившемся, Сантер приказал ему немедленно бежать в расположенный на углу комиссариат.
Сам же он бросился в противоположную сторону, к дому, где жил доктор Тьено. Он решил, что, доверившись быстроте собственных ног, добежит до врача быстрее, нежели станет тратить время на машину — ведь пока поймаешь ее и договоришься с водителем!..
...Несмотря на настойчивые, беспрерывные звонки, Сантеру пришлось ждать долгих, как сама вечность, минут пять, прежде чем ему открыли дверь. Затем он кратко сообщал доктору о разыгравшейся трагедии, помог тому натянуть пиджак и отыскать саквояж.
На улице они сперва побежали, однако доктору, с его круглым брюшком, было не по силам передвигаться столь быстро. И Сантер, совершенно напрасно кипя от негодования, терзаемый переживаниями, то подталкивал толстяка в спину, то тянул его за собой, но быстрей от этого не получалось.
Наконец они достигли цели. Войдя в вестибюль, Сантер открыл дверцу лифта.
— Быстрее входите!
Доктор поспешно вошел, однако, закрыв все двери, молодой человек безрезультатно нажимал кнопку третьего этажа — лифт не двигался с места.
— Черт возьми! — выругался он.
Ему пришлось снова открывать дверцу и возвращаться на лестницу.
Было слышно, как наверху скрипят под чьими-то ногами ступеньки.
— Эй, кто там? — крикнул Сантер.
— Это Перлонжур, — послышался в ответ спокойно-безмятежный голос. — А это ты, Жорж?
Сантер вместе с доктором догнали Перлонжура на лестничной площадке второго этажа. Затем Жорж в нескольких словах ввел Перлонжура в курс дела.
Очутившись на площадке своего этажа, Сантер увидел, что дверь, ведущая в спальню, так и осталась открытой. Толкнув ее, он замер на пороге, словно пораженный громом...
Жернико на кровати не было, а покрывало валялось на полу...
Войдя в комнату, Сантер окликнул, желая выяснить, есть ли кто-нибудь, но, уже вторично, остановился, словно вкопанный.
Возле стеклянной двери, ведущей в гостиную, скрестив руки, лежала Асунсьон, ее голова была укутана в плотное серое полотно, крепко обвязанное вокруг шеи тонким шелковым шнуром.
Глава VII
Эти господа из прокуратуры
Следователь, месье Эрбер Воглер устроился за маленьким столиком у окна. Свой кожаный, набитый бумагами портфель он поставил тут же, на самом видном месте как бы для того, чтобы им воспользоваться. За этим же столиком расположился и секретарь. Что же касается заместителя генерального королевского прокурора, месье Даниеля Вусюра, то он стоял в глубине комнаты, прислонившись к камину и заложив руки в карманы.
Месье Воглер считался человеком с неограниченными умственными возможностями. Собственно говоря, не было такой области, в которой он не был бы компетентен и активно бы ею не занимался. Одно время он заинтересовался проблемой наводнений и написал большой научный труд, вызвавший широкие дискуссии, относительно того, какие превентивные меры следует предпринимать во избежание подобных катаклизмов. Спустя некоторое время он опубликовал серию статей, написанных с завидной компетентностью, выступая в них против вырубки лесов...
Евгеника, хиромантия и даже оккультные науки нашли в его лице усердного распространителя их идей. Изыскания месье Воглера публиковались в различных научно-популярных журналах. Однако основную славу ему принесли два труда — «Популярная грамматика» и «Трактат по современной истории», использующиеся в настоящее время в школах. Он всегда был в курсе всех последних событий, горячо обсуждал их и всего спустя каких-нибудь пять лет о нем заговорили, как о страстном полемисте. Лишь одна область знаний оставляла.его индеферентным: расследование преступлений. Однако, это нисколько не — отразилось на его великолепной карьере, поскольку он умел окружить себя толковыми сотрудниками, и в конечном итоге, именно его, Воглера, имя произносилось с почтением. Когда же дело доходило до наград, то получал их, естественно, он. И никому и в голову не пришло обратить внимание на то, что этот человек с почти легендарной активностью расследовал больше уголовных дел, нежели все его шесть предшественников вместе взятых.
— Согласитесь, что это была довольно странная мысль, — сказал месье Воглер. — Мысль, которая могла зародиться лишь в... как бы это сказать… — лишь в воспаленном мозгу. Богатство само плывет в руки, — тут наши предки были правы. Ну, да ладно! Полагаю, что теперь пришел черед выслушать эту девицу Асунсьон. Предупреждаю вас, что я намерен произносить ее имя на французский манер: Асансьон. А вы, месье Сантер, можете быть свободны. Только никуда не отлучайтесь, вы еще можете нам понадобиться.
— Хорошо, — сказал Сантер и без лишних слов покинул помещение.
Он был страшно раздосадован. Еще бы! Ведь первый день расследования не принес никаких результатов. Ни консьерж, ни шофер такси, доставивший сюда Жернико, ничего нового следователю так и не сообщили. Следы крови, которые тянулись от спальни, согласно результатам анализов, принадлежали к группе 0 — это означало лишь то, что человек был здоров; они вели к лифту и там бесследно обрывались. Кроме того, следователь дал понять, что просмотр материалов следствия, проведенного на борту «Аквитании» после гибели Намотта, оказался безрезультатным. Ну и, наконец, инспектор, проводивший расследование в гостинице «Дез Еглиз», вернулся оттуда практически ни с чем, если не считать сведений о том, что гостиница была третьего разряда, а имена постояльцев — в ней записывались в реестр лишь на второй или третий день их пребывания. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку незнакомец, если бы это потребовалось, мог спокойно вписать и вымышленное имя. Хотя одна деталь все же заслуживала внимания: ни управляющий, ни портье, и вообще никто из гостиничного персонала не видел мужчину с рыжей бородой и в дымчатых очках. Ну, а номер, расположенный напротив квартиры Сантера, занимал широкоплечий, высокого роста мужчина с бронзовым загаром. Он сказал, что намерен пробыть в гостинице около двух недель. В гостиницу прибыл он без вещей, поскольку якобы оставил их на вокзале. Он даже дал портье багажную квитанцию с тем, — чтобы доставил их из камеры хранения. Вот этот постоялец неожиданно и незаметно исчез, не оставив о себе никаких следов. Инспектор «просмотрел багажную квитанцию, срок действия которой давно истек, и тщательно, однако безрезультатно, осмотрел сам номер.
Выходя из гостиной, Сантер наткнулся на Асунсьон, лицо которой, несмотря на макияж, выглядело бледным и вытянувшимся.
— Итак, мадемуазель, — начал месье Воглер... — отправившись за врачом, месье Сантер, выходит, оста вил вас наедине с потерпевшим?
В ответ Асунсьон утвердительно кивает головой,
— Вы можете нам рассказать, что произошло за время отсутствия месье Сантера? Он нам уже об этом рассказал, но нам бы хотелось услышать этот рассказ именно из ваших уст... А вы, Крупле, тщательно записывайте все.
Асунсьон села на стул, галантно предложенный ей заместителем генерального прокурора.
— Боюсь, что не смогу сообщить вам ничего нового... Месье Жернико умолял своего друга бросить все и скорее бежать в гостиницу, из которой стреляли...
— А вам удалось рассмотреть стрелявшего?
— Нет. Так вот, я попросила месье Сантера уступить настояниям своего друга и как можно скорее бежать за врачом. Затем я села у изголовья раненого. Он с трудом дышал, глаза его были закрыты, а руки судорожно сжаты на груди... Когда я склонилась над ним, он еле слышным голосом спросил, ушел ли месье Сантер. Я утвердительно кивнула головой и принялась убеждать его позволить мне промыть его рану и сделать первичную перевязку, пока не прибыл врач. Он наотрез отказался и вдруг быстро и тихо заговорил. Я не могла разобрать слов и даже подумала сперва, что он бредит. Попыталась заставить выпить немного воды, но не сумела разжать его зубы...
Асунсьон на какое-то время умолкла, как бы продумывая свои дальнейшие показания, а затем продолжила:
— Когда я ставила на столик стакан, Марсель каким-то образом повернулся ко мне и сделал знак наклониться. Я подчинилась, он попросил дать ему коктейль. Я ответила, что пить спиртное в его состоянии просто неразумно. Но он настаивал, и видя, что я никак не внимаю его просьбе, ценой невероятных усилий попытался сам встать. Тогда я решила уступить, а точнее — сделала вид, что уступаю... Месье Сантер угощал нас коктейлем, и я знала, что мой стакан и стакан месье Перлонжура, которого мы ждали, остались нетронутыми. Пройдя в гостиную, я взяла стакан вот с этого стола... — молодая женщина указала на столик, за которым расположились следователь и секретарь.
— Дать Марселю выпить в его состоянии означало просто убить его. Вылив содержимое своего стакана в стакан месье Сантера, я наполнила его водой из сифона, стоявшего здесь же, на столике. Таким образом я рассчитывала обмануть раненого. Во всяком случае, попытка стоила того, чтобы ее предпринять. Повернувшись спиной к столу, я направилась к двери, ведущей в спальню. Однако на пороге спальни я застыла в изумлении: кровать оказалась пуста, а на ковре лежало скомканное покрывало. Ту же самую картину, я полагаю, застал и месье Сантер, когда вернулся с докторов.
Оканчивая свой рассказ, молодая женщина вздохнула:
— Мадре миа! Обезумев от страха, я дважды позвала: «Марсель!» — и бросилась к кровати, полагая, что месье Жернико захотел встать, но упал по ту сторону кровати... И в этот момент мне на голову накинули полотно. Кто это сделал? Я не знаю. Я пыталась освободиться от него, однако сквозь ткань трудно было дышать, а шею начали стягивать какой-то веревкой или шнуром. Сквозь сложенную втрое или вчетверо ткань ничего не было видно. Вскоре я потеряла сознание… Очнулась уже на руках месье Сантера.
Посмотрев на следователя, Асунсьон потупилась и замолчала. Воцарилась тишина, прерываемая лишь скрипом пера секретаря.
Повернувшись к месье Вусюру, месье Воглер сказал:
— Какая романтичная история... что вы обо всем этом думаете, господин помощник генерального прокурора?
— Я целиком и полностью разделяю ваше мнение, друг мой, — ответил месье Вусюр. — Вот уже воистину странная и запутанная история. И этот союз шестерых молодых людей, а затем этот несчастный случай на «Аквитании», — да и вообще, несчастный ли это случай? — потом какой-то рыжебородый мужчина, похищение тела раненого! Да, все это весьма, запутано! — вздохнул он.
Месье Воглер жестом подозвал стоящего у двери полицейского:
— Позовите, пожалуйста, месье Сантера.
И когда тот вернулся вместе с ним, продолжил:
— Месье Сантер, полагаю, вы сгораете от нетерпения и заинтересованы в том, чтобы убийца вашего друга был арестован... Посему я спрашиваю вас лишь для очистки совести: не забыли ли вы рассказать нам что-либо такое, что могло бы помочь следствию!
На минутку задумавшись, Сантер ответил:
— Мне кажется, я рассказал вам все, что знал.
— Ну, а вы мадемуазель, ничего не забыли? Ведь месье Жернико, похоже, приходился вам женихом? Ответ Асунсьон поразил всех присутствующих:
— Обязана ли я отвечать на этот вопрос?
— Но... — начал было месье Воглер, однако его тут же прервал месье Вусюр:
— Нет, мадемуазель, вы не обязаны отвечать на него...
Асунсьон не проронила ни слова. Последовало неловкое молчание.
— Итак, вы, мадемуазель, как и месье Сантер, не припоминаете никакой, хотя бы незначительной детали, которая могла бы помочь следствию?
Молодая женщина отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Крупле, вы успели все записать? В таком случае, думаю, что нам здесь больше нечего делать. Как вы считаете, господин заместитель?
— Думаю, что нечего, — с явным сожалением сказал месье Вусюр, глядя на Асунсьон.
Встав, месье Воглер при помощи секретаря, бросившегося затем к помощнику прокурора, надел свое демисезонное пальто, взял портфель, трость и шляпу. Прежде чем выйти, он обратился к Сантеру и Асунсьон:
— Я попросил бы вас никуда не уезжать. Вы можете понадобиться нам в любую минуту, чтобы прояснить какую-нибудь деталь этого темного дела или же для проведения очной ставки...
Для проведения очной ставки? — воскликнул Сантер. — Значит, вы рассчитываете вскоре найти преступника?
Месье Воглер довольно непринужденно пожал плечами и заметил:
— Для начала не мешало бы найти потерпевшего!
И в сопровождении месье Вусюра и месье Крупле он вышел с достойным видом. Однако, мгновение спустя, его физиономия снова появилась в дверях.
— Воробейчик, вы идете?
В ответ из самого темного угла гостиной послышался приятный нежный голос:
— С вашего позволения, месье Воглер, мне хотелось бы задержаться еще пару минут.
Месье Воглер считался человеком с неограниченными умственными возможностями. Собственно говоря, не было такой области, в которой он не был бы компетентен и активно бы ею не занимался. Одно время он заинтересовался проблемой наводнений и написал большой научный труд, вызвавший широкие дискуссии, относительно того, какие превентивные меры следует предпринимать во избежание подобных катаклизмов. Спустя некоторое время он опубликовал серию статей, написанных с завидной компетентностью, выступая в них против вырубки лесов...
Евгеника, хиромантия и даже оккультные науки нашли в его лице усердного распространителя их идей. Изыскания месье Воглера публиковались в различных научно-популярных журналах. Однако основную славу ему принесли два труда — «Популярная грамматика» и «Трактат по современной истории», использующиеся в настоящее время в школах. Он всегда был в курсе всех последних событий, горячо обсуждал их и всего спустя каких-нибудь пять лет о нем заговорили, как о страстном полемисте. Лишь одна область знаний оставляла.его индеферентным: расследование преступлений. Однако, это нисколько не — отразилось на его великолепной карьере, поскольку он умел окружить себя толковыми сотрудниками, и в конечном итоге, именно его, Воглера, имя произносилось с почтением. Когда же дело доходило до наград, то получал их, естественно, он. И никому и в голову не пришло обратить внимание на то, что этот человек с почти легендарной активностью расследовал больше уголовных дел, нежели все его шесть предшественников вместе взятых.
— Согласитесь, что это была довольно странная мысль, — сказал месье Воглер. — Мысль, которая могла зародиться лишь в... как бы это сказать… — лишь в воспаленном мозгу. Богатство само плывет в руки, — тут наши предки были правы. Ну, да ладно! Полагаю, что теперь пришел черед выслушать эту девицу Асунсьон. Предупреждаю вас, что я намерен произносить ее имя на французский манер: Асансьон. А вы, месье Сантер, можете быть свободны. Только никуда не отлучайтесь, вы еще можете нам понадобиться.
— Хорошо, — сказал Сантер и без лишних слов покинул помещение.
Он был страшно раздосадован. Еще бы! Ведь первый день расследования не принес никаких результатов. Ни консьерж, ни шофер такси, доставивший сюда Жернико, ничего нового следователю так и не сообщили. Следы крови, которые тянулись от спальни, согласно результатам анализов, принадлежали к группе 0 — это означало лишь то, что человек был здоров; они вели к лифту и там бесследно обрывались. Кроме того, следователь дал понять, что просмотр материалов следствия, проведенного на борту «Аквитании» после гибели Намотта, оказался безрезультатным. Ну и, наконец, инспектор, проводивший расследование в гостинице «Дез Еглиз», вернулся оттуда практически ни с чем, если не считать сведений о том, что гостиница была третьего разряда, а имена постояльцев — в ней записывались в реестр лишь на второй или третий день их пребывания. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку незнакомец, если бы это потребовалось, мог спокойно вписать и вымышленное имя. Хотя одна деталь все же заслуживала внимания: ни управляющий, ни портье, и вообще никто из гостиничного персонала не видел мужчину с рыжей бородой и в дымчатых очках. Ну, а номер, расположенный напротив квартиры Сантера, занимал широкоплечий, высокого роста мужчина с бронзовым загаром. Он сказал, что намерен пробыть в гостинице около двух недель. В гостиницу прибыл он без вещей, поскольку якобы оставил их на вокзале. Он даже дал портье багажную квитанцию с тем, — чтобы доставил их из камеры хранения. Вот этот постоялец неожиданно и незаметно исчез, не оставив о себе никаких следов. Инспектор «просмотрел багажную квитанцию, срок действия которой давно истек, и тщательно, однако безрезультатно, осмотрел сам номер.
Выходя из гостиной, Сантер наткнулся на Асунсьон, лицо которой, несмотря на макияж, выглядело бледным и вытянувшимся.
— Итак, мадемуазель, — начал месье Воглер... — отправившись за врачом, месье Сантер, выходит, оста вил вас наедине с потерпевшим?
В ответ Асунсьон утвердительно кивает головой,
— Вы можете нам рассказать, что произошло за время отсутствия месье Сантера? Он нам уже об этом рассказал, но нам бы хотелось услышать этот рассказ именно из ваших уст... А вы, Крупле, тщательно записывайте все.
Асунсьон села на стул, галантно предложенный ей заместителем генерального прокурора.
— Боюсь, что не смогу сообщить вам ничего нового... Месье Жернико умолял своего друга бросить все и скорее бежать в гостиницу, из которой стреляли...
— А вам удалось рассмотреть стрелявшего?
— Нет. Так вот, я попросила месье Сантера уступить настояниям своего друга и как можно скорее бежать за врачом. Затем я села у изголовья раненого. Он с трудом дышал, глаза его были закрыты, а руки судорожно сжаты на груди... Когда я склонилась над ним, он еле слышным голосом спросил, ушел ли месье Сантер. Я утвердительно кивнула головой и принялась убеждать его позволить мне промыть его рану и сделать первичную перевязку, пока не прибыл врач. Он наотрез отказался и вдруг быстро и тихо заговорил. Я не могла разобрать слов и даже подумала сперва, что он бредит. Попыталась заставить выпить немного воды, но не сумела разжать его зубы...
Асунсьон на какое-то время умолкла, как бы продумывая свои дальнейшие показания, а затем продолжила:
— Когда я ставила на столик стакан, Марсель каким-то образом повернулся ко мне и сделал знак наклониться. Я подчинилась, он попросил дать ему коктейль. Я ответила, что пить спиртное в его состоянии просто неразумно. Но он настаивал, и видя, что я никак не внимаю его просьбе, ценой невероятных усилий попытался сам встать. Тогда я решила уступить, а точнее — сделала вид, что уступаю... Месье Сантер угощал нас коктейлем, и я знала, что мой стакан и стакан месье Перлонжура, которого мы ждали, остались нетронутыми. Пройдя в гостиную, я взяла стакан вот с этого стола... — молодая женщина указала на столик, за которым расположились следователь и секретарь.
— Дать Марселю выпить в его состоянии означало просто убить его. Вылив содержимое своего стакана в стакан месье Сантера, я наполнила его водой из сифона, стоявшего здесь же, на столике. Таким образом я рассчитывала обмануть раненого. Во всяком случае, попытка стоила того, чтобы ее предпринять. Повернувшись спиной к столу, я направилась к двери, ведущей в спальню. Однако на пороге спальни я застыла в изумлении: кровать оказалась пуста, а на ковре лежало скомканное покрывало. Ту же самую картину, я полагаю, застал и месье Сантер, когда вернулся с докторов.
Оканчивая свой рассказ, молодая женщина вздохнула:
— Мадре миа! Обезумев от страха, я дважды позвала: «Марсель!» — и бросилась к кровати, полагая, что месье Жернико захотел встать, но упал по ту сторону кровати... И в этот момент мне на голову накинули полотно. Кто это сделал? Я не знаю. Я пыталась освободиться от него, однако сквозь ткань трудно было дышать, а шею начали стягивать какой-то веревкой или шнуром. Сквозь сложенную втрое или вчетверо ткань ничего не было видно. Вскоре я потеряла сознание… Очнулась уже на руках месье Сантера.
Посмотрев на следователя, Асунсьон потупилась и замолчала. Воцарилась тишина, прерываемая лишь скрипом пера секретаря.
Повернувшись к месье Вусюру, месье Воглер сказал:
— Какая романтичная история... что вы обо всем этом думаете, господин помощник генерального прокурора?
— Я целиком и полностью разделяю ваше мнение, друг мой, — ответил месье Вусюр. — Вот уже воистину странная и запутанная история. И этот союз шестерых молодых людей, а затем этот несчастный случай на «Аквитании», — да и вообще, несчастный ли это случай? — потом какой-то рыжебородый мужчина, похищение тела раненого! Да, все это весьма, запутано! — вздохнул он.
Месье Воглер жестом подозвал стоящего у двери полицейского:
— Позовите, пожалуйста, месье Сантера.
И когда тот вернулся вместе с ним, продолжил:
— Месье Сантер, полагаю, вы сгораете от нетерпения и заинтересованы в том, чтобы убийца вашего друга был арестован... Посему я спрашиваю вас лишь для очистки совести: не забыли ли вы рассказать нам что-либо такое, что могло бы помочь следствию!
На минутку задумавшись, Сантер ответил:
— Мне кажется, я рассказал вам все, что знал.
— Ну, а вы мадемуазель, ничего не забыли? Ведь месье Жернико, похоже, приходился вам женихом? Ответ Асунсьон поразил всех присутствующих:
— Обязана ли я отвечать на этот вопрос?
— Но... — начал было месье Воглер, однако его тут же прервал месье Вусюр:
— Нет, мадемуазель, вы не обязаны отвечать на него...
Асунсьон не проронила ни слова. Последовало неловкое молчание.
— Итак, вы, мадемуазель, как и месье Сантер, не припоминаете никакой, хотя бы незначительной детали, которая могла бы помочь следствию?
Молодая женщина отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Крупле, вы успели все записать? В таком случае, думаю, что нам здесь больше нечего делать. Как вы считаете, господин заместитель?
— Думаю, что нечего, — с явным сожалением сказал месье Вусюр, глядя на Асунсьон.
Встав, месье Воглер при помощи секретаря, бросившегося затем к помощнику прокурора, надел свое демисезонное пальто, взял портфель, трость и шляпу. Прежде чем выйти, он обратился к Сантеру и Асунсьон:
— Я попросил бы вас никуда не уезжать. Вы можете понадобиться нам в любую минуту, чтобы прояснить какую-нибудь деталь этого темного дела или же для проведения очной ставки...
Для проведения очной ставки? — воскликнул Сантер. — Значит, вы рассчитываете вскоре найти преступника?
Месье Воглер довольно непринужденно пожал плечами и заметил:
— Для начала не мешало бы найти потерпевшего!
И в сопровождении месье Вусюра и месье Крупле он вышел с достойным видом. Однако, мгновение спустя, его физиономия снова появилась в дверях.
— Воробейчик, вы идете?
В ответ из самого темного угла гостиной послышался приятный нежный голос:
— С вашего позволения, месье Воглер, мне хотелось бы задержаться еще пару минут.
Глава VIII
Коктейль в обществе месье Ванса
Тогда, и лишь только тогда, Сантер и Асунсьон вдруг вспомнили о присутствии человека, сопровождавшего следователя. Забившись в самый темный угол, он оставался совершенно незаметным благодаря своему скромному тихому поведению, в некотором роде похожем на христианское смирение. Ни Сантер, ни Асунсьон ни разу не обратили внимания на этого сидящего в глубине гостиной человека. Даже лицо его было трудно рассмотреть. Он, казалось, был занят лишь тем, что поправлял и без того безупречные складки своих брюк и узел галстука, скрепленный великолепной булавкой с розовой жемчужиной. У Сантера мелькнула мысль, что раз об этом человеке все забыли, то это было вполне естественным и привычным делом, но вот то, что о нем вспомнили, выйдя на лестницу, можно было расценить почти как чудо.
Итак, незнакомец, выразивший желание ненадолго задержаться, встал с маленького стульчика, на котором сидел, и вышел на свет. У Сантера и Асунсьон появилась возможность хорошо рассмотреть элегантность его одежды и особый, неповторимый оттенок красно-коричневых в меру блестящих туфель. О них их обладатель явно заботился особо. Кроме того, они увидели, что этому человеку, вероятно, за тридцать, что он высокого роста, а рано облысевшая голова делала его и без того высокий лоб еще более высоким. О прическе своей незнакомец, похоже, заботился мало.
— Я очень прошу извинить меня за то, что я еще некоторое время буду докучать вам своим присутствием, — сказал он все тем же мягким, приятным голосом, которым отвечал следователю. — Особо прошу простить за то, что я прежде не интересовался, не будет ли оно вам в тягость. Вы только что услышали от следователя мое имя, но я вполне допускаю, что вы его не запомнили. Просто удивительно, до чего же легко оно забывается! Вероятно, это потому, что оно иностранного происхождения. Позвольте представиться: Ванчеслас Воробейчик или просто Ванс.
Сантер смерил взглядом этого Ванса, сразу же вызвавшего в нем чувство антипатии:
— А какова ваша должность?
— Я стажируюсь здесь в качестве детектива, — ответил тот без тени улыбки.
Сантер понял сразу, что перед ним стоит дилемма: выбор, как отнестись к этому человеку — по-дружески или враждебно. Месье Ване походил на мурлыкающего кота, способного, не прекращая мурлыкать, выпускать когти... Хотя Сантер и понимал, что это пойдет вразрез с его интересами, он никак не мог решиться на капитуляцию и хорошо отнестись к «врагу».
— Я полагаю, вы официально уполномочены вести расследование по делу об убийстве моего друга Жернико?
— Скажем, по делу об его исчезновении, если вы не против.
С того момента, как Воробейчик вышел на свет, Асунсьон не сводила с него глаз. В отличие от Сантера она сразу же прониклась симпатией к этому человеку. Нужно сказать, что месье Ванс обладал такой особенностью: он отталкивал мужчин и привлекал женщин, внушал им доверие и без труда вызывал на откровения. Женщины чувствовали с ним некую близость духа.
— Думаю, что с вами нам будет проще найти общий язык, нежели с этой ходячей энциклопедией — месье Воглером... — сказала Асунсьон с обворожительной улыбкой... — Я вижу в вашем лице друга, надеюсь, я не ошибаюсь?
Это был ультиматум, однако высказанный в приличной форме, имевший целью заставить собеседника раскрыться и поделиться своими намерениями. Однако от прямого ответа месье Ванс уклонился. Улыбка его в точности напоминала улыбку Асунсьон, а ответ был столь же ультимативный, но составленный по всем правилам хорошего тона:
— Мадам, оставшись здесь после ухода следователя, я преследовал одну цель — поближе познакомиться с вами и, по возможности расположить вас к себе... Но увы! Это зависит не только от меня. — Сказав это, он красноречиво посмотрел на Сантера.
Асунсьон тоже с немой мольбой обратила на него свой взор, и Сантер сдался:
— Извините и вы меня за то, что я вел себя несколько несдержанно, однако смерть моего друга, а точнее, двух моих друзей, крайне удручила меня. Ну, а после сегодняшних расследований я и вовсе стал крайне раздражителен. Я уж было решил, месье Воробейчик, что на сегодня со следствием покончено, — сказал Сантер, протягивая инспектору руку.
— Ну что вы! Можете называть меня просто месье Ванс! — ответил полицейский с улыбкой. — А то, наверное, мое имя Воробейчик ассоциируется с кавказскими погребками!
Асунсьон радостно восприняла это рукопожатие. Она чувствовала в Воробейчике силу и боялась, как бы отношение Сантера не оттолкнуло его.
— Так вы, значит, утомлены расспросами? — задумчиво спросил детектив. — Знаете, я тоже устал от них и если бы я не опасался… — тут он в нерешительности замолчал.
— Продолжайте же! — настойчиво попросил Сантер.
— ... если бы я не опасался вызвать у вас воспоминания, тем более мучительные, — ведь они еще совсем свежие, то я бы не скрыл от вас своего желания отведать ваш коктейль...
Тут вмешалась Асунсьон:
— Мне тоже приходилось делать различные коктейли. Вы не боитесь попробовать напиток моего приготовления? Навеянный моим вдохновением.
— Ничто иное не было бы мне столь приятно, — заверил ее месье Ване с той же обворожительной улыбкой.
И ни его тон, ни его поведение не позволяли в этом усомниться.
«Странный тип, — подумал Сантер. — Что же могло задержать его здесь?»
А этот «странный тип» достал тем временем из кармана серебряный портсигар с монограммой из букв
Y Y и Y, раскрыв его, протянул Асунсьон и Сантеру.
— А между нами говоря, что вы думаете об этом рыжем дьяволе?
— Однако... — начал было Сантер.
— Вы, конечно же, как и я, считаете его появление мифом, обманом зрения?
— Я хотел сказать...
— Что ж, вас не обвинишь в ошибочности... Это действительно миф! Грубый, но действующий безотказно.
Сантер ошеломленно смотрел на него.
— Вот он, этот ваш рыжий! — сказал месье Ванс в заключение, доставая из кармана пиджака очки с дымчатыми стеклами. — По крайней мере, его часть.
— Где вы это нашли?
— В его номере, в гостинице.
Удивление Сантера росло с каждой минутой.
— Но ведь полицейский, осматривавший номер, не нашел там ровным счетом ничего!
— Черт возьми! Я успел побывать там ещё до него, потому что я предпочитаю осматривать все сам лично. Я отношусь к этому непринужденно, и, вместе с тем, недоверчиво! Заметьте, что одной этой находки вполне достаточно для того, чтобы развеять этот мифический образ.
— Почему?
— Вы можете себе представить убийцу, который носит темные очки и имеет рыжую бороду?.. Да его засекли бы на первом же углу. Следовательно, все это — камуфляж, и вот тому доказательства: человек, носящий очки, человек, которому они необходимы для того, чтобы хорошо видеть, не станет забывать их в гостинице, особенно при известных вам обстоятельствах. Я, к примеру, близорук, однако не настолько, чтобы постоянно носить очки. Тем не менее, они всегда при мне...
— С этими словами месье Ванс достал из верхнего кармана пиджака очки в роговой оправе.
— ...и без них я никуда. Вывод: человек, которого мы разыскиваем, в очках не нуждается и, вероятнее всего, бороды не носит. Бородатый человек, принявший решение в один прекрасный день начать карьеру преступника, прежде всего позаботился бы о том, чтобы сбрить бороду, тем более рыжую.
— Но, в таком случае, для чего весь этот камуфляж? — спросил Сантер. — Ведь если следовать вашим рассуждениям, он может предназначаться лишь для того, чтобы скорее его найти.
— Вероятно, — ответил месье Ване, — он желает быть замеченным!
Повернувшись к Сантеру спиной, месье Ване направился к спальне:
— Так, значит, мадам, нападение на вас было совершено в момент, когда вы входили в спальню?
Оставив стаканы для приготовления коктейлей, Асунсьон подошла к месье Вансу.
— Совершенно верно.
— А вот эта дверь, выходящая на лестничную клетку, была открыта?
— Кажется, она была открыта, но я в этом не уверена, точно я не помню...
— Выходит, человек, напавший на вас, мог находиться только в этом месте? Инспектор указал на угол, образованный стеклянной дверью, ведущей в гостиную, и дверью на лестничную клетку.
— Возможно...
— Не возможно, а именно так оно и было! — уверенно сказал месье Ванс и, задумчиво посмотрев на кровать, добавил, обращаясь к Сантеру: — Думаю, что к этой старинной кровати полагается еще и парчевое одеяло из шелка, украшенное золотой вышивкой или же что-нибудь в таком духе?
Итак, незнакомец, выразивший желание ненадолго задержаться, встал с маленького стульчика, на котором сидел, и вышел на свет. У Сантера и Асунсьон появилась возможность хорошо рассмотреть элегантность его одежды и особый, неповторимый оттенок красно-коричневых в меру блестящих туфель. О них их обладатель явно заботился особо. Кроме того, они увидели, что этому человеку, вероятно, за тридцать, что он высокого роста, а рано облысевшая голова делала его и без того высокий лоб еще более высоким. О прическе своей незнакомец, похоже, заботился мало.
— Я очень прошу извинить меня за то, что я еще некоторое время буду докучать вам своим присутствием, — сказал он все тем же мягким, приятным голосом, которым отвечал следователю. — Особо прошу простить за то, что я прежде не интересовался, не будет ли оно вам в тягость. Вы только что услышали от следователя мое имя, но я вполне допускаю, что вы его не запомнили. Просто удивительно, до чего же легко оно забывается! Вероятно, это потому, что оно иностранного происхождения. Позвольте представиться: Ванчеслас Воробейчик или просто Ванс.
Сантер смерил взглядом этого Ванса, сразу же вызвавшего в нем чувство антипатии:
— А какова ваша должность?
— Я стажируюсь здесь в качестве детектива, — ответил тот без тени улыбки.
Сантер понял сразу, что перед ним стоит дилемма: выбор, как отнестись к этому человеку — по-дружески или враждебно. Месье Ване походил на мурлыкающего кота, способного, не прекращая мурлыкать, выпускать когти... Хотя Сантер и понимал, что это пойдет вразрез с его интересами, он никак не мог решиться на капитуляцию и хорошо отнестись к «врагу».
— Я полагаю, вы официально уполномочены вести расследование по делу об убийстве моего друга Жернико?
— Скажем, по делу об его исчезновении, если вы не против.
С того момента, как Воробейчик вышел на свет, Асунсьон не сводила с него глаз. В отличие от Сантера она сразу же прониклась симпатией к этому человеку. Нужно сказать, что месье Ванс обладал такой особенностью: он отталкивал мужчин и привлекал женщин, внушал им доверие и без труда вызывал на откровения. Женщины чувствовали с ним некую близость духа.
— Думаю, что с вами нам будет проще найти общий язык, нежели с этой ходячей энциклопедией — месье Воглером... — сказала Асунсьон с обворожительной улыбкой... — Я вижу в вашем лице друга, надеюсь, я не ошибаюсь?
Это был ультиматум, однако высказанный в приличной форме, имевший целью заставить собеседника раскрыться и поделиться своими намерениями. Однако от прямого ответа месье Ванс уклонился. Улыбка его в точности напоминала улыбку Асунсьон, а ответ был столь же ультимативный, но составленный по всем правилам хорошего тона:
— Мадам, оставшись здесь после ухода следователя, я преследовал одну цель — поближе познакомиться с вами и, по возможности расположить вас к себе... Но увы! Это зависит не только от меня. — Сказав это, он красноречиво посмотрел на Сантера.
Асунсьон тоже с немой мольбой обратила на него свой взор, и Сантер сдался:
— Извините и вы меня за то, что я вел себя несколько несдержанно, однако смерть моего друга, а точнее, двух моих друзей, крайне удручила меня. Ну, а после сегодняшних расследований я и вовсе стал крайне раздражителен. Я уж было решил, месье Воробейчик, что на сегодня со следствием покончено, — сказал Сантер, протягивая инспектору руку.
— Ну что вы! Можете называть меня просто месье Ванс! — ответил полицейский с улыбкой. — А то, наверное, мое имя Воробейчик ассоциируется с кавказскими погребками!
Асунсьон радостно восприняла это рукопожатие. Она чувствовала в Воробейчике силу и боялась, как бы отношение Сантера не оттолкнуло его.
— Так вы, значит, утомлены расспросами? — задумчиво спросил детектив. — Знаете, я тоже устал от них и если бы я не опасался… — тут он в нерешительности замолчал.
— Продолжайте же! — настойчиво попросил Сантер.
— ... если бы я не опасался вызвать у вас воспоминания, тем более мучительные, — ведь они еще совсем свежие, то я бы не скрыл от вас своего желания отведать ваш коктейль...
Тут вмешалась Асунсьон:
— Мне тоже приходилось делать различные коктейли. Вы не боитесь попробовать напиток моего приготовления? Навеянный моим вдохновением.
— Ничто иное не было бы мне столь приятно, — заверил ее месье Ване с той же обворожительной улыбкой.
И ни его тон, ни его поведение не позволяли в этом усомниться.
«Странный тип, — подумал Сантер. — Что же могло задержать его здесь?»
А этот «странный тип» достал тем временем из кармана серебряный портсигар с монограммой из букв
Y Y и Y, раскрыв его, протянул Асунсьон и Сантеру.
— А между нами говоря, что вы думаете об этом рыжем дьяволе?
— Однако... — начал было Сантер.
— Вы, конечно же, как и я, считаете его появление мифом, обманом зрения?
— Я хотел сказать...
— Что ж, вас не обвинишь в ошибочности... Это действительно миф! Грубый, но действующий безотказно.
Сантер ошеломленно смотрел на него.
— Вот он, этот ваш рыжий! — сказал месье Ванс в заключение, доставая из кармана пиджака очки с дымчатыми стеклами. — По крайней мере, его часть.
— Где вы это нашли?
— В его номере, в гостинице.
Удивление Сантера росло с каждой минутой.
— Но ведь полицейский, осматривавший номер, не нашел там ровным счетом ничего!
— Черт возьми! Я успел побывать там ещё до него, потому что я предпочитаю осматривать все сам лично. Я отношусь к этому непринужденно, и, вместе с тем, недоверчиво! Заметьте, что одной этой находки вполне достаточно для того, чтобы развеять этот мифический образ.
— Почему?
— Вы можете себе представить убийцу, который носит темные очки и имеет рыжую бороду?.. Да его засекли бы на первом же углу. Следовательно, все это — камуфляж, и вот тому доказательства: человек, носящий очки, человек, которому они необходимы для того, чтобы хорошо видеть, не станет забывать их в гостинице, особенно при известных вам обстоятельствах. Я, к примеру, близорук, однако не настолько, чтобы постоянно носить очки. Тем не менее, они всегда при мне...
— С этими словами месье Ванс достал из верхнего кармана пиджака очки в роговой оправе.
— ...и без них я никуда. Вывод: человек, которого мы разыскиваем, в очках не нуждается и, вероятнее всего, бороды не носит. Бородатый человек, принявший решение в один прекрасный день начать карьеру преступника, прежде всего позаботился бы о том, чтобы сбрить бороду, тем более рыжую.
— Но, в таком случае, для чего весь этот камуфляж? — спросил Сантер. — Ведь если следовать вашим рассуждениям, он может предназначаться лишь для того, чтобы скорее его найти.
— Вероятно, — ответил месье Ване, — он желает быть замеченным!
Повернувшись к Сантеру спиной, месье Ване направился к спальне:
— Так, значит, мадам, нападение на вас было совершено в момент, когда вы входили в спальню?
Оставив стаканы для приготовления коктейлей, Асунсьон подошла к месье Вансу.
— Совершенно верно.
— А вот эта дверь, выходящая на лестничную клетку, была открыта?
— Кажется, она была открыта, но я в этом не уверена, точно я не помню...
— Выходит, человек, напавший на вас, мог находиться только в этом месте? Инспектор указал на угол, образованный стеклянной дверью, ведущей в гостиную, и дверью на лестничную клетку.
— Возможно...
— Не возможно, а именно так оно и было! — уверенно сказал месье Ванс и, задумчиво посмотрев на кровать, добавил, обращаясь к Сантеру: — Думаю, что к этой старинной кровати полагается еще и парчевое одеяло из шелка, украшенное золотой вышивкой или же что-нибудь в таком духе?