Страница:
И от этого краткого, лаконичного ответа в груди у Джиллиан почему-то снова стеснилось, — точно ее туго-натуго стянули шелковой лентой. По чести говоря, она и сама не знала, куда заведут их обоих те искорки, что всякий раз обжигающе вспыхивают под его прикосновениями. Чувствуя себя разбитой и слегка подавленной всем тем, что произошло между ними за столь короткий срок, молодая женщина попыталась изобразить улыбку.
— Давай помедленнее: не все сразу в один день!
Мгновение Катберт не находил слов. Ну, вот не шли они с языка, и все тут! Все его существо мучительно напряглось при одной лишь мысли о том, что вот сейчас он подхватит Джиллиан на руки, уложит ее на шенильное покрывало, поцелует в припухшие губы, примется ласкать гибкое тело — и для них обоих в темноте вновь рассыпятся звездные фейерверки.
Но, заметив, что под глазами Джиллиан пролегли темные тени, а побледневшее лицо заметно осунулось, Катберт решительно дал задний ход. Она же поднялась до рассвета, с запозданием припомнил он. Припомнил и то, как молодая женщина уснула в его объятиях во время грозы.
— Не все сразу, — эхом повторил он. — Начнем с завтрашнего дня.
— Начнем, — согласилась Джиллиан, приподнимаясь на цыпочки и легонько целуя его в губы, — точно в знак скрепления договоренности. Прикосновение было совсем легким, невесомее перышка, но Далтон едва сдержал дрожь желания.
— Катберт?..
— Не тревожься, — не то проговорил, не то простонал он, прежде чем нашел-таки в себе силы изобразить усмешку. — Я — человек слова. И торопиться нам некуда.
Да, слово свое он сдержит. Даже если это будет стоить ему жизни.
Мгновение спустя он сам, своею рукой закрыл и запер дверь, отделяющую один номер от другого, гадая про себя, что такое, ради всего святого, они с Джиллиан затеяли… и чем все закончится.
Катберт проснулся задолго до рассвета — с осознанием того, что этот день возвестит начало не только непонятных, запутанных, еще десять раз подлежащих выяснению отношений с Джиллиан Брайтон.
Проект ремонта плотины, над которым он вкалывал, не покладая рук, вот уже одиннадцатый месяц, вступал в решающую стадию. Нынче утром подрядчик и его рабочие начнут закладывать миниатюрные, тугие динамитные шашки. Если все пойдет по плану, то поврежденный сектор внутренней стены откроется взгляду еще до вечера. И Катберт впервые увидит разрывы и трещины своими глазами.
Инженер по-быстрому принял душ и принялся выдавливать из тюбика крем для бритья, непроизвольно прислушиваясь: не раздастся ли из-за смежной двери какой-нибудь шорох или шум, свидетельствующие о том, что Джиллиан тоже встала? Минуту-другую он поиграл с мыслью: а не сходить ли в кафе за чашкой горячего «капучино» и гренками? Выпросить у официантки поднос и принести Джиллиан кофе в постель… И на пару минут присоединиться к ней под одеялом…
Ну да, разумеется. Можно подумать, он найдет в себе силы покинуть постель и Джиллиан раньше, чем через час-другой. Или все три, если на то пошло…
Или вообще когда-нибудь.
Бритва скользнула по подбородку и ушла в сторону, прихватив кусочек кожи.
— Уй!
Схватив салфетку, Катберт промокнул порез. Но кровь униматься и не думала. Так что со временем на улицу он вышел, украшенный засохшим кусочком белой бумаги. Предрассветный холод пробирал до костей, небо на востоке только начинало светлеть.
Заспанные рабочие-ремонтники еще только собирались в путь, когда на дребезжащем пикапчике подкатил Джереми Багряное Облако. Узкие глаза-щелочки почти терялись под тяжелыми морщинистыми веками, но Катберт безоговорочно доверял зоркости старика и его врожденным инстинктам.
— Так ты с ней побудешь?
— Она — мой друг и дочь моего друга. Я буду при ней неотлучно.
Катберт оглянулся через плечо на дверь двенадцатого номера.
— Я вернусь, как только смогу. Но сегодня начинаются взрывные работы, так что, боюсь, что задержусь допоздна, — предупредил он.
— Я буду при ней неотлучно, — эхом повторил старик.
Вождь клана навахо неспешно подкреплял силы в кафе, когда, спустя час, из номера вышла Джиллиан, нагруженная футлярами и коробками с оборудованием. Заприметив его сквозь ярко освещенное окно, молодая женщина сгрузила ношу в машину и присоединилась к старику, заказав себе черный кофе.
— Что мы сегодня снимаем? — профессионально поинтересовался Джереми, едва Джиллиан уселась напротив него с аппетитно дымящейся чашкой в руках.
— Интервью с местными жителями. Хочу передать настроения людей, которые живут ныне на земле Древнего Народа. От души надеюсь, что удастся разговорить одного-двух на тему Плакальщицы. — Молодая женщина прицельно улыбнулась официантке, что деловито протирала буфетную стойку. — А вечером, как только вернемся, запишу Пегги и Юфимию; сейчас-то им дай Бог с завтраком управиться!
Морщинистое лицо Джереми просияло улыбкой.
— Да уж, Пегги с Юфимией тебе в жизни не простят, если ты не вставишь их в фильму!
— Знаю, знаю.
Тяжко вздохнув, Джиллиан отхлебнула кофе. За какие-нибудь несколько лет она отсняла десятки и сотни интервью. И выяснила, что тяжелее всего — работать с друзьями и знакомыми.
Хороший документалист воздвигал невидимую стену между съемочной группой и субъектом. По-настоящему хороший документалист умеет поддержать и сохранить эту стену на протяжении всего интервью. Цель состоит в том, чтобы оградить субъекта от посторонних влияний, не подталкивать человека к тем ответам и реакциям, которых, как сам он считает, от него ждут. Необходимо, чтобы тот, у кого берут интервью, говорил и держался естественно, раскованно, а не как марионетка на ниточках.
А вот когда помянутый субъект помнит тебя еще малолетней девчонкой, сохранять дистанцию несколько затруднительно.
— Еще мне хотелось бы взять интервью у миссис Кулидж. А что, у нее до сих пор бывают «видения»?
— Всякий раз в полнолуние.
Культура народа навахо была насквозь пропитана мистицизмом и верой в качина. Так что индейский вождь ни за что не стал потешаться над преклонных лет женщиной, которую полгорода называло «спятившей» и «не в себе». Двадцать лет назад эксцентричная затворница до полусмерти перепугала девятилетнюю Джиллиан, впервые столкнувшись с нею лицом к лицу во время одной из своих одиноких прогулок среди скал. До чего же заинтриговала маленькую любопытную непоседу высокая, худощавая, одетая в черное женщина, как две капли воды похожая на колдунью из детской сказки! Если кто и сможет воссоздать в фильме ощущение нездешней, загадочной атмосферы и причастности к потустороннему миру, то только седовласая вдова, твердо решила про себя документалистка. Любой ценой необходимо заставить миссис Кулидж рассказать перед кинокамерой историю-другую о Плакальщице каньона Санто-Беньо!
— На утро я договорилась с Китом Доусоном и Абелем Граймсом, — ну, местные фермеры, да ты их наверняка знаешь, — между делом сообщила Джиллиан старику. — А миссис Кулидж ждет нас после ланча. К ужину я вернусь в мотель, как раз успею заснять толпу завсегдатаев, — вечером в «Трех ковбоях» народу полным-полно, — а потом «возьму в оборот» Юфимию с Пегги.
— Тяжелый предстоит денек, — с улыбкой откомментировал Джереми.
— Еще какой!
Джиллиан, которой не терпелось приступить к работе, по-быстрому допила кофе и устроила «побудку» съемочной группе. По дороге к стоящему особняком ранчо Кита Доусона она сосредоточенно вносила последние пометки в план интервью. Как и Джереми, Кит был родом из клана навахо, так что со всей авторитетностью мог поведать про технологии земледелия и ирригации, заимствованные его соплеменниками у древнего народа зуни. Такой рассказ очень гармонично вплелся бы в ключевую тему фильма, — ведь документалистка мечтала показать кинозрителю, как древние обычаи вплетаются в современную культуру, а реальность сливается с мифом.
При иных обстоятельствах Джиллиан в лепешку расшиблась бы, а выпросила бы интервью у Юджина Донована. Его семейство испокон веков жило в окрестностях Санто-Беньо. В жилах Донованов смешалась кровь гордых испанских грандов — и не менее гордых индейцев навахо. Седовласый, с орлиным носом, старик держался до того надменно и величественно, что у Джиллиан просто руки чесались навести на него кинокамеру. Неординарный типаж, что и говорить!
А теперь при одной только мысли о том, чтобы включить в фильм Юджина Донована, молодую женщину мороз подирал по коже.
Неужто Юджин и впрямь так сильно ее ненавидит? И так сильно боится? Неужто он своими руками обрушил на дорогу ту глыбу песчаника, чтобы намеренно повредить ей?
Эти вопросы терзали и мучили Джиллиан на протяжении всего пути. А Джереми между тем уверенно вел пикап по извилистым, пропыленным проселочным дорогам, умудряясь как-то ни разу не пропустить нужного поворота. И вот, наконец, вдали показалось ранчо Кита Доусона. Глинобитный домик, притулившийся под гранитным выступом скалы, выглядел именно так, как и следовало ожидать, — как непритязательный кров трудяги-фермера. Интервью проведем снаружи, тотчас же решила Джиллиан. Естественное освещение плюс роскошные виды, — ну, просто грех упускать такую возможность!
Документалистка давно взяла за правило, по возможности, проводить интервью «на дому», — чтобы не вырывать человека из знакомого окружения. Ей хотелось, чтобы рассказчик чувствовал себя спокойно и раскованно: ведь в студии или в искусственной обстановке люди обычно смущаются, теряются, путаются в словах. При таком подходе, разумеется. приходилось таскать от места к месту осветительные приборы, но результаты в большинстве случаев себя оправдывали.
В большинстве случаев.
А вот сегодняшний день, похоже, оказался исключением. Невзирая на все усилия Джиллиан успокоить и ободрить неразговорчивого Кита Доусона, тот так и не сумел расслабиться. Он мертвой хваткой вцепился в чашку с кофе, то и дело оборачивался к Джиллиан, вместо того, чтобы глядеть в кинокамеру, отмалчивался, дожидаясь ее вопросов, да и на те отвечал односложно. А результатом стольких трудов праведных явилось вымученное, натянутое интервью — и несколько сотен футов впустую потраченной пленки.
Вот с Абелем Граймсом документалистке посчастливилось куда больше. Дочерна загорелый под ярким калифорнийским солнцем, Абель щурил умные черные глаза, жевал табачную жвачку, да обстоятельно и пространно разглагольствовал про ирригационные каналы, по которым драгоценная водичка текла себе от верховьев реки к плоскогорью над развалинами деревни более тысячи лет назад.
— Эти каналы протянулись миль на двадцать, а то и все тридцать, — размышлял фермер вслух. Джиллиан нарадоваться не могла на доверительные, подкупающие интонации хрипловатого прокуренного голоса. — Здешние ребята ими пользовались, — ну, до того, как речку плотиной перегородили.
Надо будет и плотину поснимать тоже, подумала Джиллиан по пути к следующему «месту назначения». Может быть, удастся связать это грандиозное сооружение, с одной стороны, с затоплением древней деревни зуни, а с другой стороны — с благоденствием нынешних фермеров, — потомков Древнего Народа. Любопытный получится визуальный ряд, — смена поколений, смена традиций, прошлое перетекает в будущее…
Может быть, в архивах бюро ирригации удастся отыскать рабочие видеозаписи постройки плотины… Наверняка ей, как документалистке, там окажут всяческое содействие.
Или же…
Или же поступить иначе? Попросить Катберта устроить ей индивидуальную «экскурсию» по плотине? Что за блестящая возможность понаблюдать за Катбертом в процессе работы… Это поможет ей лучше понять сей великий проект, — проект, которым инженер Катберт Далтон одержим в той же мере, как Джиллиан — своим фильмом. Да, сегодня же вечером она переговорит с Катбертом насчет съемок плотины, — подумала молодая женщина, чувствуя, как сердце ее замирает от предвкушения.
Насчет съемок плотины… Ну, и о многом другом тоже.
Потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы выбросить из головы это «многое другое» и приготовиться к вечернему интервью. По счастью, Кэролайн Кулидж, — удалившаяся на покой школьная учительница, — вовсе не нуждалась в подсказках, чтобы завести разговор о легендарной Плакальщице. Старушка-визионер закрыла глаза, мысленно перенесясь из комнаты, заставленной всяческими безделушками и фотографиями, не считая прожекторов, кинокамер и оборудования звукозаписи, в некий мистический мир, созданный ее же воображением.
— Я часто ее слышу, — размеренным речитативом заговорила она. — Всякий раз, когда ветер дует с севера, плачет она об утраченном возлюбленном. Одни говорят, будто то была девушка из племени шайенов, похищенная откуда-то с востока. Однако и слова, и напев плача — это все от навахо.
Кэролайн Кулидж возвысила голос.
— Ай-и-и-и-и-и! У-у-у-ай-и-и-и!
Да, именно так звучал стон ветра, слитый с рыданиями отчаявшейся, исстрадавшейся женщины. Джиллиан оставалось только жарко молиться про себя, чтобы Кларенс не позабыл включить магнитофон. Какая запись, нет, какая запись!
— Я слыхала ее спустя неделю после того, как муж мой умер от язвы желудка, — горестно проговорила Кэролайн, словно событие давнего прошлого произошло не далее как вчера. — Она оплакивала его вместе со мною, она рыдала над моей утратой.
— Великолепно! — бормотал Кларенс себе под нос, колдуя с рычажками и шкалами. — Ох, здорово!
Не просто здорово, а очень и очень здорово! — ликовала про себя Джиллиан. Потрясающе, одно слово! Этот звук эхом повторил гул ветра, записанный накануне в каньоне, — аж мороз по коже, до чего точно! В ходе монтирования фильма в этом месте она даст «обратный кадр»: от ярко освещенной гостиной миссис Кулидж к темной пещере. Сопоставит женщину современности и женщину древности. И недавнее горе станет откликом страданию разбитого сердца далекого прошлого.
Джиллиан все еще по-детски радовалась великолепным кадрам и не менее роскошной аудиозаписи, когда съемочная группа принялась споро оборудовать холл мотеля для интервью с сестрами О'Брайен. Почтенные дамы, преисполнившись значимости момента, явились разодетые по-воскресному. Украсившись бисерными ожерельями ручной работы индейцев навахо и столь же прихотливыми сережками, сестрицы составляли изумительный контраст. Пегги — пухленькая, темноглазая, готовая в любую минуту весело расхохотаться, да так заразительно, что и собеседник не сдержал бы смеха. И Юфимия — худощавая, прямая, словно палка, и нервная, — словно на иголках.
Пока Кларенс настраивал микрофоны, а Труди прилаживала прожекторы, Джиллиан завела с сестрами ничего не значащий, беззаботный разговор. Они потолковали о погоде, о дожде, — надо же, не сезон дождям-то, а вот поди ж ты, льет как из ведра! — о проблемах и заботах мотеля, о старинном рецепте ромштекса под маринадом, — фирменное блюдо Пегги, отведать его даже из соседних городов приезжают! Для таких предваряющих интервью бесед Джиллиан никогда не жалела аудиопленки. Зачастую оказывалось, что запись вышла неплохая и вполне сгодится для «голоса за кадром», ежели само интервью получалось неудачным.
Убедившись, что сестры успокоились, расслабились, почувствовали себя «как дома», Джиллиан тайком подала знак Труди: дескать, начинай! А Юфимия с Пегги, увлеченные беседой, даже не заметили, что их снимают на видеокамеру. Постепенно и незаметно документалистка вышла из общего разговора и укрылась за «стеклянной ширмой», отгораживающей ее от рассказчиков. Сидя с краешку, словно за невидимой стеной, молодая женщина молча слушала, а сестрицы О'Брайен соловьями разливались, выдавая историю за историей, — причудливую смесь из местных сплетен, собственных побасенок и весьма сомнительных исторических фактов. Торжественно кивая, барабаня пальцами по столу, Юфимия и Пегги рассказывали о своих предках. О городке Санто-Беньо, в котором родились и выросли. О Плакальщице каньона Санто-Беньо.
Улучив удобный момент, Джиллиан на мгновение вновь перевоплотилась в ведущего.
— А вы, случайно, не помните, когда вы впервые услышали эту легенду?
Юфимия сосредоточенно нахмурилась.
— Сдается мне, я про Плакальщицу знаю, сколько себя помню, — эта история у всех на слуху.
— Сколько себя помните? То есть с самого детства?
— Ох, подумать надо…
Тут в разговор бесцеремонно вмешалась Пегги.
— Вы меня спросите, меня! Я даже день отлично помню, когда услышала про Плакальщицу в первый раз! Тридцать шесть лет назад дело было!
— Да полно, быть того не может! — оборвала ее сестра. — Память-то у тебя, точно решето, дырявая! Кто вечно забывает собаку на улицу выпустить?
— Так то сейчас. А то — тогда.
И, оправдавшись при помощи этого несколько невнятного, зато решительного заявления, младшая сестрица О'Брайен вдохновенно принялась рассказывать:
— Про Плакальщицу мне рассказал Юджин, — заехал сюда однажды вечером пропустить кружечку пива, а с тех пор, как от него жена сбежала, не прошло, дай Боже памяти, и шести месяцев. Помню, глянула — а глаза-то у него красные, от недосыпания, видать, — шутка ли, сам и хозяйство веди, сам и сынка расти, а для мужчины это не шутка! Ну, потолковали мы, — про цены на скот, да про урожай бобов, да про ветер, что в каньоне дует, да с таким гулом! Ну, а я и скажи, что уж больно похоже на женский плач. У Юджина сей же миг лицо вытянулось, — недоволен, значит, остался, — да как прикрикнет на меня, злобно так: «Полно чушь молоть!» Ну, а пивка хлебнул, так сразу подобрел, снова подозвал меня, да и рассказал легенду про эту пленницу из племени зуни; а сам он, значит, эту историю от деда слышал.
Джиллиан взволнованно подалась вперед. Сердце ее неистово заколотилось в груди. Неужто и впрямь первоисточник легенды — это семейные хроники семейства Донованов? Ох, кажется, все на свете отдала бы за интервью с Юджином!
— И, уж можете мне поверить, больше я к развалинам ни ногой, — после того, как Юджин рассказал мне, как бедняжка бросилась с высокой каменной башни прямо на дно ущелья! Бр-р-р! — Пегги даже передернулась. — А потом построили плотину, каньон затопили, а история Плакальщицы стала местной легендой.
Даже Юфимия вынуждена была поневоле согласиться с сестрой.
— Знаешь, а ведь ты, похоже, права.
— Я сама знаю, что права. Я всегда права.
— Ха! — Старшая мисс О'Брайен решительно сокрушила «невидимую преграду», воззвав напрямую к Джиллиан. — Вы спросите, кто был прав насчет того подержанного «Бьюика»? Мы все решали, купить его или нет, а Пегги как заартачится: вот вынь да положь ей машину! И что же: года не прошло, как эта колымага упокоилась на кладбище старых автомобилей!
— Вот выучилась бы водить толком, так и «Бьюик» бы прослужил на десять лет дольше! — отпарировала любящая сестрица.
Джиллиан разумно воздержалась от комментариев и спустя минуту-другую закончила интервью. Сестры так ничего и не заметили. Съемочная группа по-быстрому запаковала оборудование и разошлась по номерам, а почтенные дамы все еще продолжали бурно выяснять, кто именно «убил» злосчастный «Бьюик».
Чувствуя приятную усталость после успешного рабочего дня, Джиллиан вышла из холла вслед за Труди подышать свежим воздухом. Джереми Багряное Облако удобно расположился под навесом кафе: придвинув стул к самой стене, старик любовался темнеющим небом.
— Спасибо, что поехал сегодня с нами, — поблагодарила его Джиллиан, признательно улыбаясь. — Без тебя я бы ни за что не отыскала ранчо Доусона.
— Непременно отыскала бы, Соколенок. — Индеец пружинисто поднялся на ноги. — Сердце у тебя чуткое: ты всегда находишь, что ищешь. И вот он такой же, — добавил Джереми, оглядываясь через плечо.
Джиллиан стремительно обернулась. У одиннадцатого номера притормозил знакомый джип… вот открылась передняя дверца, и из машины выбрался Катберт. Волосы его и брови припорошила мелкая белая пыль. И сей же миг сердце, о котором столь лестно отозвался индеец минуту назад, неистово заколотилось в груди.
Катберт не заметил в тени навеса ни ее, ни Джереми. Размашистой, стремительной походкой он направился к номеру.
Поспешно распрощавшись с Багряным Облаком, Джиллиан сделала то же.
13
— Давай помедленнее: не все сразу в один день!
Мгновение Катберт не находил слов. Ну, вот не шли они с языка, и все тут! Все его существо мучительно напряглось при одной лишь мысли о том, что вот сейчас он подхватит Джиллиан на руки, уложит ее на шенильное покрывало, поцелует в припухшие губы, примется ласкать гибкое тело — и для них обоих в темноте вновь рассыпятся звездные фейерверки.
Но, заметив, что под глазами Джиллиан пролегли темные тени, а побледневшее лицо заметно осунулось, Катберт решительно дал задний ход. Она же поднялась до рассвета, с запозданием припомнил он. Припомнил и то, как молодая женщина уснула в его объятиях во время грозы.
— Не все сразу, — эхом повторил он. — Начнем с завтрашнего дня.
— Начнем, — согласилась Джиллиан, приподнимаясь на цыпочки и легонько целуя его в губы, — точно в знак скрепления договоренности. Прикосновение было совсем легким, невесомее перышка, но Далтон едва сдержал дрожь желания.
— Катберт?..
— Не тревожься, — не то проговорил, не то простонал он, прежде чем нашел-таки в себе силы изобразить усмешку. — Я — человек слова. И торопиться нам некуда.
Да, слово свое он сдержит. Даже если это будет стоить ему жизни.
Мгновение спустя он сам, своею рукой закрыл и запер дверь, отделяющую один номер от другого, гадая про себя, что такое, ради всего святого, они с Джиллиан затеяли… и чем все закончится.
Катберт проснулся задолго до рассвета — с осознанием того, что этот день возвестит начало не только непонятных, запутанных, еще десять раз подлежащих выяснению отношений с Джиллиан Брайтон.
Проект ремонта плотины, над которым он вкалывал, не покладая рук, вот уже одиннадцатый месяц, вступал в решающую стадию. Нынче утром подрядчик и его рабочие начнут закладывать миниатюрные, тугие динамитные шашки. Если все пойдет по плану, то поврежденный сектор внутренней стены откроется взгляду еще до вечера. И Катберт впервые увидит разрывы и трещины своими глазами.
Инженер по-быстрому принял душ и принялся выдавливать из тюбика крем для бритья, непроизвольно прислушиваясь: не раздастся ли из-за смежной двери какой-нибудь шорох или шум, свидетельствующие о том, что Джиллиан тоже встала? Минуту-другую он поиграл с мыслью: а не сходить ли в кафе за чашкой горячего «капучино» и гренками? Выпросить у официантки поднос и принести Джиллиан кофе в постель… И на пару минут присоединиться к ней под одеялом…
Ну да, разумеется. Можно подумать, он найдет в себе силы покинуть постель и Джиллиан раньше, чем через час-другой. Или все три, если на то пошло…
Или вообще когда-нибудь.
Бритва скользнула по подбородку и ушла в сторону, прихватив кусочек кожи.
— Уй!
Схватив салфетку, Катберт промокнул порез. Но кровь униматься и не думала. Так что со временем на улицу он вышел, украшенный засохшим кусочком белой бумаги. Предрассветный холод пробирал до костей, небо на востоке только начинало светлеть.
Заспанные рабочие-ремонтники еще только собирались в путь, когда на дребезжащем пикапчике подкатил Джереми Багряное Облако. Узкие глаза-щелочки почти терялись под тяжелыми морщинистыми веками, но Катберт безоговорочно доверял зоркости старика и его врожденным инстинктам.
— Так ты с ней побудешь?
— Она — мой друг и дочь моего друга. Я буду при ней неотлучно.
Катберт оглянулся через плечо на дверь двенадцатого номера.
— Я вернусь, как только смогу. Но сегодня начинаются взрывные работы, так что, боюсь, что задержусь допоздна, — предупредил он.
— Я буду при ней неотлучно, — эхом повторил старик.
Вождь клана навахо неспешно подкреплял силы в кафе, когда, спустя час, из номера вышла Джиллиан, нагруженная футлярами и коробками с оборудованием. Заприметив его сквозь ярко освещенное окно, молодая женщина сгрузила ношу в машину и присоединилась к старику, заказав себе черный кофе.
— Что мы сегодня снимаем? — профессионально поинтересовался Джереми, едва Джиллиан уселась напротив него с аппетитно дымящейся чашкой в руках.
— Интервью с местными жителями. Хочу передать настроения людей, которые живут ныне на земле Древнего Народа. От души надеюсь, что удастся разговорить одного-двух на тему Плакальщицы. — Молодая женщина прицельно улыбнулась официантке, что деловито протирала буфетную стойку. — А вечером, как только вернемся, запишу Пегги и Юфимию; сейчас-то им дай Бог с завтраком управиться!
Морщинистое лицо Джереми просияло улыбкой.
— Да уж, Пегги с Юфимией тебе в жизни не простят, если ты не вставишь их в фильму!
— Знаю, знаю.
Тяжко вздохнув, Джиллиан отхлебнула кофе. За какие-нибудь несколько лет она отсняла десятки и сотни интервью. И выяснила, что тяжелее всего — работать с друзьями и знакомыми.
Хороший документалист воздвигал невидимую стену между съемочной группой и субъектом. По-настоящему хороший документалист умеет поддержать и сохранить эту стену на протяжении всего интервью. Цель состоит в том, чтобы оградить субъекта от посторонних влияний, не подталкивать человека к тем ответам и реакциям, которых, как сам он считает, от него ждут. Необходимо, чтобы тот, у кого берут интервью, говорил и держался естественно, раскованно, а не как марионетка на ниточках.
А вот когда помянутый субъект помнит тебя еще малолетней девчонкой, сохранять дистанцию несколько затруднительно.
— Еще мне хотелось бы взять интервью у миссис Кулидж. А что, у нее до сих пор бывают «видения»?
— Всякий раз в полнолуние.
Культура народа навахо была насквозь пропитана мистицизмом и верой в качина. Так что индейский вождь ни за что не стал потешаться над преклонных лет женщиной, которую полгорода называло «спятившей» и «не в себе». Двадцать лет назад эксцентричная затворница до полусмерти перепугала девятилетнюю Джиллиан, впервые столкнувшись с нею лицом к лицу во время одной из своих одиноких прогулок среди скал. До чего же заинтриговала маленькую любопытную непоседу высокая, худощавая, одетая в черное женщина, как две капли воды похожая на колдунью из детской сказки! Если кто и сможет воссоздать в фильме ощущение нездешней, загадочной атмосферы и причастности к потустороннему миру, то только седовласая вдова, твердо решила про себя документалистка. Любой ценой необходимо заставить миссис Кулидж рассказать перед кинокамерой историю-другую о Плакальщице каньона Санто-Беньо!
— На утро я договорилась с Китом Доусоном и Абелем Граймсом, — ну, местные фермеры, да ты их наверняка знаешь, — между делом сообщила Джиллиан старику. — А миссис Кулидж ждет нас после ланча. К ужину я вернусь в мотель, как раз успею заснять толпу завсегдатаев, — вечером в «Трех ковбоях» народу полным-полно, — а потом «возьму в оборот» Юфимию с Пегги.
— Тяжелый предстоит денек, — с улыбкой откомментировал Джереми.
— Еще какой!
Джиллиан, которой не терпелось приступить к работе, по-быстрому допила кофе и устроила «побудку» съемочной группе. По дороге к стоящему особняком ранчо Кита Доусона она сосредоточенно вносила последние пометки в план интервью. Как и Джереми, Кит был родом из клана навахо, так что со всей авторитетностью мог поведать про технологии земледелия и ирригации, заимствованные его соплеменниками у древнего народа зуни. Такой рассказ очень гармонично вплелся бы в ключевую тему фильма, — ведь документалистка мечтала показать кинозрителю, как древние обычаи вплетаются в современную культуру, а реальность сливается с мифом.
При иных обстоятельствах Джиллиан в лепешку расшиблась бы, а выпросила бы интервью у Юджина Донована. Его семейство испокон веков жило в окрестностях Санто-Беньо. В жилах Донованов смешалась кровь гордых испанских грандов — и не менее гордых индейцев навахо. Седовласый, с орлиным носом, старик держался до того надменно и величественно, что у Джиллиан просто руки чесались навести на него кинокамеру. Неординарный типаж, что и говорить!
А теперь при одной только мысли о том, чтобы включить в фильм Юджина Донована, молодую женщину мороз подирал по коже.
Неужто Юджин и впрямь так сильно ее ненавидит? И так сильно боится? Неужто он своими руками обрушил на дорогу ту глыбу песчаника, чтобы намеренно повредить ей?
Эти вопросы терзали и мучили Джиллиан на протяжении всего пути. А Джереми между тем уверенно вел пикап по извилистым, пропыленным проселочным дорогам, умудряясь как-то ни разу не пропустить нужного поворота. И вот, наконец, вдали показалось ранчо Кита Доусона. Глинобитный домик, притулившийся под гранитным выступом скалы, выглядел именно так, как и следовало ожидать, — как непритязательный кров трудяги-фермера. Интервью проведем снаружи, тотчас же решила Джиллиан. Естественное освещение плюс роскошные виды, — ну, просто грех упускать такую возможность!
Документалистка давно взяла за правило, по возможности, проводить интервью «на дому», — чтобы не вырывать человека из знакомого окружения. Ей хотелось, чтобы рассказчик чувствовал себя спокойно и раскованно: ведь в студии или в искусственной обстановке люди обычно смущаются, теряются, путаются в словах. При таком подходе, разумеется. приходилось таскать от места к месту осветительные приборы, но результаты в большинстве случаев себя оправдывали.
В большинстве случаев.
А вот сегодняшний день, похоже, оказался исключением. Невзирая на все усилия Джиллиан успокоить и ободрить неразговорчивого Кита Доусона, тот так и не сумел расслабиться. Он мертвой хваткой вцепился в чашку с кофе, то и дело оборачивался к Джиллиан, вместо того, чтобы глядеть в кинокамеру, отмалчивался, дожидаясь ее вопросов, да и на те отвечал односложно. А результатом стольких трудов праведных явилось вымученное, натянутое интервью — и несколько сотен футов впустую потраченной пленки.
Вот с Абелем Граймсом документалистке посчастливилось куда больше. Дочерна загорелый под ярким калифорнийским солнцем, Абель щурил умные черные глаза, жевал табачную жвачку, да обстоятельно и пространно разглагольствовал про ирригационные каналы, по которым драгоценная водичка текла себе от верховьев реки к плоскогорью над развалинами деревни более тысячи лет назад.
— Эти каналы протянулись миль на двадцать, а то и все тридцать, — размышлял фермер вслух. Джиллиан нарадоваться не могла на доверительные, подкупающие интонации хрипловатого прокуренного голоса. — Здешние ребята ими пользовались, — ну, до того, как речку плотиной перегородили.
Надо будет и плотину поснимать тоже, подумала Джиллиан по пути к следующему «месту назначения». Может быть, удастся связать это грандиозное сооружение, с одной стороны, с затоплением древней деревни зуни, а с другой стороны — с благоденствием нынешних фермеров, — потомков Древнего Народа. Любопытный получится визуальный ряд, — смена поколений, смена традиций, прошлое перетекает в будущее…
Может быть, в архивах бюро ирригации удастся отыскать рабочие видеозаписи постройки плотины… Наверняка ей, как документалистке, там окажут всяческое содействие.
Или же…
Или же поступить иначе? Попросить Катберта устроить ей индивидуальную «экскурсию» по плотине? Что за блестящая возможность понаблюдать за Катбертом в процессе работы… Это поможет ей лучше понять сей великий проект, — проект, которым инженер Катберт Далтон одержим в той же мере, как Джиллиан — своим фильмом. Да, сегодня же вечером она переговорит с Катбертом насчет съемок плотины, — подумала молодая женщина, чувствуя, как сердце ее замирает от предвкушения.
Насчет съемок плотины… Ну, и о многом другом тоже.
Потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы выбросить из головы это «многое другое» и приготовиться к вечернему интервью. По счастью, Кэролайн Кулидж, — удалившаяся на покой школьная учительница, — вовсе не нуждалась в подсказках, чтобы завести разговор о легендарной Плакальщице. Старушка-визионер закрыла глаза, мысленно перенесясь из комнаты, заставленной всяческими безделушками и фотографиями, не считая прожекторов, кинокамер и оборудования звукозаписи, в некий мистический мир, созданный ее же воображением.
— Я часто ее слышу, — размеренным речитативом заговорила она. — Всякий раз, когда ветер дует с севера, плачет она об утраченном возлюбленном. Одни говорят, будто то была девушка из племени шайенов, похищенная откуда-то с востока. Однако и слова, и напев плача — это все от навахо.
Кэролайн Кулидж возвысила голос.
— Ай-и-и-и-и-и! У-у-у-ай-и-и-и!
Да, именно так звучал стон ветра, слитый с рыданиями отчаявшейся, исстрадавшейся женщины. Джиллиан оставалось только жарко молиться про себя, чтобы Кларенс не позабыл включить магнитофон. Какая запись, нет, какая запись!
— Я слыхала ее спустя неделю после того, как муж мой умер от язвы желудка, — горестно проговорила Кэролайн, словно событие давнего прошлого произошло не далее как вчера. — Она оплакивала его вместе со мною, она рыдала над моей утратой.
— Великолепно! — бормотал Кларенс себе под нос, колдуя с рычажками и шкалами. — Ох, здорово!
Не просто здорово, а очень и очень здорово! — ликовала про себя Джиллиан. Потрясающе, одно слово! Этот звук эхом повторил гул ветра, записанный накануне в каньоне, — аж мороз по коже, до чего точно! В ходе монтирования фильма в этом месте она даст «обратный кадр»: от ярко освещенной гостиной миссис Кулидж к темной пещере. Сопоставит женщину современности и женщину древности. И недавнее горе станет откликом страданию разбитого сердца далекого прошлого.
Джиллиан все еще по-детски радовалась великолепным кадрам и не менее роскошной аудиозаписи, когда съемочная группа принялась споро оборудовать холл мотеля для интервью с сестрами О'Брайен. Почтенные дамы, преисполнившись значимости момента, явились разодетые по-воскресному. Украсившись бисерными ожерельями ручной работы индейцев навахо и столь же прихотливыми сережками, сестрицы составляли изумительный контраст. Пегги — пухленькая, темноглазая, готовая в любую минуту весело расхохотаться, да так заразительно, что и собеседник не сдержал бы смеха. И Юфимия — худощавая, прямая, словно палка, и нервная, — словно на иголках.
Пока Кларенс настраивал микрофоны, а Труди прилаживала прожекторы, Джиллиан завела с сестрами ничего не значащий, беззаботный разговор. Они потолковали о погоде, о дожде, — надо же, не сезон дождям-то, а вот поди ж ты, льет как из ведра! — о проблемах и заботах мотеля, о старинном рецепте ромштекса под маринадом, — фирменное блюдо Пегги, отведать его даже из соседних городов приезжают! Для таких предваряющих интервью бесед Джиллиан никогда не жалела аудиопленки. Зачастую оказывалось, что запись вышла неплохая и вполне сгодится для «голоса за кадром», ежели само интервью получалось неудачным.
Убедившись, что сестры успокоились, расслабились, почувствовали себя «как дома», Джиллиан тайком подала знак Труди: дескать, начинай! А Юфимия с Пегги, увлеченные беседой, даже не заметили, что их снимают на видеокамеру. Постепенно и незаметно документалистка вышла из общего разговора и укрылась за «стеклянной ширмой», отгораживающей ее от рассказчиков. Сидя с краешку, словно за невидимой стеной, молодая женщина молча слушала, а сестрицы О'Брайен соловьями разливались, выдавая историю за историей, — причудливую смесь из местных сплетен, собственных побасенок и весьма сомнительных исторических фактов. Торжественно кивая, барабаня пальцами по столу, Юфимия и Пегги рассказывали о своих предках. О городке Санто-Беньо, в котором родились и выросли. О Плакальщице каньона Санто-Беньо.
Улучив удобный момент, Джиллиан на мгновение вновь перевоплотилась в ведущего.
— А вы, случайно, не помните, когда вы впервые услышали эту легенду?
Юфимия сосредоточенно нахмурилась.
— Сдается мне, я про Плакальщицу знаю, сколько себя помню, — эта история у всех на слуху.
— Сколько себя помните? То есть с самого детства?
— Ох, подумать надо…
Тут в разговор бесцеремонно вмешалась Пегги.
— Вы меня спросите, меня! Я даже день отлично помню, когда услышала про Плакальщицу в первый раз! Тридцать шесть лет назад дело было!
— Да полно, быть того не может! — оборвала ее сестра. — Память-то у тебя, точно решето, дырявая! Кто вечно забывает собаку на улицу выпустить?
— Так то сейчас. А то — тогда.
И, оправдавшись при помощи этого несколько невнятного, зато решительного заявления, младшая сестрица О'Брайен вдохновенно принялась рассказывать:
— Про Плакальщицу мне рассказал Юджин, — заехал сюда однажды вечером пропустить кружечку пива, а с тех пор, как от него жена сбежала, не прошло, дай Боже памяти, и шести месяцев. Помню, глянула — а глаза-то у него красные, от недосыпания, видать, — шутка ли, сам и хозяйство веди, сам и сынка расти, а для мужчины это не шутка! Ну, потолковали мы, — про цены на скот, да про урожай бобов, да про ветер, что в каньоне дует, да с таким гулом! Ну, а я и скажи, что уж больно похоже на женский плач. У Юджина сей же миг лицо вытянулось, — недоволен, значит, остался, — да как прикрикнет на меня, злобно так: «Полно чушь молоть!» Ну, а пивка хлебнул, так сразу подобрел, снова подозвал меня, да и рассказал легенду про эту пленницу из племени зуни; а сам он, значит, эту историю от деда слышал.
Джиллиан взволнованно подалась вперед. Сердце ее неистово заколотилось в груди. Неужто и впрямь первоисточник легенды — это семейные хроники семейства Донованов? Ох, кажется, все на свете отдала бы за интервью с Юджином!
— И, уж можете мне поверить, больше я к развалинам ни ногой, — после того, как Юджин рассказал мне, как бедняжка бросилась с высокой каменной башни прямо на дно ущелья! Бр-р-р! — Пегги даже передернулась. — А потом построили плотину, каньон затопили, а история Плакальщицы стала местной легендой.
Даже Юфимия вынуждена была поневоле согласиться с сестрой.
— Знаешь, а ведь ты, похоже, права.
— Я сама знаю, что права. Я всегда права.
— Ха! — Старшая мисс О'Брайен решительно сокрушила «невидимую преграду», воззвав напрямую к Джиллиан. — Вы спросите, кто был прав насчет того подержанного «Бьюика»? Мы все решали, купить его или нет, а Пегги как заартачится: вот вынь да положь ей машину! И что же: года не прошло, как эта колымага упокоилась на кладбище старых автомобилей!
— Вот выучилась бы водить толком, так и «Бьюик» бы прослужил на десять лет дольше! — отпарировала любящая сестрица.
Джиллиан разумно воздержалась от комментариев и спустя минуту-другую закончила интервью. Сестры так ничего и не заметили. Съемочная группа по-быстрому запаковала оборудование и разошлась по номерам, а почтенные дамы все еще продолжали бурно выяснять, кто именно «убил» злосчастный «Бьюик».
Чувствуя приятную усталость после успешного рабочего дня, Джиллиан вышла из холла вслед за Труди подышать свежим воздухом. Джереми Багряное Облако удобно расположился под навесом кафе: придвинув стул к самой стене, старик любовался темнеющим небом.
— Спасибо, что поехал сегодня с нами, — поблагодарила его Джиллиан, признательно улыбаясь. — Без тебя я бы ни за что не отыскала ранчо Доусона.
— Непременно отыскала бы, Соколенок. — Индеец пружинисто поднялся на ноги. — Сердце у тебя чуткое: ты всегда находишь, что ищешь. И вот он такой же, — добавил Джереми, оглядываясь через плечо.
Джиллиан стремительно обернулась. У одиннадцатого номера притормозил знакомый джип… вот открылась передняя дверца, и из машины выбрался Катберт. Волосы его и брови припорошила мелкая белая пыль. И сей же миг сердце, о котором столь лестно отозвался индеец минуту назад, неистово заколотилось в груди.
Катберт не заметил в тени навеса ни ее, ни Джереми. Размашистой, стремительной походкой он направился к номеру.
Поспешно распрощавшись с Багряным Облаком, Джиллиан сделала то же.
13
Закрывая за собою дверь, Катберт был на все сто уверен: он исполнит обещание, данное Джиллиан, и не станет торопить события.
Последние пятнадцать часов он провел в отчаянной борьбе с самим собою: пытаясь затушить жаркий огонь, что разливался по жилам, стоило ему подумать о молодой документалистке. Но в оглушительном грохоте и хаосе, — а чего еще ждать, когда на воздух взлетают три тысячи кубических ярдов бетона! — ему почти удалось удерживать манящее видение где-то в глубинах сознания.
Насквозь пропыленный, по уши в песке и бетонной крошке, изнемогая от усталости после стольких часов, проведенных под палящим солнцем, Катберт плюхнулся на водительское сиденье джипа и покатил назад, в город. Но едва величественная дуга плотины перестала отражаться в зеркальце заднего вида, как образ Джиллиан вновь заслонил все его дневные заботы.
Час назад звонил помощник шерифа Магнус Джералдсон, — сообщить, что его люди доставили образчик песчаника в металлургическую лабораторию центра геологических изысканий в городе Фресно. Катберт лично связался с Клайвом Бэроном, а тот клятвенно пообещал, что в течение ближайших двадцати четырех часов камушек окажется под электронным микроскопом.
А тем временем…
Катберт мрачно сощурился; в уголках глаз, припорошенных бетонной пылью, разбежались морщинки. А тем временем они с Джиллиан не станут торопить события, притушат буйное пламя, что то и дело вспыхивает между ними, как-нибудь согласуют свои графики работ. Постараются больше узнать друг о друге. Он, Катберт попытается постичь те вдохновенные поэтические видения, что всякий день заставляют документалистку пешком спускаться в каньон, да еще с тридцатифунтовым рюкзаком за плечами. В свою очередь, он охотно объяснит красавице-кинорежиссеру законы физики.
Например, наклонные плоскости.
Или принцип действия рычага.
Застонав, Катберт отогнал откровенно эротический образ, мгновенно возникший перед мысленным взором: она изображает наклонную плоскость, он приводит в действие рычаг… Ну и как прикажете не торопить события, если все, о чем он, главный инженер строительных работ, в данный момент способен думать — это горячий душ, холодный напиток и Джиллиан в его объятиях.
Этот самый вопрос Катберт задал себе в очередной раз, когда, несколько минут спустя, Джиллиан деликатно постучалась в смежную дверь. Далтон поспешно отодвинул задвижку, — руки его слегка дрожали. Молодая женщина несмело улыбнулась ему с порога. Ее лицо тоже покрывал толстый слой пыли, а волосы под бейсболкой с надписью «Доджерс» напоминали спутанную рыжую гриву.
И сей же миг его приоритетные ценности поменяли очередность. Черт с ним, с холодным пивом, решил охваченный страстью влюбленный. Все равно напиток смешается с пылью, — Бог свидетель, пыли он за день наглотался немало! — и бетоном застынет в желудке. Да и горячий душ подождет. А вот заключить эту женщину в объятия нужно немедленно, сейчас же, не откладывая. Тем более что улыбка ее возбуждала и взбадривала Катберта не меньше, чем дружеские потасовки, что они с братьями то и дело затевали на родном ранчо.
— Привет.
Одно-единственное коротенькое слово, а у Катберта тут же стеснилось в груди!
— Привет!
— Как твои сегодняшние работы?
— В нижнем правом секторе мы дошли до самой сердцевины.
— Это хорошо или плохо?
Катберт широко ухмыльнулся.
— Еще как хорошо. Мы-то полагали, что нам потребуется два дня как минимум, чтобы докопаться до внутренностей! Но наш подрядчик — мастер своего дела; умеет динамитные шашки закладывать, что и говорить!
— Так что со взрывами покончено?
— Похоже на то.
Катберт отлично знал, что за этим последует. И не ошибся. Джиллиан метнула на него быстрый оценивающий взгляд.
— Значит, завтра я могу снова вести свою группу к развалинам?
Катберт замялся. Ему очень не хотелось сообщать недобрые новости: в их сторону снова движутся грозовые облака. В верховьях реки Сакраменто уже выпало рекордное годовое количество осадков. По всем признакам, в низовьях скоро произойдет то же самое.
Подгоняемый неблагоприятными прогнозами метеорологов, субподрядчик свершил невозможное и закончил взрывные работы за один день. Теперь Катберту приходилось беспокоиться лишь об одном: ливневые паводки, бушуя в каньоне, вполне могли сокрушить увечную плотину. Ну и, конечно, оставалась еще Джиллиан с ее съемочной группой.
— Слушай, давай я сначала умоюсь, а потом мы потолкуем о рабочих графиках? — предложил Далтон.
Джиллиан подозрительно сощурилась, — видно, догадавшись, что новости у него в запасе неважные. Но настаивать не стала.
— Идет. А я принесу из кафе пару пива. Похоже, что-нибудь холодненькое и взбадривающее тебе в самый раз придется.
В последний момент Катберт прикусил-таки язык, сдержав неуместное замечание. Дескать, что-нибудь тепленькое и взбадривающее его занимает куда больше. Например, ее губы. Или изгиб ее шеи. Или любая другая доступная ее часть.
— Не могу не подивиться твоему высокому интеллекту и исключительной наблюдательности, — возгласил Катберт, поглаживая ладонью ее ключицы.
Последние пятнадцать часов он провел в отчаянной борьбе с самим собою: пытаясь затушить жаркий огонь, что разливался по жилам, стоило ему подумать о молодой документалистке. Но в оглушительном грохоте и хаосе, — а чего еще ждать, когда на воздух взлетают три тысячи кубических ярдов бетона! — ему почти удалось удерживать манящее видение где-то в глубинах сознания.
Насквозь пропыленный, по уши в песке и бетонной крошке, изнемогая от усталости после стольких часов, проведенных под палящим солнцем, Катберт плюхнулся на водительское сиденье джипа и покатил назад, в город. Но едва величественная дуга плотины перестала отражаться в зеркальце заднего вида, как образ Джиллиан вновь заслонил все его дневные заботы.
Час назад звонил помощник шерифа Магнус Джералдсон, — сообщить, что его люди доставили образчик песчаника в металлургическую лабораторию центра геологических изысканий в городе Фресно. Катберт лично связался с Клайвом Бэроном, а тот клятвенно пообещал, что в течение ближайших двадцати четырех часов камушек окажется под электронным микроскопом.
А тем временем…
Катберт мрачно сощурился; в уголках глаз, припорошенных бетонной пылью, разбежались морщинки. А тем временем они с Джиллиан не станут торопить события, притушат буйное пламя, что то и дело вспыхивает между ними, как-нибудь согласуют свои графики работ. Постараются больше узнать друг о друге. Он, Катберт попытается постичь те вдохновенные поэтические видения, что всякий день заставляют документалистку пешком спускаться в каньон, да еще с тридцатифунтовым рюкзаком за плечами. В свою очередь, он охотно объяснит красавице-кинорежиссеру законы физики.
Например, наклонные плоскости.
Или принцип действия рычага.
Застонав, Катберт отогнал откровенно эротический образ, мгновенно возникший перед мысленным взором: она изображает наклонную плоскость, он приводит в действие рычаг… Ну и как прикажете не торопить события, если все, о чем он, главный инженер строительных работ, в данный момент способен думать — это горячий душ, холодный напиток и Джиллиан в его объятиях.
Этот самый вопрос Катберт задал себе в очередной раз, когда, несколько минут спустя, Джиллиан деликатно постучалась в смежную дверь. Далтон поспешно отодвинул задвижку, — руки его слегка дрожали. Молодая женщина несмело улыбнулась ему с порога. Ее лицо тоже покрывал толстый слой пыли, а волосы под бейсболкой с надписью «Доджерс» напоминали спутанную рыжую гриву.
И сей же миг его приоритетные ценности поменяли очередность. Черт с ним, с холодным пивом, решил охваченный страстью влюбленный. Все равно напиток смешается с пылью, — Бог свидетель, пыли он за день наглотался немало! — и бетоном застынет в желудке. Да и горячий душ подождет. А вот заключить эту женщину в объятия нужно немедленно, сейчас же, не откладывая. Тем более что улыбка ее возбуждала и взбадривала Катберта не меньше, чем дружеские потасовки, что они с братьями то и дело затевали на родном ранчо.
— Привет.
Одно-единственное коротенькое слово, а у Катберта тут же стеснилось в груди!
— Привет!
— Как твои сегодняшние работы?
— В нижнем правом секторе мы дошли до самой сердцевины.
— Это хорошо или плохо?
Катберт широко ухмыльнулся.
— Еще как хорошо. Мы-то полагали, что нам потребуется два дня как минимум, чтобы докопаться до внутренностей! Но наш подрядчик — мастер своего дела; умеет динамитные шашки закладывать, что и говорить!
— Так что со взрывами покончено?
— Похоже на то.
Катберт отлично знал, что за этим последует. И не ошибся. Джиллиан метнула на него быстрый оценивающий взгляд.
— Значит, завтра я могу снова вести свою группу к развалинам?
Катберт замялся. Ему очень не хотелось сообщать недобрые новости: в их сторону снова движутся грозовые облака. В верховьях реки Сакраменто уже выпало рекордное годовое количество осадков. По всем признакам, в низовьях скоро произойдет то же самое.
Подгоняемый неблагоприятными прогнозами метеорологов, субподрядчик свершил невозможное и закончил взрывные работы за один день. Теперь Катберту приходилось беспокоиться лишь об одном: ливневые паводки, бушуя в каньоне, вполне могли сокрушить увечную плотину. Ну и, конечно, оставалась еще Джиллиан с ее съемочной группой.
— Слушай, давай я сначала умоюсь, а потом мы потолкуем о рабочих графиках? — предложил Далтон.
Джиллиан подозрительно сощурилась, — видно, догадавшись, что новости у него в запасе неважные. Но настаивать не стала.
— Идет. А я принесу из кафе пару пива. Похоже, что-нибудь холодненькое и взбадривающее тебе в самый раз придется.
В последний момент Катберт прикусил-таки язык, сдержав неуместное замечание. Дескать, что-нибудь тепленькое и взбадривающее его занимает куда больше. Например, ее губы. Или изгиб ее шеи. Или любая другая доступная ее часть.
— Не могу не подивиться твоему высокому интеллекту и исключительной наблюдательности, — возгласил Катберт, поглаживая ладонью ее ключицы.